В небесах поневоле, на земле вопреки. Общий

— Не сдавайся, — слегка насмешливый голос вибрировал, как у мурлыкающего кота. Но даже столь приятный, низкий тембр, к которому я испытывала определенную слабость, заставляющую меня влюбляться в обладателей таких голосов, не смог остудить клокотавшую во мне злость. Не было бы на этом нелюде доспеха, я бы ударила в ответ, нисколько не заботясь о целости своей шкурки, если рыцарь вдруг решит развязать бой. Но глухие латы не оставляли шанса для осуществления мести, так что ярость вылилась в тихом рыке и сильном ударе рукой о каменный пол. Новая, резкая боль слегка отрезвила, и я рассеянно слизнула капли крови с разбитых о камень костяшек. Досадливо поморщилась, чувствуя нарастающую саднящую боль в руке, и весьма мрачно посмотрела на рыцаря, приписав ему и эту мою неприятность. Однако мужчина словно и не заметил моих зверских гримас, спокойно поднялся и поднял меня следом, утвердив на вновь подконтрольные мне конечности. Правда, я не преминула "случайно" пошатнуться, в наивной надежде вывести рыцаря из равновесия, но только добавила к саднящей руке еще и отбитое о латы плечо.

Бросив бесполезные попытки навредить рыцарю, я с трудом уняла клокочущую внутри ярость. Но уже спустя несколько минут воодушевленного придумывания гадостей местному люду, я сообразила, что рыцаря стоило и похвалить за такое умелое возрождение жажды жизни в моем обессилившем организме. Представив, что мог сотворить с моей безвольной тушкой беспринципный кровавый маг, я ощутимо содрогнулась. А вот ободряюще сжавшаяся латная перчатка на моем плече мне явно почудилась. Определенно почудилась! А будущие синяки от поистине богатырской хватки спишем на неласковое обращение. Нельзя проникаться симпатией к своим мучителям, мало ли какими корыстными целями руководствуется этот темный, усиленно и пока весьма успешно втираясь мне в доверие? Меня, кажется, подозревали в связях с реккатом, так что можно предположить, что система "злой полицейский, добрый полицейский" впервые была использована не моими современниками.

Коридоры поменялись, теперь вокруг не было вычурной помпезности царского дворца. Голые каменные стены, мрачные статуи каких-то неприятных существ. Коридоры петляли, словно их прокладывал пьяный архитектор, и уже после четвертого поворота я запуталась в хитросплетениях местной архитектуры. Рыцари уже почти не держали, видно, сами понимали, что бежать мне некуда и незачем. Даже более того, я уже с трудом убеждала себя не вжиматься в плечо одного из рыцарей, пытаясь спрятаться от окружающей мрачной действительности.

Честно сказать, за каждым поворотом я ожидала мрачную, сырую лестницу в кишащее крысами и полумертвыми узниками подземелье. Поэтому когда рыцари внезапно остановились перед массивной дверью, окованной железом, рядок которых благополучно тянулся по правую руку от меня, я едва не дернулась дальше по проходу, где маячили такие ожидаемые мной очертания спуска вниз. Один из кавалеристов тихо фыркнул, правда, посреди пустынного коридора, в котором даже факелы трещали еле слышно, слышно рыцаря было за несколько метров. Нервная улыбка сама собой появилась на лице, и, судя по сбившемуся дыханию мужчины в доспехах, он едва сдержал повторный смешок.

Дверь открывали долго и вдумчиво. С рычагом в виде солидного лома, который обнаружился на противоположной стене. Сначала, правда, сняли воистину амбарный замок с бревна, которое изображало дверной засов. А потом едва оттянули за кольцо дверь, которой позавидовали бы и стены в домах моего мира — толстая, тяжелая и крепкая. При такой дверце и запора не нужно, я ее и так не открою. К слову, вопреки моим ожиданиям, за дверью оказался не каменный мешок с кандалами по стенам, а вполне себе уютная комнатка, с узкой кроватью, голыми стенами и узкой бойницей, закрытой мелкой решеткой. Не церемонясь, меня впихнули в помещение и закрыли дверь, которая неприятно заскрежетала по полу выступающей металлической бляшкой. Только теперь я явственно осознала, во что влипла. Пленница... Теперь идея отделиться от компании не казалась мне такой уж здравой. Откуда вообще взялись такие мысли? Словно черт попутал... Я устало опустилась на пол, откинувшись на стену, поежившись от проникшего сквозь рубашку холода. Тихо, холодно, темно. Маленькое окно едва пропускает рыжие солнечные лучи. А там закат... Красивый, сочно-алый, как кровь. Я невольно передернулась от всплывшего сравнения и с трудом приняла стоячее положение, покачиваясь на вновь ставших ватными ногах. Кровать застелена не была, из всех удобств только колючий матрас, набитый соломой и ниша в углу, без сомнения являющаяся отхожим местом. Никакой иной мебели в комнатке не наблюдалось. Повалившись на кровать, я уставилась на потолок, по которому водили хороводы красные отблески догорающей зари, раздробленные мелкой решеткой бойницы. Считать блики я начала машинально: один, два, три... Ну а в сон провалилась где-то в районе сорокового отблеска и совершенно незаметно для себя.

Пробуждение вышло не из приятных — на меня плеснули ледяной водой. Немного, всего стакан, но от этого даже неприятнее — быть мокрой местами значительно неудобнее, чем быть таковой полностью. Подскочив, одновременно отфыркиваясь, я едва не разразилась не вполне приличной тирадой в сторону своего "будильника", но вовремя заткнулась , встретившись с ледяным взглядом голубых глаз местного властителя. Закашлялась, буквально подавившись словами, и неловко присела на влажный матрас.

— За мной, — с нескрываемым презрением бросил правитель и вышел из моей каморки. Возмущение по поводу отсутствия завтрака, да и вообще всяких удобств, я так же решила придержать у себя. Хорошо хоть умыли.

Рыцари, пришедшие вместе со своим господином, встали по обе стороны от меня, но за руки не хватали. И я готова была поклясться, что слева был тот самый "добрый полицейский". Рычание, тихое, грудное, образовалось как-то само собой, изрядно удивив не только мой конвой, но и меня саму. И откуда столько злобы у меня взялось, что хочется разорвать всех тут и бежать из каменного мешка на улицу, под чистое небо... Всегда ведь была человеком на редкость спокойным и относительно домашним. А теперь вот такие дикие замашки. Наверное, правильно говорят, с волками жить — по-волчьи выть. Правда, после этого меня деликатно взяли под локти, и заставили на пару шагов отстать от драгоценного хозяина замка. А еще меня преследовало чувство, что левый рыцарь весьма нахально ухмыляется. Видеть не могла, по причине абсолютно глухого доспеха, но всей кожей ощущала его настроение, как будто он его излучал. И это бесило, потому что и у меня от этого на лицо лезла неуместная в данной ситуации усмешка. Пытаясь отвлечься от странного чувства, я с преувеличенным вниманием стала следить за дорогой. Мы снова вернулись в жилое крыло, и помпезная роскошь бросалась в глаза мгновенно, раздражая павлиньей пестротой. Я даже головой мотнула, часто заморгав, увидев произведение местных авангардистов, потрясающее своей нелепостью. Да, хозяин замка явно не страдал избытком эстетического чувства... А может это было сделано специально, чтобы не принимать гостей — ведь тронный зал был обставлен куда более приятно. Как и большой зал, куда меня привели.

Пустой почти полностью, с вереницей людей в центре и парой темных рыцарей по сторонам. Я было обрадовалась народу, даже затеплилась надежда поднять бунт, раз пленных здесь так много, но подойдя поближе я встретилась с абсолютно пустыми глазами мужчин и женщин. А уж когда хозяин замка попросил их разойтись, чтобы поставить меня в центре линии, я оценила ее и заторможенные, вялые движения — люди оказались зомби. Живыми, но от этого не менее безмозглыми и неповоротливыми. И я должна буду стать такой же?! Я едва не рванулась из рук придерживающего меня рыцаря, содрогнувшись от ожидающей меня перспективы. Если это магия, то на меня она скорее всего не подействует, а актриса из меня всегда была ужасная настолько, что врать я научилась только к двадцатому году жизни, и то по телефону. А от мысли, что разозленный неудачей замковладелец поступит со мной так же, как и с мужиком-зомби, который оказался чересчур медлительным, я затряслась вся. Спина нерадивого мужика превратилась в одну огромную кровавую рану под ударами короткой плети с железными крючьями на кончиках. Я поспешно отвернулась, не в силах смотреть на расправу. Мужчина не кричал, он вообще не издавал ни единого звука, но от этого становилось все только более жутким. Лишь когда смолк тихий и злой голос мага, костерящего неповоротливого зомби, я рискнула повернуться. Безучастный ко всему мужчина возвращался в шеренгу, пустые глаза ни на йоту не изменили своего выражения. Спина его на глазах затягивалась новой кожей, и, когда он вернулся в строй, только окровавленные ошметки рубашки напоминали о произведенной недавно экзекуции. Маг же, брезгливо перекинув орудие "труда" одному из своих рыцарей, остановился у трибуны посреди зала, на которой покоился массивный фолиант. Удовлетворенно кивнув чему-то своему, он сноровисто изобразил на полу какой-то рисунок, выливая кровь из стеклянных скляночек. Потом задумчивым взглядом окинул вытянувшихся по струнки зомби. Я ощутимо вздрогнула, когда его взгляд остановился на моей скромной персоне, а уж когда он хищно усмехнулся, и вовсе наверняка стала белее мела.

— А, наша новая знакомая, — на редкость неприятным тоном протянул маг. А потом неожиданно гаркнул — Шаг вперед!

Уж насколько я не любила приказы, а этого решила послушаться. Даже проявила излишнее рвение, сделав не шаг, а целых два. Правда, мой подвиг остался неоцененным: маг, едва взглянув на меня, небрежно махнул рукой в сторону изображения на полу и вновь уткнулся в свою колдовскую книгу. Мне стало даже обидно, что в моей покорности он нисколько не сомневался, но искушать судьбу банальным непослушанием мне не захотелось. Так что к рисунку я все же подошла. Однако вставать внутрь изображения, живо напомнившего мне наши сатанистские пентаграммы, я не решилась. И то, что вместо звезды был треугольник, меня нисколько не обнадежило. Опоясывающих кругов было три, и нарисованные между ними символы опознаванию не поддавались, хотя леди Параль показывала нам алфавиты других языков, для общего, так сказать, развития. Треугольник по углам был украшен пиалами с черными свечками, наверняка залитыми кровью. В хаотичном порядке располагались еще несколько символов, и я увлеклась их разглядыванием, силясь найти сходство с каким-нибудь языком этого или своего мира, тем более что символы казались смутно-знакомыми... Кажется, даже слишком увлеклась разглядыванием. Пронзительный взгляд в спину я ощутила запоздало и стремительно обернулась, машинально сделав шаг назад. Шаг оказался роковым. Его как раз хватило, чтобы оказаться в треугле, как про себя я окрестила местный аналог пентаграммы. Внешний круг мгновенно полыхнул веселым пламенем. Я вновь задушила в себе уже ставший привычным порыв к бегству, не представляя, как на это отзовется пентаграмма. Мрачный маг подошел к краю внешнего круга и начал быстро зачитывать что-то, тихо и неразборчиво. Через пару мгновений вспыхнул и второй круг, только не огнем, а весьма подозрительным алым сиянием, а потом и последний круг полыхнул яркой вспышкой, обратившись пеплом. Мне резко поплохело, потому как о способности крови сгорать до пепла мне известно не было. Голос мага возвысился, полыхнуло пламя на черных свечах, и я с ужасом почувствовала жар, волной растекающийся по венам. Вскрик вырвался абсолютно бесконтрольно. Краем глаза я уловила движение и повернулась к моему рыцарю, который едва смог остановить свой суицидальный порыв помочь мне. Хотя это ведь нереально, чтобы он ради незнакомки захотел вдруг кинуться на своего господина? Однако надежда, как говорится, умирает последняя и в муках. И, кажется, жить ей осталось не так уж долго. Уже через минуту я лежала на полу в плену треугла. Медленно вскипающая кровь с грохотом билась в ушах, сердце заходилось в бешеном, рваном ритме. В глазах потемнело, и сквозь грохот я не слышала даже собственного крика. Кажется, рыцарь подбежал к краю рисунка, что-то говорил мне... Да нет, это невозможно, вряд ли бы хозяин одобрил бы это. Но, уже проваливаясь в темноту забытья, я успела услышать тихое ругательство мага и резкие окрики его приказов.

Очнулась я в своей камере. Я узнала ее по знакомому рисунку алых бликов на потолке, которые я считала в первый день своего заточения тут. Но кое-что все же изменилось — колючий соломенный матрас был застелен грубым, но плотным покрывалом, сверху я была укрыта теплым плащом. Осторожно приподнялась на локтях, опасаясь каких бы то ни было последствий после моей отключки, но самочувствие оказалось на редкость хорошим. Я с некоторым недоумением посмотрела на упавшую мне на колени тряпочку, которая, очевидно, исполняла роль охлаждающего компресса. Отложив находку, я поднялась и поспешно нашла руками стену. Ноги предательски закололо от проходящего онемения. Это сколько я тут пролежала, если у меня так конечности онемели? Раздраженно встряхнувшись, я накинула на плечи подаренный мне плащ. Произошедшее тогда, в зале, я помнила плохо. Разве что голос мага, читающего неизвестное заклятие, запомнился слишком хорошо. В груди заклокотала злоба, и вырвавшемуся у меня тихому рычанию я уже не удивилась — зачем? Но успокоение не приходило, в крови разгулялся адреналин и жажда чужой крови — иначе желание зверски разорвать моего пленителя я объяснить не могла. А еще хотелось свободы. Дико, до боли в груди от сдерживаемого крика. Не замечала раньше за собой такого стремления, но наверняка этот мир меняет не только воздушную Ялю, но и меня. Сбросить накопившиеся чувства я решила проверенным способом — проверить прочность стены кулаками. Сделала всего три удара, каждый из которых отзывался болью от пальцев до локтя. Раздраженно встряхнула руками, разбитые костяшки небрежно протерла бывшим компрессом. Камера стала выглядеть зловеще с кровью на стене и редкими каплями на полу, стряхнутыми с рук. Ярость сменилась злобным ожиданием, словно бушующий внутри меня зверь притих и затаился в засаде, ожидая только удобного момента, чтобы вырваться. Да, удивился бы Теор, увидев меня сейчас. Как он называл меня на тренировках? Лакши? Кажется, эльф потом пояснил, что лакши — это безобидный зверек, живущий в горах. И еще, что эти зверьки похожи на детенышей скаршессов, местных милых саблезубых кошечек. Надеюсь, что я сумею вырасти в саблезуба.

Дверь в мою тюрьму распахнулась неожиданно и быстро. На пороге стояла пара рыцарей и некая дама в сером платье с вышитой на плече змеей. Она охнула, едва не уронив свою корзинку, когда увидела меня посреди комнаты с окровавленными руками. Я окинула вошедших равнодушным взглядом и молча вернулась на кровать, развалившись весьма фривольно. Хорошо, что здесь не было таких уж жестких предрассудков насчет женщин. Точнее они были, но только у некоторых рас — людей, орков, кентавров. Но относиться слишком агрессивно к дамам не рисковали, потому что иллюзии еще никто не отменял, как и редких дракониц со второй ипостасью человека. Нарвешься на такую даму — и поминай, как звали. Только из-за этого я смогла остаться в своем мужском костюме, в штанах, иначе пришлось бы влезать в такое неудобное платье. Процессия, замершая у моих дверей, наконец, вышла из ступора, и дама медленно подошла ко мне.