— Не мешай, сам не умеешь красиво говорить, так учись! — важно отвечал Семнорф, — Нильда, милая, ты придешь ко мне на свидание?
— Нильда, неужели тебе нравятся павлины? — не унимался моряк.
Нильда хмыкнула, взглянула на Семнорфа и выдала во всеуслышание:
— А что? По-моему он очень красиво говорит, нет?
За соседними столиками засвистели. Семнорф тут же поспешил вставить слово:
— Не слушай их, им завидно! Так ты придешь ко мне на свидание?
— А что... Приду, пожалуй...
Он вдруг оказался рядом с ней, припав на одно колено и протягивая руку:
— Ну что, пошли?
— А пошли! — расхохоталась Нильда и, крикнув, — Сегодня обойдетесь без меня! — выбежала из таверны.
Семнорф тут же взял свой плащ, шепнул парням:
— У старого причала, — и пошел к выходу вслед за ней.
В след ему неслись свист и улюлюканье, но Семнорф победно улыбался. А на душе у него скребли кошки. Как же так, еще вчера все дружно кричали: 'Царевичу слава!'
А сегодня прокляли и забыли. Никто и разбираться не стал. Недорого стоит человеческая жизнь. Невольно вспомнилась ему легенда, что когда-то рассказывал Антионольф на уроке истории. Про того юношу, Иосифа, прозванного прекрасным, которого также оклеветала жена его господина.
-Только у этого Иосифа прекрасного видимо не было хороших друзей, — Семнорф зло усмехнулся про себя, — А у нашего прекрасного Алексиора они есть!
* * *
Через короткое время вся компания собралась у старого причала. Там было темно, полно разбитых остовов лодок и всякого хлама. Черт ногу сломит. Точнее говоря, там была свалка, куда отправлялись все старые разбитые посудины, после того, как отслужили свой век. Пойти на свидание в это место никому не пришло бы голову, зато прятаться там было в самый раз.
— Нильда, надо... — Семнорф только начал, а она уже ответила.
— Ждите здесь. Я пойду к деду в фиорды. Вернусь через час. Кто со мной?
Пойти с ней вызвался Голен. Как самый красноречивый и серьезный.
Собственно, убеждать долго никого не пришлось. Она просто пришла и сказала:
— Дед. Мне нужна твоя помощь.
— Зачем?
— Помнишь, ты водил меня на днях к...
— Я понял. Что делать надо?
Тут выступил Голен:
— Уважаемый...
— Зовите меня Джулиус, молодой человек, — дед прищурился.
— Уважаемый Джулиус, нам понадобится хороший быстроходный корабль. Надо будет вывезти ночью одного человека. Подальше вывезти.
— К темнокожим в Рахсаранарт пойдет?
— Пойдет, — выдохнул Голен.
— Который час? — деловито спросил контрабандист.
— Полночь через два часа, — ответил ему один из его людей.
— Начнется отлив... Готовьте 'Милашку', — распорядился старый морской волк.
А потом обратился к Голену:
— Вам два часа хватит, чтобы вытащить его из застенка?
— А откуда вы... — хотел было спросить молодой человек, но дед только вопросительно приподнял бровь.
— Поторапливайтесь, плыть в Рахсаранарт довольно долго. Нильда, пойдешь с ними, покажешь дорогу.
— Почему вы помогаете нам? — не удержался от вопроса Голен.
— Потому что так надо, — ответ старого контрабандиста хоть ничего и не прояснил, но был весьма категоричен, — Ты еще здесь, парень?
* * *
Онхельма в последний раз проверила состояние Вильмора и с удовлетворением отметила, что дорогой старый муж благополучно пребывает в полном беспамятстве. Что ж тут удивительного, сердечный приступ в его возрасте так быстро не проходит. Его еще долго в постели придется подержать, до тех пор, пока он будет нужен. А потом... Царица улыбнулась. Ей положительно нравились советы того, кого она про себя стала называть внутренним голосом.
Сейчас ей показалось хорошей идеей сходить в застенок, взглянуть на Алексиора. Ей хотелось увидеть страх в его глазах, пусть поползает на коленях, прощения попросит. А она может и смилостивится, как знать? Она же не чудовище? Так?
Онхельма никого с собой брать не собиралась, снова применила отвод глаз и уже подходила к нижнему подземному уровню дворца, когда услышала звон стали. Колдунья мгновенно напряглась. Что это тут происходит, чет побери?!
А происходило вот что.
Нильда ждала снаружи, а четверо парней сумели отвлечь и оглушить охранника. Уже вывели из камеры Алексиора, но тут набежала стража, и завязался бой. Семнорф со всей силы толкнул ногой и вышиб старую дверь, ведущую из коридора наружу, а потом гаркнул на застывшего было Алексиора:
— Беги, придурок! Слышишь! Девчонка, тащи его отсюда!
Ей не надо было повторять дважды, Нильда схватила царевича за руку и потащила в темноту. Бежали молча, спотыкаясь на узкой опасной тропе над водой, но вскоре вышли к пляжу, а там она уже знала дорогу.
Бежать пришлось из последних сил, они опаздывали. Сзади раздавался шум, издали было видно, что во дворце какое-то движение. Алексиор чувствовал себя ужасно, ясно же, что парни попались из-за него. Что с ними теперь будет?! Что?!
В какой-то момент он остановился, развернулся и хотел побежать обратно.
— Стой! Куда ты?! Назад нельзя! — закричала Нильда и намертво вцепилась ему в плечо.
— Пусти! Он там погибнут из-за меня!
— Все правильно, — ответила девушка, — Так надо.
— Пусти! Ты не понимаешь!
— Это ты не понимаешь! — закричала она в ответ, — Так надо! Потому что отомстить за всех сможешь только ты! Но не сейчас! Пойми. Не сейчас! Для этого нужно время!
— Откуда ты знаешь?! — его трясло, и слезы катились градом.
— Я... от шамана... — Нильда тоже была в слезах, но быстро взяла себя в руки, — Нам надо торопиться! Отлив ждать не будет. Пошли.
Она снова потащила его за руку к суденышку, чьи темные паруса едва заметно покачивались в темноте.
* * *
На вершине скалы стоял мужчина в белом плаще, едва различимый в темноте. Смотрел на море. Вспоминал, как он в спешке покидал этот берег пять лет назад. Сейчас ему не нужно было спешить, сейчас он ждал. А пока ждал, мысли возвращались в прошедшее, заставляя заново переживать то, что произошло когда-то.
Конец первой части.
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
Часть вторая.
Другой берег.
Глава 19.
К тому моменту, когда царица добежала вниз, Алексиор был уже на пути к острову Рахсаранарт. Для этого надо было пересечь море, остров был первым на пути к другому берегу Версантийского моря, к так называемому 'черному берегу'. Свое название он получил за специфический угольно-черный оттенок пыли, которой было покрыто все в этих жарких пустынных краях. И люди, жившие там, были темнокожие, словно дубленые солнцем.
Ворвавшись вихрем в коридор застенка, царица увидела, четверых парней уже прижали к стене и повязали. Друзья Алексиора смотрели загнанно, но без страха или сожалений. Осознают свою вину. Тем лучше!
— Что здесь произошло? — Онхельма выглядела встревоженной, но говорила спокойно и с достоинством.
— Бе... бежал узник... — промямлил начальник стражи.
— Это я вижу.
Черт бы вас всех побрал!
— Этих запереть. А вы — немедленно в погоню! Немедленно! Он не должен уйти!
— Да, Ваше Величество... Стражники заперли всех четверых в камеру, где еще недавно сидел Алексиор, неуклюже потоптались, потом все-таки двинулись наружу через выбитую Семнорфом дверь.
Уроды! Черепахи! Улитки! Похоже, в последнее время все сговорились доводить ее!
— Я, — проговорила царица, обращаясь к узникам и прижав руку к груди, — Хотела поговорить с ним, хотела понять, что могло его толкнуть на подобную дикость...
Тут она всхлипнула.
— Хотела упросить государя, когда он придет в себя, помиловать его... Но что я вижу?! Что? Он бежал. Бежал, тем самым, подтверждая свою вину!
Царица театральным жестом прикрыла глаза рукой. Отвечать на ее речи не было желающих. Но ей-то было что сказать. И не только сказать.
— Я вижу тут четверых злоумышленников, помогавших преступнику скрыться. Но я слышала, как один вас кричал что-то девчонке. Кто. Была. Эта. Девчонка?
А вот теперь никто бы не назвал царицу прекрасной. То есть лицо ее было прекрасно по-прежнему, но он внушало страх. Она смотрела в глаза парней и напоминала им кобру, разглядывающую маленьких желтеньких цыплят. Голен выпалил совершенно неожиданно для себя:
— Евтихия. Девчонка, которую мы звали, была Евтихия!
Онхельма очень нехорошо усмехнулась и сказала, растягивая слова:
— Ты мне лжешь. Подумай хорошенько.
Но парни уже ухватились за эту мысль и все дружно забубнили, что звали они Евтихию, она, де, пришла и помогла вывести царевича. Она, де, хорошо передвигается в темноте. Она...
— Довольно! — рявкнула разъяренная Онхельма, — Довольно мне врать! Евтихия мертва. Или вы скажете, кто эта девчонка, или вам будет очень больно.
Никто, конечно же, не выдал Нильду.
— Тогда пытки, — царица пожала плечами и весело улыбнулась.
Собственно, ей просто нужен был предлог, чтобы со вкусом пытать мальчишек. Раньше Онхельме не приходилось ничего такого делать, но с тем новым советчиком, что поселился в ней, ей все было интересно. И чем больнее было глупым мальчишкам, тем веселее становилось царице. Ей даже понравилось, что они так хорошо умеют играть в эту игру. Если бы сдались сразу, она не получила бы такого удовольствия.
Под конец, когда измученные и окровавленные, но так и не признавшиеся ни в чем юнцы повалились на пол своей камеры, она сказала:
— Что ж, казнь все-таки состоится. Только вместо одного преступника у нас будет четыре.
* * *
На Совет это решение государыни не выносилось. Каким-то непостижимым образом царица буквально за день обрела непререкаемую абсолютную власть. Никто даже думать не смел ей возразить. Государь Вильмор лежал без чувств, наследник, сбежавший от виселицы, сгинул неизвестно где. Теперь Страна морского берега принадлежала Онхельме.
А потому в назначенный день вместо одной виселицы на дворцовой площади возвели четыре.
* * *
Темный дух Сафор, старейшина, смотрел на эти приготовления и уже ничему не удивлялся. То, что ждет их впереди, будет еще страшнее. Он ходил к Морфосу, спрашивал совета. Морфос велел ждать. Он итак уже сделал все что мог. Морфос. А он, Сафор, еще долго мучиться бездействием.
* * *
В день казни их привезли на площадь на телеге. Хотя идти-то было всего ничего. Только не все из них могли к этому времени ходить.
Нильда проплакала все эти дни, а сегодня знала, ее ожидает самое тяжелое испытание. Самое... Об этом сказал ей тогда шаман морского народа. Выбор. По старому обычаю, осужденного на казнь можно помиловать, если какая-нибудь девушка согласится взять его в мужья. Но их четверо, а она может выбрать только одного.
Кого... Господи... Кого из них выбрать...
Выбрав одного, она обречет на смерть остальных.
Пока палач оглашал длинный список их преступлений, Нильда все переводила взгляд с одного на другого.
Господи... Кого из них выбрать?!
Времени уже не осталось.
Она выкрикнула:
— Стойте! Я беру его в мужья.
Палач замолчал, повернулся в ее сторону и спросил со смехом:
— Кому тут нужен мешок костей? Девица? И которого ты берешь?
— Этого! — выкрикнула Нильда, показывая рукой на Голена.
Он стоял к ней ближе всех. Вернее не стоял, а был прислонен к столбу, потому что стоять сам не мог, у него были раздроблены голени.
— Забирай! — палач заржал, — Помогите ей забрать это сокровище.
Два дюжих помощника палача сволокли несчастного Голена вниз, к ногам Нильды, а на виселице действо продолжилось ровно с того момента, на котором прервалось. Палач спросил ехидно:
— Больше никого не хотят взять в мужья?
Желающих не оказалось. И через пять минут трое молодых ребят задергались на виселице, веселя толпу. Народ получил зрелище, правосудие свершилось.
Царица улыбалась. Ей даже почти не было жаль, что один из этих молодых глупцов избежал смерти. Все равно он почти труп. Пусть теперь его берет, кто хочет! Сытое удовлетворение помешало ей сопоставить некоторые факты, не то она быстро бы вычислила, кто была та девчонка, которую не выдали мальчишки даже под пыткой.
А потому Нильда была уверена, что благодушие государыни может в любую секунду смениться гневом. Она решила в тот же день вместе с Голеном уйти в фиорды.
Глава 20.
Все надо было делать быстро и не вызывая подозрений. Как ей удалось убраться с площади, на которой народ продолжал наслаждаться замечательным зрелищем, она помнила словно в тумане. Главное было раздобыть хоть какой-то транспорт. Голен сейчас не в том состоянии, чтобы смог уйти своими ногами.
Нильда старалась не смотреть на него, чтобы не разрыдаться. Бедный парень скорее всего больше никогда не будет ходить. Ей повезло, какой-то веселый горожанин, судя по одежде, строительный рабочий, предложил ей большую тачку с деревянными колесами.
— Мужа погрузить, — сказал.
Она не стала отвечать на его шутки, просто благодарно закивала, весельчак помог ей положить несчастного в тачку. Перед тем, как исчезнуть в толчее, Нильда обернулась и проговорила:
— Спасибо тебе добрый человек. Тачку свою найдешь в таверне у Пайкуса. Что в порту.
А потом без остановки направилась прямо к порту. По городским улицам двигаться было легче, тачку почти не трясло, Нильда видела, что Голен мучается болью. При каждом толчке он становился бледнее привидения, но переносил все молча. Он вовсе не сказал ни слова с того момента, как его спустили с виселицы и бросили к ногам девушки, согласившейся взять его в мужья. Молчал, будто был в прострации. Но когда выбрались ближе к порту, дороги стали похуже, гораздо хуже. Тачку побрасывало на ухабах, Голен только сжимал зубы и заливался мертвенной бледностью, Нильда все-таки разрыдалась. У таверны она остановилась, сказала:
— Я на минуту, Пайкуса предупредить, — и быстро зашла в зал.
Вышла сразу, старый Пайкус вслед за ней. Бывший морской разбойник двигался куда проворнее, чем обычно, окинул пронизывающим взглядом округу и пробормотал:
— Повезло тебе девочка. Никого. Поехали скорее, пока народ не вернулся.
Потом мазнул взглядом по юноше, скрюченном на дне тачки, и отвернулся. Много разного видел на своем веку старый пират, много смертей и казней, не раз сам вздергивал лихих ребятишек на рее, или рубил головы и выпускал потроха. Но они все, все заслужили свою смерть! Все до единого. А этот мальчик... эти мальчики... Старый Пайкус нахмурился и сказал, обращаясь к Нильде:
— Давай, я его покачу.
— Нет.
— Ты устала...
— Нет. Дедушка Пайкус, не будем терять времени. Ты иди вперед, выведешь лодку, а я дотолкаю тачку к воде.
— Ладно, как скажешь, — дед бодро пошел к старому причалу, где у него была в неприметном месте спрятана лодочка. Будто специально для таких случаев. Мало ли что может произойти в жизни бывшего контрабандиста.
Разбитая мостовая сменилась деревянным настилом, Нильда устала. Двигаться становилось все труднее, а когда сошли на пляж, стало совсем тяжело. Колеса увязали в песке, девчонка вконец измучилась, волосы растрепались и лезли ей в рот.
