Феникс императора. Часть вторая.

Но алхимик не разделял моего оптимистического настроения. Окинул меня пронзительным взглядом, отчего захотелось придвинуться к костру поближе, возвел глаза к небу, словно вопрошая — за что ему досталось настолько безалаберное создание. Да уж, какая есть!

— Для тупых объясняю популярно, — зло прошипел он, — Феникс твой вчера потратил всю свою силу, отчего у тебя разболелась голова. Вывод, какой?!

Нет, ну чисто на допросе! — возмутилась я.

— Не знаю! — огрызнулась я, — может она... ой!

— Вот тебе и ой! — передразнил Карун.

— Что же ей Дахуна приказал? — почему-то в голову лезли самые мрачные мысли.

— Неправильно ставишь вопрос. Что она сделал по его приказу, если даже до тебя докались отголоски! Вспомни то ощущение когда силы в тебе столько, что кажется, пьяна ей.

И я вспомнила, стало тоскливо. Перед глазами мелькнули смеющиеся зеленые глаза, на губах появился вкус тех беззаботных дней и выражение лица Джи, когда я впервые смогла использовать силу. Не хочу я думать об этом.

— Да с таким запасом можно город спалить! — и тут же пожалела, что сказала это вслух.

После этих слов разговор сошел на нет. Мы ели в полной тишине, пока на поляне не появились два довольных рекстора. Дикий, вальяжно развалился у меня за спиной, сразу стало теплее, но Карун торопился, и послеобеденного отдыха не получилось.

Седло я забросила только со второго раза, поскольку непреклонный алхимик согласился помочь только с подпругой. Ну, хоть на том спасибо!

Две сумки поперек седла, сзади привязано туго смотанное одеяло, под лапами Дикого быстро замелькала земля. Ландшафт изменился так стремительно, что когда я пыталась ухватить взглядом хоть немного проносящихся пейзажей, начинало немилосердно мутить. Я старалась смотреть вперед, глядя на бегущего чуть впереди рекстора Каруна, или вовсе закрывала глаза, полагаясь на совесть Дикого. Километры дорог ложились мягким бегом, а местами размашистыми прыжками наших клыкастых скакунов, ветер вымораживал слезы, катящиеся по лицу, руки без перчаток задубели и обветрились. К тому времени как начало темнеть, я была готова самовольно выпустить из одеревеневших пальцев повод и скрюченной сосулькой свалиться на подмерзшую дорогу. Но вот рекс алхимика бодро впрыгнул в кустарник, растущий вдоль дороги, а за ним оказалась крошечная полянка.

Зря я последние несколько километров думала, что свалюсь от усталости, потому что пальцы, вцепившиеся в седло приморозило намертво. И минут двадцать Карун прыгал вокруг Дикого, как шаман на обряде. Чего он только не предпринимал: дышал на мои руки, пытался расцепить пальцы, даже нажал на какие-то точки на мне, но толка было ноль. Я вяло наблюдала за его попытками, стараясь вести себя как можно незаметней, потому что Карун находился в опасной для здоровья точке кипения. Вот только моего терпения явно не хватило.

— А почему ты не применишь магию?

За что удостоилась такого красноречивого взгляда, поняв — отдавила больную мозоль.

— Мне нельзя применять магию на территории Оши! — рявкнул он, и рывкам отодрал меня от седла.

Вот так номер! Я даже не сразу ощутила весьма болезненное покалывание в отмороженных конечностях, настолько меня поразило это известие. О чем я не преминула возмутиться.

— Это еще почему?!

— Видишь ли, детка, я ведь своего рода политический преступник, здесь мне предоставили убежище, — пока он рассказывал, я энергично разминала затекшие ноги и спину, — а когда зашел вопрос об открытии школы, мне поставили условие и прописали его в договоре. Конечно, одного они не учли, школа-то находится в зоне вихря.

— Здесь вихря нет.

— Вот именно!

На этом экскурс в историю и прошлое одного царственного норда закончился. И я вернулась в суровую действительность, которая требовала от нас своего участия. Не отходя от лагеря сильно далеко, я собирала хворост для разведения костра, а поскольку нам предстояло провести ночь в осеннем лесу, то его требовалось очень много.

После очередного захода Карун скомандовал отбой, и я деревянно опустилась на снятое седло. Рексторы первое время кружили вокруг меня, пока я собирала хворост, но когда им надоело, отправились искать себе ужин. Алхимик изредка поглядывал на мою несчастную физиономию, не забывая обреченно вздыхать. На психику давит, но главного он не понимает — в таком замученном состоянии мне его ужимки, что слону дробина.

Если бы было можно, то я давно сидела в куче розовых углей, но поскольку огнеупорность для меня в прошлом, довольствовалась теплом совсем близкого костра, поворачиваясь к пламени то одним, то другим боком.

— Ты бы в одеяло завернулась, — ехидно заметил Карун, видя мои попытки отогреться, а я хлопнула себя по лбу.

— Раньше сказать нельзя было?

Он покачал головой. Конечно, ему-то что, вон даже куртка на распашку и ничего не мерзнет.

— Ты так забавно себя ведешь, что я не смог отказать в удовольствие, наблюдая за тобой.

— Гад, — беззлобно отозвалась я, мысленно припоминая, как совсем недавно он еще забавней скакал вокруг моей особы. Бальзам на душу...

Честно говоря, я и не представляла, как мы заночуем. Земля холодная, местами уже промерзлая, так недолго подхватить воспаление всего на свете. Но оказалось, что я не учла одной детали, это тех веток, которые Карун заставил меня обдирать с деревьев после довольно сытного ужина и собственно наших верных скакунов, которые сами по себе оказались великолепными обогревателями. Уложив ветки, ну прямо наша ель, мы накрыли их одеялом.

Собственно у меня мелькала мысль, что вместе спать теплее, но с алхимиком у нас складывались весьма натянутые отношения, хоть он старался сгладить свое пренебрежительное отношение. А когда я недоуменно взирала на наше ложе, надо заметить довольно тесное, поняла весь курьез ситуации. Он против, я против, но мы оба понимаем, что по-другому никак.

Спать, как ни странно не хотелось, поэтому я сидела у костра, завернувшись в очень теплое одеяло, изредка высовывая руку, чтобы в очередной раз подбросить сухой сучок. Карун что-то мурлыкал себе под нос, сначала ненавязчивый звук казался приятным, но постепенно вызвал раздражение и как следствие вспышку недовольства.

— Карун!

— Да? — эдак задумчиво, будто я выдернула его из приятных воспоминаний.

— Почему ты бросил свой народ? — вариант из вторых рук я знала, хотелось услышать от первого лица.

— Ха! Бросил?! Это еще мягко сказано! — с какой-то показной бравадой выпалил он, и я увидела в его глазах такую нереальную злость, что пожалела о сказанном, — в свое время я многое сделал для процветания Курам-Илора, но мои эксперименты, они не всегда были безопасны. А тот последний...он уничтожил половину совета, в которых на то время входили пять матерей. За это меня, не разбираясь, отправили бы к праотцам.

Он замолчал, но мне не давала спокойствия одна существенная деталь.

— Так почему тебя простила Оли?

— Моя сестрица, как ты заметила, та еще штучка. У нее прямо-таки нюх на истории с душком, а у моей истории был не душок — качественная подстроенная вонь. Если без возвышенной патетики, то меня подставили. Когда же во всем этом разобрались и нашли виновных, я уже имел школу и постоянный поток учеников.

— А как же власть?

— Власть? — зачарованно повторил он, не сводя глаз с огня, — она не была нужна мне тогда, а уж после... Здесь я могу творить без ущерба, не спрашивая разрешения, полагаясь на самого себя, что, несомненно, заставляет ощутить всю полноту ответственности.

И я с ним согласилась, свобода дороже всех благ и почестей.

Начало конца.

Лучше быть одному, чем в плохой компании. Джон Рей.

Самый лучший бросок в кости — выбросить совсем. О'Мэлли.

Утро выдалось холодным и богатым на потрясения. Ночью я спала плохо, ворочалась и забывалась недолгим сном, очень напрягало отсутствие каких либо стен, словно уже на генетическом уровне заложено. Дикий под боком тихо посапывал, являя мне, образец истинного арийца — спокойный, невозмутимый, чего явно не хватало мне. Да что говорить, я в бытность еще студенткой ни разу не ходила в походы с ночевкой, а тут вообще жуть.

Вот и проснулась, едва рассвело. Как ни странно, было жутко душно. С трудом, выпутав голову из-под одеяла, уткнулась носом в пушистое пузико Дикого, а, перевернувшись на другой бок, увидела Каруна.

Ну да, а кого же еще я ожидала там увидеть?

Только вот то единственное одеяло, что нам предстояло делить ночью, целиком и полностью было бессовестно перетянуто мной. Мне честно стало стыдно. Придвинувшись в плотную, я накинула на дрожащего мужчину одеяло и нисколько не стесняясь, прижалась к его спине, обхватив талию рукой. Последней мыслью была самая невинная, а сон, наконец, пришел — спокойный и ласковый.

Утро, черт возьми, я даже не предполагала, началось вполне себе мирно. Карун кашеварил, ухмыляясь, поглядывал на мою сонную возню, мне же никак не удавалось проснуться. Отчаянно хотелось привести организм в бодрое состояние, но задача оказалась не по силам.

— Сейчас бы кофе и умыться холодной водой, — бурчала я себе поднос сворачивая одеяло в тугой валик.

— Вода есть.

— Есть, пить. Что?

Вопросительный взгляд в мою сторону, но голова отчаянно не понимала смысла слов.

— Давай солью тебе воды, а ты умоешься.

— Так бы сразу!

Что-то я сегодня не в духе, старею, поди, раз ворчать начинаю.

Умылась, и туман сам улетучился из головы. Дико захотелось есть, а мой голодный взгляд в сторону дымящего котелка, сказал сам за себя. Но вместо очередного кулинарного шедевра, алхимик торжественно вручил кружку горячего чая и бутерброд с холодным мясом. Конечно же, я обожгла язык, прикусила щеку и подавилась бутербродом, но голод оказался сильнее голоса разума.

Собирали стоянку в полной тишине, мне было лениво ворочать даже языком, а Карун просто не желал общаться с хмурой женщиной. Правильно, по утрам, а особенно по таким утрам, меня лучше не трогать. В чем убедился алхимик, когда решил помочь мне с седлом.

У меня не получалось затянуть подпругу, я злилась. Раз, второй — злость перешла в какой-то странный мазохизм.

— Давай, помогу.

— Не мешай мне!

— Тебе сил не хватит.

— Отвали, — прорычала.

— Мы торопимся!

— А я нет, — зашипела, отпихивая алхимика.

— Что за дурость?!

— Руки убери!

Припираться можно было долго, но вот застежка вошла в нужный паз и я резко выдохнула, вытирая со лба пот. Как ни в чем не бывало, закинула сумки, привязала к седлу одеяло, со скрипом влезла наверх. Карун уже сидел верхом, убедившись, что я готова послал своего Рекса вперед. Мне хватило ума заранее удобно вцепиться в седло.

Пока мы ехали по хорошо укатанной грунтовке, безумный бег был вполне терпим. Но когда Карун заставил Рекса свернуть в поле, я за несколько часов перебрала весь свой нецензурный запас. Надеюсь Каруна замучает приступ икоты!

Поле постепенно сменилось, каким то безумным подобием холмов, прямо чудо природы. И это безобразие наши бесстрашные скакуны, будь они неладны, преодолевали мощными прыжками. Мне все время хотелось постыдно визжать, а от постоянных скачков немилосердно мутило. Но вскоре пытка закончилась, и Карун скомандовал привал.

Меня не нужно было просить дважды, я буквально вывалилась из седла. Шалым взглядом поискала кустик попышнее и поползла к нему. Самой скверное состояло в том, что все происходило под внимательным взором моего мучителя. Ничего пускай видит как мне хренова! Может стыдно станет?

Из кустов я вышла уже на своих двоих, руки тряслись от слабости. В общем, не сладко мне было. Карун смотрел на меня с плохо скрываемой жалостью и, пожалуй, отвращением. Да мне самой от себя тошно, что говорить про него! Но мне попался какой-то неправильный норд, вот совсем неправильный.

— Плохо?

И куда только отвращение делось?

— Терпимо, — покривив душой, ответила я.

Алхимик залез в сумку и протянул мне флягу с водой, пришлось лезть за посудой. Во рту гаже некуда, так чего из горла хлебать, воду портить?

— Может тебе отвар укрепляющий сварить? — посмотрел так пытливо.

— Не нужно, — мирно ответила я, хотя вновь захотелось нагрубить, — долго нам еще ехать?

— К вечеру будем в городе, — по голосу стало понятно, что он тоже устал, но от дороги ли.

— Что потом? Вот город, вот мы.

— Видно будет, — фыркнул он, растягиваясь прямо на жухлой траве.

Еду предлагать Карун мне не стал, да и не хотелось. Я просто сидела, вытянув ноги, наслаждалась краткой передышкой. Но внутри словно проснулось пресловутое шестое чувство, которое буквально через несколько минут подняло меня на ноги. И неожиданно для себя я сказала:

— Надо ехать!

Видимо вид у меня был тот еще, раз Карун без выяснений послушно последовал моему порыву. Алхимик вновь задал высокий темп, но в этот раз даже Дикий чувствовал мой настрой и то и дело вырывался вперед, я снова позавидовала выносливости рексторов. Вот была бы пытка, путешествуй мы на лошадях. Да мы бы месяц ехали!

Хотя и эти два дня вымотали меня так, что впору сложить лапки и ждать пока истекут отведенные мне недели. Зачем куда-то бежать, кого-то спасать, ведь можно стать эгоисткой, и махнуть на все рукой. Но отчего-то не моглось.

Вынырнув из дум тяжелых, я осторожно разогнулась в седле, покрутила головой, разминая затекшую шею, и вдруг увидела дым. Столп тяжелого черного дыма, неохотно рассеивающийся под неслабым осенним ветром, вытянулся высоко в серое небо. Сердце испуганно ухнуло вниз. Что-то здесь не так, неправильно. И я нарушила данное Дикому обещание, с силой пнув каблуками бока. Зверь обиженно рыкнул, но бег ускорил.

— Прости, миленький, — прошептала я.

Кажется, мелькнувший смазанным пятном алхимик что-то прокричал, но я не услышала, меня гнал поселившийся во мне страх. Я боялась не успеть, хоть очевидно давно опоздала. Но попытаться догнать время, нужно хотя бы для себя, чтобы потом не жалеть...

Скоро на пути стали попадаться уныло бредущие люди с узелками в руках, реже груженые подводы. Люди спасались от пожара. И где он случился, было совершенно ясно, только меня волновало совершенно другое, где-то там впереди плакала моя половинка. Теперь я чувствовала ее так сильно, что ее слезы стали моими, а ее боль моей.

Мимо меня замелькали деревянные домики пригорода, а потом и сам город явил свой дымный лик. Правда, приблизившись на расстояние, когда городские стены не кажутся темным пятнышком, а начинают давить высотой и размахом строителей, мне стало ясно — города больше не существует.

Заставив Дикого остановиться, сползла по его боку. Ноги дрожали, но ехать верхом больше не было никаких сил.

Ворота, местами прогоревшие насквозь, валялись на земле, частично преграждая проход. Я все-таки опоздала, но все до мелочей было также как во сне. Том самом сне, который так напугал меня, а Джи потом долго успокаивал и кажется, говорил, что это видение будущего.

Теперь, правда, оно жуткое своим оскалом настоящее.