— Не делайте мне мозги молодой человек, это я и так вижу, — хрипло сказал человек и с кряхтением поднялся с лежанки. Лениво шаркая башмаками, прошел в угол, к пластиковому бидону. Откинув крышку, зачерпнул висящей рядом пластиковой кружкой. Запрокинув голову, дрожа ресницами и жадно дергая небритым кадыком, выцедил ее. Посмотрел с сомнением на бидон, может еще? Потом повесив кружку на место, повернулся к соседу, медленно вытирая тыльной стороной ладони мокрые губы. В глазах появилась жизнь.

— Молодой человек, ну щто вы замолчали, как мышь о крупу? Где я? Я сам вижу, что в тюрьме, на какой я станции?

— На циклере 'Академик Вахрушев' — осторожно ответил парень.

Человек откашлялся.

— Хоть в этом повезло, а то я уже сам себя держал за поца, боялся, что все еще на 'Новом Валдае'! Меня зовут, но тока я вас умоляю, — человек нацелил указательный палец в грудь Алексея, словно пистолетное дуло, — Не надо всякое хи-хи, я вас умоляю. Авраам Срулевич.

Впервые за последние, такие трудные часы, парень улыбнулся. Мужчина укоризненно покачал лысеющей головой, но в глазах его мелькнули озорные огоньки.

— Да я вас умоляю еще десять раз! — произнес он, и снова лег на лежанку, — Если вам так интересно мое отчество, то можно прекрасно обойтись одним именем, я разрешаю! Так, а как вас величать молодой человек?

— Алексей, — парень немного помедлил, разглядывая невольного собеседника. Он не походил на злодея. Небритый, с взлохмаченными волосами, мешками под глазами. Человек как человек, — Вы как-то непонятно говорите, вроде и по-русски, но непонятно.

— Я вас умоляю, Алексей? У нас так все в Новой Одессе разговаривают!

— А где это, Новая Одесса, не слышал про такую станцию.

— Какая станция, молодой человек? Новая Одесса стоит на Земле, в ста километрах от Новосибирска уже полтора века! Вы, наверное, слышали об участи 'старой' Одессы? Ее затопило полтора века тому назад вместе с Землей Обетованной, а англосаксонские шлемазлы даже и не подумали помочь бедным евреям! Они могут их только кидать. А эти поцы в Иерусалиме доверяли тем, кто в 38 году в Мюнхене сначала сдал Гитлеру Чехословакию, а потом всех евреев Европы! — криво усмехнулся Авраам, — И после того они таки называли себя евреями! Я видел, что осталось от Стены плача, так сам почти зарыдал!

— Так вы с Земли? Я первый раз вижу землянина, — Алексей почему-то смутился, — в смысле вживую.

— Считайте, щто ви его увидели, — торжественно произнес мужчина, — И не изображайте мне тут вопрос по всему лицу, у меня нет ни копыт, ни хвоста, обыкновенный простой еврей из Сибири.

Авраам Срулевич оказался очень интересным собеседником, скрасившим Алексею томительно-длинные трое суток отсидки. О чем только они не переговорили! Мужчина пятнадцать лет странствовал по Солнечной системе и слушать его рассказы, полные остроумных сравнений и непередаваемого новоодесского юмора, было безумно интересно. Только о причинах, почему покинул Землю, он ничего не рассказывал. Едва разговор касался щекотливой темы, он ловко переводил его на другие темы.

Вечером первого дня заключения на вопрос Авраама, за что такой несомненно выдающийся солдат оказался в цугундере (тюрьма, еврейское), Алексей сначала резко спросил зачем это ему, но когда мужчина извиняющимся тоном произнес:

— Таки не хотите так и не надо, — немного поколебавшись, Алексей присел на лежанку. Время от времени бросая заинтересованные взгляды на собеседника, рассказал свою историю.

— Значит во всем виноват тот Козлов, — задумчиво повторил старый еврей, молча глядя на лицо собеседника, на котором явственно нарисовалось нетерпение, — Я не сильно умею сказать, но хочу, только ви не обижайтесь на правду, потому как это глупо. Ну не боже мой, ну ударили бы вы того сержанта и отправились в цугундер не на три дня, а минимум на полгода и с мечтами о службе распрощались! Это таки я вам говорю! Ви таки благодарить должны того Козлова что он не дал вам совершить глупости. Я старый человек, я свое отслужил, но все хорошо помню. В армии у русских все равны. Если там кто-то считает, что ему никто не указ, ни устав, ни даже сержант, то он поступает дурно. Провинился ну так прими наказание, а не выкаблучивайся.

Алексей бросил яростный взгляд на собеседника, поджав губы, отвернулся. Повисла мучительная пауза. Разрядил ее Авраам шуткой в своем неповторимом стиле:

— А вот, таки не надо смотреть на меня как уманьский ребе (еврейский священнослужитель) на шахида, таки не надо. Я молодой человек вам не враг! Послушайте старого еврея, он правду говорит!

Алексей вдруг почувствовал себя словно голый на многолюдной площади. Положение, когда нет разумного и устраивающего выхода. Разве только прикрыться руками и бежать, куда глаза глядят. В молчании лег на лежанку, скрипнув пружинами матраса, отвернулся к стене. До вечера в камере слышался только уличный шум. Когда в камере погас свет, парень повернулся к стене и замер, изображая что уснул.

В буйной головушке скрипели и искрили от напряжения мозговые извилины, мельтешили идеи и просто хаотические мысли.

Козлов ударил его и все приобретенные на 'Новом Кавказе' инстинкты требовали на удар ответить ударом, а оскорбление вместе с зубами вбить в глотку обидчику. Он как-то не думал, к чему могло привести его поведение и когда об этом ему прямо сказал Авраам то сначала разозлился, а потом замер в мучительных размышлениях.

Парень Алексей был неглупый, учился в элитной школе и его настольными книгами были не детективчики а вполне серьезные книги: 'Справочник стрелкового оружия' Шопенгауэра, 'История стратегии' Вильсона и куча других книг по военному делу физике и технике. Так что несмотря на повадки бесшабашного пирата с логикой у него было все нормально. Ведь что получалось? Козлов спас его от позорнейшего фиаско военной карьеры.

Так кто же этот ботан, его обидчик или наоборот спаситель? Он сглотнул горький ком в горле. На секунду он вообще не мог ни о чем думать.

Под негромкое сопение соседа он проворочался пока первые лучи утреннего освещения не начали проникать в камеру, но так и не смог разрешить сомнения.

Утром он сделал вид что вчера ничего не было.

Разговор состоялся, когда до конца отсидки Алексею оставалось всего несколько часов. Авраам заливался соловьем, с азартом повествуя про свои то ли выдуманные, то ли реальные похождения на станции 'Нью-Вашингтон'. Покусывая губы, молодой человек с нетерпеливым сомнением посматривал на словоохотливого собеседника, ожидая пусть краткого, но перерыва его рассказа.

— Скажите, Авраам, вы человек опытный, много повидавший, — наконец произнес, воспользовавшись краткой паузой, — можно вам задать один вопрос? Он очень важен для меня.

— Таки очень даже можно! Говорите свободно, дорогой Алексей! — с интересом произнес Авраам.

Тщательно уводя взгляд в сторону от вопросительных глаз старого еврея, Алексей глухо сказал:

— Я пытался стать для русских своим, я имею на это право, моя мать русская, но... у меня ничего не получилось. Скажите... чем они отличаются от других? Ну не могу их понять. Хоть убей, не могу! На 'Новом Кавказе' было все понятно. Есть богачи и есть нищие, есть джигиты и илоты. Все понятно. Скажите... что значит быть русским?

— Щто-щто? Позвольте мине оттопырить ухо, повторите! — удивлению Авраама не было предела.

— Скажите, что значит быть русским?

— Вы-таки хотите знать, как стать русским? Хммм... — на миг мужчина задумался, не замечая встревоженный взгляд молодого собеседника. Из его речи ушел смешной акцент и 'еврейские' словечки, и он заговорил на правильно русском языке, — Хочешь быть русским так будь им! Русский эта не столько происхождение — это принять в себя Россию, поступать по-русски, это состояние души в конце концов. Один поэт, не помню его имени, написал: 'Родиться русским — слишком мало: Им надо быть, им надо стать!' (Игорь Северянин) А у другого поэта дедушка был эфиоп и что? Тот, кто скажет, что из-за этого он не русский, таки плюнь ему в глаз, он сам не русский!

— Состояние души... — повторил парень и задумался, что-то такое начало брезжить впереди, но до конца он так и не разобрался.

— Нет, я таки вижу, что ви меня не с того конца поняли, — вновь перешел на одесский говор Авраам. — Раз наша беседа таки перешла в абсолютно деловую плоскость, мине бы хотелось рассказать вам одну историю. Она произошла во время 'Второго чуда на Висле', когда русские с союзниками таки крепко дали всем этим арабам и прочим! Парня звали Черный Рэмбо. Родился он где-то на Урале — это такие горы в земной России и до восемнадцати лет воспитывался в приюте. Родившая его женщина, когда увидела, что у нее черный как вакса младенец, от него отказалась. Но сейчас я не об этой дочери шлюхи, чтобы она жила, но недолго! Так вот, когда он вырос, у него были какие-то шашни с русской разведкой, но точно никто не знает. Парень был черен как натуральный негр и кто его заподозрит что он русский, я вас спрашиваю? Никто. Так вот, когда русские и китайцы сцепились на Висле с мусульманами, этот парень как-то сумел в одиночку освободить огромный корабль с беглецами из Европы. Говорят, что шахиды хотели взорвать его вместе с заложниками в гавани Ленинграда. Так вот, он погиб, но всех шахидов перебил! Представляете? Один! Так там до сих пор стоит его статуя в полный рост и перед ней всегда полно цветов. И не важно, что он черный как вакса, русские считают его за своего!

— Кажется я понял, — тихо произнес Алексей и, чтобы скрыть смущение, поднялся с лежанки и подошел к бидону с водой в углу камеры.

Вечером металлическая дверь со скрежетом открылась. На пороге стоял сержант Петров. Он должен был забрать с собой Алексея.

* * *

В тот вечер, когда Алексей загремел за решетку, его взводный: капитан Роджерс засиделся во взводной канцелярии допоздна. Пальцы неторопливо ползли по экрану ноутбука, листая файлы с личными делами новобранцев, изредка немного хрипловатый голос надиктовывал новые записи. Из-за плотно закрытой двери доносились молодые голоса пополнения. Еще через миг их перекрыл рев Петрова:

— Взвод, строиться!

Капитан посмотрел в угол экрана. Так и есть: время ужина, а я что-то слишком задерживаюсь. Хорошь! Все... Он с облегченным вздохом отодвинулся вместе с креслом от экрана монитора и потер усталые глаза. Взгляд упал на грамоту в рамочке на казенного голубого цвета стене с яркой надписью: 'Лучшему учебному взводу'. Офицер отвернулся. 'Лучший... был. Можно идти домой, только последний раз зайду в казарму'. Своим сержантам он вполне доверял, но это была многолетняя привычка, прежде чем идти домой, заглянуть во взводное расположение, собственными глазами убедиться, что все в порядке. Но выйти он не успел. В углу экрана загорелась икона вызова. Палец прикоснулся к экрану, и иконка распахнулась. Звонил куратор из службы безопасности 'Нового Валдая'. Роджерс нахмурился. Гирея взяли по его просьбе, и капитан примерно догадывался о чем пойдет речь. Слава богу, что новобранцы присягу еще не приняли и достаточно его решения чтобы к чертовой матери выгнать дебошира. В армии нужны дисциплинированные, а не желающим подчиняться, какие бы навыки они не имели, в ней не место!

— Здравия желаю, товарищ подполковник, — произнес Роджерс и откинулся на подголовник кресла. Ответа придется ждать долго. Переговоры на космических расстояниях дело не быстрое. Даже радиоволнам нужны секунды, минуты, а то и часы чтобы домчаться от одного абонента к другому.

— И тебе здоровья капитан. Хочу поблагодарить за то, что взял себе нашего крестника, — через десяток секунд послышался уверенный голос человека средних лет. Он торопился сразу задать все вопросы — это еще одна особенность разговоров на больших расстояниях, — Я расцениваю это как услугу, оказанную мне лично и, считаю себя в долгу. Слышал, что крестник набедокурил. Какие в отношении него планы? Оправдывать его я не собираюсь и тем более давить на тебя и звоню с единственной целью — обсудить все и, сообразуясь со здравым смыслом, сделать все возможное, чтобы найти приемлемый выход.

— Гирей отказался выполнять приказ сержанта и чуть на него не набросился, — досадливо поморщившись с нескрываемой неохотой произнес капитан, — а как поступлю... ну вы же сами все понимаете. Пока он не принял присягу я имею право разорвать контракт в любой момент, — он помолчал потом веско добавил, — мне отморозки не нужны. Мне нужны дисциплинированные бойцы-десантники. Которым я могу доверить собственную спину.

Несколько секунд слышалось только шуршание помех. Потом раздался голос сбшника:

— Вот что, капитан расскажу тебе одну историю. Училась со мной на потоке девчонка. Умница-отличница, красавица. После выпуска отправилась добровольно в самое кубло врага. Ее так и не вычислили, но, она погибла... так бывает в нашей работе. Алексей ее сын, но узнал он о том, кто была его мать, пару недель тому назад. Вот такая грустная история.

Подполковник замолчал, снова послышался едва слышный треск помех. Сквозь дверь послышался топот шагов. На ужин пошли механически отметил офицер.

Капитан молчал, задумчиво прикусывая русый ус, наконец наклонился к экрану.

— Что вы хотите?

— Я... — послышался напряженный голос, — наша служба в долгу перед его матерью и оплатить его мы можем только сыну. Капитан, я не могу тебе приказывать, только просить. Дай ему шанс! Парень в принципе хороший, за свою девчонку жизнь готов был отдать, ему сейчас тяжело, не привык к нашей жизни.

Молодой офицер откинулся на спинку кресла, пальцы задумчиво забарабанили по столу.

Он так неплохой, только ссыться и глухой, — произнес про себя, — Нда... задачка и нелегкий выбор.

Парень полный разгильдяй и трудноуправляем. Оставить, это риск заработать нешуточную головную боль и проблемы.

Или все же дать шанс? Что такое долг перед погибшими, молодой офицер знал прекрасно и мотивы сбшинка понимал. Из его выпуска военной академии пришлось проводить в последний путь немало ребят.

Оставить и попытаться сделать из Гирея человека, без всякой гарантии что от усилий будет толк? Хотя парень и правда неплох: силен и неплохой рукопашник.

Сложность была в том, что он не видел третьего пути. Не только потому, что не знал, как уклониться от решения, но и потому еще, что не в его характере было в трудные моменты прятаться в кусты. Если проблема выбора существует, то выбор должен быть определенным. Или-или.

Он наклонился поближе к экрану и негромко произнес:

— Хорошо, товарищ подполковник, я дам Гирею шанс, но только один, уж не обессудьте.

Через несколько секунд космос донес ответ.

— Спасибо, капитан, мой долг увеличился просто до неприличных размеров. До связи капитан.

— До связи, — на автомате повторил офицер, рука неспешно захлопнула крышку ноутбука. Тихий свист помех исчез, а офицер наконец поднялся с кресла. Жена, наверное, дома уже заждалась.

Трое суток гауптвахты тянулись словно тонкая и липкая паутина, но все когда-то заканчивается. Закончились и они. Обнявшись напоследок с Авраамом Срульевичем Алексей, пожелал ему удачи, хлопнула дверь камеры закрываясь за его спиной. Через полчаса он с пакетом с умывальными принадлежностями в руках переступил порог казармы. Едва он вошел, как на нем скрестились взгляды рядовых и сержантов, вечный казарменный шум потихоньку стихал, сменяясь перешептыванием. Он вдруг почувствовал себя очень неуютно и, стушевавшись, повернулся к стоящему перед входом дневальному. Тот поймал его взгляд, на мгновение отвел глаза, а потом неловко произнес, поправляя кобуру с электрошокером: