Живые статуи

Потом мне пришлось встать и на своих двоих отправиться в стряпчую завтракать. Кормили дорогой господской пищей, разве что облегчённой, без мяса и малой порцией.

Лекарь объяснил стряпухе, как следует меня кормить, после чего ушёл, понуро опустив голову. Мне впервые было жаль человека и его дочь. Он слишком любит свою дочь, но обстоятельства играют против них. И я бы хотела им помочь.

Вот только как это сделать? Я пока и сама в опасности.

— Поела? — поинтересовалась хозяйка этих владений, ловко орудуя ножом на доске. — А теперь умойся и ступай на второй этаж к господину. Он тебя уж заждался.

— А сколько я болела?

— С месяц где-то.

Я ошарашенно замерла на месте. Это столько времени прошло? Значит, меня совсем потеряли. И я точно одна в пасти у зверя, в которую сама и влезла.

Больше пообщаться мне не дали, чуть ли не взашей вытолкали в сторону ватерклозета, как именовал нужник барин. Я чувствовала себя грязной и потной, и пусть своих "ароматов" не ощущала — принюхалась, это не означало, что от меня не несёт вонью. Хотя, от той же страпухи несло отнюдь не духами. С другой стороны, наводить чистоту ради какого-то мерзавца — тем более не собиралась. Хотя, скорее всего его мой смрад не отпугнёт, и может, даже наоборот.

Поэтому я умылась, отметила в протянутом зеркальце — бледноватую отдалённо знакомую блондинистую особу, очень не дурной внешности, с голубыми глазами и золотистыми волосами, после чего отправилась покорять сердце хозяина или, скорее, его постель...

В отличие от дома Дениса Стригина, этот дом не казался богатым, я бы даже сказала, наоборот. Неужели, у графа Остена финансовые трудности? То и дело виднелись на обшитых красным деревом стенах следы от когда-то висевших там картин, вот только самих полотен — и след простыл. Неужто продал? Карточные долги?

Я поднялась по скрипящей лестнице и обшарпанным перилам на второй этаж. Вот только куда дальше идти — не ведала.

Замерла в проходе, освещённым витражными окнами лестничных пролётов, отмечая полутёмное помещение, в красивой лепниной на потолке, у люстр, которых теперь не было. Разруха! Ковры тоже когда-то имелись.

— Иди, хозяин тебя ждёт! — из какой-то двери вышла бледная девушка, приятной внешности, с длинными распущенными светлыми волосами, правда, худощава. Одета она была простенько, в синие до колен платье, похожее на одеяние поварихи.

Как я поняла, она выходила как раз от графа, поскольку дверь не затворяла за собой, и стояла, словно ожидая меня.

Я неуверенной походкой прошла в нужную сторону.

— Волосы распусти, — шепнула она. И только тут заметила, что она держится за косяк, будто едва стоит на ногах. На лице её отражалось безразличие и усталость. Стало её жаль.

И пусть девушка не желала мне зла, к совету её я не прислушалась. Вот только вошла в помещение, и затворила за собой дверь.

Свет лился естественный, из окна, затянутого морозными узорами, а оттого в кабинете, а это именно он, было темно. В кресле, у письменного стола сидел тучный мужчина, который, стоило мне войти, стал пожирать меня взглядом.

Я опустила взгляд на свою грудь. Да уж, одарил меня Бог, грех жаловаться. Вот только сейчас я пожалела об имеющихся прелестях. И пусть после болезни я сильно похудела, грудь никуда не делась. Но, судя по предыдущей посетительнице этого кабинета, хозяин падок и на худеньких. Клюёт на смазливое личико или цвет волос?

— Подойди, — велел хозяин, достаточно неприятным скрипучим голосом.

Мой взгляд переместился на стол, на котором лежали какие-то бумаги. Может те самые?

— Подойди! — повторил приказ мужчина.

Стало по-настоящему страшно. Стоило огромных усилий заставить себя подойти. А потом, без отвращения, выдержать пытку, пока в разрез сорочки засовывалась толстая ладонь, оголяя мою грудь. Меня чуть не стошнило.

Вторая же рука задрала подол юбки и скользила по ногам всё выше и выше.

— Что вы себе позволяете? — возмутилась я.

Меня вдруг схватили за рубашку и наклонили вперёд, приблизив моё лицо. На его жирной голове, с зобом и маленькими чёрными крысиными глазками, отражалась плотоядная ухмылка, обнажающая жёлтые зубы.

— Ты, милая, не в том положении, чтобы выдвигать свои условия.

И меня схватили за косу, удерживая в этом же положении.

Действительно, не в том. Но попытаться стоило. Я боролась с отвращением и страхом, но удавалось с каждым его прикосновением всё хуже. Он меня откровенно лапал. Неужели, эти проклятые бумаги стоят всего этого унижения, осквернения?

В дверь постучали.

— Я занят! — рявкнул насильник, оглушая меня.

— Простите! — дверь приоткрылась. — Это срочно!

— Я занят! — повторил хозяин.

— К вам посетитель. Он не будет ждать. Если через минуту не явитесь, он сам поднимется.

В ответ послышалась отборная брань, после чего меня отпихнули и хозяин, не без помощи пришедшего слуги, стал подниматься.

— Жди меня здесь! — велел он. — И сними эту рубаху, да и волосы распусти.

Пора делать ноги, пока представилась отличная возможность. Вот только у меня ни верхней одежды, а на дворе мороз. Я там не продержусь и полчаса, тем более после болезни.

Когда за мужчинами дверь закрылась, решила, что не мешает взглянуть на бумаги.

В них действительно фигурировали имена, часто обозначаемые лишь инициалами или "Объект". Но в паре бумаг была фамилия "Донских", моя фамилия. Я просмотрела мельком все, собрала их в стопку и, не зная, куда деть, всунула за пазуху. Хорошо, что подпоясана. Правда, они выделялись. И что делать? Окинула помещение взглядом, нашла халат хозяина. Он был явно не по моей фигуре, но имелись завязки. Подол едва доходил до щиколоток, что было для меня большой удачей. Накинув его, я спрятала целиком под ним сорочку, чтобы казалось, словно под низом ничего нет.

Теперь неплохо бы удирать. Вот только если я буду красться тайком, наверняка меня перехватят. Тут все находятся в страхе, и боюсь, в гневе графа не пожелает никто видеть. Поэтому я решила действовать по наитию.

Вышла из кабинета и, не таясь, пошла по центральной парадной лестнице, пока ещё сохранившей ковровую дорожку.

Какой-то слуга попытался вернуть меня в кабинет, но увидев меня в хозяйском халате и явно сделав однозначный вывод, прикусил язык. Я же спустилась по лестнице, прямо ко входу, у которого разговаривал хозяин и... Владимир Оболенский.

Я так и застыла на одной из ступенек. Очень хотелось закричать, что меня тут удерживают против воли, обратить на себя внимание. Но меж тем тело сковал паралич, я не могла ни пошевелиться, ни издать звука. Просто глядела на Владимира.

Он же скользнул по мне безразличным взглядом и вновь вернулся к графу.

Потом собрался уходить, но вдруг повернулся.

— Кстати, что делает у вас моя крепостная? — его голос был несколько повышен, и в нём ощущалась угроза.

— Крепостная?

— У вас ведь нет ни купчей на её душу, ни вольной!

Толстяк задрожал.

— Не серчайте, господин. Давайте оформим купчую.

— Нет! Либо я забираю её, либо подаю на вас в суд. И уж поверьте, с вашими долгами, вы останетесь даже без одежды в сточной канаве.

— Забирайте её, — вдруг предложил граф.

— Уверены?

— Конечно-конечно. Надеюсь, конфликт исчерпан.

— Завтра у вас будет обыск. Надеюсь, не найдут ничего запрещённого, — отчеканил Владимир. — А тебя — он поглядел прямо мне в глаза, — я жду в своей карете. Оденься и выходи. Быстро!

Всё это время я молча наблюдала за происходящим и слушала, боясь поверить в своё счастье. В то, что он меня узнал, я не верила, но крепостная... с чего он взял? Неужто я ему понравилась? Или действительно, у него среди душ имеется похожая девушка?

И лишь когда Владимир ушёл, ступор спал.

— Пошла одеваться! Быстро! — велел мне граф. Он был явно недоволен. — Подайте ей кто-нибудь её верхнюю одежду!

Ко мне тут же подскочили слуги и накинули на плечи тулуп.

— Проваливай! — господин чуть ли не пинок под зад мне дал.

Я, отмерев, пошла в открытые слугой парадные двери. По дороге отметила прочищенную дорожку, только и всего. Дверь кареты распахнулась, словно приглашая меня внутрь. Я подошла к карете, уже всунув руки в рукава тулупа и запахивая его. И боялась вздохнуть с облегчением, ожидая, что найдётся обстоятельство, способное заставить меня вернуться. И только когда карета тронулась, со мною внутри, сидящей напротив недовольного господина Оболенского, не обращающего на меня никакого внимания, и пролистывающего какие-то бумаги, я откинулась на спинку и закрыла глаза. Сердце от волнения стучало в ушах, внутри всё переворачивалось. И я боролась со слезами, готовых сорваться с моих ресниц, испытывая, наконец, облегчение.

Глава 14

Я сидела в карете, напротив Владимира Оболенского, немного отдышавшись и придя в себя. В повозке было тепло, печка исправно работала. А я была одета совершенно неподобающе. На нижнюю рубаху только графский халат, который я по сути украла, за что ничуть не раскаивалась. И единственное, что раздражало, это его запах. Уняв бешено колотящееся сердце, я совсем чуточку расслабилась.

Если честно, я не знала, как теперь быть. Что теперь со мной будет? Может, просто принять свой облик прямо у него на глазах? Как он на это отреагирует? Признаваться в имеющихся способностях, я не собиралась, ведь считала перевоплощение — действием медальона, но и списывать на него — не горела желанием. Что если мне прикажут его отдать? Добровольно не отдам. А если он прикоснётся, боюсь даже предположить, что он сделает с Владимиром. Рисковать этим мужчиной не хотелось. Всё же он не сделал пока ничего плохого. Во всяком случае, поступками, о которых могу судить со стопроцентной достоверностью, он, можно сказать, даже заботился обо мне и моей семье, если отбросить собственную выгоду.

Да и сейчас спас меня из лап извращенца. За что была благодарна.

Повозка остановилась.

— Приехали, — сказал Владимир, не поднимая на меня взгляд. — Пойдём!

И хоть это был приказ, я послушалась. Пока решила ничего не предпринимать, а просто плыть по течению.

— Мария, беглянку вымыть в ванне. Судя по запаху, она год не мылась. Выдай ей чистую спальную одежду. И ко мне в спальню.

— Да, господин, — сказала дородная женщина пожилого возраста.

На её обращение Владимир скривился, но это была столь мимолёная реакция, что если б я на него не смотрела в это мгновение, то не заметила б.

И ушёл, а меня под руки подхватили две немолодых женщины и утянули куда-то.

Меня завели в какую-то горницу отделанную холодным мрамором. Велели раздеться. И хоть я жутко смущалась, но Мария уходить никуда не собиралась. Как-то я уже отвыкла от прежнего образа жизни. Да и раньше, только Матрёна помогала мне одеваться, мыться и причёсываться.

Засосало под ложечкой. Оказывается, мне её не хватает. Но сейчас было не время грустить и тосковать. Но для себя отметила, что неплохо будет свечку за упокой её души поставить.

А ещё волновал вопрос — незаметно вытащить украденные бумаги. Я сняла наряд, и пока Мария рассказывала, как пользоваться душем, незаметно их перепрятала, после чего, послушная воле Марии, как покорная служанка, а не дворянка, влезла в ванную.

Женщина открыла какой-то кран на стене. Тут же хлынула на меня вода, я вздрогнула, ожидая ледяной душ зимой, но меня окутали тёплые струи. После чего Мария всё же удалилась, а я наслаждалась возможностью отмокнуть, лёжа в ванной. Правда, наслаждение продлилось недолго, ведь в моё личное пространство вторглись Мария и другая, схожая по возрасту и фигуре женщина.

Пока мне устроивали мойку Мария, до боли натирая мне спину мочалкой, давала ценные, на её взгляд, указания:

— Не перечь хозяину. Он обычно великодушен, не обидит, ещё и в шелках ходить потом будешь. А после ещё и замуж выгодно отдаст.

И только сейчас до меня дошло. Меня ведь в спальню к нему потом отправят. Из огня да в полымя!

Правда, если выбирать между жирным графом Остеном и Владимиром, я предпочту последнего. Но, видно, такое уже не в первый раз. Жениться не женится, якобы траур соблюдает, а сам с красивыми крепостными девушками развлекается! А что — никаких обязательств. И в обществе не обсуждают его поведение, наоборот, уважают, говорят о великой любви.

Негодование готово было обрушиться на ни в чём неповинных слуг, исполняющих прихоть господина.

Нужно менять облик, пока не поздно.

Когда закончили с телом, перешли к волосам, точнее предоставили на этот раз всё сделать самой. Промыв хорошо волосы предоставленным мне жидким мылом, чему я безусловно сильно удивилась, ведь не мог же Владимир дать слугам шампунь, я увидела лежащие на лавке свежие одежды. Мои же предыдущие просто отсутствовали. И я сильно порадовалась, что успела перепрятать бумаги. Интересно, их постирают и вернут или отправили в печку?

Вытерлась полотенцем и легко надела свободную белую тонкую шёлковую сорочку с вышивкой. Это было так странно, вспомнилось, что при первой встрече Владимир был одет в похожую рубаху с вышивкой. Неужели у него слуги одеваются по-господски?

Но у Марии я вышивку не заметила и одежда была чистая, но отнюдь не новая.

Вот только сорочка была одна. Обычно ведь надевали исподнюю и верхнюю, а тут — нет. Ну да ладно. Дарёному коню ведь в зубы не глядят.

Пока меня мыли я попыталась изменить своё лицо на прежнее, оставив при этом цвет волос. Ну перекрасилась, а облик — грим, только и всего. И никакого волшебства.

Медальон с крестиком так и остались невидимые, а внешность я не могла проверить. Когда же меня буквально на пару минут оставили одну, я взглянула на себя в зеркало, стоящее на выходе. От прежней Олеси не осталось и следа, а глядела на меня прекрасная блондинка, немного раскрасневшаяся после водных процедур. Я постаралась вызвать сам медальон, чтобы он показался, или внешность изменить целиком — никакого толку. Паника готова была захлестнуть меня. Признаться в том, что я — Олеся? Но даже если я докажу тем, что сообщу что-то личное, о чём знаем лишь я да он — и он поверит, придётся признаться и в магии. И пусть не заметно было, что Владимир — верующий человек, как он отнесётся ко всему — я не знала. И что делать?

В отличие, от графа, в этом доме мне никто не указывал, что надо делать и относились ко мне доброжелательно. Да и не глядели на меня с неким превосходством или отвращением, и не жалели.

Волосы оставили распущенными, правда, сперва расчесали деревянным гребнем, ухаживая, точно за госпожой. На плечи лишь накинули шёлковый халат.

— Спальня хозяина на третьем ярусе, — сказала Мария. — Как поднимешься, иди прямо по коридору до самого конца.

И меня оставили одну. Мне показалось, или слуги своевольничают, исполняя приказы по-своему?

Отчего-то я боялась сейчас сильнее, нежели в доме у графа. Каждый шаг отзывался жутким волнением.

Сердце отчего-то готово было выпрыгнуть из груди, когда я притронулась к ручке двери. Да что со мной?

Хотела постучать, но вовремя себя одёрнула. Мне ведь дали приказ, поэтому это глупо.