Наследница Гонт-Певерелл

— Вот, — задумчиво проговорил Томас, когда я заканчивала обработку синяков и дула на них, чтобы смягчить боль. — Есть повод и матушке написать. Пока что — только о тёте Эмилии. Без подробностей, что теперь дом тебе принадлежит.

— Не жалеешь, что дом мне отдал?— испытующе взглянула на мужа.

— Глупенькая... — потянул он меня к себе. — Иди ко мне, колдунья моя...

Так что, когда постучали в дверь, ждать им пришлось долго. Пока я привела себя немного в порядок, да Томас сменил рубашку. От той только лохмотья остались.

Всё равно, вид у меня был довольно встрёпанный, поэтому местный констебль, стоявший за дверью, постоянно отводил глаза от меня. А вот не будете приходить неожиданно к молодожёнам, уважаемый констебль Хэрст!

С ним рядом топтались и отводили глаза обе сплетницы. Оказывается, им от ограды дома миссис Прайс-Ридли послышались странные звуки в нашем доме. И они сразу бросились за представителем власти, будучи уверены, что муж меня убивает. И встретили его на полдороге — тот и так направлялся для беседы к новым жителям деревни, будучи предупреждён достопочтенным отцом Клеманом.

Я хмыкнула.

— Убивает... Да ещё как. Нежно... — запахнула на груди накидку, спешно наброшенную на плечи, как раз, чтобы скрыть от чужих глаз особенно заметные свидетельства этой любви.

В дом я их приглашать не стал, а вот попить чаю на площадке перед домом — позвала. Томас, умница, пока переодевался, сообразил достать один из сервизов покойной тётушки. Пока он расставлял блюдца и чашки на столе, вытирая их полотенцем, я метнулась и быстро заклинанием вскипятила чайник, представив всё так, как будто мы сами уже собирались чаёвничать.

Ну и конечно — достала свой "особый" чай. Начинаем вживаться.

К концу нашего чаепития мисс Кэролайн Уэзерби уже просила называть её просто Кэрри, а мисс Аманда Хартнелл превратилась в Мэнди. А я получила имя — милочка Меропа, Томаса ласково переименовали в Томми-бой. Пусть хоть горшками назовут, лишь бы в печку лезть не заставляли.

И да, за чаем много разговаривали о покойной владелице дома. Да, только хорошее:

— Отличная соседка, никаких проблем со стороны усадьбы никогда не было, — авторитетно заявил мистер Хэрст. — Вот только...

И все трое отвели глаза в смущении.

Выяснилось, что в последние годы жизни мисс Эмилия Ливси стала весьма недоверчивой особой. Так уж случилось, что в годы войны её вклад в банке несколько раз обесценивался. Впрочем, это случалось со всеми в те годы.

Она рассказывала, что кто-то из её друзей стал жертвой недобросовестных банкиров или неудачно сыграл на бирже. Не удивительно, что она совершенно потеряла всякое уважение к банкам, наотрез отказываясь хранить свои деньги там. Но и дома хранить она не собиралась, всякий раз в беседах за чашкой чая громко заявляя, что живёт она одна, воры могут и убить её из-за её же денег. Нет, она обязательно придумает что-нибудь такое... Этакое... Например обратит все свои деньги в золотые монеты и закопает их в саду.

— Пусть наследники потрудятся. Так она говорила. — Хихикала Кэрри. Не обращая уже внимание на то, что наследники как раз и сидят перед ней.

На осторожные расспросы Томаса, куда девали мусор из гостиной при уборке, показали на небольшую компостную кучу за домом.

Уходили от нас неожиданные гости нашими лучшими друзьями. Констебль с уважением осмотрел наш автомобиль, присвистнул в восхищении, когда узнал его ходовые качества. Мне-то они совершено ни о чём не говорили, но видно было, что и мистер Хэрст одержим этими рычащими и гремящими железками. Впрочем, с Томасом они уже вполне общались по имени. Похвалил нас за предосторожность с парковкой машины у конюшни. Посетовал на юных хулиганов, которые, увы, были и в этой деревне.

Мэнди и Кэрри пригласили меня приходить на заседания кружка рукодельниц. (Неофициальный клуб сплетниц — что ли?) Я с благодарностью приняла их приглашения. Но после того, как немного приберусь в доме. А то даже их пришлось принимать на свежем воздухе.

От предложенной помощи в уборке дома решительно отказалась. Оглядываясь на мужа, прошептала, что ему бы не понравилось, что вещи его покойной. И нежно любимой тётушки. А возможно, что и вещи его собственной матери, будут трогать чужие руки...

Сплетницы активно закивали, соглашаясь со мной.

— Да-да, это понятно, — наперебой говорили они.

Ещё бы! Травки-то действовали. А теперь нужные нам слухи сами пойдут по деревне. Насколько в них поверят? Посмотрим через недельку. Пока будем изображать то, кем мы есть на самом деле.

Молодая супружеская пара, живущая практически только на наследство от тётушки да на некоторые денежные вливания от родителей. Не уточняя, чьих родителей — моих или Томаса.

Глава 18.

Поиски и находки

Проводив нежданных гостей, мы с Томасом переглянулись и дружно начали убирать со столика во дворе всю посуду в раковину на кухне. Нет, я пока не стала мыть её, время терпит.

Вместо этого я поспешила вместе с мужем обойти по периметру весь участок, пока было светло. Особенно я старалась поделиться своими планами на будущий сад возле того забора, который был между нашим участком и садом миссис Прайс-Ридли.

Я практически не сомневалась в наличии там наблюдателей. Больно уж мы представляли собой интерес для постоянных жителей. С другой стороны у нас не было соседей. Дом стоял последним перед ручьём, который отделял деревню от общественных пастбищ. Я тут же громко выразила надежду, что Томасу удастся сделать отвод от ручья, который бы обогнул наш сад по периметру и снова вернулся бы в ручей. Ниже по течению. Были у меня свои задумки на этот канал. Томас обещал посмотреть, посоветоваться с местными жителями. Не нарушит ли он каких-либо правил. Наши голоса в наступающей темноте разносились далеко. Надеюсь, что все зрители этого спектакля остались благодарны.

То и дело кидалась к какому-нибудь цветку или растению, громко выражая своё восхищение. Вслух планируя, где и что размещу, спрашивала совета у Томаса. И тот обстоятельно говорил что-то. Прикрывая то, что в этот момент я ставила по периметру немаленького такого участка следилки, слабые маглоотталкивающие Чары и лёгкий морок, который должен был срабатывать, если вдруг на участок заявились бы непрошеные гости, подогреваемые рассказами о наследстве тётушки Эмилии. Нет, я не планировала ничего криминального, мне не нужны были ссоры с соседями, поэтому и ставила минимальное поражение.

Гораздо больше надежд я возлагала на помощь руноследа. Девочка за эти несколько часов, что прошли с момента нашего приезда, уже вполне освоилась в саду и даже могла вплести свой узор в систему охранных заклинаний. А поскольку я их ставила от людей, то и её одной хватило бы. Надеюсь.

Возможно, что позже посоветуюсь с Филиусом и поставлю защиту и от магов-недоброжелателей. Пока что только от маглов. Мне не нужны были подобные неожиданные визиты. Я хотела быть предупреждена о них заранее. Ведь предупреждён — значит, вооружён. И всегда можно будет выстроить подходящую мизансцену. Пусть любопытные увидят то, что хотели бы увидеть.

Уже в самом конце сада обнаружили, что в стене, отделяющей наш участок от леса, начинавшегося практически прямо за ней, имеется калитка, скрытая всё теми же глициниями. И она была закрыта всего-навсего на старый ржавый засов. Меня передёрнуло. Сразу всплыли строки из "Собаки Баскервилей" — "остерегайтесь выходить на болото в ночное время, когда силы зла властвуют безраздельно". И хотя болота за стеной не было, а был вполне себе стройный европейский лесок — всё равно постаралась усилить защиту и засова, и самой калитки. Поскорей бы воду от ручья провести!

Закончив с садом, отправились в дом. Всё же надо было подумать и о ночлеге. Спальня-то до сих пор не готова. Благодаря посетителям. Ладно, будем ночевать пока в гостиной. Хоть и неудобные там диванчики, но всё же у одного выдвигается ящик, на который можно набросать подушки с другого диванчика. Разумеется, предварительно очистив всё в комнате от пыли.

Пока чистила — нечаянно зацепила палочкой подоконник и уронила один из цветочных горшков с землёй и каким-то засохшим цветком. Горшок грохнулся о роскошный пол из узорного паркета и раскололся. Из него высыпалась земля, а вместе с ней немаленький такой свёрток, в котором оказались ещё драгоценности: кольца, браслеты, колье, кулоны и серьги. Все из чистого золота и с очень ценными камнями. Пара комплектов — всё тщательно подобрано: колье, кольцо, браслет, серьги, кулон. Была даже пара заколок для волос, ещё мужские запонки — тоже с подходящими по цвету камнями и золотые зажимы для галстуков. Этим тайник отличался от того, который мы нашли в аквариуме. Там всё же были разрозненные вещицы, не комплекты.

Мне захотелось примерить — ну, люблю блестящее, как оказалось. Отправилась в спальню, присела к небольшому туалетному столику. Приладила на себя всё, кроме серёг. Уши пока не проколоты. Томас стоял позади меня и давал советы, как уложить волосы. Потом замер, разглядывая туалетный столик.

— Как интересно, — проговорил он задумчиво. — Ты знаешь, я уже видел похожие столики. Это старинная работа. Тут должен быть тайник.

Вытащил у меня из волос одну из булавок — с красным камнем на конце. Вставил кончик булавки в то, что казалось маленькой червоточиной в боковой стенке туалетного столика. С небольшим усилием он потянул на себя и вытащил маленький ящичек. Там была пачка пожелтевших писем, перевязанная алой ленточкой, и сложенная записка. Я потянула носом — от этого сложенного пополам листочка тянуло лёгким цветочным ароматом. До сих пор? Даже три года спустя? Или когда там письма были спрятаны в этот тайник? Его что — специально в духах вымачивали?

Стала рассматривать и открывать пузырьки, которые стояли перед зеркалом, пока Томас перебирал письма — всё же это его тётушка. Ему и решать, знакомить меня с её тайнами или нет. Ага! Вот и духи, которыми воспользовались, чтобы надушить записку. Интересная ёмкость для духов. Очень искусная работа — сразу видно, что на заказ делали. Тяжёлый такой флакончик. Золотой, с искусным тиснением и разноцветными камешками.

Томас хмыкнул:

— Теперь становится понятно, почему тётушка так и не вышла замуж. — Он потряс письмами. — Она была старшей в семье, за ней было неплохое приданое. Гораздо больше, чем за моей матушкой. И всё же она смогла настоять на своём — осталась незамужней, купила этот домик, переехала сюда подальше от других членов семьи. — Он снова тряхнул письмами. — Оказывается, она была с молодых лет влюблена в человека, который не мог на ней жениться, пока не накопит капитала, предел которого сам поставил перед собой. Да так и не смог этого сделать.

— Или в процессе накопления этого капитала, — подхватила я с иронией, — вдруг понял, что можно найти лучшую партию. Потому и не вернулся.

— Вряд ли. — Муж сунул мне письмо с подчёркнутыми фразами. — Посмотри сама.

— Ты разрешаешь?

— И даже настаиваю, — улыбнулся он.

Я пожала плечами и принялась за чтение.

"Милая моя Эмили, кажется, будто прошла вечность с тех пор, как я получил твое последнее письмо. Я честно пытаюсь развлечь себя выполнением разнообразных возложенных на меня поручений. И часто думаю о том, как мне повезло, что я смог увидать так много разных мест на земном шаре, хотя ни о чем таком и не помышлял, когда отправлялся на заработки в Америку. Кто же знал, что судьба забросит меня на эти далекие острова!"

— Откуда пришло это письмо? — Спросила у мужа. Тот как раз рассматривал конверт, из которого вытащил этот листок.

— А? — Оторвался он от раздумий. — Ах да! Гавайи!

Я продолжила читать вслух.

"Увы, здешние дикари все так же далеки от того, чтобы узреть свет веры. Они здесь ходят без одежды и ведут совершенно примитивный образ жизни. Большую часть своего дня они занимаются плаванием и танцами, да еще и тем, что украшают друг друга цветочными гирляндами. Должен признать, что они достигли большого мастерства в составлении букетов!

Преподобный мистер Грей обратил нескольких из них на путь истинный, но это сизифов труд, а потому он и миссис Грей очень расстраиваются. Я стараюсь делать все, чтобы подбодрить и воодушевить его, но и мне часто бывает грустно. По причине, о которой только ты можешь догадаться, моя дорогая Эми!

Увы, наша разлука — суровое испытание для двух любящих сердец. Твое последнее письмо, где ты снова вспоминаешь тот вечер, когда я признался тебе в любви... И в котором ты снова клянешься мне в вечной верности, о, оно сильно подбодрило меня! Мое верное и преданное сердце всегда будет принадлежать тебе, дорогая Эмили!

И я остаюсь любящим тебя. Навечно твой

Берти Мартин.

P.S. Как и обычно, я посылаю это письмо в конверте, адресованном на имя моей сестры, а твоей лучшей подруги по пансиону — Матильды Трелони. Надеюсь, что Бог простит меня за эту маленькую ложь".

— Миссионер! Так вот с кем у твоей тёти был роман! Хотелось бы знать, почему они так и не поженились?

— Похоже, он объехал весь свет, — сказал Томас, просматривая письма. — Маврикий... и так далее, и тому подобное. Скорее всего, умер от желтой лихорадки или чего-то вроде этого. Поэтому и не вернулся.

Он хмурился всё больше, перебирал конверты, доставал листки писем оттуда. Снова перечитывал их. Пока не бросил их на туалетный столик и не закрыл лицо руками.

— Всё-всё не так. — Проговорил он. — Смотри — когда я родился в 1901, матушке было двадцать лет, а она — младшая из сестёр Ливси. Тётушка была старше всего на пару лет. Максимум десять.

— Соответственно — твоя тётя родилась где-то в 1871 году. — Быстро произвела я необходимые вычисления.

— Верно! Тогда скажи мне, пожалуйста, откуда на конверте с письмом, написанным её предполагаемым возлюбленным, стоит штемпель и наклеена марка, — он сделал паузу, — аж 1851 года?!

Я схватила все конверты, быстро просмотрела их. Томас был совершенно прав! Все конверты и марки были гораздо старше тётушки Эмилии. Они были отправлены ещё до её рождения. Догадка забрезжила у меня в мозгу.

— Смотри, все конверты старые, все точно, а сами письма были написаны гораздо позже, об этом можно судить хотя бы по тому, что на том конверте, что у меня в руках, голубой Маврикий тысяча восемьсот пятьдесят первого года.

— Письма написаны тётей Эми, и, осмелюсь предположить, она хорошо повеселилась, когда их сочиняла!

— Да, надписи на конвертах гораздо старше, и конверты, разумеется, взяты от других писем. Они старые понарошку! Спорю на что угодно, твоя тётушка сама их подделала... Да как искусно. Ей бы приключенческие романы писать!

— Да, у меня есть приятель — страстный коллекционер. Начал собирать свои разнообразные коллекции ещё в Кембридже. — Вдруг, без видимой связи стал рассказывать Томас. — Сейчас он проживает в Штатах, но мы продолжаем общаться в письмах. Он-то и рассказал мне о редких и дорогих марках и о том, что на аукционе появились удивительные находки. Я хорошо запомнил, как однажды он упоминал в своём письме одну марку, голубую двухцентовую — именно Маврикий тысяча восемьсот пятьдесят первого года. Кажется, она стоила тогда что-то порядка двадцати пяти тысяч долларов. Вообрази! Полагаю, что и другие марки на конвертах должны быть такими же редкими и дорогими. Не сомневаюсь, что тётя купила их через агентов и тщательно "замела следы", как пишут в детективных рассказах.