Ракеты, быстрые, но крайне неэкономичные и дорогие, остались фантастам, проиграв самым первым циклерам, способным принимать на борт тысячи пассажиров, а в реальной жизни военным, ученым и портовым службам. Впрочем, у циклеров были и недостатки, полет длился несколько лет, так участок Земля-Пояс астероидов 'Академик Вахрушев' проходил за 205 суток, а полная орбита занимала 4,1 года (то есть, взять пассажиров в рейс он мог только раз в 5 лет).

Грузопассажирский циклер 'Академик Вахрушев' принадлежащий государственному предприятию космической колонии 'Новый Валдай' -'Газпром-космос', построили на орбитальных верфях Марса и сдали в эксплуатацию 4 июля 2243 г. С тех пор он уже не первое десятилетие наматывал по Солнечной системе круги, обслуживая маршрут Пояс астероидов — Меркурий. Шестисотметровой длины вращающееся колесо квадратного профиля (высотой 100 метров) и шириной 20 метров, разделенное на три палубы, две жилые и грузовую, давало по ободу более 18000 м2 площади с искусственным тяготением. К геометрическому центру станции, где были установлены баки с хлореллой, причалы и маневровые двигатели, вели 'ступицы'. Там же выращивались генетически измененные сельскохозяйственные растения и фруктовые деревья и, располагались сырьевые склады. А в колесе — жилые помещения и склады с предметами, которые должны храниться при гравитации. Максимальное количество пассажиров составляло 5000 человек при постоянном экипаже 250 человек, включая охрану, грузоподъемность бездонных складов и трюмов составляла более миллиона тонн.

Через несколько минут влюбленные вошли в жилую, с нормальной гравитацией, зону циклера, аромат цветущей вишни, едва ощутимый в причальной зоне, накрыл с головой. Запах острый, свежий, до боли напомнил Алекс 'Новый Кавказ', увидит ли он его когда-нибудь? Вдохнет пропитан ароматом цитрусовых воздух? Вряд ли...

Некоторое время они шли молча, жадно разглядывая интерьеры циклера — летающего по Солнечной системе перелети-города. Как-никак ближайших четыре года им предстоит здесь прожить. Именно на столько, на полный рейс циклера, Алексей и Мила подписали контракты. Вначале все показалась очень похожим на поселок шахтеров у безымянного астероида. Невидимые фонари ярко освещали такой же длинный, плавно изгибающийся коридор, со стен всматривались в прохожих двери и окна жилых кают. И в то же время была тысяча отличий. Потолок скрывала голографическая иллюзия, и казалось, что над тобой синее небо со стремительно несущимися в неведомую даль белоснежными кучевыми облаками. Не было 'английского' газона посредине узкой дороги из пластикобетона. Узкие полоски тщательно постриженной травы отделяли ее от тротуаров, за которыми возвышались высокие, раскидистые деревья: платаны, черешня, тутовое дерево, но больше всего было вишни. За густыми ветвями едва проглядывали стены с дверями жилых кают. Ветер дирижировал белоснежными ветвями вишни в цвету и тогда казалось, что они приветствуют новых гостей. Встречные люди, одеты по-летнему в футболки, рубашки с короткими рукавами и шорты — в жилой зоне поддерживалась постоянная температура 24, 5 градусов Цельсия. Нравы на корабле царили самые патриархальные, при виде новых лиц прохожие бесцеремонно останавливались. Доброжелательно улыбаясь, разглядывали новеньких и только поздоровавшись, продолжали путь. Алексей находил одни отличия с любопытством, но чаще не придавал им значения. Все маленькие станции выглядели более-менее похоже и достаточно симпатично и интерьеры, и люди.

Проплыла мимо подмигивающая красным вывеска славившегося на весь Пояс астероидов знаменитого бара 'Космический скиталец'. Те, кто попробовал фирменный, производимые на 'Академике Вахрушеве' коктейль 'Звездная медуза' и выжил, хвастались об этом во всех барах Ойкумены (освоенная человечеством часть мира) Влюбленные подходили к назначенной им каюте, расстояния на циклере невелики, до самой дальней точки меньше двух километров, когда Мила неожиданно освободилась от мужской руки. Остановившись напротив газона и, игнорируя ткнувшийся в ноги чемодан, некоторое время пристально вглядывалась в траву. Наклонившись, торопливо сорвала травинку и, снова выпрямилась. Когда она внимательно рассмотрела 'добычу', на лице просияла совершенно детская улыбка. 'Что это она?' — озадаченно уставился на девушку парень.

— Смотри, — мечтательным голосом произнесла Мила, протягивая листочек, — клевер с четырьмя листочками...

Алексей наклонился. И правда, в девичей руке было настоящее чудо, четырехлистный клевер — очень большая редкость. С ним были связаны какие-то поверья, но точно он не помнил. Парень кивнул.

— Лешенька, — вкрадчивым голосом произнесла девушка, руки в умоляющем жесте сложились перед высокой грудью, — Пожалуйста... давай съедим этот клевер. Мама говорила, что если двое вместе съедят его, то между ними всю жизнь будет крепкая и взаимная любовь.

Сопротивляться желанию вбившей себе в голову очередную блажь слабой женщины — это ошибка, которую мужчины обречены повторять вновь и вновь, пока существует человеческий род. И всегда проигрывать. Через пару минут старательно изображая довольную улыбку, он запивал горечь клевера газированной водой, которую достала из казалось бездонной дамской сумочки Мила.

Дверь каюты пшикнула и отскочила в сторону, впустив Алексея в достаточно просторное помещение, чистое той самой безликой чистотой стандартных кают, одинаковой во всем обитаемом космосе, от Меркурия до Пояса астероидов, которую он терпеть не мог. Под потолком вспыхнул свет. Кроме комнаты имелся крошечный кухонный блок с пищевым синтезатором, плитой и микроволновкой и встроенным в стену маленьким холодильником. Душевая кабина, санузел, лучевая сушилка и гардероб-кладовка. Словом, вполне прилично для двоих, в полетах он таких удобств не видывал. Мила захлопотала, обживая каюту. Девушка провела пальцами по сенсорному замку на стене, широкие панели разъехались в стороны, открывая встроенную кладовку, которая скоро наполнилась одеждой из чемоданов, разложила на столике и в душевой всякую мелочь.

Закончив с хлопотами, подошла к Алексею. Лицо девушки было так близко, что он мог коснуться ее ресниц губами.

— Мне надо идти, я говорил, курс молодого бойца три месяца, и мы сможем дай бог, увидится несколько раз... -тонкие ноздри парня затрепетали, втягивая тонкий аромат духов и женского тела. Он понял, что сейчас случится нечто важное и говорил больше из желания отдалить неизбежное.

— Несколько раз, — повторила Мила, тонкие пальцы расстегнули верхнюю пуговицу рубашки возлюбленного, принялись за следующую, глубоко вздохнула, словно решаясь на что-то, прошептала, — несколько раз...

Парень содрогнулся от пробежавшей по телу дрожи удовольствия, настолько приятно было ощущать прикосновение достойных гурии пальчиков, но все же нашел в себе силы сопротивляться.

— Мила, — постарался произнести строгим голосом, но это плохо удалось, потому что тонкие пальцы двинулись дальше, осторожно, словно изучая коснулись шеи, плеча, короткого ершика волос на затылке, — мы не женаты... — жалким голосом добавил парень, чувствуя, как кружится голова.

Щеки Милы вспыхнули румянцем.

— Я ценю трепетное отношение ко мне, но мучить и тебя и себя еще три месяца, я не собираюсь! Любовью оскорбить нельзя, кто б ни был тот, кто грезит счастьем, нас оскорбляют безучастьем.

— Хорошо сказала, — задыхаясь от желания, произнес парень.

— Дурашка, это из фильма, — губы девушки находились в опасной близости от губ Алексея, — я тебе дам его посмотреть, потом... — девушка задышала короткими, частыми вздохами, — Я хочу, чтобы ты стал мне мужем здесь и сейчас! — прошептала девушка.

Пурпурно-алые губы приблизились, коснулись мужских, вначале нежно, потом со стремительно нарастающей страстью. Они были обжигающе горячими...

Прошло еще два часа, когда, напоследок прижав к себе прикрытое только простынью горячее тело Милы, Алексей поцеловал соленые от слез губы, пузатый рюкзак взлетел на плечо, он вышел из номера. Парня ждала казарма и трехмесячный, обязательный независимо от боевого опыта для всех, курс молодого бойца.

Глава 5

Прошло двое суток после незабываемого прощания с Милой, глаза Алексея распахнулись и несколько мгновений бессмысленно таращились в полутьму, пока до едва вынырнувшего из сонной одури сознания не дошло — он в казарме. Под потолком горел фонарик дежурного освещения, бросая багровые тени на лица спящих на кроватях бойцов, негромкий храп перекрывал едва слышный свист вентиляции. Рука машинально провела по лицу. Так и есть, мокрое от слез. Все это — оторванность от любимого человека, непривычный коллектив с непонятными мотивами, ядреные запахи казармы вызвали в нем такое острое и щемящее чувство потерянности и раздвоения желаний, что он изо всех сил сжал кулаки. Одна часть его личности твердила: Отец Милы твой кровник... Мурадин-бей убил или по крайней мере причастен к гибели родителей и по закону кровной мести сын обязан отомстить роду убийцы. По неписанным, но от этого не менее действенным законам, впитанных с молоком матери, только решение шариатского суда могло избавить от кровной мести. А другая часть его личности говорила; 'Да ты что, сдурел? Ты же ее любишь и жить без нее не можешь!' И он отвечал: 'Да...' Нет вины Милы в том, что она родилась от такого мерзавца! Да он лучше сам пустит себе пулю в лоб, чем позволит пушинке коснуться возлюбленной. Пусть лучше навеки это останется его тайной. Это он решил твердо. Но должно быть, внутренний разлад был сильнее его. Во сне, когда он не мог, так же как днем, заставлять себя улыбаться, шутить и вести себя словно ничего не случилось, обе части его личности вновь начинали яростный спор и он просыпался с мокрым от слез лицом. Рука торопливо нашарила полотенце на дужке кровати и вытерла лицо.

На часах горело пять тридцать, до подъема еще час. Рань какая! Он лежал, уставясь в потолок, покрытый едва заметными трещинами, похожими на карту неизвестного государства, потом повернулся на бок — до 'подъема' еще далеко.

Он ошибся:

— Взвод, подъем! Строиться в полной выкладке! — рвя в клочья стоявшую в спальном помещении тишину прозвучал крик дежурного. Вслед за этим на проходе, разделявшем спальное помещение появился капитан Роджерс — высокий блондин лицом чем-то крайне напоминавший киноартиста игравшего главного героя — Алексея Трофимова в старинном, как бы не двадцатого века, фильме 'Офицеры'. Буквально все: пластика зверя, уверенный взгляд, широкие плечи и внушительный набор разноцветных планок на груди, выдавали в нем опытного воина и незаурядного рукопашника. Почему офицер вместо того, чтобы служить в элитной части возился с новобранцами, никто не знал, но самым популярным было предположение, что на циклере он восстанавливается после тяжелого ранения. Он был единственный, кого Алексей искренне уважал, остальные — мелочь пузатая, недостойная чтобы на них обращали внимание, включая сержантов.

Через пять минут суеты, коротких перебранок и броуновского движения в оружейке и вокруг нее, последний новобранец застыл в строю перед навьюченным не меньше подчиненных офицером. Движение пальца остановило секундомер.

— Уложились, молодцы... Равняйсь. Смирна! Значит так! Отрабатываем учебную задачу, преследование диверсионно-разведывательной группы противника.

Ответом был дружный полувздох, полувсхлип бойцов. Воспоминания о вчерашнем преследовании диверсионно-разведывательной группы, растянувшегося на десять километров, были еще слишком свежи в памяти. Тогда большей части взвода пришлось обратиться в медпункт, благо такие травмы как потертости и кровавые волдыри на ногах там врачевали за пять минут.

— Напра-во. Шагом марш!

— Я похож сейчас на груженного ослика, — произнес Ванька Козлов.

В строю раздались тихие смешки. Алексей поморщился, чувствуя, как закипает в нем злость к глупому клоуну, к его узким, постоянно прищуренным глазам, отчего взгляд казался пристальным, даже какая-то сумасшедшинка проглядывала, к худой, нескладной фигуре, так не соответствующей идеалу воина. 'Этот то какого черта поперся в десант, — думал он с неприязнью, разглядывая узкий и бритый затылок. Таких ботанов, слишком много кривляющихся Алексей и на дух не переносил.

Холодный взгляд серых глаз офицера скользнул по строю бойцов с новейшими плазмоганами за спиной и тяжелыми рюкзаками со снаряжением, остановился на стоявшем впереди большом, широкоплечем, неприятного вида человеке: сержанте Петрове.

— Взвод! Бегом! Марш!

Дружный отзвук ударов десятков грубых военных ботинок от одних каменных стен передавался другим, и в этом непрерывном эхе несся навстречу широкий коридор, стилизованный под заросшую плодовыми деревьями улицу. Дождавшись, когда последний тяжело нагруженный боец пробежит его, капитан легко догнал строй, побежал впереди и немного сбоку. Редкие в этот ранний час прохожие жались к тротуарам, провожая удивленными взглядами колонну вооруженных бойцов.

На минуту снизив скорость до шага, они миновали наиболее населенную палубу 'А'. Проскочив через шлюз, побежали по безлюдным коридорам гравитационной зоны складского хранения. Асфальтобетонное покрытие под ногами исчезло, сменившись гулким металлом, удары ботинок о пол и тяжелое дыхание бойцов гулким эхом плыли в узком коридоре. В стене тревожного красного цвета поблескивали высокие и широкие складские ворота с номерами, пол и потолок имели спокойный светло-серый цвет. С потолочных экранов, здесь уже не было голографической имитации земного неба, в суетную мельтешню людишек вглядывался Юпитер, во всей своей грозной и мрачной красе. Циклер еще слишком недалеко отдалился от могучего великана Солнечной системы. С экрана всматривался в людей красный глаз Пятна, едва прикрытый белесыми тучами, мчащимися над ним.

Несколько километров и десяток минут непрерывного бега плотная коробка строя смешалась, превратилась в нестройную толпу краснолицых и потных новобранцев.

— Шевелим, шевелим булками, — покрикивали сержанты, незаметно подталкивая совсем ослабевших а то и снимая с них часть снаряжения.

Воздух бил в горло теплой и слегка влажной волной. Бежать было легко, поверхность ровная, не то что по грунтовым дорогам среди цитрусовых плантаций 'Нового Кавказа'. 'Слабаки!' — презрительно подумал Алексей, оглядывая товарищей по учебке. Держались только сержанты да еще пара человек помимо них, остальные старательно 'сдыхали'. Алексей не был суперменом из дешевых боевиков и никогда не стремился им стать — он всего лишь старался, как завещал древний русский полководец, чья цитата висела на стене спального расположения — учиться военному делу настоящим образом. Он был не в курсе, что это цитата политика: В. И. Ленина. А одним из составляющих учебы была спортивная подготовка. Он привык так: если чем планируешь заниматься, отдавай этому делу всего себя и совершенно не понимал на что надеются сосунки, 'умирающие' сейчас рядом с ним. Будь его воля он и близко не подпустил бы их к армии!

Где-то на десятой минуте наступил кризис. Сердце он чувствовал как жестокое, безжалостное существо, которое раздирало и сжимало грудь, загнанным зайцем билось о решетку ребер, воздух пылающим огнем жег горло. Все мышцы работали на пределе, все в нем кричало, умоляло остановиться, но он продолжал бежать на одних морально-волевых качествах и гордости воина.