— Так.... и что дальше?
— Вот, они нам позвонили. Нашли через интернет, мы списались... в общем, ко мне приехала кузина. Я уж не знаю, какое там родство получается.
— Очень дальнее. И что?
— Ну, — Таня опять понурилась. — Мы живем небогато, честно говоря. Развлекательную программу я ей не обеспечу. А вот если бы ей разрешили недельку посещать занятия вместе со мной?
Секретарша от изумления широко открыла глаза.
— Зачем?
— Она будет занята, и не будет доставать бабушку. Или шляться по городу. В беду не попадет, я-то с ней нянчиться не смогу. А еще посмотрит, как у нас преподают, на каком высоком уровне. А то ведь сколько воплей — образование, образование, а знаний-то в этой Европе толком и не дают! Один пиар!*
*— здесь Таня не совсем права. Просто и там, и тут можно учиться, а можно получать корочки. Все зависит от конкретного человека, прим. авт.
— Согласна. У нас образование не хуже, чем у них, — кивнула секретарша, которая кроме любви к сплетням отличалась еще и патриотизмом.
Бывают же такие люди — любят свою родину! И чихать им, где выгоднее, а где популярнее. Они ее просто любят, не произнося громких слов.
— Вот. И под присмотром, и нам какая-то реклама, наверное...
— Что там той рекламы с одного человека? Ладно, пойду схожу к директору, если он не слишком занят... сколько она тут пробудет?
— Недели две, наверное...
— Пусть месяц. Разрешение на месяц посещать занятия для...
— Салеи Сантос.
— Ясно. Сиди, жди.
Конечно, допускать всяких разных студенток к директору никто и рядом не собирался — еще не хватало. Секретарша сама вошла, изложила дело, потом вышла и кивнула.
— Сейчас приказ напечатаю, жди.
Ждать пришлось недолго. Директор медколледжа, как отлично было известно даже стульям в аудиториях, был падок на бесплатную рекламу.
Ну, походит еще одна девчонка на занятия, что такого? В институте и вообще можно ходить, не спрашивать разрешения. Сказать, что с параллельного потока — и все.
Тут так не получится, конечно.
Если институт — это монархия, то медколледж — тирания и автократия. И диктатура в том числе.
Увы...
Медикам приходится учить, учить и учить. А преподавательскому составу безжалостно развеивать их заблуждения о том, что знания сами в уши заползают.
Это — не тараканы. Не заползут.
Работать надо. Цена ошибки филолога? Ошибка в слове. А врача?
Человеческая жизнь, увы... и ее не вернешь. Никогда.
С этой бумагой Таня отправилась к руководителю группы, объяснила ситуацию и там.
Сергей Юрьевич, симпатичный мужчина лет сорока, темноволосый и кареглазый, постоянно в джинсах и свитерах, закатанных по локоть, понимающе кивнул.
— Хорошо. Пусть твоя Лея посещает занятия. Свободные места в аудиториях есть, посидишь вместе с ней, хорошо?
Таня кивнула.
— С преподавателями я поговорю. С кем не успею — сама скажешь.
— Хорошо. Спасибо.
— Не за что.
Выйдя от руководителя, Таня тяжко вздохнула.
Полдела сделано. Осталось разобраться с однокурсниками. И это будет посложнее любых директоров.
А еще... в глаз, что ли, попало что-то?
Только отвлечешься — люди как сквозь дымку смотрятся. Полупрозрачную такую, у кого ярче, у кого темнее, разных цветов, с разводами, пятнами...
К окулисту, что ли, сходить? Ладно, это успеется. Жить не мешает — и ладно.
* * *
Людмила Владимировна жизнь прожила долгую и интересную. И отлично видела, что Салею что-то грызет.
Как тут не спросить?
— Лея? Я вижу, что тебе плохо...
Салея, которая ковыряла яичницу, скармливая большую ее часть кошкам, даже слегка дернулась. Под стол упал большой кусок, и был проглочен Гномом, который изнывал от несправедливости. Вдогонку он тут же получил по ушам от Люськи, но не обиделся. Вот от Муськи — да. Там тяжко. А Люська — кнопка, не кошка. Мелочь бегает...
— Плохо?
— Тебя что-то гнетет. Физически ты в порядке. А вот психически — нет.
Спорить с этим было сложно. Салея коснулась Дубовой Короны. Подумала пару секунд — и решилась.
— Людмила Владимировна, от кого произошли люди?
— Неизвестно. У верующих одна теория, у дарвинистов — другая. Какая верна? Не знаю...
— Мы произошли от Перводрева. Все даэрте — дети Дараэ.
— Но разве Дараэ...
— И планета. И Лес. И Перводрево, как его основа. История говорит, что Перводреву однажды потребовались защитники — и оно породило первых Короля и Королеву. И поскольку дерево породило жизнь, поскольку мать порождает новую жизнь — то Королева и стала главной.
— И так бывает, — заметила Людмила Владимировна. Матриархат никто не отменял, это в Европе его нет. Даже если там какая женщина и добирается до власти, она либо наполовину мужик, либо на половину дура. А иногда — это сочетаемые половинки.
— Нас породило Дерево. В память о нем — наша внешность. Волосы, глаза, уши... сами видите.
Людмила Владимировна видела. И подозревала, что исходное дерево было дубом.
— А у Королевы — Дубовая Корона.
Точно, дуб. Хорошее дерево, недаром именно по нему ходил Ученый Кот у Пушкина.
— Хорошо.
— Не совсем. Мы растем, словно деревья, созреваем в свое время. А Королева — если она созреет раньше, будет беда. Потому что на мне судьба всего моего народа. Я отвечаю за даэрте, это мое право и моя кровь. И моя смерть тоже. В каких-то случаях я могу заставить Дубовую Корону созреть раньше.
— В каких?
— Стихийные бедствия. Враги. Уничтожение всего народа... есть варианты.
— Угу. Врагу не пожелаешь. Сейчас у тебя такой случай, я поняла.
— Да. Если бы я этого не сделала, умерла бы без пользы. А теперь я умру с пользой.
— Умрешь?
— Именно. Когда корона созреет, я... я начну перерождаться в дерево. Получеловек-полудерево, полуразумна-полубезумна... и невероятно сильна.
— И? — Людмила Владимировна догадывалась, что ничего хорошего не услышит.
Пришли на руки к Салее и замурчали кошки, утешая и поддерживая. Тяжело вздохнул рядом со стулом Гном.
— Мне будет все равно. Свой, чужой... несколько раз так погибали сотни и тысячи даэрте. Поэтому... умереть для меня — лучший выход. Умереть, отдав все для дела.
— Как... как это будет выглядеть?
— Сначала будет активна Дубовая Корона. Она сформируется.
Людмила Владимировна посмотрела на деревянный обруч.
— Я бы сказала, что он выглядит нормально?
— Сейчас он соединен со мной. Видите? — Салея взяла руку женщины, провела по обручу.
Действительно.
Плоть переходила в дерево, обруч врастал в кожу, словно так изначально и было. Да, так и было...
— Потом Корона будет разрастаться. Корона, шлем, волосы станут ветвями... это все описано, но до этой стадии доводить уже не стоит. Когда Корона начнет расти, я начну терять разум. И убивать.
— Всех подряд?
— Сначала врагов. Потом всех подряд.
— Это можно как-то... убрать? Снять ее? Хирургически?
— Нельзя. Это... как у вас говорят... маркер? Индикатор?
— Показатель.
— Да. Ее можно срезать с меня, это адски больно, но один раз все же так поступили. Королева это пережила. Корона тоже. Но потом развитие даже ускорилось.
— Плохо.
— Очень плохо для меня. И хорошо для моего народа. Я смогу им помочь и умру.
— Так спокойно... ох, детка...
Людмила Владимировна обняла девушку, притянула к себе покрепче, погладила по волосам. Салея замерла на минуту, впитывая тепло, которого так давно была лишена. Потом попробовала отстраниться, но ее не отпустили.
— Неужели нет никакого выхода?
— Нет.
— Но может, здесь, у нас что-то получится? Все же это другой мир?
Салея не стала отстраняться. Но...
— Не получится. Были попытки. Люд... бабушка Мила, пожалуйста, не надо искать пути спасения. Сделайте мою гибель не напрасной.
Салея не видела, как Людмила Владимировна плачет. А вот капельки слез на своей макушке ощущала вполне отчетливо.
И так бывает. И в другом мире можно найти свою семью. Жаль, что так ненадолго. Но — Салея справится. У нее нет другого выбора.
* * *
Таня оглядела себя в зеркале. Ну, тут все в порядке.
Джинсы, свитер, ботинки.
И Салея рядом с ней.
М-да.
Поскольку замаскировать ее отличие от человека не получится, Таня и бабушка Мила совместно решили его наоборот, подчеркнуть.
Зеленые волосы перехватили кое-где резиночками, кое-где заплели косички, сделав это так, чтобы прикрыть уши. Обруч короны на голове девушки тоже казался экзотическим украшением. Но на всякий случай комплект дополнили деревянными бусами и браслетами из цветного пластика.
Платье и так подходило.
Стиль бохо — универсальный. Балахон — он и есть балахон, и преотлично смотрится и в качестве делового платья — и как одежда хиппи. В качестве аксессуара подобрали сумку-авоську, только внутрь вложили холщовый мешочек — и нормально. Всем же известно, они в своих европах немного... того. Вон, во Франции лягушек едят и нахваливают. В Чехии и Словакии в пасхальный понедельник мужчинам разрешается бить женщин хлыстом. В Японии спят на работе. Может, и в Португалии тоже чего не того? Кто ж их знает?
Но балахон травянистого цвета Салее удивительно шел. А на вопрос, не холодно ли ей, девушка только плечами пожала.
— Я же даэрте. Нам хорошо везде, где есть лес...
— И зимой? Голышом?
— Преспокойно... лишь бы в Лесу.
Тане осталось только плечами пожать.
В понедельник они все же не решились идти, а вот во вторник — в самый раз. И правильно.
Не успела Таня прийти в группу, как поняла, что ни Попов, ни Извольская ничего не забыли. И превентивно подошла к старосте группы.
Есть такой несчастный, носит журнал, отмечает отсутствующих, ну и получает за это от них регулярно. Нет, не шоколадки.
Поди, отметь того же Попова! Себе дороже будет. И не отмечать нельзя... грустно это — между двух огней метаться. Поэтому в старосты группы выбрали Аню Кислицыну.
Очень вежливую, ответственную, положительную, зубрилку до мозга костей...
Вот к ней и подошла Таня.
— Ань, мне нужно будет объявление сделать для всех.
— И?
— Сможешь народ задержать на большой перемене? На пять минут, мне больше не надо?
— Хорошо. А что случилось-то?
— Я всем сразу и расскажу, — отвела глаза Таня.
Аня тоже была вся в розовой дымке. И почему-то два красных пятна в районе поясницы. Да что ж это такое? И откуда оно взялось?
Никакого зрения не напасешься!
* * *
Аня свои обязанности знала четко. В перерыве между уроками она встала и громко всем объявила:
— Ребята, на большой перемене надо задержаться на пять минут. Для группы будет объявление.
— Так объяви сейчас? — предложил Попов.
— Поэтому сразу не расходимся и не разлетаемся, — проигнорировала его Аня.
Ей можно.
У нее родители тоже медики, и Попов ее задирать опасается. Так прицепишься, потом зачеты по сорок раз сдавать будешь. Или на практику в морг пойдешь. Столы мыть.
Запросто.
Это к Тане можно цепляться... с утра уже три записки подбросили на фаллическую тему. Тьфу, гады! Нет, записки ей не навредят. Противно просто.
Впрочем, это не помешало на большой перемене Тане встать перед группой.
— Ко мне на той неделе приехала кузина из Португалии. С завтрашнего дня она будет посещать занятия с нашей группой. Директор разрешил. Приказ подписан. У меня все.
Ну, это у Тани. У одногруппников вопросов было более, чем достаточно.
— Углова, да откуда у тебя родственники за границей? Ты себя-то видела в зеркале? — с великолепным презрением пожала плечами Извольская.
— У бабушки троюродная сестра уехала за границу. Еще вопросы будут? И да, в зеркале я себя каждый день вижу.
— И на нем покрытие не осыпалось?
— Это покрытие, Катенька, — не выдержала Таня, — называется амальгамой. Погугли, поди, только слово ищи на букву 'а', не перепутай.
— Хамишь, Углова?
— Подстраиваюсь под оппонента, — Таня сверкнула глазами. И откуда только смелость взялась?
Раньше она себя сама запинывала в угол... мало ли есть отговорок для неконфликтных людей?
Нам еще вместе учиться...
Нам в одном городе работать...
А если она мне пакостить начнет?
Оно, конечно, так. Но есть ведь категория людей, которые, не получив по морде подсвечником, окончательно распоясываются. И ввести их в рамки становится невозможно. Если не применить силовых методов, конечно.
Но тогда — снова ты во всем виноват?
Таня об этом сильно не задумывалась. Усталость, тревога за бабушку, работа, учеба... какие там силы? Какие мысли? Выучить бы все необходимое — и упасть в кровать. Так-то она за себя могла постоять, но раньше. Намного раньше.
А сейчас...
Выспаться дайте!
Вот Извольская и решила, что можно обнаглеть. И сильно разочаровалась.
Нет, надолго ее сбить не получилось бы. Но вмешалась еще одна девушка.
Есть такие среди девушек. Генетика — такая штука вредная, и никого она не щадит. Когда у девушки в восемнадцать лет фигура много раз рожавшей бабы, такая, грузная и оплывшая, это не прибавляет ей кротости характера. Если к этому прибавляется широкое лицо с носом-картошкой, маленькими глазками и тремя подбородками — вообще беда.
А уж если бонусом идет характер потомственной хабалки...
Увы, это был именно тот случай. У Маши Михалковой все перечисленное было в полном объеме. И всем девушкам чуточку симпатичнее нее она завидовала страшно.
А уж Тане...
Вот ведь дура!
Выглядит хорошо, но совершенно этим не пользуется, ходит, как чмо, на все ей наплевать... Машке бы ее таланты и внешность! Она бы тут королевой курса была!
А эта...
Таню Михалкова воспринимала, как свое персональное оскорбление. А то, что на нее не обращали внимания и старались не связываться, удваивало возмущение.
— Танька, а на фига нам эта твоя девица сдалась?
На этот вопрос у Тани тоже был продуман ответ.
— Директор хочет, чтобы у нас появились иностранные студенты.
— А лекции им как читать будут?
— Кузина отлично говорит по-русски.
— А наши дипломы у них не принимаются?
— Почему? — удивилась уже Таня. — Сдается квалификационный экзамен, и добро пожаловать. И потом, Маша, это на врача, на хирурга или отоларинголога будет сложнее. А мы-то фельдшера. Считай — медперсонал. С нее и спрос другой будет.
— А чего она сюда прется?
— У них там обучение дороже Малахитовой Шкатулки будет. Проще выучиться всему здесь, а потом сдать экзамен там.
— Ишь ты...
— Про медицинский туризм я слышал, — кивнул со знанием дела Попов. — У бати приятель в Америке, так он все здесь лечит. От зубов до задницы. Говорит, там такие счета, что сдохнуть дешевле.
Таня развела руками.
Мол, все довольны?
Довольны все не были, но Извольская не стала влезать, не желая встать на одну доску с Михайловой, а остальным... кому было безразлично, кому любопытно...
Давай, веди сюда свою иностранку. А мы потом разберемся, что это за зверек такой.
* * *
Все это Таня и рассказывала вечером Лее. Та внимательно слушала и про одногруппников, и про их характеры. Потом кивнула.
