И мины — снаряженные! Конечно, вместо тола имитация, равного веса и габаритов, и взрыватель в учебном виде, чтоб детонаторы не тратить, но если пшикнет в руках, ты условно убит. Выполнение задачи тебе не зачтут, снова давай! Даже я один раз так "подорваться" умудрился, а новички... Зато не завидую немецким саперам!
И Сабуров, как я знаю, хлопцам своим говорил то же самое. По всем отрядам, бригадам, соединениям, по крайней мере крупным, у кого связь с Москвой есть. Мы, кстати, официально, по бумагам считаемся воинской частью, полевая почта такая-то. Все мы числимся военнослужащими РККА, имеем утвержденные воинские звания, поставлены на казенное довольствие, как Сидор Артемьевич, вернувшись, нам объявил. Что опять же лишь прибавило и нам самоуважения, и в глазах населения авторитет. А значит, и приказы Центрального Штаба должны выполнять. И если Штаб указывает, главное сейчас взрывать поезда — будем взрывать. Причем нужен не один подвиг, а массовые диверсии, как на конвейере. Вот интересно, кто это там, в Москве, до такого додумался, какая умная голова?
Даже такая деталь учтена, как лапти надевать! Эта обувь, оказывается, оставляет совершенно невнятный след даже на мокром песке. А лыко вдобавок имеет запах, сбивающий собачий нюх. И еще есть нюансы. В общем, мнение мое — не кабинетный ученый все это изобрел, а тот, кто сам под откос эшелонов свалил не один десяток. И в инструкции прописал, черным по белому, делать так! Встретиться бы с автором, узнать. А может, он у того же Сабурова или Емлютина в отряде! И молчит... потому что секрет...
А тактика, повторяю, хорошая. Прочей партизанской работе почти не мешает и не отвлекает. Осенью, когда земля еще не промерзла, я сам забивал мину под шпалу за пятнадцать минут, ночью, в двухстах метрах от часового! Серия мин вдоль, ну, считайте. Тут все же время тратится, на выдвижение и доразведку. И часовых, если есть, приходится убирать. Зимой сложнее стало... но работаем!
Вот выходим мы на немецкую железку всем соединением или батальоном. И сразу за работу... десять, пятнадцать, даже двадцать групп ставят мины в полусотне-сотне метрах друг от друга! И на фрицев глубоко плевать, на батальон они малой силой не сунутся, а пока большую соберут, мы уже закончим. Из охраны на этом участке живых уже не осталось, кроме тех, кто убежал далеко и быстро. Вариант второй — выходим на железку не отделением, а целой ротой, внаглую выбиваем охрану, и так же пять, десять мин, конечно, на расстоянии друг от друга. Вариант третий, когда то же самое удалось сделать незаметно, ну никак не хватит у фрицев солдат, расставить их вокруг всех железных дорог.
Что это дает? Так замедлители у мин поставлены на разное время? А теперь представьте, каково фрицам, когда у них на каком-то участке через дни и даже недели вдруг начинают взрываться поезда. Особенно смешно, если фрицы, решив, что мы обосновались поблизости, начнут то место усиленно охранять. И лес вырубают, и часовых ставят через сто метров, и даже траншеи роют, и солдат сажают, как на передовой. А толку, если мины уже под рельсами? Зато если охраны прибавилось тут, значит, где-то ее убыло... Там, где мы сегодня минное поле ставим, которое завтра-послезавтра-через неделю станет убойным!
Снег? Это, конечно, мешает. Приходится подгадывать в метель, чтобы в рейде как раз железку и пересекать, или группой на нее выходить. Хотя если идти в открытую, с боем, то можно просто взрыхлить снег у путей на протяжении пары верст. Ищите! Ну зачем копаться — еловый лапник в руки и бегом, ну а если дрезину удалось найти на полустанке во время рейда, так вообще чудесно! А землю вынутую мы складываем на плащ-палатку или брезент, и в сторону, подальше. Так что если хотите обезвредить, разбирайте путь на несколько камэ и перекапывайте насыпь, только не забудьте гробами запастись для тех, кто будет этим заниматься. Поскольку снимать МЗД, поставленную не мной лично, как уже сказано, не взялся бы и я сам.
И что сейчас творится в немецком тылу, если повторяю, все партизанские соединения и отряды, имеющие связь с Большой Землей, получили эту задачу как приоритетную? Сказано четко, в рейде, пройдя по немецким тылам, важнее выставить на железке такие вот "минные поля", чем разгромить еще один немецкий гарнизон. Так как истребленная охранная рота — сотня тыловых инвалидов, значит для фронта куда меньше, чем недоставленные военные грузы.
За неделю на нашем счету оказалось больше эшелонов, спущенных под откос, чем раньше за месяц! А ведь самолеты с Большой Земли привезли нам, кроме новых автоматов ППС, еще и еще эти МЗД, в огромном количестве. Изделие копеечное — ампула с кислотой, электродетонатор, провода с батарейкой, ящик деревянный — самим можно сколотить, десять кило тола. Они тол присылают, но можно и самим выплавлять, из старых боеприпасов. А у фрицев боеприпасов целый эшелон!
А еще — задержки движения. Представляю картину, которую можно будет наблюдать через год, по полотну саперы пешком, за ними эшелон, с их же скоростью! А потом если взорвался кто-то, всем стоять-бояться! Тогда вам, фашисты, быстрее и дешевле будет все грузы на машинах, а не по железке везти!
А вот как мы развернемся, когда снег сойдет![9]
Ночь на 25 ноября 1942 года. Мост через реку Мга.
Главстаршина Борисов, 48-я морская стрелковая бригада.
Только добровольцы — шаг вперед. Так, Борисов, так, Леонов...
Ну я Борисов, Петр Алексеевич, из второго батальона. А вот Леонова не знаю, нет у нас такого. Но все ж хорошую песню поставил нам по своему маленькому радио старший лейтенант, командир флотского осназа. Вначале поставил задачу — мы слушали, к выходу готовились.
Мы ползём, к ромашкам припадая...
Какие ромашки в ноябре? Грязь, перемешанная с ледком, хотя снега настоящего еще нет. Ползём вдоль железнодорожного полотна к мосту через Мгу. Только добровольцы — шаг вперёд. А куда денешься, если этот мост не взорвать, завтра фрицы на нас массой навалятся и танки пустят. Ну а если взорвем... давай форсируй под нашими пулеметами! Ну а Мга, конечно, не Нева, но вброд не перейти, а в полной выкладке поплавай!
За собой и на спине тащим ящики с толом. Еще старший лейтенант дал мне особые очки — ночью видно, не как днем, конечно, но очень прилично, а снимешь, действительно, ни зги не видать. Предупредил, однако, что техника секретная, и за утерю по халатности — трибунал.
Еще у осназа видел винтовки с такими же всевидящими прицелами. Мне даже глянуть дали, вот из чего вас прикрывать будем. И штука такая на стволе... Ну про БраМит мы наслышаны, а я так даже видел, это то же самое, лишь сделано изящнее. Часовых снимать удобно, ночью... не надо подкрадываться с ножом.
Тут старший лейтенант усмехнулся и спросил, а много ли фрицев я так снял? Да кто ж считал — с десяток, наверное, я с сорок первого воюю, с самого начала. И полгода в разведке, за "языком" ходил не раз. Ну значит, нож держать умеешь? Пойдем, разомнемся — только давай лучше вот эту палочку возьми, а то поцарапаешься, этого не надо.
Ну что, нападай! Стоит ко мне боком, даже чуть спиной, шагах в трех, с пустыми руками. Если я немецкий часовой, вот что ты сделаешь? Ну это мне хорошо знакомо... ох, е!
Он полшага в сторону, вроде и не быстро, а плавно, как кошка. Я в пустоту проваливаюсь. Он мне руку в захват, "ножа" в ней уже нет, зато чувствую, как меня сначала в живот, затем под лопатку и, наконец, по яремной, моей же деревяшкой. Все — убит три раза.
И говорит — запомни, техника, всякие эти хитрые штучки умения не отменяют, а совсем наоборот. Если кто-то на себя понацепит и решит, что самый крутой, — впервые услышал, но смысл понятен, — ну, земля пухом будет, дурачку. Оттого вас и отобрали, не просто отчаянных, а кто опыт имеет по тылам врага.
Ведь на фронте два передних края. Теперь тихо! На нас взрывчатка, детонаторы. Если что, хоронить будет нечего. Хотя все лучше будет, чем если ранят и в плен. Фильм, что мы видели, — жуть просто: заводы по переработке человечины в кожу, мыло и колбасу! Я еще старшого того спросил, неужели правда? Так он на меня так посмотрел, что я сразу поверил. Будто для него этот фильм был чем-то обычным. И отвечает: да тут еще и половины всей правды нет. Вот только если всю ее ты узнаешь, что я видел, в дурку тебя свезут. Ты пойми, что мы, славяне, для фашистов все равно что животные. Ты вот свинью жалеешь, когда растишь, кормишь, а после — в котел? Ну а фрицы народ обстоятельный, у них орднунг — мало убить, еще и кожу содрать на абажуры и сапоги!
Я тут спрашиваю, так Гитлер Европу всю захватил, как же там живые люди еще остались? А старшой — Юрий его зовут, но свои к нему как-то по-странному обращаются — Брюс, никогда имени такого не слышал — мне и отвечает: так с англичанами, французами и прочими всякими бельгийцами у Адольфа война честная, даже в плену письма из дома и посылки Красного Креста получают. Поскольку англичане считаются тоже вроде как арийцы, не поделили только, кто главнее. Это лишь славяне для них — навоз.
А ведь осназовец — точно из этих. Я вот с гражданки в тридцать седьмом призывался, должен был в этом году домой, пять лет, а тут война. И все равно, вот разобьем фашиста, вернусь в Ленинград, на завод свой, мирным человеком стану. А есть и такие, для кого война — профессия. Даже не командиры кадровые, а еще рангом выше. Кто и в мирное время воюет в Испании или еще где. Знают уже, что своей смертью не умрут, за грань заглянув. Оттого и взгляд такой, и душа стальная. Это сколько и чего он видел такого, что даже в фильм не вставили, за зрителей побоялись?
И вот захотелось мне очень дожить, довоевать, до Германии дойти. А как дойдем, глянуть, у кого тут абажур из кожи висит? Чай, я не француз, чтобы это терпеть. А вот искоренить такое непотребство, это мы запросто. Ну не должно этого быть, такой пакости на земле! Да и у тех же англичан при случае спросить, а как вы с такими воевали по-честному, а не как подобает с бешеными псами?
Осназовцы сказали, что четыреста метров чистого пространства гарантируют, но мы же впереди, значит, двести. Ну-ка, старшина, не отставай! Со мной старшина первой статьи Сидоренко, отстаёт он всегда. Жрать хочется, даже сейчас. Как мы вчера на фашистском складе станционном тут, во Мге, шоколад французский оприходовали. Очень он вкусный после сухарей. Всю Европу ограбили, а нам лишь надежда на себя. Ничего... и за это спросим. Не впервой. Мне самую первую медаль, "За отвагу", в сороковом еще дали, за дот "Мильонный" у Маннергейма. Сейчас надо подорвать два дота и предмостник на железнодорожном мосту.
Хорошо, что снега нет. Вот только камни насыпи мешают — посыпятся, услышат! На ухо прилепили какую-то блямбу, слышу дыхание их старшого — ровное, даже не запыхался. Часовой ходит, вижу! Ста метров не будет. Падает вдруг на спину. Готов?
Команда: "Чисто! Вперёд!" Страшно, но приходится вставать и бежать к доту. Открываю заранее приготовленный ящик и аккуратно ставлю его у дымовой трубы дота. Жду, когда отработают хлопцы на предмостнике, затем так же не дыша опускаю два заряда по пять кило в каждый вентиляционный ход, на трубе печки креплю ниткой еще три кило и взрыватель с детонирующим шнуром и замедлителем. Немцы уже спят и почти не топят. Еще одну мину, секретную, на неизвлекаемость у самой амбразуры. Остальное укладываю возле входа и вниз по насыпи. Быстро! Обратно уже проверенным путём и без груза, просто в радость. Только пересекаем линию передних постов, раздаются три сильных взрыва и потом ещё два спустя доли секунды. Потом грохот обрушившегося моста. Всё! Сработали! И без потерь!
Из книги Г. фон Кюхлера "Записки солдата"
...Из-за ужасных русских дорог и бесчинства лесных бандитов 18-я армия по сути была как в окружении. Уже 27 ноября был отдан приказ об ограничении расхода боеприпасов, в огромных количествах поглощаемых боями у Мги и перед Любанью. На повторение Демянска рассчитывать не приходилось — практически вся свободная транспортная авиация рейха перебрасывалась под Сталинград.
Наступление русских на Ульяновку как на единственный транспортный узел, через который проходили все пути снабжения 18-й армии, казалось чрезвычайно опасным, несмотря на крайне ограниченное поначалу продвижение русской 55-й армии. Мы никак не могли его игнорировать и были вынуждены уже 28-го предпринять ответные действия, что серьезно ослабило наше наступление на Келколово и Мгу. А это было недопустимо. XXVI и XXVIII корпуса уже задыхались без снабжения. И если к последнему еще можно было попытаться, с огромными усилиями, проложить через леса и болота проезжую дорогу от Ульяновки к Погостью, как коридор у Демянска, то XXVI корпус, фактически отрезанный на берегу Ладожского озера, спасти можно лишь проведя деблокирующую операцию. А на это не хватало сил!
Я, как командующий ГА "Север", направил доклад в Берлин, где конкретно указал, если не будут срочно присланы подкрепления, наступит катастрофа.
Проклятый Сталинград! В прошлом году — лишняя дивизия, переброшенная из Крыма или Франции, с легкостью парировала бы любую угрозу. Теперь же нам пришлось обороняться, и русские это сразу почувствовали. С невероятным азиатским коварством русские создали парадоксальную ситуацию, когда при их наступлении нам пришлось нести тяжелые потери в атаках на их непрошибаемую оборону. Арбузово, Мга, Келколово стали кладбищем для сотен и тысяч германских солдат. Сейчас меня обвиняют, отчего я не приказал своей властью прекратить атаки в первом пункте, собрав все силы во втором. Взгляните на карту, где ближняя цель? Успешный прорыв вдоль течения Невы сразу отрезал весь русский плацдарм, приговаривая всю русскую группировку на левом берегу к полному уничтожению, в то время, как даже отбросив русских от Мги, пришлось бы после повернуть на север и снова прорывать русский фронт, соединившийся в Синявино, на наших бывших позициях!
Все было напрасно. Возле Арбузова пятая горнострелковая буквально легла костьми, сметенная ураганом огня с правого берега. Откуда у русских столько боеприпасов в осажденном городе? Мы, формально связанные железной дорогой с рейхом, не можем позволить себе такой роскоши. И положение с транспортом катастрофическое. Охранные части не справлялись. Лесные бандиты обнаглели настолько, что сами стали уничтожать целые взводы и роты, посланные на их поимку. Дошло до того, что нам приходилось оборудовать вдоль полотна железных дорог, в наиболее угрожаемых местах, настоящие укрепления, сплошную полосу обороны, как на фронте, и, конечно, выделять войска, которых уже не хватало.
Ранее мы могли полагаться на превосходство в управлении войсками. Но русские и тут нашли азиатский выход. Не пытаясь обогнать нас в этом, они массированно глушили эфир, что странно сказывалось на взаимодействии с люфтваффе. Отмечены случаи бомбежки своих войск. Причем русские не ограничивались простым глушением, а также расшифровкой пеленгацией. Неоднократно выходило так, что русские были в курсе наших планов. Также были случаи, когда наши замаскированные штабы или узлы связи подвергались внезапному обстрелу или налету штурмовиков. Еще русские широко практиковали на нашей волне отдачу ложных или передачу наших искаженных приказов. Смена шифров помогала слабо. Телефонные линии обрывали бандиты. Они же убивали связистов. Дошло до того, что приходилось наиболее важные депеши отправлять с посыльным на "Шторьхе" или под сильной охраной. При этом были случаи, когда связные самолеты подвергались обстрелу над нашей территорией! А выделить дивизию, чтобы прочесать все эти леса, истребив бандитов, в данное время не представлялось возможным.
