Товарищ гвардии король

— Что-то не так, Гиви?

— А сам не знаешь? — Архангельский упёрся в меня тяжёлым взглядом. — Да на твоей физиономии всё написано. Даже атомная бомба.

Зря он так, ей-богу. Я же от чистого сердца.

— Забудь, — Гаврила показал внушительный кулак. — Не будет здесь никакого "ядрён-батона". А чтобы не искушать судьбу — лично займешься отстрелом всех возможных участников "Манхэттенского проекта". Списки фигурантов у Лаврентия. Понял?

— Конечно-конечно, — спешу согласиться с начальником. — Вот только зачем? Тем более ситуация в этом мире изменилась настолько, что в ближайшие годы про ядерное оружие никто и не задумается.

— Правильно, — кивнул Гавриил. — Некому будет.

— А наши?

— Твои проблемы... Займи их чем-нибудь более приличным. Пусть памперсы изобретут. Или, на худой конец, презервативы электроникой проверяют. И нехрен смеяться, — Гиви повысил голос. — Атом будет только мирным. А право на оружие массового поражения может быть только в руках Божьих...

— А мы...

— А мы ещё рылом не вышли, понял?

— Угу.

— Это хорошо. Ладно, я ещё вздремну. А ты поосторожнее со своими мечтами. Договорились, товарищ генерал-майор?

Я чего, дурак, спорить с начальством? Конечно же соглашусь. Но и мечтать мне никто не запретит. Это не грёзы какие — всё вполне осуществимо. Вот почему бы товарищу Сталину не сделать меня маршалом? И Лаврентий Павлович пусть будет. А Гаврила обойдётся, в простых генерал-полковниках походит. И так в армии которое столетие про него подозрительные слухи ходят. Он рассказывал? Тогда вы меня понимаете.

Оглянувшись на уснувшего командира, я подсел к столику и налил себе половину стакана. Ну что, за маршальские звёзды, товарищи?

Житие от Гавриила

Москва встретила нас мелким нудным дождиком и почётным караулом, который выстроился на оцепленном автоматчиками перроне Белорусского вокзала. Оркестра и пионеров с цветами не было. И студенток тоже, что не могло не расстраивать. Вместо них присутствовал Семён Михайлович Будённый, салютующий Почётным Революционным оружием. При виде золотой шашки глаза генерал-майора Раевского засияли нездоровым блеском. Зная его патологическую страсть к холодному оружию вообще и к наградному в частности, можно было спрогнозировать мысли Израила на несколько часов вперёд. Да и пусть. Пока у него есть цель, бредовые идеи о прогрессорстве отойдут на второй план. К сожалению, не покинут насовсем, но хотя бы до вечера человечество в безопасности.

Пока командовавший караулом подполковник заставлял своих бойцов производить нелепые и смешные размахивания карабинами, мы, не доверяя помощи проводников, выгрузили багаж. Подошедший Семён Михайлович с уважением покосился на ящики, украшенные неизвестной ему маркировкой, баулы ярко выраженного милитаристского вида и вскинул руку к фуражке.

— Здравия желаю, товарищи генералы.

— И вам не хворать, товарищ Будённый, — вылезший вперёд Израил пожал протянутую руку и сразу перешёл в наступление. — Златоустовская?

— Кто, шашка? Вам не понравится, Изяслав Родионович.

— Это почему? Прошлая очень даже ничего была... Давайте опять меняться.

— Товарищ Раевский, не мельтеши, — я решительно пришёл на выручку к легендарному командарму. — Добрый день, товарищ генерал-лейтенант. Нам, помнится, тогда даже и попрощаться толком не удалось.

— Это да... вы так неожиданно убыли.

— Мы же военные... хм, люди, Семён Михайлович. Правда, Лаврентий Павлович?

Берия промолчал. Он только улыбнулся, отчего начальник почётного караула вдруг заметно побледнел и вытянулся по стойке "смирно". Сопровождающие Будённого офицеры сделали шаг назад.

— Понимаю, кивнул командующий бронетанковыми войсками, по простоте душевной не заметивший некоторых нюансов поведения своего окружения. — Товарищ Сталин просил передать извинения — он не смог приехать. Дела.

На этот раз улыбнулся я. Сам позавчера в телефонном разговоре убеждал Иосифа Виссарионовича не привлекать лишнего внимания к нашим скромным персонам. К славе мы, за редким исключением, занятым сейчас созерцанием вожделенной шашки, не стремимся. Да и странно будет, если встречать трёх самых обыкновенных генералов, каких сотни, приедет Генеральный Секретарь ВКП(б).

— Сейчас в гостиницу, Семён Михайлович? — ещё во время памятного чествования челюскинцев в Кремле мы стали называть друг друга по имени и отчеству.

— Ни в коем случае, Гавриил Родионович. Товарищ Сталин просил привезти вас сразу на дачу к товарищу Ворошилову. Не против?

— Ни в коем случае, — повторил я слова Будённого и повернулся к Изе и Лаврентию: — Вы как?

— А багаж? — удивился Израил. — Нас с автоматами к Сталину не пустят.

— Пустят, — успокоил Семён Михайлович. — Есть особое распоряжение.

— Да? Тогда я и гранаты возьму. А остальное пусть грузят в багажник.

На даче нас ждал сюрприз. Из-за спины Иосифа Виссарионовича вдруг вынырнул подозрительно знакомый человек в странной военной форме и церемонно поклонился. На его плечах в такт поклонам колыхнулась густая бахрома роскошных эполет с шитым золотом вензелем "СБ".

— "Служба безопасности" — расшифровал Лаврентий Павлович и в недоумении поправил пенсне.

— Соломон Борухович! — радостно воскликнул Изя и схватился за бумажник.

Да, это был он. Бывший зека с затерявшегося в Северном Ледовитом океане судна, страстный любитель радиосвязи на коротких волнах и профессионал по вскрытию чужих сейфов, человек, имеющий многочисленных троюродных родственников в половине цивилизованного и трети нецивилизованного мира. Нынешний президент Балтийской Конфедерации, дядя галицийского кагана и корсиканского короля... Это всё он — Соломон Борухович Сагалевич.

А ведь изменился с момента нашей последней встречи. Причём в лучшую сторону. Немудрено, что многоопытный Лаврентий Павлович не узнал его сразу. Округлился, отъелся, и из древнего старика стал пожилым, но вполне ещё крепким мужчиной.

— Товарищи, вы таки представить не можете всей радости, которую имеет старый Соломон от этой встречи! — в порыве чувств Сагалевич бросился обниматься.

Я не стал уклоняться, только спросил после взаимных похлопываний по спине:

— Вы, Соломон Борухович, разве уже без внутреннего содрогания произносите слово "товарищ"?

— Таки да! — балтийский президент отпустил меня и переключился на Лаврентия Павловича. — Вспомните, кем был Сагалевич в бытность свою господином? А лучше не вспоминайте. Зато сейчас... Представляете, в прошлый визит в Лондон, четыре констебля упали в обморок едва увидев мой паспорт. Таки не поверите — никого не трогал!

— И не верьте, — наконец-то Сталин смог вставить хоть слово. — Полицейские испугались не его, а буденновки. Вы слышали клеветнические измышления западной прессы о разгроме Лондонского зоопарка дивизией красных конников?

— Нет, мы не в курсе, — предельно честно ответил я. И, в принципе, нисколько не покривил душой. Да, послужил причиной этих слухов, но их самих не слыхал.

— Давно уже было, — пояснил Иосиф Виссарионович. — Товарищи, а что это мы на пороге стоим? Соломон Борухович, вы закончили обниматься?

— А я разве задерживаю? Можете начинать без меня. Вы разве не видите — Изяслав Родионович ещё не охвачен братской любовью моего народа.

— Еврейского, что ли? — удивился Будённый.

— Ай, не говорите глупости, Семён Михайлович, — всплеснул руками Сагалевич. — Откуда в моей стране еврейский народ? Они все у вас. А у меня, согласно последней переписи населения, их и не осталось. Разве что только я, тётя Роза Гогенцоллерн с семейством, два разорившихся банкира, аптекарь Гоги Ревазович Циммерман, бригада сталеваров да четыре дивизии быстрого реагирования. И всё. Говорю же — уехали все. Бедно живём.

— Совсем бедно? — уточнил Изя.

— А вы имеете что-то предложить на продажу? — сразу оживился Сагалевич.

Сталин махнул на них рукой и обратился ко мне:

— Пойдёмте, Гавриил Родионович, перекусим чем Бог послал.

— Ага, засмеялся Будённый, — раскулачим Клима, пока его дома нет.

Уже за столом, когда слегка расслабились после пары рюмок и позволили себе расстегнуть верхние пуговицы кителей, вождь пояснил отсутствие товарищей Ворошилова и Каменева:

— Климент Ефремович с Сергеем Сергеевичем проводят совместные советско-норвежские учения в районе озера Имандра.

— Там и мои войска есть, — похвалился Соломон Борухович.

— Интенданты третьего ранга военнослужащими не считаются, — отрезал Сталин.

— А бойцы невидимого фронта? — парировал Сагалевич.

— Лапландские?

— Ага.

— Тем более.

— Зря вы так, товарищ Сталин. Люди старались.

Из дальнейшего разговора я понял одно — во время нашего отсутствия жизнь не останавливалась и била ключом. Так, например, разведка Балтийской Конфедерации провела против враждебной Финляндии многоходовую операцию, результатом которой стало появление на карте почти независимого Великого Саамского Конунгства в составе Мурманской области. Единственной ошибкой эмиссаров Сагалевича было то, что они слишком буквально следовали заветам классиков и начали действовать строго по инструкции, составленной основоположниками марксизма-ленинизма.

Революционная ситуация в Лапландии долго не складывалась — митинги и демонстрации, проходившие в тундре, оставались незамеченными большей частью прогрессивной общественности. А массовые забастовки привели к не менее массовому падежу оленьего поголовья. Так продолжалось примерно полгода, пока из Москвы не протянули руку помощи. Приехавшие специалисты, старшие лейтенанты Кулькин и Ершов, осудили оппортунизм саамских революционеров и принялись за работу. И она пошла...

Уже через месяц вышеназванные товарищи, ставшие к тому времени капитанами, были всенародно избраны на ответственный пост лапландского конунга. Но так как должность на двоих не делилась, пришлось образовать дуумвират под общим именем Александров Первых. В Гельсингфорсе о появлении сепаратистов узнали слишком поздно и не успели помешать вводу на территорию Великого Саамского Конунгства войск дружественных Норвегии и Советского Союза. Опасаясь нависшей угрозы, Финляндия была вынуждена спрямить линию государственной границы в районе Печенги и уйти с полуострова Рыбачий.

Ситуация с белофиннами всё более обострялась, порой доходя до пограничных конфликтов с применением авиации советской стороной. К слову сказать — финны белыми уже с год как не считались. Всемирный съезд Белого Движения, состоявшийся прошлым летом в Вильно, постановил исключить генерала Маннергейма из всех списков и учебников, заклеймив позором как предателя и пособника интервентов. С лёгкой руки председательствовавшего на съезде Бориса Михайловича Шапошникова в обиход вошло новое слово "либераст" для обозначения подобных двурушников и буржуазных прихвостней.

На робкие протесты с трибуны Лиги Наций о недопустимости иностранного вмешательства в дела суверенной Финляндии глава советской делегации Анатолий Анатольевич Логинов совершенно прозрачно намекнул так называемому мировому сообществу на статью пятьдесят восемь УК РСФСР, которой с недавних пор государственные границы не являлись препятствием. После демарша нарком иностранных дел СССР покинул заседание, бросив на прощание историческую фразу, мгновенно облетевшую весь мир: — "Пиписьками захотели померяться, сцуко?"

Но всё же первое государство рабочих и крестьян дорожило своей репутацией самого миролюбивого. И сейчас в задачу отправившихся на Север Ворошилова и Каменева входило недопущение любой двусмысленной ситуации. Враг непременно должен проявить агрессивную сущность и напасть первым, к чему прикладывались немалые усилия. Но агрессор почему-то медлил, несмотря на то, что наиболее боеспособные советские дивизии отправились добровольцами на Европейскую войну.

— Что там новенького в Европах? — между делом поинтересовался Сагалевич, обильно намазывая горчицей свиной эскалоп. — Племянники мои соответствуют?

— Кому, вам? — Изя отложил вилку в сторону и внимательно осмотрел Соломона Боруховича на предмет мании величия.

— Не кому, а чему, — поправил его президент. — Светлому образу строителей социализма. До коммунизма не дотягивают, уж извините.

— Да, такова нынешняя молодёжь, — согласился молчавший до этого Будённый.

— Хорошая у нас молодёжь, — выразил своё мнение Сталин. — Кстати, Гавриил Родионович, а в вашей, хм... скажем так, организации, молодые кадры есть? Или товарищ Кузьмич предпочитает старую, проверенную гвардию?

Я не успел сказать и слова, как Израил влез с разъяснениями:

— Да полным полно, товарищ Сталин. Прямо спасу нет с этими юными дарованиями. Бывает, такого начудят... В прошлый раз, представляете, изобрели новое оружие и как бабахнули, не посоветовавшись с начальством. Двух островов в Тихом океане как и не бывало, а в Америке целый город вдребезги. В мелкий щебень. Ладно ещё догадались на половинном заряде испытывать. У шефа остатки волос вокруг лысины поседели.

Тут Изя заткнулся, явно почуяв неладное. Лаврентий Павлович успел перехватить мою руку с тяжёлой хрустальной салатницей и укоризненно произнёс:

— Что это вы всё про проблемы, Изяслав Родионович? У товарища Сталина и своих хватает. Давайте поговорим о достижениях народного хозяйства.

— О самогоноварении, — поддакнул Израил.

— Это правда, что нынешний год будет рекордным по урожаю зерновых? — Палыч улыбнулся. — И можно будет снизить цены на водку.

Но Иосиф Виссарионович не позволил Берии увести разговор в сторону. Он пристально смотрел на Изю, одновременно что-то подсчитывая в уме. Или не подсчитывая...

— Значит, товарищ Раевский, у вас имеется в наличии неизвестное современной науке, но чрезвычайно мощное оружие?

Напарник понял свою ошибку и растерянно хлопал глазами, обернувшись ко мне в ожидании помощи. М-да, опять выручать непутёвого... Я прокашлялся, привлекая внимание, и ответил:

— Вы правы, товарищ Сталин, в Конотопе есть многое из того, что сейчас назовут чудом. Но дело в том, что Владимир Иль... то есть просто Кузьмич, категорически против. Чудеса, как, впрочем, и другие неправедно доставшиеся блага, развращают народ. А так как в нашей стране народ и партия едины, то развращают и партию.

— Поясните свою мысль, товарищ Архангельский, — попросил Сталин, откинувшись на спинку стула.

— Элементарно, — при всей своей невозмутимости и самоуверенности, внутри я не был так спокоен. — Допустим гипотетическую ситуацию — у Советского Союза появляется бомба, способная разрушить целый город. Что вы с ней будете делать?

Иосиф Виссарионович задумался, а Будённый рубанул сплеча:

— Я бы на Лондон сбросил.

— Категорически против. Это варварство! — возмутился Сагалевич.

— Вы так любите англичан, Соломон Борухович? — подозрительно прищурился главком бронетанковых войск.

— Вы подозреваете меня в противоестественной любви? Нет, Семён Михайлович, мне нравятся только их деньги. Вы бы знали, какие суммы они расходуют на взятки! Ай, не нужно так смотреть, я поделюсь.

— Что за взятки, товарищ Сагалевич? — поинтересовался Сталин.