Немецкое командование сумело правильно оценить обстановку лишь к десяти-одиннадцати часам, когда Мга была уже практически наша, а 45 гв. д и 102 сбр при поддержке 220 тбр начали наступление в направлении Синявино.
Активные действия, предпринятые противником:
— атакой 5 гсд от Арбузово вдоль берега "отрезать" наш плацдарм, с последующим уничтожением в окружении наших высаженных войск. Это решение, правильное при первоначально оцененной обстановке (8-я ГРЭС у немцев, наш десант ниже по течению, ограниченными силами), совершенно не соответствовало действительности. 5 гсд понесла потери в ночном бою, у нас же на плацдарме была свежая 268 сд, с очень хорошей артиллерийской поддержкой с правого берега, есть переправа, а значит, возможность подкреплений. Все же утром 24-го в этом был определенный смысл, продолжение же атак 25-го и 26-го, безусловно, было ошибкой немцев, приведшей лишь к огромным потерям в 5 гсд, потерявшей в итоге возможность к любым наступательным действиям;
— 96 пд, без одного полка, выдвигалась к Келколову и Мге с запада, однако же 24-го, подойдя лишь к 14 часам, атаковать не стала, ограничившись разведкой наших позиций. Что также было ошибкой, так как в ночь на 25-е нами были захвачены и взорваны железнодорожные мосты через Мгу — направления от Ивановской и от Ульяновки. Дальнейшие события 25-го сводились к попыткам немцев форсировать реку Мгу, отбиваемым с большими для них потерями;
— с полудня начались авианалеты противника на переправу и плацдарм. Однако здесь нам благоприятствовало, что наши аэродромы находились ближе, наша авиация имела численный перевес. Также, в районе переправы с нашего берега и на 8-й ГРЭС уже были развернуты два зенитно-артиллерийских полка с орудиями 37-85 мм. В результате 24-го над плацдармом и переправой было сбито одиннадцать немецких самолетов. Наши потери — три истребителя. Переправа получила легкие повреждения, устраненные за полтора часа. 25-го погода была нелетная для немцев — низкая облачность;
— артиллерийская группировка противника в Михайловском действовала против наших войск в районе Келколово — Мга — поселок шесть лишь эпизодически, так как была занята отражением наступления Волховского фронта. В то же время и наши "прощупывающие" действия в направлении Михайловки не имели особого успеха. Следует, однако, учесть наличие у упомянутой группировки весьма ограниченного запаса снарядов, так как все склады боепитания для нее находились во Мге, что весьма облегчило задачу нашей Восьмой армии, наступавшей от Тортолова;
— на синявинском направлении противник оказывал 45 гд, 102 сбр, 220 тбр ожесточенное сопротивление, временами переходя в контратаки.
Синявино стало 24-го наиболее "жарким" местом. Причем на стороне немцев было общее численное превосходство, однако остатки 170 пд были практически выключены из дела, лишь удерживая УР по берегу Невы, у Пыльной Мельницы, запирающий наш плацдарм с севера, и город Шлиссельбург, а 227 пд не рисковала включаться в действие всеми силами, нанося полновесный удар, так как противостояла войскам Волховского фронта. Это подтверждает правило, что одна пассивная оборона никогда не может принести победу. При самом лучшем инженерном оборудовании местности, кроме войск, привязанных к УРам, необходимо иметь маневренный кулак, чего у противника в данном месте не было. Отчего его контратаки, временами весьма яростные, все же носили локальный характер.
Огромную помощь нашим войскам оказывала авиация. Причем эффективным оказалось еще одно новшество: включение в состав наземных частей командиров-авианаводчиков с радиостанциями. Это позволило организовать поддержку штурмовой авиацией непосредственно на поле боя. Вместе с тем, как было замечено, тактика явно требовала доработки, так как ориентиры были с воздуха трудноразличимы. Приходилось импровизировать, указывая расположение свое и противника ракетами или дымом.
В то же время в целом эффект от штурмовых авиаударов был, безусловно, положительный. Также 24-го впервые были применены против опорных пунктов противника напалмовые бомбы большой мощности — до 1000 килограммов, сбрасываемые с Ту-2 при пикировании. Горящая огнесмесь не только затекала в траншеи и блиндажи, но и давала большое количество удушающего дыма, эффективно выводившего из строя живую силу врага. Ночью на 25-е наши легкобомбардировочные полки продолжали обработку немецких позиций напалмом, что при относительно небольших потерях противника сильно его изматывало, не давая отдохнуть.
В ночь на 25-е перешел в наступление и Волховский фронт, также используя новые тактические приемы — короткая ночная артподготовка, обработка переднего края и ближнего тыла напалмом и вперед, ориентируясь до рассвета по этим кострам. Основной удар был из Гонтовой Липки по дефиле между болотами к рабочему поселку семь и далее к синявинским высотам, поскольку тяжелая артиллерия в Михайловском уже испытывала острый недостаток боеприпасов. Так как рп 7 не был одним из главных узлов обороны, то встреча передовых подразделений 327 сд — 2-я Ударная армия Волховского фронта и 45-я гвардейская дивизия произошла уже во второй половине дня 25-го, возле станции Подгорная, севернее Синявино.
Немецкое командование, поняв, что уже не успевает предотвратить прорыв блокады имеющимися силами, решает стянуть все "горячие" резервы в кулак и восстановить прежний статус-кво. 26-го начинается битва за Мгу. Однако у немцев уже не было ни времени, ни достаточных сил. Одновременно с основным наступлением силы Волховского фронта нанесли из района Погостья вспомогательный удар на Рябово — Любань. На том участке бои оказались очень тяжелыми для обеих сторон, но стратегический результат оказался достигнут. 21-я и 61-я пехотные дивизии, на которые рассчитывал Кюхнер, оказались намертво связанными в эти важнейшие дни, а они составляли треть его "валентных" резервов. Что до Любани, то немцы позже вынуждены были оставить ее, по итогам проигранного сражения. Таким образом, эти внешне малорезультативные атаки не были бесплодной мясорубкой. Они также внесли немаловажный вклад в победу.
Причем потери немцев были того же уровня, что и наши. Новейшие тяжелые танки "Тигр" не оправдали надежд, они вязли в болотах, показав отвратительную подвижность в лесисто-болотистой местности, и оказались уязвимы для бойцов "танкоистребительных" отрядов, подбиравшихся к ним вплотную, или артиллерийских засад, открывавших огонь внезапно, с близкого расстояния, в борт или корму. Сказалась также неудачная конструкция ходовой части с "шахматным" расположением катков, крайне затруднявшая эвакуацию поврежденного танка, а также слишком большой вес. При подрыве на мине катки перекашивало, и ходовую часть по борту заклинивало намертво, после чего танк надо было тащить волоком. В результате большая часть потерянных "Тигров" в этой операции приходилась на поврежденные или застрявшие, взорванные при невозможности вытащить. Их число в разы превысило собственно боевые потери.
К 27-му, когда накал боев за Мгу и Келколово достигает апогея, 55-я армия Ленинградского фронта у Колпино, пользуясь ослаблением на своем участке, в том числе и отсутствием артиллерии, — значительная часть немецкой артиллерийской группировки в Захожье была переброшена против Келколова — Мги — начинает наступление. Но не в направлении Мги, а на ключевую для немцев станцию Ульяновка. Чтобы понять, в чем важность этой позиции, достаточно взглянуть на карту. Все снабжение немецкой группировки в "горловине" шло через этот узел на Октябрьской железной дороге, от которого отходило ответвление на Мгу, едва ли не единственное, подавляющее большинство путей сообщения, и рельсовых, и грунтовых, было направлено радиально, к Ленинграду. А в крайне труднопроходимой местности, заросшей лесом, с обилием рек и болот, перехват единственной железной дороги при полном отсутствии грунтовых дорог, был равнозначен окружению.
Тем более что 18-я армия уже испытывала серьезные проблемы со снабжением. При ограниченном числе железных дорог, каждое "минное поле", выставленное партизанами, приводило к закупорке данной конкретной линии на сутки-двое. Охранные дивизии не справлялись, доходило до того, что немцам приходилось строить настоящие "полосы обороны" с траншеями и блиндажами вдоль значительных участков железных дорог, как, например, на перегоне Гатчина — Новолисино — Тосно, привлекая для этого боевые части с фронта. Мы также не забудем подвиг наших парашютистов-десантников, сумевших в ночь на 1 декабря перехватить на полчаса перегон Ульяновка — Мга, уничтожив охрану, чтобы поставить мины и разрушить пути. Группа погибла целиком, но немцы заплатили за это тем, что маневр их войск между важнейшими участками битвы оказался сорван в самый решающий момент.
Для операции "Искра" вообще характерно отличное взаимодействие партизан и десантников с фронтом. Большинство отрядов и групп имело радиосвязь с "Большой Землей", а также агентуру среди местного населения, в том числе и железнодорожников. В результате скопления эшелонов на станциях, неизбежные после закупорки перегонов, становились мишенью для наших авиаударов. Ситуацию усугубляли проблемы со снабжением, возникшие у немцев, заставлявшие тратить время и ресурсы на ремонт не только путевого, но и станционного хозяйства, отвлекало с фронта средства ПВО, прежде всего 88-миллиметровые зенитки, опасные для наших танков. В этом была огромная заслуга ленинградского Штаба партизанского движения, проведшего большую организаторскую работу, в результате которой большинство отрядов Ленинградской области управлялось из единого центра, получая плановые задания, совсем как производственные бригады одного треста, в четком взаимодействии с армией и ВВС.
Украина, партизанское соединение С. А. Ковпака.
Это надо было до такого додуматься — на железной дороге минное поле! Причем поставленное впрок!
Как раньше было? А я, между прочим, у Сидор Артемьича с самого начала, и на железку ходил, эшелоны под откос еще в сорок первом пускал.
Выходила группа — нас, минеров, двое-трое, и отделение, или взвод поддержки. Из базового лагеря, который в лесу, не ближе чем километрах в двадцати — двадцати пяти от немецкого гарнизона... Ну и до железки примерно столько же. И если первые километров десять идти было легко, а иногда и ехали, если телега находилась, то под конец, буквально на брюхе! Подкрасться, место выбрать, и наблюдать еще, нет ли "секретов". Как часто патрули ходят или ездят на дрезине, где посты стоят? Если место подходит — на насыпь, двое с нами, остальные половина вправо, половина влево вдоль путей, патруль подойдет. Так ближе подпусти и бей, и не отходи, пока не закончим! Мину поставить, следы замаскировать — самое, между прочим, трудное... Патруль ведь тоже смотрит, заметит, вызовет саперов. И домой.
То есть день-два в один конец. Там, бывало, сутки. То есть пять дней на одну мину, один эшелон.
А если в рейде, то проблема. Лагеря нет, своих найти и догнать надо! Потому тогда мы, всем соединением переходя пути, просто разрушали их, метров на сто. Фрицам на полдня работы, тьфу!
Началось все, когда наш Сидор Артемьевич из Москвы вернулся. Он был на совещании всех партизанских командиров с самим товарищем Сталиным. Там еще были Сабуров, Федоров, Вершигора, Гудзенко, Емлютин, Дука... В общем, что ни человек, то имя. Нашему Сидор Артемьичу и товарищу Сабурову Звезды Героев вручили. А затем долго с ними беседовали, и сам товарищ Сталин, и Пономаренко — начальник Центрального Штаба партизан Украины, и генерал Рокоссовский, и другие ответственные товарищи. По делу беседовали, с умом, как воюют наши партизаны, чем фронт может им помочь, и чем мы должны помочь фронту. Тогда и решено было, и план разработан, чтобы нам и Сабурову уходить из брянских лесов. Тут партизан уже достаточно, а вот в западных областях их нет совсем, а ведь там наши, советские люди под фашистским ярмом страдают! А у нас ведь — сила! Каждый отряд — это считай, полнокровный батальон, а в соединении их четыре. Еще артиллерия есть, и даже танк у фашистов отбили, правда, он после утоп в болоте. У Сабурова тоже бойцов тысячи полторы в строю. По сути, мы как десант в тылу врага, только гораздо сильнее и подвижнее. Потому что, в отличие от парашютистов, тылы у нас есть, связь с населением. Чем мы и сильны. И разведка, и местность нам известны, и окружений не боимся, в лесах наших. А потому чувствуем себя куда увереннее. Много позже, в Предкарпатье, мне видеть довелось, как наши корпус кавалерийский в прорыв попытались ввести. Так он сунулся в тылы немецкие едва верст на полсотни и назад шарахнулся: боязно, а вдруг окружат?
И рассказал нам Сидор Артемьевич: в последний день уже, когда все, казалось, решено, вызывает их снова сам товарищ Сталин. И говорит, вдобавок к тому, что раньше, дескать, самая главная помощь партизан фронту — это если мы коммуникации немецкие прервем. И для того техника новая и тактика разработаны уже. Так что готовьтесь!
Странно только, что тогда ничего нам с собой не дали, из этого самого нового. Хотя самолеты загрузили... Одного тола целая тонна! Оружие еще, амуниция... Да и мелочи разные, тоже очень нужные! У нас в тылах немецких ведь как: в деревне мужикам газету "Правда" покажешь за относительно недавнее число, "Беломором" из свежей пачки угостишь — уже отношение совсем другое. Так вы и впрямь с Москвой связь имеете? И наше самоуважение поднимается. Ведь не какие-то махновцы мы, а полномочные представители законной советской власти!
А через месяц и до нас дошло. До нашего выхода в рейд успели. Самолет прилетел, а в нем груз этих "чертовых болванок". А по-ученому, мины системы МЗД-5. Есть в этой мине две хитрые штучки. Первая — кислотный замедлитель. Пока проволочку не разъест, мина ждет, хоть поезда над ней непрерывно ходят. Вторая же — кнопка неизвлекаемости. Именно кнопка на пружинке, прижатая грунтом, когда мина закопана, а вот если вражеский сапер попробует ее извлечь... Причем, что интересно, положение этой кнопки на деревянном корпусе, чтоб металлоискатель не брал, не задано! Вот так... Есть кнопка и крепеж к ней... сам сверли дыру в корпусе, ты один знаешь где. Так что даже я снимать МЗД, подготовленную не мной лично, побоялся бы!
И инструкторы... диверсанты. Такое началось! Ой, мама не горюй! Времени не так много было, и забот полно, по чужой ведь территории пойдем! Но это настолько важно было, что, как сказал Сидор Артемьич, даже выход можно на пару-тройку дней оттянуть. Что за пару дней сделать можно? А вот не скажите!
Сначала, конечно, занятия по устройству мины. Как в ней проводку монтировать, детонатор и замедлитель проверить, взрыватель установить, и чтобы при этом самому не взорваться. День на это, с утра до вечера. И на полигон. Да, нам самый настоящий полигон устроили, с учениями. В лесу, от нас километров за шесть, был заброшенный участок узкоколейки — лес по ней когда-то вывозили с вырубок. Так нас отправили туда, и роту в охрану, естественно. Там инструкторы заставляли нас, ветеранов, и еще добавочно набранных, поскольку минеров понадобится много, тренироваться мину закладывать! Мы-то, кто опытные, умели, конечно. Но даже нас впечатлило. Заложить мину под шпалу быстро, на время. Скрытно, чтоб после никаких следов. То же самое в темноте. И ночью же сделать тайно. В ста шагах от часового, чтобы он не заметил и не услышал ничего. А в завершение — работа группой, десять мин одновременно, засечка времени по последнему, скрытность по худшему, если хоть одну обнаружат. Три дня и три ночи — нас измотало вусмерть, что о новобранцах говорить?
