Незначительное отклонение (фанфик по Гарри Поттеру)

— К сказанному папой добавлю, что получилась двойная неестественность. Если бы в тебе развивались какие-то чувства к Рону, то это должно было быть увлечением за постоянно растущие и открываемые в нём достоинства. Но ты намёков не понимала, а что-то большее сказать нам что-то мешало. Теперь понятно — что.

— У меня к Джинни тоже неестественная страсть получается?

— Очень похоже. Из знакомых тебе девушек ты уже испытал страсть к Чо, и на момент того выбора с Джинни был знаком едва ли не лучше, чем с Чо. Значит — никакой безумной страсти к Джинни уже быть не могло. Кстати, у Рона первой страстью была Флер, поэтому его страсть к Гермионе — тоже неестественна.

— Теперь я понимаю ваше неверие в возможность нашей взаимной любви через двадцать или даже пять лет.

— Не совсем так. Любовь в тебе она могла бы, возможно, пробудить, показав, что сама всё ещё любит. Но никакой вспышки любви, а долгая постепенная притирка. И не факт, что у вас получилось бы, что у Гермионы осталось бы достаточно сил, а в тебе проснулась бы любовь к ней. Даже лет через пять всего шансы были бы невелики. Повторю — природа человека не любит повторов, и успех в таких случаях — скорее исключение, чем правило. — Оглядев и оценив всю компанию, Роберт закруглил разговор. — Пожалуй, достаточно. Остальное вы сами сможете додумать. Мне точно надо выпить. Ты как, Гарри, присоединишься?

На кухне Роберт налил себе больше полстакана виски, а Гарри дал бутылку пива.

— Пока они там шушукаются. Я очень рад, что главным мужчиной в её жизни будешь ты. Ты молодец, очнулся от давившей тебя программы тупости и быстро сообразил, что делать. Гермионе как раз нужен человек, своим авторитетом прочищающей её заскоки. Рон для неё — точно деградация. Мне столько раз заочно хотелось набить морду этому быдлу! Вот только... Твоя по-хорошему безумная теория про вашу супер-пупер сняла громадный камень у нас с души. Хоть какое-то реальное объяснение происходящему. Форс-мажор, она не виновата. Только вы нам с Хелен Фиделио тоже сделайте, чтобы не плясать под дудку их желаний.

Роберт непрерывными мелкими глотками выпил свою порцию и тут же налил себе ещё.

— Ты представляешь, она рассказывала про Рона, как он её обижал, унижал, не просил ни разу прощения. И тут же забывшись, как будто отключался мозг, из неё лился поток слов — какой Рон классный: и друг замечательный, и семья ему важна, и о людях он заботится — и тут же рассказывала прямо опровергающие случаи, как его воспоминания про Еиналеж, где он себя видел в гордом одиночестве со всеми наградами, которые мог тогда вообразить. А ещё он магглов любит — как его папаша-хам, и Волдеморта ненавидит — иначе был бы самоубийцей, и готов ради интересного дела горы свернуть. А любимое дело — только и исключительно квиддич да ещё разговоры о нём и о себе, любимом. Я бы понял, если бы он был способен заработать квиддичем. Но... да ты сам знаешь.

— Угу, сам его вылизывал, чтобы он играть смог.

— Самое поганое, что мы вроде всё понимали, наедине обсуждали и решали. Но... как с ней рядом, так сразу мысли, что сама пусть в своей любви разбирается. — Он большим глотком допил стакан. — Знать, что твоя дочь по своей доброй воле стремится лечь под самовлюблённый комбинат по переработке еды в дерьмо, которым он всё время её кормит — это унижение человеческого достоинства не только её, но и наше. Ни хрена Рон ничего никогда не поймёт и прощения не попросит! — пальцы побелели, сжимая стакан, и Гарри стал опасаться, что Роберт раздавит его и поранится. Но тот быстро взял себя в руки. — Извини. Хорошо, что я при ней только слегка сорвался. Мы тут улыбаемся ради дочки, говорим правильные слова, а у самих на душе даже не кошки, а львы когти точат.

— Не волнуйтесь, Роберт. Мы победили очень злобного и опасного монстра. Да так, что он нас до самого последнего момента не воспринимал всерьёз. Неужели не сможем всего-то притвориться перед теми, кто не считает нас противниками?

У Гарри перед внутренним взором проносились нечёткие фрагменты картин будущего, срисованные кем-то с его "внешнего я". Лет примерно через двадцать. И слышались, но не осознавались в подробностях комментарии "я, внутреннего". О неудачах и об успехах, которых было больше, чем неудач. Но самое главное — ощущение, что скоро — всё, они почти прорвались. Осталось совсем чуть-чуть, и у них с Гермионой всё будет хорошо.

1