Товарищ гвардии король

— Monsieur le pilot, — повернулся фон Такс к лётчику, — quand ils se nous approcheront? Et comment votr nom?

— Dans cinq minutes. Antoine de Saint-Exupery, monsieur colonel!

— Так близко? У нас пять минут. По машинам! Антуан, прыгайте сюда.

Командирский танк, единственный не замаскированный, попятился кормой в редкий лес и застыл, выставив стомиллиметровую пушку из помятых кустов. В башне стало тесно, хотя угловатый лягушатник много места не занимал. Только жестикулировал, опасаясь за оставленный самолёт.

— Да чёрт с ним, — успокаивал лётчика король. — Я тебе другой куплю, ещё лучше. Или у товарища Сталина новый выпрошу. Не жадничай, Антоша. А этот пусть приманкой побудет. Вот, видишь, как припустили?

Показавшиеся из-за поворота танки противника, увидев вожделенную добычу, действительно увеличили скорость, хотя и до этого стремительно летели на двадцати километрах в час. Грозным клином тридцать новейших Fiat L6/36 шли на захват ценного трофея, первого с начала войны, и напоминали непобедимые легионы Римской Империи. Зловеще смотрели вперёд толстые стволы двадцатимиллиметровых пушек, мощная двадцатимиллиметровая броня надёжно укрывала экипаж из двух танкистов... Берсальеры в чёрной форме катили на велосипедах к славе и победе, глотая пыль и обильно потея. И ничто не могло остановить их неудержимый натиск.

— Где же мы их хоронить-то будем? — ефрейтор Шмульке бережно погладил крупнокалиберный "ворошиловский" пулемет.

— Ай, не переживай, Ваня, — отозвался Рубинштейн. — Если таки ты решишь проявить гнилую либеральную филантропию, так и быть, могу совсем недорого продать свою лопату.

— Заткнитесь оба, — попросил фон Такс негромким голосом. А потом крикнул: — Огонь!

Пушка рявкнула, и под звон выброшенной гильзы послышалось удивлённое восклицание мехвода:

— Ачоа?

— А ничо! — огрызнулся король. — Какого хрена бронебойный зарядили?

— Так танки же, Ваше Величество, — оправдывался Шмульке.

— Осколочным!

Дело пошло лучше, а когда к пушкам присоединились пулемёты, то и совсем хорошо. Пули величиной с сосиску легко брали лобовую броню итальянских танков и разносили в клочья экипажи, в отличии от болванок, пролетавших насквозь три-четыре машины. Через несколько минут от "Фиатов" остались не очень аккуратные кучи металла, взрывающиеся, когда огонь добирался до боекомплекта.

— Как по воробьям стреляем, — ворчал себе под нос Рубинштейн, направляя СМ-1К на разбегающуюся пехоту, бросившую велосипеды.

— Абрам, давай без фанатизма, — попросил Шмульке в промежутках между очередями. — Мне потом гусеницы отмывать.

— И что? — механик-водитель был зол, так как переезжая очередной вражеский танк прикусил себе язык. — Вот дослужишься до сержанта, найдём и тебе персонального ефрейтора. А пока стойко переноси тяготы и лишения военной службы. А лучше долбани того, слева....

Через три дня фон Такс и граф де Сент-Экзюпери сидели в таверне "Ostera dell operetta" и в который раз пили за братство по оружию. На груди у лётчика сиял новенький орден "Байриш Лейб-Штандарт", который король принёс самолично и с обмытия которого началось сегодняшнее утро, незаметно наступившее после вчерашних вечерних посиделок. Да почему бы и не расслабиться двум приличным людям во время затишья между боями?

Тем более, что предметом дружеской беседы служили не женщины или пошлые разговоры о выпивке, а темы возвышенные и благородные. Любовь, например. Любовь к литературе, как у графа, или к танкам, как у Его Величества.

— Нет, что ни говорите, граф, но в современной литературе наблюдаются некоторые упаднические настроения. Тенденции, я бы сказал. Ваше здоровье! Я не имею в виду нашу, русскую, а тем более советскую, они как раз превосходны и вне всяких подозрений. Давайте сравним того же Булгакова и какого-нибудь... допустим, Хемингуэя. И если у первого мы видим прекрасно прописанные образы советского человека (разве генерал Чарнота, отнимающий панталоны у господина Пуанкаре, не прекрасен?), то у второго... Чему хорошему могут научить описания жизни нищего и вечно пьяного журналиста, охотящегося на голубей в Булонском лесу? Или он кушал их в другом парке? Неважно, я никогда не понимал извращений, пардон, прелестей французской кухни. И ведь то же самое творится в живописи. Символисты, акмеисты, барбизонцы... Это сколько километров заборов они могли покрасить при правильной постановке вопроса, займись ими родное ОГПУ?

Сент-Экзюпери не ответил. Скорее всего он и не слышал страстного монолога Его Величества, с увлечением черкая что-то на салфетке.

— Посмотрите, месье, — граф подвинул рисунок фон Таксу. — Как вы думаете, что это?

— Понятно что — мой танк. Но где у него пушка?

— Увы, Ваше Величество, это удав, который проглотил слона. Но ваша версия мне кажется не менее оригинальной. Позвольте, — уверенным движением пилот добавил к картинке несколько штрихов. — И так получается даже, как бы это сказать... Эротичнее.

— Так выпьем же за это!

Граф с тоской в глазах оглянулся на стойку, где за спиной бармена виднелись многочисленные разнокалиберные бутылки, и предложил:

— Может быть, перейдём на вино?

— Исключено, Антоша. Ты что, не русский?

— Нет, mon colonel.

— Досадно, — фон Такс осуждающе мотнул головой. — Надеюсь, ты понимаешь всю глубину своей ошибки? Ещё по соточке за советскую живопись?

— Будьмо! — Сент-Экзюпери вспомнил любимый тост своего механика.

Внезапно в разговор вмешался худощавый человек с вдохновенным и голодным лицом, неизвестно как просочившийся мимо охраны:

— Простите, Ваше Величество, но я слышал что вы говорили о живописи. Некоторым образом... Понимаете... Как сказать...

— Смелее, друг мой, — баварский король был благодушен и настроен любить весь мир. — Так что вы хотели сказать, таинственный незнакомец?

— Простите ещё раз, Ваше Величество, но не нужен ли вам придворный художник?

— Мне? — удивился фон Такс. — У меня и двора-то нет. Хотя... постойте, камуфлирующую раскраску на танк можете нанести?

— Конечно, — поклонился гость.

— Тогда вы приняты на работу. Абрам!

— Чо? — откликнулся сидевший у стойки Рубинштейн.

— Ничо! Выдай товарищу художнику краску.

— У меня свои, Ваше Величество.

— Да? Как хотите. Абрам, покажи товарищу королевскому живописцу нашу машину.

Наутро Эммануил Людвиг фон Такс, король Баварский, слуга трудовому народу, отец солдатам и прочая, и прочая, и прочая, не узнал свой родной танк. Дикими, насквозь демаскирующими цветами на нём был нарисовал СЛОН. Именно СЛОН большими буквами. Пушка стала хоботом, катки — ногами, на корме — хвост, и страшно даже подумать, что изображено на днище. На башне надпись крупными русскими буквами "Элефанто ди Милано". А внизу скромный автограф — "Сальвадор Дали".

Глава девятая

Подполковник Матвей Сухостроченко

Прибыл поездом в город Москву,

Получить повышенье досрочное

И в столице побыть наяву.

А Москва, словно девка беспутная,

Предложила своё сатисфе,

Расстелив одеяло лоскутное

Казино, кабаков и кафе.

Сергей Трофимов.

Житие от Израила

Что ни говорите, товарищи, а спальный вагон есть одно из величайших изобретений человечества. Честью клянусь — никто из наших к этому руку не прикладывал. И крыло тоже. Они всё сами. Самородки, Кулибины... То вот такое чудо техники и комфорта на колёсах сделают, то атомную бомбу в гараже. За что и люблю людей. Хорошие они, хоть и сволочи. Нет, не обращайте внимания, ворчу просто так, для порядка. Хотя проводника, постоянно запирающего сортир, хочется прибить жестоко и медленно.

А в остальном путешествие меня вполне устраивает. Приятно дремать на мягком диване под мерный стук колёс, зная, что на столике лежит традиционная жареная курица и стоит суровым часовым початая бутылка "Столичной". Совсем как у героев недавно прочитанного опуса. Правда, ехали они в противоположную сторону и в несколько другой компании. И попутно пугали грозными удостоверениями сопровождающих поезд энкаведешников. Но в этом мире НКВД ещё нет, по-прежнему всё то же ОГПУ, так что здесь мечте либеральных писателей осуществиться не суждено. И хруста хлебобулочных изделий французского изобретения не будет! Гарантирую.

Впрочем, отвлёкся... После чудесного излечения фон Такса мы добрались до цивилизации и сели на поезд в Берлине, куда незадолго до этого вошли войска товарища Деникина. Нет, что вы, никакой агрессии или оккупации... Антон Иванович любезно пришёл на помощь угнетаемым славянским народам, о чём его попросили руководители местного "Комитета по воссоединению с исторической Родиной" — Эрих фон Краузе, Рудольф Гроссбег и Аарон Подопригора. Радостные толпы горожан, несколько дней подряд приветствующие освободителей, чуть было не помешали нам вовремя добраться до вокзала. Ликующие фрау и фройляйн, принарядившиеся по случаю праздника в вышитые сорочки, при виде военной формы пытались броситься на шею и крепко расцеловать. Ужас!

Их можно понять — три года гражданской войны, голод, отсутствие нормальных мужчин, почти поголовно призванных в свои армии новоявленными феодалами. А то, что у меня лет триста с лишним как аллергия на сомнительные немецкие прелести — никого не интересует. Не поверите — прикладом отбивался. Если бы не помог патруль норвежских королевских стрелков, то пришлось бы и в воздух стрелять, разгоняя проклятых фетишисток. Четыре гранаты на сувениры спёрли! Союзники же были суровы и непреклонны, а их нордические лица наводили ужас на местных жительниц, позволяя держать поклонниц на почтительном расстоянии.

Да, войска Его Величества товарища Хокона Седьмого тоже приняли участие в освободительной операции, так как последними исследованиями советских историков было подтверждено славянское происхождение древних викингов. Только не всех, а исключительно норвежских. Все остальные пока имели довольно мутное и неизученное прошлое, впрочем, напрямую зависящее от настоящего. Так, например, датские учёные упорно искали новгородские корни своих конунгов, но ослиное упрямство правительства сводило на нет результаты изысканий.

И хрен с ними, а мы едем в Москву. И в кои-то веки на приличном паровозе. Иосиф Виссарионович, когда узнал о появлении в Баварии так долго разыскиваемых товарищей, распорядился, было, доставить нас личным самолётом, благо он был под рукой вместе с Чкаловым, но Гаврила Родионыч отказался в пользу раненых. Да и нам с Лаврентием Павловичем захотелось просто прокатиться, посмотреть на страну из окна вагона, отдохнуть перед ратными трудами. То, что Сталин попытается припахать аж сразу трёх лишних генерал-майоров к работе, подразумевалось по умолчанию. Но на этот раз и возражать не буду — соскучился по нормальным человеческим проблемам, тем более карт-бланш от вышестоящего командования получен.

Не буду возражать... Но потом. А сейчас стучат на стыках колёса, тихонько похрапывает непосредственный начальник, доносится из соседнего купе дурацкий смех охмуряемой Лаврентием мадамы французской наружности и рубенсовских габаритов... А я смотрю в окно.

Что, скажете, будто из вагона нельзя увидеть страну? Зря вы. Это я на вид дурак-дураком, а так умный. И, в конце концов — кто у нас генерал? Правильно. А кто тогда дурак? Стоп, в зеркало не подглядывать.

Посмотрите, вот на переезде среди грузовиков, легковушек и телег — мотоцикл с коляской. Дед в телогрейке гордо поглядывает по сторонам — все ли видят купленный новенький холодильник? Вроде мелочь, а понимающему человеку достаточно для кое-каких выводов. Можно судить и о промышленности, и о благосостоянии народа, и даже о появлении частного автотранспорта. Да и о состоянии дорог. Из двух десятков машин только одна заляпана грязью. А ведь осень, вот и деревья стоят жёлтые, как китайские невесты на выданье.

Китайские... Китайские... Ах, да, давеча на вокзале в Орше купил свежую газету, вот и навеяло. На первой полосе большая статья об искоренении товарищем Егоровым антикитайских настроений в Маньчжурской АССР. После проведённых мероприятий настроения пришли в норму ввиду образовавшегося отсутствия причин. (Ох уж эти газетчики, где так учат изъясняться?) Кстати, а нет ли в действиях командующего Особой Дальневосточной Армией скрытой русофобии? Вполне — освободившиеся территории заселяет так называемыми экономическими беженцами из Соединённых Штатов, игнорируя интересы уже два года как коренного русского населения. Надо будет обязательно разобраться.

— Чего не спишь? — голос непосредственного начальника испортил мне всю задумчивую созерцательность и геополитическую философичность.

— Так время-то...

Гиви посмотрел на часы:

— Плевать. Наше дело солдатское, спим в прок.

Эх, командир! И в этом он весь — суров и прозаичен. Хотя, не спорю, бывают и у него проблески творчества. Гениальности, я бы сказал. Но, слава Богу, случаются они редко. Зато какие! Что стоит одно глумление над поляками в тверских глухих лесах или сломанные рёбра Пифагора. Может же проявить понимание прекрасного... Когда захочет. А сейчас вот спит. Господи, как банально и обыденно, при таких открывающихся перспективах.

А они великолепны. Наконец-то станем настоящими попаданцами и вполне официально займёмся прогрессорством. Гавриила Родионовича пусть товарищ Сталин назначит самым главным военачальником, благо опыт командования многомиллионными армиями у него ещё с прошлого тысячелетия, а я стану наркомом внутренних дел. Или государственной безопасности, тут надо подумать над уместностью переименования. А что, не самый худший нарком из меня получится. Не Лаврентия же Павловича на столь ответственную должность ставить? Во-первых, мягкий он слишком и добродушный, а во-вторых, пусть промышленностью займётся в союзном масштабе. Не зря ноутбук с собой таскает. А в нём, рупь за сто даю, наверняка чертежи автомата Калашникова, промежуточного патрона и атомной бомбы.

— Эх, развернёмся! Прямо руки чешутся в предчувствии великих дел. Англичанку, которая постоянно гадит, обязательно разбомбим. Не всю, всю не надо, пожалеем мирных жителей, но без промышленности они гадить уже не смогут. Или смогут, но под себя. Американцы... что делать с американцами? Уже сейчас понятно — "pax America" в этой реальности никак не вытанцовывается. Да и хрен с ними, будь что будет. Придёт наш "pax gavriilica" и всё расставит по своим местам.

Так, продолжим список обязательных для приличного попаданца мероприятий. Да, жалко, с Хрущёвым погорячились три года назад. Попал бедолага под "ворошиловские репрессии". Я бы его сейчас собственноручно...

— Изя, лимончик скушай, — окончательно проснувшийся генерал Архангельский не дал спокойно домечтать.

— Что? Зачем лимончик?

— Рожа у тебя такая...

Вот, вечно он недоволен. Сейчас прочитает лекцию о недопустимости вмешательства в естественный исторический процесс. Лицемер! Я же помню, как в былые времена... Орёл был, да... Теперь другим вольным птицам крылья на лету режет.

Я заглянул в зеркало на двери купе. Нет, вроде бы всё нормально. Чем опять начальник недоволен?