За гранью понимания. Вкус свободы

— Да, их немного. Но даже несколько человек способны перевернуть этот мир, если обладают таким даром. Я приблизил их к себе, а для отвода глаз пустил парочку любопытных сплетен... Услышать как низко пал противник всегда приятно, но еще приятнее в это поверить.

— Да, желающих поверить в ложь во все времена было достаточно.

— Вот именно, — задумчиво кивнул мой собеседник, уставившись куда-то перед собой.

— И что было дальше?

— А как ты думаешь? Я привязался к ней и, наплевав на все правила, попросил ее стать моей женой.

Я удивленно крякнул. Вот уж чего в этом мире никогда не было! Бароны они искусственные создания. Да, когда-то, очень-очень давно, их предки были людьми, но с тех пор минула не одна сотня лет и уж конечно не один десяток модификаций. Да и какой смысл в браке, если никаких плодов он все равно не принесет? Думаю, ему не раз и не два все это объясняли, твердили, что для девчонки никакой разницы кем быть — женой или любовницей — нет и быть не может, а он подрывает устои, да и вообще...

Не сложно догадаться, к чему это привело.

— Тогда и заговорили о смене правителя, верно?

— Да. Многие решили, что я стал выживать из ума. Доказывать что-либо я не стал, просто махнул на них рукой.

— И тогда они создали вам "племянника", — я даже не спрашивал, я просто рассуждал. На месте недовольных аристократов я бы так и поступил.

— Да. Но меня это не волновало — все равно мальчишка не мог войти в полную силу, пока я жив, а уж о своей безопасности я побеспокоился заранее.

— И что было дальше?

— Ничего. Я настоял на своем, в результате Шэли все-таки стала моей женой. Но саму церемонию огласки не придали — она сама на этом настояла, думаю, она всегда понимала все происходящее во много раз лучше меня. Мы были счастливы, действительно были. Но уже через десять лет прошлые разногласия всплыли вновь. Ты знаешь, большинство баронов ненавидят этих "племянников" и дело не столько в том, что чувствуют опасность, скорее видят в них себя. Я в этом отличался от большинства. Шэли невольно изменила меня, заставила задуматься над вещами, которые прежде казались мне незначительными и глупыми... Она вообще все меняла, словно создавала вокруг себя островок любви и умиротворения — и каждый, кто оказывался в его границах, менял взгляд на жизнь. Но при этом она никогда ни на кого не влияла, не использовала свои способности, твердя, что они причиняют ей боль... Шэли просто разговаривала с каждым и почему-то рядом с ней сложное становилось понятным, а испепеляющие душу желания ненужными. Она смогла бы преобразить этот мир — я уверен!

— Но что-то произошло.

— Да. Покушение, очередное. Я привык к своему племяннику, можно сказать, почти полюбил, а уж Шэли так вообще в нем души не чаяла... Он попытался меня убить, а в результате умер сам.

— Его убил ты?

— Я отдал приказ, — уклончиво ответил он.

— Она не простила?

— Напротив, все поняла. И приняла. Шэли ни разу ничего не ставила мне в вину — ей достаточно было просто поговорить со мной, и я тут же понимал в чем и когда был неправ. Она прощала. Всегда. И убийства, и заговоры, и махинации... Она ненавидела все это, но прощала.

— Тогда что произошло?

Эдхил невесело усмехнувшись, глянул на меня. И столько боли было в его глазах, что я невольно вздрогнул. Сколько лет прошло с того момента? Много, очень много. Он уже лет семьдесят приближает к себе майрцев, за это время у него уже должна была вырасти собственная лаборатория...

— Она ушла. Просто однажды я открыл глаза, а ее уже не было. Я до сих пор не знаю, что тогда сделал не так?

Вот и последний гвоздь в мой гроб. Если бы эти слова не прозвучали, я бы еще мог заставить себя поверить в невозможность своих догадок, но теперь...

Иногда, чтобы сохранить себя приходится уходить. Уходить прежде, чем нежная привязанность сменится иссушающей душу ненавистью... прежде, чем станет болезненной сама мысль об этом... прежде, чем потеряешь себя в гранях чужого сознания...

Остальным этого не понять. Именно поэтому эту нашу тайну мы никому не раскрываем.

— Ты ничего не сделал, просто она больше не могла быть рядом. Испугалась.

— Чего?

— Собственных чувств. А еще призрачной возможности оказаться в тисках чужой воли.

— Я бы никогда!..

— А если бы ты узнал, что из твоих уст она примет любой приказ? Даже тот, что противоречит основам ее морали? Если бы ты понял, насколько сильна ее власть над этим миром, справился бы с соблазном изменить его?

— О чем это ты?

— О том, что со временем ты стал ее цепями. А их, как бы сильно не любил, всегда хочется порвать. Растоптать чужую власть над своей душой... скинуть иго чужих мыслей и желаний, не высказанных, но все равно бесконечно важных... стереть из памяти образ, вырвав целые главы из собственной жизни... этого не понять свободному! — последнее слово я почти прокричал. Воспоминания, жуткие своей безумной наполненостью, вызывали дрожь. Сложно проводить границы — еще сложнее, чем создавать стены, — особенно если это границы между тем временем, когда вы вместе, и тем, что всегда наступает после.

— Ты такой же, как она, — он не ждал от меня каких бы то ни было подтверждений — и на том спасибо. Не думаю, что сейчас я был способен внятно объяснить, насколько велика глубина его заблуждений. — И у тебя тоже есть цепи.

Нету у меня их! Нету! Это просто осколок памяти, причудливый, острый, режущий душу... любимый?

Бред! Невозможно любить собственную клетку!

А не любить?..

— А вот это уже не твое дело! Ты развлек меня довольно любопытной сказкой, но на этом и закончим! — я встал, с шумом отодвинув табурет. Мне наскучила эта беседа. В конце концов, я не обязан изливать душу перед каждым встречным!

— Постой. Ты знаешь, что это? — почти безразлично произнес он и прежде, чем я успел сказать, где я видел его желания, он бережно извлек из-под рубашки какой-то кулон и положил на стол изумрудно-зеленый мутноватый кристалл...

Алорт.

Бездна и все ее порождения!!!

От удивления я даже рухнул обратно на табурет. Откуда здесь?.. Только не говорите мне... Невозможно!

— Значит, знаешь. Это единственное, что осталось мне от Шэли. Тем утром, когда она исчезла, я обнаружил его на ее подушке.

Великая Мать, ну за что мне все это?!

На ватных ногах я приблизился к Эдхилу.

— Можно? — спросил я, взглядом указав на кристалл. Он лишь резко кивнул. Наверно, впервые с тех пор, как он его нашел, чужие руки прикоснутся к изумрудной поверхности...

Осторожно взяв в руки кристалл, я потянулся к нему одним из потоков сознания...

...сначала я только увидел ее, грустную, неуверенную... странно, но красивой она не была, скорее обычной и какой-то очень знакомой... а потом она заговорила, негромко и сбивчиво:

...Простишь ли ты мне этот побег? Не знаю. Должно быть нет, ибо никому не дано понять, какая пропасть отделяет нас, владеющих даром Понимать, от всех остальных. Ты спас меня... Ты заменил сломанный якорь собой... Как бы мне хотелось, чтобы ты не делал этого... но в тоже время я понимаю, что никого другого просто не представляю в этой роли... цепи крепнут. Я больше не могу находиться рядом, еще немного и я возненавижу тебя... я не хочу так! Ты мне нужен как воздух... как тепло... как свет, наконец! Но не сейчас... позже... я вернусь! Обещаю, что не пройдет и года, как я вернусь. Я знаю, что ты не сумеешь прочесть это сообщение — мы сделаем это позже, вместе! Совсем немного подожди меня... прошу... совсем чуть-чуть... мне нужно время, чтобы перебороть этот инстинктивный страх... я знаю, что он естественен, что он исчезнет, как только все закончится, но... просто помни, я вернусь. Обещаю! Я же не смогу без тебя... А я не умею врать — ты же знаешь...

— Мы не врем... иногда мы просто не можем выполнить свои клятвы... — негромко произнес я, а потом поднес алорт к губам и поцеловал едва теплый, еще хранящий свет ее души кристалл.

Я никогда ее не видел. Я даже имени ее не знал — зачем? Всего лишь осколок прошлого, даже не моего — чужого, ибо общей памяти у нас не было и быть не могло...

— Как ее звали? Она не могла не открыть тебе истинного имени, — глухо, пытаясь прогнать стоящие в горле слезы, спросил я.

— Шейлэшам вир Ледэль. Тебе что-то говорит это имя? Ты знаешь, где она?

— Это имя мне ничего не говорит... — больно признаваться в собственной глупости, но до этого момента в моей реальности ее не было. Она не существовала для меня. Да, ее в моем мире не было. Зато была пустота, которую я не мог заполнить в одиночку... — и я не знаю, какой из миров принял ее, но одно могу сказать точно: в мире живых ее нет.

— Она... погибла?.. Как?..

— Я не знаю... я не уверен... но... кажется, причиной ее смерти был я...

— Ты?! — золотые глаза, всего миг назад до краев наполненные болью утраты, вспыхнули почти не сдерживаемой яростью.

Я безразлично пожал плечами. Сами устои моего мира перевернулись, так какая разница, где и как умирать?.. тем более от его руки это будет... честнее, что ли?

— Да как?!.. Она же была всем для меня! Для этого мира!.. Ты понимаешь? Хотя кем она была для тебя?! Очередной девчонкой неясного происхождения и!..

— Хватит! Она была моей матерью. Доволен?! — почти прорычал я, чувствуя как чужие эмоции медленно, но неумолимо подчиняют мой разум. Еще немного и я исчезну... растворюсь в переливах его ярости, такой чистой, такой незамутненной... боль, гнев, какая-то потаенная обида... это почти приносит наслаждение... так легко потеряться в чужой жизни...

— Матерью? — растерянность вмиг вымывает все остальные чувства. Иногда она действует много лучше бадьи с ледяной колодезной водой.

— Да. Она умерла во время родов. А я, как видишь, еще жив. Более того до этого момента она не интересовала меня — совсем. Я никогда не спрашивал о ней. Лишь однажды мельком, еще в детстве, я случайно увидел ее портрет в анналах Эшам-ир... совершенно обычное лицо, незапоминающееся... вот я и предпочел забыть. Лучше уж так, чем вечно помнить, что в момент рождения я сам себя лишил чего-то важного...

— Сколько тебе лет?

— А не все ли равно? Тебе она не изменяла — довольствуйся этим. Мы не предаем тех, кого любим.

Что ж, зато теперь многие странности разъяснились,... хотя лично я предпочел бы ничего не знать. Не удивительно, что Эдхил, в одно мгновение преодолев все прочие ступени, оказался в списке "своих". Туда мы относим лишь вирров. Ну и кровных родственников, разумеется.

— Невозможно...

— Когда женщина моей расы чего-то хочет, она не приемлет это слово. А мир... он слишком трепетно относится к каждой из них, чтобы посметь хоть в чем-то отказать. И это главная беда моего народа.

— Твоего народа? — в растерянности он зацепился за последнюю фразу. Надеется забыться? Или размотать клубок событий, ухватив его кончик?

— Да. Она не принадлежала этому миру. Так же как и я ему не принадлежу.

— Кто вы? — резко потребовал ответа Эдхил. Кажется, он вспомнил о событиях многовековой давности... удобная отговорка, вот только я не собираюсь ничего от него скрывать — он заслужил это знание. И никакие приказы и глупые правила меня не остановят.

— Странники. Наблюдатели. Изредка — судии. Но последнее мы не любим: это не наша роль, а значит, не нам ее и играть. Впрочем, иногда нам все же приходится вмешиваться в ход событий... но даже тогда мы стараемся не оставлять следов. Миры очень ревниво блюдут свою свободу и пока не станет слишком поздно о помощи не просят... Наша задача предупредить этот зов, пока не стало слишком поздно. Все-таки Последний Суд — это одно из тех событий, которое лучше оттянуть на как можно более долгий срок.

— Алрис...

— Мое имя Мэйрэшам вир Ледэль — Мэйр. У тебя есть право его знать. Что же касается все остального... я не готов. Кажется, я совсем не готов принять действительность такой, какая она есть.

В голове снова шумело, почти как в тот момент, когда Айр выбил у меня почву из-под ног своим сообщением с кем именно я пил на том идиотском приеме. Слишком много потрясений для одного мира... А Эшам, тем более Эшам без якоря, слишком легко соскальзывают в пучину безумия...

Великая Мать! Не допусти! Не хочу в конце своей жизни превратиться в чудовище!

"До Селики у тебя был якорь... Верни его!" — голос Царицы как будто вновь прозвучал над ухом. Голос, снова приказывающий... ломающий волю... заставляющий сомневаться... как было бы легко ей уступить...

Никогда! Довольно! Истинными якорями обзаводятся только самоубийцы — история моей матери еще одно тому доказательство.

— Мэйр... — те же интонации, то же сдержанное волнение, словно опасается, что я как бешеный зверь любой намек на заботу приму за слабость... Когда-то очень-очень давно я ненавидел того, кто позволял говорить со мной в таком тоне...

— Извини, дай мне время. Обсудим все позже, — немного резко произнес я и поспешил выскочить из шатра. Не хочу сейчас обзаводиться лишними связями. Поздно? Да, должно быть, уже слишком поздно, но прежде, чем с этим смириться, мне нужно подумать. Просто подумать. Надеюсь, Эдхил это поймет.

В ту ночь я так и не лег спать. Не смог себя заставить. Впрочем, виррам сон не так уж и необходим. По крайней мере, от усталости сознание мы не теряем — мы сразу умираем. Правда, чтобы довести себя до такого состояния нужно не спать пару лет. Ну, или использовать что-нибудь из высшей магии, не имея возможность впоследствии восстановить резервы. Ни то, ни другое я в ближайшее время делать не планирую, так что одну-две ночи без сна как-нибудь переживу. Тем более мне действительно надо было много о чем подумать.

Зато к рассвету кое-какие мысли приобрели приемлемую форму. Если уж у меня обнаружились неучтенные ранее родственники, то надо не забивать голову всякой эмоциональной чушью, а использовать сие на благо — если не свое, то хотя бы народа.

Что ж, теперь бы еще и Эдхила уговорить.

Впрочем, здесь можно сыграть на его любопытстве...

И, вообще, я Эшам или как?!

— То есть как сбежать?!

— Ну не навсегда же, — я постарался сгладить острые углы наивной улыбкой. Не подействует, конечно, но может хоть немного смягчит этого барона. — От силы неделя-полторы.

— И куда ты меня хочешь утянуть? Да еще и в одиночку?!

— На Шийр... — все еще сомневаясь, а стоило ли это сообщать раньше времени, произнес я.

— На Шийр?!

Я кивнул, причем глупая улыбка приклеилась к лицу и упрямо не желала исчезать... Кажется, эмоциональная настройка пришла в действие. Фигово. И это мягко говоря. Мне уже не пять лет, чтобы цепляться за родителей, но — Бездна! — с инстинктами не поспоришь, а Эшам существуют только в чувственной палитре мира. Тем более с нашей первой встречи было понятно, что этому человеку суждено войти в мой близкий круг.

— Ага. А тебе чем-то не нравится эта идея?

— У них там такой бардак, что даже соваться не хочется, — честно признался он. Замечательно, значит, не придется наводить на эту тему исподволь.