Волчица и пряности. Том 19

Тревога разгорелась у меня в груди, откликаясь слышимым ушами эхом сердцебиения. Если мне снилось, что в купальне так тихо, я просто не могла представить, насколько тихо за пределами моего сна. Я не такая, как мой партнёр, малыш Коул и другие жители деревни. Вся их жизнь была мгновением для меня. Это не сон и не видение, что единственной из всех, кто рядом и близок, останусь я сама, а они однажды навсегда покинут купальню. Это была действительность, ожидавшая меня. Слёзы тревоги и одиночества наполнили мои глаза, я уже была готова позвать своего партнёра, неважно, придёт он или нет.

Но тут стая птиц пролетела над головой, вылетев из леса и порхая друг вокруг друга. Порыв ветра качнул ветки деревьев, по воде в ванной побежала рябь. Щека ощутила лёгкий ветерок. Всё это слишком живо для сна. Готовая заплакать подобно маленькому ребёнку, я посмотрела на левое запястье. Там был виден небольшой шрам, сюда укусила пиявка. Поцарапав шрам, я ощутила боль.

Это не сон. Я уверена, что в ту ночь, когда меня укусила пиявка, я покусывала своему партнёру и плечи, и шею, и вообще его всего. Вспомнив все эти подробности, я, наконец, вернулась к действительности. Сон заставил моё воображение сойти с ума.

— Что за глупость...

Вслед за облегчением пришло смущение.

Глубины моего сердца были завалены мрачными воспоминаниями. Вес моего счастья, почти слишком тёплого и уютного, удерживал их под плотной крышкой. Я почти всегда забывала об этом, но когда моя защита слабела, тьма просачивалась наружу. У этой тьмы внутри неё было имя — одиночество.

Моя счастливая, ежедневная обыденность перетекала из вчера в сегодня, не различая их. Если я была слишком счастлива, время пролетало слишком быстро.

Вот почему мои слова партнёру прошлой ночью не были ложью. Было что-то, чего я ждала от Селим, новой девушки. Во-первых, просто выполнять свою часть работы, помогая нам, ведь эта купальня стоила моему партнёру и крови, и пота, и слёз. А во-вторых, она должна была стать искрой, от которой загорелась бы ссора между мной и партнёром. Тогда память об этой стычке и последующем примирении вплетётся чёткой картинкой в мой гобелен повседневности, станет очерченным событием в моей памяти, плотно запечатывая крышку колодца с моим одиночеством.

Прочие сотни и тысячи дней, не отмеченные раздорами, станут подобными моему дневному сну и растают далеко в глубинах памяти. Время проходило слишком быстро. Мне оставалось лишь оставлять следы своими ногтями, чтобы не забывать. Следы вроде шрама, оставленного пиявкой на запястье.

Существование человека и зверя, в сущности, есть совокупность одних и тех же действий, повторяемых снова и снова. Поэтому всё, что я могла сделать, это просто немного смягчить свою тревогу, чтобы забыть её на следующий день. Обнять моего партнёра сзади, когда он работает, напиться крепкими напитками до потери разума, передать все свои знания моей единственной дочери вместо сказки перед сном, чтобы она могла изловить мужчину, которого любила...

Что ни говори, это всё равно, что пытаться разлить летний воздух по бутылкам, чтобы сохранить его на долгую зиму.

От повторений повседневной жизни изнашивается многое. Потому, когда дни проходили гладко и споро, многое проваливалось мимо моей памяти. Не то чтобы я ненавидела обрывать почки с овощей. Достойная работа помимо ещё более достойной моей работы по поддержанию купальни, и чем лучше я работала, тем счастливее становился мой партнёр. В конце концов, я находила, что живу вполне роскошно. Я себе напоминаю собаку, что держит в пасти кусок мяса и смотрит на своё отражение в ручье, жадно желая отнять мясо у отражения.

— Ну и дурёха же я, — пробормотала я и снова принялась обрывать почки.

Я была счастлива, но мне было грустно, что не было возможности дать имя каждому кусочку моего счастья.

Моё усердие позволило мне справиться с овощами ещё до полудня. Я велела Селим высушить ботву на корм скоту, а сама отнесла годные в пищу почки на кухню и вернулась в главный дом. Сейчас мне хотелось отыскать партнёра и держаться поближе к нему. Словно я была жучком, которого притягивает сочащийся из дерева сок. Партнёр мой и был немного сродни куску дерева, добавляя смысла сравнению.

— Если ты ищешь хозяина, он перед домом, — подсказала на кухне Ханна, принимаясь варить почки.

Выходя из дома, я прихватила несколько кусочков вяленого мяса с полки.

— Скоро будет обед, — не преминула упрекнуть Ханна.

Раз мой партнёр на улице, он, вероятно, занят какой-то тяжёлой работой. Может, пришёл по оттаявшим горным дорогам странствующий торговец и доставил товары, или приплыла по реке лодка с грузом. Если ему приходится переносить что-то тяжёлое, я, конечно, не буду вмешиваться, но смогу пойти с ним в купальню, когда он закончит. С этим я прошла по коридору и вышла из дома, где и увидела своего партнёра и Селим.

— Мне жаль... — бормотала она.

— Не волнуйся об этом, — утешал он. — Это я виноват, что не сказал тебе.

Беседуя, они развязывали снопы ботвы, разложенные у главного входа.

— Чем вы занимаетесь? — поинтересовалась я, заставив обоих повернуться ко мне.

— О, привет. Ты удачно. Можешь помочь?

— Помочь?

Селим, стоя рядом, застыла и виновато посмотрела на меня. Её изящные плечи опустились так низко, что стали почти неразличимы.

— Я... увязала снопы не той верёвкой... — почти прошептала она и возобновила работу, судя по всему, она развязывала увязанные прежде снопы.

— Хмм. Мне нужно всё развязать?

— Нет, только обвяжи новой верёвкой. И там кое-где завязано верёвкой из трёх жил, эту тоже снимай.

— Как мне это надоело, — беззаботно ответила я ему, как говорила ему уже тысячи раз, но Селим резко отпрянула, услышав это. Я поспешила поправиться. — О, мм, это не тебе. Я тоже нередко ошибаюсь.

Эта девушка нервничала, попав в незнакомую стаю. Если я шутила с партнёром в своей обычной манере, для ушей новичка это могло прозвучать резко. Мне надо быть осторожней. Я сверкнула Селим особой улыбкой и вернулась к работе.

По словам партнёра, он поручил Селим увязывать ботву старой верёвкой, но та приняла новый шнур за старый. И старая, и новая верёвка из конопли хранились в одном и том же месте в сарае, так что, несомненно, различить их было затруднительно.

Работая втроём, мы быстро управились. Я не упустила шанс высказать бывшему попутчику в торговых странствиях, что всё случилось по его вине, из-за его суетливой расчётливости использовать сначала самое старое.

И хорошо, что Селим допустила небольшую ошибку, это дало мне повод облегчить девушке работу. Исполни она всё безупречно, ситуация стала бы нестерпимой.

Но на следующий день Селим вновь совершила небольшую ошибку. Весной жители Ньоххиры проводят небольшой праздник. Они чествуют Альзеури, покровителя горячих источников и всего прочего. Селим понесла свечи, это оказались не те свечи, что положено использовать на празднике. Она должна была принести в зал собраний восковые, а доставила коробку сальных.

— Мне так жаль...

Казалось, Селим расплачется из-за своих ошибок. Но эту исправить было несложно — просто заменить свечи, и на её ответственности в делах произошедшее не отразилось. Она всегда работала без жалоб и делала всё, что ей говорили. И, конечно, подобрала нужные свечи, не дожидаясь каких-либо назиданий, и просто отнесла их в зал собраний.

С каждым днём я узнавала Селим всё лучше. Она была прилежной и трудолюбивой, но иногда делала глупые вещи, например, спотыкалась или роняла вещи. И, похоже, сама знала об этом и с замечательным упорством старалась преодолеть своё несовершенство. Она была очень похожа на тех девушек, которые нравились моему партнёру.

В общем, я не особо удивилась ошибке со свечами. Формой восковые и сальные свечи мало отличались друг от друга, и, возможно, Селим никогда не видела пчелиного воска раньше.

Мы с моим партнёром, собираясь спать, поговорили между собой об этом. Сами по себе ошибки не составляли проблемы, они случались достаточно редко, проблема заключалась в том, что сама Селим явно смотрела на свои ошибки по-другому. С того дня, как она перепутала свечи, её настроение было просто ужасным. Она была добросовестной девушкой и, пожалуй, напрасно изводила себя.

Эта молодая волчица была очень полезна для купальни, и, если она уйдёт, меня саму ждут проблемы. А если даже и не уйдёт, её настроение наверняка повлияет и на обстановку в купальне, ведь это место должно нести людям улыбки и радость, поэтому мы не могли мириться с тем, что кто-то мог омрачить всё это гостям.

Но что нам делать? Селим явно не из тех, кого можно бодрить выпивкой. А если ей и предложить чашку-другую, она смутится ещё сильнее и плотнее замкнётся в себе.

Прожив сотни лет, я впервые столкнулась с подобным случаем и упорно думала, как бы получше вывести Селим из её состояния, но пока размышления не давали результата, к тому же у меня хватало и своей работы, что не давало возможности вплотную заняться молодой девушкой.

Но в один день мой партнёр прошептал мне на ушко:

— Ты хочешь помочь мне с госпожой Селим?

— Помочь?

— Можешь найти повод взять её в горы?

Я озадачено оглянулась на него, гадая, что у него там в голове.

— Возьми её с собой, скажи, что вы будете искать новые источники или придумай ещё что-то, в общем, не могла бы ты её отвести на другую сторону гор, пока вы ходили бы там?

И тогда я поняла.

— Ты имеешь в виду навестить с ней её семью?

— Да.

Старший брат Селим и другие родичи строили постоялый двор в двух или трёх горах от Ньоххиры. Они собирались зарабатывать на паломниках, распространяя слухи, что это место является священным, что там произошло чудо, связанное с новой святой. Услышав о таком, добрый малыш Коул был бы удручён, но придумал такое решение как раз мой партнёр. Это единственное, что мы смогли придумать в затруднительной ситуации в Сувернере.

Суть в том, что роль святой играла Селим. Она должна была покоиться глубоко в земле, обратившись в серебро, поэтому было бы странно, если бы её постоянно видели на постоялом дворе. Вот её и наняли в купальню "Волчица и пряность", нуждавшуюся в помощниках, однако в итоге ей пришлось жить отдельно от своих родичей. Хотя в волчьей форме это расстояние Селим могла бы покрыть очень быстро, так что это на самом деле не было расставанием навсегда.

Я сочла предложение моего партнёра неразумным.

— Ты, разве девушке сейчас не самое время привыкать к своей новой стае? Разве столь быстрое её возвращение к ним не заставит лишь усомниться в решении Селим и её друзей?

Селим с её старшим братом были особенно серьёзны. Когда она впервые зашла в дом, на её лице была написана жёсткая решимость, будто она готовилась к схватке. Они были теми волками, которые, определив направление, следуют ему, никогда не сворачивая, несмотря ни на что. И я объяснила это своему партнёру.

— Если рассудить, в этом есть смысл.

— Дорогой, я серьёзно... — горячо начала было возражать я, но натолкнулась на взгляд своего партнёра.

Он никогда не производил впечатления уверенного в себе человека, всегда казался полным странных предположений, но иногда оказывался полон столь непоколебимой убеждённости, что даже я, мудрая волчица, могла сломать свои зубы об неё. В такие моменты ему бы полагалось источать силу, вместо этого его глаза наполнялись какой-то грустью. Всякий раз, видя такие глаза, я безропотно склонялась перед его волей. Мои уши и хвост сами собой поникли.

— Я когда-то был странствующим торговцем. Я много раз перевозил людей, которые жили вдали от своей семьи и друзей. Очень многие из них ничего не предпринимали, а лишь жаловались, сидя в повозке. "Я не хочу их видеть", "Я не могу встретиться с ними сейчас, когда столько времени прошло", "Они меня поколотят, если увидят". Ну и всякое такое.

Он опустился на колени, чтобы наши глаза были на одном уровне, и усталая улыбка отразилась на его лице. Он будто убеждал ребёнка.

— Но когда они, наконец, встречались, они всегда были счастливы. Вопреки всяким рассуждениям.

Он протянул руку, пожелав коснуться моей щеки. Я вздрогнула и отпрянула, мне показалось, что он тянется к самым мягким частям моего сердца.

— Ты знаешь это.

Он был прав.

Когда-то я хотела вернуться домой, но не знала, не помнила дороги и потеряно торчала в пшеничных полях, а потом мимо проехал молодой торговец, и я против его воли пробралась в его повозку. Мне было всё равно, что будет потом, я так сильно скучала по моей родине. И затем, повстречав кучу опасностей, мой партнёр привёз меня туда, куда мне нужно было попасть. Сначала я думала лишь, что он просто безнадёжно добросердечный человек, но я ошибалась. Он держался своих убеждений, рождённых его собственным опытом.

— Проблемой может быть то, что родичи госпожи Селим так ей близки.

— Хм?..

— Они, вероятно, думают примерно так же, как и ты. Если что-то решают, непременно выполняют. А учитывая, насколько они близки, легко ожидать, что им со временем будет становиться только труднее. Но именно из-за их близости, они, вероятно, думают, что им не следует переходить горы, чтобы навещать друг друга, потому что это будет проявлением слабости и сентиментальности.

— Мм-хмм... И значит... ты хочешь сказать... это будет чем-то иным?

Я оглянулась на него, он грустно усмехнулся.

— Я знаю, что госпожа Селим изо всех сил старается быть частью этого дома. Но любой новичок всегда будет чувствовать неуверенность. А с другой стороны, ты помнишь лицо брата Селим, когда он расставался с ней? Он был почти болен от беспокойства. Если ты отведёшь её к нему, возможно ли, чтобы он сурово обошёлся с ней? Он поддержит и утешит её. Это помогло бы ей в сто раз больше любых наших разговоров. У неё есть такой человек, он не так далеко, так почему бы ей не пойти и не повидаться с ним?

Его рассуждения напоминали ситуацию, когда возьмёшь в руки спутанный клубок верёвки, найдёшь концы, потянешь за них и поймёшь, что верёвка и не была запутанной всё это время. Есть воля, есть способ, нужно только действовать.

Я бы назвала это очень торговым образом мышления. Конечно, оно не исключало личное отношение моего партнёра к жизни с его врожденной добросердечностью. Во многих купальнях обращались с помощниками, как с инструментами для работы, и такое обращение было ожидаемым в мире людей настолько, что хозяева, которые не наказывали своих работников, уже считались хорошими. Но мой партнёр был не из таких. Те, кто ехал в его повозке за его спиной, становились ему друзьями, и он старался изо всех сил выстраивать добрые отношения с ними.

Возможно, это было вроде привязанности торговца к своему грузу. И когда я сама стала частью его груза, меня беспокоило, как он будет относиться к другим грузам, а теперь я сидела рядом с ним на месте, с которого управляют повозкой. И поэтому, став ему партнёром в пути, я могла рассчитывать на него и даже гордиться его хорошим отношением к своему грузу. Мой партнёр настолько притягивал своей свободой от здравого смысла, когда речь шла о его друзьях, что я почти ненавидела его за это.