Каменный город

— Ты хочешь свадьбу?

— Да нет, не хочу. Но ведь так принято.

— Нужно понимать смысл всех обрядов.

— И какой смысл свадьбы?

— Сва — небеса, дь — деяние, ба — богов.

— Ну так?.. — не понимала, что он хочет этим сказать.

— Пойдём уже, — вздохнул Колыан и потянул меня в сторону белокаменных хоромов.

Я стушевалась, но ногами продолжила двигать.

Внутри появились сомнения и волнение накрыло с головой. Я боялась стать женой. Тут с мыслью невесты никак не свыкнусь. И пусть Колыван мне нравится как человек, но вот так, сразу, пусть мы и знакомы уже сезон, но... Я совершенно не готова становиться женой прямо сейчас. Да и неправильно делать это вдвоём, главным образом, без наших родителей.

У нас всегда гуляли всем родом, точнее породняющимися родами, ещё и соседей приглашали на пир. Но я всю эту шумиху не особо любила. Поэтому свадьба наедине даже предпочтительнее.

Мы вошли в самые обычные небольшие хоромы через полуденные* врата, с мозаикой-солнышком посередине. Жених наклонился и снял с меня сапоги, решила повторить его жест. Он не возражал, помог мне снять плащ и свой повесил на вешалку. Переплёл наши пальчики и повёл по тёплому полу под купол.

Уже подходя к сердцевине солнечного креста от всех четырёх врат ощущался сквозняк силы. Только Даждьбога нет ночью!

Но стоило нам оказаться строго по куполом, как я устыдилась в своих мыслях. Солнышко-то никуда не девается! Да, не видим мы его, поскольку земля вертится, но оно есть!

Жених склонился в приветствии. И я поздоровалась со всеми Предками и Творцом Всевышним отдельно.

А дальше Колыван развернул меня лицом к себе, встал на одно колено, взял мои ладошки в свои, переплёл пальчики и, получив мой кивок в знак согласия, призвал центр мироздания — камень Алатырь.

И удивительно, но внутри наших объятий появилось маленькое красное солнышко... Оно так ярко светило, что пришлось зажмуриться. Послышался звон чего-то упавшего, а когда ощутила, как волосы расплелись и взлетели вверх, поняла, что то звук упавших наград жениха из расплетённой косы.

Тело пронизывала сила, я казалась частью этой силы, и даже представлять ничего не нужно было. Здесь и сейчас создавалась новая Вселенная. Наш союз!

— Лада моя, здесь и сейчас, в присутствии Родных Богов и Богинь, а также Наших Родов, — он говорил, но казалось, что его слова звучат на все хоромы, отдаваясь эхом в моём сознании. При этом я ощутила на себе тысячи взглядов. Распахнула глаза, но в сиянии Алатыря увидела лишь небесно-голубые глаза Колывана, наполненные светом, всё остальное будто растворилось и не существовало. А жених продолжил свою клятву: — Я беру тебя в жёны. Я разделяю с тобой свою Жизнь и свою Судьбу. Всё, что я имею, теперь и твоё тоже. Я клянусь, что буду любить тебя и наших детей, хранить тебе верность, защищать вас и наш дом, клянусь всё делать для того, чтобы ты гордилась своим мужем. Да будем мы вместе до самой Смерти. Носи это кольцо, как свидетельство моей клятвы! Во славу Рода Всевышнего и наших Предков!

При его словах о кольце, я почувствовала на своём некогда безымянном пальчике левой руки, а ныне пальчике жены, колечко. Страх отступил. Я больше не боялась стать его женой. Будь, что будет!

— Ладо мой! — заговорила я внезапно охрипшим от волнения голосом. — В присутствии Родных Богов и Богинь, а также Наших Родов я беру тебя в мужья. Я разделяю с тобой свою Жизнь, свою Душу и свою Судьбу. Всё, что я имею — теперь и твоё тоже. Я клянусь любить тебя, хранить тебе верность, заботиться о тебе и наших детях, хранить Домашний Очаг и справно вести хозяйство, делать всё, чтобы ты гордился своей женой. Да будем мы вместе до самой Смерти. Носи это кольцо как свидетельство моих клятв! — пришлось на этих словах представить, как надеваю сотканное из света колечко на палец мужа. И завершила клятву словами: — Во славу Рода Всевышнего и наших Предков!

После этих слов Алатырь исчез. На какое-то мгновение краем глаза увидела вокруг нас наших родителей и всех моих живых и ушедших родичей, а также незнакомых людей. Но когда подняла голову и стала оглядываться, то вокруг нас никого не было.

Чудно! Но вот мои глаза встретились с его голубыми глазами, уже утративших сияние.

Муж поднялся с колена и заключил меня в объятия. Мы не разрывали взгляда. И вот его глаза стремительно приближаются, а уста накрывают мои. И весь остальной мир вновь перестаёт существовать. Есть только Он и Я.

Меня всё же отпустили, не полностью, правда, всего лишь из объятий. Колыван подобрал свои награды и за руку повел к полуденным вратам. Там помог одеться и обуться и вывел из хором. А ведь он теперь муж мой. Муж!

От таких мыслей я смутилась.

Всю дорогу мы молчали.

Я доверилась Колывану, позволив вести.

Через какое-то время мы оказались на пороге двухъярусного небольшого причудливого каменного домика, у которого деревянные наличники и ставни были изрезаны замысловатыми рисунками, а стены казались волнами.

Стоило нам подняться на крылечко, как дверь распахнулась. А пороге нас встречали с хлебом-солью родители да дети — мальчик с девочкой лет восьми. Я смутилась ещё сильнее. Ещё и космы под плащом распущены, а ведь в его доме я не имею права ходить с непокрытой головой. Пусть меня и приняли в род Колывана, но сила у меня иная.

А муж подхватил меня на руки и перенёс через порог. Когда же вновь оказалась на ногах, вместе с мужем склонилась до земли.

— Дорогие дети! Хлебом-солью мы встречаем вас. На этом свете вы всё делите пополам — радости, печали, счастье да любовь! — сказала свекровь, а отныне матушка моя.

— Живите в мире, дружбе, ладе, уважении! И желаем вам много деток! — это свёкр молвил.

Мы поцеловали свадебный каравай, а потом откусили по кусочку. Отец поднёс чашу с водой ключевой и дал нам испить по глотку.

— Мы вам постелили в твоей комнате, — сказала матушка.

Колыван кивнул, а в следующий миг мы уже находились в другой комнате. Там горел приглушённый свет. Муж наклонился да начал разувать меня. А когда всё сделал, пришёл мой черёд. Я отчаянно краснела, снимая с него сапоги.

Вновь стало боязно от неизвестности, того, что меня ожидает сегодня, по сути, сейчас.

Колыван не торопился, развязывая завязки наголовника, расстёгивая пуговицы плаща.

А я не в свадебной сорочке! Шила и себе, и жениху, да не воспользовались даже.

Я глаза боялась поднять. И вот я уже осталась лишь в исподней сорочке. Стою, дрожу.

— Я не сделаю тебе больно. Веришь? — спросил, наклоняясь Колыван, и так нежно поцеловал в уста, что ноги подогнулись. Но меня удержали. Следующей стала последняя преграда. Лишь освободив от неё, меня, полностью обнажённую, подхватили на руки и отнесли на застеленное шёлковыми простынями ложе. Это их родители покупали в Камень-граде? Для нас?

— Если тебе так страшно, можем подождать... — прошептал муж.

Подождать? Родители ведь завтра проверят простыни.

Муж по-прежнему был в своей военной форме. Красив, но как же страшно!

— Взгляни на меня, — прошептал Колыван.

И поняла, что вся сжалась, даже зажмурилась.

— Я такой страшный?

Я распахнула глаза, помотала головой.

Вдруг свет погас, погружая нас почти в кромешную тьму.

— Мы будем просто спать вместе. Как всегда, — сказал муж, раздеваясь. Потом укрыл меня одеялом и сам забрался под него.

— Я не знаю, чего боюсь, — прошептала, когда он прижался ко мне. Обнажён, полностью, отчего-то это осознание заставляло сердце стучать быстрее. — Это ведь впервые...

— Нет. Мы много раз спали вместе.

— Да, но... Телесного единения у нас ведь не было.

— И сейчас не будет.

— Почему? — удивилась я.

— Ну во-первых, ночь. А ночью положено спать.

— Но это ведь свадьба...

— Ты уже моя жена.

— А во-вторых?

— Отоспимся, тогда и посмотрим...

— А что скажут твои, когда чистые простыни увидят?

— Мои? Родители, что ли?

— Ну да.

— Ничего не скажут. А должны? И почему простыни должны быть грязными?

— Скажут, что я была не чиста...

— В твоей голове очень много мусора и страхов.

И муж вдруг привлёк меня к себе и положил на свою грудь.

Его сердце билось спокойно. Тук-тук, тук-тук.

— Спи, жёнушка. День выдался насыщенным.

Его слова успокоили. И близость дарила чувство защищённости. Вскоре усталость дала о себе знать, унося меня в царство грёз.

Солнечный лучик разбудил меня.

Я приподняла голову, понимая, что тело затекло и шея болит. Обнаружила под собой Колывана. Вспомнила произошедшее. Покраснела, как мне показалось, от головы до пят. А ещё мне стало жутко стыдно. Вспомнились страхи. Что обо мне подумают родители мужа?

Муж вздохнул и открыл глаза.

— Что опять? — спросил недовольно.

Я скатилась с него, но он поймал и вновь водрузил к себе на грудь.

— Рассказывай! — велел, глядя в глаза.

— Что рассказывать?

— Чего ты стыдишься?

Как это рассказать я не знала. Списала на разницу в воспитании и семейных обычаях. Поэтому всё же поведала, что после первой свадебной ночи у нас вывешивают окровавленную простынь. И если крови нет, то девушка клеймит себя позором.

— Ну и порядки, — муж закатил глаза. — У нас такого нет.

— Обычая вешать простынь?

— Не только вешать. Позором считается, если кровь всё же была.

— Что? — моему удивлению не было предела. — Но вы ведь женитесь на девственницах, разве нет?

— Да. Но повредить свою Богиню считается позором, как и сделать больно.

— Я не понимаю.

— Поймёшь, когда будешь готова.

— Не понимаю.

— Ты не готова: дрожишь, боишься, зажимаешься. Это однозначно приведёт к боли и повреждению. И хоть я повода не давал и, наоборот, подготавливал к тому, чтобы ты не испытывала стеснения при виде меня без одежды, а также при моих прикосновениях, ты всё равно боишься, — и он вздохнул.

— Хочешь сказать, что пока я сама не захочу, ты не...

— Всё должно быть по обоюдному согласию...

Я скатилась с него, прикрываясь одеялом, благо, он не удерживал.

— Постой! — застали меня врасплох.

— Что? — остановилась на краю ложа, уже свесив ноги.

— Повернись ко мне.

Повернула голову.

Он вздохнул, встретившись взглядом, перекувыркнулся и оказался передо мной на полу. На одном колене. Наши глаза очутились на одном уровне.

— Откройся. Сама.

Я не поняла, о чём он. Сидела и глядела на него. Он опустил взгляд на одеяло, в которое я вцепилась. Ой!

Разжала руку. Каких это усилий стоило с моей стороны! И смущалась я ничуть не меньше.

— Прикоснись ко мне...

— Что? — удивилась я. Но поняв, что он замер, выглядит спокойно, а мои движения и поступки со стороны говорят о том, что я жутко боюсь стоящего передо мной человека, всё же осмелилась. Положила ладошку ему на грудь и тут же одёрнула руку, сжимая её в кулак.

— Страшный?

— Н-нет!

— Обжигаю?

— Нет!

— Тогда что?

А я осознала одну вещь: что он должен думать, когда я так шарахаюсь от него?

— Прости... — и я положила всё-таки ладонь на его грудь. Провела по ней, наткнулась на рубец, а ведь внешне почти не заметен. Пальчиками исследовала уплотнение, стараясь прикасаться нежно, двинулась дальше, по волоскам, нащупала ещё одно уплотнение, потом ещё и ещё... — Что ты чувствуешь? — решилась спросить, поскольку лицо и тело супруга не отражало никаких изменений.

— Мне приятно.

— А рубец? Болит?

— Нет.

Отметила, что рубец проходит через всю грудь справа от грудины сверху вниз, то исчезая, то вновь появляясь.

— Что с тобой случилось?

— В детстве пренебрёг безопасностью, прыгал с крыши с друзьями, и упал на кем-то брошенную зубьями вверх пилу. Благо, рёбра уцелели, выдержав удар.

От его слов холодок прошёлся по позвоночнику и спустился к пяткам.

— Жуть!

— А что с тобой случилось, что ты воды боишься? — вспомнил он давнишний неоконченный разговор.

Я закрыла глаза, припоминая подробности. Нужно рассказать, постараться не испытывать при этом полного погружения в воспоминания.

— С отцом на рыбалку ездила, — тихо призналась я. — Долго упрашивала. Он не хотел, говорил, что это не женское дело. И вот, согласился-таки. Я так радовалась. Мечта сбылась! Поехали вдвоём. А потом ветер поднялся, да такой сильный и резкий, что лодку перевернуло. Я хоть и умела плавать, но так перепугалась, что тонуть начала. Отец вытащил, хорошо что это недалеко от берега было. Но там глубоко оказалось. Вот только теперь боюсь большой и глубокой воды.

Колыван притянул меня к себе и обнял. А я ощутила к отцу огромную благодарность. Ведь если б не он, не выросла, замуж не вышла, и сейчас с мужем не разговаривала.

— А чего дрожала вчера?

— Ну, всё ведь в первый раз...

— Кто-то напугал, сказал, что больно?

Кивнула. Да, сёстры двоюродные пугали. И ненасытными мужьями, и болью и неприятными ощущениями. Что терпеть приходится, и никуда не деться. Если так подумать, может ещё и поэтому замуж не хотела. Боялась того, что будет после свадьбы. Особенно пока не забеременею.

Похоже, я сказала об этом вслух. Потому что муж нахмурился.

— Не слушай никого. Всё неповторимо у каждого. Зависит от чувств, желания обоих, от воплощения ласк.

— А что мы твоим родителям скажем?

— А разве мы что-то должны говорить?

— А если спросят?

— Не спросят.

— Ну а другие?..

— Это не их дело. Спали вместе? Спали. Всё!

Я улыбнулась.

— Садись, причешу, — предложил супруг.

Пришлось отстраниться. Муж вдруг положил на постель взявшиеся из ниоткуда красиво сложенные вещи, в которых я узнала законченные свадебные сорочки из сундука с приданым в квартире теперь уже мужа. Хотела взять сорочку, но мне не позволили.

— Нет. Пока не отвыкнешь смущаться меня, в спальне ты в чём мать родила ходишь, если мы одни, — шепнул любимый, наклоняясь к уху и обжигая чувствительную кожу шеи.

— Только если ты разденешь, — решила поспорить и побороть свой страх.

— Хорошо, — улыбнулся супруг.

Ну вот, вогнал в краску! Постаралась отвлечься от этих мыслей и подумать о чём-то другом.

Например, о волосах! После вчерашнего обряда космы отросли до колен. Значит, никто и не заметит укорочение моей косы. Хотя, о чём это я! Теперь длину моих волос вообще никто знать не будет.

А когда Колыван заплёл, поняла что у меня теперь две косы. Запоздало вспомнила о своём очередном страхе лишиться косы. Усмехнулась. Сколько, оказывается, во мне неуверенности, сомнений и страхов.

Нашлась и сорока* в стопке на ложе, как и гребень.

Муж спрятал мои косы под головной убор. Естественно, я вызвалась его переплетать. Нашлись и его награды в кармане плаща.

Когда мы выбрались из комнаты, матушка уже суетилась в стряпчей.

— Я пойду к отцу схожу, — шепнул любимый. Поприветствовал маму, поцеловал и обнял её, а потом ушёл из стряпчей.

— Доброе утро, матушка! — поклонилась я.

— Доброе, дочка! Хочешь помочь с завтраком?

Я кивнула. В четыре руки дело пошло быстрее, свекровь решила накрыть свадебный стол, сверялась по списку с перечнем блюд. Что-то полуготовое уже было, она из застывалки доставала.