Каменный город

Глава 1

— Кто здесь? — спросил стражник, делая шаг ко мне.

Мимо прошёл целый отряд. Вздохнула облегчённо. Похоже тот, что обратился ко мне, тоже ушёл. А может, и не ко мне?

— Беляна? — услышала совсем рядом тот же голос. До чего же знакомый!

Даже вздрогнула от неожиданности.

И тут вспомнила, где слышала его. Сердце от страха ухнуло в пятки.

Это тот самый страж порядка, которого вчера позвал ур*! Я тогда едва не померла со страху, когда он вошёл в тронный зал. Думала, может, нарушили что с отцом, и нас, в лучшем случае, взашей выпрут из палат. Правда, вчера всё обошлось: стражник просто подошёл, внимательно меня рассматривая. Мне показалось, что глядел в самые потайные уголки души, потом отступил. Но это было вчера.

А сейчас вспомнилось его хмурое лицо, вызывающее дрожь в коленках. О, боги, как же он грозен и страшен! Да и высок — я ему едва до груди достаю.

Но я, ведь, ничего не нарушила, а значит, нечего бояться. Собрала силу воли в кулак, поборов страх, и вышла из-за занавески.

— Откуда ты меня знаешь? — быстро задала встречный вопрос.

— Всех знаю, кто приписан к палатам.

Я встретилась взглядом со стражником, задрав высоко голову и, отринув неуверенность, принялась нагло рассматривать его. Светло-русые волосы, перевязанные очельником*, да коса, спускающаяся по груди до пояса, без наград. Ярко-голубые глаза, выглядывающие из-под кустистых грозных бровей, выделялись на бородатом лице с правильными чертами. Красив, но как же страшен! Сглотнула, закрыла на миг глаза, успокаиваясь.

— Беляна, ты когда ела в последний раз? — спросил стражник строго.

При упоминании еды, живот вновь забил тревогу.

— Ясно. Пойдём!

— К-куда? — испугалась я. А что, если нарушаю какие-то правила палат, с которыми не успела познакомиться? Устав внутреннего распорядка палат я так и не видела.

— В едальню, — прозвучал ответ.

— М-мне нельзя!

— Пошли, это приказ!

И он, не дожидаясь меня, направился по намеченному пути. Я выпуталась из занавесок и побежала следом, ведь ослушаться стражника не могла — об этом сразу сказала женщина, которая селила меня в пристройке.

Я не желала неприятностей. Меня ведь управляющий сразу предупредил, что здесь кормят лишь Высоких гостей да просителей, ну и стражу. Остальные сами по себе.

А может, я сразу не понравилась этому стражнику, и он решил меня таким вот способом выпереть? Вначале покормит, затем позовёт управляющего и меня с позором выкинут на улицу.

А я голодна, да. Но не хотелось, чтобы меня жалели. Живот заболел. Вчера нас кормили. С тех пор даже росинки во рту не было. Вздохнула, отгоняя мысли о еде. Отец, хоть и оставил кристалл с местными деньгами, да целый месяц на них продержаться надо, а есть в едальнях недешево. На девятицу* разве что хватит, если заказывать по одному блюду.

Ну что ж я подвох везде жду? Ну так это ж Столица! Сюда не только лучшие из лучших приехали, но и всякий сброд в надежде лёгкой наживы. Батюшка мне таких показывал, притворяющихся калеками и выпрашивающих милостыню.

Отец уехал ещё вчера. Как он там? Мы даже толком не попрощались. Сказал, что оставляет меня на наших Учителей, и уехал, чтобы ещё одну ночь не оплачивать на постоялом дворе, а меня заселяться отправили в пристройку да получать наряд на обязанности.

А началось пять лет назад, когда Учителя только-только прилетели. Уже тогда отец всё время ходил задумчивый, да душу никому не открывал. И вот с месяц назад сказал, что собирается в Камень-град, просить совета у ура. И мне предложил с ним поехать — город необычный показать, зная, как люблю всё неведомое. А ур повелел мне здесь остаться. С ним не поспоришь! Всё же Великий Учитель, один из присланных самим Творцом. Да я и рада была, до сегодня. Не то, чтобы домой совсем уж не хотела. Просто это ж Столица! Дома ждёт сватовство да замужество. А слишком много охочих до меня женихов, да ни один не вызывает таких чувств, чтобы я захотела вернуться. Да и понимаю, что мой долг как женщины замуж выйти да детишек нарожать, а как представлю всех знакомых юношей, так хочется удрать куда подальше. Вздохнула, отгоняя неприятные мысли. Отец вот уже должен был улететь домой. Как он там? Уже наверняка дома! Немного взгрустнулось и подумала о том, что сделала не так, обратив на себя внимание этого высокого стражника.

Перед тем, как спрятаться за занавеску и услышав звонок, я сновала из зала в зал, делая опись всех диковинок, уже не видя того великолепия, что поразило меня в первый раз, когда с отцом просить совета пришли. Очередная ваза, выше меня в полтора раза, из яшмы. Стояла на подставке. Я сверила её с накладными. Около тысячи пудов.

Пришлось запустить измерители. Они взлетели над вазой и стали водить лучами со всех сторон, строя её трёхмерное изображение передо мною. Вскоре, помимо внешнего вида, появились чертежи в разрезе с размерами вазы, её весом, даже цветом.

После чего я эти данные вписала в учётную книгу. Надо всё переписывать, причём от руки! Лишняя бумажная волокита. И кто это придумал? Зачем? Есть же накладные! Или тренируют моё терпение?

Я вздохнула. С диковинками я умела обращаться ещё в родном Турухе. У нас семейное дело в городе, мы перерабатываем полученные от наших родичей волокно, полученное из льна, крапивы, делая из них ткани, а затем продаём в своей лавке, и учёт вести доводилось, и у всех родичей на всех частях производства довелось потрудиться. И диковинками пользовались. А как единственную дочку, отец берёг меня, стараясь оградить от более вредного труда.

Завершив в этом зале, перешла в следующий. Обрадовалась читальне! Книги я любила! Но прикинув объём работ, я погрустнела. До вечера мне справиться не представлялось возможным. Ведь каждую книгу надо раскрыть, сделать снимок титульной страницы, полистать до конца, отмечая количество страниц, присвоить каждой номер. Когда тут читать?

Тут прозвенел звоночек, оповещающий время обеда. Вначале я встрепенулась, а потом вспомнила, что кормят лишь посетителей, и окончательно опечалилась. Обеденный перерыв нам полагался, но кормишься за свой счёт. И не в стенах палат. Промелькнула мысль затесаться среди просителей? Авось, не узнают. Но страшновато. Могла лишиться такого тёплого местечка. Труд тут нетяжёлый, платят неплохо, правда, лишь в конце месяца. Без особых навыков сюда и не устроишься. А меня взяли!

Я подошла к окну, глядя грустными глазами во двор, видя, как во внутреннем пространстве, в саду, суетятся люди, шествуя скоро по дорожкам, явно сотрудники. Скорее всего, отправляются на обед за пределами палат. Просто на набережной точно не было никаких лавок, мы с отцом, прежде, чем зайти в палаты, погуляли по округе. А потом, услышав, звоночек на обед и испугавшись, что кто-то услышит урчание моего живота, я спряталась за занавеску, даже не подумав, что от звуков она не защитит.

И вот сейчас я следую за стражником, будто преступница, пойманная за руку в мгновение, когда разбивала произведение искусства. Кто увидит нас — так и подумают, наверное.

Мы зашли в богато убранное помещение, где за огромными длинными столами уже сидели люди, слышался шум, гам, хохот. Нас не заметили даже когда прошли помещение насквозь, затем подобное второе, третье... Пятое оказалось пустым. И меня повели в боковую дверцу. Там нашлась лестница вниз. Спустившись на три яруса, мы очутились в стряпчей с высокими потолками, столами, плитами, с людьми суетящимися туда-сюда. Были и огромные горшки с едой, явно не на одного человека рассчитанные или... На уров? Хотя, где же им ещё обедать? Как они вообще принимают людей от зари до зари в этом нескончаемом потоке просителей?

— Матушка Малина, я тут тебе Беляну привёл. Сможешь накормить её?

Матушка окинула меня удивлённым взглядом. Это та самая женщина, что селила меня вчера в палатах. Тоже строгая.

— Твоя наречёная, Колыван? — уточнила она у моего провожатого.

— Моя, — солгал страж, не моргнув даже глазом. Как он может, да ещё и в этих стенах? Ложь порицалась в нашем городе. Лучше молчи, если не желаешь отвечать, но любое слово кривды, неправды и лжи отражалось на твоей душе, как поступок против совести. А есть ли у него совесть? Поговаривают, что есть люди, давно уже не живущие по конам Предков, нарушающие заветы Творца.

— Ладно, накормлю, да готовой еды для неё нет, всё смели. Не объедками ж её потчевать! — возразила хозяйка стряпчей.

Значит, те огромные горшки для уров. Интересно, а как их поднимают? Мужчин здесь не видно.

Окинула взглядом ещё не убранные столы, которые молодая девушка уже порывалась протирать, и, схватив стоящую неподалёку чистую миску, стала ладонями сметать кусочки нарезанных, но не использованных в блюдах овощей. И это объедки?

— Ты что делаешь? — спросила матушка Малина.

— Ем! — ответила я и набрала полную ладонь и в рот отправила. Жалко же выбрасывать! Дома у нас даже соперничество было с младшими братьями — кто быстрее съест.

Удар стал неожиданностью. Я вздрогнула, узрев, что по чистой случайности он прошёлся мимо моих пальцев. Бросила непонимающий взгляд на моего спасителя от голода, но его уже нигде не было. Перевела взгляд на разъярённую женщину.

Следующий удар был нацелен уже в мою грудь. Я шарахнулась, выронив миску, озвучившую стряпчую звонким грохотом.

— Неплохая скорость, — одобрительно буркнула стряпуха. О чём это она?

— Матушка Малина... — я попыталась вразумить женщину, она ведь обижает меня на виду у всех! От обиды защипало в глазах. Я выскочила из помещения в первую попавшуюся дверь.

— Ты что свинья? — грозно вопросила она, продолжая гоняться за мной. — Достоинство есть? Как тебя вообще сюда взяли?

— Но кусочки хорошей еды вы всё равно выбросите... — оправдывалась я.

Мы — городские жители, поэтому кроме кошки никого из живности дома не держали. Всё, что могли доесть, доедали. Очистки только раз в девятицу отдавали собирающему для своей свинарни извозчику.

— Нет! Я их птицам скормлю да на свинарню пойдут все объедки.

— Я очень хочу есть... — попыталась оправдаться.

— Да лучше с голоду подохнуть, чем вести себя как собака!

В чём-то матушка была права. Я уже взрослая, а зрелые мужчины да женщины себя так не ведут. Это детская выходка. Я остановилась посреди незнакомого помещения. Такие же сводчатые потолки, как везде на всех ярусах. Столы с пустой чистой посудой, сундуки по стенам.

— П-простите, матушка Малина! — я повернулась к стряпухе.

— Ладно уж! Тебе повезло, что твой наречёный не видел!

Хотела сказать, что он не мой наречённый, но стряпуха перебила:

— Молчи и слушай!

Я кивнула, не желая спорить.

— Сюда абы кого не берут! И если хочешь выжить здесь, а не на улице оказаться, значит, веди себя с достоинством и будь готова ко всему, в том числе и удару из-под тишка. А то похожа на испуганную лань. Кем устроилась? — несколько смягчилась она.

— Описываю утварь, диковинки.

Стряпуха схватилась за голову. Неужели такой труд ввергает сотрудников в ужас?

— Голова моя дырявая! Чаши пустые! Пойдём! — и она быстро пошла в сторону стряпчей.

Там вручила мне банан, сказав: "Ешь!", яблоко, грушу, затем шмат мяса. Я помотала головой — мясо не ем.

— Яйца тоже?

— И яйца.

— Молочку ешь?

Я кивнула.

Мне достали из холодного помещения жбан творога, отсыпали в чистую миску.

— С чем будешь?

— С мёдом, если есть.

— Есть!

Наложили и здоровую ложку мёда.

— Ешь!

Я села за стол, поблагодарила за всё и начала степенно есть, помня, что лучше голодной умереть, чем показать свой голод.

Стряпуха суетилась вместе с женщинами. И когда доела и помыла за собой посуду, поблагодарив за вкусную еду, предложила свою помощь.

— Нам надо все чаши и вазы наполнить фруктами.

— Все? Даже ту огромную? — описываемая мною сегодня ваза вызывала ужас, ведь до верха мне даже не допрыгнуть.

— Да, перестарались мастера, но она не для людей предназначена.

Намёк я поняла. Для наших высокочтимых гостей, прилетевших несколько лет назад да загостивших. Ничего против такого долгого посещения земли-Матушки я не имела, даже наоборот, ведь ходили слухи, что гости не только принимают просителей, но и передают мудрость в храмах. Мы с отцом тоже хотели посетить один из храмов, да не смогли, очередь выходила прямо на улицу, и в отличие от этих палат, вообще не двигалась.

— Отнеси тогда в большую чашу вот этот груз, — обратилась ко мне матушка и вышла. Когда подошла к одному из сундуков, тот сам открылся, являя моему взору разнообразные свежие плоды. Матушка кивнула.

— Держись за крышку, и не выпускай, пока плоды не разложатся на чаше.

Я подошла и взялась за крышку закрывшегося сундука. И в испуге вскрикнула. Просто сундук со мною взмыл в воздух.

— Ты им управляешь. Мысленно. Обратно он путь найдёт. Смотри, не врежься никуда!

Стоило мне подумать, что надо выйти из этого помещения, как сундук рванулся к двери, да так резко, что чуть не сшиб матушку Малину. И если б она не успела отскочить...

— Беляна! Я же сказала, ты мысленно им управляешь, выбирай путь, которым следует сундук, — донеслось мне вслед. Потому что мы уже летели через следующий зал, взмывали по лестнице.

— Стой! — закричала я, но сундук продолжал свой путь. Тогда пришлось зажмуриться и приказать мысленно. На удивление, он послушался. Но от резкой остановки я чуть не свалилась, перекувыркнувшись через сундук, едва удержавшись за ручку.

Мамочки!

Я тяжело дышала, боясь отпустить руки, которые, похоже, потянула.

— Беляна? — раздался удивлённый уже знакомый голос позади меня. Но сейчас я испытала облегчение, услышав его.

— П-помоги, будь добр! — прошептала я. — Мне ручку отпускать нельзя.

Стражник приблизился ко мне, внимательно рассматривая.

— Отпусти одну руку, — сказал он.

Это, если честно, выполнить оказалось не так-то просто. Руки не хотели слушаться.

— Ну же, давай...

Кое-как разжала одну руку. Под ноги меня подтолкнули, усаживая на сундук.

— Теперь представь, что ты медленно движешься, делая каждый шаг, обходя препятствия, открывая двери и закрывая их за собой.

— Мне надо вернуться в тот зал, где мы встретились.

— В тронный зал?

— Нет, где сегодня ты меня нашёл. Точнее в предыдущий, с большой вазой.

— Тогда тебе проще через двор это сделать. Он подошёл к окну, распахнул его, затем указал мне на нужное окно.

— Медленно подлетай к окну и останавливайся. Окна имеют защиту, поэтому тебе их не открыть самой.

Я вылетела в громадное окно, которое за мной тут же закрылось. Подлетела к нужному, остановилась.

Окно распахнулось, похоже, по приказу Колывана.

— Благодарю, — обернулась к нему. Он кивнул. Поспешива влететь и остановиться, чтобы посмотреть, куда попала, отмечая, что створки окна за мною запахнулись.

Это был мраморный зал большой вазы. Я осторожно представила, как делаю шаг, затем ещё один, медленно, рывками, двигаясь к месту своего назначения. Когда подлетела относительно близко, но не впритык к вазе, остановила сундук, осторожно слезла с него, велела открыться. Он послушался, но плоды остались лежать в сундуке. Тогда представила, как плоды вылетают и раскладываются красиво по вазе. И они послушались.

Когда же в сундуке оказалось пусто, я осторожно велела ему спуститься вниз, закрыть крышку, после чего отпустила ручку. И вот тут с ужасом поняла, что натворила. Но было поздно. Сундук влетел в окно, разбив его.

Я зажмурилась. Мне конец. Ожидала, что и второе окно разобьётся, но звона бьющегося стекла, к сожалению не услышала.

Открыла глаза, озираясь по сторонам.

В зале стоял Колыван, и судорожно сжимал кулаки.

— Прости...

— Сам виноват!

Но разбитое окно стало собираться само, а на лбу стражника проступила испарина.

В открытые двери ворвались другие стражники, но следы преступления уже исчезли.

— Что здесь происходит? — с нажимом спросил один из стражников, похоже, глава стражи.

— Я виновата, — склонила голову.

— В чём?

— В разбитом окне.

Стражники осмотрели все окна.

— Ты издеваешься? — спросил зло глава стражи.

— Это я виноват, — подал голос Колыван.

— В чём? Пойдём, Колыван, поболтаем... — и он обнял его за плечо. Со стороны могло показаться, что дружески, но я видела гнев в глазах главы. Я хотела-было заступиться, но Колыван так глянул на меня, что предпочла промолчать.

И что ему теперь будет за то, что?.. Кстати, а за что? За то, что починил разбитое окно? Или за то, что вообще открыл мне окна?

Но тут, хоть и тихие шаги, но небольшая дрожь прошлась по всему полу. Похоже, ур идёт. Пора уходить... Но очень хотелось его разглядеть, ведь в первый раз мне этого толком не удалось. Поэтому я спряталась за одной из колонн.

А ещё ощутила приток силы. Да такой, что показалось, что моё тело наполнилось дыханием леса.

Ур, которому я едва доставала до середины бедра, остановился как раз поравнявшись со мной.

— Дитя? — обратился он и обернулся ко мне.

— Здравия! — и я поклонилась до земли, выйдя из-за колонны.

— Доброго здоровья, дитя.

— Прошу прощения, что потревожила.

— Вижу интерес в твоих глазах. Интерес — это здорово!

И вот тут я его рассмотрела. Ну что могу сказать, похож на нас, однозначно, но... некоторые черты всё же имеют отличие. Например, нос и брови. Я видела похожие образы в лепнине, но там преувеличено всё. Вьющиеся каштановые волосы ниспадали на плечи, борода, образующая небольшие волны, едва достигала середины груди. Я бы сказала, что передо мной мужчина не старше моего батюшки, а то и младше. А вот глаза насыщенного синего цвета отражали мудрость. Красивые. Я таких ещё отродясь не видела. Но это был другой ур, не тот, что принимал нас с батюшкой вчера. Тот седой был, да не так подтянул. Видно, в летах уже. Хотя, как долго живут уры, мы не ведали. В старину и у нас люди жили не одну тысячу лет. А потом едва кто до трёхсот едва доживал. Сейчас же редко кто столетний рубеж преодолеет.

— А почему с вашим приходом всё пронзилось силой? — осмелилась спросить, почему-то это казалось важным. А больше даже не знаю, у кого можно поинтересоваться. Друзей в этих стенах у меня пока нет. Сердце больно сжала тоска по дому. Вспомнился отчий дом, лучшая подруга Мера. К ней сватов ещё по весне зазвали. Совсем скоро она замуж выйдет. Закончится вольная жизнь. А там и деток вскоре нянчить станет.

— Силой? — и мужчина-ур, став передо мной на одно колено, задумчиво почесал голову. Такой простой жест преклонения одного колена наших воинов показался мне несколько принижающим достоинство Великого ура. И я вот подумала, может, зря меня стряпуха сегодня пугала? Но в любом случае, ничего не сказала, а вот ур спросил: — Ты как её ощущаешь?

Поняв, о чём речь, решила не скрывать свои ощущения.

— Можно сказать, что каждой частичкой своего тела и души. И даже покалывает кожа, — честно призналась я. — Будто дышу ею, причём не просто грудью, а всем телом.

— А с чем ещё сравнить можешь? — не унимался Учитель. При этом очень внимательно меня разглядывая, но всё же глядя на меня сверху вниз. А вот мне приходилось задирать голову, стоя в такой близости.

— С лесом. Когда прихожу в него, тоже нечто подобное испытываю.

— Любопытно. А растения разводить пыталась?

— Разве что домашние, на подоконнике, — ответила, но увидела непонимание в глазах великана, поэтому решила пояснить: — Я в городе выросла.

Он улыбнулся. То ли таки не понял меня, то ли моих объяснений хватило. Но спросил не про город:

— И как растут у тебя?

— Хорошо, — а большего решила не говорить, чтобы не хвастаться.

— Всего лишь хорошо?

— Честно?

— Честно.

— Но это будет хвастовство?..

— Нет.

— У меня приживались даже повреждённые саженцы, — сказала тихо, будто это что-то постыдное.

— Ну что ж, я услышал то, что хотел. Похоже, твоё призвание — это растения. А сила тут всегда, просто я черпаю её, и ты в поток попала.

Если бы мне это что-то поясняло.

— Камень-град, хоть и затянут в камень весь, да очень хорошо пропускает силу земли* благодаря корольку* в камне.

Я мало что поняла.

— А почему нельзя напрямую черпать силу от земли-Матушки?

— Потому что мы слишком тяжёлые для вашей земли, в почву проваливаемся.

Я кивнула, принимая такой ответ. Да, землица мягкая, точно пух, а уж в сезон дождей передвигаться можно лишь по каменным мостовым. Зато растёт всё на ней легко, цветёт пышным цветом да радует глаз. Не знаю, хотела бы я жить в селе, поближе к полям да садам. Но в Камень-граде не встречала даже островка сырой земли. От этого взгрустнулось.

— А знаешь, что мы сделаем? — спросил Великий Учитель.

— Что же?

— А давай ты разобьёшь здесь висячий сад.

Я не понимала.

— Я распоряжусь. Как земли привезут, будешь с растениями возиться. А пока ступай по своим делам.

— Благодарю, Учитель.

И я поклонилась до земли, а когда ур встал, побежала в следующий зал. Если честно, не знала, радоваться ли такому назначению, ведь я, по сути, никогда с растениями не возилась. Цветы на подоконнике не в счёт. Я ничего в них не мыслила, разве что знала, что эта травка помогает при простуде, та — при трудностях в животе, ну и так, по мелочи. Поэтому такое назначение, да ещё и от ура, пугало до дрожи в коленках. Справлюсь ли с поставленной задачей? И ведь нельзя не справиться и не оправдать доверие Учителя. Надо почитать что-то про растения. Как раз впереди опись читальни. Ну, за дело!

Примечания по главе:

уры* — великаны, люди с планеты Урай. Были у нас в далёком прошлом, являлись нашими учителями, дав нам орудия труда, обучив многим ремёслам и земледелию. Являются проводниками воли Всевышнего и его старшими детьми. Потом на многие тысячи лет оставили нас одних развиваться. И вот пять лет назад прилетели в гости на нашу планету, решив узнать, так ли мы соблюдаем божественные правила.

очельник* — тесьма, проходящая по лбу и удерживающая волосы от падения на лицо.

девятица* — неделя из девяти дней. Год (лето) разделено на 4 сезона и каждый на 2 полусезона (месяца). По 45 дней каждый месяц, недель в месяце 5 по 9 дней. Но поскольку год не 360 дней, то перед Рождеством (Колядой), когда празднуют рождение Солнышка (день зимнего солнцестояния) есть Святки — дни, не вошедшие в год.

королёк* — (Даль) металл в выплавке.

земля* — (Даль) планета, один из миров или несамосветлых шаров, коловращающихся вокруг солнца.

Глава 2

После общения с уром испытала прилив силы. Да такой, что хотелось творить, делать дела, куда-то бежать. За день я перебрала все книги из намеченного мною зала-читальни, нашла парочку интересных для себя о растениях, попросила взять их почитать.

— Можешь взять на ночь, но утром обязательно вернуть — вдруг кому понадобятся! — велел управляющий да усмехнулся в усы. — Какая молодёжь грамотная пошла!

Я покраснела от такой похвалы, будто что постыдное знала. Хотя, у нас в семье все грамоте обучены батюшкой, да и двоюродные братья-сёстры — те, кого лично знала — тоже.

Сходила перед сном в стряпчую. Меня вновь накормили. Спросила про Колывана. Вопросу не удивились, всё ж в мои женихи записан уже. Но стражника не видали, ничего про него не слыхали, зато поблагодарили за выполненное задание, да ещё и так скоро. Обещали завтра ещё дать, как приду на завтрак. Намёк поняла и с радостью согласилась, как бы расплачиваясь за еду своим трудом. За сим и простились.

А вот за стражника тревожно стало. Вдруг его уволили? И ведь из-за меня! Решила с утра идти с повинной головой к стражникам, если по приходу в палаты своего защитника не встречу.

Приём населения завершился, свет весь выключили, погрузив палаты в сон. Только со стороны берега канала слышался смех да песни. Ночная подсветка освещала улочки. На моих глазах, когда толпа перешла мост, его развели, давая дорогу торговым ладьям, виднеющимся на черном с оранжевым отливом в свете ночных светильников небосклоне. Все здания Камень-града имели подсветку, очерчивая арочные окошки и контуры наружных стен. Красиво! Вот бы погулять по ночному городу! Но я понимала, что тогда останусь без ночлега.

Остановилась на крылечке пристройки где некоторые служилые люди жили. Явно не все, поскольку сотрудников палат оказалось слишком много для небольшого здания.

— Привет! — мне на плечо легла рука девушки с короткими до плеч светлыми волосами, чуть завивающимися в локоны. Правда, в свете искусственного освещения цвет волос и глаз девушки распознать не удалось. Но миленькая, с правильными чертами лица — родовитая. Правда, короткие волосы выбивались из образа. Не походила она на девушку лёгкого поведения. Ведь лишь не сберегшим себя до свадьбы девицам косу отрезали.

— Привет! — ответила ей так же, не желая увеличивать уже допущенное ею расстояние в общении.

— О чём задумалась?

— Да вот, думаю, что тут наверняка не все живут.

— Конечно, не все, — подтвердила девушка. — Единицы. Да и то, приезжие выскочки.

— В смысле? Разве весь город не приезжий? — озвучила свои мысли. Насколько знаю, городу, от силы, лет десять. И нагнали сюда лучших мастеров с разных сторон для его создания. Сейчас же город был почти завершён да заселён.

— Ну да, — подтвердила новоявленная подруга. — Просто некоторым выписывали особое приглашение, вот им и давали квартиры. Кому временно, а кому уже на постоянной основе. А вот выскочки, вроде меня и тебя, которых по знакомству сюда пристроили, приехали уже, не имея жилплощади, вот и живут либо на шее у родственников, либо устроились здесь да получили комнату в этой пристройке.

Хотела возразить, что у меня тут знакомых нет, но промолчала. Похоже, девушка всё решила за меня. А указание ура тоже можно считать попечительством, защитой. Так что...

— Меня Весняной зовут. А тебя? — вспомнила, что не познакомились, девушка.

— Беляна.

— Будем дружить? А то, кроме нас с тобой тут никого и нет из девчонок! Не со старухами ж водиться!

Это кого она старухами обозвала?

Тут, будто ответом на мой вопрос, к крыльцу подошла стряпуха.

— Матушка Малина, доброй ночи! — поздоровалась я.

— И вам доброй ночи, девчата! — а вот на мою новую знакомую недовольно зыркнула, затем ко мне повернулась: — Ай-я-яй, Беляна!

— Что? — не поняла я.

— Стыдно такую дружбу водить!

Я не понимала, честно.

Но матушка Малина уже ушла, а Весняна обернулась ко мне и спросила:

— О чём это она?

— Не знаю, — честно ответила я.

— Это она тебя устроила сюда?

— Нет.

— А чего ж указывает, с кем тебе дружить?

— Это из-за жениха, наверное, — предположила я.

— У тебя жених есть? Ого!

— Нет, пока нет.

— Ничего не понимаю! Пойдём, расскажешь! — и она, замкнув наружнюю дверь на замок, потянула меня внутрь. А у нас в Турухе замков отродясь не было.

Пройдя пару саженей вправо, мы поднялись на третий ярус и оказались у большой комнатки со сводчатым высоким потолком на: две лежанки, два сундука, стеклянный круглый стол с чугунной витой ножкой, разветвляющейся, точно корни у дерева, два кресла. И это явно была не та комната, отведённая вчера мне управляющим. До моей идти и идти. К тому же, она первом ярусе.

— Так я не здесь живу! — вспомнила я.

— Теперь здесь! Или хочешь, чтобы кого подселили незнакомого? Так что хватит чудить, перебирайся ко мне в комнату, у меня вид на канал.

Но я обратила внимание, что угловая комната с окнами на две стены имела ещё и балкончик, выходивший на разводной каменный мост. И вот это стало последним доводом переехать.

Я пошла к управляющему, спросила, можно ли перебраться к Весняне, получила одобрение, после чего перенесла свои пожитки, которые помещались в одну котомку. Сменная да ночная сорочка, сарафан, сапоги да гребень с зубной щёткой да зубным порошком.

Переехав, обрадовалась, узнав, что у Весняны комната имеет отдельный санузел.

— Почему ж ты сразу не сказала? — удивилась я, считая это большим плюсом.

— А чтоб ты выбрала меня по соседству, а не мою комнату.

Я хмыкнула. Молодец, Веснянка! И хоть выбор я сделала из-за балкончика, но разочаровывать подругу не стала.

— Ну так, рассказывай, — она подсела ко мне поближе.

— Что именно?

— Всё!

— Давай сначала ты, — решила не делать первый шаг навстречу и сперва понять, стоит ли человек моего доверия.

— А я сбежала с собственной свадьбы.

— Что? — удивилась я.

— Да вот... — смутилась Весняна. — Понимаешь, у нас принято, что отец сам выбирает жениха, не спрашивая согласия дочери. И он выбрал мне старика, недавно овдовевшего. У него и дети от первой жены остались. Старший уже даже женился. Он мне в отцы годится!

Мда! Вот так дела!

— А разве за бобыля можно девицу отдавать? — удивилась я.

— У нас в городе предпочтение именно семейным отдаётся. Мол, дети уже есть, их кормить-поить надо, хозяйство вести. Мать нужна.

— Так разве ж будет жена чужих детей любить?

— Вот поэтому и берут бобыли в основном девиц, а не бобылок, чтоб своих детей не было. Да и безропотное подчинение мужу у нас.

— А отцы девиц что же, не против?

— Ну так у бобыля уже своё хозяйство имеется, на свадьбу дом молодым ставить не надо, стол накрыли, вручили приданое и лети под плечо мужа.

Мне взгрустнулось от таких порядков. У нас тоже воспитывалось почтение к мужу, но даже при сговоре молодым давалось время узнать друг друга поближе. Да и при сватовстве обязательно согласие девицы.

— А почему у тебя волосы обрезаны? — всё же решила уточнить из первых уст. — Только не подумай, что хочу обидеть.

Весняна кивнула, а затем вдруг взгляд отразил злость. Хотела уже извиниться, что своим любопытством задела за больное, но девушка прошипела:

— Жених, зараза!

— Что?

— По его обычаям жене на свадьбе косу отрезает жених, он не нашенский, оказался, приезжий. Ну как же, ещё при сватовстве я почти что жена. Мне уже предлагали в дом мужа сразу переехать, благо, отец настоял, что по нашим обрядам невеста должна быть под отеческим крылом да нетронута. И я с трудом держалась, с ужасом представляя наше совместное ложе, не желая расстраивать матушку, а такое не стерпела. Собрала пожитки да удрала к дядьке сюда.

— А твой дядька кто?

— Так управляющий!

Вот и стало ясно, почему такая комната — со всеми удобствами — досталась Весняне!

— Да уж! И что ты теперь делать будешь? — я пребывала в шоке от услышанного.

— Жить дальше.

— Но я так понимаю, ты теперь мужняя.

— И да, и нет. Чести ж не успел лишить...

— Но свадьба — деяние богов. Благословение родителей, рода, ты ж клятву дала...

— Клятву не давала. А коса отрастёт! — улыбнулась подруга.

— Ты молодец! — восхищённо молвила я.

— Теперь твоя очередь! Рассказывай, как сюда попала!

Ну, мне особо таиться и скрывать было нечего. Да и Весняне доверяла. Чутьё меня ни разу не подводило. Рассказала про первую встречу с уром, про его повеление.

— А про жениха не рассказала, — пожурила по-дружески Весняна.

— Да нечего рассказывать. Нет его у меня.

— И всё же...

Ну, я и поведала, что стражник, приведший в стряпчую представил меня как свою наречёную. Всё!

— Значит, понравилась ему!

— Пожалел просто. Видно, чужому человеку матушка Малина не стала б помогать.

— Эта — да! — подтвердила подруга.

— А почему ей не расскажешь, как косы лишилась?

— Да не поверит, — махнула она рукой. — А что-то доказывать никому не собираюсь. Дядька поверил, за что ему благодарна без меры. И ты!

Я кивнула.

Уступила подруге место первой идти в душ, сама же зарылась носом в книгу.

Когда же подруга вернулась и оттянула меня от интересной книги, я спросила:

— Слушай, Весняна, а что дальше планируешь делать?

— В смысле?

— Ну, ты на свой род тень наложила. Тебя ж просватали — это уже обязательства, слово, данное твоим отцом и прочее. Что теперь судачить станут? Да и ты без благословения родителей замуж больше не выйдешь.

Она отмахнулась. Мол, ничего, справлюсь.

— А может твой "старик" хороший человек. Отец вряд ли б любимую дочь отдавал бы за плохого мужика. Он же тебя любит? — уточнила я.

— Любит. Всегда души не чаял.

— Ну так... Коса, как ты сама сказала, отрастёт...

— Белька, хватит меня учить уму-разуму.

— Да и не учу. Я тебя в любом случае поддержу. Прост обратила внимание на некоторые детали. Ладно, я в душ... — и поскорее сбежала.

Стоя под душем думала о своём отце. Что, если б и сама попала в такую передрягу. Отец бы спросил меня, мил ли мне жених. Наверное. Я уже не была уверена. И если б просватали за любого жениха, как бы я поступила? Смирилась бы с волею батюшки? Нас учили, что муж — это бог, а жена — богиня. Не могут быть склок да ссор между богом и богиней. Да и батюшка с матушкой — боги для меня. И их воля — не подвергается сомнению. Значит, вышла б замуж. Правда, за того, кто женат ещё не был. У нас в Турухе бобыли лишь с бобылками сходятся, даже не женятся, считается, что небесное деяния богов, то бишь свадьбу, можно лишь один раз совершить. Поэтому вдовцы, если решили сойтись, начинают совместный быт вести да растить детей, нажитых в союзах.

Подумала и решила, что отец всё же спросил бы, что о молодом человеке думаю, прежде, чем, согласие на наш союз давать.

И тут вот вспомнила кое-что.

Когда мы приехали с отцом в Камень-град да попали на приём к уру, отец общался с ним мысленно. Затем в меня Учитель всматривался, а потом Колыван пришёл и так же всматривался. Его лицо отражало что-то непонятное, скрытое за холодной маской. Затем Колыван кивнул, а ур объявил вслух о том, что я остаюсь. Но стражник довольным не остался. Почему? Что он увидел во мне? И почему меня оставили здесь? Отец просил или я чего-то не знаю? Похоже, Колывана ко мне приставили. Вопрос только — зачем? И ещё кое-что. Почему он назвал меня наречённой? Вряд ли может так легко солгать, тем паче в стенах, где принимают наши Великие гости. Мог бы представить сестрой тогда уж, ведь по возрасту мне братом годится. Суженая — та, кем судьбою, Макошью послана. И хоть слова суженая да наречённая схожи по смыслу, но в сути разные. Мог ли Колыван правду сказать? Что, если тогда ур позвал Колывана не просто так? Что, если...

Но тут раздался стук в дверь, сбивая с мысли.

— Беляна, ты там не утонула? — спросила подруга.

— Нет. Сейчас вылезаю, сказала я, закрывая воду.

И всё же чудно. Не мешает поговорить с Колываном. Как только — не ясно. Я его боюсь до дрожи в коленках.

А если его нарекли быть моим женихом? Да и отец зачем брал с собой? Настоял, чтобы с ним вошла в тронный зал к уру. И в меня Учитель вглядывался.

Столько вопросов... Найти бы на них ответы.

Почитать больше не удалось мы с Весняной ещё поболтали о пустяках, но она была какая-то задумчивая, впрочем, как и я. Поэтому я потушила свет и, стараясь ни о чём не думать, медленно погрузилась в сон.

Снилось что-то тревожное. Всю ночь ворочалась и проснулась вся в слезах. Ужас сковал тело. И хоть сон вспомнить не удалось, чувство безнадёжности не отпускало.

Только-только начало светать. Бросила взгляд на соседнюю кровать: Весняна ещё спала. Но в комнате кто-то был. Чувствовался чей-то взгляд.

Обернулась. Занавеска у балкончика колыхнулась. На негнущихся ногах я, босая, так как разувались мы у двери, направилась в санузел, схватила, не отрывая от занавески взгляда, щётку и с нею пошла к балкону.

Дверь на балкон оказалась приоткрытой, но никого обнаружить не удалось. Показалось?

Осмотрев помещение, я закрыла балконную дверь и легла в постель. Хоть немного успокоилась, но от пережитого ужаса тело бросило в холод, а сон так и не отпускал.

— Куда ночь, туда и сон, — прошептала я, стараясь отогнать мару*. Предчувствие чего-то плохого и непоправимого не отпускало.

Рассвет не заставил себя ждать, разгоняя ночные тени. Я поздоровалась с солнышком. Ещё какое-то время лежала и куталась в одеяло, но потом, поняв, что не усну, всё же взяла книжку и начала читать.

Книжка оказалась полезной, по местным растениям, а также животным. Все пищевые цепочки прослеживались. Ого, как сложно! По-хорошему, следует заводить всех животных и растения. Я взяла на столе бумагу и стала переписывать сколько и кого мне надо. Ур, наверное, не обрадуется, если я к нему обращусь с просьбой. А вот к кому ещё обратиться? Может, к управляющему? Стоит ли, пока ур не отдал распоряжения насчёт сада?

Понежившись ещё немного с книжкой в руках, решила, что пора вставать. Щётку с длинной ручкой припрятала под своей лежанкой, застелила постель да начала приводить себя в порядок. Расчесав, представляя, какие у меня сильные красивые здоровые длинные волосы, переплела их в косу.

Подруга спала. Я не знала, кем она устроилась, трудится ли вообще, поэтому решила не будить. Спустилась вниз, нашла управляющего.

— Здравствуйте! Мне ур вчера повелел висячий сад разбить. Помогите, будьте добры, мне это осуществить.

— Здравствуй, Беляна! Как я тебе должен помочь?

— Мне нужно место под висячий сад, грунт, а также некоторые растения и животные.

— А животные тебе зачем?

— Просто в природе ведь всё взаимосвязано. Насекомые опыляют растения, они дают потом завязь и плоды, кто-то что-то ест...

— Но ты ведь не независимый лес будешь делать, а сад! Сад, понимаешь?!

— Сад в природе не существует сам по себе. Прилетают те же насекомые, в почве живут черви, личинки насекомых... — начала объяснять я. Сегодня ж выписывала ведь экосистему именно сада. Ну да, не висячего, но всё же. — Вредители тоже наверняка будут, их должен кто-то есть. Но если их не есть, то...

Управляющий схватился за голову.

— Да кто ты вообще такая? Наймём мастера своего дела...

— Вы не понимаете, мне поручили сделать сад. Не мастеру, не царю, не вам, а мне!

— Значит, сама нанимай нужных людей!

Я ведь в этом, и правда, ничего не смыслю. Где я должна грунт брать? А как его доставлять? Камень-град, может, и прекрасен, и полон силы, но мёртв. Природы не хватает. Нет здесь живности. Я хотела оживить хотя бы этот уголок... Подумала об этом, и тело силой насытилось.

— Но я не знаю, как! Мне к Учителю обращаться, чтобы вы мне помогли? — от моих слов лицо управляющего скривилось. Он злился. Похоже, многим не нравится, что я здесь оказалась. Слишком много хлопот.

Я задышала чаще, стараясь успокоиться и сдержать свою силу, чувствуя, как она пытается вырваться наружу. Учитель оказался прав, волшба мне по силам.

— Тихо-тихо, ты успокойся, деточка! — вдруг совсем другим тоном заговорил управляющий. — Я тебе помогу. Не серчай, хлопот ты нам добавила, но я не против, если оживут, хотя бы, палаты.

— Правда? — удивлённо взглянула на управляющего. А потом на свою светящуюся руку. — Ой, батюшки!..

— Не ожидала, да? — в голосе управляющего появилось тепло.

— Да. Такое впервые...

— Мало сейчас волшебников, дочка. Ой, как мало осталось. Это хорошо, что ты рядом с Учителями пробудилась.

Сияние исчезло. И коса опала. А до этого, что же, в воздух поднялась?

— Весняна уже встала? — вдруг спросил управляющий.

— Ой, я хотела спросить, надо ли её будить. Простите...

— Буди, пора...

— Я мигом!

Вернулась в нашу комнату. Подруга раскидала по постели руки и ноги. А волосы вчера мыла, да так с распущенными и легла. Длинные расчесать было б сложно. Так что ей, можно сказать, хоть в чём-то повезло. Вот только, думается, не стоит ей с непокрытой головой ходить. Даже, если и считает себя не замужем. И людское отношение изменится. А вот что мне с лентами делать? Если одна лента в косе, да ещё и красная — значит, девица на выданьи. А просватанные две ленты от середины косы плетут. Надо поговорить с Колываном да всё выяснить.

Подругу еле подняла, только разбудить не удалось. Пришлось довести до санузла да засунуть в холодный душ. Вот он взбодрил. Как она ругалась, да поминала мою матушку недобрым словом. Зато собралась быстро. А я схватила книжки да бегом в палаты полетела. Надо занести их в читальню да спешить в стряпчую.

По дороге, у входа в палаты, столкнулась с Колываном.

— Доброго здоровья, добрый молодец!

— Доброго, Беляна! — но выглядел он как-то не очень. Помятый весь, с синяками под глазами.

— Колыван, ты прости, что принесла тебе хлопоты.

— Да ладно, — отмахнулся он.

— Не сильно пытали?

— Сильно. Да только ничего не сказал. И ты молчи, ясно?

— Ясно. Колыван!.. — я смутилась, не зная, как задать свой вопрос. Но откладывать разговор не стоило, поэтому собрала волю в кулак да выпалила: — Ты назвал меня наречённой. Солгал?

Он скривился.

— Нет, — прозвучал сухой ответ.

— Тогда объяснись.

— Нечего объяснять.

— Я ведь твоя невеста, выходит. Почему?

— Так надо.

— Кому?

— Тебе.

— Зачем?

— Не могу сказать.

— Почему ты?

— Единственный неженатый стражник.

Даже так? Значит, дело именно в воинском искусстве.

— Это связано с моей безопасностью?

Промолчал.

— Колыван?

— Да, жених. Твой отец одобрил, ур одобрил. Меня спросили, я согласился. Большего не скажу, — выпалил он, откинул выбившуюся из-под очельника прядь волос. Похоже, он не особо радовался этому разговору, да и вцелом положением дел. И с чего бы ему скрывать правду, если не приказ? Молчит, значит, не может сказать. А вот почему — другой вопрос.

— Это по правде?

— Да.

— А свадьба?

— Не раньше, чем следующей осенью. Мне пора.

Следующей осенью? Дома,я б уже этой осенью замуж вышла, а на следующую могли б и старой девой прозвать, если б просватана не была. А тут просватали, правда, без моего участия.

— А меня не спросили... — прошептала грустно я.

— Поплачь... — безразлично ответил Колыван. Даже с какой-то издёвкой.

— Злой ты!

— Я тоже не в восторге, — тихо сказал он.

— Зачем же согласился?

— Ты права, в следующий раз десять раз подумаю, прежде, чем соглашаться!.. — глядя своими голубыми глазами в мои, молвил он. Да так близко наклонился, что у меня перехватило дыхание.

— В следующий раз? — удивилась я, задетая его словами.

Он закатил глаза и шагнул внутрь, больше не удерживая для меня дверь, едва успела отскочить, чтобы не получить ею по голове. А когда я последовала следом, моего жениха уже в приёмной и поблизости не было.

Примечания по главе:

мара* — (Даль) морок, наваждение; греза, мечта; приведение, призрак.

Глава 3

День прошёл в суете. На этот раз я без приключений полетала на сундуке, описала диковинки в нескольких залах, три раза поела и уже собиралась идти домой, как рядом появился жених.

— Здравия! — приветствовала его, немного смутившись. Осознать, что просватана, оказалось непросто. И теперь, можно сказать, что пути назад нет. Отменить сватовство считалось позором, такую обиду не прощали. Да честь обоих родов страдала. Поэтому свадьбе быть. Исключение — смерть одного из просватанных. По нашим обычаям жених мог забрать невесту к себе в дом и жить с нею под одной крышей. Могли и спать на одном ложе. Но, обычно, всё же ждали свадьбы, чтобы впервые подарить друг другу ласки и стать мужем и женой во всех смыслах.

Какие порядки в роду жениха я не знала. Это немного пугало, но с другой стороны, я здесь не одна. У меня есть жених! Правда, его отношение задевало. Это впору мне быть недовольной, вед моего согласия никто не спросил. Он-то сам согласился!

— Доброго здоровья! Пойдём погуляем по городу? — предложил Колыван. И чего это мы такие добренькие? Неужто утренний разговор сподвиг его переменить своё отношение?

Я нахмурилась. Вначале относится настороженно, всем видом показывает, что не в восторге от наличия невесты в моём лице, а теперь вот на прогулку приглашает. С чего бы это?

— А если по правде? — решила попытать счастья узнать причину такого поведения.

— Хочу сегодня выспаться.

Если честно, ничего не поняла. Но он был искренен.

— А при чём здесь я?

— Хочу заманить тебя на ту сторону берега, погулять с тобой до разведения мостов и предложить заночевать у меня, — его честность поражала.

— Зачем такие сложности? Без меня выспаться не выйдет?

— Всё верно.

— Почему?

— Потому что...

Подумав, что мне всё это не очень нравится, решила уточнить:

— А спать мы тоже вместе будем?

— Я пока не решил.

Я удивлённо приподняла одну бровь. Что же он задумал? Но противиться не стала. Он в своём праве даже потребовать жить с ним под одной крышей. И чем я раньше привыкну к нему, тем лучше.

— Ладно, пойдём, только я предупрежу подругу, да вещи кое-какие захвачу.

— Не бери вещи, я приобрету всё, что нужно, — сказал он.

Спрашивать, навсегда ли переезжаю к нему или пока только на одну ночь, не стала. Но то ли его честность подкупала, то ли я понимала, что пути назад всё равно нет, но страх отсутствовал.

Зашла в пристройку, поднялась на третий ярус в нашу с Весняной комнату. Она как раз в душ направлялась.

— Доброго здоровья! — сказала я, окликнув её, пока она не закрылась в банной и не пришлось ждать.

— Привет!

— Меня пригласили погулять... — начала непростой разговор.

— Кто пригласил?

— Да жених.

— Тот самый?

— А, ты ж не знаешь! Да, тот самый. Только он всё же настоящий жених, и вкратце поведала о том, что отец сговорился за моей спиной. Она даже присела на мою постель, внимательно ловя каждое слово.

— Ночевать придёшь? — не стала допытываться подруга и сразу перешла к делу.

— Вряд ли.

Подруга кивнула и сказала:

— Иди уже!

— И ты не будешь отговаривать меня? — удивилась я, помня, что её жених тоже хотел жить с ней вместе до свадьбы.

— Ты ж уже всё решила, но он хоть хорош собой? — проявила она интерес.

Я подумала немного и кивнула. Считалось, что о чистоте рода можно сказать по любому её представителю. Просто дети рождались красивыми. Понятно, что для каждой матери её чадо самое лучшее и красивое, но стоило отобразиться какому-нибудь изъяну на лице, приобретённому, а именно рождённому с ним, как честь рода страдала. И детей потом женить, выдать замуж становилось уже трудно, разве что за другого с изъяном. Колыван имел правильные черты лица, впрочем, как и я.

Не став брать ничего, кроме котомки с ночной сорочкой, я вышла на улицу.

Колыван ждал на крыльце, глядя на другой берег канала. Правда, не уверена, что что-то видел, так как взгляд был далёким, будто о чём-то задумался.

Уже наступила ночь. И если б не светильники, освещающие все улочки, разглядеть ничего не удалось бы.

— Давай котомку, — предложил жених. Я кивнула и отдала, хотя она и веса не имела, и шагнула на вымощенную природным камнем совершенно ровную, без зазоров мостовую.

На разводном каменном мосту я, прикоснувшись к ещё сохранившему дневное тепло чугуну поручней разводной части, залюбовалась на отражение в воде ночных улочек. Хотелось запечатлеть вид. Лёгкий ветерок трепал мои волосы и наполнял силой. А вот запахов не имелось, как я ни старалась их разобрать. Лишь едва ощутимая влажность. Чудно! Я закрыла глаза, стараясь припомнить каждую чёрточку только что увиденного зрелища вида, будто рисуя его в воображении. Здания с подсвеченными колоннами, очерченными арочными окнами, островершками*, парадными входами. Вот мосты — отдельная песня! Казалось, они сотканы из тонкого лёгкого светящегося разноцветного кружева, что добавляло волшебства. Я распахнула глаза и обернулась, желая узреть мосты по другую сторону, но этот мост оказался слишком широким, закрывая обзор. И я рванула на другой борт.

А дальше отдалённо услышала звук двигателя, медленно стала поворачиваться на звук, увидела светящиеся огни, быстро приближающиеся ко мне, и меня рывком выдернули прямо из-под колёс проезжающего погрузчика.

Сердце стучало в висках от пережитого ужаса. Но сильные руки продолжали удерживать в своих объятиях. Подняла встревоженный взгляд на своего спасителя. Колыван.

— Благодарю, — прошептала я.

— Похоже, мне скучать не придётся... — выдал задумчиво он. — За тобой глаз да глаз нужен!

— Я не хотела...

Он меня в который раз уже спасает за эти два дня.

— Здесь столица. Движение насыщенное. Для пешеходов отдельные дорожки — вымостки*, отделённые бортиком. И переходить такой широкий мост нельзя.

Я расстроилась. Даже не тем, что чуть под погрузчик не попала, а тем, что не удастся перейти на другую сторону моста.

— Пойдём, нам стоит поторопиться. Лавки уже закрываются, — сообщил жених, выпуская меня из объятий.

Вспомнила, что местные лавки работали с полудня и до разведения мостов. А разводили их через час после завершения работы палат, чтобы все успели вернуться домой или на постоялый двор. Действительно, стоит поторопиться.

Я кивнула. И пошла на противоположный берег канала.

Мы прошлись по нескольким лавочкам, расположенным на первых ярусах домов, мне купили все средства личной чистоты — расчёски, зубные щётки и прочее. Зашли и в зельницу*, чтобы купить то, что нужно. Я вначале не поняла, что именно должна приобрести, но потом Колыван намекнул на женские дни. Он всунул мне горсть монет разного достоинства, а сам остался на крыльце.

Я отобрала себе несколько травок, помогающих легче пережить эти дни, а также особый пояс со съёмными многоразовыми тряпочками. У нас такого в Турухе не было. Но зельевар сразу смекнул, зачем пришла да начал нахваливать новый товар, доступный только в столице.

Решила расщедриться да приобрести несколько на смену, пусть и дорого. Думала, что всё потрачу. Но оказалось, что пара медяков осталось. На мелочь прикупила травки — они стоили дёшево. Мне всё упаковали в бумажный свёрток и помогли положить в котомку.

Выходила я пунцовая из зельницы. А ведь по всему выходит, что у меня со дня на день должны начаться женские дни. Мы с отцом не планировали так задерживаться — не думали, что так много народу пришло совета просить, ведь уры прилетели аж пять лет назад, что несколько дней в очереди придётся стоять, да я и вовсе в Камень-граде останусь.

— Сегодня у меня ночуешь, а дальше посмотрим. Как пойдут женские дни, обязательно скажи мне. Побудешь дома, — а затем уточнил: — У меня дома.

— А мои обязанности в палатах?

— Я договорюсь об отпуске.

Я кивнула. Женщина в такие дни обычно сидела дома и особо не нагружалась домашними делами. Но позволялось готовить, шить, вышивать. Такой труд успокаивал, помогал выплеснуть силу в вышивку, направляя её на полезные дела. Но я думала, что в столице дела обстоят не так. Но раз Колыван сказал, что всё утрясёт, значит, доверюсь ему.

— Пойдём, прикупим тебе одежды.

— Я шить умею, — а про себя добавила, что приданое, жаль, дома осталось. Раз уж просватана, то забрать его надо да жениху передать.

— Тогда пойдём ткани покупать. Или ты и ткать сама будешь? — несколько подтрунивая, спросил он.

Я смутилась. Эх, жаль, что я не в Турухе. Родичи подобрали б лучшие ткани для меня да ещё и по самой низкой цене.

— Нет, ткать не буду. Это ж станок нужен.

— Если хочешь, могу тебе купить.

Я помотала головой. Но подумала, что раз жених не прочь на станок потратиться, может приобретёт кое-что другое? Швейная машинка стоила очень дорого. У дяди в мастерской была лишь одна. Я однажды даже на ней шила, пока что-то пошло не так, спутались нитки, и чуть машинка не сломалась. Меня больше к ней не подпускали, хотя и легко исправили неприятность.

— А можно... — я смутилась ещё сильнее. Нет, наверное, это слишком дорого. Не буду просить!

— Что?

— Нет, ничего... Пойдём ткани посмотрим.

Колыван допытываться не стал. Отвёл в лавку с тканями. Каких здесь только не было! Причём, даже заморских. И, как сказал продавец, даже с земли Урай.

Я загорелась хотя бы взглянуть на такую диковинку. Ткань оказалась просто волшебной. Совсем невесомой прозрачной тонкой. Но так казалось лишь на первый взгляд. Она обволакивала мою руку, словно живая, принимала цвет моей руки, и, когда погладила её, я почувствовала лёгкую дрожь.

"Тебе неприятно? Прости..." — сказала мысленно ткани и отдёрнула руку.

— Похоже, вы понравились ей, — ответил продавец, признавая меня чужой и выкая. Нездешний? Даже с сотрудниками палат со всеми на "ты" мы общались. — Берите оставшийся кусок.

— Что вы, у нас нет таких денег! — вернула ему колкость обращения. Но он, похоже, не заметил, поскольку на лице и движениях продавца это никак не отразилось.

А вот жених при упоминании денег скривился. Что же мне, тратить столько, сколько хочу?

— Она бесценная. Берите просто так, — заверил продавец.

— Но ведь такой нигде не купишь!

— Не купишь, это правда. Уры не продают, а отдают тем, кому приглянётся.

— Как же мне отблагодарить их?

— Достаточно сказать слова благодарности.

— Кому?

Продавец двусмысленно пожал плечами.

В общем, мне вручили лёгкий свёрток. Я мысленно поблагодарила ткань и тех, кто её сделал и доставил. Вспомнила про нитки, иголки ножницы. Прикупила несколько отрезов однотонной ткани разных цветов. Я выбирала по качеству, чтобы была качественной и нежной на ощупь. Жених выложил кругленькую сумму за все мои покупки, но ни слова не сказал. Зашли также в плодовую и мясную лавку. Я набрала много всего, но вот с мясом вышла засада. Постаралась сохранить лицо невозмутимым и спросить:

— Ты ешь мясо?

— Ем.

— Поможешь выбрать?

Кивнул и сам выбрал. А я дала себе установку: научиться готовить мясо, поборов брезгливость.

Затем мы зашли в ещё одну лавочку, где были разные головные уборы, ленты, заколки, гребни. На этот раз выбирал всё Колыван. В том числе и для себя. Дал кристалл продавцу, тот вставил его в считыватель, удостоверился в присуждении определённых наград жениху, после чего начал собирать нужные ленты с медалями, затем вернул кристалл Колывану.

И вот тут меня начала накрывать паника, как подумала, что это лавка, которая уже закрывается. Мы — последние покупатели. А значит, время прогулки вышло. Идём к жениху домой, а дальше... неизвестность. Это-то и пугало!

— Чего испугалась? — спросил Колыван, стоило нам оказаться на улице и двери за нами закрыться на замок.

— Того, что дальше будет.

— А что дальше?

— Н-не знаю, — заикаясь проговорила я.

— Спать пойдём.

— Вот это-то и пугает.

— Спать. Только спать, — шепнул жених, обжигая ушко горячим дыханием.

И вот тут мы столкнулись лицом к лицу с девушкой и средних лет мужчиной — то ли братом, то ли отцом. Девушка имела тёмные волосы и светлые глаза, которые удивлённо распахнулись при виде нас, а затем наполнились влагой.

— Колыван, кто это? — без приветствия начала она дрогнувшим тонким голоском.

А я поняла одно — это любимая моего жениха.

Жених побледнел. Вздохнул, будто собираясь с силами.

— Моя наречённая!

— К-как? — из глаз девушки хлынули слёзы.

— Прости.

Отец девушки сжимал и разжимал кулаки, готовый броситься на защиту чести дочери.

— Я не сдержал обещания. Прости, — тихо молвил мой жених.

Я хотела что-то сказать, как-то оправдать поступок Колывана, но он потянул меня в сторону.

Не найдя слов поддержки, понимая, что любая моя попытка что-то исправить не принесёт облегчения, я всю дорогу молчала, стараясь запомнить путь до дома Колывана.

Он открыл дверной замок, пропустил меня внутрь, включил свет. Я разулась у входа, оставив черевички на коврике.

Колыван тоже разулся, закрыл дверь на замок, после чего занёс бумажные тяжёлые сумки с покупками в стряпчую.

— Дверь закрываешь за собой всегда сразу же, как зашла! Это вопрос безопасности. В столицу не только лучшие мастера и торговцы стекаются, но и всякий сброд. Чужих на порог не пускаешь, дверь никому не открываешь. Если я дома — сам отворю, если меня нет — вообще к двери лучше не подходи.

— А если та девушка придёт?

— Я сказал — никого! Даже знакомых. Ясно? — спросил тоном, не терпящим возражений.

— Да.

— Та девушка — твоя невеста?

— Если б я был просватан, то не стал бы твоим женихом.

— Но ты её любишь!

— Это в прошлом. Я смогу совладать со своими чувствами.

— Почему ты не объяснился с ней?

— Нам не по пути. Уже. Очень на это надеюсь.

Я его не понимала. Особенно последнее его предложение. Как он может быть рад, что не женится на любимой? Или я — такая выгодная невеста?

— Всё, никаких больше разговоров о ней! — вновь в голосе сталь. — Времени уже много. Мне надо выспаться. Мыться пойдёшь?

— Пойду, — кивнула я.

Колыван выда мне полотенце, показал, какими бутылочками пользоваться, если надумаю голову мыть, после чего оставил меня одну. На двери в банную замков не оказалось. Я постаралась по-быстрому помыть голову и ополоснуться, почистить зубы, отметить, что женские дни пока не начались. Пожалела об этом, тогда бы точно между нами ничего не могло быть. Надеялась, что жених всё же положит меня в отдельной комнате. Я насчитала пять дверей, ведущих из гостиной, когда мельком оглядывала квартиру. Значит, есть куда меня положить.

Выйдя из банной поплелась в стряпчую, увидев там свет. От запахов и звуков шкворчащего мяса меня замутило.

— Голодная? — спросил жених, стоя у плиты и жаря мясо.

Я помотала головой и добавила:

— Уже и зубы почистила.

— Пить хочешь?

— Воду, если можно.

Он наполнил чистый стакан водой из-под крана и протянул мне.

Отпив половину и сполоснув рот, стараясь вымыть запах и привкус мяса, я присела на лавку.

— Я пойду помоюсь, последишь за мясом? — спросил Колыван.

— Да, — постаралась сказать уверенно. Надо побороть тошноту!

— Переверни, как поджарится одна сторона, да сразу крышкой накрой и огонь убавь.

— Хорошо.

Пока жарила мясо, жених вернулся. Волосы тоже помыл, распустил по совершенно обнажённым плечам, заставив меня смутиться, отводя взгляд от красивого стройного тела, местами покрытого старыми рубцами.

— Дожарила?

— Да.

Колыван достал небольшой сундучок, открыл его, положил внутрь прямоугольную тарелку с пожареным мясом. У него все тарелки оказались прямоугольными. Когда сундучок закрыл, раздался щелчок и шипение.

— Что это?

— Застывалка.

Я не поняла.

— Пища как бы застывает в том состоянии, котором была перед погружением.

— Ясно.

— Я зубы тоже почистил. Плоды убрал в холодильник. Если наготовишь много — ставь вот в этот сундук, — и он вставил сундучок в один из пазов большого сундука. — Если мало — то в отдельные маленькие сундучки.

Я насчитала таких восемь. Ровно половина от большой ёмкости.

Как любопытно! У нас такого в Турухе не наблюдала. Приготовленное либо съедали сразу, либо убирали в ледник. Но и жили мы в своих домах, а не квартирах.

— Если ты всё, пойдём спать.

— Можно мне одним местом воспользоваться?

Мне кивнули, показали, где отхожее место, как им пользоваться, и оставили одну.

Меня не дождались. Квартира погрузилась во тьму. Лишь проникающий сквозь щели в занавесках свет уличных лампочек освещал внутреннее убранство квартиры, создавая кучу неясных теней. Тишина. Я поёжилась, отгоняя затаённые страхи. Раньше темноты не боялась. Что же изменилось? Я перебралась в большой каменный город? Отсутствие растительности на улицах так пугает или что-то ещё?

Пришлось собрать волю в кулак и самой идти заглядывать во все комнаты, порою полностью пустые, и искать дальше. Нашла одну чисто мужскую, с инструментами, и одну спальню. Кроме последней, прилечь оказалось негде. На широченной лежанке с одной стороны уже прилёг Колыван. И его дыхание сообщало о том, что уже уснул. Ну хоть не одна, и то радость! Похоже, правда, жених не выспался. Зачем ему только я понадобилась в его квартире?

Я осторожно скинула с себя верхнюю сорочку, оставшись в ночнушке и забралась под одеяло с пустой стороны. Подумать ни о чём не успела, погрузившись в сон.

Вновь беспокоили какие-то неясные образы. А потом меня окутало такое спокойное тепло, что страхи и тени улетучились, давая возможность просто отдохнуть.

Примечания по главе:

зельница* — аптека, где продают травы, сборы, порошки и средства личной гигиены.

Вымостки* — тротуар.

Островершек* — (Даль) ФРОНТОН, щипец; треугольная стенка под крышей, над верхним карнизом дома или над входом.

Глава 4

Утром солнышко нежно ласкало моё лицо, заставляя проснуться. Я распахнула глаза, здороваясь с ним. Хотелось улыбаться. Впервые сплю спокойно. Как с отцом приехали в Камень-град, так и снятся кошмары.

Шевельнулась, осознавая, что меня обнимают тёплые руки. Одна покоилась на моём животе, а у второй я оказалась под мышкой. Совершенно голая мужская грудь прикасалась к моей спине. Сердце застучало быстро-быстро. Рука, что лежала на животе, пошевелилась, забирая тепло.

Дыхание жениха изменилось, сообщая о его пробуждении.

— Доброе утро! — прошептала я, всё ещё боясь пошевелиться.

— Доброе. Выспалась?

Я развернулась к нему лицом.

— Выспалась.

— Я — тоже, — и он наклонился и поцеловал меня в губы.

Мой первый поцелуй. Нежное, едва ощутимое прикосновение чуть влажных губ. Колыван отстранился. Я смутилась, не смея поднять взгляд.

— Взгляни на меня.

Послушалась.

— Тебе понравилось?

— Д-да.

— Ты вся дрожишь...

— Меня впервые поцеловали...

— Что, ни матушка, ни батюшка не целовали?

— Не в губы ж!

Хмыкнул, улыбнувшись, да вставать начал. Оказалось, что он в чём мать родила. Я смутилась пуще прежнего, отвернулась.

— Садись, — Колыван похлопал по краю лежанки. — Спиной ко мне.

— Зачем?

— Белян, тебе обязательно всё знать надо? Садись и узнаешь.

Я смутилась, но села, благо, спиной к нему.

Волос коснулся гребень. Решил расчесать! Думала, больно сделает, но нет, приятно. Даже матушка иногда неприятно дёргала.

Да я так разнежилась, что не сразу поняла, что меня даже уже переплели, ленты завязывают да косник* надевают.

— Благодарю.

— Во благо! Теперь твой черёд... — и жених протягивает мне другой гребень. Ой, мамочки, я ж никому косы не плела — единственная дочка у своих родителей. А к девичьим волосам посторонний не имеет права касаться, лишь мама, сёстры, братья. После уж жених да муж.

Я неуверенно коснулась гребнем его спутанных за ночь длинных пшеничных волос. Какие мягкие на ощупь. А притронувшись, не хотела больше отпускать, находясь в нежном шёлке и ощущая себя иначе, будто купалась в силе. Не такой, как тогда в палатах, совершенно иной, от чего по телу разливались будто приятные звучащие песней искорки.

Всё волшебство нарушил голос жениха.

— Вплетай первую ленту, через шаг — вторую и так постепенно все.

На удивление, длины волос хватило, чтобы как раз все и вплести.

— Позавтракаешь со мной? — спросил жених.

Кивнула.

— Вижу, ты один живёшь.

— Меня пригласили по долгу службы. Родичей принимать могу, но квартира служебная, не моя, как понимаешь.

— Я слышала, что некоторым дают квартиры на постоянной основе.

— Да, некоторым... Вряд ли мне оставят.

— Почему?

— Военным дают лишь когда в запас увольняются, отслужив двадцать лет.

— Разве ты не можешь выбрать то место, где хочешь жить?

— Могу.

— Ну так...

— Мне ещё долго служить. Уры вряд ли здесь задержатся на весь срок. Пошлют куда-то ещё...

— А жениться тебе можно?

— Можно. Но либо жена со мной ездит по служебным квартирам, либо остаётся в одном городе, где мы планируем осесть, мне выдают квартиру, и я в увольнительную к жене и детям езжу раз в сезон.

— А где ж живёшь, пока жена с детьми живёт в уже твоей квартире?

— В съёмной комнате, которую снимаю за свой счёт.

— Значит, обустраивать быт нельзя, — сделала я вывод.

— Квартира снабжена всем необходимым. Личные сундуки есть. Можешь обустраивать квартиру не вопрос.

— Но у тебя квартира пустая... — вспомнила я пустые комнаты.

— Не совсем. Пойдём покажу.

В тех комнатах, что ночью я приняла за пустые, оказались постели, встроенные в стены. Были и две детские, и одна комната со столиком, рабочим столом, креслом, диваном, полками. Просто всё скрыто в стенах и требует особого приказа, отданного через кристалл.

— Это твоя комната, — в одной из пустых комнат молвил он.

— Мне здесь надо жить?

— Нет. Это твоя мастерская. Тут можешь отдыхать, рукодельничать. Я твои покупки вчера здесь разложил. Развернуть твою комнату?

Я подумала и кивнула. Появился и сундук.

— Сюда при переезде все личные вещи складываются. Скажи, что тебе ещё надо, я всё куплю, либо можем вместе сходить выбрать.

— Ты так основательно подошёл к нашим отношениям, будто я уже твоя жена.

— Ну так вопрос уже решённый. Можно считать, что жена.

— А если я надумаю сбежать? Или умру, не дожив до нашей свадьбы? — пошутила я. Но жених побледнел.

— Забудь про это. Ясно?! — с нажимом сказал он. — Ты — моя жена! Ну, станешь ею. И от меня никуда уже не отвертишься.

— А если сбегу?

— Зачем? — он не понимал.

— Ну, мало ли, может, ты не мил мне. Моего ж согласия не спросили.

Он оказался рядом. Приподнял мой подбородок, заставив посмотреть ему в глаза.

А потом улыбнулся.

— Найду тебя где угодно. Не сбежишь, — сказал спокойно. — А что не мил — не придумывай, — и он наклонился и поцеловал, да так, что земля ушла из-под ног. Но сильные руки удержали.

— Не мил? — спросил он насмешливо.

Хотела сказать, что он же другую любит и ему выгодно, чтобы меня не было, но вовремя прикусила язык. Он просил не говорить о ней. Возможно, ему до сих пор больно, а может и любит её.

Я прижалась к его груди, чувствуя, как размеренно стучит его сердце.

На удивление, я принимала его. И пусть у него есть свои тараканы в голове, но рядом с ним ощущала себя спокойно, защищённо.

— Меня всё равно не спросили, — и вырвалась из его объятий да отправилась в стряпчую.

Накрыла на стол, выставила всю стряпню да плоды.

— А ты что будешь? — спросил жених.

Я себе намазала хлеб с маслом, поэтому указала на них.

— Мясо совсем не ешь?

— Нет. Молочное ем, яйца да мясо, рыбу, птицу — нет.

— А почему?

— Ну, так повелось. Неправильно это. Да, есть хищники, которые слабых особей подъедают, и мы всеядны, но мы не имеем права есть других людей при наличии растительной пищи. Любимых детей Всевышнего. А все животные, рыбы, птицы — все дети Творца, и для каждого своя стихия. Для нас была создана растительная пища, плоды.

— Мясо готовить не будешь, — заявил Колыван, читая послание, которое взял в почтовом ящике, пока я накрывала на стол. — Тебе ведь вчера тошно было, да и сейчас отвернулась.

— Как скажешь, — согласилась с ним.

— Ко мне должны родители приехать. Сегодня-завтра.

И? Надеюсь, я смогу переночевать в пристройке к палатам.

— Про то, что я говорил — всё в силе. Но при моих родителях космы* тебе придётся накрыть. Я там купил тебе головные уборы для мужних. Сама выбери, что хочешь.

— А может, я поживу пока с Весняной?

— Нет. При женских днях только со мной.

Я кивнула, не очень обрадовавшись такому наказу*.

Узрев, что я почти ничего не поела, жених встал и полез в холодильник. Нашёл там банан.

— Съешь.

— Да я насытилась... — попыталась возразить, но тут же умолкла. Взяла банан.

— Очистки, растительную пищу — вот сюда выбрасываешь — показал на ящик под раковиной, — бумагу, дерево — сюда, — на этот раз речь шла о ведре. — Металл — в эту коробку. Очистки сразу в удобрение перерабатываются. Можешь использовать для растений дома или я буду относить в палаты. Остальное по мере наполнения выбрасывается в соответствующие мусорные баки в конце улицы.

— А мясное?

— Как ты к кошкам относишься?

— Кошки нравятся.

— Тогда сегодня вечером сходим котёнка себе выберем. Он и будет мясное подъедать.

— А кости?

— Собираем в отдельную коробку да выносим собакам.

Выбросив банановую шкурку, наблюдала, как она перерабатывается. Посуду засунула в посудомойку. Действительно, квартира оборудована очень хорошо.

— Ты готова?

— К чему?

— Идти в палаты.

Я осмотрела себя в зеркале и, схватив котомку с ночнушкой и свёртком от зельевара, кивнула, обуваясь.

Жених подошёл сзади, обнял за талию и... В следующий миг мы оказались в переулке между палатами и пристройкой. И окна на этот переулочек, шириной в аршин*, не выходили, впрочем, и двери тоже.

— К-как? — только и вымолвила я.

— Вчера совсем пустой был, воспользоваться этой способностью не мог. Сегодня вот выспался... Если нужен тебе буду, потри этот кристалл, — и он протянул мне красиво огранённое стёклышко на цепочке.

— Как красиво! — прошептала я.

Колыван надел цепочку мне на шею, после чего спрятал под сорочку.

— Я пошёл...

— Благодарю...

— У тебя есть немного времени... Можешь забежать к себе...

Я кивнула и побежала в пристройку.

А вот подруга уже не спала, сидела потерянная, с затуманенным взглядом и синяками под глазами.

— Весняна! — я принялась будить её.

— А? Что?

— Ты чего? Ночь не спала?

— Да, кошмары снятся. Жених, родные. Достали! А чего это ты такая довольная?

— Да так... — я смутилась. А ведь, и правда, улыбаюсь.

— Рассказывай!

— У меня мало времени.

— Ничего, ты, хотя бы, вкратце.

Я и поведала, как вчера по лавкам с женихом ходили, что он мне гребень, ленты подарил.

Подруга не разделила моей радости.

— А что у вас было?

Я закатила глаза.

— Поцелуй! — призналась, краснея.

— Оооо! — воскликнула подруга. — И только?

Посвящать её в подробности личной жизни не собиралась, поэтому кивнула.

После этого просто сбежала. Надо было заскочить в стряпчую, даже если завтракать и не собиралась. На меня ведь рассчитывают!

Вечером собиралась идти уже в пристройку, к себе, когда встретилась с женихом. Он меня ждал.

— Пойдём!

— Куда? Ты ж разрешил ночевать у себя...

— Мы хотели выбрать котёнка.

А ведь, и правда, хотели.

— Хорошо, — согласилась, сама немного расстроившись, что придётся ночевать вновь с ним. Против Колывана я ничего против не имела, но боялась за подругу. Слишком уж она плохо выглядела сегодня.

— Не хочешь кошку? — спросил жених.

— Дело не в кошке.

— А в чём?

— Весняна меня беспокоит. Я же к ней в комнату переехала.

— Эта та девушка без косы? — уточнил Колыван.

— Ага, она.

— Что у тебя с женскими днями?

— Пока нет.

— Хорошо, тогда отнесу тебя сегодня к подруге.

Эта весть порадовала, заставив тут же воспрять духом. Мы зашли в пекарню, набрали выпечки, пирожных да пришли в гости к одному из стражников. Он тоже в палатах работал.

Поздоровались, зашли в гости. Я поначалу не понимала, зачем к нему пошли и почему меня не предупредили. Но потом встало всё на свои места, когда жена сослуживца Роза повела нас выбирать котёнка. У них уже двое карапузов имелось, вот они и висели на нас с женихом, а затем побежали с котятами играть. Котят оказалось одиннадцать. Муж позволил мне выбрать. Мой взгляд остановился на рыженькой кошечке, наблюдающей за играющими братьями из закутка.

— Как тебе вот эта? — спросила, указывая на неё.

— Красивая, — кивнул Колыван.

Я взяла на руки крошечного котёнка, которому я дала бы не больше месяца, погладила. Кошечка не замурлыкала, но доверчиво улеглась на ладонь.

Собирались уже уходить, решила заглянуть в одно место. Женские дни начались. Сказать Колывану или нет?

Начинать отношения со лжи не стоит. Да и ложь или утаивание правды — поступок против совести.

— Родители приехали? — спросила, как вышли.

— Приехали.

Ещё один повод не идти к нему.

— У меня начались женские дела...

Он помолчал, идя со мной рядом до тёмного проулка, потом обнял и перенёс к палатам.

— У тебя два часа*. Потом заберу, — взял из моей ладони спящую кошечку и исчез.

А я была благодарна за подаренное им время, поэтому тратить его впустую не стала.

Подругу застала почти в том же виде, что и утром. Закутанной в одеяло, со спущенными ногами сидящей на постели и потерянным взглядом.

Пришла, обняла, садясь рядом.

— Рассказывай, что у тебя в голове!

Весняна и начала. Про то, что уже сомневается в правильности своего поступка. Опозорила ведь род, тень на мужика наложила. Да, старик, но она даже не попыталась наладить отношения. А может, он — хороший человек.

Когда она выговорилась и выплакалась, я предложила ей связаться с мужем.

— Как? Явиться к нему? Боюсь, ничего хорошего не выйдет, кроме насмешек окружающих.

— Можно письмо написать или связаться с ним лично. Пойдём! — предложила я, решив воплотить безумную мысль.

— Куда?

— Не скажу! Пойдём! Обувайся!

Подруга спорить не стала, а глаза загорелись какой-то надеждой.

Я потянула её в хоромы* Всевышнего.

И если днём там тоже обычно толпился народ (все храмы занимали уры, делясь своей мудростью), то сейчас там уже никого не было. Мы поднялись по малым ступеням, вырезанным рядом с огромными, под стать Учителям, и, разувшись, вошли внутрь.

На полу засветилось солнышко, а небесная вязь пришла в движение. Как красиво! В Турухе такого великолепия не было. Казалось, мы идём по Млечному Пути, звёзды такие мелкие, а мы огромны. И ощущалась наша причастность к Творцу. Вокруг нас тоже были звёзды, туманности, земли. И только сейчас заметила, что волосы поднялись ввысь, коса распустилась, и тело насытилось силой.

Взглянула на подругу. Она была ошарашена не меньше меня.

— Пойдём в серединку! — позвала я, показывая на Солнышко под куполом хором.

Я поблагодарила Творца за подаренную жизнь, поблагодарила своих богов-Предков, пожалела лишь, что пришла без треб*, после чего обратила внимание на подругу.

По щекам Весняны текли слёзы. А космы отросли почти до самых пят.

— Давай, зови его!

— К-кого? Всевышнего?

— Зачем? — не поняла я. — У него своих дел хватает.

— Тогда кого? — Весняна смотрела с затаённой надеждой.

— Мужа своего.

— Думаешь, придёт?

— Не узнаешь, пока не позовёшь!

— Сюда?

— Ты никогда ни с кем не связывалась? — удивилась я.

— Н-нет!

— Придёт к ближайшему храму в Ярцево!

— Он может не прийти.

— Вряд ли. Зовом нельзя пренебречь!

Она вздохнула, но, закрыв глаза, позвала.

Потом мы принялись ждать, сев на тёплый пол.

А я касалась облаков, приближала звёзды и земли, любуясь космосом. Здесь можно было всё рассмотреть вживую. Как создатели Камень-града этого добились? В Турухе в хоромах просто пол был выложен рисунком, стены расписаны, но такой живости не было. Вот что значит, лучшие мастера строили город, вкладывая душу!

В куполе прямо над нами имелось окно со вставленным туда огромным кристаллом. Сложно представить, что тут деется*, когда Даждьбог* заглядывает сюда.

— Он не придёт! — вздохнула подруга.

— Придёт!

И мы вновь стали ждать. Прошло не менее четверти часа, когда подруга встрепенулась.

— Пришёл... — прошептала она.

Я улыбнулась. И хоть видеть того, к кому не обращалась с зовом лично, не могла, но решила оставить подругу наедине. Это личный разговор.

— Я подожду тебя снаружи, — шепнула ей, обнимая за плечи.

— Благодарю, Беляна.

Я кивнула и вышла, обуваясь. Волосы же остались торчать в разные стороны. Но собирать их не хотелось. Села на малые ступени. Взгрустнулось. Вот бы повидать родных. Матушку, батюшку, братьев. Отец уже должен был вернуться домой.

Но отвлекать его не стану. Да и что я ему скажу? Что обижена? Но это чувство отошло на задний план. Я почти простила. Просто, если взглянуть правде в лицо, Колыван мне нравился. За эти три дня, что знаю его, удостоверилась, что вполне хороший жених. И сговор* за моей спиной уже почти не задевал. Да, не спросили. Ну поинтересовались бы моим мнением, что это могло изменить? Ведь, по сути, это не отец вызвал Колывана, а ур. Значит, Учитель предложил это сватовство. А таким людям не отказывают. И я бы не отказала. И Колыван не смог, и это при том, что собирался жениться на другой. А Учителю видней. Так чего переживать, если уже ничего не изменить. Да и не пойду я против Рода, и позорить родных и род Колывана не стану.

Напротив меня появился жених.

— Время вышло, — сказал он.

Я взглянула на вход, где одиноко стояла пара Весняниных черевичков.

Колыван подошёл, сел на ступень рядом. Собрал мои волосы, намотал их на свою руку и начал отчитываться:

— Запустил котёнка в квартиру, он уже с домовым подружился. Родители легли спать. Обещал завтра тебя с ними познакомить.

— Они приехали, узнав, что просватал меня?

— Да. Приехали с тобой познакомиться да и мне взбучку устроить. Отец Нежданы подал иск на возмещение душевного ущерба. Так что узнали про тебя они не от меня.

— Ого! И когда успел?

— А сразу после нашей с ними встречи.

— Ну вот, я тебе столько хлопот принесла...

Он в ответ приобнял меня.

— Тебя, к слову, отпросил, и у управляющего, и у матушки Малины.

— А что с иском?

— Вряд ли мы выиграем дело. А даже если и выиграем, они могут захотеть отомстить. Так что лучше удовлетворить их иск. Спокойнее.

— А сумма иска?

— Цена дома в столице.

— Ого! Где ж ты возьмёшь такие деньги?

— Найдём.

— Ты объяснил своим, что урам не отказывают.

— Ты такая простая, — усмехнулся. — На самом деле, можно было б и отказать. Но я согласился. Так что это целиком моё решение и не стоит перекладывать его на ура.

Я положила голову жениху на плечо. Хорошо с ним, когда не пугает меня до дрожи в коленках.

— Прости, я тебе столько неприятностей подсунула, столько расходов...

— И как же мне с тебя должок взять? — слышатся игривые полутона в голосе.

Я подняла голову, встречаясь взглядом со смеющимися глазами.

— Я попрошу род помочь. Они не откажут.

— Нет! — с нажимом сказал жених. Потом чуть смягчился: — Должок исключительно на тебе.

Это цена дома в столице?

— И? — я сглотнула, стараясь смочить мгновенно пересохшее горло. — Что ты хочешь?

— О! Раз ты предложила... То тебя... Всю, без остатка...

Эти слова облегчили душу, но вспомнила кое-что:

— У меня женские дни...

А он так лукаво улыбнулся, что у меня сердце забилось быстрее. Наверное, от страха.

Тут мы услышали стук каблучков по облицовке из природного камня хором.

— У тебя десять минут, — шепнул Колыван и исчез.

Я чуть не упала, ведь опиралась на него.

Подруга приблизилась, с ореолом длинных волос, торчащих в разные стороны. Я хихикнула, осознав, что и сама так же выглядела, когда Колыван пришёл. Если не хочу так выглядеть в хоромах и после них, придётся голову покрывать.

— Ну как прошла встреча? — спросила я.

— Хорошо. Он завтра приедет пообщаться лично.

— Выставил твоим счёт?

— Нет. Я — его жена. И за все мои поступки отвечает он сам перед Родом. Поэтому...

— Что?

— Попала я... — прошептала Весняна.

— То есть?

— Меня ждёт наказание.

А я взглянула на её длинные космы, сглотнула. Неужели вновь отрежет ей косу?

Паршиво!

— Сбежишь?

— Нет, — вздохнула она. — Приму любое наказание.

— Да уж... Пойдём, проведу тебя домой.

— Проведёшь? А сама, что же, не пойдёшь?

— Меня жених ждёт. Несколько дней, пока женские дни, у него побуду.

— Да? — мне показалось, что в голосе подруги послышалось облегчение.

— Будете сами выяснять отношения. Я заберу свои вещи.

— Хорошо.

И мы пошли к пристройке к палатам. Там я успела собраться, обнять подругу, пожелать ей держаться, и попросила без прощания не уезжать. Мол, я вернусь через несколько дней и обязательно пусть меня дождётся. Так у неё будет время чуть попривыкнуть к мужу, да ещё и без его детей.

— Обещаю! — выпалила она.

Я выскочила за дверь комнаты, и меня поймали сильные руки. Чужие!

Примечания по главе:

косник* — (НАКОСНИК) — девичье украшение, вплетавшееся в косу при помощи шнура или ленты между прядями волос.

Космы* — от слова космос. Женские волосы.

Наказ* — (Даль) приказ, повеление, объявить чью-то волю.

Час* — один час равен 90 минутам. Часов в сутках 16. Сутки начинаются с рассвета.

Аршин* — мера длины, равная длине руки. Изначально у каждого была своя мера длины, свой аршин, своя сажень, локоть и другие. И дом строился по золотому сечению под стать хозяину, исходя из его размеров. Потом, когда вводили уже единые размеры, то аршин приняли за 0,711 метра.

Хоромы* — (Даль) храм.

Требы* — жертвоприношения, сделанные своими руками (пироги, например).

Деется* — делается, деяние.

Даждьбог — дающий бог, Ярило-солнце, наше солнышко.

Сговор* — помолвка.

Глава 5

Стоило выйти за порог нашей с Весняной комнаты, как меня жёстко схватили сильные руки и сжали до боли и хруста позвоночника. Паника накрыла волной, как ночью после кошмаров, ведь объятия жениха ни разу не были такими грубыми. И всё это в полной темноте. Потом пришло осознание, что Колыван на улице, а я тут, и никто, кроме меня самой не защитит. Поборов паралич, я вспомнила, что выросла в семье среди братьев и меня постоянно тренировали по несколько раз на дню, обучая защите. Представила, что это один из братьев, только щадить его не нужно, и заехала головой по шее напавшего, затем локтём в средоточие силы — солнечное сплетение, а третий удар пришёлся кулаком в пах.

Напавший выругался и выпустил меня, согнувшись. А когда меня схватили вновь, только на этот раз за живот, затем резко развернули и прижали к мужской груди лицом, я готова была драться, но хватка изменилась. На этот раз объятия оказались нежными, а носом я вдохнула знакомый запах мужского пота.

— Я разберусь, быстро в соседнюю комнату, — шепнул жених, подталкивая в нужном направлении. Я точно знала, что это он.

Послушавшись Колывана, скользнула на ощупь в соседнее помещение — благо, оно оказалось открытым, затворила дверь и привалилась к ней всем телом, стараясь отдышаться.

Кто пришёл по мою душу? А если б Колывана рядом не оказалось? От таких мыслей холодок скользнул к ногам, сворачивая внутренности тугим узлом. Надеюсь, Колыван не пострадает.

Вскоре глаза привыкли к темноте, и я стала различать внутреннее убранство комнаты. Большой комнаты на десять лежанок и пять сундуков вдоль одной стены. Ого!

За стеной слышалась возня, потом раздался голос Весняны, но разобраться слова не удалось. Только бы она не попала под раздачу! Вскоре всё стихло.

Переживательно! С трудом подавила желание бежать на помощь, понимая, что толку от меня не будет, а Колыван — военный к тому же, кудесник.

В ночной тиши, казалось, что здание вымерло.

А что, если Колыван ранен?

Я осторожно приоткрыла дверь, прислушиваясь. Тишина.

Приоткрыла дверь шире, затем и вовсе ступила в проход. Никого!

Что происходит? Где все?

И тут меня рывком дёрнули обратно в комнату.

— Беляна, что тебе было не ясно? — грубо прошипел Колыван, захлопнув дверь за моей спиной и страшно нависая надо мною. Но вместо страха испытала радость. Живой!

И бросилась к нему в объятия.

— Всё хорошо... — прошептал он, осторожно поглаживая спину.

— Кто это был? Ты цел? А Весняна?

— Всё хорошо. Я передал нападавшего городской страже. Весняна переночует в комнате управляющего.

Его слова немного успокоили.

— Где твои вещи? — вдруг спросил он.

И я вспомнила, что совершенно про них забыла.

— Не знаю. Я выходила из комнаты с котомкой.

— Будь здесь!

Жених выскользнул из помещения, прикрыв за собой дверь. Те несколько мгновений, пока его не было, я провела, как на иголках. Явился он через дверь.

— Нет вещей. Что там было?

— Гребень, зубная щётка, новая рубаха, зубной порошок, запасные тряпочки... — я смутилась.

— Плохо.

— Почему?

— Потому что волосы и слюна могут использоваться в волшбе.

— Волос там не было. Разве что какая волосинка запуталась в ремне котомки. Слюны тоже не должно быть, я смываю щётку хорошо. .

— А рубаха?

— Ни разу не ношенная, отец здесь купил перед отъездом.

— Будем надеяться, что, и правда, ничего личного не осталось, — сказав это, Колыван перенёс меня к нему домой. — Иди мыться. Я скоро приду.

— Куда ты?

— Из квартиры не выходи! Дверь никому не открывай! — и он исчез.

Я вздохнула. Ничего не поясняет. Только бы с ним всё было хорошо! Представила защитный кокон вокруг него, как вся пролитая и та, что прольётся в будущем мною с кровью сила впитывается в защиту. И все мои личные вещи развеиваются в прах.

Помывшись и собравшись ко сну, осторожно выбралась из банной и на-цыпочках пошла в свою комнату. Раз родители тоже тут, не стоит ложиться в одно ложе с женихом. Тем более, будущие свёкры не в восторге от навязанной невесты.

Легла на диван, укрывшись отрезом плотной зимней ткани, откинула косу за пределы постели. Космы вчера мыла, поэтому сегодня мочить волосы не стала.

Единственное — хотелось дождаться Колывана и удостовериться, что он в порядке.

И тут среди комнаты появляется тень. Я вздрогнула и чуть не закричала.

— Это я, — сказала тень голосом жениха.

От души отлегло.

— Всё в порядке?

— Со мной — да.

— А не с тобой? — спросила осторожно. Весняна пострадала? Надеюсь, что нет.

— Я опоздал.

И хоть сказал спокойно, душа ушла в пятки. Внутри будто что-то оборвалось.

— Не паникуй! Никто не пострадал, просто злодей ушёл.

Откуда он знает, что я чувствую? Неужели видит в темноте и на моём лице всё отражается?

— К-как?

— Когда я его пленил, не знал, что он владеет волшбою. А когда явился к стражникам, злодей уже исчез. Похоже, как и я, может переноситься.

Страх холодком скользнул по ногам.

— Пошли спать, — предложил Колыван.

— Я лучше здесь переночую, — вспомнила я о его родителях.

— Хочешь, чтобы я не сомкнул глаз? Ну-ну, давай...

— У тебя есть предложение интереснее?

— Мы идём в нашу общую спальню.

Нашу общую? И тут вспомнила, что квартира-то рассчитана на семью. Сглотнула.

— А как твои родичи к этому отнесутся?

— А я сказал им, что тебя уже обесчестил.

— Что? — только и вымолвила я, не веря своим ушам. Они меня съедят, возненавидят и будут проклинать до конца моей недолгой жизни.

— Ну а разве не так? Ты уже спала со мной в одной постели, находилась со мной в одной квартире без свидетелей, могущих подтвердить, что между нами ничего не было.

— Что они теперь обо мне подумают? — я схватилась за голову.

— Что назад пути всё равно нет. Им придётся смириться.

Я огорчилась. Да, часто жених забирал невесту к себе в дом, считая, что сватовство уже не может быть расторгнуто. Но...

Додумать не успела, просто меня нагло взяли на руки и понесли к двери. Не знаю, как он умудрился открыть дверь, при этом не отпуская меня, хотя... знаю, он ведь распахивал створки окна, не прикасаясь к ним.

И когда мы проходили мимо детской, дверь отворилась, и в глаза ударил свет.

Я от стыда спрятала лицо на груди у жениха. Но вдруг ощутила, как на голову ложится что-то.

— Сын? — раздался низкий мужской голос.

— Да, отец?

— Это она? — добавился женский более высокий голос.

Меня всё же поставили на пол.

— Беляна, познакомься, это мои отец и матушка.

— Доброго здоровья! — приветствовала я, склоняясь в земном поклоне.

— Доброго! И как это понимать, Колыван? — будущая свекровь требовала пояснений к увиденному.

— Я нёс наречённую к нам в постель.

— Я была о тебе лучшего мнения и твои слова не восприняла буквально.

— Я принудил её, не спрашивая её мнения, — встал на защиту жених.

А ведь мы благословение его родителей так и не получили. Что ж я натворила? Зачем согласилась?

— Я до сих пор девственна, — краснея и желая провалиться от стыда сквозь землю, молвила я, распрямляясь.

— Зачем оправдываешься? Я уже всё сказал, — возразил Колыван. — И спать будешь со мной в одной постели!

Зачем он позорит меня? Стало до глубины души обидно.

— Беляна, пойдём, с нами переночуешь, — уже мягче молвила почти свекровь.

— Нет! — в голосе жениха прозвучала сталь, вызывая во мне тот первый страх, который он внушил при нашем знакомстве. — Беляна, ты идёшь со мной. Или смеешь мне перечить?

Я стиснула зубы. Перечить мужу не смела. А почти мужу? Но вспомнила, что одно дело перечить наедине, а сейчас я подрываю его влияние в глазах родственников.

И я шагнула к жениху, понимая, что свёкры могут съесть и не подавиться, но жить мне в первую очередь с Колываном.

Он легонько подтолкнул меня к спальне.

— Умная девочка! — прошептала свекровь. — А она мне нравится.

И я услышала, как закрылась за моей спиной дверь в детскую и увидела, как погасла полоска света, погружая нас во тьму.

— Первое испытание выдержала, умница! — прошептал муж на ухо и толкнул дверь.

Я вошла в комнату и хотела юркнуть в постель, но меня опередили шустрые руки, рывком снявшие ночную сорочку и что-то с головы.

— Ч-что ты д-делаешь?! — возмутилась я, заикаясь.

— Всё, что захочу. С тебя должок...

Я вспомнила про иск на сумму дома в столице. Мамочки!..

А меня подхватили на руки и уложили на постель.

Он раздвинул мои ноги и устроился между них. Меня вновь накрыла паника. Неужели вот так, без моего согласия меня сделают женщиной? Пусть не поруганной, но всё равно до свадьбы...

— Тихо-тихо, — прошептал он, наклоняясь, и поцеловал в губы. Нежно, медленно.

И хоть как я старалась храбриться, а задрожала.

Жених отстранился и лёг рядом, положив одну руку мне на живот.

— Спи, моя неугомонная Беляночка!

— И т-ты м-меня н-не в-возьмёшь?.. — продолжая трястись прошептала я.

— Взял уже в свои объятия. Спи давай!

— Я не об этом.

— Буду дразнить, соблазнять, ласкать, но пока не поженимся, ты будешь оставаться девой.

Его слова успокоили. Дрожать перестала. Он плотно прижал к себе. Только сейчас поняла, что жених лёг в одежде.

— И ты лёг в чистую постель грязный? — осторожно спросила его, боясь пошевелиться, но в то же время напряжение прожитого вечера надо было куда-то излить. Лучше как раз в возмущение.

— Я уже помылся, одежду сменил на домашнюю. Могу, конечно, раздеться, если ты очень хочешь.

— Н-нет!

— Н-нет? — он явно издевался.

А в следующий миг я оказалась повёрнута к нему лицом и лежащей на нём. В свете ночных уличных светильников, проникающем сквозь щели в занавесках, я видела выражение его лица. Он рассматривал меня, хотя я сомневалась, что что-то видит.

— Расскажи, что тебя тревожит, о чём думаешь, — сказал Колыван.

— О чём? — я задумалась, припоминая свои мысли. — Думаю, что ты сейчас меня не видишь, ведь на лицо падает тень, а тело скрыто.

— Вижу твой задумчивый взгляд, красивый прямой носик, манящие уста...

— Ещё думаю, — прервала его хриплый шёпот, пока не поздно, — что отношения как-то слишком быстро развиваются. А с этими играми в одной постели не долго мне быть девой.

— Значит, поженимся раньше. Этой осенью?

Я слезла с него, не встретив сопротивления, положила голову ему на грудь. Он нежно водил рукой по моим распущенным волосам, вырисовывал узоры на коже у ушка. И когда успел косу расплести?

— Расскажи мне всё, прошу... — прошептала я.

— Что рассказать?

— Почему отец приехал в Камень-град, почему просватал за тебя? Почему ты согласился, при том, что любил другую и собирался на ней жениться? Почему собирался жениться на мне лишь следующей осенью, а сейчас поменял планы?

— Сколько вопросов... Если б я мог на них ответить...

— Это ведь вопрос безопасности. Что мне угрожает?

— Умная девочка! — восхищённо молвил жених.

— Значит, не знаешь, — сделала я вывод. — Но ты так резко поменял своё мнение. Поначалу ведь был не рад, что я стала твоей невестой.

— Я понял, что с таким отношением у нас ничего хорошего не выйдет. А жена — богиня, и относиться к ней можно только с восхищением, почтением и нежностью.

— И где ж твоё почтение? — удивилась я, вспомнив, как он дразнится. Нежность присутствует, восхищение иногда мелькает.

— Ну так я ведь твой бог, мы на равных. Могу и подтрунивать...

Я улыбнулась.

— А ещё мне нравится твоя улыбка и полные восторга глазки, когда ты любуешься городом.

— Значит, не скажешь? — пришла к такому выводу.

— Ты умная девушка, уже всё сама поняла. Мы пытаемся изменить твою судьбу. Большего сказать не могу.

— Но меняете не только мою.

— Судьба имеет множество развилок, плодящих множество похожих миров, а у тебя одна дорога.

— Значит, ты и есть моя судьба?

— Я сам сделал выбор идти ею или нет. Поэтому хватит про мою возлюбленную. Она осталась в прошлом. А ты будешь рядом! Ясно? — вновь с нажимом спросил он.

— Как скажешь, мой суженый...

— А теперь спать!

Я кивнула и закрыла глаза, слушая, как бьётся сердце того, кто пытается изменить мою долю, вопреки проторенному пути. Надо слушаться его во всём, в каждой детали. И желательно, всё же, постараться протянуть как можно больше времени до нашей полной телесной близости. Так, как он сказал вначале. Почему-то то решение казалось верным. Не потому, что мы сейчас слишком близко друг к другу, а именно чтобы свадьба была после того срока, который мне не суждено пережить.

И словно на эти мысли услышала урчание. На грудь жениха запрыгнула наша кошечка, наполняя комнату, как мне казалось, оглушительным звуком собственного пения. А я уже и забыла про неё. Положила руку на неё, провела от головки к хвостику. Кошечке понравилось. Она лизнула меня, а потом, сделав несколько кругов, притоптав место, улегшись, куснула меня.

— Ей не нравится, — молвил Колыван.

— Что именно?

— Твои грязные руки. Дай, она сперва их вылижет.

— Ты понимаешь её речь? — удивилась я, подсовывая котёнку руку для вылизывания.

— А будто ты не понимаешь...

— Ну, я знаю, что можно понять по движению хвоста настроение кошки, по урчанию. Но это, скорее, умение читать жесты.

Рука моя была позабыта, кошечка стала умывать себя.

Я осмелилась погладить её по головке.

— Давай спать.

— А ей не надо по нужде или поесть?

— Я уже покормил и выгулял, и дырку в каждой двери выпилил, чтобы она могла ходить везде. Исключение моя и твоя комната. Туда нельзя.

— А почему?

— Заиграть может какую-то мелкую вещь.

— А если я в это время в комнате?

— Кошка разумна и может не послушаться тебя и не выйти из комнаты с твоим уходом. Под присмотром можно, но стоит тебе выйти за порог, и кошка выйти оттуда сама не сможет. И, будь уверена, она отомстит. Тебе оно надо? Советую не пускать,хотя она будет проверять грани дозволенного. И раз я запретил, будет у тебя проситься.

— Но она ведь разумна.

— Но пока — дитя малое. Учись пока на ней.

— Чему?

— Быть мамой. Все твои и мои ошибки выльются боком нам обоим.

— Всё, давай спать. Мне требуется полноценный сон, чтобы восстановить свою силу.

Вскоре жених уснул, и под мурчание мохнатой дочки сон и меня сморил.

* * *

Утром как бы тихо он ни вставал, а я проснулась, дождалась, пока он выйдет из комнаты, встала, нашла свою ночнушку, лежащую на постели, оделась. Стыдно в ней ходить, но пока все спят успею переодеться. Юркнула в свою комнату. Переоделась в сорочку да сарафан, вовремя вспомнила, что надо покрыть волосы.

И пока он был занят утренним приведением себя в порядок, поставила чайник, накрыла на стол...

Кошечки видно не было. В стряпчей на полу стояли тарелки с творогом. Поела или нет, непонятно.

Вышел из банной жених уже одетый в военную форму. Сорочка без вышивки до колен с коротким рукавом, длинный красный плащ, босоножки, на голове очельник.

— Ты чего подскочила в такую рань? — вместо приветствия начал он.

— Проводить тебя.

Подарил мне улыбку. Приятно.

— Тебе помимо формы носить что-то можно? — хотелось распланировать день, раз у меня домашний день.

— Из формы только плащ. Зимой порты и сапоги.

— Мне нужны твои мерки.

— Руками шить будешь?

Я вспомнила про швейную машинку и кивнула. Слишком дорого. Не знаю, как он разберётся с судебным иском.

— Я сижу дома, да?

— Жди на обед, если хочешь.

— Хочу! — оживилась я. Целый день быть с одними его родичами — слишком утомительно. — Есть пожелания на обед? Ты что-то не ешь?

— Всё ем.

Я позавтракала вместе с ним, выпила чаю, сняла мерки и проводила до двери. Выходил он через дверь.

— Закрывай сама.

— Зачем?

— Чтобы умела пользоваться замками. Я подожду снаружи, пока замкнёшь.

— Хорошо.

— А где наша кошка?

— Побежала на улицу.

— И ты отпустил её саму?

— А должен сопровождать?

— А это безопасно? Она же маленькая ещё...

— Привязку она уже сделала — дом найдёт.

— А она знает правила жизни и безопасности?

— В отличие от чада человеческого, она уже получила образование кошачье, так что умеет всё, но наш дом — наши правила. А вот за его пределами — сама себе хозяйка.

— А как домой попадёт?

— Она знает лаз. Так что выводить и приводить её не надо. Всё, мне пора!

И Колыван наклонился и, приподняв мой подбородок, поцеловал, едва коснувшись, в губы.

Закрыв за ним, подёргала дверь — не открывается. Вот и славно!

Сперва мне тоже не помешает привести себя в порядок.

Пока родители жениха ещё отдыхают, неплохо бы шитьём заняться. Но с другой стороны, могут занять стряпчую. Пожалуй, приготовлю обед, пока свободно.

Приготовила разнообразных кушаний, которыми дома питалась, убрала всё в застывалку. И только после этого улизнула в свою комнату.

В ней села за выкройку двух сорочек. Своей запасной и для Колывана. Мою-то украли. И пусть пока без смены обходилась, застирывая вечером, чтобы за ночь успела высохнуть, но в последние дни как-то не до того было.

Раскроив, села за рисунок для вышивки жениха, стянув головной убор. Мне понадобится моя женская сила. Закрыла глаза и начала представлять, что бы хотела изобразить. Цвет папоротника? Солнечный ведь символ, ещё и небесную вязь в себе содержит, мужской, дарует победу над силами зла. Но представила не знак, а то, что узрела в хоромах. Закручивающуюся с рукавами нашу Вселенную, похожую на распускающиеся листочки папоротника, а внутри сине-алый цветок, сотканный из силы.

Меня прервали в то мгновение, когда прорисовывала острые лепесточки, похожие на листики папоротника. Стук в дверь, едва ощутимый порыв ветерка, запах чего-то пряного. Я обернулась. Дверь закрыта. Никого. Чудно.

Ладно, не важно. Закрывая глаза. Надо завершить цветок. Вновь вызвала видение Млечного пути, цветка папоротника, дорисовала его, представила лик Колывана. Слив все три образа в один, наложив защиту, я закрепила увиденное в памяти, лишь затем открыла глаза. Волосы плавно опустились вниз. Волшба? Вновь расплелись! Пришлось переплетать.

Взяла сороку*, покрывая волосы.

Кто же ко мне вломился? Почти свекровь?

Уже хотела вставать, когда взгляд упал на выкройку. Едва заметный рисунок проступил на вороте, груди, рукавах и подолу. Свастика, листья папоротника, солнышко. Сглотнула. Можно и не вышивать сорочку, она уже зачарована на Колывана. Но доделать придётся, дарить такую стыдно.

Я провела рукой по тонкой, приятной на ощупь ткани. Надо ещё не одну сделать. К тому же, скоро зима, не помешает и плащ жениху вышить. Зачаровать нужно сегодня-завтра, пока женские дни и сижу дома.

Вышла, закрывая за собой дверь. Пахло вкусной выпечкой. Пироги... Ммм...

В стряпчей слышался тихий разговор.

— Здравствуй, дочка! — приветствовала меня будущая свекровь. — Ты прости, что потревожила.

— Здравствуйте, — я поклонилась до земли, оглядела стряпчую — кошечки не видно. Надо придумать ей имя. А может, у неё оно уже есть? Но тут вспомнила про родителей жениха и ответила его матушке на её извинения: — Бывает.

— Не знала, что ты волшбою владеешь, — продолжила женщина, приглашая меня за стол.

— Я тоже не знала. Мне один из Учителей подсказал.

— Вот как? Расскажи, будь добра, как ты с нашим сыном познакомилась.

Мне налили чай, дали пироги. И когда мама Колывана успела тесто поставить и напечь?

Родители, на удивление, не пугали, и я прониклась к ним доверием. Поэтому рассказала им всё. Как с отцом приехали в Камень-град, как стояли много дней в очереди, как нас приняли. И про Колывана поведала, как он вызван был, всматривался в меня, согласился, но я тогда не знала ещё, с чем. Поведала и свои домыслы.

— Теперь понятно, почему он с тобой спит.

— Да? — а вот мне требовались ещё ключики для ясности.

— Судя по всему, вас связали. Пусть временно, но всё же. И он тебя чувствует, — пояснил будущий свёкр.

— Как чувствует?

— Из того, что ты описала, предполагаю он твои чувства считывает. И сторожит тебя круглые сутки.

Вспомнилась бессонная ночь после кошмара в комнате с Весняной, ощущение чье-то взгляда. Это мог быть Колыван? Тогда понятно, почему он не выспался и забрал меня с собой.

Мы ещё немного побеседовали за чашкой чая, я сказала, что суп сварила на всех, но родители Колывана собрались уходить, погулять по городу, по лавкам, а то в Ярцево такого изобилия товаров нет.

Ярцево? Где-то я уже слышала о таком городе. Причём, недавно.

— Смотри, дверь никому не открывай! — сказал отец Колывана. — И из дому — никуда!

Я лишь кивнула. Теперь будущие свёкры станут указывать, что мне делать? Ну да, ожидаемо...

— Мы сами откроем, у нас ключи есть, — молвила почти свекровь, обнимая меня. — Придём вечером. Нас не ждите.

И забота их казалась такой искренней, что я прослезилась.

— Благодарю.

— Дочка, ты чего? — обратил внимание отец жениха.

— Очень приятна ваша забота.

Свекровь вновь обняла меня.

— Ну что ты, доченька...

— Вы ведь были против меня.

— Не совсем. Мы не обрадовались, что сын своего слова не держит и семья Нежданы подала на нас в суд. Против тебя лично ничего против не имеем. К тому же, в отличие от Нежданы, в тебе сила великая. Это выгодно для нашего рода.

— А у Нежданы?

— Если честно, — отвела меня в сторону мама Колывана, — мы не одобряли увлечения сына Нежданой. Их род почти истощился. Да и девушка слишком тщеславна и гордыни хоть отбавляй. И мы очень рады, что ты встретилась на пути нашего сына.

— Но вы ведь меня не знаете, — возразила я.

Женщина, выглядящая не сильно старше меня, улыбнулась. По-доброму так.

И они ушли, сами закрыв за собой дверь.

Я постояла в передней, немного ошарашенная таким отношением.

Ладно, дела не ждут. Ещё неплохо бы прибраться, но надо узнать у Колывана, где тут что.

Хотела выкроить ещё одну рубаху, но передумала. Пусть жених сперва примерит эту. И если ему впору, тогда и за другую возьмусь.

Села за вышивку и так увлеклась, что вздрогнула, услышав непонятный шум в гостинной. Осторожно выглянула и обомлела: по полу сновал какой-то закруглённый ящик. Неужели меня ищет? Я замерла, боясь движением привлечь к себе внимание. А когда он приблизился, оказалась не в силах пошевелиться.

Ящик приблизился, ткнулся в мою ногу.

— Не бойся, это уборщик, — раздался голос жениха.

Медленно подняла глаза. Явился... Встретились мы взглядом, пара мгновений молчания, и он исчез.

Проверил, всё ли в порядке. Значит, действительно чувствует меня, особенно мой страх.

Значит, надо выработать в себе привычку не пугаться всего неизвестного. Колыван, перемещаясь, расходует слишком много силы. И потом, когда на самом деле нужна будет его помощь, может и не успеть...

А ещё мне нужны часы, чтобы обед не пропустить. Часы нашла в нашей с женихом спальне. Принесла их в свою комнату. И то дело поглядывала на них, пока вышивала, заодно и глаза отдыхали от напряжения. Да в окошко смотрела.

К слову, Колыван жил не слишком далеко от службы. В пешей доступности палаты. Думаю, не больше трети* часа идти. Как раз обеденный перерыв и займёт. А значит, Колыван сиганёт* сюда и потратит много силы. Вопрос в том, как ему набрать пополнить её?

В лесу можно просто походить по земле-Матушке. Я бы ему свою отдала, всё равно дома сижу и никуда не трачу, но... Не уверена, что это будет именно та сила, которая нужна.

В любом случае, надо попробовать поделиться с ним силой.

Я собрала еду в корзинку на нас двоих и взглянула на часы. Пора!

Колыван явился ровно через минутку. Видно, уходил туда, где его не будут видеть. Как я поняла, он часть своих способностей скрывает от всех. Стоило ему появиться, как я взяла корзинку.

— Пойдём!

— Куда?

— В лес. Сможешь нас в ближайший перенести?

— Да, — не стал спорить. Обнял меня за талию и уже в следующее мгновение мы стояли посреди деревьев. Я это поняла даже не открывая глаз — просто ощутила свежий воздух и поток силы, проходящий сквозь меня. Моей силы. Волосы зашевелились на затылке — распускаются.

А я так и стояла в его объятиях, уже наполненная до краёв.

Открыв глаза, подняла голову, встречаясь взглядом с небесными смеющимися глазами. Привстала на мысочки, стараясь дотянуться до губ жениха. Он намёк понял и наклонился. И этот поток силы, что шёл через меня, хлынул и в него.

Вкус у поцелуя оказался медовый. Но это единственное, что я запомнила, когда Колыван разорвал поцелуй. просто он светился, светились и его глаза ярко-синим цветом. Мне даже показалось, что сейчас они такого же цвета, как у того Учителя, пробудившего во мне силу.

— Покормишь меня, моя богиня? — с улыбкой спросил жених.

Кивнула, смутившись. Жар затопил всё лицо, уши, шею. Осмотрелась. Полянка, а рядом течёт ручеёк. Бабочки порхают, птички поют, травка зеленеет, огромные деревья растут редко, а между ними молодняк.

Я вышла на прогалинку и стала разгружать корзинку, присев на корточки. Колыван оставался в сени деревьев, в тени, почти сливаясь с ними. Значит, сияние погасло. Интересно, а что оно означает?

— О чём задумалась? — выходя на солнышко спросил мой защитник.

— О сиянии. Я иногда свечусь, и ты — тоже.

— Сияние означает связь с эфиром, взаимодействие с первобытной силой нашего простора*.

— Что есть эфир*?

— Всепроникающая сила, находящаяся в каждой точке простора. Сила Творца, с которой большинство разучилось взаимодействовать, меняя её форму, превращая в материю. Но учти, это небезопасное умение.

— В каком смысле?

— В прямом. Кто-то охотится на тех, кто начинает светиться. И хоть уры потребовали к себе всех, кто сохранил крохи было умения, нагнетается страх перед этой силой. Пока уры здесь, проявление силы считается за что-то божественное. Но в некоторых городах нагнетается страх перед такими людьми. Кто-нибудь видел тебя светящейся?

— Учитель пробудил во мне силу. А сегодня твоя матушка видела, как я заговаривала вышивку.

— Ты должна научиться скрывать свечение. Умение управлять эфиром — это благо, его надо развивать. Но будь осторожна и старайся на людях не пользоваться им. Что тебе сказал ур?

— Что моя способность связана с растениями. Надо сделать висячие сады.

— Отлично, значит, понимает угрозу волшебникам. Собирай вещи, мы возвращаемся, — вдруг насторожился Колыван.

Я решила не перечить. Быстро собрала вещи, удостоверившись, что ничего не забыла.

Оказавшись дома, Колыван отступил от меня на шаг.

— Я пойду, обед закончился.

— Но... ты ведь даже не притронулся к еде.

— Мне пора, — и он исчез.

А я осталась стоять посреди стряпчей растерянной. Что-то случилось или действительно время обеда истекло, а я его потратила на разговоры? Почувствовала себя виноватой.

Примечания по главе:

Треть часа* — тридцать минут. В сутках 16 часов, по 90 мин каждый.

Сиг* — единица времени. В одной секунде содержится 300244992 сига.

Сигануть* — переместиться очень быстро, по сути, телепортироваться.

Простор* — (Даль) пространство.

эфир* — (Даль) самое жидкое, тонкое, легкое и проницательное, что еле доступно чувствам, или даже от них укрывается; предполагаемое во всем пространстве вселенной вещество, по тонкости своей недоступное чувствам, служащее средою для передачи сил или веществ невесомых.

Глава 6

Несколько дней, которые провела дома у жениха, пролетели незаметно за рукоделием. Колыван на обед приходить перестал, о чём предупредил, чтобы не ждала. Утром выходил пешком и вечером приходил так же. На мой вопрос "почему", ответил, что не стоит выделяться. Я сделала вывод, что про его способность к мгновенному перемещению не знали. Да и вообще, как объяснил одним вечером жених, стражники почти все имеют какие-то способности, но единодушно пришли к выводу при поступлении на службу ещё во времена отрочества, что знать про них другим не стоит, хотя тайно пользоваться можно и даже нужно на благо Отечества. Вот поэтому своими способностями не светят.

А вот диковинки, подобные летающему сундуку, имеются. Но это скорее машины, а не волшебные вещи. А волшба — это взаимодействие с невидимой без особых приборов силой на уровне человека без этих самых устройств.

Родители Колывана переночевали всего три ночи и уехали. Провожали мы их вместе с Колываном до стана*, а там на летучий корабль* в нужном направлении, до Ярцево. И вот тут я вспомнила, где слышала название этого города и внутри будто что-то оборвалось. А всё великолепие и восторг при очередном видении летающих судов померкли. Я ведь тоже прилетела на подобном. Но каждый корабль, расправляющий своего цвета крылья-паруса, это что-то особенное и прекрасное. А тут их было великое множество — город ведь стольный.

С трудом удалось сохранить улыбку при прощании с будущими свёкрами. И ощутила себя загнанной в ловушку. Хоть бери и удирай домой, корабль на Турух тут тоже ходит, надо лишь узнать расписание. Но... Дело в том, что отец сам привёз меня сюда, сам отдал Колывану. А от жениха точно не скрыться, ведь мы связаны, волшбою. Он меня ощущает. И значит, чувствует мой страх сейчас...

И вот, проводив взглядом улетающий с будущими свёкрами корабль и помахав им на прощание, мы остались одни.

Жених выглядел невозмутимо. Помог мне выйти с лётного поля, вежливо подав руку при спуске, ведь лётное поле располагалось чуточку на возвышении, и повёл к стоянке самодвижущихся повозок.

Отец не умел водить такую диковинку, а в Турухе повозки запрягались лошадьми. Хотя свой стан у нас имелся, где каждый день в разных направлениях отлетали летучие корабли. Поэтому когда мы прибыли в Камень-град с отцом, то отправились пешком бродить по городу, стараясь не растрачивать впустую деньги — цены здесь кусались. А поскольку у каждого города деньги были местными, нам предлагали на борту судна обменять свои на местный кристалл. Но отец сумел наскрести лишь на самый дешёвый. Далеко пришлось идти, почти полдня, пока добрались к сердцу города, где, по слухам, имелась возможность увидеть Учителей, — прямо к столпу, установленному в центре города, на вершине которого в лучах полуденного солнышка сверкал всеми цветами радуги огромный кристалл.

Там и сняли комнату на постоялом дворе.

А вот сегодня с Колываном и его родными приехали к лётному стану на такой самоходной повозке, которой управлял жених. И сейчас идём к стоянке, где ожидают проезжих с десяток повозок. Почувствовала себя в очередной раз деревенщиной.

Жених подошёл к ближайшей к дороге, поднёс свой кристалл к двери, и та распахнулась. К слову, мне тоже вручили красивый серебряный браслет с кристаллом. Причём, не Колыван, а его родители. Сослались на то, что выполнили просьбу сына, и украшение от него. Но мне стало обидно. Мог бы и подарить тогда он, а так казалось, что Колыван забыл, а родители подарили от себя, сказали лишь, что от сына. Хотя сомневаться в их честности не приходилось.

Жених помог мне влезть внутрь повозки, потом вошёл сам и пробрался по узкому проходу к водительскому сиденью, включил двигатель своим кристаллом, после чего окна затемнились.

Но мы не тронулись с места, а жених поднялся с сиденья и прошёл ко мне, садясь напротив.

— Поговорим? — спросил так, что моё сердце забилось в испуге раненной птицей.

— О ч-чём?

— Ладно...

И в следующий миг меня схапали в объятия и усадили на колени.

— Успокойся, Беляна! Всё ведь было хорошо. Опасности нет, я проверил много раз. Чего ты боишься?

Ну да, боюсь.

— Будущего! — честно призналась я.

— Опять кошмары? — и откуда он про них знает?

— Н-нет.

— Так и будем играть в угадайку? — спокойно спросил Колыван.

— Н-нет.

— Так чего ты боишься? Почему на лётном поле вдруг испугалась? Увидела кого-то?

— Нет. Просто вспомнила кое-что.

— Что же?

— Где слышала одно слово.

Жених вдруг начал расплетать мою косу, заставив ощутить панику. Что он собирается делать? З-зачем трогает мои волосы?

— Рассказывай! — прозвучал приказ, и меня повернули лицом к мучителю.

— Н-не надо...

— Тебе же нравилось, — правильно понял, о чём речь.

По моим щекам потекли слёзы.

— Беляна! Прекрати! Объясни, что я делаю не так?

— Не мучь меня, — прошептала я.

Он отпустил, позволив пересесть. Стиснул зубы и ушёл за руль.

Остаток пути ехали молча. Я заплела космы нежно лелея их. В голове мелькали образы. Сбежать? Но разве не я советовала Весняне присмотреться к мужу? Такой поступок будет считаться позором, который в первую очередь ляжет на мою семью. И отец вряд ли примет меня обратно. По сути, я уже не принадлежу своему роду, но и пока не вошла в род Колывана, зависнув где-то посередине. Что же делать? А хуже всего то, что Колыван изначально не хотел на мне жениться, у него была возлюбленная. А теперь я своим отказом не просто разрушу свою жизнь. Я уже опозорила жениха, ведь он не сдержал слово, данное Неждане. А если ещё и сбегу перед свадьбой, полностью разрушу три жизни. Так оно того стоит? И поняла, что нет.

А значит, надо жить сегодняшним днём, получая от жизни всю полноту, не думать о грядущем! Когда мы остановились на набережной канала, неподалёку от палат, и Колыван хотел уже отключить питание нашей повозки, я вскочила со своего места и обняла его.

— Прости, ты тут ни при чём. Просто меня пугает будущее, — хотела добавить, что справлюсь с собственными страхами, но жених перебил:

— Я не допущу этого. Всё будет хорошо. Веришь? — и так он это сказал, проникновенно, что я поверила, хотя знала, что он говорит о моей жизни, а не о том, о чём подумала. И всё стало действительно неважно. Мы справимся, и жизнь того стоит. Страхи отступили, позволив какому-то нежному чувству разлиться в душе.

Мы справимся! Уверена! Нет, просто знаю!

И я чмокнула повернувшегося ко мне жениха в нос и опрометью выскочила из повозки.

Первым делом побежала в пристройку, но вспомнила, что куда мне идти-то? Подруга наверняка спит, да не одна. Смутилась и ручку двери так и не дёрнула.

Жених уже поставил повозку на стоянку, откуда любой желающий мог взять за отдельную плату, и прошёл к двери служебного входа в палаты. Остановился, повернувшись ко мне. Я пошла к нему навстречу.

— Где будешь сегодня ночевать? — спросил он.

— А у меня есть выбор? — удивилась я.

Он кивнул.

— Тогда там... — и показала взглядом на пристройку.

— Хорошо.

И он не пытается меня отговорить? А как же моя безопасность? Ведь именно в пристройке было совершено то нападение!

Но меня уже пропускали внутрь. Я прошла в стряпчую, есть хотелось, ведь встали мы затемно, накормили родителей, а вот сами не стали завтракать. Но навязываться, ведь на меня стряпуха наверняка не рассчитывала, было неудобно.

Матушка Малина уже вовсю суетилась, как и две девушки. Увидев меня, она обрадовалась и усадила завтракать.

— Что-то ты исхудала, дочка! Совсем тебя голодом заморил твой наречённый!

И вовсе не морил, да я никогда и не была дородной, в отличие от той же стряпухи.

Но вот сил потратила много, вкладывая душу в вышивку и стараясь успеть хотя бы сорочку для жениха да свою, пусть и пока без вышивки. Только вечером жених не разрешает браться за иголку при неестественном освещении. И когда мне вышивать? Может, поговорить с управляющим, раз уж меня жених содержит и уменьшить трудовой день?

Позавтракав, поблагодарив матушку Малину, я выполнила очередное её поручение. Но потом навалились дела, которые вместо меня никому не доверили. Просто незанятых мест не осталось, а царь запретил набирать новых людей. Мне обещали урезать будни, как только разгребу три полных диковинок зала, и расставлю все мелкие диковинки по стеклянным хранилищам. Я не знала, на что соглашалась. А когда узрела все эти мелкие детали, видимые только через увеличительное стекло, сложенные в сундуках, схватилась за голову.

Да мне за девятицу не разгрести!

Для начала надо придумать это самое хранилище, отдать задание стекольным мастерам да плотникам, но сперва следовало вызвать малёвщика*. Кристалл имел свои преимущества, теперь я могла не только быть при деньгах, но и связаться с любым жителем города, если есть снимок его образа. А снимки всех мастеров мне передал управляющий.

Вызвала малевальщика*, который явился сразу после звонка, как только сказала, где нахожусь.

Он сделал наброски того, как будут выглядеть эти самые хранилища и где какая диковинка должна располагаться. Как выяснилось, все три мастера — стекольщик, плотник да малевальщик — приписаны к палатам. А потом узнала у того же малевальщика, что на меня большие планы у нашего управляющего, ведь сторонних людей царь нанимать запретил. Висячий сад одобрен, а кроме меня обратиться не к кому. И вот крутись, как хочешь.

День прошёл в хлопотах и встречах с мастерами.

Если б не заботливый наречённый, я б забыла пообедать, и поужинать тоже. И мне повезло, что палаты закрывались и выгоняли оттуда всех, кроме нескольких стражников, заступивших на ночную смену. И сегодня оказалась очередь дневать* в палатах именно Колывана.

— Домой или?..

— Я в пристройке переночую.

— Чувства не глуши, — наставлял жених. — Мне с поста отлучаться нельзя, но в случае чего, всё равно сумею помочь.

Я кивнула.

— Лучше б дома была. Хотя... — наречённый задумался. А я думала, почему он после покушения на мою жизнь позволяет мне ночевать вдали от себя. А выходит, всё дело в том, что он рядом будет.

Выход можно найти, например, переночевав в палатах. Но... Надо с Весняной поговорить. Иначе не дождётся меня, если уже не улетела.

Решила что пусть всё идёт своим чередом.

— Я пойду? — осторожно спросила, не желая прерывать его размышления.

— Иди.

Я уже собралась переступить порог, как развернулась и кинулась ему на шею. Он прижал к себе. Мы ничего не говорили, просто стояли, прижавшись друг к другу. За эти дни, что спали вместе, ощущалась какая-то потребность в его прикосновениях.

— У тебя две ночи, — шепнул он на ухо, опаляя горячим дыханием ушко.

Это он о чём? Две ночи позволяет мне пожить отдельно?

Хотела уточнить, но Колывана и след простыл. Как он так быстро перемещается? И ведь не сигал, растрачивая запас силы.

Я дошла до пристройки и толкнула дверь. Незаперта. Войдя внутрь, поднялась на третий ярус. Остановилась около двери нашей с Весняной комнаты. Пожалуй, следует постучать, что я и сделала.

— Входите! — мне ответили голосом подруги.

Внутри зрело любопытство, но я отмахнулась от него.

— Доброго здоровья! — вошла и согнулась в земном поклоне.

— Привет! — ответила Весняна, улыбаясь. А она ведь изменилась. Пока чем-то неуловимым, если не считать головного убора.

За столом сидел мужчина со светлой бородой до середины груди и читал книгу, не обращая на нас никакого внимания.

— Проходи, поболтаем. Ты сегодня здесь будешь ночевать?

— Не хочу вас обременять.

— Да ладно, не беспокойся. Я сейчас!

И подруга подлетела к мужу, обняла его за плечи, склонилась к его уму и что-то зашептала. Похоже, они помирились. К слову, заметила, что её сорока скрывает косы. Косы!

Мужчина встрепенулся, закрыл книгу, встал, поворачиваясь ко мне, и поздоровался, о чего я смутилась и вновь повторила приветствие.

— Беляна, познакомься, это мой муж Будимир! — представила она его.

— Очень рад знакомству, — казалось, искренне улыбнулся мужчина. — Весняна, прими гостью как следует. Стол накрой!

— Да я на минутку заскочила, — засмущалась я.

Но подруга уже суетилась, достала пироги из моего бывшего сундука.

— С тебя самовар! — и она вручила мужу взятый с другого, появившегося за время моего отсутствия, стола медный самовар.

Муж ушёл из комнаты, оставляя нас наедине.

— Садись! — и подруга отодвинула от столика плетёное кресло, тоже новое.

— Это муж купил здесь. Мы потом домой заберём.

— Муж? — я удивлённо приподняла бровь.

— Ну, мы... Сходили в храм, дали клятвы.

— Косы, я гляжу, на месте.

— Да, он не стал отрезать.

— Ну и как тебе замужество?

— Пока довольна.

— Когда уезжаешь?

— Решили тут пока пожить, узнать друг друга получше, — покраснела она, затем добавила: — Пару девятиц. Дядя разрешил.

— Что-то я не заметила особого интереса к тебе, — ответила задумчиво.

— О, я попросила передышку. Замучил просто.

— Так уж и замучил?

— Ненасытен просто. Два дня из постели вообще не выпускал. Потом уж пришлось просить о пощаде.

— Наказание?

Она смутилась.

— Да. Делает со мной всё, что захочет, — и она покраснела так, что я даде представить не могла, что он с ней такого делает.

— Но ты, я вижу, счастлива.

— Ну, если б не его ненасытность, то мне всё нравится. Он вот читать любит. Да дома некогда. Детишки требуют внимания. Поэтому читает здесь запоем. Дядя мне из палат приносит. Вот он, не тратя ни минутки, погружается в книгу. Не заметил даже, что ты пришла. Мне даже завидно, что не мне столько внимания уделяет. Но и ему надо давать время для его увлечений.

— А сама? — спросила об увлечениях Весняны.

— А я днём бисером плела. Вечером нельзя, чтобы глаза не сильно утруждать. Поэтому скучаю... А у тебя как? — оживилась она.

— Да вышиваю днём да готовлю, по дому машины многое делают. Ну а потом мужа потчую, разговариваем.

— У вас уже было?

— Что было? — удивилась я.

— Ну, то, что между мужем и женой.

— Это личное.

— Я ж не прошу подробности. Да или нет?

Я покраснела, как показалось, до кончиков ушей.

— Договорились, что будет лишь после свадьбы. Я пока не хочу торопить события, — ответила уклончиво.

— Ясно. А что же тогда было, что ты покраснела?

— Поцелуи, объятия...

Подруга допытываться не стала. И мы заговорили о другом. Я упомянула, что жених из Ярцево.

— Вот это здорово! — обрадовалась Весняна. — Будем видеться!

— Так он же военный. Сомневаюсь, что часто будем у вас в городе.

Тут послышался стук, и дверь распахнулась, являя Будимира с самоваром, явно полным. Он внёс его, поставил на стол, за которым мы сидели.

— Представляешь, Мир, жених Беляны из Ярцево!

— Будем рады видеть вас в гости, — ответил Будимир. — Ну, не буду вам мешать, пойду почитаю, — и муж прикоснулся к щеке жены ладонью, наклонился и поцеловал в губы, загораживая своей широкой спиной весь обзор. Отметила, что Колыван, уже в плечах, но выше. Если не считать военную выправку, то у наречённого не видно ни мышц, ни силы. Худощавый высокий мужик. Но внешность обманчива. Взять хотя бы то, как он меня носит на руках, будто я — лёгкое пёрышко.

Тут муж Весняны отстранился и ко мне повернулся.

— Забыл... Смотри и запоминай! — и перед моим взором развернулся трёхмерный план города с надписью Ярцево. Далее его увеличили относительно реки, дали наводки и показали дом.

— Вот здесь живём, а вот здесь дом родителей Весняны, — продолжил показывать Будимир. — Если вдруг переедем, они наверняка будут знать.

— Благодарю за приглашение, — тихо сказала я.

Хотелось в ответ не остаться должной, но не рискнула звать к нам от имени жениха. Всё же его дом пока не мой. Да и мнения Колывана спросить стоит. Какие у него в семье порядки, я не знала.

Будимир выключил кристалл и ушёл к окну, включил настольный светильник и сел в кресло. Похоже, действительно любит читать, да и даёт нам возможность пообщаться. Кажется, он хороший человек.

Просидели с Весняной до полуночи, потягивая чай с пирогами. Смеялись, шутили, рассказывали разное, будто не виделись целую вечность. А потом я поделилась своими страхами.

Она вздохнула, а потом сказала совсем не то, что я от неё ожидала:

— А ты не относись так к этому, как я отнеслась. Ну отрезал косу, ну, тебя ж всё равно никто не видит. Голову носишь покрытой. Я просто не ожидала и никто не предупредил. А волосы отрастут. Да и в можешь сходить в храм, как знать, может и у тебя тут же вырастут.

— Муж твой больше не стал резать косу... — пробормотала я, взглянув на увлечённого чтением мужчину у окна.

— Так уже отрезал. Да и кто он такой, чтобы спорить с волей Всевышнего?!

Я сглотнула — и то правда.

— Благодарю, Веснян. Ты мудрее стала.

Она хмыкнула.

— Я могла б тебе дать надежду, что твой муж может живёт по другим семейным обрядам, и у них косу не режут, но лучше чтобы ты подготовилась к худшему.

А она права. Пусть Колыван наслаждается моими космами, раз уж ему они нравятся, пока есть. А отрежет — сам себя накажет. Да и коса отрастёт со временем. Хватит себя накручивать!

Взглянула на часы с золочёной стрелочкой-солнышком и встала.

— Мне пора.

И тут вспомнила, что не поговорила с управляющим. Где ж теперь ночевать мне? А он наверняка спит. Что же делать?

— Пойдём, я тебя в соседнюю комнату поселю.

— Ты, поселишь? — удивилась я.

— Да, на случай, если ты вернёшься, у меня есть запасной ключ от твоей комнаты. Дядя дал.

Я улыбнулась. А всё не так уж плохо складывается.

— Благодарю, Весняна! — обняла подругу.

— Не стоит.

Весняна подскочила к мужу, вновь обняла, прошептала на ушко что-то и тогда уж пошла со мной к двери из комнаты.

Но стоило мне оказаться снаружи, как страх сковал тело. Вспомнилось нападение. Весняна шагнула в темноту. Дверь располагалась напротив. Отворив её, подруга вернулась за мной. Схватила за локоток и потянула в мою новую комнату.

— Чего испугалась? — спросила она.

— Да тут же на меня напали...

— Рассказывай! — велела Весняна. Похоже, она ничего не ведала об этом.

— Разве тебя к управляющему не селили?

Она силилась что-то вспомнить, но мотнула головой.

— Точно помню, что очнулась у дяди в комнате. А больше — ничего. Дядя ничего не сказал. Так что за нападение?

И вот что мне теперь говорить ей? Зря вспомнила о нападении. Раз даже стёрли память, значит, нельзя распространяться. Вопрос только в том — кто стёр?

— Весняна? — услышала голос её мужа и осторожный стук в мою новую дверь.

— Ладно, завтра поговорим, — шепнула подруга и пошла к мужу.

А я осталась одна. Надо с утра уйти пораньше да поговорить с Колываном — всё выведать. А сейчас подготовиться ко сну и спать! Утро вечера мудренее!

Примечания по главе:

Стан* — (Даль) приста́нище рыбаков, лесников, звероловов; станки рубятся в разных местах, по лесам и по тундрам (арх. сиб.), для приюта промышленников; по торным местам, на станках держат старика сторожа, для помощи и услуги проезжим./Сиб. почтовая станция. У меня стан — своего рода аэропорт, вокзал, куда прилетают летучие корабли.

Летучий корабль* — воздушное судно. В данном контексте для быстрого преодоления расстояния между городами внутри страны городов (Гардарики). Похож на водную ладью, только без мачт, и с крыльями-парусами, летает, ловя воздушный поток. Лётное поле как раз расположено там, где постоянно дуют ветра.

малёвщик* — (Даль) ремесленный живописец, особенно для расписки красками по готовому, колеровщик. ма

Дневать* — (Даль) дежурить, быть дневальным, чередоваться поденно.

Глава 7

Последние три девятицы я провела вблизи подруги, оставаясь на ночлег в выделенной мне комнате напротив комнаты Весняны.

Она предлагала мне, как уедет, занять её комнату. Но... Колыван не одобрил такую мысль. Нечего занимать комнату, когда её могут другие занять, да и дома надо жить.

А спали мы почти все ночи вместе, кроме его дежурств. И в первую же ночь на меня напали. Правда, я об этом узнала лишь вчера, когда спорила с Колываном, что мне необходимо пожить самой.

А я хотела какое-то время побыть одна. Без подруги и жениха. Почувствовать одиночество, чтобы захотелось к нему.

Ну и поссорились. Впервые.

Я его целый день не видела — не попадался на глаза. И собиралась идти в пристройку к палатам, проситься в комнату Весняны, из которой она сегодня должна была выехать.

На душе скребли кошки. Ну почему он такой упрямый и не может хоть раз сделать по-моему?

К слову о кошке. Нашу муж отдал родителям. Почему? Сказал, что это не обсуждается. Просить вернуть — бесполезно. Я поначалу расстроилась, обижалась, потом злилась, но поняла, что своего решения он всё равно не изменит. Поэтому решила забыть. Нет кошки, и ладно. Меньше привязывает меня к мужу и дому.

Под конец дня я уже была готова попросить прощение у Колывана, но при этом собиралась ночевать отдельно. Не в его объятиях.

Но так и не встретила его, хотя ждала у выхода ещё час после закрытия. С упавшим настроением поплелась в пристройку. Ну зачем он так? Почему нельзя мирно просто пойти на уступки друг другу?

Управляющего нашла в его комнате. Он просто протянул ключи и забрал мои.

— Чего, Беляна, голову повесила? Из-за Весняны?

Да, я уже скучала по подруге, но не этим опечалена. Поэтому помотала головой.

— Милые бранятся, только тешатся, — угадал управляющий.

Спорить не стала.

— На тебе книги, прихватил из палат. Можешь взять на несколько дней.

Поблагодарив, поплелась наверх. Ну, хоть есть, чем заняться. Привезли наконец-то землю для висячих садов, поэтому я планировала сегодня перебрать семена. Но книги тоже не помешают.

Всё так резко навалилось. Столица, уры, палаты, жених. Мне бы разобраться в своих чувствах, а то стала ловить себя на мыслях, что некогда даже подумать. Всё куда-то бежать надо, дела какие-то делать.

Дома у меня была отдельная комната, где я могла закрыться и уединиться. И даже, переделав все дела, просто посидеть в темноте, подумать, помечтать.

Понять бы, чего я хочу. Не то, что нужно делать, а к чему действительно тянет душа.

Я поднялась по лестнице и открыла комнату, которую не так давно делила с подругой.

Прошла к балкончику, распахнула дверь.

В лицо дунул прохладный ветерок. Осень подкралась незаметно. А вокруг нет даже деревьев, чтобы заметить смену сезонов.

Как же растительности не хватает! Солнышко ещё освещает тонкую полоску небосвода, но в городе уже темно. То тут то там загораются лампочки на зданиях.

И появилось такое нестерпимое желание посмотреть свою котомку — семена, которые мне прислали.

Достала бумажные пакетики. Свет в комнате не включала — уличного пока достаточно.

Закрыла глаза, стараясь почувствовать зёрнышко сквозь бумагу, представить образ будущего саженца. Но ничего не ощутила. Даже вскрыла пакетик, высыпала семечки на ладонь. Ощупала каждую. Такое ощущение, что семена погибли. Как же так?

Включила настольную лампу и поднесла ладонь к свету.

Заметила неестественный оттенок. Вскрыла остальные пакетики.

Все мертвы! Ощупала ещё несколько, стараясь понять, что не так. И ощутила жар, который обжёг руку. Я дёрнулась, рассыпая семена. А в следующее меня мгновение начало колотить, и одновременно стало и жарко и холодно.

Я собрала все семечки с пола и стола, сложила их в тканевый мешочек и выбежала из комнаты. Потом вспомнила, что уже осень наступила, вернулась, надела душегрею* и взяла ключи. И теперь уже побежала, не разбирая ног в хоромы.

Не думала, ни о чём, кроме того, чтобы вернуть семена к жизни. Кто же пожарил семечки? Но эту мысль отбросила. Только бы оживить эти зародыши!

Хоромы были видны ещё издалека. Ещё и подсветка на высоте. Поэтому ошибиться дорогой оказалось невозможно.

И так бежала, что чуть не влетела внутрь в сапожках. Разулась, чувствуя тепло пола. Оно согревало даже душу. Платок с головы снимать не стала, помня, чем это может закончиться.

Увидела пришедшую в движение вязь и зажмурилась. Сейчас не до зрительных видений!

Шла туда, куда тянуло.

А потом бухнулась вниз, будто проваливаясь в яму. И очутилась в чём-то вязком мокром упругом, но тёплом. Дышать было нечем, но я держалась. Сидя, не решившись вынырнуть. Просто сжимала в руках мешочек с семенами и желала всей душой оживить эти зёрнышки.

А потом меня рывком выдернули из вязкой жидкости и поставили на пол в том же положении, что и была. Я жадно сделала вдох и какое-то время, периодически покашливая, просто дышала.

Открыла глаза. Колыван! Свет был голубой приглушённый.

Не удержалась без жидкости и упала на пятую точку.

Колыван стоял в сапогах! В хоромах! Это возмутило.

— Разуться не хочешь?

— Нет.

— Это хоромы! — попыталась достучаться до него.

— Я сюда пришёл не заряжаться силой.

Такое определение хором покоробило. Будто мы все приходим в хоромы с одной целью — благодать получить.

— А как же пообщаться с Предками, Творцом?

— Для этого хоромы не нужны.

С одной стороны Колыван был прав. Творец и всё вокруг — его часть. Поэтому для связи с Всевышним посредники не нужны. Но...

— Это место силы, распределяющее эту силу по округе, но здесь его наибольшая плотность. Здесь легче зарядиться, чем в других местах, ну и работает связь с другими такими местами силы.

— А как же тёплый пол, Млечный Путь?

— Зрительная мара*. Пойдёшь с закрытыми глазами и откроешь в середине, под куполом, и кроме рисунка солнышка ничего не увидишь. А пол сделан так, что накапливает тепло и отдаёт его. Ты же делаешь вдох холодного воздуха, а выдох горячего, так и пол.

— Будешь ругать? — я встала, оглядывая свой внешний вид. Прилипшие к ногам юбки, слипшиеся волосы.

Но увидела мешочек в руках, и на душе потеплело. От семян исходило живое тепло, и появились образы взрослого растения.

— Пошли домой, — устало предложил жених.

— Не пойду! — упёрлась я.

— Ладно, как скажешь!

Откуда-то в руках жениха появилась простынь, в которую меня завернули, а после схватили за ноги и перебросили как мешок через плечо.

— Отпусти! — я попыталась вырваться. Ничего не вышло.

— Хочешь, чтобы тебя в таком виде узрели стражи? Тогда кричи, — милостиво разрешил жених.

Представила нас со стороны: высокий мужчина в тёмной форме несёт двигающийся мешок на плече, явно вырывающийся. Подумают, что меня украли. В лучшем случае арестуют жениха, в худшем — меня тоже загребут в участок до выяснения всех обстоятельств. А как бы не злилась на Колывана, он помочь хочет. Участи быть арестованным ему не пожелаю. Да и у самой есть брат военный. Он ушёл из семьи рано — в двенадцать. И воспитывался в армии с их порядками. Видеть его могли раз в сезон. Да и то, никаких уже объятий, он — мужик, одним словом! Колыван же ведёт себя хоть и несколько отстранённо, но наедине позволяет и объятия, и прикосновения. Может ли быть так, что ему с отрочества всегда хотелось и любви и всего остального, чего его лишили, забрав из семьи. И получить может лишь от жены так необходимую ласку? А Неждана была всего лишь возлюбленной, с которой отношения ограничивались лёгкими прикосновениями да поцелуями раз в сезон.

Размышляя так, прекратила сопротивление, решив понаблюдать за окружающей действительностью.

Колыван вышел из хором через те же двери, что я входила, подхватил мои сапоги в свободную руку и быстрым шагом понёс к палатам. Обзор загораживала простынь, поэтому видела лишь ноги да светлые очертания перевёрнутых зданий в лужах. Дождь прошёл? Причём, сильный. Мне вот только промокнуть не хватает.

Уже возле палат налетел холодный ветер, окончательно заморозив, и пошёл дождь. Колыван вошёл внутрь пристройки, толкнул незапертую дверь, поднялся на мой ярус и без ключей попал внутрь комнаты.

Колыван, не включая свет, прошёл в уличных сапогах до банной, сгрузил меня в купель и открыл горячую воду.

Следом послышался треск ткани и мокрая душегрея и две сорочки полетели на пол. Как и платок.

Дверь в банную жених закрыл. Мы погрузились в кромешную темноту.

Я молчала, прикусив губу. Лучше не пререкаться, а то доспорилась.

Влезать в купель Колыван не стал, но поливал душем и снимал с лица корку. А я и не заметила, что вокруг платка вязкая жидкость затвердела. Удивительно, что дышала спокойно. С волосами возился долго, но ничего не выходило.

— Знаешь, а давай мы тебя налысо побреем! Вот наука будет! — предложил он.

— Н-не смей! — стуча зубами, так и не согревшись, пробормотала я.

— А вода эту жидкость не берёт! — "порадовал" жених. — Тебе ещё повезло, что я успел вовремя и ты вдох не сделала. Подумала и ужаснулась. А как я вообще могла дышать? Может, жених постарался? Своей силой? А почему не перенёс нас сразу домой ко мне?

Я прикоснулась к волосам. Они слиплись в косу, отставленную чуть от тела и уже задеревеневшую.

— Колыван, сделай же что-нибудь! — заплакала я от безысходности.

— Режем? — он явно издевался.

— Что хочешь делай! — я зажмурилась, доверившись ему. Уже была согласна даже на отсечение косы, хотя это ж позор какой — лишиться косы! Я ж её всю жизнь растила!

— Ладно, жди здесь!

Потом он вошёл, включил свет. Сердце забилось быстрее. Что он задумал? Ощутила, как коса болезненно потянула назад, будто каменея и становясь жутко тяжёлой.

И это Колыван даже к ней не притронулся.

— Что ты з-задумал? — от страха вновь начала заикаться. Отметила, что пришёл с большими ножницами.

Он включил горячую воду, наполняя купель.

— Ложись и наслаждайся моим вниманием.

— К-как? — я ведь замерла, выгнувшись назад. Спина уже начинала болеть.

Он помог лечь, волосы убрав за пределы купели.

Было больно, пока он что-то там с волосами делал, то и дело слышалось, как режут ножницы, будто ножом по сердцу. Причём, всё длилось довольно долго.

— Тебе повезло, что хватило ума не снять платок, — сказал даже без злорадства, вымывая волосы жидким мылом. — Может, всё же наголо?

Всё же издевается!

Потом жених отпустил меня и исчез. Я ещё какое-то время посидела в купели, не представляя, как теперь жить, и, поняв, что Колыван уже не придёт осмелела и осторожно прикоснулась к своим волосам. Нащупала распущенные мокрые длинные пряди. Привстала, не веря своему счастью. Космы никуда не делись, и даже скрипели от чистоты.

И я, перебросив их в купель и обняв колени, разрыдалась, на этот раз от счастья.

* * *

Колыван так и не пришёл, ни вечером, ни ночью. Ложилась спать одна, но так и не смогла отдохнуть. Всё думала, чем отблагодарить жениха. Ничего лучше не придумала, как вернуться под его крыло и делать всё, что он скажет.

Солнышко встало, поняла, что время отдыха закончилось.

Ощутила чей-то взгляд. Резко села в постели. Колыван отвернулся к окну и начал смотреть через колышущиеся занавески во двор. Хвала небесам, это всего лишт Колыван!

Встала, подходя к окошку, распахнула занавеску и, узрев Даждьбога*, ощутив радость, озарив мир улыбкой, поприветствовала его и склонилась в земном поклоне.

— Доброго здоровья! — обратилась уже к жениху.

— Доброго! — ответил, не оборачиваясь.

— Благодарю... Почему ты вчера ушёл, не сказав ни слова?

— А что я должен был сказать? Что был прав?

— И какое наказание меня ждёт?

— Знаешь, был вчера соблазн отрезать тебе косу, проучить твою беспечность.

— Почему же не сделал?

— Пожалел себя.

Вспомнила, что ему нравятся мои космы. Решил, что ещё успеется?

Хорошее настроение улетучилось.

— Какое наказание меня ждёт?

— Ты его уже отбыла.

— В смысле?

— Помучилась вчера, пока я с ножницами вырезал затвердевшие куски.

Я бросилась к нему. Он развернулся и поймал в объятия. Крепко прижал к себе. Несколько мгновений я ощущала себя самой счастливой на свете. А потом он всё испортил.

— Надеюсь, следующего раза не будет... — с нажимом сказал он.

— А если вдруг?.. — хотелось услышать, что всё равно примет меня с моими тараканами.

— Косу отрежу, не сомневаясь. Я предупредил! Даже если можно будет обойтись без этого, — обрубил он, подрезая крылья моему счастью.

И я расплакалась у него на груди. Просто осознала, что не в сказку попала. И один раз он простил, второго — не будет.

— В хоромы без меня ни ногой. В любые!

— Как скажешь! Ты меня заберёшь к себе? — отстранилась, заглядывая в его лицо. Понимая свою обречённость.

— У тебя не так много времени осталось до лунных дней. Наслаждайся свободой, пока можешь. Хотя... — он взглянул поверх меня и лукаво улыбнулся.

— Что?

— Садись. Займусь твоими волосами. Подровнять их всё же надо.

А я только сейчас заметила, что одна прядь короче другой на локоть*. Ого!

Села на лавку. Колыван принялся расчёсывать мои космы, а после орудовать ножницами.

После заплёл косу. Она едва доставала конца позвоночника. Но на этот раз я даже не огорчилась.

— Благодарю.

Он лишь вздохнул. А когда я повернулась, то ни жениха, ни отрезанных прядей уже не было.

Свобода?

Вспомнила, что сегодня выходной. В палаты идти не надо. Что-то я совсем запуталась. Так работой загрузили, что и передохнуть некогда.

Ещё раз перепроверила месяцеслов*, соотнеся число месяца на настенных часах. Точно, выходной! Можно было б и поспать подольше, но... Кто встаёт с рассветом, тому Даждьбог* дарит жизнь*.

Сперва привела себя в порядок, отметив, что как бы не хотела свободы, а утреннее причёсывание стало уже частью нашего совместного с Колываном уклада. Но не всегда он позволял себя переплетать. Частенько нам мешали. Но Колыван всегда настаивал на том, чтобы первым меня заплести. Он объяснял это долгой вознёй с наградами, которые надо вплетать в косу, и тогда ни один не успеет собраться.

Колыван сегодня дома? И поняла, что — да. И это первые выходные, которые мы проводим раздельно.

Я вздохнула. Да, привыкла к нему. Без жениха одиноко. Отогнала эти мысли. Хотела же свободы!

И я её получу. Но сперва надо позавтракать.

В нашей пристройке имелась небольшая общая стряпчая. За суетой забыла, что надо прикупить плодов. Но, может, одолжу немного, а потом долг верну. Вот тебе и привыкла жить не одна. В палатах кормили, Колыван заботился о пропитании. Я совсем не приспособлена к самостоятельной жизни. Надо это исправлять! На полпути к стряпчей передумала туда идти и направилась на базарную площадь. А вот что бы я делала, если б не средства жениха? Месяц пока не прошёл, за работу мне пока не заплатили. Есть отцовский кристалл, можно его начать тратить, но... Этим могу обидеть Колывана.

А ведь он мне даже одежду новую принёс взамен испорченной. От меня сплошные расходы! Как бы я выжила без него? А никак, вчера б там и сгинула. Или ещё раньше. Это уже который раз мне жизнь спасает?

Да, Колыван прав! Как можно было сунуться в воду, не зная броду? О чём я думала? Об оживлении семян? Никогда не замечала за собой такой одержимости. Были у меня растения, и семена сажала, но чтобы так тряслась над ними... И что будет, если вновь такое случится? Я лишусь косы, но вряд ли это меня чему-то научит. Как же быть тогда?

Мне бы поговорить с Колываном. Но не идти же к нему...

И тут увидела базарную площадь. Торговые ряды с крышами, толпящихся людей. Вот тебе и выходной! Народу пруд пруди. Окинула взглядом площадь, не зная, с какого боку приступиться. И стала просто наблюдать.

Площадь оказалась огромной, необъятной взору.

Женщины и мужчины, нарядно разодетые, вовсю торговались с продавцами. Даже обновки жениха пришлись кстати! Я не выделялась, что радовало. Застыла только, растерявшись.

Обратила внимание, что ряды подписаны. "Мясо", "рыба", "молочка", "плоды", "ремесленные товары", "кони", "скотина", "сено".

И я отправилась в ряд с плодами.

На каждом товаре ценник был, но это базар! Купцы и ремесленники завышают цены, чтобы торг вести. Без него не интересно!

Прошлась молча по ряду, прикинула цены. Подошла к той лавке, что самые низкие цены были, прикоснулась к плоду, собираясь взять, чтобы понюхать.

— Девица-красавица, не трогай товар! Будешь брать — бери! А каждый будет трогать — что от него останется?

Не по душе мне пришлось такое обращение. И ничего обидного не услышала, а брать уже не захотелось. Пошла дальше. У соседей того торговца товар был намного дороже и разница казалась существенней, но я мимо прошла, раздумывая, что же мне не понравилось.

Остановилась у одного прилавка. И плоды не очень красивые, а тянет к ним. Прикоснулась к яблокам, ожидая, что одёрнут, но нет. Торговец — мальчишка — лишь искренне улыбнулся:

— Бери, девица, матушка с любовью растила, хоть и выглядят не так, как у других, да точно краше душою!

Я тоже ответила улыбкой. Взяла плод, чувствуя, как разливается тепло по руке. И на запах оказался плод лучше тех, что источали душистость на весь ряд.

— Беру!

Взяла понемногу разных плодов, позволив мальчишке для меня выбрать. Только не подумала, как нести всё это стану. А набрать решила с запасом, дабы всех соседей угостить, раз стряпчая общая.

— Куда доставить, девица? — спросил мальчишка.

— А сколько это будет стоить?

— Всё входит в цену! Брат доставит!

— Вот как? — удивилась я да дала указания.

Оплатила с кристалла жениха.

— Мы можем договориться и когда надо доставлять. Только свистни!

— А как свистнуть? — уточнила тут же.

— Так на кристалл звони!

И тут я поняла то, что упускала из виду. А ведь точно! Можно Колывану звонить!

Поменявшись связью, мы расстались. А я решила поискать саженцы да семена.

Раз скотиа есть и сено, значит, и растения должны быть.

Нашла! Да не только ряд с саженцами, но и Колывана. Увидела его, спряталась за угол. Он разговаривал с торговцем семенами.

— А как выглядела? — спросил жених.

Я насторожилась. Речь не обо мне. Я ведь тут впервые. А о ком?

— Длинная тёмно-русая коса, красавица, большие зелёные глаза. Большего не скажу.

— Благодарю, — и Колыван ушёл в другую сторону.

Судя по описанию, похожа на Неждану. О чём Колыван спрашивал?

Идти за ним не стала. А вот к продавцу подошла. Стала рассматривать имеющиеся семена. Заметила такие же, как у меня. Это семена древовидного папоротника. Редкость в здешних краях. И заказывала я через поставщика напрямую.

— Девица-красавица, возьми лучше вот эти семена яблонь, слив. Папоротник не для здешних мест, он тепло любит. Разве что дома в ведре сажать.

— Можно я выберу семена сама?

— Можно. Выбирай, красавица!

Я протянула руку к горшочку с семенами папоротника, закрыла глаза, прислушиваясь к ощущениям. Большинство семян было живо. Но мне уже без надобности.

— Да, пожалуй, не буду брать, вы правы, лучше возьму вот эти... — и протянула руку к наиболее сильным образам — корзинке, полной яблочных семян. Яблони плохо наследуют родительские свойства. Прикоснулась к семенам, ощущая даже вкус будущих яблок. Нашла те, что кисло-сладкие сочные да твёрдые рождаются, отобрала разные весенние, летние, осенние да зимние сорта.

Выбрав, я рассчиталась за товар. Семена, за исключением папоротника, стоили не очень много. Но я подозревала, что и другие мои семена повреждены. Просто взяла домой лишь те, что сажать надо в первую очередь.

— Но вы ведь продаёте эти семена, значит, их покупают... — решила схитрить.

— Продаю. Но берут, в основном, для теплиц и висячих садов городских культурных зданий. Это остатки, которые решил попробовать продать на базаре.

— И как, удачно?

— Да, уже осталась половина. Покупала тут одна девушка, — согласился продавец. И указал на самые дорогие семена — заморские. Отметила, что именно те, что я заказывала. Дальше расспрашивать не видела смысла. Остальное услышала из ответа Колывану.

Что же задумала моя соперница? Зачем ей подставлять меня? Могла ли она подменить семена? Ну не взошли бы семена, и что? Выгнали б меня из палат. Ну так жених забрал бы к себе. Это ведь наоборот, ей не на руку. Не понимаю!

— Благодарю, — и пошла на выход с базара. А то ещё что-то куплю, хотя оно мне, может, и не нужно. А деньги-то пока не мои!

Шла, задумавшись, и как-то так незаметно почувствовала себя в безопасности. Скосила взгляд по сторонам и обнаружила по правую сторону от себя мужчину.

Сердце пропустило удар, но подняв взгляд, успокоилась.

— Погуляем?

Я широко улыбнулась, принимая его защиту.

— Я случайно подслушала твой разговор с продавцом.

— Случайно ли? — хитро прищурился жених.

— Не совсем. Слышала, правда, только как ты спрашиваешь про внешность и описание девушки. Зачем это Неждане?

— Пока и сам не понял.

— Хотя, может, это не она?

— Может и не она.

— Прости, что тебе не позвонила. Так всё наложилось, я совсем забыла, что могу связаться с тобой. Никак не привыкну к этим кристаллам.

— Тогда давай созваниваться каждый день, — предложил Колыван. — Например, в обед и вечером...

— Но что говорить? Надо ведь по делу звонить.

— По делу, — согласился он.

Какие дела? Ладно, когда совета спросить надо. А если ничего узнать и не надо?

— Наверняка что-то да можно спросить, — растерялся Колыван не меньше меня.

— Да. А если по делу, когда звонить?

— В любое время.

— Даже просто, чтобы совета спросить? А если ты спишь?

— В любое время суток! — жёстко ответил жених. — Никаких — ты спишь! Ясно?

А в его жёсткости я услышала заботу. Прижалась к его руке, признавая за ним право самому решать этот вопрос.

Вместо того, чтобы пойти домой, мы перешли уже опущенный мост и отправились на искусственно созданный каналами остров. Там и жил Колыван. Ведёт к себе домой? Решила ему довериться.

Но отправились мы не в глубь острова, а повернули на набережную.

— Хочешь покататься на лодке? — предложил жених.

— А разве здесь есть лодки? — удивилась я.

— Есть одно место, где можно покататься. Это в роще.

— Роще? — удивилась я.

— Заповедная роща!

Я была поражена не то слово. Заповедных лесов почти не осталось. Неужто здесь они есть? А я думала, город целиком каменный.

— Когда строили город, не посмели вырубить, — начал рассказ Колыван. — Создали закрытую зону, чтобы защитить от всякого сброда. Видят её немногие, да и то, только оказавшись рядом, когда знают, что искать.

И вот мы прошли всю жилую зону и оказались на пустыре, огороженном забором.

— Защиту накладывали уры.

А я закрыла глаза и вдохнула. По коже побежали мурашки и волосы зашевелились. Я распахнула объятия своей души и шагнула в сторону ограды. И сразу ощутила, как разворачиваются крылья за спиной. Распахнула глаза и потонула в траве. Стоило её раздвинуть, как прямо передо мной оказался ствол. Пришлось высоко задрать голову, чтобы попытаться увидеть верхушку огромного тысячелетнего дуба. Я нежно прикоснулась к испещренной извилинами коже дерева, даря свою любовь и радость.

Но тут вспомнила о Колыване. Обернулась. А он стоял позади меня и искренне улыбался. И что-то внутри дрогнуло. Я поняла, как мне не хватало вот этой его улыбки, полной счастья.

Примечание по главе:

мара* — призрак, иллюзия.

Локоть* — (Даль) вся часть руки, от сустава этого до запястья, состоящего из двух костей: лучевой и локтевой; одна последняя, которая кончиком своим огибает катушку плечной кости и образует самый угол сустава. В виде меры, длина от угла этого до конца среднего перста, о́коло 14-ти вершков. http://900igr.net/up/datai/129313/0007-002-.jpg

месяцеслов* — (Даль) роспись всех дней в году, с показанием и других, к сему относящихся сведений, календарь.

Даждьбог — дающий бог, наше солнышко, Ярило-солнце.

Жизнь — Жива, энергия жизни, жена Даждьбога, женская энергия солнышка.

Глава 8

Заповедная роща!

Похоже, это теперь моё любимое место в городе. И даже не потому, что это место — самое красивое, хотя несомненно оно таким и было, но здесь Колыван впервые почувствовал себя счастливым рядом со мной. И глядя на его улыбку, я — тоже. Все неприятности остались позади. Были лишь мы двое и роща. Я дышала этим особенным воздухом, пронизанным невероятной свежестью и мудростью вековых деревьев, и не могла надышаться. Бегала, приветствуя, от одного ствола к другому, пока не коснулась каждого, подарив им свои чувства радости и счастья. И листья шелестели, будто рассказывая мне о том, что успели повидать на своём веку. А я внимательно слушала, стараясь их услышать, прочувствовать сердцем.

Колыван в рощу не пошёл, остался у выхода, присел на корточки и закрыл глаза. Оставила его одного, решив не мешать. Откуда-то доносился перезвон колокольчиков. Интересно, что это играет?

Обежав круг, вернулась на то же место, откуда начала своё приветствие леса.

Там и застала жениха. Он качался из стороны в сторону, будто травинка. Подумалось даже, что сейчас упадёт, ведь угол наклона, на мой взгляд, превышал устойчивость.

Колыван открыл глаза, повернул голову, продолжая раскачивание, и спросил:

— Ну что, идём кататься на лодке?

Не хочу отвечать по поводу лодки... Поэтому переключаюсь на другое. И ведь не падает, поражая моё воображение!

— А если я навалюсь?

— Попробуй, — улыбнулся наречённый. Ну что ж, сам разрешил!

И я почти что легла на него. И поняла, что не могу сдвинуть его с места. При том, что я ведь дождалась, когда он почти упадёт. А он устоял, замерев в том же положении в вершке от земли.

— Но как?

— А я сейчас — дерево, и меня держат корни. Попробуй оторвать мои корни.

Я слезла с него и попробовала сдвинуть ногу с места, в том числе и приподнять её, но ничего не вышло. Стопы будто приросли всей поверхностью, словно корни пустили.

— А стоя так можешь?

— Попробуем?

И он в одно мгновение поднялся и тут же наклонился вперёд с полностью вытянутым по струнке телом. Его коса с наградами зазвенела от такого резкого движения и упала на землю, а вот тело так и не коснулось плодородной почвы.Так вот, что это звенело!

— Можно толкнуть? — спросила я.

— Давай! — разрешил Колыван.

Я попробовала, потом снова и снова. Не удавалось сдвинуть с места ничего, кроме его косы. Любопытно!

— А косой управлять можешь?

— Если не используя силу, то — нет.

— А заземляешься лишь стопами?

— Не только. Но стопами могу надолго. Кровоток правильный тогда. А если на руки встать, то вверх ногами окажусь.

— И то верно!

Больше испытывать Колывана не стала.

— Пойдём уже, если ты всё, — вернулась к болезненному вопросу.

— Пойдём.

И мы пошли насквозь, к виднеющемуся между деревьями озеру. Я так увлеклась приветствием растительности, что кроме деревьев в сто обхватов ничего не видела. А сейчас заприметила. Когда мы вышли на берег, первое, что бросилось в распахнутые от удивления глаза — безоблачное глубокое насыщенное голубое небо, отражённое на водной очень ровной глади. Казалось, будто земля слилась с небесами. От этого вида захватило дух.

— Ну что, идём? — тихо, будто это всего лишь шелест деревьев, спросил жених, боясь нарушить мгновение.

— Как же здесь красиво! — восторженно прошептала я.

— Безумно красиво! — согласился Колыван.

— А давай просто посидим здесь? В тишине.

Колыван усмехнулся, подхватил меня за локоток и повёл с пригорка к воде. Я не то, чтобы не доверяла ему, просто осень на дворе, пусть и относительно тёплая, но вода для купания уже не годится, разве что для закалки. А ещё я не умела плавать, и тонула однажды... Поэтому воду в банной или лохани любила, но водоёмами предпочитала любоваться, а внутрь не соваться.

— В тишине? — удивился жених.

На самом деле, если прислушаться, то отсутствовал городской шум, суета и людская речь. А вот звуки природы: стрекот сороки, чириканье воробьёв,стук дятла, звериный рык — наоборот имелись в своём многообразии.

Я села на песок и стала смотреть на водную гладь. Вот рябь пошла, а вот и рыбка высунула свою голову из воды.

— Я боюсь воды, — тихо призналась своему будущему супругу.

— Да я понял. А зачем согласилась?

— Мне нравятся красивые виды.

Колыван промолчал.

— И ты не спросишь, откуда появился страх? — осторожно сделала намёк и обернулась к жениху.

Он выглядел настороженно, подал мне руку, а когда вложила ладошку, рывком поднял и увлёк в кусты. И тут покой нарушили голоса людей.

Вот теперь я испугалась. Хорошо, хоть не окликнула Колывана.

На берег вышли три человека, скрывающиеся под длинными серыми бесформенными плащами, в наголовниках*, но складывалось ощущение, что их фигуры призрачны или окутаны дымкой.

— Хорошее местечко, — молвил один низким мужским голосом.

— Жаль его... — это уже второй.

— Всё готово? — спросила третья, судя по голосу, это была женщина. Она не уступала двум мужчинам ни в высоте, ни в толщине.

Если Колыван был высоким и худым, то эти трое были пониже, но среднего роста, при этом выглядели, возможно из-за плащей, пошире.

— Почти, — ответил Первый.

— Что значит, почти? — в голосе женщины чувствовался нажим.

— Уры хотят нас переиграть. Запустили новую ветку.

— Ничего не должно мешать нашим целям.

— Ну, ты же знаешь, свободу выбора никто не отменял.

— Свобода — понятие растяжимое. Неужели нельзя обработать как следует, чтобы просчитать последствия и привести цепочку событий к нужному итогу? Всё же эта Явь — не сказка. Им положено страдать, — женщина не испытывала никаких добрых чувств, а вот раздражение ощущалось, хотя голос оставался спокойным.

— Положено? — усмехнулся второй мужчина. — Если они поступают правильно, то дорожка мягко стелится. Это правило прописано как истина.

— Мы отвечаем не только за них. Страдать в любом случае кто-то должен. Нам нужны их чувства, — ответила женщина. — Дайте им нужные мысли.

— Вмешивается кто-то ещё, — ответил первый мужчина.

— Кто? Устраните его.

— Он — вне этой оболочки. Не подчиняется прописанным правилам.

— Но раз находится здесь, значит, имеет физическое тело, вот и уберите его. Пока найдёт подходящую замену, мы выиграем время.

— Тело имеет, но обходит все ловушки.

— Кто-то из управляющих? — спросила женщина.

— Возможно.

— Ну так проверьте всех управляющих.

— Проверим, — ответил Второй.

— А ничего, что мы пойдём против воли Творца? Всё же уры выше нас... — неуверенно спросил Первый.

— Мы им не подчиняемся. А они не обязаны вмешиваться на наш уровень. Так что мы просто выполняем своё предназначение.

— Эх, хорошее местечко! Может, оставим его? — Первый развалился на берегу.

— Мы не должны привязываться к этому миру! — строго сказала женщина.

— Ладно-ладно, не кипятись.

— Я и не кипячусь.

— В этом теле ты поддаёшься чувствам.

— Это не мои чувства. А всего лишь следствие моих мыслей. Никогда не привыкну к этому телу, — возмутилась женщина. — Неудовлетворённая самка!

— Так может, мне тебя удовлетворить? — спросил Второй.

— А вот этого мы не имеем права делать, пока занимаем их тела.

— Так подтолкни её к этому. Если связь уже была, вполне можем.

— Вы отвлекаетесь на ерунду, мальчики! Лучше б подумали, как выполнить дело! — повысила голос женщина и размашистым шагом направилась в рощу.

— Что будем делать? — спросил Второй.

— Надо устранить девчонку.

— Легко сказать!

— Надо довести её до отчаяния, их чувствами так легко управлять... Пусть выплеснет силу...

Они посидели на берегу, а потом пошли по воде. Я смотрела в оба глаза и не верила происходящему. Взглянула на Колывана. Он оставался невозмутим.

Вскоре обе тени скрылись из виду, слившись с водной гладью.

Мы сидели ещё довольно долго, Колыван расстелил тёплый плащ, куда привлёк меня и обнял. Закрыл глаза и присутствовал явно не здесь.

Мне о многом хотелось его расспросить, но я умерила свой пыл. Колыван меня защищает, значит, можно отдохнуть, наслаждаясь рощей. Тем более, как я поняла из разговора этих существ, её вскоре не станет.

Вот я и сидела, разглядывая быстро несущиеся по небу облака в безветренную погоду, отражение в озере. Такое ощущение складывалось, что мы не в Яви. Тогда где?

Но ведь я могу пощупать ту же пожухлую траву, вдохнуть свежий воздух, к которому уже принюхалась, могу ведь дышать, слышу звуки, уверена, что и попробуй я на вкус вот эту калину, под кустами которой мы находимся, я его смогу ощутить. Но не посмела сорвать ягодку. Почему-то всё противилось этому.

Ноги затекли, я осмелилась их подвигать. Рука жениха зашевелилась на моей спине.

Я обернулась. Он открыл глаза.

— Всё чисто. Пойдём.

— Мы можем поговорить?

— Можем.

— Здесь?

— Да, лучше здесь.

— Кто те трое? О ком они говорили? Неужто обо мне? А кто срывает их планы? Ты?

— Если судить по разговору, именно так и выходит.

— А если судить из твоих знаний?

— Явь — искусственно созданный мир. Так же, как и Навь, и Правь. Есть места, где граница Яви истончается и там действуют иные правила.

— Например?

— Время течёт иначе. Мы можем прожить всю жизнь, а потом вернуться в свой мир, где, как оказалось, ничего не изменилось, ничего, кроме тебя. Или наоборот, там все состарились, а здесь прошёл всего день.

— Здесь? Ты про рощу?

— Похоже, что роща — одно из таких мест.

— Но ты понял, о чём они говорили?

— Понял.

— Но как? Ты как-то к ним относишься?

— Я их не знаю, поэтому не могу никак относиться.

— А кто они?

Он пожал плечами.

— Там было что-то про уров, — припомнила я.

— Надо с ними переговорить.

— Ты мне ничего не говоришь, — надула я губки.

— Я такой же, как и ты. Тебе не стоит переживать по этому поводу. К тому же, судя из разговора, тебя хотят вывести на проявление чувств. Этого допустить нельзя.

— Мне обидно, что ты со мной не делишься всем.

— Гони прочь обиду.

— Ты меня не слышишь.

— Слышу, но считаю, что важнее не проявлять чувства, чем растрачивать силу по пустякам.

— Я про то, что ты со мной не делишься своими мыслями.

— Для меня важнее твоя жизнь и удержание силы. Мысли отражаются на наших чувствах. Чувства проявлять нельзя.

— Тебе безразлично, что меня что-то задевает?

— Хочешь, чтобы я разделил с тобой твои чувства? Можешь помочь — помоги. Зачем мне принимать близко к сердцу твою боль, твою обиду, проявляя сочувствие? Это глупо, поскольку так я буду растрачивать свою силу впустую.

Мы будто говорим о разном. Я ему о еде, а он об одежде, или наоборот.

— Я не могу обсуждать с тобой то, что увидел и услышал, — всё же сказал он. — Это игры не нашего уровня.

— Игры?

— Нами играют боги, если можно так сказать. Для нас они — боги. Единственное, что мы можем — поговорить с урами. Уры тоже играют в свои игры. За пределами рощи, думается, нельзя такое обсуждать. Я ответил на твой вопрос?

Я кивнула. Хотя вопросы остались. Но обида прошла. Он меня всё же услышал!

— Ты радуешься, но теперь вдохни поглубже и успокойся.

— Почему?

— Потому что мы кормим своей силой иные сущности.

— Ты меня не любишь, ведь так?

— Мне хорошо с тобой.

— Но радость — это ведь проявление любви. Мы дарим силу Всевышнему.

— Это как посмотреть.

Кажется, бесполезно спорить.

Я села обратно на его плащ и оьняла колени, обречённо опустив голову на колени.

— Вот видишь, ты слишком остро проявляешь чувства и что в итоге? Растратила душевную силу и теперь ощущаешь упадок сил.

— Это от того, что ты меня не понимаешь.

— Я понимаю, но считаю, что ты не права. Надо ко всему относиться спокойнее, не обижаться, не переживать.

— Хорошо. Допустим, — пошла я на попятный. — И как мне этого добиться?

— Первое, чему учат воинов — уметь подавлять свои чувства, сохраняя голову холодной.

— Но я — не воин, — подняла голову, поворачиваясь к нему.

А он нежно прикоснулся к моей щеке, провёл от скулы, вниз, очерчивая овал лица.

— Закрой глаза.

Послушалась.

— А теперь сделай вдох и представь, что ты находишься в самом безопасном месте. Вокруг никого нет, или наоборот, ест те, кто вызывает у тебя чувство защищённости. Всё хорошо. Солнышко нежно ласкает тебя, улыбается тебе, дарит свою любовь.

Хотелось возразить, что не только солнышко делится своей силой, но и я с ним тоже должна поделиться — улыбнуться в ответ.

— Да, улыбнуться, вот так. Ты ощущаешь спокойствие. Защищённость, — и он положил руку мне на живот. Тепло. Хорошо. Спокойно.

— А теперь ты видишь бело-золотой свет, исходящий от солнышка. Выходишь из тела и летишь к источнику света. Подлетаешь к Солнышку, чувствуешь его тепло. Замри. Ощути, как образуется дверь, пропускающая тебя внутрь. И вот ты внутри. Представь, как выглядит наше светило изнутри. А теперь подними взор и увидь звезду. Это — камень Алатырь. Почувствуй, как тебя он начинает притягивать своим ярким белым светом. И ты летишь к нему, и вот ты уже часть него. Яркий свет проходит сквозь твою душу пронизывая насквозь. Тебя больше нет. Ты — часть Всевышнего. Его частичка. Что ты ощущаешь?

— Любовь.

— А теперь скажи, надо кому-то отдавать свои чувства? Надо делиться своей любовью с Творцом?

— Я есть частичка Творца. Всё, что я чувствую — ощущает и он.

— Хорошо. А теперь по тому же пути возвращайся обратно в тело. Быстро, со скоростью мысли.

— Вернулась.

— Ощути, что ты по-прежнему частичка Всевышнего. Ты едина с Ним.

Я открыла глаза. Внутри поселилось умиротворение и любовь. Не в земном понимании. Это нечто более высокое, что невозможно описать словами. Хотелось улыбаться.

И первое, что я сделала, это обняла Колывана, ведь он — тоже частичка Творца. И он тоже улыбался.

— Ну что, возвращаемся к обыденной суете? — спросил он.

— Не хочу. Мне и здесь хорошо. Рядом с тобой.

Он усмехнулся.

А в следующий миг я оказалась лежащей на земле, под ним. И меня целовали. Да так, что весь мир сузился до него. Я обвила его шею руками, неумело отвечая на поцелуи.

Не знаю, как долго мы так лежали, но вот Колыван отстранился и встал.

— Что-то не так? — спросила я.

— Нам надо возвращаться.

— Почему?

— Так говорит чутьё.

Я кивнула, воспользовалась протянутой рукой, чтобы встать.

Жених закинул плащ за свою спину, взял меня за руку, переплёл наши пальцы и потянул в рощу.

Я шла, улыбаясь. Всё же здорово, что мы поговорили. Внутри меня согревало тепло Всевышнего и осознание, что вот эта ещё одна частичка Творца сейчас держит меня за руку, образуя нашу связь.

Примечание по главе:

наголовник* — (Даль) капюшон.

Глава 9

Дни сменяли ночи, время неумолимо бежало прочь. После того подслушанного в роще разговора я не то, чтобы стала бояться смерти, скорее старалась наслаждаться каждой прожитой минутой. Все мы уйдём из этого мира, рано или поздно, а вот пойдём ли на перерождение с тем же предназначением или поднимемся на уровень выше — решать нам. Поэтому я стала ко всему относиться проще. Я по-прежнему радовалась жизни, улыбалась миру, а все чувства, создающие в душе неприятный осадок, старалась гнать от себя.

Заметила такую вещь, что вокруг стало слишком много зла. Будто вселенная решила ополчиться на меня. Но в то же время, если неприятность случалась, то дойти до меня не успевала. Стечение обстоятельств? А бывают ли случайности?

Колыван предотвратил ещё несколько покушений на мою жизнь. То кирпич на голову чуть не упал, то толкнули так, что чуть под копыта лошади не угодила. Вроде бы, несчастный случай, но если б не подслушанный разговор, я бы подумала, что это судьба. А надо ли пытаться её изменить? Правда, в палатах ничего такого не происходило. Я с головой уходила в создание своего садика. Уры были правы. Это моё. Я никого не видела, не слышала, когда возилась в саду, и если б не жених, ожидающий меня во время обеденного перерыва или после трудового будня, я бы возилась, наверное, до изнеможения.

Ощутила его взгляд. Подняла голову. Уже стемнело. Неужели так поздно?

— Пора уходить... — сказал Колыван.

Я вздохнула, доделала последнюю грядку и попрощалась с растениями.

— Знаешь, я бы хотела поговорить с урами, — озвучила свои мысли.

— Тогда пойдём. Они ещё не ушли.

— Почему? Разве приём не окончен?

— Окончен. И всех отпустили. Но у уров будто собрание. Много их пришло.

Я удивилась. Уры ходили бесшумно, не создавая дрожь палат. Всё же это здание построено на славу.

— Не хочется их отвлекать, — вспомнила я о занятости наших Гостей.

— Пойдём! — и Колыван взял меня за руку и потянул по проходным залам.

И вот мы на пороге закрытого тронного зала.

Я всё ещё сомневаюсь, идти ли к Учителям, беспокоить ли своими сомнениями.

— А ты с ними говорил? — спрашиваю у жениха.

— Нет.

— Почему?

— Потому что не считаю это важным.

Такое отношение возмутило меня. И я подняла руку к ручке двери, находящуюся выше моего тела — под стать уру.

Но тут дверь сама распахнулась.

— Входи, дитя, — услышала низкий голос, отражающийся от каменных стен.

Я вошла. Высокие мужи сидели в позе лотоса на полу. Много, я ни разу стольких за раз не видела. Но все мужчины разного возраста. Насколько я знала, они прилетели без женщин, без детей. Были и совсем юные, ещё безбородые, были и старцы. Все одеты просто — замотаны в кусок ткани. Это связано с перемещением. В отличие от Колывана, уры появлялись в определённых местах-переходах полностью обнажёнными, брали приготовленную для них ткань, заворачивались в неё, дабы не смущать народ. И хоть ничего позорного в наготе не было, но у нас не принято ходить в таком виде.

За время жизни в палатах я поняла одну вещь: уры у нас не живут постоянно, лишь временно. Они приходят. Изначально я думала, что с межземельных кораблей. Но нет. Они пользовались переходами. Откуда приходят — с земли Урай или другого места, я не знала. Не решалась спросить.

— Доброго здоровья! — и я согнулась в земном поклоне.

Колыван остался за дверью.

Почему? Я не понимала. Поддержка мне не помешает. И он наверняка знает о моих подскатывающих чувствах неуверенности и страха. Боялась, правда, не самих уров, а того, что я могу рассердить, вызвать недовольство своим вмешательством, отрывом их от важного собрания.

"Молви, дитя!" — услышала голос в голове. Отринула сомнения. Уже пришла, уже оторвала. Надо действовать!

И я показала, как мы оказались в роще с вековыми деревьями, как подслушали разговор, стараясь передать его как можно точнее.

"Не переживай дитя, мы смерти не боимся. Мы идём своим путём развития. Все, кто созрел задать вопрос и готов услышать ответ, его услышат, от нас или нет — уже не важно. Будущее строим мы сами своими поступками. Свобода выбора дана Всевышним. Её никто не вправе забрать. Но каждый поступок несёт свои последствия. Мы к этому готовы," — зазвучал тот же голос.

"Но как же вмешательство тех личностей? Они ведь хотят навредить вам и роще".

"У каждого свой Путь. Если нашла свой — следуй ему".

Меня вновь будто не слышат. Я об одном, а мне о другом.

"Ты ещё не готова услышать. Поэтому эти слова для тебя ничего не значат. Когда созреешь — услышишь вновь или вспомнишь," — получила ответ иным голосом, более мудрым, что ли.

"Но я ведь не следую своей судьбе. Я ведь должна была погибнуть ещё как только приехала сюда," — вспомнилось первое покушение. Хотя, не оставь отец меня здесь, могло бы ничего и не случиться.

"Судьбы нет. Есть Путь со множеством дорог. И он постоянно меняется от твоего выбора. На твою свободу выбора наложили запрет. Но на каждое действие есть противодействие. И в твоём случае — это Колыван".

"Но ведь у него была возлюбленная, он собирался жениться на ней," — я винила себя в разрушении их отношений, хотя старалась и не думать об этом.

"Он сделал свой выбор".

"И каковы были условия этого выбора?"

"Это его Путь. Никаких условий не было".

"Но цена этого решения — моя жизнь!"

"Каждое решение имеет свои последствия. Ты создала прекрасный сад, которого могло никогда и не быть. Путь имеет множество дорог. И все они существуют. Где-то Колыван остался с Нежданой, породив новую ветку событий. А здесь он с тобой. Так и должно быть. Здесь и сейчас. А там — оно иначе".

Эти слова заставили задуматься. Я поблагодарила уров, поклонилась им и вышла из зала. Всё, что хотела сказать — сказала. Как поступить с этими сведениями — решать им.

Дверь закрылась, отрезая меня от уров. В душе с одной стороны появилось облегчение, что я предупредила Учителей об опасности, а с другой — руки опускались. Такое ощущение, что меня просто не существует. Я брожу марой по миру и меня не замечают.

Пока была в тронном зале, окончательно стемнело, и палаты погрузились во тьму. Занавески на окнах закрылись, почти полностью лишая залов искусственного уличного освещения. Я подошла к окну, отодвинув занавеску и глядя на загорающиеся лампочки на зданиях. Но ничего не радовало глаз: ни очертания ночного города, ни дождливая осенняя погода. Осень я не особо любила. Когда лес терял своё красочное разноцветное убранство и наступал сезон дождей, который мог продлиться до весны, солнышко почти не выглядывало сквозь серые тучи. Зима, в своём истинном проявлении, очень редкий гость.

Снег я видела лишь однажды. Да и то, лишь пока он падал вечером с неба, успел намести тонкий наст, порадовать детвору возможностью слепить снежную бабу, а к утру уже растаял, оставляя от всей зимы лишь лёгкое упоминание — комья потемневшего снега — остаток былой снежной бабы.

Колыван оказался рядом — за моей спиной. За это время я научилась отличать его от других людей и не шарахаться. Ходил он быстро и бесшумно, чем частенько пугал, появляясь будто из воздуха. Переносился он редко.

Опустил на мои плечи тёплый, подбитый соболиным мехом плащ. В последнее время я постоянно мёрзла. А поскольку в Камень-граде зим толком не было, то и одежды тёплой не сыскать. Не знаю, где Колыван достал непромокаемый плащ, подбитый мехом изнутри, но это оказался лучший подарок. К нему прилагались тёплые шерстяные непромокаемые варежки и зимние сапожки.

— Скажи, ты жалеешь о том, чего не случилось, или наоборот, о том, что произошло? — спросила, не оборачиваясь. Он обнял меня за стан.

— Если бы да кабы... Нет, ни о чём не жалею.

— Мне кажется, что меня нет. Что меня не видят.

— Но я ведь обращаю на тебя внимание.

— Да. Но стоит мне что-то сказать, как меня не понимают. Я об одном говорю, а даже ты о другом.

— Давай попробуем друг друга понять.

— Как? — я повернулась в его объятиях, задрав высоко голову, заглядывая в блестящие глаза.

— Больше времени вместе проводить.

Поняла, что устала. Ни на что нет сил.

— Я — твоя. Забери меня отсюда... — попросила тихо, положив голову ему на грудь.

В мгновение ока сменилась обстановка. И если на улице была промозглая мокрая погода, то переместились мы явно не в пределах города.

Я заозиралась по сторонам. Темно, если не считать света из двухъярусных домиков, и снега! Да-да, снега!

— Это Ярцево, — шепнул жених. — Пойдём пройдёмся.

— А к твоим родичам не пойдём?

— Посмотрим. Пока просто погуляем.

— А откуда ты знаешь про зиму?

— Здесь всегда зима. Самая настоящая.

— Почему?

— Так народ решил. Пусть и холоднее, за счёт снега, но зато как красиво! К нам иногда прилетают на Коляду.

Коляда уже совсем скоро. Через пару девятиц.

Я застегнула плащ на все пуговки, жених накинул мне на голову наголовник.

— А ты не замёрзнешь? — забеспокоилась я.

— Ты меня согреешь, — на самое ухо ответил он, обжигая горячим дыханием щёку и шею. От его слов тело бросило в жар. Что он имел в виду?

Я надела варежки.

Колыван тоже закутался в свой плащ. И повёл меня по притоптанному снегу. На каблуках, к сожалению, ходить было очень неудобно. Те постоянно норовили провалиться и застрять, поэтому приходилось идти на носочках. Мимо проехали мужики на санях в конной упряжке. Я то и дело вертела головой, любуясь ночными оттенками зимы. Тут снег золотистый, а здесь на окнах висят синие лампочки, отбрасывающие синие отсветы и причудливые тени на зимнее покрывало.

Я даже наклонилась и нагребла пушистый снег. Вытащила ладошку из варежки. Холодный, мокрый. Тут же тает. Как любопытно!

Мы вышли к набережной. И вот тут я увидела молодёжь, быстро-быстро катающуюся по льду.

Моему восторгу не было предела. Как они так быстро передвигаются?

— Хочешь покататься на коньках? — раздалось у уха.

— Коньках? — удивилась я почти что знакомому слову.

— Это к коням никак не относится. Такие приспособления для катания по льду. Ах, ну да, в Турухе ведь нет зимы.

— Откуда знаешь? — удивилась я.

— Предположил. Я во многих городах был, зиму только в Ярцево встречал. Мы даже отдельно именно сюда зимой ездили на учения. Воин должен быть готов к любым погодным условиям.

— Я не умею кататься на коньках, — тихо призналась я.

— Пойдём, научу, — и меня потянули к небольшому домику на пристани.

Там оказался прокат коньков. В залог оставили свою обувь.

— И что же, это совершенно бесплатно?

— Да, все забавы для народа нужны, чтобы отдыхать. Поэтому за счёт городской казны.

— И даже с приезжих не берут плату?

— Берут. Этот сбор входит в обмен денег.

Вспомнила про летучие корабли.

— А зимой корабли тоже летают?

— А почему нет? Только их переоборудуют на осень и зиму.

Следующий час мы провели на льду. Мне не позволили ни разу упасть, и позволили уйти лишь тогда, когда я уже уверенно стояла на уставших ногах.

— Тебе понравилось?

Я довольно улыбалась. И вообще, весело провела время, стараясь соответствовать требованиям учителя в облике Колывана. Но улыбаться даже устала.

— Пойдём поедим да погреемся?

Я согласилась. Зашли мы в харевню*. Колыван заказал себе мясное блюдо, а я миску с порезанными плодами.

— А что-то более сытное? — проявил заботу Колыван.

— Вечером? — удивилась я. Неужели не знает, что я стараюсь животную пищу ограничивать? Просто я очень люблю молочные блюда. И это исключение себе позволяю, но обычно утром или в обед. Но вслух добавила: — Нет, уже поздно наедаться.

— А что вообще ешь?

— Молочное ем всё. В остальном — только растительная пища.

— А из растительного?

— Ем зелень и плоды. Иногда ем семена, но редко.

— Почему иногда всё же ешь? — последовал вопрос жениха.

— При хворях некоторых и излишках. Как, например, тыквенные семечки при паразитах. Часть семян обычно идёт на посадку, тех же зерновых, остальное надо съесть, иначе испортится.

— Что-то ещё?

— Навскидку ничего больше не приходит.

— А блины ешь? Смешанные блюда?

— Яйца не ем, как и мясо. Блины, приготовленные без яиц, смакую.

— Закажем блины? — продолжил соблазнять будущий муж.

— Я же уже сказала.

Мы посидели ещё какое-то время за столом, пока доели заказанное. Я наслаждалась вкусными запахами, от которых текли слюнки, грела руки о тёплую чашку чая и общалась со своим мужчиной.

— Ну что, пойдём? — через четверть часа вопросил жених.

— К-куда? — скрыть волнение не удалось.

— Домой или...

С одной стороны было боязно встречаться с его родителями. А ещё... Тут жила Весняна, по которой я очень соскучилась. Но уже почти ночь. Так поздно заглядывать в гости не положено.

— А что ты предлагаешь?

— Пойдём в хоромы сходим?

— Хоромы? — удивилась я.

— На источнике силы легче найти камень Алатырь.

— А зачем нам Алатырь? — я не понимала, на что намекает жених.

— Поженимся...

Я остановилась, как вкопанная. Свадьба? Мы ж договорились, что следующей осенью поженимся.

— З-зачем?

— Ну, вообще-то так положено при создании союза.

— Положено? Кем и куда?

Я придиралась к словам.

Жених остановился и развернулся ко мне.

— Ты передумала?

Я? Передумала? О чём это он?

И видя моё непонимание, мне всё же объяснили:

— Ты ведь сама дала клятву. Мне надо завершить её, если принимаю.

Клятву?

О какой клятве речь?

— Ты сказала: "Я — твоя". Или такого не было? — ответил на мои мысли жених.

Ой! Было! Это что же, клятва была?

— Так завершаем или довольствуемся твоим обещанием? — Колыван явно смеялся надо мною.

— А как же свадьба? Будем жениться без родичей?

— Ты хочешь свадьбу?

— Да нет, не хочу. Но ведь так принято.

— Нужно понимать смысл всех обрядов.

— И какой смысл свадьбы?

— Сва — небеса, дь — деяние, ба — богов.

— Ну так?.. — не понимала, что он хочет этим сказать.

— Пойдём уже, — вздохнул Колыан и потянул меня в сторону белокаменных хоромов.

Я стушевалась, но ногами продолжила двигать.

Внутри появились сомнения и волнение накрыло с головой. Я боялась стать женой. Тут с мыслью невесты никак не свыкнусь. И пусть Колыван мне нравится как человек, но вот так, сразу, пусть мы и знакомы уже сезон, но... Я совершенно не готова становиться женой прямо сейчас. Да и неправильно делать это вдвоём, главным образом, без наших родителей.

У нас всегда гуляли всем родом, точнее породняющимися родами, ещё и соседей приглашали на пир. Но я всю эту шумиху не особо любила. Поэтому свадьба наедине даже предпочтительнее.

Мы вошли в самые обычные небольшие хоромы через полуденные* врата, с мозаикой-солнышком посередине. Жених наклонился и снял с меня сапоги, решила повторить его жест. Он не возражал, помог мне снять плащ и свой повесил на вешалку. Переплёл наши пальчики и повёл по тёплому полу под купол.

Уже подходя к сердцевине солнечного креста от всех четырёх врат ощущался сквозняк силы. Только Даждьбога нет ночью!

Но стоило нам оказаться строго по куполом, как я устыдилась в своих мыслях. Солнышко-то никуда не девается! Да, не видим мы его, поскольку земля вертится, но оно есть!

Жених склонился в приветствии. И я поздоровалась со всеми Предками и Творцом Всевышним отдельно.

А дальше Колыван развернул меня лицом к себе, встал на одно колено, взял мои ладошки в свои, переплёл пальчики и, получив мой кивок в знак согласия, призвал центр мироздания — камень Алатырь.

И удивительно, но внутри наших объятий появилось маленькое красное солнышко... Оно так ярко светило, что пришлось зажмуриться. Послышался звон чего-то упавшего, а когда ощутила, как волосы расплелись и взлетели вверх, поняла, что то звук упавших наград жениха из расплетённой косы.

Тело пронизывала сила, я казалась частью этой силы, и даже представлять ничего не нужно было. Здесь и сейчас создавалась новая Вселенная. Наш союз!

— Лада моя, здесь и сейчас, в присутствии Родных Богов и Богинь, а также Наших Родов, — он говорил, но казалось, что его слова звучат на все хоромы, отдаваясь эхом в моём сознании. При этом я ощутила на себе тысячи взглядов. Распахнула глаза, но в сиянии Алатыря увидела лишь небесно-голубые глаза Колывана, наполненные светом, всё остальное будто растворилось и не существовало. А жених продолжил свою клятву: — Я беру тебя в жёны. Я разделяю с тобой свою Жизнь и свою Судьбу. Всё, что я имею, теперь и твоё тоже. Я клянусь, что буду любить тебя и наших детей, хранить тебе верность, защищать вас и наш дом, клянусь всё делать для того, чтобы ты гордилась своим мужем. Да будем мы вместе до самой Смерти. Носи это кольцо, как свидетельство моей клятвы! Во славу Рода Всевышнего и наших Предков!

При его словах о кольце, я почувствовала на своём некогда безымянном пальчике левой руки, а ныне пальчике жены, колечко. Страх отступил. Я больше не боялась стать его женой. Будь, что будет!

— Ладо мой! — заговорила я внезапно охрипшим от волнения голосом. — В присутствии Родных Богов и Богинь, а также Наших Родов я беру тебя в мужья. Я разделяю с тобой свою Жизнь, свою Душу и свою Судьбу. Всё, что я имею — теперь и твоё тоже. Я клянусь любить тебя, хранить тебе верность, заботиться о тебе и наших детях, хранить Домашний Очаг и справно вести хозяйство, делать всё, чтобы ты гордился своей женой. Да будем мы вместе до самой Смерти. Носи это кольцо как свидетельство моих клятв! — пришлось на этих словах представить, как надеваю сотканное из света колечко на палец мужа. И завершила клятву словами: — Во славу Рода Всевышнего и наших Предков!

После этих слов Алатырь исчез. На какое-то мгновение краем глаза увидела вокруг нас наших родителей и всех моих живых и ушедших родичей, а также незнакомых людей. Но когда подняла голову и стала оглядываться, то вокруг нас никого не было.

Чудно! Но вот мои глаза встретились с его голубыми глазами, уже утративших сияние.

Муж поднялся с колена и заключил меня в объятия. Мы не разрывали взгляда. И вот его глаза стремительно приближаются, а уста накрывают мои. И весь остальной мир вновь перестаёт существовать. Есть только Он и Я.

Меня всё же отпустили, не полностью, правда, всего лишь из объятий. Колыван подобрал свои награды и за руку повел к полуденным вратам. Там помог одеться и обуться и вывел из хором. А ведь он теперь муж мой. Муж!

От таких мыслей я смутилась.

Всю дорогу мы молчали.

Я доверилась Колывану, позволив вести.

Через какое-то время мы оказались на пороге двухъярусного небольшого причудливого каменного домика, у которого деревянные наличники и ставни были изрезаны замысловатыми рисунками, а стены казались волнами.

Стоило нам подняться на крылечко, как дверь распахнулась. А пороге нас встречали с хлебом-солью родители да дети — мальчик с девочкой лет восьми. Я смутилась ещё сильнее. Ещё и космы под плащом распущены, а ведь в его доме я не имею права ходить с непокрытой головой. Пусть меня и приняли в род Колывана, но сила у меня иная.

А муж подхватил меня на руки и перенёс через порог. Когда же вновь оказалась на ногах, вместе с мужем склонилась до земли.

— Дорогие дети! Хлебом-солью мы встречаем вас. На этом свете вы всё делите пополам — радости, печали, счастье да любовь! — сказала свекровь, а отныне матушка моя.

— Живите в мире, дружбе, ладе, уважении! И желаем вам много деток! — это свёкр молвил.

Мы поцеловали свадебный каравай, а потом откусили по кусочку. Отец поднёс чашу с водой ключевой и дал нам испить по глотку.

— Мы вам постелили в твоей комнате, — сказала матушка.

Колыван кивнул, а в следующий миг мы уже находились в другой комнате. Там горел приглушённый свет. Муж наклонился да начал разувать меня. А когда всё сделал, пришёл мой черёд. Я отчаянно краснела, снимая с него сапоги.

Вновь стало боязно от неизвестности, того, что меня ожидает сегодня, по сути, сейчас.

Колыван не торопился, развязывая завязки наголовника, расстёгивая пуговицы плаща.

А я не в свадебной сорочке! Шила и себе, и жениху, да не воспользовались даже.

Я глаза боялась поднять. И вот я уже осталась лишь в исподней сорочке. Стою, дрожу.

— Я не сделаю тебе больно. Веришь? — спросил, наклоняясь Колыван, и так нежно поцеловал в уста, что ноги подогнулись. Но меня удержали. Следующей стала последняя преграда. Лишь освободив от неё, меня, полностью обнажённую, подхватили на руки и отнесли на застеленное шёлковыми простынями ложе. Это их родители покупали в Камень-граде? Для нас?

— Если тебе так страшно, можем подождать... — прошептал муж.

Подождать? Родители ведь завтра проверят простыни.

Муж по-прежнему был в своей военной форме. Красив, но как же страшно!

— Взгляни на меня, — прошептал Колыван.

И поняла, что вся сжалась, даже зажмурилась.

— Я такой страшный?

Я распахнула глаза, помотала головой.

Вдруг свет погас, погружая нас почти в кромешную тьму.

— Мы будем просто спать вместе. Как всегда, — сказал муж, раздеваясь. Потом укрыл меня одеялом и сам забрался под него.

— Я не знаю, чего боюсь, — прошептала, когда он прижался ко мне. Обнажён, полностью, отчего-то это осознание заставляло сердце стучать быстрее. — Это ведь впервые...

— Нет. Мы много раз спали вместе.

— Да, но... Телесного единения у нас ведь не было.

— И сейчас не будет.

— Почему? — удивилась я.

— Ну во-первых, ночь. А ночью положено спать.

— Но это ведь свадьба...

— Ты уже моя жена.

— А во-вторых?

— Отоспимся, тогда и посмотрим...

— А что скажут твои, когда чистые простыни увидят?

— Мои? Родители, что ли?

— Ну да.

— Ничего не скажут. А должны? И почему простыни должны быть грязными?

— Скажут, что я была не чиста...

— В твоей голове очень много мусора и страхов.

И муж вдруг привлёк меня к себе и положил на свою грудь.

Его сердце билось спокойно. Тук-тук, тук-тук.

— Спи, жёнушка. День выдался насыщенным.

Его слова успокоили. И близость дарила чувство защищённости. Вскоре усталость дала о себе знать, унося меня в царство грёз.

Солнечный лучик разбудил меня.

Я приподняла голову, понимая, что тело затекло и шея болит. Обнаружила под собой Колывана. Вспомнила произошедшее. Покраснела, как мне показалось, от головы до пят. А ещё мне стало жутко стыдно. Вспомнились страхи. Что обо мне подумают родители мужа?

Муж вздохнул и открыл глаза.

— Что опять? — спросил недовольно.

Я скатилась с него, но он поймал и вновь водрузил к себе на грудь.

— Рассказывай! — велел, глядя в глаза.

— Что рассказывать?

— Чего ты стыдишься?

Как это рассказать я не знала. Списала на разницу в воспитании и семейных обычаях. Поэтому всё же поведала, что после первой свадебной ночи у нас вывешивают окровавленную простынь. И если крови нет, то девушка клеймит себя позором.

— Ну и порядки, — муж закатил глаза. — У нас такого нет.

— Обычая вешать простынь?

— Не только вешать. Позором считается, если кровь всё же была.

— Что? — моему удивлению не было предела. — Но вы ведь женитесь на девственницах, разве нет?

— Да. Но повредить свою Богиню считается позором, как и сделать больно.

— Я не понимаю.

— Поймёшь, когда будешь готова.

— Не понимаю.

— Ты не готова: дрожишь, боишься, зажимаешься. Это однозначно приведёт к боли и повреждению. И хоть я повода не давал и, наоборот, подготавливал к тому, чтобы ты не испытывала стеснения при виде меня без одежды, а также при моих прикосновениях, ты всё равно боишься, — и он вздохнул.

— Хочешь сказать, что пока я сама не захочу, ты не...

— Всё должно быть по обоюдному согласию...

Я скатилась с него, прикрываясь одеялом, благо, он не удерживал.

— Постой! — застали меня врасплох.

— Что? — остановилась на краю ложа, уже свесив ноги.

— Повернись ко мне.

Повернула голову.

Он вздохнул, встретившись взглядом, перекувыркнулся и оказался передо мной на полу. На одном колене. Наши глаза очутились на одном уровне.

— Откройся. Сама.

Я не поняла, о чём он. Сидела и глядела на него. Он опустил взгляд на одеяло, в которое я вцепилась. Ой!

Разжала руку. Каких это усилий стоило с моей стороны! И смущалась я ничуть не меньше.

— Прикоснись ко мне...

— Что? — удивилась я. Но поняв, что он замер, выглядит спокойно, а мои движения и поступки со стороны говорят о том, что я жутко боюсь стоящего передо мной человека, всё же осмелилась. Положила ладошку ему на грудь и тут же одёрнула руку, сжимая её в кулак.

— Страшный?

— Н-нет!

— Обжигаю?

— Нет!

— Тогда что?

А я осознала одну вещь: что он должен думать, когда я так шарахаюсь от него?

— Прости... — и я положила всё-таки ладонь на его грудь. Провела по ней, наткнулась на рубец, а ведь внешне почти не заметен. Пальчиками исследовала уплотнение, стараясь прикасаться нежно, двинулась дальше, по волоскам, нащупала ещё одно уплотнение, потом ещё и ещё... — Что ты чувствуешь? — решилась спросить, поскольку лицо и тело супруга не отражало никаких изменений.

— Мне приятно.

— А рубец? Болит?

— Нет.

Отметила, что рубец проходит через всю грудь справа от грудины сверху вниз, то исчезая, то вновь появляясь.

— Что с тобой случилось?

— В детстве пренебрёг безопасностью, прыгал с крыши с друзьями, и упал на кем-то брошенную зубьями вверх пилу. Благо, рёбра уцелели, выдержав удар.

От его слов холодок прошёлся по позвоночнику и спустился к пяткам.

— Жуть!

— А что с тобой случилось, что ты воды боишься? — вспомнил он давнишний неоконченный разговор.

Я закрыла глаза, припоминая подробности. Нужно рассказать, постараться не испытывать при этом полного погружения в воспоминания.

— С отцом на рыбалку ездила, — тихо призналась я. — Долго упрашивала. Он не хотел, говорил, что это не женское дело. И вот, согласился-таки. Я так радовалась. Мечта сбылась! Поехали вдвоём. А потом ветер поднялся, да такой сильный и резкий, что лодку перевернуло. Я хоть и умела плавать, но так перепугалась, что тонуть начала. Отец вытащил, хорошо что это недалеко от берега было. Но там глубоко оказалось. Вот только теперь боюсь большой и глубокой воды.

Колыван притянул меня к себе и обнял. А я ощутила к отцу огромную благодарность. Ведь если б не он, не выросла, замуж не вышла, и сейчас с мужем не разговаривала.

— А чего дрожала вчера?

— Ну, всё ведь в первый раз...

— Кто-то напугал, сказал, что больно?

Кивнула. Да, сёстры двоюродные пугали. И ненасытными мужьями, и болью и неприятными ощущениями. Что терпеть приходится, и никуда не деться. Если так подумать, может ещё и поэтому замуж не хотела. Боялась того, что будет после свадьбы. Особенно пока не забеременею.

Похоже, я сказала об этом вслух. Потому что муж нахмурился.

— Не слушай никого. Всё неповторимо у каждого. Зависит от чувств, желания обоих, от воплощения ласк.

— А что мы твоим родителям скажем?

— А разве мы что-то должны говорить?

— А если спросят?

— Не спросят.

— Ну а другие?..

— Это не их дело. Спали вместе? Спали. Всё!

Я улыбнулась.

— Садись, причешу, — предложил супруг.

Пришлось отстраниться. Муж вдруг положил на постель взявшиеся из ниоткуда красиво сложенные вещи, в которых я узнала законченные свадебные сорочки из сундука с приданым в квартире теперь уже мужа. Хотела взять сорочку, но мне не позволили.

— Нет. Пока не отвыкнешь смущаться меня, в спальне ты в чём мать родила ходишь, если мы одни, — шепнул любимый, наклоняясь к уху и обжигая чувствительную кожу шеи.

— Только если ты разденешь, — решила поспорить и побороть свой страх.

— Хорошо, — улыбнулся супруг.

Ну вот, вогнал в краску! Постаралась отвлечься от этих мыслей и подумать о чём-то другом.

Например, о волосах! После вчерашнего обряда космы отросли до колен. Значит, никто и не заметит укорочение моей косы. Хотя, о чём это я! Теперь длину моих волос вообще никто знать не будет.

А когда Колыван заплёл, поняла что у меня теперь две косы. Запоздало вспомнила о своём очередном страхе лишиться косы. Усмехнулась. Сколько, оказывается, во мне неуверенности, сомнений и страхов.

Нашлась и сорока* в стопке на ложе, как и гребень.

Муж спрятал мои косы под головной убор. Естественно, я вызвалась его переплетать. Нашлись и его награды в кармане плаща.

Когда мы выбрались из комнаты, матушка уже суетилась в стряпчей.

— Я пойду к отцу схожу, — шепнул любимый. Поприветствовал маму, поцеловал и обнял её, а потом ушёл из стряпчей.

— Доброе утро, матушка! — поклонилась я.

— Доброе, дочка! Хочешь помочь с завтраком?

Я кивнула. В четыре руки дело пошло быстрее, свекровь решила накрыть свадебный стол, сверялась по списку с перечнем блюд. Что-то полуготовое уже было, она из застывалки доставала.

— А откуда вы узнали, что мы поженились? — осмелилась спросить.

— Ну так вы ж призвали весь род в свидетели.

Призвали?

— Понимаешь, мы ж силу имеем, да и ты — тоже. Так чему ты удивляешься? Мы там были. Не телесно, конечно.

Вспомнила, что видела их в хоромах. Это выходит, что и мои родные были.

— Но как?

— Нам находиться в хоромах вовсе необязательно. Мы приходим на зов. Это ж хоромы! Можно связаться с кем угодно на любом расстоянии! А хоромы по всем странам* и весям* находятся. В любом уголке, где люди живут. Даже в самом мелком селении.

И то верно. Как-то я об этом не подумала. Но мы призвали рода обобщённо, не представляя отдельных людей. Разве так можно?

— Но одновременно с таким количеством людей... Не только людей, — поправилась, вспомнив, что и ушедшие Предки там были.

— Это возможно в особых случаях. Да, не каждый сможет. Но вы сумели! Есть очередной повод гордиться вами.

Остальное время болтали о мелочах, о детях — братьях-сёстрах мужа, о самом Колыване. Оказалось, что у них девять детей уже есть. То есть, шестеро уже взрослых, с Колываном семеро. Поэтому они пока и остановились. Решили немного отдохнуть. Да и с двойняшками очень сложно пришлось. Благо, старшая дочь помогала, но прошлой осенью замуж вышла, да и детки не маленькие, но очень подвижные, особенно Катя. Но и Валя спуску не даёт.

— Оправдывают свои имена, — улыбнулась свекровь. — Катя катит на всех бочку, а Валя валит всех с ног. Но иногда и меняются образами. Но это в своей среде, на улице обычно девочка-одуванчик и спокойный мальчик. До той поры, как родители жаловаться прибегают, что ваши дети избили моего сыночка. А сыночек там старше, на голову выше и в два обхвата! — и женщина рассмеялась. — Да и задира.

Я тоже как представила картинку, так прыснула.

К завтраку мы со свекровью наготовили много блюд. Она действительно ни словом не обмолвилась о наших отношениях. Ни она, ни свёкор. А вот брат и сестра Колывана спросили, как нам спалось.

— Замечательно! — ответил появившийся в дверях супруг. Так и не солгал же!

— И как? — это сестра у меня спросила, с намёком таким. Неужто уже знает, откуда дети берутся?

— Вот дорастёшь, замуж выйдешь и тогда узнаешь! — щёлкнул её по носу старший брат. — Тебе пока рано об этом думать.

Она толкнула локтём под рёбра своего брата-двойняшку, мол, ты спроси, но он отмахнулся. Похоже, девочка более бойкая, чем братец. И любопытная! А со стороны, действительно, девочка-одуванчик. Белобрысая, волосы как пушок, вокруг головы. А первую косу ей ещё не заплели, значит, семи ещё нет ей. Им. Хотя рослая, лет на девять смотрится.

— Катя! — это уже отец сделал замечание. — Ай-я-яй! А ещё девочка!

Я приподняла бровь, поворачиваясь к мужу, как бы спрашивая, о чём это отец.

— Дерётся, — шепнул Колыван.

— Ну так ей положено! Вспомни меня! — это я о том, как при первом покушении дала отпор нападавшему.

— Ну не исподтишка же!

Все уже расселись за стол. Нас оказалось семеро. Помимо нас с мужем, свёкра с женой и двойняшек в столовой появилась дряхленькая бабушка Колывана. Она была явно не в себе, узнавала лишь моего мужа, да и то, потому что тот на отца в юношестве похож.

— А ты кто? — спросила она у меня.

— Жена его, — ответила, смутившись.

— Это что же, сын, ты женился во второй раз? А на свадьбу не пригласил?

Я непонимающе глянула на мужа.

А он перевёл взгляд на отца с мамой. Тут дошло, что речь об отце и маму старушка молодую помнит, а меня, естественно, не знает.

— А это ваши дети? — бабулька скосила взгляд на двойняшек. — Или твои от первой жёнки?

— Это Любины, — ответил Колыван громко, явно намекая на маму.

— А куда её-то подевал? Не выдержала твоего издевательства? Померла бедолага?

Я вопросительно приподняла бровь. Это она о чём?

— Отец краснодеревщик, — шёпотом пустился в разъяснения Колыван. Бабушка, похоже, плохо слышала. — По молодости изваяния вырезал из дерева, а мама была вдохновением. Все резные девы на кораблях — его творения.

— Ого!

— Бабушка всё ворчала, что мама не выдержит и в лучшем случае сбежит, а в худшем...

Дальше пояснения не требовались.

Вся обстановка забавляла.

— А это кто такие? — старушка уставилась на сына и сноху. — Её родители? Как жёнку-то звать?

— Беляна! — вновь громко сказал Колыван.

Я едва сдерживала смех. И смешно, и плакать хочется. Муж подыгрывал бабушке, а свёкры молчали, делая невозмутимый вид, хотя глаза смеялись, дети тоже — не смели перебивать старших.

Тут старушка увидела свадебный каравай.

— О, так вы только поженились! Чего ж сразу не сказали, что мы тут свадьбу празднуем?! — ворчала старушка, встав со своего места и беря стакан с узваром*. Она дождалась, пока все возьмут свои стаканы. — Совет вам да любовь! — сказала она и первой чокнулась со стаканом Колывана. Он передал отклик моему стакану. Я ощутила, как сила проходит сквозь стакан и пока не остановилась, передала пожелание дальше, а чоканье следующему и так, пока все не получили заздравное*.

Лишь после этого выпили до дна заряженный пожеланием напиток.

— Вы есть будете? — спросила свекровь. — Или как?

Просто муж задумался и к еде не притронулся. Я тоже не спешила.

— Будем, — ответил Колыван.

Старушка тоже задумалась.

— Вспоминает свою свадьбу, — шепнула Катюшка.

Я кивнула и принялась за еду. А я подумала вот о чём. У нас в обычае на свадьбе молодые не едят. Только целуются под поздравления родных. И это связано с тем, что потом их ждёт милование, а на полный желудок оно не делается, как мне матушка объясняла в своё время. А мы тут празднуем свадьбу и при этом едим. Как так? В роду Колывана иначе всё или всё дело в том, что мы, как бы, уже. Но ведь есть старушка, которая ни слова не сказала, позволила пить и есть за общим столом. А она-то не знает о том, что свадьба ещё вчера была.

Трапеза так и продолжилась в молчании. Я ела лишь то, что без мяса, отмечая, что все новые блюда мне понравились. Судя по их перечню, свекровь подбирала с учётом моих вкусовых предпочтений. Да, в некоторых было мясо, были и яйца. В других использовались лишь плоды да молочка. А мне ведь даже не намекнули на то, что я питаюсь как-то неправильно. Да и тогда ещё, как гостила у Колывана, будущая свекровь заметила, что я не ем. Смекнула всё, а сейчас уважила. Приятно. Так и надо.

И на душе так светло.

— Вы у нас ещё поживёте? — спросила свекровь, когда мы всё же вставали из-за стола.

— Надо заскочить к тестям, — ответил супруг.

— Тогда лучше воспользуйся летучим кораблём, — молвил его отец.

— Да, так и хотел. Сейчас гляну их расписание.

Родители о способностях сына знают, но просят ими не пользоваться. Неужели и сюда дошли слухи о гонениях на волшебников? Или они везде? От этого осознания мороз по коже. Колыван поворачивается ко мне, как бы спрашивая, всё ли в порядке. Он ведь чувствует меня.

Я успокаиваюсь.

"Да, всё хорошо," — говорю мысленно себе и ему.

Тогда он уходит с отцом из стряпчей. Бабушка встаёт из-за стола, проходит мимо, обнимает меня. Ещё раз поздравляет, а потом желает Колывану и мне много деток. И так она это сказала на ухо, что я усомнилась в её забывчивости и неузнаваемости. Придуривается?

— Благодарю, бабушка, — искренне обнимаю старушку. Теперь они и мои родственники. Надо перестроить восприятие и свекровь даже в мыслях называть матушкой, ведь я, по сути, умерла для своего рода, и родилась в роду мужа. А с родичами так и не попрощалась. Не дело всё же вот так пожениться, никого не пригласив, не поставив в известность, даже родителей. Колыван собрался к моим, понимает это.

Бабушка ушла, зато пришёл муж.

— Одеваемся, нам пора. Надо успеть — корабль через час.

Простились с родителями, они по-родному обняли вначале меня, затем сына.

— Ничего не бойся! — шепнула свекровь.

Это она о чём? Неужто догадалась, что у нас ничего не было? Но уточнять не стала. Муж помог надеть плащ поверх свадебного убранства, но обувалась на этот раз сама.

Когда открыли дверь, я ослепла от яркого снега. Светило солнышко, радуя своих детей.

— Здравствуй, Солнышко*! — склонилась в поклоне. А ступив на землю, приветствовала землю-Матушку.

У крыльца нас уже ждал извозчик. Машина походила на ту, что в Камень-граде Колыван брал на время, разве что вместо колёс были полозья да крыша откидная, а за рулём находился незнакомый мужчина.

Колыван помог мне забраться внутрь, расположиться.

— Поехали! — сказал муж, и сани тронулись. Никогда прежде не ездила на самоходных санях. Интересно, муж хотел удивить или просто ускорить путь? Но, в любом случае, я не скрывала счастливой улыбки, смотрела по сторонам, любуясь освещённым светилом городом Ярцево.

Примечания по главе:

харчевня* — (Даль) место, где едят за деньги.

Полуденный* — южный. Полдень — (Даль) юг, страна света, противная северу, полдень, полдни, полуденная сторона, морск. зюйд. Птица в отлет на юг летит. Полночь — (Даль) север, одна из четырех стран света, противоположная югу; зима́, полночь, морское норд

сорока* — головной убор замужних женщин.

Страны* — стороны. (Даль) (стрети, простирать), сторона, в знач. край, объем земель, местность, округа, область, земля, государство, часть света;

Весь* — (Даль) ж. новг. сельцо, селение, деревня; умалит. весца, сиб. веслина.

Узвар* — компот.

Заздравное* — (Даль) тост.

Солнышко* — в данном контексте сборный образ. Даждьбог* — бог солнца (мужской образ), Жива — его жена (женский образ), Солнышко — одновременно и мужской и женский образ.

Глава 10

Впервые катаюсь на больших санях. Дело даже не в том, что снега не бывает. Просто погодье* в большинстве городов равномерное. Я точно не знаю, как работают погодные установки, но дождь обычно идёт летом по расписанию — ночью, а осенью, сразу как опадут листочки, начинается сезон дождей. Морозов и снега не бывает.

Помнится однажды что-то случилось с погодной установкой и у нас зимой снег выпал. Это взглядом дитятка воспринималось как чудо.

И вот вчера я попала в город, в котором бывает настоящая зима. Это так восхитительно оказалось. Скрип раздаётся под ногами, мороз, настоящий, сковал речку льдом, снегом укрыты улочки. Я ведь мёрзну в Камень-граде из-за близости Ледовитого океана, который каждую зиму непременно покрывается корочкой замёрзшей воды.

Мой родной город Турух располагается гораздо полуденнее, там теплее. А в Камень-граде постоянно дуют ветра. И ладно бы влажно, так пронизывает до нитки. А здесь, в Ярцево, даже легче дышится. И мороза вовсе не ощущается, а ведь вода не тает! Значит, холодно. Но на душе тепло! Птички поют (слышится чириканье воробьёв), природа укрылась чистым искристым белоснежным одеялом, из труб валит белый пар, создавая на лазурном небосводе подобия облаков, освещённых ярким солнышком. Причудливые, самые разнообразные белокаменные домики радуют яркими разноцветными крышами. Как же красиво!

И от ощущения этой красоты и счастья крылья распускаются за спиной. И даже не важно, что иногда на поворотах тысячи снежинок бросаются холодными маленькими иголочками мне в лицо. Это всё не может стереть улыбку с него. Кажется, я влюбилась в этот город.

— Попробую взять отпуск, — шепчет теперь уже муж.

И я просто бросаюсь ему на шею. Люблю весь мир! Люблю его! Когда успела полюбить? Но не важно, когда, важно, что полюбила! Улыбка становится ещё шире. Разве такое возможно?

Удивительно, что Колыван не велит замкнуть чувства внутри тела, внутри сердца. Чудно!

— Что тебя удивляет? — спрашивает этот всегда суровый, а ныне улыбающийся мужчина.

— Да так, ничего, — смущаюсь я.

— И всё же? Мне же интересно! — с улыбкой он выглядит как-то нежнее, добрее.

— Ты светишься! — объясняю я.

— Я — всего лишь отражение твоего счастья, — не признаётся он. — Как Месяц отражает свет Даждьбога.

— Ага-ага, — соглашаюсь я.

А самой вдвойне приятно, ведь он улыбается! Не это ли счастье, когда делишь радость со своей половинкой, своей частичкой?

И хочется объять весь мир!

И тут муж оборачивается, улыбка исчезает, и он не позволяет обернуться мне. Опасность? Что происходит? Тревога поселяется в сердце.

— Ускорьтесь, будьте добры, мы опаздываем, — просит супруг извозчика.

— Что там? — всё же решаюсь спросить.

Но вместо ответа муж привлекает к своей груди, не позволяя взглянуть за спину.

— Посиди и успокойся, родная!

— Так я спокойна!

— Нет, ты возбуждена.

Я дую губки. Всё же велит запереть чувства. Но радует, что дело не в угрозе моей жизни. Правда, настроение всё же падает.

— Нет, не обижайся, просто успокойся, ладно? Прошу, ради меня, — и так это говорит охрипшим голосом, что меня сильно смущает.

Я делаю глубокий вдох и считаю до десяти, успокаиваясь.

Мы доезжаем довольно быстро. Я уже без особого восторга рассматриваю лавочки и вывески на домах, да и сами здания. Останавливаемся у стана. Муж расплачивается с извозчиком и помогает мне выбраться. После чего стремительно ведёт наверх, к причалу. Поднимаемся молча на стеклянном подъёмнике. От высоты и открывшегося вида на город, похожий на нарисованное солнышко, захватывает дух. Точка в середине, от неё идут лучики, замыкает их кольцо, от которого лучики-улочки идут к ещё одному внешнему кольцу, и вновь лучики. Солнышко внутри солнышка! Трижды. Но я стараюсь не восторгаться. Сдерживаю чувства.

— Что случилось? — встревожено спрашиваю я.

А муж подводит меня к поручням. И взору предстаёт чёрная улочка, по которой мы приехали. Я не сразу понимаю, а когда доходит, начинаю паниковать.

— Это я сделала?

Только сейчас замечаю, что лиственные деревья по обеим сторонам улицы зазеленели.

Муж закрывает глаза, тяжело дышит. .

— Чем это чревато? — продолжаю беспокоиться.

— Помолчи, будь добра, ладно?

Такой тон сбивает с толку. Не могу понять, сердится ли супруг, но не придумываю ничего лучше, чем замолчать.

Тут замечаю, что и на других улочках начинает таять снег. Включается искусственное освещение.

Дыхание супруга успокаивается.

— Всё, пойдём оплачивать перелёт, — говорит Колыван и открывает глаза.

— Что случилось?

— Не сейчас, — говорит жёстко он, чем заставляет меня напрячься.

Я молча следую за ним.

Отправление корабля назначено через четверть часа и посадка уже идёт. Мы получаем расписку в оплате проезда и следуем на пришвартованный закрытый корабль. Стоимость проезда выросла вдвое. И хоть из Ярцево я никогда не летала, но глянула на список летних и зимних цен, пока муж расплачивался.

— Почему зимние цены так отличаются от летних? — спросила любимого, как шли к нужному причалу.

— Потому, что корабли меняют в зависимости от сезона, зимние полностью закрытые, и их стоимость и починка выше вдвое, — всё же ответил супруг.

Мы вошли внутрь крытого корабля. Его форма напоминала вытянутое яйцо, а вот крылья отсутствовали, зато имелись винты сверху, снизу, слева и справа от яйца. Получается, они летают не за счёт воздушных потоков?

Мы заняли свободные места у окошка.

Мне очень хотелось спросить обо всём мужа, но пришлось заглушить любопытство и набраться терпения.

Когда отчалили, ухнули вниз. Перехватило дыхание, но визг, в отличие от других немногих путешественников, удалось сдержать.

Корабль выровнялся и полетел. Я не стала смотреть в окно, хотя и сидела около него, закрыла глаза, постаралась отрешиться от мыслей.

— Хочешь поговорить? — неожиданно спросил муж.

— А можно? — повернулась к нему.

— Можно.

Огляделась. Отметила, что рядом никого. Про то, что я разбудила природу ото сна, я догадалась. Но что муж сделал, неясно. Тут вспомнила про погодные установки. Здесь есть зима, значит, погодная установка не действует, если она вообще имеется. А поскольку к остальным улочкам я вряд ли имею отношение, значит...

— Ты включил погодную установку?

— Да.

Дальнейшие вопросы отпали.

— Прости... — я ведь подвергла опасности не только себя. Испытала чувство вины.

Муж молчал.

— Ты поэтому посоветовал мне не выражать чувства?

— Нет, я объяснил почему. Но... Я был неправ.

— Ты о чём?

— Мы — часть Всевышнего, но положительные чувства на то и положительные, что дарят Любовь всему окружению и себе. Они нужны. Но тебе надо быть осторожной в проявлении чувств, — замолчал, но я не прерывала, чувствуя недосказанность. — Твои родичи наверняка не знают про твою силу.

— Не знают, — подтвердила его догадку.

— В роду есть кто-то с силой?

— Если и есть, я про это ничего не ведаю.

— Постарайся вести себя отстранённо.

— Это сложно.

— Я в тебя верю.

Вот тебе и поговорили.

Оставшуюся дорогу мы молчали. Я глядела в окошко, отмечала, что мы уже покинули город, пролетели над белоснежными полями, хвойными, голыми лиственными лесами, ещё полями, только на этот раз чёрными. Похоже, зима закончилась. Были и зелёные озимые поля. Но я постаралась остаться равнодушной. Вскоре мне надоело смотреть, поэтому вновь закрыла глаза и выкинула все мысли. Шум двигателей и завывание ветра мешали отстраниться от них. Но вскоре удалось и их выкинуть.

Летели около часу, как мне показалось. Мешали заснуть торговцы деньгами, муж поменял немного столичных, отдав небольшой кристалл. Приносили и напитки, но я старалась не замечать, слыша звуки и разговоры лишь на задворках сознания.

— Мы прилетели, — вдруг услышала голос мужа около уха. Резко вскочила. Оказывается, задремала.

— Что, уже в Турухе?

— Да. Идём?

— Погоди, — захотелось взглянуть в окошко, что я и сделала.

Внизу расстилался знакомый треугольный город. Точнее, три треугольника, наложенные друг на друга. Какая-то мысль проскочила в сознании, я не успела её ухватить. Поэтому взглянула на город и постаралась разобраться в потоке сознания. Взглянула вновь. На что похож город с высоты птичьего полёта? На клеймо данной местности.

Все товары, созданные в Турухе имеют вот такое клеймо. Да и в других городах ставится подобная печать. Каждый город неповторим с высоты птичьего полёта. И я, пока описывала диковинки в палатах, встречала много разных клейм. Но... Сейчас вот подумала, что Ярцево ни разу не встречала в накладной хотя тот же Турух имелся. А ведь вложенное солнышко точно было. И это заставляет задуматься. Ошибка или обман?

— Колыван, посмотри, — позвала к окошку уже снимающего с вешалки наши плащи супруга.

Он взглянул.

— Узнаёшь? — спросила я.

— Клеймо на некоторых диковинках? — с сомнением спросил он. А ведь сразу в точку попал! Сразу видно, что глаз намётан! Что является стражем!

— Да, но... Я тут подумала, у Ярцево ведь клеймо тройного солнца.

— Верно.

— А ты видел эти клейма в палатах?

Колыван задумался. Вспоминает.

— Видел, — наконец выдал он.

— И я видела. А чем славится Ярцево?

— Корабельными изваяниями, музыкальными шкатулками с поливой*, всевозможными механизмами и другими вещами.

— Вот! — вспомнила одну шарманку, три музыкальные шкатулки и заводные диковинки с этим клеймом. — В накладных было указано: "происхождение неизвестно".

Очень подозрительно. Может, конечно, мастер не пожелал славы, но... Клеймо города ведь стояло. Могли б указать, откуда. Но с другой стороны, а зачем ставить клеймо города, если желаешь остаться неизвестным?

— Я займусь этим, — прервал размышление этот вновь суровый страж. Он должен был прийти хотя бы к тем же выводам, что и я.

— Может, не стоит в это лезть? — что-то как-то не по себе, как начинаю об этом думать.

— Посмотрим по обстоятельствам. Пойдём, а то нас здесь запрут.

Медлить не стали. Но плащ я всё же накинула ещё внутри.

На причале оказалось ветренно, и холодно. Я поёжилась, поспешила застегнуть все пуговицы да надеть варежки.

— Знаешь, что чудно, — сказал муж, пока ехали на подъёмнике.

— Что?

— Ты ведь мне по сфере деятельности совершенно не подходишь.

Я нахмурилась. Не понравился мне ход его мыслей.

— Вот гляди, тебе нужна земля, причём вдали от всех людей, — всё же Колыван продолжил ход своих рассуждений. — А я военный. Куда пошлют, туда и пойду. И пока мы застряли в столице. А тебе там не место, понимаешь?

Я тоже об этом думала, понимая, что свою силу приходится постоянно сдерживать, что висячие сады — это моя головная боль. Да, мне нравится возиться с порослью, но я не особо люблю разводить на окнах комнатные растения, а сейчас ведь тоже развожу в большем объёме и более крупные, но почти те же. И если мы застрянем в Камень-граде, то вряд ли моя душа будет петь. Хотя хлопоты оказались приятными с выбором растений, их расположением.

Подъёмник остановился. Двери распахнулись.

Мы вышли.

— И что ты предлагаешь? — спросила я, поворачиваясь к супругу.

— Ничего. Просто пытаюсь понять смысл нашего союза.

— Ты ведь сам предложил пожениться! — в душе начало нарастать возмущение. Неужто хочет разорвать наш союз в виду того, что я пока не имела мужчину? Разорвать союз можно лишь по двум причинам: позоре, нанесённом невестой, если она оказалась не девственницей, или, если она осталась нетронута, то по причине несостоятельности супруга, что, впрочем, тоже считалось позором, но уже для мужа.

— Успокойся! Ты — моя жена. Это не обсуждается. И я тебя не отпущу. Но всё же, зачем давать тебе силу и сковывать её? Я не понимаю.

— А ты разве не скован?

— Это несколько иное. Без этого можно обойтись довольно часто.

— Ну, не скажи. Тоже сдерживаешься.

Кивнул. А я успокоилась и задумалась. Правда, для чего нам дали силу, которую приходится скрывать? Почему мы живём во время, столь опасное для волшебников?

Как только мы оказались за пределами стана, к нам подъехала повозка. В отличие от Ярцево, в Турухе машин не имелось, в сёлах в каждом доме была лошадь. Ну а в городе кормить её оказывалось слишком дорого. Поэтому совет старейшин решил, что дешевле содержать табун лошадей, а окупать их за счёт платных перевозок.

Ну а поскольку не всегда извозчик может убрать за своим конём навоз, даже при условии введённых штрафов, то и его запах — обычное явление, к которому со временем привыкаешь и не замечаешь, лишь удивляешься, когда приезжие начинают кривиться. А тут я отвыкла. А ещё стало стыдно перед мужем. Показалось, что я из деревни приехала.

Взглянула на мужа, но ни одного чувства на маске безразличия не отражалось.

Колыван подошёл к повозке, спросил по поводу цены поездки, без вопросов отдал деньги. А вот я подошла к лошади. Она казалась такой красивой, эта лоснящаяся чёрная шёрстка, удивительно-мудрые глазки, обрамлённые густыми ресницами, фыркающая мордочка. А у меня даже ничего и нет, чем можно угостить. Я погладила её по головке, прижалась лбом к шее, вдохнула кажущийся необычным запах. Лошадка не возражала, кусала легонько мне плечо, что почти неощутимо через меховой плащ.

Муж разговаривал с извозчиком, расспрашивал о жизни города, говорили и обо мне.

— Что, твоя жёнка, соскучилась по лошадям?

— Соскучилась.

— Деревенская, что ль?

— Местная.

— Да? Дочь извозчика? — предположил возница.

— Нет, дочь торговца тканей, — ответил супруг.

— Род Швецовых?

— Да. Угадал, отец, с первого раза!

— Ну так, — смутился извозчик, — у нас тут лишь один род занимается тканями, пришлых здесь не любят, особливо купцов. Швецовы сами ткани делают, затем уже продают.

И откуда сведения у супруга о моей семье? Не помню, чтобы рассказывала ему о ней.

— Другим городам тоже? — это уже муж.

— Вот чего не знаю, того не знаю, — ответил мужик. — Ну что, молодуха*, поехали?

— Едем! — сказала я, отстраняясь от лошадки.

Родной город поразил своей живостью. Я, оказывается, очень сильно скучала. Дождя, на удивление, не было, светило солнышко. Лужи располагались то тут, то там, в которых купались птички: голуби да воробьи. И так звонко чирикали и даже дрались, что я хихикнула. Проезжали мимо извозчики, а некоторые ещё и гружённые товаром, встречались и тройки лошадей, собаки лаяли, бегая за тележками, коты сидели на окнах и крышах, люди спешили по своим делам пешком и в повозках. Город жил своей жизнью, и казалось что я никуда не уезжала. Такие же вывески, такие же люди. Всё по-прежнему.

Вот любимая сладкая лавка, делающая медовые плодовые сладости, моя любимая. А вот булочная, где я частенько покупала хлеб. А это... Это наша лавка.

Постаралась не поддаться волнению, но не вышло. Руки дрожали. Как меня примут? Будут ли рады видеть? Как матушка встретит? Дочь, как оторванный ломоть. Она ведь уходит в род мужа. Да и с родителями чаще всего не общается, разве что братьев у неё нет да доглядывать их на старости приходится мужу дочери. Наш род жил дружно, помогая родным. А вот дочки... Они уходили в другие рода. Я раньше не задумывалась об этом. Да, на свадьбе сестёр двоюродных и троюродных гуляла. А вот потом разве что случайно встречусь, или в нашей лавке покупают что.

Мы выбрались из повозки, тут же уехавшей за новым заказчиком. Супруг крепко сжал мою ладошку.

— Беляночка, всё хорошо?

Он ведь чувствует мою тревогу.

— Боязно идти в бывший дом. Вдруг не обрадуются?

— Чего гадать, пойдём и узнаешь!

Он прав. Чего себя мучить?

Я кивнула.

— Колыван, а может... — хотела попросить, чтобы он первый шёл. Родные ведь его не знают, кроме батюшки, а я наберусь духу выйти из-за его спины.

Муж не стал спрашивать, просто пошёл вперёд. Лавка сейчас работала. Даже в выходные. Просто чередовали эту обязанность все женщины рода. Я раньше тоже два дня в девятицу выполняла эти обязанности. В другие дни либо по дому возилась, либо у родичей на предприятии помогала, либо рукоделием занималась. Толкнул дверь, раздался звон колокольчиков, возвещающих продавца о новом покупателе.

— Здравствуй, добрый молодец! По делу пришёл, аль товар глянуть? — заученная приветственная речь прозвучала в устах матушки как-то чудно. Неужто она за прилавком теперь?

— Доброго здоровья! Жене подарок хочу выбрать. Подскажи что, матушка.

— А какой цвет её глаз? Подарок личный или вселюдный? Готовый или полотно?

— Жена моя — рукодельница, сама сошьёт да вышьет. А что до ткани... Дай что-то особенное, погляжу, а там решу, для каких целей.

Матушка засуетилась, принесла тюк самой дорогой ткани. Тонкой, но очень красивой. Из крапивы с добавлением особого растения, хранящегося нашим родом в тайне, придающего волокнам свойство разглаженности и делающего их ещё тоньше. Но она очень дорогая.

В лавке оказалось жарко для зимнего плаща, пришлось снять наголовник да расстегнуть пару пуговиц.

Мама выложила несколько тюков разных расцветок однотонных да ярких с цветами. Муж выбрал одну ткань с цветами, а вот вторую нежную однотонную.

— Под цвет её глаз, — сказал он.

Мама отрезала аршинов шесть каждой. А ведь матушка не спросила, сколько надо, хотя бы, какого роста жена Колывана. Сперва уточнить следовало, может, муж мерки знает иль заказ от жены принёс. Да, если не знает, то шесть аршинов режем, с запасом, но иной покупатель может и обидеться.

— Что-то ещё? — вежливо поинтересовалась матушка.

А муж чуть сжал мою руку и, обращаясь себе за спину, спросил:

— Белян, ещё что хочешь?

— Беляна? — спросила мама. — Какое редкое имя...

Не то, чтобы совсем уж редкое. Встречается. Даже в Турухе я одну Беляну, кроме себя, знаю.

— Так и будешь прятаться? — сдал муж меня с потрохами.

Я нерешительно вышла. А матушка даже уронила свёрток, увидев меня. На её глаза набежали слёзы.

— Мамочка...

— Доченька! — и мама, отворив прилавок, кинулась ко мне. Мы обнялись. Матушка всё не хотела отпускать. Бормотала, что я отощала.

— Ладно, если захочешь, сама выберешь, — услышала я голос мужа. И он положил столичный кристалл с деньгами на прилавок, а свёрток, наоборот, поднял.

— Не надо платить, пусть будет подарок... — возразила мама.

— Я покупаю подарок своей жене не как зять, а всего лишь покупатель, и могу те же деньги отнести в соседнюю лавку, — спокойно возразил супруг.

Мама кивнула и взяла кристалл.

— А это что? Вы платите драгоценными камнями?

— Это кристалл связи и столичные деньги, чтобы не менять в летучих кораблях, — пояснил Колыван с каменным выражением лица. — С дочкой сможете общаться, если захотите.

Мама прослезилась и раскрыла объятия для зятя. Колыван подошёл к маме и обнял тёщу. Она такой маленькой казалась рядом с ним. Я тоже так смотрюсь? Мы ведь с мамой почти одного роста.

— Не думала, что тот сон — правда, — сказала мама.

— Сон? — удивилась я.

— Нам в эту ночь с твоим отцом сон приснился, что ты замуж вышла, а мы присутствовали в хоромах на обряде, — пояснила родительница. Эта родная женщина выглядела сейчас особенно хрупко. И хоть лицо ещё не имело морщин, но виски уже тронула седина, хотя в золотых волосах её заметить сложно.

Сон? Значит, родители уже спали, когда мы обряд совершали в хоромах. А ведь провели его среди ночи. В Турухе ложились спать после заката, стараясь завершить все дела ещё в сумерках. Даже искусственное освещение отсутствовало на улицах, намекая на то, что по ночам положено спать. Да и дома светильники были слабенькие, служащие скорее ночниками, чем источником света. Накопители заряжали в хоромах и расходовали бережливо, большей частью для машин на производстве да разных устройств, облегчающих домашний быт.

— Значит, вот ты какой, зять! — сказала мама, отстраняясь и высоко задирая голову.

— Мам, это Колыван! Муж мой. Мы вчера поженились.

В глазах мамы мелькнула обида. Думаю, связано это было с тем, что наш род на свадьбу не пригласили.

— Мы в хоромах одни были, — решила пояснить. — Потом проведали его родителей, теперь вот вас.

— Вот как? — удивилась мама. — А разве на свадьбе не двумя родами гуляют?

— У нас в роду это не принято, — пояснил Колыван. — В хоромах лишь жених да невеста, но оба рода призываются как свидетели через Всевышнего.

Матушка побледнела. В чём дело?

— Мамочка, всё хорошо? — испугалась я.

— А свадьба была после заката? — решила уточнить родительница.

Муж кивнул.

Нижняя губа у мамы задрожала.

— Мам?

— Всё в порядке, — мама взяла себя в руки. — Просто не думала, что это возможно. Значит, всё, что мы видели... Всё правда? И Алатырь...

Муж кивнул.

— Всевышний... — прошептала распереживавшаяся матушка. — И Предки... Ни разу за всю мою жизнь не призывали Рода. Пойдёмте, дети мои!

И матушка повела нас в подсобное помещение, а затем уже в дом.

Братья, как увидели меня, бросили свои дела да кинулись обнимать. И на Колыване повисли, как того представила да сказала, что он — воин.

Матушка взирала на эту встречу с улыбкой. Тут раздался звон колокольчиков, и матушка, извинившись, поспешила в лавку к покупателю.

Отца дома не наблюдалось. Но дел обычно хватает, в том числе на выходных. А может, в связи с очередью мамы стоять у прилавка, и отец перенёс свои дела...

У мамы появился нескончаемый поток покупателей. Всё же выходные, многие гуляют по городу, а тут работающая лавочка... К тому же, ткань да ленты продавали лишь у нас в единственной лавке во всём городе. Вот и заходят, если подарок какой купить жене, дочери.

С младшими братьями мы немного пообщались, но они больше желали узнать о работе Колывана. Я ему жестами показала, что пойду к матушке в лавку, он кивнул. Так и поступила.

Матушка обрадовалась моей помощи, но всё же, больше хоть какому-то, но общению.

— Я была так потрясена, когда твой отец сказал, что тебя в Камень-граде оставил, составатал ещё в добавок. Кинулась со слезами к нему, а он цыкнул на меня, представляешь? Продал тебя какому-то вояке... — матушка оказалась возмущена.

— Мам, всё не так...

— А как? Я спрашивала и с одного боку заходила, и с другого...

Сказать ей или нет? Всё же она волнуется. Но почему отец ничего не сказал?

— Отец к Учителям приезжал.

— К Учителям?

— К урам. Пошёл к ним на приём. Не знаю, о чём они говорили, но после этого ур позвал Колывана. И сговор... Ему предложил ур жениться на мне.

— Ур? Но они ведь в дела людские не вмешиваются.

— Всё верно. Но совет дают, если спрашивают их. Только меня не спросили. Отец сговор заключал.

— А Колыван что?

— Я толком не знаю, тоже молчит, но если б не он, я вряд ли осталась жива.

— Что ты такое говоришь? — возмутилась мама.

Я вздохнула, но мама не дала сказать в защиту Колывана ничего.

— Если б не он, ты б здесь уже к свадьбе готовилась, и никакой угрозы жизни не было. Да и весной могли тебя просватать, так не дал!

Я очень удивилась. Как так? Меня уже сватали, а я и не знаю!

— Да, сватали тебя, — подтвердила догадку мама. — Хороший парень — Василий, сосед наш.

— Мам, но Васька косой! — возразила я.

— Зато трудолюбив, дело у него спорится. А ты ему всегда нравилась.

Тут пришли ещё посетители. Про серого речь — а серый навстречь! Зашёл рыжий сосед с молодухой, судя по спрятанным под головной убор космам, понёве* да серьгам дорогим.

Я постаралась слиться со стеной.

Интересно, почему ему отказали? Так просто, не обидно, это не сделать. Проще было меня позвать, да, если не приглянется, отказать. А я даже и не знала про сватовство.

Мама принялась обслуживать покупателей, а я глядела на пару. А что, они друг другу подходят. Она одного с ним роста, брови рыжие, глаза зелёные. Да и по лицу очень схожи, будто брат с сестрой. Может, родственница?

— А есть что получше? — скривился Васька. Неужто ему ткань не угодила? У нас ткани добротные, взять хоть и самые дешёвые. Только толщина ткани да вплетения разные меняются, а ещё вышивка. На одних есть машинная по кромке, а на других рисунок усеивает всю ткань — тоже вышитый. Но та ткань, хоть и дорогая, да для ленивых жён.

— Беляна, принеси из закромов вышиванку, — велела матушка.

Пришлось отлепиться от стены да сходить в подсобку. Нашла вышиванку, принесла маме.

Рыжий на меня взглянул да нос задрал.

— Вот эту возьмём! Да? — спросил у жены.

Та кивнула.

— Василий, а тебе точно по средствам это полотно? — спросила матушка.

— Отрежь три отреза, — велел покупатель.

— Отрез отрезу рознь, — молвила матушка.

Василий взглянул на жену, та пожала плечами.

— Вам на что надо отрез? — встряла я. — Сорочку, понёву, сарафан?

— На сарафан, — заговорила молодуха.

— Все три? — это уже матушка подхватила.

— Что шить с каждого отреза собираетесь? — вновь уточнила я, придя родительнице на выручку. Матушка всё же давно не стояла за прилавком.

— Сарафан, сорочку да понёву.

Я кивнула да стала отмерять, прикинув рост молодухи. Отрезав все три, посчитала, сколько взять надобно, упаковала в небольшую котомку и счёт выставила.

Василий удивился, заслышав стоимость покупки.

— А не наглеешь с такой ценой? — прищурил глаза.

Я стояла и соображала: то ли меня только что обвинили в обмане, то ли он изначально не собирался покупать.

— Какие-то трудности? — в дверях появился стражник.

— Да, эта... эта... Решила обдурить нас, честных покупателей! — заявил Василий.

— Вот как?

Мама растерянно глядела на происходящее. А ведь отрезы куда теперь денешь? Разве что по дешёвке в полцены отдашь, ведь размеры у каждого свои.

— Правда? — Колыван повернулся ко мне. А это был он тем стражником.

— Нет. Это очень дорогая ткань, но покупатель сам настоял на ней, попросил три отреза. Я прикинула по размерам вещей, которые собирается шить покупательница.

— Прикинули на глазок? — уточнил Колыван.

— Да, по формуле высчитывается, исходя из мерок.

— Мерок?

Я начала объяснять. Колыван заставил мерки снять, причём, мерки подтверждал Василий. После чего всё записали на бумаге, подсчитали, и я не ошиблась ни на ноготь*, даже учтя погрешность.

— О, да у хозяйки глаз-адамант*! Так что, вы изволите платить? — теперь уже прищурился наш стражник, повернувшись к покупателю. — Или мне вас задержать по обвинению в мошенничестве?

Рыжий побледнел, как и его жена.

— Ну, коли хозяйка не обдурила, так и заплачу, — пошёл на попятное он. Достал деньги и рассчитался. Ему не хватило, пришлось сходить домой да после занести деньги. Колыван сопроводил его, а мы тем временем с его женой общались. Она отчаянно просила прощения за мужа.

А как после рыжий дал расписку, что жалоб не имеет, так ушёл, недовольно поджав губы.

Колыван же остался.

— Закрывай лавочку, хозяйка, — велел матушке мой муж. — Разговор есть.

Матушка послушалась. Время работы с вознёй этой закончилось.

Лавку закрыли, а Колыван повёл нас с матушкой в дом.

— Были ещё подобные случаи? — спросил Колыван матушку.

Она помотала головой:

— Я тут впервые. Другие девчата не говорили.

— Своим скажите, чтобы все мерки снимали. И, в случае чего, обязательно стражника вызывайте.

Мама кивнула.

— Это просто несостоявшийся жених моей дочери. Не думала, что он так нечист душой.

— Значит, месть? — задумчиво протянул мой стражник. — Нам пора.

— И вы не дождётесь отца?

— Если месть, то не стоит задерживаться. Беляна у тебя полчаса на сборы. Готовь приданое. Пришлю извозчика. Я ушёл.

Я кивнула, а Колыван вышел из дома, прошёлся мимо лавки и направился к ближайшему ночному дозору.

Я вздохнула и пошла собираться.

За эти полчаса пришёл отец, удивился сперва моему приходу, даже посмурнел. Матушка ему всё и поведала про Василия. Отец кивнул, а сам на меня воззрился.

— Чего явилась? Неужто муж вернул? — что до мужа не удивился, но... Не такой встречи я ждала.

— Муж в-велел п-приданое с-собрать, — вновь распереживалась я.

В дверях появился Колыван. Пришёл темнее тучи, грозно насупив свои косматые брови.

— Кто мою жену тут обижает? — спросил холодным тоном.

И так на душе тепло стало. Но супруг помотал головой. Я вспомнила, что мне нельзя проявлять чувства и постаралась успокоиться.

— Значит, не вернул, — успокоился отец и даже улыбнулся. — Иди, дочка, обниму...

И сцапал меня в объятия. Да так крепко сжал, что рёбра затрещали, да весь воздух вышибло из груди.

— Полегче... — сделал замечание Колыван.

Отец отпустил, не до конца, правда.

— Как я рад, тебя видеть! Значит, поженились... — молвил батюшка.

— Да, вчера.

— Всё хорошо?

— Да, — это уже супруг ответил. — Нам пора. Через полчаса отходит корабль. Надо поторопиться.

— Не заночуете? — спросил отец.

— Нет. Прощайся... — это уже мне сказал супруг, вынося с братьями сундук с приданым.

— Как ты? — шепнул мне отец.

— Всё хорошо.

— Точно?

— Да. Колыван хоть и суров, но не обижает да балует.

— Это хорошо. Ты прости, что не спросил твоего согласия на этот союз. Не думал, что так всё обернётся. Да и нельзя было усомниться в Учителе.

Я кивнула, принимая ответ, попрощалась с родителями. Они пожелали счастливой да ладной жизни и много детишек.

Если честно, думала, что муж лишь для отвода глаз использует извозчика. Но, как оказалось, мы им воспользовались. И каким-то чудом успели на летучий корабль. Хотя к дому моих родителей ехали, как мне показалось, дольше. Но я была как на иголках, пока добирались до стана. Хоть муж и пытался меня успокоить, поглаживая ладошку. При этом оба молчали, как я поняла — сейчас не время и не место для разговора.

Суета и погрузка с грузом на почти пустой корабль прошли без приключений. Лететь в ночь неудобно. Надо спать, а некогда. Но оказалось всё не так плохо. Нам дали спальные места, отделённые перегородками. И лететь, сказали, будем всю ночь.

Когда взлетали, я выглянула в окошко. Но город уже спал, поэтому ничего видно не было, если не считать слабого очертания трёх треугольников. Видно, подсветка всё же есть по границе города.

Взгрустнулось.

Внутри в корабле свет тоже погасили.

— Ложись, родная, — прошептал на ухо супруг, обжигая кожу на шее.

Я легла. А супруг навис сверху, затем наклонился и нежно поцеловал.

Примечания по главе:

Погодье* — (Даль) климат.

Полива* — (Даль) по металлу — финифть, эмаль.

Молодка* — замужняя женщина, которая родила девочку.

Молодуха* — мужняя до первых родов женщина, молодица.

Понёва — (Даль) кусок полотна заместо юбки, обёртывается вокруг чресл замужней женщины.

Ноготь* — мера длины в 1,1см.

Адамант* — (Даль) алмаз.

Глава 11

Возвратились мы домой на рассвете. И хоть нам предоставили возможность поспать, я совершенно не выспалась. Всё же поговорить с мужем не удалось ночью, во время перелёта. Лежала в его объятиях и думала. Про то, как складывается судьба.

Рыжий Васька сватался, но отец отказал, интересно, почему? Затем отвёз в Камень-град и отдал совершенно незнакомому стражнику. Просто не бывает, не так ли?

А ещё мы оба с супругом имеем дар, связанный с волшбою. И непонятно, зачем он нам, если пользоваться им толком нельзя.

И я почти забыла, что меня кто-то яростно пытается убить. Зачем? Кому я мешаю? Живу в своём мирке. Посадила висячий сад в палатах, можно считать, что моё дело здесь сделано. С людьми толком не общаюсь, место, можно сказать, освободила. Так зачем желать мне смерти? Даже пусть и в виде несчастного случая. Что там Доля* с Недолей* мудрят? Или они тут не при чём?

Девятица. Мы дома. Впереди целый выходной.

И вот есть возможность всё обсудить, а я не знаю, о чём можно даже спросить моего супруга. Сижу за столом, подперев подбородок да гляжу в одну точку.

Вновь такое опустошение накатило. Я ведь старалась гасить чувства. Так чего ж так паршиво на душе. Любимый муж рядом, я замужем! Принуждать ни к чему не станет. И родичи одобрили супруга, не обиделись даже, что на свадьбу их не пригласили. Всё, прекрасно! Но... На душе кошки скребут.

— Голодна? — спросил супруг, входя в стряпчую.

А я гляжу на него и не понимаю, о чём он говорит.

— Иди приляг, ты ведь ночь не спала.

С трудом, но до меня дошёл смысл сказанного.

Мотаю головой. Надо дела какие-то поделать, раз уж к мужу переехала. Некогда разлёживаться. Вот только сил встать с лавки совсем нет.

Недолго сидела, лишь пока Колыван поел да меня узваром напоил, вкуса которого даже не ощутила. Больше в рот ничего не лезло.

После чего подхватили меня на руки да в спальню отнесли. А там раздевать принялись.

— Ч-что т-ты д-делаешь? — заволновалась я.

— Тс, закрой глаза и наслаждайся...

Глаза я закрыла, и позволила делать с собой всё, что мужу вздумается. Я ему доверяла.

А он принялся мять меня да поглаживать. И смущаться даже сил не осталось. Незаметно и уснула.

Когда проснулась, солнышко заглядывало в окошко. Я открыла глаза. Надо вставать. С трудом села. Кинула взгляд на постель. Мужа нет. На мне одежды — тоже.

В комнату вошёл супруг.

— Доброе утро! — приветствовал он, наклонился, поцеловал в уста.

— Доброе! Утро? Как утро? — отстранилась от него я, еле удержав равновесие в сидячем положении.

— Да, утро. Мне надо на службу. Как ты, родная?

Я взглянула на Колывана. Встревожен. Что со мной такое?

— Сегодня на работу не идёшь, — предупредил он, не принимая возражений. — И вообще, не уверен, что должна работать. Сад ты доделала. Теперь за ним следить надо, но это не обязательно должна быть ты. Завтракать будешь?

Я пожала плечами. Хотелось прикрыться, но сил натянуть простынь не нашлось.

— Надо тебя показать урам. Не нравится мне твоё состояние.

Мне тоже не нравится. Я б могла подумать, что женские дни или тяжела... Но никогда прежде так плохо не было. Да и женой я в полной мере так и не стала.

— Давай одену тебя да перенесу в палаты. Сегодня должен быть тот ур, что тебя в палатах оставил, — бормотал супруг.

Хочет, чтобы было с чем сравнить моё состояние? Если ур запомнил, ведь у него народу за эти месяцы прошло видимо-невидимо. Да и вряд ли он целитель, чтобы смотреть мои тела да запоминать их.

Отметила, что сундук с приданым стоит в этой комнате. Колыван влез в него, нашёл сорочку, надел мне. Космы расчесал, но собирать в косы не стал. Сам уже переплёл волосы.

После этого меня подхватили на руки, и вот мы уже в тронном зале.

На троне сидел тот самый седой ур с длинной бородой.

Я мысленно поздоровалась. Ур кивнул. Здесь слова были не нужны. Уры могли напрямую считывать образы из наших мыслей.

Только мысли все вновь испарились.

"Иди сюда, дитя," — услышала я голос Учителя.

Муж поставил меня на ноги, я пошатнулась. Он поддержал.

— Мне надо отойти в сторону, постарайся устоять, — шепнул супруг.

Кивнула. Постаралась удержаться на своих двоих.

Собрала всю волю в кулак и сделала два шага, после чего ноги подкосились. Колыван мгновенно оказался рядом.

"Что со мной?" — обратилась к Учителю.

"Тебе запустили самоуничтожение".

Я не поняла.

"Тело разрушается".

"Но почему?"

"Жизненную силу пьёт тёмная сущность".

И? Что за тёмная сущность? И тут краем глаза заметила тёмный сгусток силы, напоминающий тело человека. Скосила взгляд, но никого не обнаружила.

"Да, она".

— Вы поможете? — спросил Колыван вслух.

"Мы не можем вмешиваться," — ответил ур мысленно, то ли мне, то ли нам обоим.

"Но если не вмешаетесь, она умрёт!" — услышала я крик мужа в своём сознании.

"Мы не в силах ничего изменить. Ответы уже все даны. Теперь всё зависит лишь от вас двоих".

И я увидела огромное ветвистое дерево, наполовину тёмное. А та, что была светлая, одна ветвь, идущая по самой кромке дерева, и она ветвилась, но все ответвления оказались скрыты. И казалась она очень маленькой и слабенькой.

"Это твоя жизнь. И она заканчивается. Своё предназначение ты не выполнила, жизненной энергии не набрала. Значит, путей только два — перевоплощение заново после смерти или... "

"Или?.."

Ур улыбнулся.

"Идите, я уже всё сказал".

"Я могу её забрать из палат?" — услышала вновь мысленный голос мужа.

"У вас время до осени. Потом ты, Колыван, должен вернуться на службу".

Муж сглотнул и перенёс нас домой. Учитель сказал лишь о Колыване. Значит, меня уже не будет... Додумать не успела, муж перебил мысль:

— Куда хочешь попасть, родная?

Я прижалась к нему, вдыхая ставший уже родным запах чего-то знакомого с детства. Неужели нам осталось так мало? Всего пять полусезонов.

— На полдне есть море... Никогда там не была... — прошептала я, вспоминая детские мечты. И вот тут вспомнила, с чем связан запах супруга. С морем. Как-то мелкие ракушки мне оттуда привезли, подарили ожерелье из них кто-то из родственников. Да, хочу на море. Говорят, там и солнышко совсем иное, и Месяц, а волны, накатывающие на берег...

Хотя... не думаю, что Колыван сможет нас перенести. Вздохнула.

— Чего нос повесила? — прервал грустные думы любимый. — Собери нам еды на целый день, а мне надо в палаты. Сможешь?

Кивнула. Почему уже не говорит полежать, а велел по хозяйству возиться? Хотя... Может, оно и правильно.

Меня поставили возле стола и оставили одну.

А я опять заметила тень.

— Кто ты и что тебе нужно? — обратилась к тёмной сущности.

Но она не ответила. Заметила только, что эта тьма больше меня. Надо к ней присмотреться. Только как, если прямым зрением не видно?

Так, спокойно! Вздохнула глубоко. Я полностью спокойна. Всё хорошо. А о будущем... Постараюсь не думать.

И всё же, что это за сущность? Тьма. Смерть? Мара*? Но уры сказали, что это тёмная сущность. Я не понимаю.

Ладно, мужу обещала собрать еду. Вот и есть, чем заняться.

Болезни насылают нам как наказания за неправильные мысли, поступки, отрабатывание кармы*. Что у меня за наказание? Что за болезнь?

А ещё подумалось вот о чём: уже не будут пытаться меня убить? Какой смысл, если всё равно умру? Причём не единовременно, а в болезни, мучаясь.

Что же Учитель имел в виду? Надо попробовать выпытать из мужа правду. Всю. Что ему сказали в прошлый раз и сегодня?

Собрав еду, устала сильно. Присела на скамейку. Не привыкла без дела сидеть. Собравшись с духом, пошла в свою комнату, увидела на столе новые отрезы. Захотелось сшить мужу сорочку да портки. Вот и занялась выкройками.

Мужа ощутила за спиной.

— Ты видишь возле меня тёмную материю? — спросила его.

— Нет.

Объяснила, как глядеть надо.

— Всё равно нет.

Чудно.

— Ты готова? Как себя чувствуешь?

Прислушалась к своим ощущениям. Ничего не болит. Ноги и руки слабоваты, но от этого не умирают.

И что мне с этим существом делать? Попробовать договориться или избавиться? И как?

Кому оно служит, каким целям? Ничего не бывает просто так. И, как в случае болезни, они нам даны либо как наказание, либо как наука. И надо, в первую очередь, разобраться в себе.

— Дельная мысль, — сказал муж.

Я не сразу поняла, о чём он.

— Ты это о чём?

— В себе обязательно надо разобраться.

— А почему ты дал задание, заставляешь меня вставать через силу?

— Уры ж намекнули, что надо идти, не стоять, а двигаться.

А я и не восприняла этот приказ подойти к ним как движение. Но может, муж и прав. Жизнь ведь не стоит на месте. И мне нельзя.

— Ну что, идём? — спросил он. Взглянула на него. Переоделся. В рубаху, что ему вышила да портки, а сверху летний зелёный кафтан из приданого надел да свой красный плащ накинул. Без шапки только. Но он их не носит. Да и я тоже, наголовника поверх сороки достаточно. Но вспомнила про незавершённую выкройку и спросила у мужа:

— А мне всё бросить?

— А тебе много осталось?

Если взять всего лишь кройку, то нет, пару минуточек.

— Тогда заканчивай, я подожду.

Откуда он знает, о чём я думаю?

— Ты решил вопросы со службой?

— Да. И с тобой тоже.

— В смысле?

— Отпуск по состоянию здоровья тебе дали, а я за тобой ухаживать стану.

Я доделала и всё прибрала, чтобы не пылилось, а выкройку с собой взяла, как и вышивальное оборудование.

Встала. И вот тут повело. Муж подхватил. Потом накинул на плечи мой плащ.

— Готова?

— Да.

В мгновение ока мы перенеслись к горам. А вдалеке внизу плескалось море. От увиденного захватило дух. У небосклона вода была очерчена тёмно-синей полосой, за ней шла более светлая — голубая, а затем чуть зеленоватая, набегающая на берег белыми барашками. И ветер тут же принёс этот особый солёный запах. От глубоко вдоха даже мурашки пробежались по голове.

— Здесь машин нет. Поэтому придётся идти пешком.

Представила, что муж несёт меня всю дорогу. Это очень долго, он наверняка устанет.

— А повозки на лошадях?

— Есть. Хочешь прокатиться?

— А ты против?

— Не даёшь себя на руках носить... — обиженно пробормотал он.

— Ещё наносишься.

— А я всё же надеюсь, что совесть у тебя проснётся.

Что? Совесть? А при чём здесь она?

— При том, что тебе неловко, поэтому ты сама пытаешься идти.

Обидеться себе не позволила.

— Думаешь, толк будет?

— Как знать? От отрицательных чувств нам плохо становится, поскольку теряем силу.

— Но чувство вины — отрицательное чувство.

Он улыбнулся да поставил меня наземь. Свистнул, да так, что я чуть не оглохла.

Тут же из-за поворота появился извозчик с коляской*. Взбиралась я в неё сама, но мужу позволила послужить опорой. Хмыкнул. Что-то не пойму, он наоборот, радуется, а говорил, что хочет на руках носить.

Я вдыхала морской воздух и не могла надышаться. Но ветерок задувал во все щели, отмораживал щёки. Зимы и здесь не было, дождя, правда, тоже. Дороги сухие. Но тут холоднее, как мне показалось, даже чем в Камень-граде. Но стоило нам оказаться на берегу Руского моря, как западный ветер изменил направление на полуденное и стал ласковым тёплым. Я смотрела по сторонам, жалея, что у меня нет рабочих устройств, которые снимают всё вокруг. Они, правда, действуют всего лишь в пределах помещений, но ведь наверняка есть и снимающие природу. Вот бы себе такое устройство раздобыть.

А на берегу мы высадились, расплатились с извозчиком. Он предлагал нам комнаты, но мы отказались.

— Замёрз? — спросила, поворачиваясь к любимому. У меня хоть и подбит мехом плащ, а успела задубеть.

— Нет.

— Почему? — в очередной раз удивилась я.

— Потому что внутренний огонь греет.

— Это как?

— Не могу сказать. Военная тайна.

Вот как? Интересно! И ведь ходит распахнутым всё время!

Тут к нам подъехал военный на лошади. А я вдруг поняла, что не боюсь. Муж рядом, а остальное — не важно.

— Доброго здоровья! — поздоровался он, спрыгивая с коня. Протянул мужу руку. И они обменялись рукопожатием, причём столь глубоким, переросшим в обнимания.

— Я забираю этого молодого человека.

Взглянула на мужа, кивнула. Всё хорошо. Ничего ему не сделают. Ну попытают, ну отпустят. Он — один из них. А может, у них военные тайны какие...

— Иди, я тут посижу, — сказала тихо. А вот в глазах супруга вспыхнуло беспокойство. За меня тревожится. Улыбнулась ему. Всё замечательно! Веришь?

Любимый успокоился и улыбнулся в ответ, затем проводил к большому валуну, лежащему на берегу и ушёл.

Я смотрела вдаль на накатывающие друг на друга волны. Море было голубым-голубым. Не думала, что такое возможно. летали над водной гладью чайки, высматривая рыбу.

Вот бы и у нас были крылья!

И вот чайка нырнула в холодную воду. И ей не холодно? Захотелось потрогать воду. Собрала силу воли в кулак и встала. Я дойду. Всё хорошо. И осторожно пошла. Шаг за шагом. Я смогу! Дошла, присела на корточки. Потом всё же опустилась на пятую точку, и протянула руку к мокрой кромке берега. Волны пока не доставали сюда. Рука дрожала от напряжения, но я отринула все мысли. Сейчас существовали лишь море и я.

Где-то далеко загрохотало. Гром? Я обернулась к источнику звука. Над горой, выступающей на берег сгущались тучи. Хмыкнула. Такое ощущение, что всё вокруг пытается вывести меня из себя. Повернулась к морю, ещё мгновение назад остававшимся спокойным. Но теперь поднималась, будто чудище, волна. Тёмная. Огромная. И она ринулась прямо на меня.

— Доброго здоровья! — улыбаясь, поздоровалась с ней. — Наконец-то! — и распахнула объятия ей навстречу.

Честно, я ощутила радость. Море! Никогда здесь не была. А сейчас море ластится, словно по мне истосковалось.

И меня накрыло, приподняло. Какие приятные ощущения! Будто парю в воздухе, а за спиной раскрываются крылья! И вода тёплая! И мне наконец-то не холодно!

А потом меня плавно опустило на ноги, и волна медленно отхлынула, кладя меня на спину.

Громыхнуло совсем рядом. Небосвод расчертила перуница*. Совсем рядом! Как красиво!

— Здравствуй, Перун* Сварожич! — приветствовала Всевышнего в очередной ипостаси.

Ударило совсем близко. Даже искры пошли столбом. Но страшно не было. Ни капельки.

— Здравствуй, дитя! — голос казался потрескивающим. — И ты меня совсем-совсем не боишься?

— А стоит? — я повернула голову на голос. Передо мной стоял обычный человек. Мужчина. С молодым лицом, но белоснежными волосами и бородой. Разве что в глазах плясали всамделишние перуницы. И в плечах он превосходил Колывана. И хоть грозен, но... Улыбнулась. Да я будущего супруга боялась гораздо больше.

— Я могу убить.

Чудно, но поняла одну вещь. Я не боюсь умереть.

— И я могу, — сказала я, — наверное. Предположительно это может сделать каждый. Смерть — всего лишь переход в другую жизнь.

Ощутила спиной супруга. Привстала повернулась к нему и помахала.

Он подошёл ко мне, присел на корточки.

— Доброго здоровья! — холодно сказал он.

"Всё хорошо!" — послала мысль супругу.

Перун Сварожич усмехнулся.

— А вот муж твой боится.

Взглянула на супруга, напряжённого, готового кинуться в бой.

— За меня. Боится меня потерять, — озвучила вслух свою догадку.

Блеснула перуница рядом, уходя из земли в небеса, послышался раскат грома, похожий на хохот. Догадка озарила меня.

— Нас испытывают, — шепнула я. — Ты хоть и держишь маску безразличия, но внутри бушуют чувства.

Я прикоснулась к щеке любимого, повела по мягкой бороде.

Он прижался к моей руке. Правда, боится. Ощутила, как схлынуло его напряжение.

К слову, одежда моя осталась сухой. Как такое возможно?

Но мелькнула другая важная мысль, которую поспешила озвучить:

— Я — твоё слабое место. На чём сыграли уры, когда предложили тебе жениться на мне?

— В этой ветке Судьбы мы бы всё равно поженились. Просто потому, что у тебя не осталось выбора. Они предложили попробовать поменять Судьбу, приняв её.

— Это как?

— Я не должен был бегать от тебя, а просто согласиться стать твоим мужем, приняв эту мысль и зная возможное будущее.

— И какое возможное будущее? Моя смерть?

— Для меня это одно из возможных развитий будущего. У тебя же...

— Как понимаю, времени всего до осени.

— Да.

Я вздохнула. Смерти уже не боялась.

Боюсь уйти, не родив дитя? Поняла, что это так. Чем раньше, тем более выношенное оно будет. Но... Оставлять его без матери...

— Отец знал, да? Поэтому и обратился к урам.

— Знал. Именно из-за тебя приехал в столицу. И привёз поэтому. Но сути вопроса я не знаю. Увы.

Это уже не важно. Важно другое. Он знал!

Но мы начали разговор с другого.

— Ты привязался ко мне, — я замолчала, стараясь поймать мысль, нащупать её. — Испугался, когда повелитель грозы явился. Хотя знал, что у меня ещё осталось время.

— Ты права. Не смог совладать с собой. Боялся, что боги всё переиграли и решили забрать раньше. Хотя не представляю себе жизни без тебя. Не думал, что привяжусь так сильно.

— Больше не защищай меня.

— Я не могу.

— Можешь. Отпусти свой страх.

— Я должен дать тебе время, хотя бы, до осени.

Я сделала усилие и опёрлась на его колени, привставая, стараясь, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. И когда они встретились, молвила:

— Доверься мне. Так мы ничего точно не изменим. Поверь, что мне ничего не угрожает.

Мы глядели в глаза друг друга, мгновение, длившееся вечность. В зеркалах его души отражались тревога, страх, невозможность сдаться, а потом... Потом появилось умиротворение, покой.

— Хорошо.

Небеса громыхнули прямо над нами, озаряя нас вспышкой света. Лицо супруга растворилось в нём, лишь голубые глаза сияли любовью и спокойствием. И я потянулась и поцеловала любимого, оставив в своём сердце только любовь к этому бесстрашному воину.

Весь мир перестал существовать. Были только мы. Наше доверие, наша любовь, просто любовь.

Примечания по главе:

Макошь* — богиня всей судьбы.

Доля* — богиня счастливой судьбы, дочь Макоши.

Недоля* — богиня несчастливой судьбы, дочь Макоши.

Мара* — богиня зимы, космоса. Провожает мёртвые души в царство Чернобога — в Навь.

карма* — судьба. Карма означает действие. У любого действия всегда есть причина, по которой совершается это действие. Также, кроме причины, любое действие имеет следствие. Таким образом закон кармы это закон причинно-следственных связей.

Коляска* — (Даль) ж. (коло, колесо и колыхать) барская ездовая повозка с половинчатым верхом и на пружинах.

Перуница* — молния.

Перун* — сын Сварога (бога Небес), бог грома и молнии, защитник воинов.

Глава 12

Когда поцелуй всё же закончился, я чуть не упала — в виду потери равновесия. Правда, сильные руки удержали.

— Родная... — и столько нежности в голосе.

— Всё прекрасно! — я улыбнулась, не позволив зародиться даже тени беспокойства в его сердце. Душа пела. И он это знает.

Встала вместе с ним на ноги, развернулась в его объятиях, прижимаясь спиной к его груди. Как приятно просто быть с ним рядом. Взглянула на море и удивилась, узрев, как бушует стихия. Небо почти чёрное над поднимающимися огромными волнами. Там — будто за стеклом, отделяющим нас от того мира. А здесь... Здесь светит солнышко и полное затишье. Я медленно повернула голову, осознавая разделение яви и решив убедиться, что догадка верна. Берег, отделёный небольшой полоской гальки, был пустым. А вот дальше начиналась полоса деревьев, подобных свечам, выросшим на камнях огромных пирамид, сглаженных наносной землёй.

Удивительно, как точно рассчитали наши Предки удалённость от моря, чтобы волны не подтачивали силовые точки, а вода не вымывала блоки. По склонам пирамид, что виднелись вдали, росли деревья, почти полностью скрыв грани. Вершины пирамид прятались в тучах. И вот над деревьями широкой стеной шёл дождь, периодически сверкала молния, расчерчивая почти чёрное небо.

Муж тоже увидел! И хоть удивления не показал, но интерес явно присутствовал.

— Ещё один разлом? — решила уточнить я.

— Не уверен.

— Тогда что?

— На ум приходит лишь одно, мы меняем Явь под себя.

— То есть?

— Как себя чувствуешь?

Прислушалась к ощущениям. Прекрасно!

— Кажется, мы только что изменили наше будущее.

— Давай не будем думать об этом. Жить сегодняшним днём.

— Нет, не хочу лишь сегодняшним, хочу строить своё будущее вместе с тобой. Иметь свой дом, растить с тобой детишек.

Я хмыкнула. Дом у нас не скоро появится. Свой дом, не квартира.

— На самом деле мы можем построить свой дом уже сейчас. Там, где захотим.

— А здесь можно?

Муж хмыкнул.

— Можно. Хочешь жить в своём доме?

— Хочу. Но дом там, где ты.

Он обнял мой стан крепче, щекоча своей бородой мою шею, скидывая наголовник. Холода я больше не ощущала. По телу разливалось тепло, рождённое где-то в сердце.

— Пойдём в управу, спросим, где нам можно построить дом.

— Пойдём, — с готовностью согласилась я, вкладывая руку в протянутую мужем ладонь.

Стоило нам пойти, как там, где мы шли, продолжало светить солнце. И дорожки казались сухими.

Я вертела головой, отмечая изменения.

— Всё высыхает?

— Нет, мы идём в другом мире. Закрой глаза и забудь, что идёт дождь.

Мы остановились. Я последовала совету мужа, стараясь отрешиться от мыслей и почувствовать эту явь. А когда распахнула глаза, увидела, что везде светит солнышко. Всё сухое, а море спокойное. Мало того, было жарко в моём подбитом мехом плаще, будто на дворе не середина зимы, а весна в самом разгаре, когда всё пробуждается ото сна и снег уже сошёл, распускаются цветы на деревьях, набухают почки.

— Ты тоже это ощущаешь?

— Да, пока прикасаюсь к тебе, у нас один мир на двоих.

Эти слова могли бы задеть, но я отринула тут же отрицательный опыт и проявила любопытство:

— А когда разъединимся?

— Каждый будет творить ту явь, в которую верит.

— И наши миры не соприкоснутся?

— А это зависит от того, насколько они будут разными.

— Ты очень мудр. Кто ты?

Он улыбнулся.

— Твой муж. Мы здесь учимся. Каждый своему.

Так и не сказал. Но... Важно ли это? Я люблю его. И хочу с ним творить наш мир.

— Скажи, а зачем тебя стражник забирал?

— Надо было отметиться. Всё же я военный, и даже в увольнении им остаюсь.

— А откуда он узнал, что ты военный?

— Мы друг друга видим издалека. В общем, меня приписали в местный запас. Взяли мои позывные для связи.

— А то, что у нас своя явь как-то скажется на этом?

— Всё зависит лишь от нас.

Кивнула, понимая о чём он. Мы сами создаём этот мир, он проявляется лишь тогда, когда мы о нём думаем и представляем. Мы существуем лишь здесь и сейчас и видим то, что желаем увидеть.

Прогулка вышла утомительной. И хоть поначалу мне показалось, что я могу её осилить, но сил хватило лишь на полчаса. Шли мы неспешно, постоянно останавливаясь, муж брал на руки и нёс какое-то время, пока я не подрывалась идти дальше сама. Но даже не предложил взять извозчика. Мне же нравилось гулять с супругом.

— Как считаешь, зачем Перун приходил?

— Не уверен, что это он.

— Вот как? Тогда кто?

— Не знаю, родная. А каковы твои ощущения? Хотя, их знаю... — хмыкнул.

— И какие ж? — проявила я любопытство.

— Ты подумала, что по твою душу пришли. При этом, не боялась смерти.

— Ты поэтому явился?

— Да.

Я задумалась, но вовсе не о повелителе грозы.

— Колыван, а если нам дадут дом, то ты будешь жить вдали от меня и приходить лишь в увольнительное... — то, что я большую часть времени буду одна, не стала договаривать.

С одной стороны с его способностью перемещаться никаких трудностей, но... Что, если не позволят, или нельзя будет светить способностями. И хоть старалась не думать о плохом, но полностью не просчитывать все возможности не смогла.

Тут кристалл на моей руке легонько задрожал.

Я приняла звонок.

Оказалось, мама соскучилась.

— Здравствуй, матушка!

— Здравствуй, дочка.

Муж, увидев, кто звонит, усадил меня на попавшуюся на пешеходной дорожке скамейку и исчез.

— Ты одна? — спросила мама.

Я огляделась. Поблизости никого.

— Да, одна.

— Беляна, приехала б ты домой...

— Мам, я ведь только от вас, — и хоть родителей очень люблю и скучаю, но место моё рядом с Колываном. А сейчас, стыдно признать, подумала о себе. Мы ведь на море.

На глазах мамы блеснула влага, вызывая в душе тревогу.

— Мам, что случилось?

— Отец в больнице.

— Как так?

— Как с вами простился, так и слёг. Сегодня хуже стало. Его в лечебницу забрали. И не сулят ему ничего хорошего.

Внутри от беспокойства свело внутренности. Как же так? Что произошло, что мы оба слегли? Поветрие какое? Или тут что-то другое?

— А что лекари говорят?

— Что это не болезнь.

До боли знакомо.

— Он долго не протянет. С каждой минутой ему хуже.

— Хорошо, мам, мы приедем, — сказала и отключила кристалл. Что ж за напасть такая?

Бросила взгляд на свои руки. Дрожат.

Ко мне быстрым шагом приближался супруг.

— Успокойся! — строгий тихий повелительный голос.

— К-как? От-тец ум-мирает. Слёг п-после н-нашего отлёта.

Колыван опустился передо мной на одно колено и встряхнул за плечи.

— Ты Перуна не испугалась, а сейчас трясёшься как осенний лист на ветру.

— П-прошу, К-колыван, п-перенеси нас в Т-турух...

— Нет!

— Б-будь д-добр! — я готова была разрыдаться.

— Успокойся, быстро! Иначе не перенесу.

Стало обидно. Это ведь важно! А он со своими заморочками, которые ни к селу, ни к городу.

Просить больше ни о чём не хотелось. Надо найти летучий корабль и лететь к родителям...

Я попыталась встать, но тут же начала заваливаться, в глазах потемнело. Колыван успел подхватить, усадил на скамью, и, держа за плечи, молвил:

— Вот видишь! Разве что не бегала уже, а сейчас опять ноги не держат.

— К-колыван! — крикнула я, стараясь достучаться.

— Беляна! Возьми себя в руки! Ты сама себя загоняешь! Хочешь последовать за отцом? — и он отпустил. В глазах мелькнула злость.

Но я не слышала его доводов. Билась одна только мысль: отец! Я могу его больше никогда не увидеть!

Я наклонилась вперёд, положила голову на колени, не в силах усидеть. Слёзы хлынули из глаз.

Почти не осознавала уже, что меня кто-то несёт на руках, что освещение изменилось, что слышится стук капель по стеклу. Потом в мои руки вложили тёплую чашку.

— Пей!

— Н-не х-хочу! Н-ничего н-не х-хочу!

— Волью силком! — голос мужа.

Через силу сделала один глоток. Фу, какая горькая гадость.

— До дна! — не унимался он.

Но я просто оттолкнула его руку, разлив на пол ненавистную жидкость. Так мне показалось на первый взгляд. Но струя до пола не долетела.

Я как завороженная глядела, как жидкость, будто змея, разворачивается в воздухе и кидается ко мне. Рот мне приоткрывают сильные пальцы, хотя я особо и не сопротивлялась. И струя влетает в рот.

— Глотай!

Я мотнула головой и ощутила, как загорчило во рту, как против воли сделала глоток, как обожгло горло, как жидкость прошла по пищеводу.

Мой подбородок приподняли, закрывая рот.

Я подняла возмущённый взгляд на своего мучителя.

Колыван! Не ожидала от него такой грубости и непонимания.

Но рот мне открыть не позволили, при том, что руку муж убрал. Мне оставалось лишь бросать гневные взгляды. А все мои чувства он и так ощущает.

А потом накатило спокойствие и умиротворение.

— Успокоилась? Вот и хорошо.

— Ты перенесёшь? — взглянула на супруга, всё ещё не утратив надежду. Он ведь добился того, чего хотел. Пусть и не тем способом. Но я успокоилась.

— Перенесу.

— Зачем это упрямство? — не могла взять в толк.

— Тебе нельзя волноваться.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты издеваешься? — муж вздохнул, а затем скосил глаза в тот бок, куда я обычно косила, глядя на тёмную сущность. — Верни мне мою жену!

— Колыван! — возмутилась я. Будто я не в своём уме, и веду себя так не согласно своим убеждениям, а подвластна тёмной сущности.

— Он набрал уже силы, если будешь по любому поводу паниковать, то до осени не дотянешь.

— Но это не любой! Это важно.

— Для тебя, да. Именно поэтому. Такое ощущение, что тебя пытаются добить.

Я вздохнула. Да, тоже так показалось.

— Я перенесу, но до очередного всплеска. Вряд ли он случится в ближайшие пару часов после успокоительного, но потом не проси. И из дому не выпущу. Ясно?

— Да, мой страж! — отчеканила и хихикнула.

Что это со мной?

— Вещи оставляю здесь.

— Ты ещё и наши вещи прихватил? — удивилась я. Как он умудряется оставаться таким спокойным и действовать так хладнокровно?

— Колыван, а ты можешь отца отнести к урам?

— Нет.

— Прошу...

— Они не вмешиваются в наши дела. Да и больных к ним нельзя. Разве ж вам не давали подписывать бумаги?

Вспомнила, что при первом посещении палат действительно нам один из стражников давал подписать договор. Но я его не читала. Была увлечена внутренним убранством палат. Отец сам читал и подписывал.

Но тут вспомнила, что муж сегодня носил меня к урам.

— Но ты ж меня...

— Я нарушил правила. Они дают совет один на род. И мы свои уже потратили. И отец на тебя, и я на тебя.

Вот как? А если кому-то понадобится помощь из моих новых родственников, а они уже не смогут обратиться к Учителям? Плохо, но жалеть поздно. Надеюсь, что обойдётся всё. Но что же делать сейчас, чем отцу помочь?

— Чего мы ждём? — заметила, что муж не торопится переносить меня.

Но вместо ответа муж поднял меня на руки, и вот мы уже в доме моих родителей.

Колывана повело. И хоть мы не упали, я нахмурилась.

— А с тобой что?

— Всё в порядке. Устал просто.

— Точно? — не была уверена, что на сей раз не солгал.

— Да. Много потрясений за день. И хоть стараюсь держать себя в руках, что-то несомненно пытается вывести из себя.

Это он обо мне?

— Нет, не о тебе. Утро выдалось насыщенным, потом Перун явился, а тут ещё и твои заморочки. Я тоже теряю силу во время чувственных всплесков. А наша жизненная сила влияет на наши способности. На сегодня у меня предел.

Я огляделась. Мы находились в моей комнате. Я лежала на своей лежанке. И как я объясню наше появление здесь родственникам? Ведь рассказывать о наших способностях нельзя.

— А ты можешь куда угодно переноситься?

— Лишь в те места, где уже был. Поэтому стараюсь побывать везде.

— А когда ты был в моей комнате?

— Когда ты с мамой в лавке находилась. Братья твои устроили показ всего дома. Мы даже по улице успели прогуляться в окрестностях дома.

— И на море ты уже был...

— Да. У нас учения во многих городах бывают. В разных уголках нашего мира.

— А в воздухе тоже можешь очутиться?

— Да, могу. Но не обязательно попаду на летучий корабль. Привязка идёт к точке пространства.

Колыван взглянул на кристалл.

— Что?

— Надо поспать.

— Но отец...

— Не стоит привлекать внимание. Если мы из Камень-града прилетим, то у нас ещё шесть часов в запасе.

— А если он не дотянет?

— Решать тебе. Я ложусь спать. Силы у меня на исходе. Хочешь — рискуй. На твоей совести.

Я потупилась. Отца очень хотела увидеть. Но... в случае, если поступлю необдуманно, пострадать может не только любимый, но и его семья. Вздохнула, сделала усилие и встала с постели. Пришлось тяжело, пока я добиралась до своей личной банной. Умылась, взглянула на себя в зеркало. Исхудала. Щёки впали, тёмные круги вокруг глаз. Родных пугать не хотелось. Как вот я появлюсь в таком виде перед мамой? Она и так за отца переживает! Колыван прав. Никаких потрясений и переживаний!

Когда вышла из банной, Колыван уже спал на моей постели. Я сняла уличное одеяние и юркнула к нему под бок. Рядом с ним тепло и уютно. Он тут же обнял. А я почувствовала себя утомлённой, но защищённой.

И сон одолел.

Проснулась отдохнувшая. На дворе ещё светло было. Вот только мужа рядом не оказалось. Огляделась. Поняла, где я. Вспомнила, как тут очутилась. В душе начало зарождаться волнение.

— Возвращаемся домой? — из банной вышел муж и огорошил меня.

— В смысле?

— Ну, начинают появляться у тебя переживания, от которых отцу ни холодно, ни жарко... А вот тебе — смерть...

Отвернулась от мужа. Захотелось его покусать. Но он прав. Отцу своим расстройством не поможешь, а если он увидит меня в таком состоянии, как бы хуже не сделалось. Вдохнула поглубже и успокоилась.

— Звони маме, спрашивай, куда ехать, — нарушил повисшее молчание супруг.

Последовала совету, заодно отвлеклась от отрицательных дум. Колыван же, пока звонила, переплёл мои волосы и вызвал извозчика.

На удивление, дождя не было, а на пасмурном небе показалось солнышко. Поздоровалась. Даже улыбнулась ему, даря в ответ радость. Закрыла глаза, подставляя лицо ему. Мысли все отринула. Не заметила, как наш путь окончился.

И вот мы уже в лечебнице. Я иду на своих двоих, но муж придерживает за стан левой рукой. Мама объяснила куда идти, мы и пошли через боковой вход под лестницей, по дороге никого и не встретив. Поднялись на третий ярус.

Матушка в белой лекарской запоне* и такой же косынке увидела нас, подскочила со скамейки, где сидела рядом с незнакомой женщиной, и бросилась навстречу, обнимая.

— Как он? — спросила я, отстраняясь и заглядывая в голубые глаза матушки. Постарела она за двое суток, морщинки появились. Переживает.

— Плохо. Не приходит в себя, — матушка всхлипнула.

— К нему можно?

— Нет. Пока не очнётся не пускают.

— А где он лежит?

— Вот тут, — мама кивает на дверь напротив пустой лавки, где она ещё недавно сидела.

Я поднимаю просящий взгляд на мужа. Он кивает и проводит меня в палату к отцу, просто открывая дверь. Удивляюсь, что не заперто, но при этом мама почему-то не внутри. Мелькает запоздалая мысль: а почему нельзя родным сидеть рядом у постели умирающего? Или отец заразен? Но для меня уже не важно, а муж со мной возится и даже целуется. Хуже точно не будет.

— Э, туда нельзя! — бросается к нам по проходу санитарка, но муж уже втянул меня и закрыл дверь, прислонился к ней, сдерживая напор. Санитарка стучит, крича, что мы себе хуже сделаем, но вскоре звук прекращается.

Отец лежит в постели, худющий, кожа повисла, будто у дряхлого старца, грудь чуток вздымается, глаза закрыты. Живой!

— Батюшка! — бросаюсь к нему, на глаза наворачиваются слёзы.

— Беляна! — рычит муж.

Делаю глубокий вдох, считаю до десяти и успокаиваюсь. Угроза того, что меня перенесут домой, сильна. Даже при том, что муж слаб, но слов на ветер никогда не бросает.

Я беру руку отца. Какие холодные пальцы!

— Беляна! — вновь одёргивает любимый, пока я не напридумывала себе невесть чего.

— Батюшка, что с тобой? — слезинка всё же срывается и падает на руку отца.

Тот весь вздрагивает.

Муж уже рядом и кладёт руки на мои плечи.

— Я ведь предупреждал! — шипит на ухо. Ну вот, я уже в который раз за сегодня развела на чувства супруга. И это бы грело душу, если б не последствия.

Но отец распахивает глаза, и радость разливается в моей душе. Все мысли улетучиваются.

— Тятя! — по-детски зову я. — Доброго здоровья!

— Беляна?! Что с тобой? Что ты тут делаешь? Колыван?

В дверь тарабанят.

— Здравствуй, отец! Может, ты наконец расскажешь всё? — обращается к тестю супруг.

— Всё? Ты о чём?

— Что за проклятье или договор? — уточняет вопрос любимый.

— Проклятье? Договор? — удивляется отец.

— Не уверен, насчёт проклятья, но только оно по наследству передаётся.

Отец бледнеет. А я осуждающе гляжу на мужа. Зачем сказал про меня?

— Хватит недомолвок! — возражает холодно Колыван. — А то в следующий раз может быть слишком поздно. Мы должны знать, с чем имеем дело.

— Я расскажу, — соглашается родитель. Как же он изменился за эти два дня! Как можно так сдать? И понимаю, что можно. Сама ведь немногим лучше выгляжу. Чудно, что мама не заметила.

Дверь с грохотом распахивается. Мы оборачиваемся. Первым вламывается стражник, за ним лекарь и санитарка.

А дальше будто время замедлилось. Муж делает шаг к двери, рывком закрывает её, выпихивая всех наружу. Щёлкает замок. И лечебная палата погружается в давящую тишину.

— Продолжим? Мы внимательно слушаем, — нарушает тишину Колыван.

Отец сглатывает. Я протягиваю ему стакан с водой. Пьёт. Закашливается.

Это просто издевательство какое-то!

— Не думай! — шипит муж.

Киваю. Я спокойна. Просто жду, пока отец откашляется и начнём рассказ.

Примечания по главе:

запона* — (Даль) ж. новг. сиб. переденка новг. занавеска, т. е. передник женский, запон, фартук, запаска кал; зарукавник орл. насовка симб. (с рукавами), завеса, занавес. (фартук с рукавами).

Глава 13

— Всё началось с твоего рождения, — молвил отец. — Ты родилась раньше срока. Но тебя выходила Йогиня-матушка. Росла слабенькой девочкой. Худенькой, болезненной. Родичи качали головой, мол, ты не доживёшь даже до отрочества. Не стоит особо вкладывать в тебя знания и уделять много времени. А ты такая умница была, всё понимала, старалась всюду помочь... Ещё и за младшими ходила. И мы с мамой в тебе души не чаяли.

А моя мать стала частым гостем у нас и подзуживала постоянно. Накрутила раз твою маму так, что та в слезах прибежала, сказала, что так больше не может, чтобы я что-то сделал. Ссориться с родственниками не хотелось. Но я пришёл, попросил матушку не доводить мою жену, а её дочь и внучку не трогать. Если у неё наболело, пусть мне всё скажет. Она и стала отчитывать, что вместо того, чтобы старшим внимание уделить и младшим, я тебе время посвящаю, — отец замолчал.

Он собирался минут пять с мыслями, а мы ждали продолжения.

— А в ту пору у нас гадалка в городе выступала со скоморохами. Дабы напрасно не лить жёнкины слёзы, я решил попытать долю. Не собирался следовать материному совету, просто знать, выживешь ли, хотелось. Подготовиться к твоему уходу, ежели что, — отец тяжко вздохнул. — Гадалка сперва не видела ничего, а я ей и не сказывал, решил проверить, правду ли говорит. Тогда решил уже уйти, она вдруг заговорила. Сказала, что пришёл о единственной дочке узнать. Я удивился и поверил, что она что-то может.

У нас с приходом нынешнего царя в последние два поколения не особо жалуют волшебников, но... Какой-то благоговейный трепет остался.

Гадалка тогда сказала, что кровь моя нужна, раз дочку не привёл. Попробует что-то по кровным узнам выведать. Всего капля... Я удивился, но не пожалел. Размазала она ту каплю по блюдцу да изрекла, что ты не доживёшь до своего восемнадцатилетия.

Я решил никому не говорить о своём поступке, ещё и жену успокоил, велел не обращать внимания на слова родичей. Да и матушка прекратила доводить нас, на удивление. А после пророчества тебе будто передых дали, ты болеть перестала, вытянулась вверх, переплюнула всех сверстников в росте. Но... Я успокоился, решил не думать о том, что не так много жить осталось. Тогда и взял тебя на рыбалку. А там мне будто напомнили, что рисковать понапрасну не стоит. То, что не доживёшь до восемнадцати, вовсе не означает, что не умрёшь в девять. Стал я тебя беречь. От всего, где был риск, тебя ограждали. Ну а тут пришла пора тебя замуж выдавать. Не хотелось обрекать твоего мужа на вдовство, но вдруг продлишь род... Это всё же важнее всех остальных недостатков твоей смерти.

— Какую плату взяла? — почти перебил Колыван.

— Плату? — удивился отец. — Разве за такие вести можно плату требовать? Волшба ведь от чистого сердца идёт...

— А, ты, отец, думаешь, что задарма она пророчествовать станет? Значит, взяла не материальное, — ответил Колыван.

— Как так? Неужто не зря гонения на волшебников? Они ж никогда плату не брали. А их дар всегда считался духовным развитием, приближённостью к Всевышнему.

— К среде волшебников это применительно, вот только на крови они обрядов не совершают. Но дар может получить и менее развитый человек, обратившись к тёмным силам — порождениям Нави. И изначально именно на таких "волшебников" охотились. А потом люди всех стали бояться. И начались гонения на всех, кого в волшбе подозревают.

— Больше ничего не сказала? — спросила я пересохшими губами, стараясь снять накал страстей.

— Нет. Капля кончилась. Предлагала гадалка ещё сцедить крови да поглядеть, но я отказался. Поблагодарил да ушёл.

— Обряды на крови идут против свободы выбора. Ещё и низшие сущности, порождения Нави, подключаются к ним, — ответил супруг.

— И что теперь? — спросила я.

— Отец заключил договор с тёмной сущностью, и она его пьёт, пока не выпьет.

— А я?

— А тебя не может та же тварь пить. Если б ты ещё не родилась, то могла она перейти на тебя. А ты уже была. Значит, другая тварь.

— Но если у отца договор, то и у меня, выходит, тоже?

— Возможно, но давай подумаем. Тебя лишили свободы выбора, тем самым отправив тебя в столицу, где ты стала моей женой. Выбора не осталось. Так?

— Думаешь, ты — тоже цель?

Вспомнила, что порою мужа вывожу из равновесия. А это способ потратить жизненную силу и... Способности.

— Хитро! — усмехнулся Колыван.

Ну, если учесть, что отца толкнули в объятия этой гадалки именно в то мгновение, когда она там была проездом... То есть, отец попал под стечение обстоятельств. Вот только вряд ли это суженицы*... Но... Он ведь тоже может обладать способностями, о которых даже не догадывается. И три волшебника доятся, как коровы.

Умно!

— Что ты спросил у ура? — обратился муж к моему отцу.

— Стоит ли дочку выдавать замуж, успеет ли она родить дитя, если выйдет...

— И? — муж не дождался ответа.

— Они не ответили. Позвали тебя. Мне лишь сказали, что у каждого свой Путь и согласен ли я благословить дочь на свадьбу с этим стражем. Я тогда спросил, будет ли она счастлива с тобой. На что мне ответили, что ты — её суженый. А счастье куётся лишь совместными усилиями. Тогда я благословил. И, как понимаю, ты согласился тоже.

— Да, согласился.

— Почему? Что тебе сказали?

— Что она — моя суженая. Быть вместе или нет — решать мне. Для девушки будущее уже предопределено.

— Это как? — не понял отец. — Если ей на роду написано стать твоей женой, то как ты можешь не стать её мужем?

Отец подался вперёд и чуть не упал с лежанки. Колыван поймал, уложил тестя обратно на лежанку.

— Беляна, мы уходим, — предупредил супруг.

— Но я спокойна.

— А твой отец — нет. Хочешь увидеть его смерть?

— Тятя, успокойся, тварь питается твоими чувствами.

— Чувствами?

— Да, отрицательными.

— Не совсем так, — ответил супруг, обращаясь ко мне. — Она питается жизненной силой, которую мы выбрасываем во вне, когда испытываем отрицательные чувства, питая их.

— А положительные тоже тратят? — встрял в разговор отец.

— Положительные растят жизненную силу, но... Я не знаю всего, — не стал пояснять Колыван. — Но, если судить по Беляне, даже отдавая их во вне, у неё появляются внутреннии силы.

— Батюшка, думай только о хорошем! Никаких сомнений, страхов!

Отец кивнул.

Хотела обнять его, но не позволила себе додумать. Всё будет прекрасно! Все мы справимся!

Муж потянул меня к выходу, но был остановлен тихим зовом тестя.

— Колыван, сделай мою дочь счастливой!

— Я пытаюсь.

— Ты волшебник?

Супруг замер и подошёл к постели отца. Я старалась оставаться спокойной, облокотилась о стену только. Не думать!

— Да, как и твоя дочь, — услышала я шёпот любимого.

— Беляна? Но как? В чём?

— Её сила с растениями связана.

— А твоя?

Муж какое-то время молчал. Раздумывал, говорить ли? Или дело не в доверии к тестю, а в твари, что слышит нас?

— Я могу переноситься, — всё же ответил Колыван. — А вот ты, похоже, тоже что-то можешь, раз именно в твоей семье родилась Беляна. Или твоя жена, но... Раз с тобой договор заключили, значит, именно ты силён, а жена либо вовсе не обладает способностями, либо слаба. А за Беляну я буду бороться до последнего её вдоха, — он замолчал, а потом направился ко мне. Взял за руку, переплёл наши пальчики, глядя мне в глаза. И одними губами прошептал: — И даже после.

На душе так радостно стало. Я к нему доверчиво прижалась.

— Пойдём, родная... Твоему отцу отдохнуть надо. Сон — лучшее лекарство, если только он спокойный.

Я бросила последний взгляд на отца. Он улыбался. А я вдруг увидела, как засветилось одно из его нематериальных тел, а может, все тела нашей матрёшки. Улыбнулась в ответ и позволила мужу увести.

Мама стояла в дверях.

— Как он? — прошептала она.

— Ему нужна твоя улыбка, матушка, — молвил Колыван, — и положительные чувства.

Мама кивнула и вошла внутрь. А Колыван прикрыл за ней дверь.

Пусто в проходе. Чудно! А куда делись стражник и лекарь с санитаркой?

Мы прошли к выходу, никого по пути не встретив. Но я была рада. И сейчас верилось, что с отцом будет всё хорошо. Он выкарабкается.

— Куда пойдём? — спросила мужа. Домой, если честно, не хотелось. К морю возвращаться, на ночь глядя, не стоило, ведь жилья-то пока нет. А ещё хотелось есть.

— К родичам не хочу, да и тебе не стоит, — опередил меня супруг. Наши желания совпадают..

— Почему? — хотелось узнать, чем руководствуется.

— Сложно оставаться отстранённой и весёлой. Тебе.

Он, как всегда, прав. Приятно, что в первую очередь думает обо мне.

— А домой?

Помотал головой. Значит, сил не накопил достаточно. Это ж сколько тратится силы, когда мы выходим из себя, перестаём собою управлять?

— Пойдём, поедим что-нибудь, да подумаем, где нам переночевать, — всё же предложил какое-то решение супруг.

На мой взгляд и думать нечего — идти к моим родным. Но... Муж не хотел, и я его понимала. И хоть не совсем согласна была, но спорить не хотелось. Порою мне казалось, что супруг понимает меня лучше, чем я саму себя.

А с другой... Хотелось хоть чем-то помочь родным в этот нелёгкий час, особенно для мамы. Младшие братья, скорее всего, не осознают трудности, которые несёт болезнь отца. Но у всех есть обязанности в семье и в роду. И друг другу помогаем, так что без помощи не останутся. Но что подумает мама, когда я, родная дочь отказалась помочь ей? Пусть и муж главный в семье, а я за мужем, потому что замужем.

— О чём задумалась? — спросил супруг, подводя меня к одному трактиру. — О родных?

— Хочу предложить маме помощь. Знаю, ты не согласишься, поэтому против твоей воли не пойду, но...

— Думаешь о том, что скажут родственники... — подытожил муж.

— Я... Нет... — и поняла, что он прав. Я не хотела помочь. Точнее не так, не то, чтобы не хотела, просто мне важно, что обо мне подумают другие.

— Если искренне хочешь помочь, я не против.

— Правда?! — очень обрадовалась я.

— Да. Но договор в силе. Никаких негативных мыслей!

Хотела радостно кинуться к нему объятия, но передумала. А точно ли я хочу помочь?

В трактире ковыряла еду, особо не чувствуя вкуса, и размышляла.

Хотелось, чтобы кто-то подтолкнул к правильным мыслям, но... Как назло, Вселенная решила сделать перерыв, дав мне время разобраться в себе. Колыван тоже не торопил.

За окном начал моросить дождь, навевая уныние.

— Пойдём?

— Куда? — на улицу нисколько не хотелось. И он ведь знает, что я чувствую.

— На улицу.

— З-зачем?

— Бороть твой страх перед водой.

Страх? Я никогда не думала, что боюсь дождя. Но сейчас осознала, что где-то внутри это действительно страх. Что я боюсь, что кто-то поручит идти во двор под дождь. Потому что надо! А признаться в своих чувствах и отказаться от обязанностей я не могла. Просто каждый вносит свой посильный вклад в жизнь семьи.

— Пойдём! — сказал, как отрезал. На стол со звоном его рукой легла плата за ужин.

Я не хотела. И он это знал. Но ведь не просто так тянет туда. В заботе обо мне. А потом взглянула на мужа. Он ведь не позволит меня обидеть. С ним безопасно.

Только ноги вновь не держат, да и кажется, приросли к полу.

Но Колыван порою бывает слишком жёстким. Просто силком притянул к себе и подхватил на руки.

Вынес на крыльцо.

— Это всего лишь дождь. Он несёт питьё растениям — твоим любимцам, и нам с тобой, — зашептал муж на ухо, обжигая его. А потом поцеловал ушко. Что ж он делает-то? Мы ж на людях. И пусть никого нет...

"Не думай о том, что скажут другие. Ты проживаешь в первую очередь свою жизнь. Так пусть она приносит не только страдания, сомнения и страхи," — услышала будто наяву голос мужа. А ведь он занят поцелуями и сказать этого не мог.

А потом всё изменилось в один миг. Просто от ушка любимый добрался до шейки, а потом до губ. И я перестала замечать всё вокруг, сосредоточившись лишь на чувственных ощущениях.

Очнулась я лишь тогда, когда супруг отстранился, глядя на меня так, словно я — особенная. Поняла, что по его лицу стекают струйки воды, как, впрочем, и по мне. Только холодно не было. Любимый казался таким забавным, с капельками на носу. И меня вновь поцеловали.

— Ты вся промокла, дрожишь... — прошептал он, притягивая вновь к себе.

— Так согрей меня... — и откуда столько смелости?

И я вырвалась из объятий, и побежала. Откуда только силы взялись?

Но меня совсем скоро нагнали, поймали за руку, переплели пальчики. И мы бегали вдвоём по проезжей части, наступая на лужи и создавая тысячи брызг. Подумалось, что давно жизнь не приносила столько радости в таких простых вещах. Знаю, надо взрослеть, но сейчас этот детский восторг приносил вкус жизни. На душе пели птички, распускались цветы. Вдруг неожиданно дождь кончился, облака стали разбегаться и на небосклоне в очерченной тучами светлой полоске выглянуло заходящее солнышко.

— Здравствуй, Солнышко! — я улыбалась, искренне наслаждаясь тем, что достала свет — получила радость, что он ласкает моё личико своими лучиками, что улыбается мне в ответ.

Колыван резко затормозил.

— Что? — спросила я, останавливаясь.

Меня же развернули назад и позволили увидеть солнечную дугу. Она раскинулась, словно мост, с одной части города на другую. И на фоне тёмных туч, за которыми стояла косая пелена дождя, выглядела очень ярко.

Никогда раньше вживую не видела радугу. Только на картинках в книгах. И хоть за мою жизнь она появлялась не единожды, пересилить себя так и не смогла ни разу. Может, когда-то и видела, но позабыла.

У меня не находилось слов, чтобы выразить свой восторг!

— Ну что, пойдём? А то мы промокли... Надо переодеться или снять с себя всё, — в его устах с тем обожанием, с которым он глядел на меня, эти слова прозвучали двусмысленно, бросая моё тело в жар.

— Ещё минутку. Можно? — не хотела даже повернуться к мужу, чтоб взглянуть ему в глаза, боясь, что радуга исчезнет.

Но он поцеловал ушко, позволив забыть о ра дуге.

Хочу оказаться в поле, на свежевспаханной земле, с уже посеянным зерном, там, где сейчас ярко светит солнышко и никто нам не помешает.

Когда-то давно, как рассказывала моя прабабушка, в нашем роду был обряд по весне зачинать детей на свежезасеянном поле, совмещая праздник встречи настоящей весны с зачатием. Считалось, что жена как бы сливается с землёй-Матушкой, становясь с ней единой, а муж засеивал обоих, даря мужскую силу для прорастания. Вообще женщины никогда не сеяли хлеба, ведь земля ревнует к другой женщине мужчин. Поэтому засеивали лишь мужчины, как и все работы, вплоть до сбора урожая, в поле тоже они производили.

Повеяло весной. Самой настоящей. Теплом, паром, распускающимися почками. Где-то вдалеке слышится пение жаворонка.

Я уже знала, что моё желание выполнил муж. И сейчас я видела лишь любимого и его глаза, говорящие о том, что перед ним самая прекрасная женщина во Вселенной.

Меня нежно уложили на что-то мягкое, точно самая пушистая перина, и принялись развязывать завязки. Вначале на шее, освобождая меня от плаща, оставшегося лежать подо мною, затем избавляясь от понёвы, а там и от сорочки. Дождя не было, холодно — тоже. Я тоже старалась не остаться безучастной, раздевая Колывана, помогая снять с него мокрую одежду. Он распустил мои волосы, а я — его.

— Ты готова?

Хотела кивнуть, но... Мы кое-что забыли.

— Почти...

— Я весь внимание... — его взгляд прояснился.

— Кого зачинаем? Сына, дочь?

— Дочку, — ни мгновения не сомневаясь ответил любимый.

— Тогда с тебя её норов, душа, дух...

Он улыбнулся.

— А с тебя — её тело.

Как прекрасно, что мы понимаем друг друга.

Представила девочку, похожую на мужа своей улыбкой, глазками, носиком, но овал лица мой, маленькие ушки мои и мои волосы. А ещё ясно представила её заливистый смех. И так на душе радостно стало. Глянула на любимого. Он был серьёзен и сосредоточен. Но тут и он освободился и улыбнулся.

И вот мы вдвоём в первозданном виде не можем отвести друг от друга взгляда. Слова не нужны. Есть только мы — две половинки одного целого. Поцелуй, нежный манящий, сводящий с ума! Осторожные ласки и прикосновения. И мы — теперь единое целое!

Примечания по главе:

суженицы* (Рожаницы, орисницы) — в славянской мифологии существа женского пола, определяющие судьбу ребёнка при рождении. Обычно рожаниц трое.

Глава 14

Солнышко ласково светило сквозь цветы на ветвях, приближаясь к закату, что само по себе было удивительно.

Я приподняла голову с груди мужа, оглядываясь.

— Где мы?

Он сел и тоже начал осматриваться. Вокруг, куда ни глянь, деревья, к тому же, похоже, плодовые, поскольку невелики ростом, и все цветут. Мы в саду?

— Кто-то идёт, — муж схватил свою одежду и принялся быстро одеваться. Я последовала его примеру. Чувствовала себя чудесно и полной сил.

Немного тревожило появление людей, но постаралась думать о хорошем.

Послышались голоса людей на незнакомом языке.

Муж взял мою руку и потянул в сторону. Но ни одного кустика нам не встретилось! Хотя, вряд ли, мы бы ими воспользовались — их стали бы обшаривать в первую очередь.

Мы продолжали бежать от тех, кто нас преследовал, пока, наконец, сад не закончился.

Нас нагоняли, будто видели. Но как? Или идут по следам?

Дальше начиналась лесная полоса. Муж хотел туда шагнуть, но передумал. Отпустил меня, развернул к себе.

— Ничего не бойся, родная.

Я кивнула.

— Закрой глаза. Когда остановишься, открывай и хватайся.

Получив подтверждение понимания, меня отпустили. А в следующий миг я едва не вскрикнула: меня подняло в воздух, развернуло, и понесло вперёд. Да, совсем забыла, что муж чем-то подобным обладал. Всё же старался способностями своими почти не пользоваться.

Голоса приближались, но страху я не позволяла проникнуть в сердце.

Когда моё движение закончилось, я открыла глаза и обнаружила себя на дереве, внутри кроны. Удивительно, что ни одна веточка, ни один листик не коснулись моего тела, пока влетала туда. Какой заботливый супруг! Вздохнула спокойнее и ухватилась за дерево. Попыталась найти более удачное место обзора.

И нашла. Думаю, меня не видно. Толпа воинов в это время окружила мужа.

Сердце пропустило удар. Спокойствие, только спокойствие! Он может за себя постоять. А я в безопасности, за меня может быть спокоен.

Вопрос только в том: где мы находимся.

Люди выглядели необычно. Загорелые, темноволосые, в расшитых вышивкой одеждах с длинными рукавами, но при этом явно не таких, как у нас. С раскрашенными лицами, с перьями в длинных, заплетённых в две косы волосах. В руках у них были копья или топорики. Они что-то говорили мужу на незнакомом языке. Муж молчал, а потом снял плащ, постелил его наземь, и тут все воины разом пали ниц.

Я молча наблюдала, с трудом сохраняя спокойствие. Муж поднял свой плащ и вновь надел. Хотя здесь было тепло, а мне в моём плаще даже жарко. По лицу тёк пот.

Колыван поднял голову и взглянул, как мне показалось, прямо на меня. Сделал жест рукой по направлению к себе.

И что мне, самой слезать с дерева в длинной сорочке? По деревьям вообще никогда не лазила. Братья не позволяли, если вдруг мы оставались одни, а саму гулять так и вовсе не пускали. Своего хозяйства у нас не было, в городе ж жили, да и дела всегда находились.

Но слезть мне всё же помогли, удалённо резко подняв в воздух и плавно опустив наземь. Никаких движений руки! Как он это делает? Расстояние важно? А расспросить не выйдет — военная тайна.

Но вот дальше пришлось идти самой. Но я пока не разучилась это делать. Поэтому пошла. Хотя в последнее время так привыкла полагаться на помощь мужа, что рядом его очень не хватало.

Подошла к людям, так и лежащих ниц. Моё появление они заметили, пусть я и старалась идти бесшумно. Взглянула на мужа. Кивнул.

Сейчас появилась возможность людей рассмотреть со спины. Смуглые, высокие, если судить по длине и ширине их спин, на шеях костяные ожерелья. Спины напряжённые, ровные, явно воины.

Вспомнила, что нас по следам, скорее всего нашли. И постаралась оставшийся путь до супруга сделать лёгким, будто я чуть парю и земли едва касаюсь, но не проминаю. Когда дошла, муж переплёл наши руки.

— Как ся чувствуешь? — не своим говором спросил он.

— Чудно.

Вообще, только сейчас прислушалась к ощущениям. Всё казалось необычным. Даже шаги. Ничего неприятного, но походка не моя. Любимый улыбнулся мне, стараясь подбодрить.

— Поднимайтесь! — велел муж местному населению.

Воины продолжили лежать, но вздрогнули. Я при знакомстве с ним тоже шарахалась от такого тона. А сейчас уже даже привыкла. Не понимают или боятся прогневить?

— Вставайте, — мягко сказала я.

Воины осторожно подняли головы, а я сделала жест рукой, показывая, что надо подняться. Все, как один, встали. Удивительная слаженность. И вот сейчас я ощутила, как взгляды всех сверху вниз направлены на меня. И они смотрели на меня так, будто я — не простая женщина. Почти так, как сегодня глядел супруг, словно я — особенная.

Воины что-то говорили, но мы их не понимали. Потом пошли обратно в сад, зовя нас следом.

Взглянула на мужа, спрашивая его разрешения.

Кивнул.

Шли мы долго. Я разглядывала диковинные деревья. Потом осмелела и стала спрашивать, как называется то или иное. Удивило, что вначале воины отвечали одинаково, а потом один что-то сказал. Я повернулась к нему.

Он повторил, я постаралась запомнить. А он стал показывать, что-то, высотой с себя, а потом отразилась растерянность во взгляде, и тянется он руками вверх.

— Я понял, — вдруг сказал муж.

— Что?

— Это поле, ещё сегодня с утра лишь засеянное.

— И за несколько часов выросли целые деревья? — удивилась я.

— Судя по всему, воины не узнают растения. Потому что деревьями они никогда не были.

— Выросло что-то новое?

— Да нет же, то же самое, только уже деревом. Представь, что наша рожь вырастает не отдельным колоском, а деревом с колосками.

Представила. Вот только, растения сажают ближе. А деревья ровненько посажены, с зазором между ними.

Но другой вопрос: как они изменились. Просто стебель растения стал значительно толще и больше, превратившись в ствол дерева или как? И куда делись те зёрна, что между ними должны были вырасти. А ещё как теперь плодоносить будут? Ведь растения от деревьев не только размерами отличаются. Это другие существа, значительно сложнее. Взять ту же смородину. Вот она кустом растёт, а если куст стал больше, то и ягоды крупнее станут?

Я уже стала понимать, что здесь произошло. Моя сила вернулась. И я уже была не уверена, что нас сюда муж перенёс.

— Где мы?

— Народ на индийцев похож чем-то. Правда, цвет кожи иной, — он задумался. — Похоже, мы в Индии Изначальной.

Об Индии Изначальной ходили предания. Некогда был единый материк — Русь — Белый Свет. Но земля живая, растёт, как и всё живое, вот и выросла, а материк треснул да стал расходиться в разные стороны. Но дольше всех просуществовала Асия, на востоке которой была Индия. Когда же полудень назвали Иным (по-старому "инде"*), поскольку жили там другие народы, то и назвали Индией. А чтоб не путаться, восток переиначили в Индию Изначальную. А спустя века Индия Изначальная откололась окончательно, оставив лишь маленький перешеек-связь с Асией. Но в Асии земли хватало всем, ведь просторы её по-прежнему оставались необъятными. И про Индию Изначальную забыли. Разве что в преданиях продолжали помнить.

Неужто мы в Индию Изначальную попали?

Пока размышляла, уж и сад закончился, и солнышко почти село.

Но по сумеркам мы успели прийти в город, внешне подобный скалам. Разве что окошки да дверные проёмы виднелись более тёмными пятнами. А тут и стемнело, все в свои домишки и попрятались.

Нас привели широкой дорогой к одному дому. Один из воинов окликнул предположительно вождя племени.

Вышел высокий мужчина в утыканном перьями головном уборе, спускающемся к самой земле.

Мы пленники? Вряд ли гости. Иначе зачем нас окружать толпой воинов с оружием. Да даже у мужа оружия не было. Но вот посетила какая мысль:

"Оружие есть. В сапоге нож, в рукавах по кинжалу".

Чудная мысль. Просто знала, что это так. Не как кто-то сказал, как уры, например, общались мысленно. А будто просто про это подумала, твёрдо в этом уверенная.

Ощутила изучающий взгляд вождя.

Сейчас решается наша участь. Вождь пригласил в дом, отослав воинов.

Мы шагнули в достаточно светлое помещение, во всяком случае, по сравнению с улицей, где уже полностью стемнело.

Посреди огромной комнаты горел очаг, у которого кашеварила молодая девушка. По стенам расставлены лавки да сундуки, развешены вышитые рушники* и висят полки с осветительными приборами. Помещение было одно, поделённое шкурами животных на небольшие клетушки.

Ощутив чей-то взгляд, встретилась глазами с молодой красивой хозяйкой, которая кашеварила. Всего мгновение, оценка соперницы, как мне показалось. Но никакой неприязни.

Она перевела взгляд тёмных глаз на Колывана, откинула косу назад. Неужто строит глазки моему мужчине? Любимый слегка сжал мою руку, предупреждая о последствиях отрицательных чувств.

Совладать с чувствами сразу не вышло. Но удалось отвлечься на приглашение к очагу. Муж первым преклонил одно колено, подал мне руку. Вождь, дождался, пока я сяду. Я же не нашла ничего лучше, как сесть на пятую точку, выставив ноги вперёд, прикрыв их сорочкой. Сидели прямо на полу, подстелив вязаный коврик поверх шкур. Отметила, что чистенько. Лишь после этого вождь сел, скрестив ноги впереди себя. Сейчас наши глаза находились приблизительно на одном уровне. Муж решил исправиться, сменив положение, как у вождя. Я же осталась сидеть, как и прежде.

— Кто вы? Откуда путь держите? — вполне по-нашенски спросил он.

— Доброго здоровья, — сказали с мужем одновременно.

Получив кивок в ответ, я прикусила язык, решив, что муж будет говорить от нас обоих.

— Мы из Асии, из столицы, Камень-града, — ответствовал супруг.

Ни одна мышца не дрогнула на лице вождя.

— А как в наших краях оказались?

— Неожиданно.

К нам подошла девушка и протянула глиняные миски с какой-то кашей. Вблизи мне показалось, что её черты лица вполне нашенские, только кожа более смуглая, да волосы и глаза тёмные.

— Мясо бизона тебе давать? — спросил вождь, обращаясь к Колывану. Тот кивнул. Я удостоилась внимательного взгляда. — А тебе, белая женщина?

— Я ем только растения, — ответила тихо.

Вождь улыбнулся, будто остался доволен моим ответом.

— Ты ведь воин, — спросил вождь, повернувшись к мужу, ничуть не сомневаясь в своих словах. — И что тебе здесь понадобилось?

— Воин, — не стал отпираться Колыван. — Но сейчас в отпуске.

— Это как?

— Дали нам с женой время побыть вместе и попробовать решить трудность с её здоровьем.

— Она больна? — на меня бросил вождь настороженный взгляд.

— И да, и нет. Демон ест её силу, от чего она часто бывает немощной.

— Хотите к нашему шаману обратиться?

— А он поймёт нас?

— Поймёт.

— А какова плата?

— Плата? — и вождь расхохотался.

И что смешного? Или цена непомерно высока?

— Скажи мне, белый брат, что вы делали на нашем поле?

Я смутилась.

— Дочку зарождали, — ответил любимый.

Вождь улыбнулся.

— Ваш приход был предсказан Учителями. Мы вам поможем, чем сможем. Живите в нашем племени столько, сколько захотите. Наш дом — ваш дом.

— Благодарим, вождь, — муж встал и поклонился. Я собиралась тоже, но муж положил руку мне на плечо, как бы намекая не вставать. Вождь вновь расхохотался. А когда смахнул слёзы, сказал:

— Сиди, белая сестра, — и вождь что-то сказал на своём языке девушке, которая так и не присела к нам, то приходя, тот тут же исчезая из поля зрения.

— А Учителя давно здесь были? — осторожно спросила я, не зная, позволено ли мне говорить, какое у них отношение к женщине.

— Вам повезло. Один как раз гостит у нас.

Учитель здесь? Ну да, глупо было думать, что уры пришли лишь к нам.

Девушка вернулась, что-то сказала вождю.

— Вам постелили совместное ложе, — перевёл он.

— Благодарим, вождь, — молвила я.

А он вновь расхохотался. И что я не так сказала?

Та же девушка показала нам, где постелили и где удобства, оказалось, что комнатка даже закрывается шкурой, создавая видимость уединения. Но открытием для меня стало то, что здесь имелись даже сточные воды, ну и почти все удобства — родник в доме, нужник и даже место, где можно помыться. И когда девушка провела нас с мужем за огороженное шкурой отхожее место, то всё показала, просто тыкнув пальцем в те или иные вещи, а ещё оставила сменную одежду. Кожаную, украшенную вышивкой.

Свет рассеивался из глиняного сосуда причудливой формы с двумя дырочками, из которых перетекал огонь. Как интересно! Неужто живым огнём пользуются?

Такой же светильник остался у нашего ложа.

Муж сразу скинул с себя всю одежду, а вот кинжалы и ножи я не заметила. Ни на теле, ни в одежде. Неужто чувствует себя в безопасности? Выходит, я ошиблась. И банная не закрывается. Увы. К сожалению, вдвоём не помыться, может, и к лучшему. Вода же оказалась чуть тёплой, лилась сверху из трубочки, падала на вымощенный камнем пол и по желобку текла в огороженное шкурой отхожее место.

— Раздевайся... — тихо молвил супруг.

— Вдвоём не поместимся.

— Придётся.

Я вздохнула и послушалась. Пожалуй, стоит довериться его чутью воина.

Муж сам мыл меня медленными движениями, заставляя отчаянно краснеть. И хоть вода была слегка тёплая, жар опалял тело. Хорошо, что Колыван не видит в полумраке.

— Зато всё прекрасно чувствую, — ответил, словно знал, о чём подумала.

Я смутилась ещё больше.

Любимый высушил нас дуновением ветерка. Всё же ветром повелевает или вещами управляет? Одевшись в местную одежду, муж предложил головной убор не надевать. Оставить две косы, как носят здешние женщины. Наша снятая одежда исчезла у меня на глазах. Всё же безоружный муж. Настолько доверяет вождю?

Взглянула на Колывана, он кивнул. Мол, да, он убрал.

Мы тихо пробрались в отведённую нам комнатку, обутые в кожаные низкие черевики* — мягкие и бесшумные.

Жаль, что нас здесь понимают. Поболтать по душам не выйдет с любимым. Но с другой стороны — хорошо, что мы не заблуждаемся, думая, что они нас не понимают.

Мы легли на твёрдое ложе, чуть приподнятое над каменным полом, застеленное мохнатой шкурой какого-то животного, поверх которого уже лежало кожаное покрывало.

Муж уложил меня ближе к стене, сам же лёг с краю. В стене было окно, через которое даже виднелись звёзды. А вот привычного городу гомона слышно не было. Тихо, будто город все покинули. И даже огонь не трещит. Муж движением руки погасил светильник, погружая нас во тьму.

Любимый приобнял меня, нежно поцеловал и пожелал добрых снов.

А я лежала, глядела на звёзды, и думала над тем, что же за сила мне дана. Всё вокруг ведь живое, и у каждого своё предназначение. И если я меняю мир под себя своей силой, не нарушение ли жизненные пути других существ?

"Нет. Ты меняешь лишь свою Явь. А у каждого она своя".

"Но ведь эти люди... У них же тоже изменилась судьба из-за моего вмешательства".

"Да, но не у всех. А у тех, кто хотел этого и ждал".

И вот с кем я разговариваю? Уже голоса, можно сказать, слышу.

"Спи, родная. Нужно отдыхать. Во сне мы пополняем свои силы и восстанавливаем изношенное за день тело".

Я хмыкнула. Ясно, теперь с кем. Только почему я не слышу его голоса? А мысли

приходят как ответы, которые знаю. Но спросила другое:

"Так где твоё оружие?"

"Всегда со мной".

"Переложил в новую одежду?"

"Нет. Оно остаётся со мной всегда, уже чуть ли не став частью моего тела".

"А что с твоим мысленным голосом?"

"Мы общаемся образами. Просто тебе привычнее переводить их в речь. Но так же можешь добавить мой голос, если хочешь".

Да? Я так могу? Что это за способности?

"Всего лишь возможности нашего разума. А теперь — спать!"

"А ты слышишь всё, о чём я думаю?"

"Если ты открыта для меня, то — да. Иногда только мысли, обращённые ко мне".

"Ладно, надо будет поучиться этим управлять. Но завтра... Интересных снов!"

"Благодарю, родная! Доброй ночи!"

Примечания по главе:

рушник* — вышитое полотенце.

инде* — в другом месте, местами, другой.

Черевики* — туфли, башмачки.

Глава 15

Проснулась я, а мужа рядом нет. Огляделась, поняла, где нахожусь, прислушалась. На дворе тишина, от которой мороз по коже, дома — тоже. И это солнце уже относительно высоко стоит. Где все? Разве что мухи жужжат.

"Так, спокойствие, только спокойствие! Всё хорошо!" — сказала себе.

Досчитала до тридцати про себя. Успокоилась. Тут же вспомнилось вчерашнее "открытие" перед сном.

"Любимый, ты где?" — сразу воспользовалась новым осознанием.

"Беляна, я рядом. Всё хорошо".

"Где рядом?"

"С вождём сижу".

А, с вождём, ну тогда ладно. Только причесаться надо, а гребня нет.

"Я причешу. Садись".

Поднялась, села. Подаренная кожаная одежда приятно облегала тело, но в ней было жарко. Неприятно. Я бы предпочла свою одежду.

"Как пожелаешь, родная".

И из ниоткуда появилась стопка вещей.

Уже одевшись, подумала: а не обидится ли вождь, что не воспользовалась его подарком? И мы ж никакого гостинца не подарили. Только с собой ничего нет. Хотя... Муж ведь может вещи переносить.

"Нет. Мы уже подарили".

"Что же?"

"Богатый урожай".

Да? Возможно так и будет, в будущем. А пока... Пока урожая нет. И хоть думать хочется лишь о хорошем...

"Вот и думай только в нужном ключе".

Он прав. Тогда да, мы подарили. Свою силу. Это больше, наверное, чем их одежда.

"Надевай. Я попробую поиграть цветом".

Ну что ж, надену.

Переодевшись села на ложе. Волосы тут же начали расплетаться, а одежда менять цвет.

"Посмотри, будь добра, на рисунок одежды и представь её. Попробуй передать мне картинку".

Посмотрела, закрыла глаза, постаралась представить. А вот как передать? Как по воздуху вещи?

На миг представилось, как увиденное появилось в воображении на холсте живописца в рамочке, и эта картина вылетела из моей головы и направилась по воздуху к мужу, влетая ему в голову. Я хихикнула.

Услышала ответный мысленный смех.

"Да, забавная ты. Но образ я получил уже тогда, когда ты закрыла глаза и представила. Всё остальное тоже получил".

Забавно. Ну да ладно.

Обнаружила, что пока болтали, косы уже переплелись, а одежда внешне стала похожа на кожаную, вот только крой отличался. Бахромы не было, и подол сорочки слишком широк. Тут же сорочка изменилась: появилась бахрома по рукавам и подолу. Я даже потрогала и бахрому и передок одеяния. Ого! Да она кожаная, даже на ощупь не отличишь! И подол стал уже, как у обычной сорочки. Просто я люблю широкую, от стана расходящуюся волнами, вот и шила себе такую.

Оставила себе только их обувь. В ней очень удобно. Может, стоит заменить мои сапожки и дома ходить в таких вот?

"На весну и лето подойдёт, на зиму — нет," — ответил муж, считывая мои мысли. Привыкну ли когда-нибудь, что он может слышать всё, о чём я думаю? С другой стороны, что мне скрывать от своей половинки? Помыслы мои чисты, хотя не всегда радужны.

Надо сходить в отхожее место да умыться, и можно являться к вождю.

Осторожно высунула нос из своей комнатки. И опешила. У очага сидело двое: муж и... незнакомая женщина.

"А где вождь?"

"Передо мной".

Вождь — женщина?

"У "мирных людей" культ матери".

Мирные?

"Таково их самоназвание, если переводить на наш язык".

"А вчера мы с кем общались?"

"С её мужем. Он заменяет жену, когда та отсутствует".

Любопытно. Я проскользнула в сторону нужника, надеясь, что женщина, сидящая с закрытыми глазами, меня не заметит. А вот молоденькой девушки моего возраста я не заметила. Интересно, кем она приходится вождям? Но муж не ответил, значит, либо ответа не знает, либо всё же не всё слышит.

Значит, поэтому муж этой женщины смеялся, когда мы его вождём называли?

А почтение, оказанное мужу, а боготворящий взгляд воинов? И это мирные люди?

"Я пообщался с вождём. Она многое пояснила. Они — земледельцы. А воины — наёмные из другого племени, охраняют поля и границы. Расплачиваются с ними зерном. Но опять же, по договору, нападать на людей, не проявивших враждебность, нельзя. Воины, обнаружившие чужаков обязаны отвести их к вождю".

"А при чём здесь оказанное почтение?"

"Всё дело в пророчествах. У каждого племени они свои. И у воинов звучит так: когда придут белые боги, светлые не только ликом, но и волосами, и душами, окажите им своё почтение".

"Поэтому они и оказали? Но это не объясняет боготворение меня".

"А особенно чтите белую богиню. Её улыбка дарит жизнь," — продолжил любимый и замолчал.

"А мирный народ тоже нас ждал. Какое пророчество у них есть?"

"Невиданное плодородие подарят нам духи, когда придут белый брат и белая сестра. Узнаете её по белым волосам, небесным глазам и еде. Она не станет есть мясо. А говорить они будут на древнем языке".

Выходит, нам устроили проверку, когда мне предложили мясо.

А что теперь? Сможем ли мы с уром встретиться? Да и надо ли? Но на этот вопрос ответа не получила и решила не морочить голову.

Выйдя из банной, прошествовала полумраком к очагу, за которым сидела женщина-вождь и супруг. Шкура, заменяющая входную дверь, была приподнята. И в неё заглядывали мордашки детворы, на удивление ведущей себя очень тихо.

Подошла к очагу, удостоверилась, что женщина уже открыла глаза и внимательно следит за каждым моим движением, до земли поклонилась, поприветствовала хозяйку дома и домового. Вдохнула не очень приятный запах из очага неизвестной мне травы, от которого захотелось закашляться, но я сдержалась.

Женщина посмотрела на меня очень внимательно, затем улыбнулась.

— Так вот ты какая, белая сестра. Благодарю, что почтила нас своим прибытием, — и женщина, ровесница моей мамы, ловко встала с пола да склонилась в поясе. Забавный поклон вышел. Старается угодить. Я не удержалась и хихикнула.

— А чего тихо так в городе? — осмелилась спросить хозяйку дома. Бросила взгляд на вход: детей и след простыл.

— Стараются не потревожить твой сон, сестра.

И так меня проняло, так на душе легко стало, и настороженность прошла, что я рассмеялась. Видно, напряжение последних дней сошло на нет. Долго не могла успокоиться, муж даже вывел наружу вдохнуть свежего воздуха.

Я поздоровалась со Всевышним, Даждьбогом-батюшкой да Живой-матушкой, с землёй-матушкой с Природой, распахнула объятия и закружилась. Как же я люблю этот мир!

А ещё здесь не нужно было скрываться. Просто быть собою. И это рождало в душе необъятную радость.

— А знаешь, мне здесь нравится, — сказала, останавливаясь и поворачиваясь к мужу. И покачнулась, чуть не упала.

Он подхватил, улыбнувшись в ответ.

"Не хочется омрачать твою радость, но эти люди курят табак и не только".

"Что это такое?"

"Растение такое, при сжигании которого образуется тот запах, что тебе не понравился. Вот, думаю, как бы улизнуть, не обижая их. Боюсь, это не очень хорошо для тебя и чада".

"Может, с нами пообщается Учитель?" — с надеждой спросила я.

Тут земля задрожала, будто откликаясь на наше желание, хотя звуки оставались прежними. Только птицы засуетились и вспорхнули с насиженных мест.

И, выделяясь на общей картине глинянных домиков, притулившихся к скале, к нам шёл большой человек.

Великан остановился вначале улочки. Чернявый, смуглый, без растительности на лице, с собранными в высокий хвост волосами, он был почти гол, если не считать намотанную повязку в область чресел. И тут из его ладоней появился светящийся шар, и он полетел прямо на нас. Муж задвинул меня себе за спину и приготовился встретить нападение голыми руками.

Я осмотрелась: жители города высунулись из своих домов, взирая на нас, будто представление им показывают. Неужели они не понимают опасности? Ведь даже если отразить этот шар, городу непоздоровится.

За свою жизнь страха не было, а взглянув на Колывана, увидев его решительный взгляд, поняла, что сомневаться в своём мужчине не стану.

И единственное, что я сделала, обняла любимого.

"Всё хорошо. Если умрём, так вместе. И ты ничего не бойся! Только не отражай удар".

"Не знаю, что задумал Учитель, но если я попробую защититься, много народу погибнет. Но мне не сравниться по силе с уром".

"Верь в себя!"

"Я верю. Просто оцениваю наши возможности".

"Откройся!"

Муж закрыл глаза и распахнул объятия.

А я смотрела, как приближается светящаяся маленькая звёздочка. Красивая! Чем-то похожа на наше солнышко. Вскоре смотреть на неё стало больно, пришлось прикрыть глаза и продолжить наблюдение из-под полуопущенных ресниц.

Звезда окутала нас своим сиянием. Пришлось зажмуриться. Тут же исчезли звуки, запахи, всё вокруг. Миг застыл.

Ничего не происходило. Я ждала минуту, две, потом всё же разлепила глаза. Рядом стоял Колыван и не шевелился, перед нами, не долетев, замер огненный шарик. Я отошла от мужа, решив проверить всё. В начале улицы находился Учитель, стоящий на одной ноге, так, будто он в данное мгновение с разбегу делал бросок. Из окон, замерев, выглядывали горожане, у многих даже рты были открыты от удивления.

Что происходит? Сердце пропустило удар.

Так, спокойно! Что это может означать?

Я вернулась к мужу, отметила, что рядом с ним стою я. Как? Осмотрела свои руки, подвигала ими даже, пошевелила пальчиками, узрела все складочки, как они распрямляются и образуются, как напрягаются жилы. Потрогала себя же, стоящую в обнимку с мужем. По ощущениям — будто правдоподобно сделанная игрушка. Даже кожа проминалась.

Так, спокойно! Не паниковать! Повернулась к Колывану.

Приподнялась на-цыпочки, заглядывая в его полуприкрытые глаза, и... Увидела, что в отличие от других, хоть он и замер, но будто просто притворился. Что-то в глазах всё же было живое, будто на меня сейчас смотрит. Прикоснулась к щеке любимого.

— Это что такое? — задала вопрос вслух.

Не шевелится.

"Колыван, ответь!" — обратилась мысленно.

Но безмолвие лишь вокруг. Бр! Смахнула с себя это ощущение.

Ладно. Подошла к светящемуся шару и осторожно прикоснулась к нему. Будто трогаю трёхмерное изображение, но рука насквозь не проходит. В отличие от наших с мужем тел, это было каким-то иным. Будто сплетено из тонких светящихся жёлтым цветом нитей. Не придумала ничего лучше, чем взять и толкнуть его снизу вверх. Но он хоть и переместился с трудом выше моего роста, дальше завис в воздухе. Мда. Заметила, что я не дышу. Почему? Или всё дело в том, что я как бы вне своего тела?

Походила ещё, побродила по неживому миру. Сложно было всё осознать и не допустить в сердце страх.

Подошла к Учителю. Зачем? Не знаю. К сожалению, приблизиться к его глазам не смогла, чтобы понять, есть ли в них жизнь, заглянуть ему в душу. А с земли понятно не было. Этому Учителю я едва доставала до колена. Какой огромный! В кожаной повязке на чреслах, а отсюда видно всё, что внутри... я смутилась, заглядывая снизу вверх, опустила голову вниз отмечая кожаные, подобно моим, местные черевики. И стоит на одной ноге, точнее сказать, на пальцах ноги. Прикоснуться побоялась, да и не положено в моей тяжести. Хотя... Тело моё там осталось. Но осознав, что Учитель стоит хоть и устойчиво, но... Мало ли... Если завалится такая махина! Поэтому поспешила вернуться к мужу. Хотела попробовать уже войти в своё непроницаемое тело — вдруг удастся, но мелькнула мысль: а тёмную сущность я могу увидеть? Стала внимательно разглядывать пространство вокруг. Не найдя ничего, собиралась уже бросить это занятие, но скосила нечаянно взгляд вбок. И вздрогнула. Тёмная сущность находилась рядом со мной, там, где я себя осознавала.

Вот тут я всё же испугалась, и... оказалась в своём теле.

Время вновь продолжило свой путь, ощутила это по поднимающимся в воздух волосам, будто в хоромах нахожусь. Распахнула глаза и испугалась в очередной раз. Шар летел на нас. Мои действия в той яви не помогли. Или мне всё это привиделось?

Как сказывают люди, что перед смертью видят всю прожитую жизнь промелькнувшую перед глазами. А я увидела... А что именно? Как это можно объяснить?

"Всё хорошо, родная! Оставь свой страх!"

И я ничего не нашла лучше, чем показать мужу своё видение.

"Нити... клубок нитей... — размышлял любимый мысленно. — Беляна, сотки ткань из них — сорочку. Быстро!"

Поняв, что от меня хотят, представила образ рубахи с вышивкой, порток, натянутых на мужа и защищающих его от опасностей.

И шар, прикоснувшись к любимому, вдруг исчез. У мужа на мгновение засветилась одежда и погасла.

Великий человек удивлённым не выглядел и уже шёл к нам, мягко ступая. Чудно! А ведь до этого даже землетрясение появлялось от его шагов. Хотя... звука нет, а вот земля дрожит.

"Пойдёмте, пообщаемся, — зазвучал в голове незнакомый голос. — Воин, можешь отпустить свою драгоценную. И пусть САМА идёт!"

Только это я держу мужа, а не он меня.

Я отлепилась от своего воина, не обрадовавшемуся такому указанию.

"Значит, здесь безопасно," — постаралась думать о хорошем.

"А мне приятно прикасаться к своей жене".

"Люблю тебя!"

Муж усмехнулся.

Мы пошли медленно. Колыван подстроился под мой шаг, чтобы идти вровень со мной.

"Со мной всё хорошо. Точно!"

"Ноги держат?"

"Да".

"Ты испугалась".

"От неожиданности. Да и было ли это наяву, не знаю".

"Было".

"Но ты не реагировал..."

"Не успевал поймать мысль. Мысль и так — самая быстрая на свете, я ощущал твои прикосновения, и даже видел, но так кратковременно..."

"Тогда что это было?" — задала тот же вопрос, что в той яви спрашивала.

"Сбой".

"Чего?"

"Нашей жизни".

"Но почему ничего не вышло?"

"Потому что сила воли Учителя не сравнится с нашей".

"Тогда почему это произошло?"

"На всё воля Всевышнего. Значит, это было нужно. А вот для чего? Сможем ли мы понять?.."

Выходит, я ничего не могу...

"Можешь! Пробуй, развивай способности. Нельзя сомневаться в том, что можешь!"

Тут окружающая действительность изменилась. Из-за поворота появился большой дом, сложенный из огромных камней, плотно подогнанных друг к другу. Без изысков. Разве что окна дуговые. Но поразило другое: водопад низвергался с крыши и падал в долину. Только сейчас обратила внимание, что мы находимся на горе, а по ту сторону открывался вид на другие вершины, речку и плодородную зелёную впадину.

Никаких очередей у места обитания Учителя, подобных толпам в Камень-граде, не наблюдалось.

Мы спокойно дошли до входа, каменные двери которого при нашем приближении сами распахнулись. Чудеса!

Нас приглашали, поэтому пришлось войти первыми. И стоило оказаться внутри полутёмного дома, как за нами закрылись двери, отсекая всё и всех и погружая нас в темноту и тишину. Стало зябко. Не знаю, от прохлады, что здесь царила, или чувства одиночества.

А у меня возникло стойкое ощущение повторения. Только в тот раз я всё видела. Вновь нас проверяют? Тогда то, что я остановила время — оказалось всего лишь плодом моего воображения, мгновенного сна? А что, Учитель вполне мог наслать этот сон. А сейчас очередь нового.

Больше всего опасалась остаться одной. Поэтому подняла руку в надежде ощутить любимого рядом. И не обнаружила. Страх противными липкими ветвями опутал тело. И понимала, что нужно успокоиться. Но удалось не сразу. Попыталась окликнуть мужа, но... встретились лишь мои мысли, эхом отражающиеся в голове.

"Всё хорошо!" — сказала себе.

"Хорошо. Хорошо," — отозвалось эхо.

Глубоко вдохнула. Дышу. Значит, нахожусь, где и была. Вот и прекрасно! Пытается Учитель запугать?

"Зачем ты пришла сюда?" — всё же дал ур о себе знать.

"Захотелось на свежевспаханное поле, чтобы зачать дитя".

"Зачем? Тебе осталось жить всего ничего".

Такие речи смутили. Муж бы сейчас успокоил одним словом. Как отрежет, так и спорить уже не хочется.

Улыбнулась, и в душе появилось умиротворение, представив его рядом, отчитывающего меня.

Вспомнился вопрос Учителя. Прикоснулась к своему животу. Наша дочка! Такие мысли вызвали улыбку. Нет, не ради дочки хочу жить. Ради себя, чтобы видеть, как она растёт, познаёт мир, рассуждает, взрослеет. И не только одна дочка, ещё и сын, да не один... И лишь когда дети станут достаточно взрослыми, чтобы уже жить своей жизнью, тогда можно и уйти.

"А муж? Как он будет без тебя?"

Колыван... Сердце защемило. Когда успела так привязаться к нему, что хочется всегда быть рядом. Но я не вправе решать за него. У каждого свой Путь.

Почувствовала, как вокруг стало теплее, а вскоре и начало постепенно светлеть, будто стенки тьмы истончаются, а глаза начинают приоткрываться после пробуждения, вначале впуская чуточку окружающего мира в тебя.

Воздух тоже стал более свежим. И вскоре я уже увидела мужа, стоящего совсем рядом.

Протянула к нему руку, а он протянул в ответ. И когда наши пальцы сплелись, ощутила облегчение и радость.

Муж чуть сжал руку, оказывая поддержку.

"Ты меня видел?"

"Видел, но мне запретили подавать тебе руку и оказывать помощь".

Жестоко! Но...

Я заозиралась в поисках учителя, нашла его, сидящего на полу у очага, подобно здешним жителям.

"Благодарю," — сказала мысленно, обращаясь к нему.

Глава 16

С учителем мы позавтракали в этом огромном доме-комнате. В отличие от жилища местных жителей, комната была лишь одна. А вот вода с крыши по широкому жёлобу затекала внутрь и падала в здоровенную круглую купальню, которая занимала половину этого огромного дома. Правда, создавалось ощущение, что дна там не было, поскольку вода не переполняла ёмкость. И в той половине дома стоял туман. Но он не пересекал невидимую границу. На удивление, водопад слышен не был, как и журчание, отсекая звуки с той половины.

Окна не имели стёкол, лёгкий ветерок задувал внутрь, донося щебетание птиц и отдалённые голоса людей. На стенах висели вышитые рушники, пол застелен шкурами животных. В доме было светло от большого количества окон, но, в отличие от улицы, прохладно.

Во второй половине дома серединой являлся горящий очаг, рядом лежали две шкуры животных.

Мы с мужем сели на одну шкуру, Учитель — напротив очага на другую. По обе стороны от нас стояли вазы, подобны тем, что в хоромах. Одна — большая с плодами, другая, относительно той, маленькая. Учитель силой мысли перенёс плоды по воздуху в низкую вазу.

Учитель ел одни лишь плоды, чем нас и угостил. Колывану пришлось довольствоваться моей обычной едой. И он не наелся, судя по всему.

"Почему вы не едите мясо?" — всё же спросил муж.

Общались мы только мысленно. Правда, разговор был на троих.

"Мясо — пища хищников. Человек, хоть и всеядный, но изначально для него создавались плоды. Хищники поедают слабых особей, чтобы поддерживать лучшую выживаемость видов животных".

"А молоко?" — решил сразу узнать из первых уст супруг.

"Человеческое?"

"Коровье, козье..."

"Молоко — корм детёнышей. Для каждого вида — своё".

"Значит, молоко и яства из него — лишь для чад малых?"

"Всё верно".

"А яйца?.. Хотя...Это ведь недорождённые детёныши".

"Да".

"А почему же местные едят мясо?"

"Все мы несовершенны. Человек сам делает свой выбор. Иногда за него этот выбор делает общество или родные в виде устоев, обычаев. Но подчиняться им или нет — выбор каждого. Нам можно ошибаться. На ошибках учатся".

"Мы можем погостить у вас и набраться твоей мудрости, Учитель?"

"Можете, но недолго. Вас потеряли".

Потеряли? Кто? Где?

Муж скосил глаза на своё запястье с кристаллом.

"Всё верно".

Значит, кто-то связывается по кристаллу с мужем или мною? Слишком далеко, что мы ничего не слышим?

"А ты, Учитель, тут живёшь? Или уходишь домой?" — решила и я удовлетворить своё любопытство, пока есть такая возможность. Хотелось знать больше об урах. О том, как живут, чем живут.

"Здесь. Уйду, как завершу свой долг".

"А другие?"

"И другие".

"Все?"

"Нет. Кто-то останется".

"Почему?"

"Не успеют уйти".

"Но как же?.. Почему?"

"Против нас играют ваши управители. Они считают, что мы вмешиваемся в дела их вотчины".

"А это не так?"

"Мы идём по своему Пути. Они — по своему. Мы знали, на что шли. И приняли это. Смерти не боимся".

"А ваши близкие? Как они примут вашу смерть?" — не устоял любимый задать мучивший его вопрос. Я приняла свой уход. А вот Колыван боится меня потерять.

"Близкие радуются завершению исполнения нашего предназначения. Но у каждого свой Путь. Кто-то должен пережить утрату. Значит, на то воля Всевышнего. Кто-то уходит во след. Зависит от выбранного Пути. Кто-то сходит с него, не справившись".

"А какой путь правильный?"

"Правильный у каждого свой. Мы, обычно, чувствуем, что поступаем правильно или наоборот".

Муж задумался, а я спросила:

"А почему ты такой большой, Учитель? Те уры, которые живут у нас, в Камень-граде, они поменьше..."

"Вы считаете, что я — ур, но это не так. Уры действительно к вам прилетели с земли Урай, чертога* Орла*, а я из чертога Седавы*, у нас земли крупнее, потому и мы сами — тоже. С земли Пахан. У каждого народа свой учитель".

"Тогда, получается, ты мне не можешь помочь?"

"Смотря что ты хочешь. Помочь можно по-всякому. Порою даже отказавшись помогать".

Я задумалась над его словами. Помочь даже отказавшись помогать? Что-то в этом есть. Но раз помочь уры отказались, что можно сделать? Решила побольше узнать о своей трудности:

"А моя тёмная сущность когда появилась?"

"Тогда, когда ты родилась в этой жизни. Вам усложнили задачу, заключив договор с Низшими".

Резануло слово "вам". Речь обо мне и о муже, или о людях вцелом?

"Значит, они живут и питаются нашей силой," — муж скорее утверждал, чем спрашивал.

"Да. Но вы можете не питать их".

"Как это сделать?"

Учитель усмехнулся.

"Вы уже знаете ответ. Мне добавить нечего," — отказался помогать Учитель.

"А жизнь Беляны..."

"В её руках".

Я почти поняла, о чём говорит этот паханец, поэтому решила спросить о другом:

"Скажи, Учитель, а то, что я видела..." — показала ему остановленное время из своих воспоминаний.

"Возможность Сознания".

"Мы можем остановить время и изменить исход битвы?"

"Возможности разума безграничны. Что до проявления в этой яви, то здесь действуют иные правила. А вот познаете их или нет — вам решать".

Вспомнилось, что благодаря полученным знаниям я смогла изменить шар. Значит, влиять всё же можно.

Ур вновь усмехнулся.

"Вам пора".

Так скоро? Мы ведь только завершили завтрак! И не имей мы возможности общаться мысленно, вообще бы ничего не спросили. Но мы имели! Значит, либо больше нам ничего не скажут, либо наше присутствие требуется в другом месте.

Одежда на мне стала меняться, превращаясь в прежнюю, до изменения мужем. Колыван достал из подпространства плащ, накинул мне на плечи, застегнул его. И сороку надел, пряча волосы. Потом и сам переоделся.

Из местной одежды на нас осталась лишь обувь. Она оказалась очень удобной. Снимать не хотелось, и муж не настаивал. Значит, там, куда мы собрались, тепло. Море?

Пока переодевались, я обратилась к паханцу.

"Учитель, ты сказал "вам". Это о людях вцелом или речь только о нас?" — сделала попытку получить ещё один ответ.

"О людях. Разница между людьми лишь в силе и мудрости. Чем больше сила, тем больше ответственность и сильнее нижняя сущность, данная при рождении. А дальше — всё в ваших руках... Хотя... Они играют против вас, стараясь извлечь как можно больше силы, а чем быстрее вы развиваетесь, тем они могут потребить больше".

"Могут?"

"Вам пора!" — отрезал Учитель.

"Благодарим," — сказали дружно с любимым и склонились до земли.

Когда выпрямились, муж меня обнял и... перенёс к морю.

"Твои силы вернулись?" — спросила первым делом.

"Не совсем. Воспользовался силой Учителя".

"Но ведь это — твоя защита!" — возмутилась я.

"Беляна, успокаивайся! Всё хорошо. Раз Учитель сказал уходить, значит, на то были причины. Я попробовал воспользоваться своей силой, но не вышло. Запас сил не восполнился. Тогда вспомнил про шар. Нас ведь не просто так им наградили. Возможно, как раз для этого переноса".

"А если нет?"

"Поздно. Но ещё сила в защите осталась. Да и мне полагаться на других не стоит".

Я взглянула на море. Оно было спокойно, словно вовсе не бушевало совсем недавно. Но небо хмурилось.

"А почему когда ур и паханец ходит, земля трясётся?" — задала вопрос любимому, вспомнив, что меня удивило.

"Я никакого землетрясения не ощутил".

"Но как же... И в хоромах тоже... Когда они идут, пол дрожит".

"А что-то ещё необычное слышишь?" — удивил и озадачил вопросом Колыван, ни на миг не усомнившись во мне.

Пришлось подумать, вспоминая все странности.

"Иногда знаю, что бы растения ответили, хорошо ли им. Раньше не задумывалась о том, что могу просто слышать их голоса. Считаешь, что я слышу землю? А как же тогда хоромы? Там же камень, а не земля".

"А камни — часть земли, те же растения, кремни* тоже растут, есть даже семена у них, выглядят как камушки. А сейчас слышишь? Прикоснись к земле".

Я коснулась гальки. Стала перебирать камушки. Они отбивали ритм моря. Отражалось накатывание волн, подобно шуму в раковине. Прислушалась сильнее, ловя повторяющуюся песню. И я кое-что поняла. Каменный город тоже живой! Нестерпимо захотелось туда, домой. Я знала, чем теперь могу заняться.

Здесь было хорошо умиротворённо но лишь потому, что со мной моя половинка. Дом там — где он.

"Колыван, — я обернулась к мужу. — Знаешь, не надо дома. Не сейчас".

"Почему?" — он встревожился.

"Хочу с тобой жить, и чтобы прятаться не пришлось. Да, будем переезжать, если придётся, но... Я кое-что решила для себя. Мне мало простора в хоромах. Но... Никто ведь не запрещал мне облагораживать каменный город. Если надо идти к царю за разрешением, то схожу".

"Царь не в Камень-граде обитает".

"А где?"

Построил себе дворец чуть поодаль.

"А мне нужно разрешение для облагораживания города?"

"Думаю, ты его получишь," — и муж улыбнулся, даря мне крылья. Крылья счастья.

— Ну что, возвращаемся домой? — спросила спустя минут пять наблюдения за почти незаметными волнами.

— Нет.

— Почему?

— Тут тоже остались кое-какие незавершённые дела.

Это какие, интересно? Но спрашивать не стала.

— Раздевайся, родная.

— З-зачем? — встревожилась я. Хоть тут и тепло, но не настолько, чтобы хотелось снять лишнее. В Индии Изначальной гораздо теплее. Или что он задумал?

— Пойдём плавать, — подтвердил муж.

— Н-нет!

— Да!

— Холодно! — попыталась воззвать к его разуму.

— Ты мне веришь?

— Верю, но...

— Если веришь, "но" просто нет.

Он прав, поэтому я, глядя в его голубые глаза, просто скинула плащ, развязала пояс и сняла сорочку. Было боязно, но я отвлекала себя, не позволяя думать ни о чём, кроме этих родных глаз.

Он тоже разделся. Я вложила пальчики в протянутую ладонь. И пошла за ним.

Холодно действительно не было. Даже не потому, что мы плескались, играли в догонялки, и ныряли. Но я не думала ни о чём, кроме как о любимом.

А потом меня учили плавать. Держаться на воде я научилась, но если дна не было, паника накрывала меня. Муж тут же выводил на берег. Не ругал, только хвалил.

А обсохнув, оделись и пошли искать жильё, чтобы было, где переночевать.

Нашли неподалёку от берега однокомнатный домик, без удобств.

— Удобства на улице, — показывал хозяин наши временные владения. — Душ греется от солнца. Поэтому когда пасмурно, увы, вода почти холодная. Готовить еду негде. Либо в городе питаетесь в харчевнях да трактирах, либо остаётесь без еды.

Чудные условия. Да, не стольный град, но... И Турух не богат, как город. Но ведь живём как-то, и условия есть. А здесь даже стряпчей нет. И это дом, в котором даже печи нет? Но спорить с хозяином не стала. Муж же назвал свою цену. Хозяин скривился и попытался назвать больше.

"Мне кажется, что лучше не найдём. Надо соглашаться. На нас пытаются заработать," — сообщила мужу.

Муж спорить не стал. Просто повторил ту же цену или сказал, что если хозяин не согласен, то мы разворачиваемся и уходим.

Видя, что может потерять съёмщиков жилья, хозяин согласился, бурча под нос, что мол, денежки водются, а жадные.

Я прямо растерялась от такого заявления.

"Пойдём, поищем более сговорчивого хозяина?" — предложила я.

Зависть — это плохо. Помимо зависти и жадности, что ещё может быть?

Муж, и правда, денег на меня не жалел, у меня очень дорогой плащ. Но вот я считала деньги супруга, и лишний раз старалась не просить.

— Дело не в деньгах, — сказал муж вслух. — А жалованье вы сами мне и платите.

— Я? Как так?

— Десятину.

До хозяина долго доходило, а потом он распахнул глаза.

— Служивый?

— А разве не видно? — задала встречный вопрос. — Выправку мужа видно издалека.

Но тут хозяин решил всё же поиметь обратно налог.

— Либо ту цену, что я назвал, либо проваливайте!

Спорить не стали. Похоже, не все рады платить десятую часть своего дохода в казну на воинские нужды.

Мы ещё побродили по берегу в поисках жилья, да нашли совсем близко к морю да трактиру. И цену хозяин даже меньшую назвал, чем муж готов был дать. Но Колыван не согласился на назначенную цену, отдал свою.

И все довольны. И хоть тут и печь была, и удобства в доме, а вот что значит, честный человек. У него был свой виноградник. Как раз там и копался.

Надо будет зайти, пообщаться с растениями, решила для себя.

И только сейчас поняла, что голодна. Мы потратили пару часов на плавание да ещё два часа жильё искали, а муж с утра, кроме плодов, ничего не ел.

Поблагодарив хозяина, мы попрощались.

Решили сходить в город пообедать, по совету хозяина, в трактир, стоящий на тракте. Весной здесь народу мало, не сезон, поэтому цены на всё ниже. Вот как? Что-то по первому хозяину этого не скажешь.

Прогулявшись к трактиру и чуть дальше, нашли стан, откуда летучие корабли отправлялись, в том числе и нашу сторону.

— Посмотрим, когда обратно можно улететь? — предложила зайти в стан да поглядеть расписание кораблей.

— Нет, — ответил муж.

— Почему?

— Пока не научишься плавать, остаёмся на море. Да и вам давно пора поесть.

Вспомнила, что, скорее всего тяжела.

"Тяжела," — подтвердил супруг.

Я же изменений в теле не ощущала. Даже наоборот, легкость во всём теле присутствовала.

Ещё и поспорили насчёт возвращения в столицу. Муж от своего не отступится. Но может, это и хорошо — наконец-то преодолею свои детские страхи.

А после обеда, к слову, Колыван питался лишь растениями и их плодами, отказавшись от мяса, мы вернулись в жилище и посвятили время тренировкам. Любимый — воинским, а я пыталась взаимодействовать с камнями.

И вот понимаю, что это те же растения, а никак не выходит заставить их прорасти. Что-то я не так делаю. А вот что? Может, зря я решила возвращаться в Камень-град и делать там сад? Не выйдет у меня ничего...

Муж вздохнул. А я поджала губы. Ну не выходит!

Молчит! Сопит, но молчит. Ладно!

Я могу? Могу!

"Бери и делай!" — слышу мысль, похоже даже на мою.

"Как?" — веду разговор сама с собою.

"Отрицательный опыт — тоже опыт!"

Ну хорошо, я пытаюсь взаимодействовать с камнями так же, как и с растениями. Ничего не выходит. Тогда что я делаю не так? Камень имеет более плотную структуру. Даже уры могут по ним ходить, а земля их не держит. А вот растения другие. Гибкие, но хрупкие, часто легко их сломать. А ведь иное растение и камень пробить может. Вот только этого делать нельзя, иначе я город могу разрушить. Что же делать? С растениями достаточно поговорить, постараться представить их будущие свойства, и подарить им кусочек своих чувств. Я улыбнулась, представляя, как растёт росточек, раскрывает семечку и осторожно выползает наружу. И... о чудо! Камешек начал расти, будто ему тесно внутри стало. А потом раскрылся, будто цветок. А внутри — сиреневые кристаллы... Переливаются на внезапно выглянувшем солнышке. Какая красота! Живая!

У меня перехватило дух. На глаза выступили слёзы. Никогда не видела такой красоты!

Я знала, что всё вокруг живое, в том числе и камни. Но... Одно дело знать, а совсем другое — осознавать эту жизнь.

И я поймала скатившуюся слезинку раскрывшимся бутоном. Как-то так само получилось.

— Ой, прости... — начала я, но бутон засверкал и выпустил свои листочки.

От неожиданности я выронила, и поймать не успевала.

— Нет! — испугалась я.

Но муж бросился ко мне под ноги и поймал, растянувшись на камнях.

— Всё хорошо, перестань себя накручивать.

Я схватилась за голову, садясь наземь. Всё обошлось!

— Благодарю!

— Во благо!

Посидев ещё немного и придя в себя после пережитого страха, я взяла из рук мужа распустившийся цветок.

Как же мне совместить камни с обычными растениями? Да, некоторые растения живут на камнях, подобно тому же мху, но не все. А тем же деревьям и траве нужна почва, еда. А что есть почва? Это те же растения и животные, перегнившие, разложившиеся. И деревья едят свои же листочки, когда они падают наземь и перегнивают. Но для начала дереву надо вырасти.

Я переводила взгляд с каменного цветка на руки и пыталась понять, какую мысль никак не поймаю.

Но ведь цветок в моих руках вырос! Каменный! А что мешает вырасти обычному дереву?

А почему вырос? Постаралась припомнить всю последовательность действий и мыслей. Ага! Поймала! Мой дар проявил себя! Попробовать ещё?

"Я думаю, на сегодня хватит. С отцом связаться хочешь?"

Отец! И как я раньше не подумала о нём? Как он там? Мы так внезапно исчезли. Что обо мне подумали родичи? Я ведь не пришла домой ночевать.

Вспомнила и о том, что собиралась приглядеть за младшенькими.

"Зачем опять накручиваешь?"

"Необязательный я человек!"

"Ты никому ничего не обещала. Да и в себе должна была разобраться".

Точно! Я поняла, чего хочу. Но это потом. А вот в Турух я не хотела. И даже не потому, что здесь море и хочу плавать. А там дождь. Дождь хорош весной и летом, чтобы поливать растения, а не зимой. После того, как побывала в Ярцево, где настоящая есть зима, поняла это.

Может, мелких забрать сюда, к нам? С другой стороны, придётся рассказать о наших способностях, что нежелательно, ведь наверняка своим же между делом поведают о волшбе. Но...

"А как ты отнесёшься к тому, что мы вместо себя родителей поселим здесь? А сами..." — осторожно спросила любимого.

"Ты этого хочешь?"

Заглянула в душу и поняла, что — да. И родителям приятное сделать, и отцу в себе разобраться нужно время, желательно освобождённое от мирской суеты, и матушка отдохнёт, а то распереживалась за батюшку. А мы присмотрим за моими братьями. Так правильно. Мне такая мысль нравится. И уже даже не пугает дождь Туруха.

Муж подошёл, взял из моих рук каменный цветок, осторожно положил его наземь.

"Какие условия ему нужны?" — спросил, глядя на каменное растение.

Обратилась к цветку, получила ответ, что ему желательно попасть в пещеру, где не попадают прямые солнечные лучи.

И цветок исчез. Не сомневалась, что муж перенёс его. А потом Колыван пошёл искать нашего хозяина, чтобы договориться о том, что нас на какое-то время заменят родные.

Хозяин не возражал. Да и муж оплатил съём жилья аж до осени. Взял на длительный срок.

Родным я всё же позвонила.

Мама была рада меня видеть, сказала, что отца выписывают из лечебницы, но постельный режим и небольшие прогулки придётся соблюдать.

— Мам, батюшка рядом?

— Да.

— Дай его, будь добра.

Мама передала браслет с кристаллом отцу.

— Доброго здоровья, батюшка!

— Здравствуй, Беляна!

Я ему вкратце пересказала, что мы задумали.

На удивление упираться он не стал. Видно, совсем прижало.

— А мы пока с мелкими посидим.

— Не затруднит?

— Справимся! — уверила я, глянув на супруга.

— Нам прилететь? — спросил отец, намекая на то, что лишний раз пользоваться способностями мужа не стоит.

— Не надо, — встрял в разговор Колыван, подходя ближе. — Здравствуй, батюшка!

— Доброго здоровья, сынок!

Колыван закрыл глаза и что-то делал. А когда открыл, сказал:

— Вам надо срочно домой. Ждите нас. Через два часа отлетает нужный летучий корабль. Утром прилетает. Мы вас заберём.

Выходит, просматривал расписание. Но как? Он и так может — удалённо?

"А они догадаются, что лететь не надо?" — спросила любимого мысленно, поражаясь его хитрости и восхитившись им. Он ведь не только мысли читает, но и чувства. Похоже, связь через кристалл небезопасна.

— Я всё понял. Ждём вас, — вынес главное отец. Молодец!

— Батюшка, ты как? — я вновь перехватила внимание.

— Жив, дочка! Хорошо так потрепало, но силы берегу, — усмехнулся. О чувствах говорит? Пытается ими управлять? — Уже даже вставать с постели могу.

— Я рада. Завтра с утра свидимся.

— Благодарим вас за всё, — сказал отец и отключился.

А я сидела и думала о поворотах судьбы. Вот если б меня не пытались развести на чувства, и отец бы не знал ничего о волшбе. Только я ли цель, или его тёмная сущность решила тоже пробудить, чтобы извлечь побольше силы? А ведь люди живут и даже не догадываются о подселенцах. Нужно ли кому-то что-то говорить об этом. Хочется, чтобы люди учились управлять своей жизнью, а для этого нужно научиться управлять своим телом, своими чувствами. Вспомнились слова ура, что они не имеют право вмешиваться в нашу жизнь. Могут лишь ответить на некоторые вопросы. Значит, не нужно лезть с советом, пока помощи не просят. Кто ищет, тот найдёт, а остальным это не нужно. Не дозрели. Так получается? А интересно выходит. Дозреть от слова зреть. А зреть это не только созревать, но и видеть. Не готовы видеть! Хмыкнула про себя и обратила внимание на Колывана.

— Ну что, пошли поплаваем, пока есть время? — предложил любимый, протягивая руку. Я ни мгновение не сомневалась. Просто радостно кинулась ему на шею. И ведь выделил нам ещё несколько часов на море, и сейчас ждал, пока я размышляла!

Люблю, как же сильно люблю!

Примечания по главе:

чертог* — созвездие.

чертог Орла* — созвездие Орла.

Седава* — Сяй-звезда, Полярная звезда.

чертог Седавы* — созвездие Кассиопеи.

Глава 17

Утром муж просто перетащил к нам родителей. Как вещи переносил и прятал.

"Как?" — удивилась я.

"Подумал, что разницы особой нет — открывать карман для вещи или человека. Да и сил меньше расходуется".

"А нас как будешь перетаскивать?"

"Пытаюсь открыть тот же карман, но с привязкой к кому-то. Если вдруг перенесусь, а ты здесь останешься, то жди, прилечу за тобой на корабле".

"Я б могла сама сесть на корабль. Это быстрее будет".

"Нет! Жди меня!"

"Ладно. Как скажешь!"

Пообщавшись с родителями и передав им указания, муж открыл карман для нас в мою комнату в отцовском доме. Обнял меня за стан и шагнул внутрь.

И оказались мы не в моей комнате, точнее, не совсем, а будто в огромном полупрозрачном мешке. За его пределами можно было разглядеть мою комнату.

"Что это? Где мы?"

"Карман. Мы не совсем перешли. Находимся в подпространстве. Сейчас карман уберу..."

"Погоди".

Муж кивнул. А я повернулась туда, где видела тёмную сущность. И сейчас она оказалась видна как размытое пятно.

"Благодарим," — и я поклонилась. Поняла, что она мне помогает. Да, кормится моей силой, но ведь я сама в этом виновата. Нужно учиться управлять собой. Я не боялась, не переживала и приняла эту часть себя.

Муж, когда я выпрямилась, улыбался, не отпуская мой стан.

А потом мешок растворился, будто мыльный пузырь лопнул. Мы оказались в нашей комнате, донедавно бывшей моей.

— Пойду приготовлю поесть, — вызвалась я.

— Хорошо. А я посмотрю, что дети делают.

Ну, дети это громко сказано. Лис и Жар уже отроки, лишь Крикуну пока пять лет. Но и он за старшими тянется, уже читать научился.

Детей называют первым пришедшим на ум именем, порою даже перевёртышем. А лет в двенадцать они проходят имянаречение уже взрослым парнем,которое определяется исходя уже из норова и сути человека. Редко когда нарекают тем же именем, что и в детстве. Но это угадать надо. Я же всегда Беляной была.

Братья ещё спали, поскольку стояла тишина. А они ж мальчишки, сразу разборки устраивают. Да все ж в одной комнате. Крикун так раньше плакал постоянно, как проснётся или требует чего. Но как говорить научился, поспокойней стал.

Я спустилась вниз, в стряпчую. Влезла в погреб, набрала в корзинку овощей да плодов, гречу, грибы нашла. Надо что-то на завтрак приготовить.

Молоко тоже нашла, и сыры, и творог, но... Обошла их стороной.

Нарезала разных овощей да тушиться поставила. Помимо этого стала варить щи, постные блины делать. Давно я не стряпала, даже успела соскучиться.

Как встали братья, сразу же услышала. Визги довольные появились да толкотня. Дом деревянный — слышимость хорошая. Но через четверть часа всё стихло. Колыван их забрал куда-то?

Накрыв стол, пошла искать младшеньких да мужа.

Нашла в их же комнате. Они тренировались. Крикун стоял на одной ноге, Жар тоже, но наклонившись как журавлик, а Лис стоял на двух. Неужели на двух ногах легче? Колыван сидел на корточках, касаясь пола лишь пальцами. Руки же висели плетьми, но пола, при этом, не касались.

"И что? Вас трогать можно?"

"Можно. Трогай, попробуй с места сдвинуть".

Начала я с Крикуна. Да не тут-то было. Он прочно врос в пол и даже не шелохнулся.

— Вот это да! — восхитилась я и перешла к Жару. А вот он не выдержал и упал бы, если б я не удержала. — Воином, тебе, Жар, не быть, — сделала я вывод, точно зная, что говорю.

С Лисом произошло вот что.

Его я качнула, но он удержался. Я качнула сильнее, чуть ли не укладывая того наземь, но он стоял. И удерживал тело в этом положении.

— А вот и воин в нашей семье! Лис, я рада за тебя!

Быть воином считалось почётно — защищать семью, Родину, Отечество! Брали в войско из каждой семьи одного сына, если мальчиков хотя бы два было. Но вот когда сыновей много, то проводили отбор раз в несколько лет. Похоже, Колыван его и провёл.

— А я? Я ведь справился! — обиженно засопел Крикун.

— Справился, повторишь через два лета упражнение Лиса, — спокойно ответил, не вставая любимый.

— А ты, дядя Колыван? Выдержишь ли испытание? — спросил Жар, похоже, чьё-то самолюбие ущемили.

— Попробуйте меня сдвинуть, — разрешил муж.

Налетели на него все трое, а я потом ещё и добавила. Не тут-то было! Он мало того, что удержался неподвижно, так потом спросил, крепко ли мы держимся. Мы повисли на нём, и он, со своего положение, начал медленно вставать, так и оставаясь на пальцах. Поднял всех нас, заставив висеть в воздухе.

Потом резко ухнул вниз, вынудив братьев завизжать. И только я осталась невозмутима, насладившись ощущением падения. Мужу верила, что не уронит.

Мои ожидания оправдал. У самого пола завис и позволил слезть с него, потом встал со мною на руках и понёс из комнаты.

— Умываться, приводить себя в порядок, мыть руки и есть! — скомандовал муж.

И младшенькие наперегонки кинулись в банную.

"Ты их поразил до глубины души!"

"Я знаю".

"А не слишком ли старый Лис для обучения на воина? Ему ж уже десять".

"У него дар, который только-только пробудился. Поэтому возьмут".

"А как же Крикун?"

"И он — тоже".

"Два воина в одной семье?"

"Бывает, что не два, а все сыновья. В некоторых семьях ведь ни одного".

"Родители вряд ли обрадуются".

"Обучение в Турухе будет проходить до их шестнадцатилетия. Каждые выходные будут видеться".

Я вздохнула. А муж бережно поставил меня наземь столовой, притянул и поцеловал.

Услышав грохот, мы отстранились. Наперегонки через лестницу бежал табун братьев.

— А теперь давайте поблагодарим землю-Матушку за щедрые дары, — предложил Колыван.

Младшенькие переглянулись, но Колыван взял Крикуна за руку, а я Лиса, и братья уже Жара с двух сторон. И мы с Колываном замкнули цепь.

— Благодарим, земля-Матушка, за щедрые дары, — сказали мы все вместе. В воздухе запахло озоном.

И мы разомкнули цепь. На руках ощущение силы до сих пор сохранилось. И эту силу я сдула со своих ладоней в сторону комнатных растений.

Колыван улыбался. А братья переглядывались.

— А теперь давайте молча позавтракаем, — тихо, будто шелест листьев на ветерке, сказал супруг. — Всё, что хотите спросить, спросите, только после завтрака.

Братья молча кивнули, и стали ждать, пока их зять приступит к трапезе, ведь он сейчас был за главу семьи. Колыван кивнул и разломил хлеб, после этого передал его по цепочке мне. Каждый отламывал себе ломоть и передавал дальше. После этого мы приступили к еде.

Дождавшись, когда наедятся все, Колыван отложил свою ложку и встал из-за стола.

— Благодарим, Беляна, за трапезу, — сказал супруг и поклонился, заставив меня смутиться. Младшенькие тоже поклонились.

Все помогли прибрать со стола да помыть посуду. Каждый за собой моет посуду, и даже Крикун старался не отставать за старшими. Всех похвалила.

После этого Колыван сел обратно за уже чистый стол, готовый отвечать на вопросы.

— Дядя Колыван, а почему ты дядя, если Беляна нам сестра? — спросил Крикун, забираясь к Колывану на колени.

А я тем временем взялась перемывать за ним посуду, пока он не видит, чтоб не обиделся. Он ведь старался. А со временем всё лучше и лучше выходить станет.

— Ну так не я представлялся вам дядей. Вы сами так решили, — ответил Колыван.

— Ну так ты старше, а к чужим, которые сильно старше, надо так обращаться.

— Так я ж свой, а не чужой.

— Правда? А кем ты тогда нам приходишься? — это уже Жар спросил.

— Зятем. Я — муж вашей сестры. Ваша сестра вышла замуж за меня, стала моей женой. Теперь у нас своя семья, свои детки будут.

— А Беляна нам больше не сестра? Она ведь твоя жена теперь... — это своё понимание Крикун высказал. Вот тебе и дитё!

— Сестра, и всегда ею останется, просто она теперь и моя тоже.

Колыван бросил на меня взгляд, полный нежности, заставив покраснеть. Действительно его, во всех смыслах.

— Колыван, а зачем благодарить? — спросил Крикун.

— А чтобы приятно было. Вы ведь благодарите другого человека за оказанную вам помощь. Вам же приятно, что он помог, и ему будет приятно, когда поблагодарите. А разве земля-Матушка не даёт нам свои плоды, которыми мы питаемся? Даёт.

— Колыван, а знаешь, я ощутил радость земли-Матушки от нашей благодарности.

— Правда? — сделал удивлённое лицо Колыван.

— Да. Силу ощутил, прошедшую от пола, в тело, а потом и на ладошках оставшуюся... — ответил Жар. — Тепло.

Любимый взглянул на меня.

"Похоже, его дар схож с твоим".

"Думаешь, с растениями обращаться умеет?"

"Не знаю. Понаблюдаем".

— Очень интересно, — ответил любимый вслух. — Запомни ощущения. Вообще очень важно прислушиваться к себе. Нам от рождения дана частичка Всевышнего, этакое мерило правильности. Только мы за обыденностями забываем обращать внимание на свои чувства. А они нам помогают развиваться. Вот вы замечали, что когда мы сердимся, обижаемся, то нам плохо становится?

— Да, — ответил Лис. — Порою так накатывает, что кажется, тебя никто не любит, никому ты не нужен.

Да, Лис всегда всё видит в отрицательном свете. Замечание не сделай, сразу грустит, обижается.

— Ну вот видишь, разве ты хочешь себя так чувствовать?

— Нет.

— Тогда не допускай этого состояния.

— Но как?

— Это непросто сделать, — Колыван задумался. Все братья молчали, внимательно ловя каждое его слово. Любимый улыбнулся и молвил: — Это тренировка. Все окружающие вас тренируют, пытаясь зацепить вас. А ваша задача — сохранить спокойствие. Они не хотят вас обидеть, даже наоборот. Но это жизнь. Нужно научиться управлять не только внешним телом, но и внутренними. Про матрёшку знаете?

— Игрушка такая.

— Все игрушки обучающие. Сказку про Кащея знаете?

— Где он Василису похитил?

— Про Кащея отложим разговор на вечер. Сказку вам расскажу перед сном. А пока подумайте, что общего в матрёшке и в сказке про Кащея.

Щи томились до обеда, как и каша. И я решила навести порядок. Похоже, мамы дома не было, а братья может и прибирались, но как-то незаметно. А ведь лавку надо открывать.

— Так, мелочь! — начала я.

— Мы не мелочь!.. — обиделся Лис.

— Как есть мелочь! — поддела я, не желая обидеть, а чтобы попытались доказать, что это не так. — Родителей нет, так можно не прибираться? А я думала, вы уже взрослые.

— Мы взрослые, — ответили Лис с Жаром.

— Ага-ага, рассказывайте мне...

— Жар, давай я подмету, а ты помоешь? — взял дело в свои руки Лис.

— Беляна, а мне чем заняться? — спросил Крикун, обнимая меня за ногу.

— А ты со мной в лавку, помощник мой, — и я потрепала младшего братишку по головке.

Колыван вначале со старшими позанимался, рассказал им, как можно совмещать несколько дел, например, тренировку с уборкой, потом помог нам в лавке перенести новые тюки ткани в кладовую, которые дядюшка привёз. И пока посетителей в лавке не было, мы сели разбирать новые ленты, пуговицы да булавки, привезенные ещё одним дядюшкой. Обычно отец за товаром ездит к братьям, но поскольку оказался в лечебнице, родичи всё сами привезли. И лавка несколько дней не работала.

Дело спорилось. Пошли заказы, которые ещё и доставить надо было. Какие-то близкие доставляли братья, другие отвозил Колыван, нанимая перевозчика.

В обед все вновь собрались, получили заслуженную похвалу за хорошую уборку и помощь в лавке, пообедали, и до вечера все дела в лавке переделали.

А вечером, закрыв лавку, подготовившись ко сну, почистив зубы, помывшись и переодевшись, сели за стол в столовой общаться да тренироваться.

— Давайте договоримся вот о чём, — начал муж. — Всё, что вы узнаете пока мы здесь, вы никому не расскажете, и постараетесь никому не показывать, чтобы никто из чужих не увидел.

— Даже родителям? — спросил Жар.

— Даже родителям.

— Но они ведь свои...

— Да, свои, но они не ведают пока что, поэтому могут навредить своим советом. Родичам да чужакам тем более показывать или рассказывать ничего об этом нельзя. Согласны?

— Да, обещаем! — сказал Лис, принимая решения за всех. Колыван же дождался кивка каждого.

— Хорошо. Следующее правило: когда кто-то занимается волшбою, то все молчат. Говорить может только учитель. Ученик делает всё, что учитель говорит, а если не получается, не отчаивается. Учитель это заметит и поправит, но вы — молчите. Потом сможете задать вопрос, но не во время тренировки. Учитель скажет, когда можно говорить. Ясно?

— Да.

— Следующее правило: тренируетесь только под присмотром учителя. Обещаете?

— Да.

— Можно вопрос? — спросил Жар.

— Можно.

— А когда вы уедете нам нельзя будет тренироваться?

— Можно, если научитесь создавать защитное поле. Но делать это только там, где вас не побеспокоят в то время, когда не помешают. Всё ясно?

— Да, учитель!

Колыван прижал указательный перст к губам. Мол, тихо. Урок начинается!

Он сомкнул ладошки, потёр их, а когда развёл, то внутри был видимый полупрозрачный шарик, подобный тому, из которого карман состоял. Значит, карман, своего рода, защитное поле. А если так, то, что внутри, невидимо и неслышимо. А осязаемо?

"Нет, мы уходим сейчас в подпространство, оно создаёт подобные объекты, но это всё мары, кроме нас. Но поскольку об этом никто, кроме тебя не знает, то считают настоящими, и воспринимают именно так".

"Хочешь сказать, что братья смогут перемещаться с помощью кармана?"

"Это — всего лишь защита. А перемещения — зависят от человека и его восприятия. Воины чаще всего умеют это делать, но этому не учат, как ты понимаешь. Только защите".

Судя по удивлённым взглядам, карман видели все. Колыван разводил руки, а шарик всё увеличивался. И вот уже стал больше него самого, поглотив любимого. Тот исчез за оболочкой шара почти в одно мгновение. А вот карман виден и продолжает расти. Поравнявшись с нами, прошёл сквозь нас, не вызвав никаких неприятных ощущений, будто мыльный пузырь, но при этом не лопнул, и глаза не защипало. Он вырос до размеров комнаты и пропал.

— Это защита от посторонних и от ваших действий, чтобы дом не пострадал.

Теперь Колыван зажёг свечу и поставил на стол.

— Огнём я не владею, поэтому рисковать не станем. Но свет нам нужен, почти полностью стемнело. Занимаемся совсем немного. Полчаса. Потом сказка и спать. Ясно?

"Огонь не настоящий?"

"Тоже мара. Но поверить в то, что мы можем видеть в темноте, сложнее, чем в то, что я зажёг свечу и стало светло".

— Да, — ответили дети хором.

— Теперь следует уяснить вот что: любой человек в той или иной мере умеет управлять силой окружающего пространства и своего тела. Кто-то лучше чувствует потоки волшбы, кто-то хуже, но каждый человек — волшебник от природы.

Муж ещё много чего говорил, но я всё это знала, хотя и мелькало что-то необычное. Но поняла, как можно попробовать разобраться с даром младшеньких.

Поэтому переместилась к краю стола и принялась возиться с растениями, которыми не занималась с тех пор, как покинула отчий дом. Не мешало бы пересадить их.

Крикун ко мне потянулся, стал помогать. Мамы ему не хватает! И хоть Колывана внимательно слушал, но подустал. Обняла братика да погладила. Стала рассказывать, что к чему. Матушка поливала мои цветочки, но в остальном не ухаживала. Вдруг Крикун этим займётся? Братишка с удовольствием носил мне заготовленную с лета ещё мною землю, удобрял да придерживал растения, пока я заговаривала да пересаживала вместе со старым грунтом.

Пока рассказывала, заметила, что ко мне подтянулся Жар, пересел поближе да слушает.

Колыван позвал Лиса в другой конец комнаты, чтобы мы не мешали друг другу. Лис — точно воин. И Колыван ему постарается дать, как можно больше.

— Иди-ка сюда, Жар, — позвала я. — Закрой глаза. Соедини ладони, потри их, — решила усвоить услышанное. Медленно разводи. Достаточно. Чуть сведи, вновь разведи. Что ощущаешь?

— Будто упругий мячик в руках. Он видим?

— Пока нет. Да оно и не нужно. Волшбу не нужно другим видеть. А вскоре ты научишься её творить лишь силой мысли и руки будут не нужны.

Я улыбнулась. Но это наша сила, независимо от дара.

— Теперь подставь ладошки, сохраняя ощущение шарика на обеих.

Я подошла к ведру с землёй, мягкой, точно свежевыпавший снег. Погладила её, зачерпнула с нежностью и осторожно высыпала на ладошки горсточку земли.

И земля смешалась со сферами, слилась в одну, и стала менять свою форму. Я, как завороженная, глядела на волшбу брата. То сфера становилась ручейком, то звёздочкой, то вновь мячиком, то деревцем.

— Так, Жар, теперь осторожно положи сюда шарик, — сказала я, подставляя горшок с комнатным деревцем-папоротником и направляя руки брата.

Он положил землю. Увидела искорки на песчинках. Зарядил её. Но это лишь излишки нашей энергии. Так что ничего страшного, что он её потратил.

— Всё, отпусти форму. Представь, что она осыпается песочком.

Шарик развеялся, опав землёю в горшок.

— Молодец! На первый раз достаточно. Мы закончили. Поможешь переставить растения на подоконники?

Средний братик с удовольствием стал помогать, а вот Крикун притулился ко мне, засыпая.

Хотела взять его на руки, но муж вмешался:

"Не вздумай! Дай мне пять минут".

"Хорошо".

"Пусть Жар идёт помоет руки да ложится в постель".

Как только Жар закончил с первым заданием, передала указания Колывана, не забыв похвалить его.

Погладила младшенького по головке. Он уже почти заснул. Спела ему в полголоса колыбельную.

Тут и муж освободился, взял Крикуна на руки и понёс наверх. Я подошла к свече, оставшейся гореть на столе, погружая столовую в полумрак. Прикоснулась к огню, жжётся. Прямо как настоящий! Но это мара, а значит... Представила, что это — всего лишь трёхмерное изображение, и силой мысли я задуваю её. Открыла глаза. Темно, не видно не зги. Зря я так рано загасила свечу. Закрыла глаза и пошла наверх на ощупь. Надо будет попробовать самой создать подобную. Но не сегодня. Колыван должен проследить. Всё же под сердцем дитя ношу. И если использование дара никак не сказывается на внутренней силе, то вот эта волшба — не знаю.

Почувствовала мужнино одобрение. Он был рад, что я приняла такое решение. Послала ему волну любви. И получила в ответ не меньшую.

Когда выходила из комнаты, ощутила, что тонкая плёнка обволакивает моё лицо. Значит, вот она — граница установленной защиты. Сделала шаг назад. Значит, здесь я могу творить волшбу, не боясь последствий? А если попробовать сотворить свечу, подобно мужниной?

Закрыла глаза, стараясь вообразить горящую свечу, свет, идущий от неё и освещающий вокруг. Как муж говорил? Верить, долой сомнения! У меня всё выйдет!

Представила, отринула сомнения, резко распахнула глаза. Свеча зависла прямо передо мною. И даже огонёк движется от моего дыхания! Ура, я смогла!

"Умница!" — похвалил муж.

Улыбка появилась на устах. Значит, и невозможное возможно!

Впереди виделась плёнка.

А что станет со свечкой, если я выйду из защиты?

"Ничего. За пределами кармана её не существует".

"Да, но она ведь явна. Или это всего лишь моё разгулявшееся воображение?"

"А это зависит от того, как ты это представляешь. Существует ли оно в яви".

То есть, если я беру свечку в руку, представляя, что она на ощупь восковая (сжала пальчики вокруг неё), и несу её сквозь плёнку (проношу насквозь), то... карман исчезает, слышу звук лопнувшегося мыльного пузыря, а вот свечка в моих руках остаётся. И она освещает лестницу наверх.

И я поднимаюсь, со свечою в руках, иду в комнату братьев, где уже муж уложил мелкого в постель, подоткнул одеяло, подходит к отцовскому креслу, садится, притянув меня к себе на колени.

И задувает мою свечу, погружая комнату в ночную мглу. Но я продолжаю ощущать её в своих руках, испытывая восторг и внутренний трепет.

Положила голову мужу на плечо. Наконец-то мы можем побыть вместе. Мне не хватало этих прикосновений целый день, его запаха, его мягкой бороды, щекочущей мне ушко. Муж нежно поцеловал в уста, потом отстранился и спросил старшеньких:

— Так что общего в сказке Кащея да матрёшке?

— Одно вкладывается в другое, — сказал Лис. — В матрёшке это одна и та же куколка, и их пять.

— А в сказке про Кащея яйцо, утка, заяц, сундук, дуб. Тоже пять. Это что-то значит? — добавил Жар.

— Да, пять оболочек. Но на самом деле их гораздо больше. Матрёшка от какого слова?

— Мать, матерь? — предположил Жар.

— Верно.

А муж свою руку положил мне на живот. Ощутила тепло, льющееся во чрево. Общается с дочкой или делится силой?

"Подпитываю вас," — ответил муж.

— Вы что-то слышали про наши тела?

— Тела? Плоть и кровь? — кажется, Лис спросил. Я просто купалась в мужниной силе, и мне было очень хорошо.

Муж вздохнул.

"Я тоже не слышала".

— Образов у матрёшки много. Это и Род, материнство, многомерность в едином, и единое во множестве. Как мать родит детей, и они являются все частичками её, так и в каждом из нас есть множество тел. Раньше их так и называли — телеса! Пощупать мы можем лишь одно, то, что находится в Яви, потому что щупаем явным телом. Но ощущать другие можем другими своими телами. Так вокруг явного тела находится жарье. Оно жарит, подобно Жар-птице, полыхает, будто огонь, отвечает за наши чаяния, желания, намерения.

Далее идёт навье тело. Оно отвечает за наши чувства и ощущения. Следует над ним клубье тело (тело ума и разума). Пятое — причинное тело. Это наша карма. Причинно-следственные связи, наш норов и недостатки явного тела, заложенные при рождении. Шестое — колобье тело — тело чутья и духовного ума. Седьмое — дивье — наша душа. Тел, на самом деле, много, но важно знать, что они есть. А познать их можно лишь самому. Этому невозможно научить. Можно лишь научиться их пользовать. Постепенно, шаг за шагом. Завтра покажу матрёшку настоящую, а теперь — сказку! Только никаких вопросов! Засыпайте, слушая. А за ночь разложите всё по полатям* и завтра обсудим.

Примечания по главе:

Поручье* — инвентарь, инструмент ручной.

Полати* — подэтаж, второй ярус в избе, используемый для вещей или как спальное место для детей. Полати* (Даль), сев. вост., палати южн. зап. (палаты вероятно от Pallast, palaz, а полати — от половина) ж. мн. вообще, помост или подмост, настилка, поднятая выше пола и головы; затем: помост в крестьянск. избе, от печи до противной стены (над дверьми, и к койнику, либо по другую сторону, к кути); три угла палатей примыкают к стенам, четвертый к голбцу или палатному столбу, а настилка лежит, в одну сторону от столба, на палатном брусе, в другую же — на воронце; это род полуэтажа, антресолей, полезных, ради тесноты в избе и для тепла; общая спальня. Встарь, полати бывали и в боярских хоромах.

Глава 18

Поведав о матрёшке, муж рассказал немного иную сказку, чем я знала раньше, о Кащее* — довольно длинную, о похождениях славного воина Славорона, отправленного на помощь индийскому царю Ценувирану старо-славенским князем Асаном.

По дороге в Индию воин повстречался в землях Иксора с кабалистом Тугорканом, передавшим свои знания и имя герою, добыл себе коня Златокопыта и меч Самосек.

Тут же последовал вопрос детей, кто такой Иксор. Вот тебе и не перебивают, и засыпают. Хотя мне тоже было интересно, о таком имени даже не слыхала.

— Иксор — Всевышний у индийцев, сотворивший Вселенную из яйца с семью скорлупками, оное яйцо раскололось надвое, а внутри перепонка, разграничивающая четырнадцать небес. Раз уж вы спросили, то вспомните наши сказания о сотворении мира. Но молча. Обсудим завтра.

После этого сказка продолжилась:

— Явился славный воин пред очи царя Ценувирана, тот принял его со всеми почестями и открыл причину вражды к королю Кащею. Индийский царь прознал, что у Кащея белый слон был. По закону ж, иметь белого слона может лишь он, а род Кащея должен подвернуться уничтожению. Но он, милосердствуя, написал, чтобы Кащей отдал свою диковинку и склонился пред ним на коленях, ведь Ценувиран всем царям царь, а закон, установленный ещё его предками, тот нарушил. Иначе ему объявляют войну.

Король Кащей удивился таким речам да и ответил, что перечислять титулы Ценувирана не станет, ибо не разумеет их, а марать бумагу не видит смысла, да и то не соответствует правде. Законов, установленных предками Ценувирана он не знает, ибо они не спрашивались ни с кем, кроме своей гордыни, и пусть поддержали их те, которые боялись его. На слоне выезжать он такой же охотчик, как и Ценувиран, поэтому и дальше ездить будет. Что до угроз, то он мало опасается их, да и просидит и дальше на своём престоле и ниц не падёт, как то воображает Ценувиран.

И главному герою поручают убить короля Кащея, так как он сгубил два леодра* воинов царя.

К царю Тугоркан испытал лишь отвращение, ведь тот сгубил два леодра человек только из-за своей гордыни. Но услышав о том, что Кащея прозвали Бессмертным, что его никто убить не может, герой идёт против Кащея, во главе войска царя царей, узнав по дороге молву о смерти Кащея. Что надо найти на дне Окияна камень, в котором есть утка, в утке яйцо. Вот тем яйцом следует ударить Кащея в лоб. Только Тугоркан молве не поверил, ещё и охотчиков раздобыть яйцо пытался переубедить, а пошёл в бой со своим конём и мечом. Вначале мечом Самосеком перерубил зачарованную броню Кащея, а после срубил ему голову.

Дальше дети слушать не стали, уснув. А любимый поднял меня на руки и отнёс в нашу комнату. Я уже тоже засыпала.

Ощутила нежный поцелуй и шёпот: "Спи..."

А на утро дети наперебой рассказывали, что им приснился Кащей. И что он вовсе не был злым, а ещё Лис вдруг сказал, что воин должен быть справедливым, в первую очередь защищать слабых, а не служить тому, кто подвержен гордыне.

— А почему воин пошёл помогать недостойному правителю? — спросил Колыван.

Лис задумался, а после пожал плечами, желая получить ответ.

— Ты сперва подумай сам. А вечером обсудим.

— Дядя Колыван, а мне сказку про Кащея расскажешь? — спросил младшенький, он ведь уснул ещё в столовой.

— Расскажу, пойдём, поможешь мне починить крышу...

Старшенькие тут же оживились, предлагая свою помощь.

Хлопот оказалось невпроворот. И речь даже не о лавке. Как узнала от старшеньких, мама в последнее время не очень хорошо себя чувствовала. Поэтому делала лишь основное, то, без чего не прожить. Частично мальчишки помогали, но... не всё.

Много одежды пришло в негодность, из чего-то братья выросли, какую-то одежду разорвали да так и не зашили. Решила поучить их женскому рукоделию, когда они освободились от починки крыши. В жизни всякое может пригодиться. Тем паче Лис в армию идёт, уж точно должен уметь всё делать сам!

Покупателей было немного, поэтому вполне справлялись со всем.

За житейскими хлопотами времени подумать не нашлось. К вечеру я уже валилась с ног и засыпала на ходу.

— Я прилягу, ты не против, — спросила мужа после ужина, нагрузив детей уборкой и мытьём посуды.

— Я тебя отведу, — Колыван заботливо приподнял меня за стан, внёс по лестнице на второй ярус.

— А занятия будут? — послышался вослед голос Жара.

— Будут. Готовьтесь ко сну, как зубы почистите и помоетесь, позовите, я приду.

— А матрёшку так и не показали, — буркнул Лис.

Опять накручивает себя!

"Не переживай, со временем будет лучше собой управлять. Но этому лишь он сам может научиться. Тут уж ничего не поделаешь".

"Научится, да. Я ведь тоже научилась. Просто плохие мысли надо отгонять да недопускать их".

"Ты умница!" — похвала оказалась приятной.

"Ты — тоже".

"Я всё равно порою перестраховываюсь..."

"О, значит, подобно Лису был?"

"Да, был".

Я обняла мужа, прильнув всем телом. Мой защитник!

Он внёс в тёмную комнату, положил меня на постель.

— Мне тоже надо ещё помыться и зубы почистить.

— И мне.

И меня подняли сильные руки и отнесли в банную, где в полной темноте раздели. Темнота дарила остроту ощущений. Хотя небольшой светящийся шарик завис где-то под потолком. Шарик, который создаётся силой мысли! Надо мне тоже попробовать, но... Не сейчас.

— О, а куда это ты собрался? — улыбнулась я, видя, что муж снимает рубаху.

— Да тут, к жене, понимаешь ли...

— К жене. Вот как! А как же я? — наигранно надула губки.

— А ты... — сделал вид, что задумался. — Второй женой будешь?

— Э, нет, только первой! — с трудом сдержала улыбку.

— Ну, как скажешь! Первой, так первой!

Такая трактовка покоробила, поэтому поспешила добавить:

— И единственной!

— О, единственной! Ну, как скажешь, родная!

Я обняла мужа, влезшего ко мне под душ. Он подарил мне поцелуй, и принялся меня намыливать. На руках у него образовались мозоли от сегодняшней работы по дому, они чуть царапали кожу, но в то же время, щекотали и дарили маленькие искорки. А под водой выглядело так, будто поверх кожи на мне одежда из воды, которую муж движет своими руками, даря жар, покалывание и свечение.

А пока мылись, я постаралась увидеть матрёшку мужа. И увидела. Точнее не так. Я увидела свет вокруг него. Будто кожа светится. Но ведь муж говорил про тела, множество тел. И вдруг оказалось, что я нахожусь в пространстве, освещённом разным светом. Я глядела по сторонам и пыталась найти границу разложения света на разные цвета. Мои руки тоже светились, красным. Как и мужнины. Но дальше начинался оранжевый свет, и он уходил за пределы комнаты.

— А как же ты покажешь детям матрёшку, если она не вмещается в пределах комнаты?

— Это как огонь, у которого можно увидеть много цветов пламени. Все они начинаются из источника, обволакивая физическую оболочку.

Я опустила взгляд вниз. Действительно, под стопами начиналось яркое пламя, но стоило присмотреться, как свет раскладывался на цвета радуги, начинаясь с физической оболочки, подсвеченной красным цветом. И это пламя ширилось от тела к телу, обволакивая предыдущее, будто, и правда, вложенная матрёшка.

Кажется, я даже не дышу.

"Можно и не дышать".

"Разве я не задохнусь?"

"Пока ты не вспоминаешь о дыхании, ты вполне можешь без него обходиться".

А ведь он прав. Но всё равно рано или поздно о дыхании вспоминаешь.

"Есть особые упражнения, благодаря которым можно научиться дышать кожей, или задерживать надолго дыхание".

Муж, проведя, едва касаясь, по спине рукой, обнял меня за талию, чем заставил смутиться. Порадовалась, что свет выключен, огонёк под потолком погас, а цвета наших тел искажают румянец на щеках.

"До сих пор смущаешься," — утверждал он.

"Но ты ведь не видишь".

"Я ощущаю твои чувства".

Точно! Я уже про это и забыла, как мы стали мысленно разговаривать.

"Ты свет нарочно выключил".

"Свет не нужен. Мир прекрасен и так".

Значит, муж всегда видит всё в таком виде.

Я подняла взгляд на него, стараясь понять, как именно выглядит он сейчас, в этом огне матрёшки.

И увидела не отдельные тела, а сияющие разноцветным светом нити, из которых состоял муж, в том числе и борода и длинные волосы имели особый свет. Не видно было больше лица, лишь энергетические сгустки вместо глаз, рта, на месте ушей. Это невозможно было описать, но ощущение узнавания появилось неожиданно. Я его знала, на уровне всё тех же чувств, только сейчас я увидела всю эту светящуюся красоту, душу, суть.

"Ты меня так же видишь?"

"Не совсем. Впервые лишь тогда, когда увидел, как ты радуешься этому миру, тогда что-то внутри щёлкнуло, и я раскрыл своё восприятие. Видел тебя не такой, как сейчас, но ты уже выглядела как богиня весны Леля".

"А все люди выглядят примерно одинаково?"

"Нет. Все по-разному, и меняются в зависимости от своего развития. Но сколько смотрел, как бы ты не менялась, а мой взгляд всегда приковываешь".

Я улыбнулась.

"А когда ты улыбаешься, ты меняешься".

Хотела спросить как, но увидела его улыбку, и будто мир взорвался леодром красок, цветов, сияющих ниточек. Не знала, что возможно ещё сделаться мужу красивее.

Он наклонился и едва прикоснулся ко мне устами, и что-то во мне изменилось. Будто хлынула вся эта сила внутрь меня, сливаясь со мною, становясь единым целым. А за спиной ощутила, как разворачиваются крылья. Крылья счастья и чего-то волшебного.

https://i.pinimg.com/originals/78/52/7e/78527ee62f1f43ada62c2147429436eb.jpg

http://samlib.ru/img/c/chiba_u_k/kamen-grad/1-7.jpg

http://samlib.ru/img/c/chiba_u_k/kamen-grad/12647511-217836078562993-4451647902286784935-n.jpg http://samlib.ru/img/c/chiba_u_k/kamen-grad/5.jpg http://samlib.ru/img/c/chiba_u_k/kamen-grad/78527ee62f1f43ada62c2147429436eb.jpg http://samlib.ru/img/c/chiba_u_k/kamen-grad/9247-plakat-32x24-17x13-trip-aleks-serye-steny-plakat-home-decor-nastennye-naklejki-plakat-naklejka-050.jpg http://samlib.ru/img/c/chiba_u_k/kamen-grad/art_paintings — 03_31-1920x1200.jpg http://samlib.ru/img/c/chiba_u_k/kamen-grad/dbjzdssxcaauirv.jpg http://samlib.ru/img/c/chiba_u_k/kamen-grad/e92a499dc896cb92f69803b20c392dea.jpg http://samlib.ru/img/c/chiba_u_k/kamen-grad/maxruuesdefault.jpg

Он вынес меня на руках из банной и уложил на постель.

— Спи, родная, я скоро приду.

— Братья ведь ещё не звали.

— Они уже заканчивают, не хочу, чтобы тебя разбудили.

Я довольно улыбалась. Он станет замечательным отцом.

— Колыван...

— Да, родная.

Хотела попросить добавить смешного в сказку, но передумала. Он лучше меня знает, что деткам нужно. Ведь воспитание — ведающий отеческим словом питает. Мама может любить, лелеять, ухаживать, а воспитывать может лишь отец. И пусть Колыван пока им не стал, но скоро станет. Совсем скоро...

— Доброй ночи, интересных снов! — пожелала я.

— Доброй ночи и спокойного сна!

Улыбка озарила пространство вокруг меня, а ответная — вокруг супруга. Всё вокруг действительно видно. Никакой свет не нужен, ведь он уже есть.

— Спи... — прошептал ветер. Веки отяжелели, и сон поглотил в свои объятия.

* * *

Дни сменялись днями. Мы уже так освоились в моей семье, что казалось, что так было всегда. И ведь действительно ощущали себя родИной*. Иногда пересекались с моими родичами, вели с ними дела, порою к нам присылали на обучение кого-то из племянников или двоюродных, троюродных братьев или сестёр.

И все было ладно, но к вечеру, когда муж непременно занимался волшбою с братьями, я валилась без ног.

Правда, мне снились сны, где я летала в пределах дома, слушая голос и объяснения Колывана, наслаждалась сказками, рассказанными им. А потом, когда муж освобождался и ложился рядом, улетала вместе с ним путешествовать по миру.

Одна не боялась, просто хотелось вместе с ним познавать что-то новое, иметь общие приключения. Единственное место, где мы не были — Камень-град. Мы его будто стороной обходили, ведь хотели по нему соскучиться. Слетали и к родителям моим, удостоверились, что у них всё хорошо. Они действительно познавали мир заново, новым осознанием своей сути. Казалось, что они помолодели лет на двадцать. Правда, во взгляде иногда появлялась тоска.

— Надо возвращаться домой, — молвил батюшка.

— Надо. Как там наши сыновья? Справляются ли дети?

— Наверняка справляются, — утешил батюшка. — Но возвращаться нужно. Всё же дети наши, а им надо набраться сил перед рождением своего чада.

— Беляна тяжела? — удивилась матушка.

Отец усмехнулся и с любовью и нежностью посмотрел на матушку.

— Не только она.

— А кто? — удивилась эта родная мне женщина, а в глазах смешинки.

— Будто ты не знаешь...

— Вот бы сюда деток привезти. Чтобы они тоже узнали, что такое море.

— А в лавке кто будет? — отец хоть и спрашивал, да ответа не требовалось.

— Думаешь, Беляна с Колываном не справятся?

— Справятся.

— Давай попросим их привезти... Я так соскучилась...

— Нет, надо возвращаться. С утра свяжемся с сыном.

— Перенесёт?

— Нет, полетим на корабле сами. Это и впечатления новые, ты ведь и не летала никогда, да и не стоит волшбу по пустякам расходовать.

— А пусть не расходует.

— Что ты имеешь в виду? — не понял отец.

Любимый внимательно слушал. Я бы сказала, навострил ушки.

Но тут же взял меня за руку-мару и захотел вернуться домой. Мы проснулись.

— Доброе утро! Что матушка имела в виду?

— Что расходовать силы действительно не нужно.

Я окинула взглядом искрящееся пространство и поняла. Сила находится вокруг нас, как часть Всевышнего, часть нашей Вселенной. В каждой точке, каждой клеточке, куда бы мы не двинулись. Везде. Её просто нужно ощутить.

А ещё подумалось, что для перемещения в снах силы тоже не нужны, они достаточно легко черпаются нашим подсознанием, достаточно лишь мысли и желания. Не даром самой быстрой считается мысль.

Да и я перемещала нас в Индию Изначальную силой своей мысли и желанием.

Муж нежно сжал мою руку. а в следующий миг мы оказались в комнате ребят.

— Представьте, что вы всё можете! — прошептал Колыван, но казалось, что это ветер шепчет. — Даже перемещаться в другие места силой своей мысли. Куда бы вы хотели попасть?

— К бате и маме, — шепнул Крикун.

— А теперь представьте себя там. Представьте окружение вокруг.

Появился шум волн. Они накатывали друг на друга. И я их так ярко представила, что казалось, уже нахожусь там. Галька, море, сбоку нежно пригревает спину встающий Даждьбог*.

А муж взял и потянул меня из комнаты.

— Нет, родная, не ты их переносишь, а они сами. Не думай сейчас ни о чём!

— Думаешь справятся?

— Чем младше, тем легче поверить в чудо. Нет условностей, нет границ. И лишь взрослые эти условности навязывают детям. Поэтому учиться можно лишь самому.

— А если их занесёт не туда? Они же никогда не были на море, не представляют, как оно выглядит на самом деле.

— Я наложил привязку к ним. Найдём их, не переживай. Вот и поглядим, кто справится лучше.

Успокоил. И правда, чего представлять то, чего не хочешь, чтобы случилось. Надо просто верить, что будет всё прекрасно! И всё! И это даёт силы тому, в кого веришь.

Муж просиял. А я верила в него, верила в братьев. Всё у них выйдет!

Мы заглянули в детскую комнату, в которой уже никого не было.

— А починить пол не хочешь? — спросила у мужа, услышав, как скрипнула половица.

— Нам здесь делать больше нечего, Беляна. Хозяин у этого дома не я. Я лишь помог немного. Но на самом деле крышу чинили Лис, Жар и Крикун. Это их дом. Да и ты, я гляжу, тоже постаралась оставить всё на прежних местах, лишь прибрав сор, да сшила новую одежду братьям.

Я кивнула. Да, постаралась помочь так, чтобы не было заметно чужой руки. Всё же это больше не мой дом.

— Пойдём, позовём твоих родичей, мы уезжаем. Пусть кого-то пришлют в лавку.

Мы вызвали извозчика и поехали к моему дядьке, хотя только-только светать начало.

Тихонько силой ветрой постучал муж в его спальню на втором ярусе.

— Он встал, — шепнул любимый.

Мы подождали минут пять, присев на завалинке. А я вспоминала, как мелочью лазила в его огородике у дома. И всегда вызывалась именно к дядьке пойти помочь, чтобы зайти на маленький огородик саженей в три на три во дворике. Меня как раз на него и отправляли помогать. Ну, это пока маленькая была. Именно тогда и завела себе комнатные растения, поглядев, как тётушка к весне рассаду на окнах выращивает. А сейчас огородик выглядел малость заброшенным. Не убранным к весне, не подготовленным.

На порог вышел дядька, склонился в земном поклоне, здороваясь с Даждьбогом. Мы подскочили с лавки.

— Здравия, дядюшка, — поздоровалась я, склоняясь в земном поклоне.

— О, какие люди! Здравия, дочка! — он меня обнял и шепнул: — А ты изменилась, похорошела.

— Правда?

Кивнул, затем обратил внимание на Колывана. А муж-то высокий, выше всех моих родичей. Пришлось дядьке закидывать голову.

— Ого! Где твой отец такого зятя нашёл?

— В Камень-граде.

— Вот так? — он осмотрел Колывана со всех сторон.

И хоть муж не широк в плечах, но здоров, да!

— Здравия, сын мой! Так ты царю-батюшке служишь? Сказывали, что он себе полк отборный создал, из великанов.

— Да, было дело, — ответил супруг, — но нет, я не вхожу в то войско, ростом, хвала богам, не вышел!

— Не вышел? — присвистнул батюшкин брат. — А кто же вышел, какого росточку?

Колыван вытянул руку над своей головой. А я прикинула, что раз уж Колыван урам по пояс, то отборные войска почти до плеч. Это что же, выходит, царь хотел почти сравнять свой полк с урами. Боится их?

— Заходите, дети, чайку попьём, — и повёл нас в дом.

— Так мы собираемся на летучий корабль, — сказали, проходя вслед за ним в дом и раздеваясь да разуваясь.

Невежливо разговаривать на пороге. И хоть дома был ещё сумрак, но муж зажёг светящийся шарик, осветив всё вокруг. А потом, получив мой кивок, спрятал того в карман. Но я уже всё видела вокруг, и дополнительный свет оказался не нужен.

Поблагодарила мысленно любимого. Помогает мне поверить в свои силы, что я могу видеть в той же темноте.

— А братья? — продолжил из стряпчей допытываться дядька.

— К родителям их отправили, отдохнуть чуток на море, — ответил муж, решив отвечать за нас.

— Самих? — удивился родич.

— Так, чай, не маленькие!

Дядька ухмыльнулся. Даже я считала Лиса уже большим. Про Жара не сказала б, но и он уже отрок.

— Давно пора! — согласился дядька. — А к нам зашли попрощаться?

— Ну да, лавку ж надо открывать, а мы уезжаем, — вставила словечко я.

— Понял!

Дома царила тишина. Видно, все ещё спят. Чудно, что жена дядьки не встала спозаранку.

— А тётушка где? — удивилась я. Может, поехала в гости к родителям?

Дядька взгляд долу опустил. Только сейчас заметила морщины, залёгшие под глазами и между бровей, да и седину на висках. Постарел. А ведь он лишь на пару лет старше батюшки. Полвека разменял только.

— Ты не знаешь?

— Что не знаю?

— Маруся нас покинула.

Как? Когда? Но вслух сказала лишь:

— Сварги Пречистой тётушке! — сказала я, понимая, что её в Яви больше нет.

Мы помолчали. Я вспоминала, как мелочью познакомилась с тётушкой. До чего же светлая она была. Прямо лучилась своей добротой. И огородик разбила во дворе. Теперь понятно, почему огородик заброшен.

"Иди, я потолкую с дядькой," — молвил мысленно Колыван.

— Дядюшка, я отойду ненадолго...

— Иди, дочка! — кивнул он.

А я ушла в сени, накинула свой тёплый плащ, взяла поручье да стала возиться с рассадой. Та зачахла в сенях на окнах, едва живая была. Похоже, её собрались выкинуть, раз уж из тёплого дома в сени убрали. Значит, тётушка не так давно покинула этот мир. Вздохнула. Надеюсь, пошла дальше, по Золотому Пути.

Пока возилась, рассада ожила, встрепенулась, потянула свои листочки навстречу солнышку. Я переставила все горшочки на другое окошко, где солнышко дольше задерживалось. В дом уже не понесла. Надеюсь, дядька увидит — переставит.

Того, что дала этим растениям, надолго хватит, до осени. И урожай достойным будет.

Вернувшись в дом, поднялась наверх к деткам малым. Поцеловала каждого. А они... приняли меня за маму. Да, мы чем-то похожи, обе беленькие.

— Мамочка не уходи... — трёхлетняя девочка обхватила мою шею своими малюсенькими ручонками. Моя двоюродная сестричка Светочка. Вся в мамочку пошла. Такая же светленькая.

Я погладила её по головке:

— Она всегда будет рядом.

Ох, как тяжко, должно быть, деткам да мужу. В один миг вот так лишиться жены и мамы. Как же Колыван переживёт мою смерть?

"Опять за своё?" — заворчал муж в моей голове.

"Всё-всё, я в порядке!" — заверила его, отгоняя грусть.

Деткам подарила по поцелую и тихонько ушла, стараясь не разбудить.

— Нам пора! — сказала я, заходя в стряпчую.

— Уже уходите? Может, задержитесь... Погостите...

— Нет, на летучий корабль опоздаем, — встрял муж, понимая, что мне необходимо уйти, пока я вновь хандре не поддалась.

Когда уже уходили, услышала плач крошки.

— Мамочка! — душераздирающе прозвучало. — Не уходи!

Муж крепче сжал мою руку, даря поддержку.

— Ой, Светик, гляди, мамина рассада ожила, — дядька увидел растения, приподнявшие свои листочки, взял два горшочка и пошёл в дом. — До встречи! — шепнул нам. — Сами закроете, ладно?

Мы кивнули.

— Мама приходила! — сестричка была где-то рядом и уже не плакала. — Она сказала, что всегда будет рядом!

На душе потеплело. Ну и замечательно!

Мы же с мужем незаметно ушли, сев в коляску с ожидающим нас извозчиком.

— В лётный стан, будьте добры! — молвил муж.

А я задумалась, от чего могла умереть тётушка.

"Несчастный случай. На ярманку* поехала в соседний город, а оползень случился, и её завалило. Больше никто не пострадал".

"Тебе не кажется, что это подозрительно? Ведь случайностей не бывает".

"Не случайность".

"И? Ты ведь страж!" — намекнула на расследование.

"Мы не будем в это лезть".

"Почему?"

"Потому что она выполнила своё предназначение".

"Думаешь?"

"Ничего не бывает просто так".

"Но она ведь была ещё молода!"

"Кому-то и жизни не хватает, чтобы выполнить своё предназначение, а кому-то и десяти лет достаточно".

"А тёмные сущности замешаны могут быть?"

"Беляна, родная..."

"Меня же пытались тоже убить, много раз..."

"Но не убили же".

Он прав.

"У меня был ты!" — привела весомое доказательство.

"И у неё тоже есть муж. Обстоятельства, родная, создаёт Макошь и её дочери".

Я вздохнула, признавая его правоту.

Но неужели природа не могла предупредить её об опасности? Куда она ехала и зачем? Почему одна?

"Ты не успокоишься, да?"

"Я не могу так просто забыть об этом".

Так хотелось, чтобы любимый был рядом, чтобы помог с расследованием. Но я не буду настаивать и просить.

— Планы изменились, — сказал муж извозчику. — Возвращайтесь обратно к тому дому, из которого мы только что вышли.

Что муж задумал? Хочет с дядькой пообщаться?

Когда же мы подъехали к дядькиному дому, извозчик уточнил, нужен ли он ещё.

— Да, нужен. Мы кое-что забыли. Обождёте нас?

— Поедем к лётному стану? — уточнил извозчик.

— А этого обещать не могу. Жена может и передумать.

— Двойная цена!

— Идёт!

Дядька вышел на порог, будто ожидая нас. Поэтому мы заспешили к нему.

— Я знал, что вы вернётесь, — молвил он. — Вот это — подарок тебе, Беляна, к замужеству.

И протянул вышитое одеяло.

— Маруся вышивала.

Я взяла, поблагодарив.

— Но не за покрывалом же вы вернулись.

"Давай, дерзай! А я в сторонке постою, послушаю".

— Дядь, а тётя почему одна в тот день была? Почему вы вместе не поехали? — начала я своё расследование.

— Мы собирались вместе ехать. Но с утра она сказала, что ей ехать обязательно, а нас просила остаться дома. Почему, не сказала, но... если бы мы поехали вместе, то и погибли бы тоже вместе.

— Она могла тоже остаться.

— Нет, не могла, — возразил дядька. — Не знаю, что ей приснилось, она не сказала, обещала рассказать после обеда, если всё будет хорошо. Но, думаю, она знала, что покинет нас.

Я потупила взгляд. Как же так? Неужели, и правда, так сложились обстоятельства, так сплела судьбу Макошь?

— А где это произошло?

— На тракте, у Кошкиной горы.

Тракт обычно оживлённый, там ведь летучий стан находится.

— У стана?

— Да. Прямо под станом. В тот день даже корабли не летали. Если б не Маруся, стан бы не закрыли, могло погибнуть много народу.

"Что ещё спросить?" — спросила совета мужа.

"Не знаю. Ты ведь ведёшь расследование".

"А ты помогать не будешь..."

"Уже помогаю, рядом нахожусь".

— Благодарю, дядюшка! Не буду больше вас тревожить, — и я обняла его, простившись.

Мы вновь поехали тем же путём.

— К Кошкиной горе, — сказала извозчику.

"Мы ведь не в стан едем," — догадался любимый.

"Кто-то хотел, чтобы погибло много народу. Зачем?"

"Не лезь в это, родная!" — только прозвучало как приказ.

"Почему?"

"Тётушка должна была погибнуть. Боги сделали так, что никто больше не пострадал".

"Но ведь кто-то..."

"Я запрещаю. Мы просто улетим домой".

Пришлось согласиться. Это как переиграть тех троих в роще. Возможно, они тоже в этом замешаны.

"Если б тётушка не поехала, погибли люди на корабле. А если б поехала с семьёй, то дядьки и двоюродных братьев и сестры у тебя не было," — поделился своим мнением супруг.

Пришлось глубоко вздохнуть и согласиться. Стоит ли лезть в это расследование, сыщу ли концы? А если замешан кто-то высокопоставленный, то подвергну угрозе не только свою жизнь, но и близких. Пожалуй, муж прав.

Мы уже подъезжали к Кошкиной горе.

— Возвращаемся домой? — уточнил муж, пока мы ещё не остановились.

— А ты куда-то ещё хочешь? — уточнила я.

— Мне хорошо там, где ты. У нас до осени ещё есть время, можем попутешествовать, вернуться всегда успеем.

А я вспомнила котёночка, которого мы поначалу взяли, да муж своим родителям отдал.

— Заберём его? — объяснять кого, думаю, не нужно.

— А ты точно готова? Давай сперва навестим моих родных да твою подругу.

Весняна! Точно, она ведь из Ярцево, как и Колыван! А я забыла совсем! Хороша ж подруга!

— А мы можем ей кристалл связи подарить?

— Можем. Что-то ещё?

— Пойдём на рынок в Камень-град? Может, ещё что-то присмотрю ей... Да и твоим родителям гостинцы не помешают.

— Значит, домой?

— Да, домой! А потом уже к твоим...

Мы уже остановились около лестницы, ведущей к лётному стану. Муж расплатился с извозчиком, потом протянул мне руку и, улыбаясь, потянул к лётному стану.

Примечания по главе:

леодр* — миллион в старославянском счёте в малом числе.

Король Кащей* из сказки "Повесть о коне Златокопыте и мече Самосеке" стр. 33 (6 книга) в этом сборнике из 5-6 книги стр. 337(с номером 33)

https://books.google.ru/books?id=1QkZAAAAYAAJ&pg=RA1-PA54&dq=%D0%A6%D0%B5%D0%BD%D1%83%D0%B2%D0%B8%D1%80%D0%B0%D0%BD%D1%83&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwi-94jk2tPgAhWRk4sKHdVYB28Q6AEIKDAA#v=onepage&q=%D0%A6%D0%B5%D0%BD%D1%83%D0%B2%D0%B8%D1%80%D0%B0%D0%BD%D1%83&f=false

родИна* — семья, от слова Род.

Даждьбог* — Тарх Перунович, бог солнца у славян. Дающий бог. Сын бога грома и молнии Перуна. Муж Живы.

Ярманка* — яр манящий, ярмарка, куда свозили избыточные товары для торговли.

Макошь* — богиня судьбы. Её дочери Доля (Среча) и Недоля (Несреча) — богини счастливой и несчастливой судьбы.

Далее финал можно прочитать на Продамане, предварительно авторизовавшись и попросив доступ.