— Лорд Тротт! — позвала она с закрытыми глазами. Вздохнула, набралась сил и закричала так же, как в прошлый раз звала Матвея:
— Про-фес-сооор!
Но ее не выбросило обратно, и даже раздвоения разума и ощущений не случилось. Пятая Рудлог хватала ягоды, глотая кислую вяжущую слюну и звала еще, кривя губы, пытаясь не всхлипывать и оглядываясь — не привлекла ли она какого-нибудь хищника. Во время очередного "Помогите!" над головой кто-то тонко заверещал, еще оглушительней, чем она сама, и Алинка с визгом подпрыгнула, метнулась в одну сторону, в другую, сильно хромая, спряталась за деревом. Крик затих — и тут же раздался с другой стороны, с третьей... сверху мелькнула летящая тень, и принцесса снова взвизгнула, пригнувшись и закрыв руками голову. Но крик не прекращался, есть ее никто не спешил, и она рискнула открыть глаза.
— Тьфу ты, — жалобно сказала она себе, сглотнув пережеванные ягоды и еле разглядев на поваленном гниющем стволе орущую зеленую птицу — пузатую, похожую на индюка, с раскрытым хвостом, выпученными глазами и желтыми кожаными наростами под глазами и на шее. Именно эта пташка и испугала ее до полусмерти.
— Надеюсь, ты не плотоядная, — пробормотала Алинка, выходя из-за огромного папоротника. Направилась к кусту — но тут птица легко вспорхнула и перелетела к кусту. И быстро-быстро начала склевывать с куста ее, Алинкины, ягоды.
— Пошла! Пошла вон! — принцесса замахала руками. Птица покосилась на нее красным глазом, лениво, совсем не боясь, отковыляла в сторону, снова противно заверещала. Ей вторили товарки с деревьев. Мелькнула мысль поймать, свернуть шею и поесть. Алинка, конечно, никогда этого не делала, но видела, пока они жили в деревне, как этим занимается Ангелина. И она бы тоже смогла... наверное.
Алина вздохнула — все равно нет огня, и потрошить нечем, даже если получится поймать, — и снова стала собирать ягоды, вздрагивая от каждого шороха. И думать. В голове прояснялось. Здесь, похоже, стояло утро — было даже свежо, и над мхами стелился тонкий туман. Она явно находилась не там, где ее чуть не сожрал огромный паук, но река была еще рядом — сквозь толстые чешуйчатые стволы папоротниковых деревьев справа просвечивала красноватая водяная поверхность, над которой тоже поднимались струйки тумана. Еще очень болела нога — принцесса, продолжая жевать, осмотрела себя и жалобно всхлипнула — по внутренней стороне голени шла рваная рана длиной с ладонь, неглубокая, но еще не поджившая — сквозь корочку сочилась сукровица.
— Еще только нагноения и гангрены не хватало, — понуро проговорила она и снова испуганно оглянулась. Ей все время казалось, что сзади подбирается паук или тха-охонг, или еще какое-нибудь чудовище. Но кроме орущих птиц вокруг никого не было.
Алина подумала-подумала, сплюнула на ладонь пережеванные ягоды и приложила к ране. Если эти ягоды такие вяжущие, то наверняка обладают антисептическим эффектом. Ранку тут же защипало, затянуло, и принцесса угрюмо стала снова собирать ягоды. Мозг никак не хотел вспоминать то, что произошло с ней-здешней, пока она-с-Туры была в своем теле.
— Давай, — бормотала Алинка, морщась, — вспоминай. Паук. Помнишь паука?
В голове что-то забрезжило — и тут же она взорвалась болью. И наконец-то пришли воспоминания.
После того, как ее выдернул из очередного кошмара Матвей на горнолыжном курорте, ее половинка, оставшаяся здесь (Алина так и не определилась, как себя разделять и ее немного подташнивало от ощущения, что она проживает сразу две жизни) почти сутки просидела в убежище под корнями гигантского папоротникового дерева. Затекли ноги, очень хотелось пить, и река была рядом, но паук — еще ближе, и Алинка лежала в своей норе, жалея себя и трясясь от страха. Огромный инсектоид то поднимался наверх, в свою паутину под кронами папоротников, то пытался выковырять ее, то на ее глазах ловил и жрал небольших зверей, похожих на мелких косуль. На поляне теперь сильно воняло кровью, паук, похоже, обожрался и отправился отдыхать, но ей все равно было страшно. И очень голодно. Алинка пыталась есть мох, но он был похож на траву, лизала влажные корни дерева, плакала и постепенно слабела.
На вторые сутки она дошла до такого отчаяния, что выползла из-под дерева, поднялась на дрожащие ноги и, ковыляя, пошла к реке, задирая голову и пытаясь разглядеть паука. Чтобы, если что, завизжать, оглушить его. Но чудовище не спускалось, и принцесса дошла до воды, с жадностью напилась, начала дергать водяные растения — неизвестно, как в этом мире, а на Туре корни их и основания вполне годились в пищу. Увидела на одном из корней что-то типа красных маленьких клубней и прямо там, в воде, вцепилась в него зубами. Они были скользкими, и на вкус как крахмал, приправленный тиной, но ей казалось, что вкуснее она ничего никогда не ела.
И тут-то раздался тонкий свист -на берег, быстро перебирая лапами, выбрался паучище, и сразу полез в воду. Алинка не стала раздумывать или застывать — тело само повернулось и бросилось прочь, через реку. Крылья суматошно колотили по воде, пока она, погрузившись по грудь, с трудом продвигалась вперед. За ней плескало, паук оглушительно, недовольно посвистывал-поревывал, и она, оглянувшись и увидев, что он от нее шагах в десяти, не больше, прибавила ходу, выскочила на берег и бегом рванула вперед, выискивая взглядом что угодно — нору, дупло, чтобы спрятаться, скрыться.
За спиной захлюпала грязь — она снова оглянулась, задохнулась от ужаса и еще прибавила скорости. Паук выбрался на берег и покатился вперед с невероятной скоростью.
Мхи мягко пружинили под ногами, хлюпала вода, голова кружилась и в глазах темнело от голода и слабости. Вот принцессу повело в сторону и она едва не свалилась, юркнула за толстый папоротник и застыла.
Паук с тонким присвистом прошел мимо — она подождала с полминуты, выглянула. Он топтался неподалеку, раскачиваясь на мохнатых ножищах и словно принюхиваясь. Принцесса тихонечко юркнула обратно... услышала близкий присвист, подняла глаза и замерла, сползая по стволу на землю, потому что прямо перед ней стоял второй паучище, еще крупнее первого. Он булькнул что-то, похоже, молитву своему паучиному богу за нежданную добычу, раскрыл челюсти, склонясь — чтобы схватить, сожрать, разорвать! Алинка попыталась завизжать — но горло от ужаса свело, и она засипела, вжимаясь в дерево, — как вдруг паука протаранили в бок, и вторые гигантские челюсти с хрустом выломали ему одну из ног.
Лес заполнился раздраженным свистом и клекотом. Чудовищные насекомые то разбегались друг от друга, то сталкивались, с остервенением отрывая друг другу лапы, куски брони, пытаясь попасть в сочленения внешнего скелета. Пару раз мохнатые туши проносились совсем рядом с принцессой, которая тихонько-тихонько отползала назад, пока не оказалась достаточно далеко от увлеченных дракой инсектоидов и не припустила по лесу вдоль реки дальше.
Бежала она, тяжело вдыхая влажный воздух, припадая на раненную ногу, по которой лилась кровь — от страха не заметила на пути пенек от папоротника с острыми краями и пропорола ее, — оглядываясь на далекий рев и свист. Ей казалось, что за ней гонятся уже оба чудовища, и остановилась Алинка только когда в лесу наступила тишина. То ли убежала достаточно далеко, то ли кто-то победил, то ли можно надеяться, что оба сдохли... в любом случае, больше бежать она не могла — согнулась пополам, восстанавливая дыхание. Сердце стучало, как ненормальное, в груди болело, и все тело было мокрым.
— А если тут еще один паук живет? — она со страхом огляделась, посмотрела вверх, пытаясь разглядеть зеленоватую паутину. Зеленый и черный, похоже, вообще были любимыми цветами местной фауны. Но паутины не было, и Алина похромала к воде. Смыла кровь — та текла, не переставая, — сорвала мха, приложила к ране. Напилась, жадно глядя на собравшихся на ее кровь рыб. И побрела искать убежище неподалеку.
Ей повезло — шагах в тридцати от реки лежал поваленный папоротник. Ствол был толстым, полым, и не под силу никакому пауку было бы прокусить его или забраться внутрь. Принцесса еще пошурудила внутри палкой — вдруг там живет какой-нибудь младший собрат паука или еще какая-нибудь живность. Но там было пусто.
А еще здесь очень знакомо и вкусно пахло грибами. Алина даже слюну сглотнула, обошла ствол и облизнулась, падая на колени. Там, из-под начавшей подгнивать древесины, росли высокие, сморщенные, похожие на родные лесные кружевные сморчки грибы. Целый подстволок грибов.
Она сорвала один, осторожно попробовала — и застонала от удовольствия. Ни горчинки, ни кислинки, приятный грибной вкус. Принцесса сорвала штук двадцать грибов, прижала их к голой груди и, памятуя о пауках, полезла внутрь ствола. И там уже жадно, захлебываясь слюнями и задыхаясь от голода, съела их все. Не остановил ее ни хрустящий на зубах песок, ни мысль, что не стоит так наедаться после голодания. И только когда последний гриб был доеден, а в желудке наконец-то поселилась сытость, Алина растянулась внутри ствола и стала думать.
Она не понимала, что с ней происходит. И воспринимала себя как Алину с Туры — вся память была при ней, и все знания. Но в то же время как, как могло быть так, чтобы она одновременно находилась и здесь, и там? Может, это все-таки странные сны? Или кто-то заколдовал ее?
Сломав голову и так и не додумавшись до чего-то понятного, она повернулась набок, вдыхая сыроватый запах подгнивающего папоротника и подложив руки под щеку, прикрылась пушистым крылом и продолжила думать.
Факт есть факт — она находится здесь, и ее могут ранить, значит, и убить тоже. Поэтому попытки понять, что происходит, оставим на потом. Сейчас нужно оценить текущую ситуацию. И как быть дальше? Рано или поздно она наткнется на какое-нибудь чудовище типа этих паучищ и не успеет убежать. И что?
Алинка вытерла снова покатившиеся слезы и тяжело вздохнула. Меньше эмоций. Анализируй, Богуславская.
Пауки — крупные, хищные, конкурирующие, стремящиеся уничтожить собратьев по виду. Вряд ли на охотничьих угодьях одного из них может обитать другой крупный хищник. Хоть в этом можно быть спокойной. И даже если они не поубивали друг друга, то оба очень ранены — каждый лишился нескольких лап как минимум. Значит, двигаться так же быстро не могут. И слава богам. Хоть тут немного повезло. А дальше... надо выживать. Выживать, наблюдать за местом, в которое она попала. И думать, как спастись. Может, здесь еще есть такие, как она?
Грибов хватило на несколько дней. Алинка потихоньку изучала окрестности, ела все, что могло быть относительно съедобным. И каждую секунду ждала, что вот-вот все решится. Что кто-то придет и спасет ее.
Ей снились сны. Там, в этих снах, она-с-Туры готовилась к экзамену, участвовала в возвращении Полины, завтракала за восхитительным, полным готовой еды столом. Там она была не одна. Точнее, та-Алина, была не одна. А она, та, что здесь, получается, никому не нужна? Ее забирать не нужно?
Надежда сменялась тоской и слезами, слезы — глухим отчаянием. Она так и жила в стволе — в нем оказалось хорошо прятаться от набегающих мощных гроз, из-за которых река разливалась почти до ее убежища, а папоротники раскачивались так, что казалось, сейчас обрушатся и похоронят ее под стволами. Существование ее свелось к первобытному поиску еды и избеганию опасностей. Принцесса нашла еще грибные полянки, выполола чуть ли не все водные растения вдоль берега, натыкалась на ягодные кусты, неоднократно видела и жирных птиц, и мелких оленей, и каких-то зверьков, похожих на грызунов, и крупную рыбу, и странных ящериц — на двух задних лапах, размером с гуся, с крыльями, которыми они, однако, не пользовались.
Один раз вдоль реки, спасаясь от дождя, прошло стадо тха-охонгов, и она тряслась в своем стволе, который несколько раз прошивали чудовищные лапы, и только чудом ее не задело.
Не видела Алина только людей. Но и пауков, слава богам, тоже видно не было.
В момент, когда она, Алина, "выпала" с Туры сюда, ее половинка как раз отправилась на очередную разведку, потому что в окрестностях она уже попаслась так, что выела все съедобное и условно съедобное дочиста, и в животе снова было пусто. И на заросли ягодных кустов она набрела буквально за пару минут до того, как половинки снова объединились...
Воспоминания закончились. Принцесса совала в рот ягоды и вздыхала. Докричаться до кого-то из своего мира не вышло. Неужели она тут застряла надолго? Или... — Алинку окатило холодом, — навсегда?
— Выберешься, — упрямо сказала она себе, — Тебя не оставят же просто так. Василина тебя вытащит. Смогла же в прошлый раз. Тебе просто нужно не умереть с голоду и не быть сожранной кем-то из местных чудовищ. У тебя есть грибы, есть вода, есть водяные растения. Есть где прятаться.
"А если не вытащат? — шепнул скептик внутри. — Если не получится?"
Она задрожала и обхватила себя руками.
— Значит, буду выживать здесь, — проговорила твердо. — И думать, как вернуться. Вернуться целиком. Как же это — оставить хотя бы часть себя жить здесь? А пока нужно собраться... нужно выживать...
Наглая птица опять заверещала прямо под боком, ткнулась ей в ноги, пытаясь добраться до ягод, и принцесса, сжав зубы, схватила ее, прижала к земле, скользя пальцами по зеленым коротким перьям, и, закрыв глаза, начала выкручивать ей шею. Птица билась под руками, царапая мощными лапами — и, наконец, затихла. И Алина, понуро посмотрев на нее, начала вспоминать все, чему учила ее Пол и что она успела вычитать в книгах по тематике "что делать, если ты вдруг оказалась одна в диком лесу, полном хищников, незнакомой флоры и фауны, не имея ни одежды, ни оружия, ни-че-го".
Она долго искала в реке острые камни, которые могли послужить ножом. Убиенная птица укоризненно лежала на берегу, сливаясь оперением с мхом. Увы, камней и так было немного, и все они были обкатанные, гладкие. Алинка прихватила с собой несколько найденных, вышла из теплой воды на берег и разложила их на своем "домике" — сломанном папоротниковом стволе. Пусть сохнут. Солнце уже поднялось высоко над головой, и стало жарко.
Затем она попыталась отковырять от папоротникового пенька один из острых обломков древесины. Вон как она пропорола таким ногу, значит, и птичью тушку сможет расковырять. Но засохшее острие держалось крепко, будто каменное, и сил не хватало, как она ни качала туда-сюда, ни била камнями. Этак птица стухнет, пока она себе что-то типа ножа достанет!
Алинка вздохнула, взяла тушку, села на мох, скрестив ноги, и принялась ее ощипывать. Это они в бытность деревенскими делали, но получалось у нее всегда плохо. И руки после такого болели. Перо шло плохо, скользило, надрывалась кожа, выступала кровь — опять вся испачкалась, но через час голая тушка уже лежала перед ней. И Алинка с силой насадила ее брюхом на торчащий обломок, протащила вверх-вниз, больше не разрезая, а разрывая, и, снова вздохнув, сунула внутрь руку и вытащила внутренности. И тут же сообразила, что нужно было делать подальше от места ночлега, чтобы не приманивать зверье! Подумала-подумала и выбросила в реку. Заодно и помылась.
