Красный Принц

Поставив чашку в раковину, я вновь прислушался к звукам, доносившимся из ванной — похоже, Мария всё ещё принимает душ, сквозь шум воды мне послышались легкие всхлипывания, и я непроизвольно сжал кулаки. Почему я не могу успокоить её? Что я делаю не так?

Дождь за окном усиливался, его нестройное пение доносилось отовсюду, настигая меня прямо в сердце. Этот звук плюс сводящее с ума тиканье часов и тишина, прозрачная и невесомая, тишина одиночества и отсутствия разговора... я рухнул обратно на стул и спрятал лицо в ладони. Перед моими глазами пронеслось видение прошлой ночи. Интересно, когда было обнаружено тело девушки? Когда она была убита? Ведь совершенно очевидно, что маньяк действует по ночам, так почему же полиция только к вечеру отправилась в особняк Милтонов? Я не знал, где находится улица Глостер Роуд и тем более не знал, как выглядит эта церковь, но что-то мне подсказывало, что она находится не в безлюдном месте. Он убил её там? Или же перенёс тело откуда-то ещё? Я представил себе, как девушка уверенной и счастливой походкой идёт навстречу своей смерти. Вижу, как он целует её, прежде чем превратиться в зверя, настоящего монстра и жестоко расправиться с девушкой. Господи! О чём я думаю!

Я раздражённо повёл головой и поднялся с места, а затем услышал, как Мария повернула вентили в ванной и перекрыла воду. Однако последующие звуки показали, что девушка не собирается покидать ванную комнату. Да уж, ей действительно нужно согреться и прийти в себя. После я обязательно напою её крепким чаем, желательно с коньяком или виски, если конечно что-то осталось после вчерашнего загула отца, и вкусным мёдом, чтобы простуда точно не одолела её.

Выйдя из кухни, я прошёл в гостиную, где заметил пачку чуть промокших сигарет марки "Lucky Strike" Марии, валяющихся на полу. Чуть усмехнувшись, я поднял её с пола и повертел в руках. Неожиданно меня охватило желание выкурить пару сигарет. Мария часто так делает, когда её что-то волнует, Девушка убеждает меня, что это помогает ей справиться с проблемами, что сигареты отпускают все тревоги, и она может ясно мыслить. Так ли это я не знаю, так как единственный раз, когда я пробовал сигарету — закончился диким кашлем и обещаниями больше никогда. Похоже, пришло время нарушить собственное обещание.

Подойдя к двери ванной комнаты, я предупредил Марию, что собираюсь выйти на улицу проветриться и что на кухне есть горячий чай, а мёд лежит в холодильнике. В ответ раздалось согласное мычание, а потом негромкое плескание воды. Пожав плечами, я прошёл в коридор, накинул на плечи тёплое пальто и захватил спички. На часах было около десяти вечера, и я в очередной раз подумал о том, где же отец.

Спустившись по лестнице, я вышел на улицу, чуть помедлив в дверях, припоминая вчерашний кошмар, а затем спустился вниз. Напротив моего дома было несколько деревянных скамеек и урн со специальным отделением для курильщиков. Чуть поведя плечами из-за дождя, я вновь поднялся к дверям под спасительный козырёк. Похоже, я как и Мария, слишком сильно углубился в свои мысли и не сразу сообразил, что дождь может мне помешать. В результате, я взгромоздился на железные перила, наподобие какого-нибудь пернатого, достал сигареты и спички и закурил. Задрав голову вверх, я чуть откинулся назад, подставляя лицо под струи воды, стекающие с козырька, и закрыл глаза. Это было немного неприятно, но хорошо освежало, так что когда я вернулся в прежнее положение, то уже мог более менее соображать. Сделав глубокую затяжку, я закашлялся, но упрямо продолжил курить. С непривычки меня сразу повело, чувство небывалой легкости охватило всё тело, и я еле удержался, чтобы не упасть вниз. Отбросив догоревшую сигарету, я покрепче ухватился за перила и вновь отклонился назад, чтобы голова полностью ушла под воду. Когда я вернулся к жизни, то вновь закурил. Теперь мне стало легче.

В голове проносились легкие воспоминания о встречах с Хейли, её улыбка, её задорный характер и несгибаемая воля. Но как бы я не старался, мне никак не удавалось воскресить в своих воспоминаниях её голос. Он ускользал от меня, почему-то превращаясь в голос Марии. Это было грустно и как-то несправедливо, ведь теперь я уже никогда не услышу его вновь. Он должен был остаться в моей памяти! Но этого не случилось. Я сумрачно вздохнул и оглядел улицу. Из-за непрекращающегося дождя, в нашем переулке никого не было, хотя обычно по вечерам здесь любили собираться старушки, да и дети нередко чертили на дороге классики и играли до позднего вечера. Даже сейчас можно было разглядеть на асфальте остатки "классов". Но дождь превратил наш и без того тихий район в пустынное место. Люди, которые приходили после работы, старались сразу пересечь двор и войти в тёплый и безопасный подъезд. Они спешили к своим близким, спешили к вкусному ужину и вечерним газетам. И в этом не было ничего удивительного. Если не считать того, что переулок напротив моего дома, тот, который затерялся на фоне трёхэтажных зданий, идеально подходит для того, чтобы совершить убийство. Туда не проникает сумрачный свет от фонарей, люди не обращают на него внимания, ведь там нет даже мусорки, а днём он всегда находится в тени. Разглядывая его беспроглядную темень, я представил себе, что оттуда на меня смотрит широко раскрытыми глазами жертва, которую сжимает в своих лапах маньяк, она пытается что-то мне сказать, но из горла, сдавленного чужой рукой, раздается лишь сиплое мычание, поглощаемое нескончаемой песней дождя. Я представил себе, как зверь, что её держит, достает огромный нож, который даже не сможет угрожающе сверкнуть в свете фонаря, и направляет в тело жертвы. Девушка оседает на землю, а монстр торжествует. Развернувшаяся перед моим внутренним взором картинка была так реалистична, что мне пришлось сильно потрясти головой, чтобы выбросить её из своего разума. Мне стало неловко за свои мысли, но я никак не мог толком сосредоточиться на смерти Хейли. Господи да при всей кошмарности ситуации, я не мог по-настоящему прочувствовать её смерть! Я не понимал этого! Как это так — моя знакомая была зверски убита "Оборотнем с красной лентой"? Да бред это всё — не может быть! Ещё недавно я видел её, слушал её планы на выходные и обсуждал последний концерт битлов и парламентские выборы, на которых с минимальным отрывом победила партия консерваторов (в действительности же победили лейбористы). А теперь её не стало, и это звучит неправильно и нереально.

Но были в моей голове и другие мысли, более странные и тревожные. Красная лента, которую я обнаружил вчера на крыльце. Разумеется, вчера я предположил, что её обронила какая-нибудь девушка, что это просто ленточка. Но сейчас мне уже так не казалось. Что-то ведь было такое странное во вчерашнем вечере... я вышел из дома, чтобы вынести мусор, а затем заснул, стоя под холодным, ледяным ветром! Разве в этом нет какой-то загадки? К тому же моё видение о человеке, стоящем возле подъезда? Что это было? Порождение моего разума или же там действительно кто-то был? И этот кто-то оставил ленту...

Озадаченно помотав головой, я нахмурился и выбросил в мусорку сигарету. Мои мысли ушли куда-то совсем не туда. Неужели я всерьез обдумываю версию, что вчера я видел оборотня с красной лентой возле своего подъезда? И что этот человек оставил мне свою ленту, а затем убил Хейли? Это звучит слишком абсурдно, чтобы быть правдой.

— Давид? Что ты здесь делаешь? — раздался недоуменный голос моего отца.

Я так сильно погрузился в свои мысли, что даже не заметил, как он подошёл к подъезду! Быстро соскочив с перил, я подошёл к нему.

— Отец, случилось несчастье, — тяжело проговорил я, кладя руку ему на плечо.

Мой отец выглядел сильно уставшим, похоже день на работе был загруженным. Его плечи были поникшими, а взгляд утомлённым. Мне пришлось подставить ему своё плечо, чтобы он мог подняться по лестнице, и я с грустью отметил, как сильно он начал сдавать за последний год.

— Что произошло? — остановившись, спросил он, с тревогой глядя мне в глаза.

— Хейли, гувернантку Марии, вчера ночью убили, — просто ответил я, опуская голову вниз.

— Господи! — только и воскликнул он, — как же такое могло случиться?

— Похоже, что это сделал тот самый маньяк...

— Ты имеешь в виду Джека? (Серийный маньяк, действовавший в Лондоне с 1959 по 1965гг., Полное прозвище — Джек Раздеватель, стиль его преступлений был схож со стилем Джека Потрошителя).

— Нет, это сделал "Оборотень" — не поднимая глаз, тихо ответил я.

— Пресвятая богородица, помилуй нас! — в сердцах воскликнул он, прижимая руку к груди, — даруй этой девушке покой на небесах...

От упоминаний о райских кущах, я поморщился и отвёл взгляд в сторону. Мы с отцом по-разному относились к религии, поэтому я промолчал и лишь мелком подумал о том, где сейчас находится Хейли.

— Сейчас у нас дома Мария, — нерешительно сказал я, помогая отцу подниматься по лестнице, когда мы вошли в подъезд.

Его губы на мгновение сжались от раздражения, но это чувство быстро прошло, и он спросил меня:

— Как она?

— Не очень, — уныло ответил я, — она прибежала к нам пару часов назад, мокрая и без верхней одежды. Новость о смерти Хейли сильно повлияла на девушку, поэтому я решил оставить её у нас на ночь — домой ей в таком состоянии ехать нельзя.

— Ох уж эти рафинированные аристократки, — многозначительно пробормотал отец, а затем, словно устыдившись своих слов, сказал, — смерть всегда ошеломительна для нас. Когда умерла твоя мама, я неделю не мог не есть, не пить, не говорить. И прибывал в каком-то странном оцепенение.

— Да отец, я помню те дни, — а перед глазами появилась картинка — маленький мальчик, грызущий черствый хлеб и испуганно смотрящий на статую старика-отца — без движения, без вздоха — холодный, как камень и такой же чужой.

— Ты правильно сделал, что оставил её — в такие дни нужен кто-то, кто поможет, поддержит, — запнувшись, хрипло продолжил отец.

Когда мы поднялись в квартиру, то обнаружили Марию, свернувшуюся клубочком на диване в гостиной. На кофейном столике стоял недопитый чай, от которого ещё шёл густой пар, а также пепельницу, в которой лежало несколько выкуренных сигарет. Девушка спала нервно, чуть вздрагивая и еле слышно постанывая. Её лицо терялось в складках старого пледа, которым она накрылась, и лишь розовая пятка торчала наружу.

— Я отдал ей старую одежду матери, — шёпотом сказал я, когда мы на цыпочках прошли сквозь гостиную в кухню, не забыв погасить верхний свет.

— Хорошо, что не выкинули. Ты правильно поступил, — но по его лицу было видно, что он недоволен.

— Мария вся промокла, ей нужна была сухая одежда, — оправдываясь, ответил я, — а наша с тобой не подходит, вот я и решил...

— Я же сказал, ты всё правильно сделал, — чуть раздражённо воскликнул он, ставя на плиту чайник, — нет нужды в оправданиях.

Негромко кашлянув, я расположился за нашим маленьким обеденным столиком и поджал ноги под себя, откинувшись на спинку стула.

— Ты что-то ещё хочешь сказать? — недовольно спросил он, даже не посмотрев в мою сторону.

— Да, я хотел спросить тебя, что вчера было?

— Что-что... ты довёл своего старика, — зло проворчал он, — своими поступками ты загоняешь меня в могилу. Вот признайся, позапрошлую ночь ты провёл с ней! И весь вчерашний день тоже!

На это мне нечего было ему сказать, поэтому я лишь устало прикрыл глаза.

— Но ведь это не повод так пить.

— Не твоё дело, самостоятельный ты мой, — грубо оборвал меня отец, негромко ударив кулаком по столу, а затем, повернувшись ко мне лицом, продолжил.

— Вчера звонил этот аристократ и обозначил срок, после которого он отзывает своё предложение.

— Да, я знаю, ты говорил — до конца недели.

— На мои слова о твоей молодости, он ответил, что ты не так уж и молод, чтобы не понимать, что он предлагает. Смотря на тебя, я вижу отказ в твоих глазах, и я знаю, что причина твоего отказа спит в соседней комнате.

— Отец...

— Помолчи, сын, и послушай меня, — он упрямо сжал свои губы и отвёл взгляд, уставившись в стенку. Его голос был холоден и твёрд, похоже, он что-то задумал. — Я долго думал, как донести до тебя истину этого мира, чтобы ты принял предложение Логана, но так и не смог придумать способа, который разрушит юношескую влюблённость. Я нашёл лишь один способ заставить тебя действовать правильно.

— О чём ты говоришь? — шёпотом спросил я, чувствуя, как немеет всё внутри.

— Если ты не примешь предложение Логана до пятницы, я всё расскажу Роберту Милтону.

— Ты это не сделаешь! — вскочив на ноги, воскликнул я, — ты не посмеешь, отец! Что ты такое говоришь?

— Я понимаю, что это гарантированно уничтожит твоё будущее в этом городе, но на свете есть много стран без аристократии, где ты смог бы реализоваться. Без неё, разумеется.

— За что ты так со мной? — глухо спросил я, опускаясь обратно на стул. Мои руки сами потянулись к деревянной шкатулке, в которой отец хранил свои сигареты. Во рту пересохло от горечи и предательства самого близкого мне человека. — Почему ты так рьяно ограждаешь меня от неё?

— Потому что вы не должны быть вместе, — просто ответил он, — ты никогда не станешь ровней этой девушке. Вы слишком разные, и если сейчас вам кажется, что ваши чувства крепки, то когда пройдут годы, вы останетесь ни с чем. У вас нет ничего общего, кроме юности, вы из разных сословий. У вас различаются взгляды на жизнь, разные интересы, разная судьба. Мария выйдет замуж за человека своего круга, она станет женщиной без особой глубины, превратиться в холёную пустышку, суть которой — рожать будущих властителей мира. Ты же сам видишь это! Её интересы вертятся вокруг сплетен и платьев, её заботит внешность, а не внутренний мир и ты это не в силах изменить! — горячо говорил мой отец, наблюдая, как я делаю судорожные затяжки.

— Ты не прав, отец, Мария... она другая, особенная, — хрипло проговорил я. В голове пронеслись воспоминания о наших совместных походах в театр, о посещении кинозалов, каких-то выставок и музеев. Мне вспомнилось, с каким живым интересом она всё рассматривала, как не стеснялась задавать элементарные вопросы о живописи, скульптурах, о классической музыке, о философах прошлого и настоящего. Ей была интересна культура, она старалась понять мой мир и со временем уверенно стала разбираться в азах искусства. А затем девушка стала совершенствоваться самостоятельно, временами открывая уже для меня новые грани культуры.

Боже, как бы я хотел всё это объяснить отцу! Но почему-то всякий раз, когда я начинал говорить о наших с Марией походах, он уводил тему разговора в сторону, не желая слышать о моей подруге.

— Тебе так только кажется, — горько проворчал он, — ты думаешь, если Мария знает, кто такой Рубенс, Кафка или Верди, то она уже духовно развитая личность? Человек-творчество, который с легкостью отбросит материальное ради духовной близости? Думаешь, что она носительница высокой любви — агапэ? Очнись, мой мальчик, Мария может прочитать сотню книг и прослушать все великие композиции мира, но не приблизиться к истине...