Начинается митинг, из зала до нас периодически доносятся бурные аплодисменты, короткие обрывки какой-то торжественной мелодии и одобрительный рев публики. А через пару часов официальная часть митинга заканчивается и начинается развлекательная часть мероприятия. На разогреве у нас выступает местная молодежная группа "Joy Division". Название мне совершенно ни о чем не говорит, но они здесь вроде как местные знаменитости, и это своеобразный реверанс в сторону публики, среди которой много университетской молодежи. Играют они что-то такое альтернативное, но не панк-рок точно. На мой придирчивый взгляд, все их песни меланхоличны и довольно однотипны, но судя по выкрикам — народ в зале они потихоньку заводят и настраивают на предстоящий концерт. Пора уже и нам собираться... Сначала выставив нас вон, переодеваются "звездочки", потом наступает очередь парней. Клаймич пытается рассказывать какие-то забавные эстрадные истории, но это плохо помогает отвлечься. Меня начинает бить легкий мандраж... Интересно, где носит наших кураторов? Неужели они в зале готовятся слушать речь премьера Каллагена?

Только я задумался о британском премьер-министре, как вот он — собственный персоной. В гримерку заходит представительный пожилой мужчина в черном костюме, в сопровождении целой свиты. Взгляд у Каллагена острый и внимательный, но увидев нас со звездочками, круглое лицо в очках озаряется приятной улыбкой. В народе у премьера несколько кличек — "Солнечный Джим", "Джентльмен Джим", "Большой Джим", и они все точно отражают характер и внешний вид Каллагена. Он очень высокого роста, у него отличные манеры и по-настоящему обаятелен и харизматичен. Кстати, Каллаген единственный политик в истории Великобритании, занимавший все четыре Великие Должности: был премьер-министром, канцлером казначейства, министром внутренних и иностранных дел. Неординарная личность. Нас представляют, и мы жмем друг другу руки.

— Называйте меня просто Джеймс — премьер усаживается прямо передо мной и ему секретари тут же подают какой-то документ. Судя по всему на листе бумаге написана небольшая речь

— Тогда я просто Виктор — пожимаю плечами, подвигаю в сторону мужчины пустую чашку — Может быть чаю?

— О, это было бы замечательно — вздыхает премьер — Но охрана запрещает мне употреблять непроверенные напитки и пищу. Лучше обсудим наше выступление. Поступим так. Выйдем все вместе на сцену, я скажу небольшую речь. Пожмем руки. После чего манчестерцы — ваши. Когда, кстати, у нас по плану Бирмингем?

— 14 апреля — между секретарей протискивается Марков — Все в соответствии с нашими договоренностями.

— Да, да, я все помню — рассеяно произносит Каллаген, просматривая речь

Эх, кинут нас британцы — к бабке не ходи. Нация такая. Не знаю, что у них там за договоренности за моей спиной, но "англичанка — гадит". Так всегда было и будет.

Спустя полчаса нас приглашают "на выход", и мы все вместе отправляемся на сцену. Зал набит битком, люди даже стоят между рядами, в нем полно молодежи, и нас встречают радостными криками. На мне знаменитый пиджак, расшитый жар-птицами, на звездочках длинные разноцветные платья в пол. Их открытые плечи притягивают взгляды окружающих мужчин. Я вижу несколько видеокамер — Гор предупредил, что нас будут снимать телевизионщики. Не знаю, чего ожидают англичане, наверное, маек с Лениным и коммунистической пропаганды прямо с первого слова, но я сначала просто кричу:

— Привет Манчестер!

Возбужденный народ отзывается ответными воплями. Теперь надо слегка остудить. Произношу краткую приветственную речь от лица всей советской молодежи и в частности от ленинградцев. Мой родной город — побратим Манчестера, и здесь к жителям Ленинграда особое отношение. Речь публика принимает весьма благосклонно. Передаю слово Каллагену.

Премьер повторяет мои приветствия городу и тут же задвигает о предстоящих выборах. Мол вся Британия ждет молодежь на избирательных участках. Именно за ними будущее страны и все в таком же духе. Слава богу, Каллаген выступает коротко и емко. Хоть он и хороший оратор, в зале начинают свистеть от нетерпения, намекая ему, что пора и честь знать. Народ хочет песен. И танцев. Политик быстро закругляется, жмет мне руку, целуется со "звездочкам" и, получив свою порцию аплодисментов, покидает сцену.

Я выхожу к микрофону, Коля Завадский берет на гитаре первые аккорды "Почтальона" — и вот тогда весь зал взрывается одобрительными криками и настоящими овациями. Нам тут же начинают подпевать, благо слова очень простые:

Ten o'clock postman

Bring me your letter

Ten o'clock postman

Make me feel better

Девчонки держатся отлично, легко передвигаются по сцене, приветливо улыбаются, машут публике рукой. По Ладе так вообще не скажешь, что час назад она плакала навзрыд. А вот ребята-музыканты напряжены. Но потом, видя, как хорошо нас принимают, они тоже постепенно оттаивают и дальше уже все идет как по маслу — мы исполняем песню за песней, песню за песней... В партере молодежь бросается в пляс, а я окончательно расслабившись, чувствую себя как на сельской дискотеке. Ага, "бринг ми холеру".

Первое отделение мы отыграли на одном дыхании, идем в гримерку, чтобы немного передохнуть и переодеться. Гор с Клаймичем делают нам пару мелких замечаний — не подходить близко к краю сцены, не перекрывать друг друга перед камерами... Мы дружно обещаем учесть их во втором отделении. В комнату врывается довольный Марков, рот до ушей, глаза сияют — Каллаген в восторге от нашего выступления, желает лично поблагодарить. Он просит нас задержаться после концерта и приглашает в полном составе на фуршет для VIP-персон, который состоится после его окончания. Наше согласие даже никто не спрашивает — Марков мысленно уже на этом фуршете раздает свои визитки членам британского правительства. Я просто киваю и начинаю стягивать пиджак. Мы допиваем чай, Светлана быстро поправляет наши прически, и мы снова отправляемся на сцену...

...Только добравшись поздно вечером до самолета и упав в его мягкое удобное кресло, я наконец понимаю, насколько устал физически и вымотался морально за этот долгий день, который, я смотрю на часы, уже завершился. Но эта усталость не может затмить радости от нашего успешного выступления, Пожалуй, это самый тяжелый концерт из всех, что у нас были до этого. Два часа близкого контакта с публикой — это ни разу не "генеральная репетиция Уэмбли"...! Это самый настоящий полноценный сольный концерт безо всяких поблажек, и мы на сцене честно выложились на все 100%. А теперь вот растеклись амебами по креслам, словно из нас вынули все кости. Бедная Лада — так вообще сразу же провалилась в сон, как только ее голова устало коснулась подголовника. Только Анна по инерции продолжает восторгаться и самим концертом, и горячим приемом манчестерской публики. Первый экзамен сдан, надеюсь, что дальше станет легче...

Я очень благодарен Анне за то, что на фуршете для VIP-персон она смогла оттянуть большую часть внимания на себя. У меня лично сил после концерта хватало лишь на то, чтобы улыбаться и кивать головой, отвечая на чужие восторги. Только Вера почему-то недовольно хмурилась, наблюдая, как англичане водят хороводы вокруг дочери итальянского премьера. Видимо считала, что Анна привлекает внимание из какого-то женского тщеславия. Но я-то был уверен — итальянка делает это для нас, давая время прийти нам в себя после концерта...

Вместо Коли Завадского и Лехи с нами сейчас летят Гор и Клаймич. Все остальные заночуют в Манчестере и вернутся автобусом в Лондон ближе к обеду. Так что от Биггин Хилла до отеля нас будут охранять бодигарды Анны. Что естественно вызвало мрачное покачивание головой "мамонта" и волну жуткого недовольства у Сергея Сергеевича. Ну, да... Вдруг мы со звездочками и Григорием Давыдовичем коварно рванем в Италию вместе с Анной?!

8 апреля 1979 года, воскресенье, 10.15

Лондон, отель Савой

Воскресным утром я пытаюсь отоспаться за все прошедшие дни. И, наверное, я бы так и проспал до обеда, но меня будит звонок Анны. Итальянка приглашает меня на поздний завтрак к себе в номер. Подкрепиться мне не точно мешает, я не ел со вчерашнего обеда — вот как-то не лезла в меня еда на ВИПовском фуршете после всех пережитых волнений. Я только отпаивался там теплым чаем, спасая свое бедное саднящее горло. Поэтому я искренне благодарю Анну за ее заботу, и для начала отравляюсь в душ. В зеркале отражается осунувшееся лицо — да уж... дорого мне далось вчерашнее выступление. Я даже не ожидал, что мы так выложимся. Ну, да ладно, до Уэмбли время еще есть — восстановлюсь, надо только голосовые связки поберечь. Быстро привожу себя в порядок, оставляю записку Лехе, где меня искать, и иду завтракать к Анне.

Там меня ждет очередной сюрприз. Анна отправила кого-то из бодигардов в холл за свежей прессой, и сейчас на столе лежит ворох воскресных газет со статьями про наше вчерашнее выступление в Манчестере. Анна уже все их пересмотрела и отложила для меня самое интересное. Но моя попытка схватить газету решительно пресекается.

— Нет! Сначала мы будем спасать твое горло. Я проконсультировалась с Силивино, и он приготовил кое-что специально для тебя.

На сервировочном столике стоит высокий фужер с чем-то подозрительно напоминающим гоголь-моголь, и стеклянный заварной чайник, накрытый специальным стеганым чехлом, оттуда исходит тонкий аромат шалфея.

— Откуда у Сильвино такие глубокие познания в восстановлении голоса?

— А ты хоть представляешь, сколько оперных знаменитостей перебывало в Савойе за время его работы?! И у каждого был свой метод спасения голосовых связок. К тому же есть еще и рассказы прежних шеф-поваров. Например, ходит легенда, что ваш Федор Шаляпин лечился смесью коньяка, лимонного сока, яйца и мёда, взятых в равных количествах. Но Сильвино коньяк не советовал, он сказал, что твои связки сейчас похожи на струны расстроенной скрипки, и чтобы привести их в тонус, тебе нужно сначала полоскать горло травяным отваром, а потом выпить его фирменный коктейль. И только после этого приступать к еде.

Я пытаюсь ей возразить, но мой рот решительно закрывают нежным поцелуем — Не спорь. И меньше говори сегодня, твой голос сейчас нуждается в отдыхе. А газеты я тебе сама почитаю.

Нет, итальянцы это что-то...! Надо же такое сказать: "твои связки похожи на струны расстроенной скрипки". Но противиться таким аргументам невозможно, и я послушно выполняю все предписания. В высоком фужере действительно оказывается гоголь-моголь. Я чувствую привкус меда и апельсинового сока. Анна намазывает для меня кусочек хлеба сливочным маслом, наливает в чашку куриный бульон, подвигает поближе тарелку с нежным суфле из мяса птицы. Пока завтракаю, девушка зачитывает для меня обзор британской воскресной прессы. Скорость, с которой в английских газетах печатают новости — поражает. Хотя понятно — быстрая реакция это залог успешной конкуренции, и все спешат опередить друг друга, а интернет сейчас заменяет телетайп. Анна шутит над моей неосведомленностью и говорит, что воскресные выпуски газет продаются даже лучше ежедневных, поэтому крупные ежедневные газеты издают отдельный толстый выпуск именно в воскресенье, и у некоторых из них есть даже свое отдельное название с приставкой "Sunday". Газет со статьями о нас могло бы быть и гораздо больше, но консервативные газеты, такие как "The Daily Telegraph" и "The Daily Mail" скорее напишут о королевской семье и тори, чем о митинге лейбористов и советской группе. А "The Sunday Times" для начала сто раз проверит всю информацию — они печатают только достоверные новости и очень дорожат своей репутацией.

"The Sunday Mirror" и "The Observer" — воскресные выпуски серьезных газет, поддерживающих лейбористов, напечатали большие статьи о прошедшем митинге, в которых Красным Звездам уделено особое внимание. Нас там хвалят, сдержанно восторгаются песнями, называют первой советской группой мирового уровня. А вот таблоиды "The Daily Express" и "The Sun" такой сдержанностью не отличаются — они посветили нам отдельные статьи с фотографиями. "Sun" вообще напечатало большое фото с концерта на первую страницу, сопроводив ее очень красноречивой подписью "Русские идут!". Это ключевая фраза, бывшая в 50-е страшилкой для западного обывателя, красной нитью походит через всю огромную статью, в которой от души намешана откровенная ложь о нас пополам с правдой. Все те же слухи о моем родстве с Романовым, о страшном КГБ, которое двигает группу на Запад... Анна с большим энтузиазмом зачитывает мне оттуда некоторые перлы, и мы с ней от души смеемся над буйной фантазией автора. Остается только догадываться, откуда у автора взялась такая фантастическая информация. Конечно, чего-то подобного я ожидал, но реальность превзошла все мои ожидания — такого вымысла о себе я не читал даже в Америке...

Наш завтрак со стороны выглядит почти семейным, и я ловлю себя на странной мысли, что, наверное, хотел бы почаще встречать так новый день. С Анной мне комфортно, и ее забота приятна — мы с ней словно на одной волне... Но нашу идиллию прерывает звонок Гора. Надо же, и тут он меня нашел! Майкл радостно ставит меня в известность, что сегодня вечером у меня участие в известном ток шоу на BBC. Угу... бедное мое горло!

Итальянка обещает, что не бросит меня в беде. Вечером, по возвращению в отель меня будет ждать тёплое молоко с медом и сливочным маслом, а так же ингаляция с отваром эвкалипта. Оказывается, и у Роберто Кальви были проблемы со связками после бесчисленных митингов во время предвыборной компании. Целую моего доброго ангела и, прихватив газеты, прощаюсь с ней до вечера. Дела не ждут, до вечернего ток шоу мне еще нужно побывать в нашем посольстве. Заодно и газетами кое-кому в нос ткну...

Захожу переодеться в номер и застаю неожиданную картину: обозленная Вера терзает только что вернувшегося Леху, требуя от него сказать, куда это я отправился. "Мамонт" держит оборону, и молчит как партизан, хотя мою записку он явно прочел. Увидев меня в дверях с пачкой газет, Вера бросает Леху и переключается на меня

— Витя, где тебя носит? Мы тебя обыскались!

— Кто "мы"? И зачем "обыскались"?

— Ну... я, Альдона, мама... Мы хотели узнать, когда ты поедешь в посольство. Надо же спасать Ладу!

Судя по ее неуверенности, вопросы я задал правильные. А раз Альдоны и Лады тут нет, то настоящей причины объявления меня в международный розыск я так от нее и не услышу. Похоже, просто кто-то собрался спасать меня "из лап итальянской хищницы", как за глаза называет Анну Верина мать. И я даже догадываюсь, кто именно с утра накрутил девушку. Устраивать разборки при "мамонте" я не собираюсь, а уж тем более давать кому-то отчет о том, где я был. Покупал газеты. Завтракал. И на этом все. А теперь уезжаю в посольство. С Лехой. От моего сдержанного тона у Заи начинают дрожать губы и она уже готова заплакать, но сегодня на меня это не действует. Из-за своей глупой ревности она выставила себя перед Лехой дурочкой, а заодно и меня разозлила. Мамонт от греха подальше сбегает в душ, Вера же уходит, громко хлопнув дверью.