Поговори, царь батюшка поговори. За разговором всегда человека видно, — согласился князь Шуйский, — но если дело завертелось, так его бы хорошо подмазать надо.

— Чего его мазать, государь, батюшка?! И так почти четыреста рублей набрали! — сварливо вскричал Алферов. — Нечего его мазать.

— Ты, Васька не суетись, раньше времени, — властно одернул казначея князь, — спросит тебя великий государь — ответишь, прикажет — побежишь. Твое дело — деньги правильно считать, да государю об этом докладывать. Не про ватажников веду я речь. Ивашка Кольцо про запорожцев речь вел на площади, а я думаю казаков донских к этому делу подключить надо. Крепко они нам под Казанью помогли, пусть и против Крыма плечо подставят. Послал бы ты им государь, гостинцев. Пороха, свинца, да прочего припаса. Пусть и они с Кольцом счастье воинское в Крыму поищут. Одна сабля хорошо, а две лучше.

— Твоя, правда, Иван Петрович, — вновь согласился с князем государь, — надобно донцов к этому делу подключить. Чаю у них с татарами своих счетов не перечесть.

— В корень зришь, государь, — откликнулся Шумский. — Послать гостинцев надо народу вольному и православному, а чтобы дело не пошло на самотек, человека с ними верного отправить надо. Чтобы доставил, приглядел, дабы все в дело и по справедливости пошло и тебе вовремя доложил.

— Где же такого человека отыскать? Одни только воры, да изменники, — притворно пробурчал Грозный, — у тебя, верно, такой человек на примете есть. Говори.

— Есть, как не быть. Воевода Дмитрия Хворостинин — важно объявил Шуйский.

— Хворостинин? Думаешь справиться? — удивился царь. — Сомневаюсь.

— Справиться, надежа государь. Это в Москве его бояре за худородство затюкали, а в поле он никому спуску не даст. Я его в битве при Молодях видел, славно бился.

— Ну, раз ты за него просишь, Иван Петрович, быть по тому — решил Грозный и вновь кивнул рынде. Пригласить стольника Хворостинина в слободу, потолкуем.

— Стольника, — сокрушенно протянул Шуйский, — да за его геройство при Молодях, ему кравчего или окольничего дать можно.

— Ты, князь Иван Петрович не торопись. Помнишь, что народная мудрость говорит; высоко взлетел, да больно падать. Походит и стольником — отрезал Грозный, и Шуйский не стал с ним спорить.

Желание царя увидеть атамана Кольцо быстро исполнили. Уже к вечеру следующего дня, ватажника доставили к царю в слободу.

Чернобородый атаман понравился государю. Он не старался ему понравиться, держался с достоинством, но при этом знал свое место и выказывал самодержцу почтение и уважение. С честью выдержал тяжелый сверлящий взгляд грозного царя, он поклонился государю в пояс и замер, дожидаясь, когда тот с ним заговорит.

— Так это ты, стало быть, тот самый вор, что прошлым летом слуг ногайского мурзы избил, а самого его до нитки обобрал? — грозно спросил Иван, исподлобья рассматривая атамана.

— Что слуг побил верно, государь, а что до нитки ограбил враки. Видит бог, ни копейки с ногайца не взял, только полон его освободил и только.

— И только, — передразнил атамана Грозный. — А ты знаешь, что этот мурза послом был ногайского хана и от меня шел и за нанесенную ему обиду я казнить тебя должен?

— Знаю — честно признался Кольцо.

— Знал, а все-таки пришел. Что не боишься моего гнева? Думаешь, государыня за тебя заступиться? — насмешливо спросил царь и стоявшие по бокам от его кресла рынды противно осклабились. — Что молчишь, говори?!

— Пошел потому, что позвал ты меня, великий государь. Пошел думая, что мало тебе будет проку от моей головы на кол насаженной. Надеялся службу от тебя получить и тем самым вину свою перед тобой искупить и пользу тебе и царству твоему принести, государь.

— Вон как ты запел, гость Муромский, — осуждающе протянул Грозный. — Службой, видишь ли, захотел он, грехи громкие свои искупить. А, что тогда народ московский баламутить начал? Про поход Крымский говорить стал и под это дело с людей моих деньги собрал знатные. Что прямо ко мне не пришел?

— Так ведь слуги бы твои не пустили бы меня на порог к тебе, государь, — усмехнулся Кольцо. — Как пить дать, в железо заковали и в острог отправили. А так по твоему приказу в слободу позвали, и удостоился я тебя увидеть.

— Знатно стелешь. Так какую службу ты у меня получить хочешь? — Грозный вновь пытливо посмотрел на ватажника. — Ну, что саблей махать — это ясно. Ничего другого путного ты делать не умеешь. Весь вопрос против кого? С поляками да литовцами у меня перемирие, со шведами тоже, с ногаями мир крепкий. Против крымского хана собрался? Так с ними у меня тоже мир. Может за уральский камень собрался, сибирских татар пощупать? Братья Строгановы для этого дела как раз ватагу набирают. Пойдешь?

— Нет, государь, против крымского хана идти хочу.

— Так ведь я сказал же, мир у меня с Девлет ханом или ты глухой?

— Это у тебя с ним мир, а у него с тобой перемирие, государь. Отлежится, залечит раны и снова к нам за добычей пожалует. Что ты государь — этих волков не знаешь? Они только одним грабежом и живут, и пока всех овец не перетаскают — не успокоятся.

— Значит, наперекор моей воли идти хочешь? Мир с татарами нарушить.

— Нет, государь, мира твоего мой поход никак не нарушит. За ватажников царь не в ответе.

— Так ведь не ради дела ты в Крым хочешь идти, а за зипунами! — упрекнул Грозный атамана.

— Так одно другому не мешает. И зипуны в Крыме возьмем и пленный люд, что хан Девлет у нас угнал освободить. Удастся, вернуться они в твои земли, не удастся, украсит моя голова ограду ханского дворца в Бахчисарае.

— А может, не мудрствуя лукаво и приказать украсить твоей головой мою ограду? Как ты думаешь?

— Тебе виднее, государь, только не зря тебя народ Великим зовет, ибо умеешь ты отличать большое от малого, выгоду от маржи — с достоинством ответил атаман, не отводя глаз он лица самодержца.

— Хитер, — коротко молвил царь. — Хотя не был бы хитрым, давно бы на перекладине с веревкой болтался бы. Ладно, быть, по-твоему. Не стану я тебе палки в колеса вставлять и мешать государыни тебя собирать. Отправляйся в поход, но только ты сам по себе, а мы сами по себе. Попадешь в руки татарам выкупать тебя не стану, не обессудь. Ясно?

— Яснее некуда, государь.

— Ну, тогда иди, Иван Кольцо. Бог даст, свидимся. Поди, не загрызут тебя крымские волки.

— Поди, не загрызут, — атаман поклонился государю в пояс и собрался уже идти, как царь его спросил.

— Дело старое, но скажи мне по правде, Иван Кольцо. Почему ты полон у мурзы решил отбить, а пожитки его не тронул? Это как-то не, по-вашему, не по-разбойничьему.

— Людей, жалко стало государь, — честно признался ватажник. — Гнали они их как скотину. Плетками хлестали и конями топтали на нашей, русской земле, вот и не стерпел.

— Вот так и не стерпел? Не поверю.

— Верь, не верь, твое дело, государь, только у меня сердце кровью изошло, когда на моих глазах, татарин стал над бабонькой молодой с грудным ребенком издеваться. Не стерпел я этого и зарубил паразита, а вслед за мной и товарищи мои в дело вступили, освободили полон.

— Значит, из-за бабы — произнес царь после недолгого раздумья.

— Значит, из-за бабы — согласился с ним Кольцо.

— Смотри, атаман, чувствую, поплачешь ты из-за них. Горько поплачешь.

— Чему быть, тому не миновать.

— Ладно, ступай прочь и помни, о нашем разговоре.

— Не беспокойся, государь, не забуду.

— Бориска — крикнул Грозный рынду, — а ну подай атаману панцирь, что привезли мне персидские купцы. Думаю, он ему в пору будет.

Был ли панцирь приготовлен заранее или его ещё не успели убрать ключники, неизвестно, но рында очень быстро исполнил приказ царя и принес доспех.

Панцирь действительно подошел атаману, сидя на его груди как влитой. Едва Кольцо надел подарок, как он сразу засиял стальным блеском в сумрачных царских покоях.

— Персы говорили, что исфаханские мастера его ковали и ни стреле, ни копью, ни пули его не пробить. Вот ты и проверь в деле, насколько правдива слава персидских оружейников и шахского подарка. Забирай! — царь величественно махнул рукой и атаман поспешил покинуть его покои, до конца не веря, что царский гнев и скорая расправа его миновала.

— Ну, что ты мне про него скажешь, друг ты мой сердешный? — насмешливо поинтересовался Грозный у Малюты Скуратова, который наблюдал за Иваном Кольцо со стороны через дверную щель. Вместе с тайной стражей, он находился в соседних покоях, готовый в любую минуту ворваться в комнату и защитить государя. Когда дверь за Кольцом закрылась, царь отпустил рынд и позвал к себе Скуратова.

— Не трус, государь. Спину все время прямо держал и руками не дергал, хотя видно, что сильно опасался — ответил Скуратов.

— Это я тоже видел. Ты скажи мне — толк, от него будет и какой?

— Толк будет. Стелиться по земле будет, что бы доверие твое и подарок твой оправдать. Так ладно у тебя с этим панцирем получилось. И подарок нужный и оружие персидское, не наше.

— А то, — довольно хмыкнул Грозный. — Головой думать надо, как и честь соблюсти и капитал приобрести. Что там племянник твой Богдашка, с волхвами говорил?

— Говорил государь — тихо в полголоса произнес Скуратов, справедливо полагая, что не стоит посторонним ушам знать, что первый христианин Московского царства интересуется волхвами.

— Ну и что они говорят?

— Да, как всегда, государь, туманно и путано.

— Это понятно, чтобы потом можно было сказать, что не так поняли. Про поход крымский, что говорят?

— Говорят, крови много он принесет, очень много.

— Ясное дело, война без крови не бывает, — Грозный недовольно ткнул посохом в пол. — Что-то конкретно говорят?

— Говорят, кровь не у нас, а в Крыму будет.

— Что там, это славно, — обрадовался царь, — а как долго и чем закончится?

— Долго, государь, не год и не два, но Давлет Гирею конец придет. Не поведет он больше свое войско на Москву.

— Это хорошо, — обрадовался Грозный, — а этот, атаман?

— Голову сложит, как в свое время сложил Дмитрий Вишневецкий, но службу тебе сослужит хорошую.

— Что же и, то хорошо. Казнить не придется — государь усмехнулся и вслед за ним усмехнулся и Скуратов, но Грозный быстро сменил тему разговора.

— Что государыня? Неужели она сама этот поход придумала или кто надоумил?

— Сама, государь, — заверил царя Скуратов, — никого постороннего к ней не допускали. Только дьяк Курицын, а он из кожи вон лез, чтобы поход сорвать.

— Знает змей, что за ним грешки имеются, вот и старается, — Грозный задумчиво замолчал, а потом продолжил. — Значит, это в ней царская кровь сказывается, а не бабская дурь. Как здоровье, государыни?

— После последней с тобой встречи понесла она. Так не видно, но Кожичиха голову на отсечение дает, что государыня тяжела.

— Что понесла — это хорошо. Наследников родит, да и время у неё государственными делами заниматься не будет. Что англичане? Недовольны?

— Не то слово, государь. От своей злости, англичане кипятком плещут, но ради персидского шелка, готовы терпеть на престоле царском государыню Марью Яковлевну. Правда, еще одну милость от тебя получить хотят.

— Какую ещё милость? Мы им и так позволили с нами беспошлинно торговать взамен поставок нам кулеврин их них. Чего желают?

— Просят разрешения для своих кораблей на посещения Мангазейки и свободного плавания вниз по Оби.

— Чего это им приспичило по Оби плавать? Разве не знают, что низовья Оби принадлежат татарам сибирским и потому плавание там опасное.

— Сами купчишки скрывают, но один из помощников проговорился по пьянее, что у англичан якобы карта секретная есть. Согласно ей по Оби и её притокам можно доплыть до китайского царства. Вот они и хотят по этому пути торговлю с ним завести.

Скуратов выжидательно смотрел на царя, ожидая от него проявления гнева и негодования на пронырливых англичан, но Грозный только хитро улыбнулся своему любимцу.

— Что хотят по Оби плыть — это хорошо. Пусть хотят, будет, чем с ними дальше торговаться — царь встал и принялся неторопливо расхаживать по комнате. От долгого сидения у него затекли ноги.

— Торговля дело хорошее, но с англичан глаз не спускать. Матушка государыня говорила подсылы у них одни из лучших в мире, а королева Екатерина на неё сильно сердита. Извести могут голубушку, государыню. Понятно?

— Понятно, царь батюшка, в три глаза смотреть за ними и за государыней будут — заверил стременной Грозного.

— Вот-вот, пусть смотрят, и чтобы больше никаких походов и сборов денег не было. Головой ответят.

— А что братьям Строгоновым сказать относительно Сибири?

— Что сказать? Пусть собирают ватагу, это дело нужное, а там видно будет, куда людишек отправлять в Крым или Сибирь. Что касается ливонских дел, то придешь ко мне вечером, поговорим.

Много важных дел было завязано у великого государя с Ливонией и крымские дела ему были никак не в строку.

* * *

Славный остров Хортица, что раскинулся за днепровскими порогами в качестве казачьей крепости, облюбовал ещё Дмитрий Вишневецкий. На собственные средства возвел он на нем укрепленное поселение ставшее основой легендарной Запорожской Сечи. Именно с Хортицы начинал он свои набеги на Крым и владения турецкого султана, нещадно разоряя их в ответ на набеги крымских татар.

Как кость в горле была она и туркам и татарам и даже польскому королю Сигизмунду. И когда крымский хан Девлет Гирей вместе с турками, ногаями и валахами осадил Хортицу, Сигизмунд пальцем не пошевелил, чтобы помочь своему вассалу.

Не в силах противостоять многократно превосходившего его противника, Дмитрий был вынужден покинуть Хортицу, но оружия не сложил. Не прошло и двух лет, как Вишневецкий отомстил и хану Гирею с его союзниками и польскому королю. С головой окунувшись в большую политику, казачий атаман сложил свою буйную голову из-за предательства валахов, но начатое им дело не пропало даром. Оставшиеся без предводителя казаки выбрали себе нового атамана и вернулись на разоренный врагами остров.

Там их и нашел Иван Кольцо, когда собирался с товарищами идти в поход на крымского хана. Покинув Путивль, он совершил быстрый бросок к днепровским порогам, благодаря народной молве точно зная, где ему следует искать вольных людей и их нового атамана Байду.

Оставив ватагу на левом берегу, Кольцо вместе с товарищами, на лодках отправился на казачий остров.

— Челом бью, вам братья казаки и прошу принять меня с товарищами моими ватажниками гостями, — почтительно обратился атаман к обступившим его казакам. Они представляли собой разномастную толпу, чей хищный взор сразу и прочно пристал к двум бочонкам с вином. Зная нравы вольных людей, Кольцо специально взял их с собой в качестве подарка. — Прошу принять от нас угощение скромное.

По знаку атамана, ватажники аккуратно поставили бочонки на землю, и отошли, предоставляя казакам выбор принимать или не принимать предложенный им подарок.

— Знатное должно быть вино в этих бочонках, хорошо законопатили — подал голос щербатый казак с ярко красным поясом, за который был, засунут отделанный серебром пистолет. Он очень гордился своим оружием и постоянно держал на нем руку.