Живые статуи

Но если Владимир ненавидел эту проклятую жизнь, не получится ли, что он и сам ненавидел Медузу, особенно после того, как она сняла с себя проклятие, а с них — нет? Возможно, что он хочет уничтожить весь мой род. Озвучить свои сомнения или не стоит? Что если он обидится?

— Ты ненавидел Медузу?

— За что?

— Она заколдовала тебя.

— Я — воин. Она оказалась сильнее, а я — проиграл. Всё честно. Но она подарила мне вечную жизнь. За что мне её ненавидеть? — его сердце стучало ровно и спокойно, когда он это говорил. Значит, говорит правду?

— Но как убийцы узнали про коллекцию, рукопись?

— Они наблюдали давно уже за вами. Герман поздно сообразил, что надо людей приставить на охрану вашего дома и посторонних не пускать. Ещё и сватанье устроил, где посторонние ошивались. Думается мне, и Ипполит не сам помер, ему помогли. Вот только коллекцию он успел передать твоему отцу, поэтому они лишь ждали подходящего случая, чтобы напасть. А тебя б они живой не выпустили, тебе крупно повезло. И либо подчинили б и использовали в своих целях, пока ты была б им нужна, либо убили б сразу.

— Значит, поэтому Герман меня защищает? — дождавшись его кивка, я всё же спросила: — А почему ты не можешь любить? И почему детей нет?

— Я никогда не любил. Уж не знаю, почему, но у Медузы коллекция оживающих статуй была именно из таких людей. Они никогда никого не любили, кроме самих себя.

— А среди вас есть женщины?

— Да.

— Ты говорил, что больше не поддерживаешь отношений со сметными. Значит, твоя девушка — статуя?

Он кивнул. А я вдруг поняла, что не желаю делить его ни с кем другим.

— Возьми меня. Всю, без остатка, — ведь возможно тогда он не станет к ней обращаться.

— Нет.

— Прошу, — я, правда, хотела этого. Ощутить, что он мой, только мой, весь, целиком.

— Олесенька, ты — хорошая девушка. И если я тобой овладею, то ты будешь только моей. И мне придётся на тебе жениться.

А я отвернулась. Обида захлестнула меня. Значит, жениться не хочет.

— Не плачь, — он повернул моё лицо. — Я бы хотел тебя полюбить. Но не смогу.

Он вытирал мои слёзы, которые всё сильнее мочили его грудь, постель.

— Зачем ты тогда дразнишься? Сделал меня своей любовницей? Ладно вчера хотел проучить? Но сегодня что? — в сердцах выкрикнула я.

Ведь вчера я ещё не была в него влюблена. Тогда негодование затмевало остальные чувства.

— Ты бессердечный! — выпалила я, вставая. — Отвези меня к Герману. Говоришь, что он любит меня. И этого достаточно, чтобы быть счастливой? Пусть так!

Скажи, что это не правда! Скажи, что не хочешь меня отпускать! Делить с другим! Но он молчал, лишь встал с постели и пошёл одеваться.

Не хотела верить в это, до последнего. Он достал из своего шкапа женское шерстяное дорогое платье дворянки, нижнее бельё. И бросил на постель.

Сердишься! Ну так не пускай меня никуда! Я молча оделась, он помог зашнуровать сзади платье. Потом, как джентльмен накинул мне на плечи шубку. Всё подготовил! Ведь одежда была мне впору. Сомневаюсь, что предназначена была для кого-то другого.

Молча вывел меня из своих покоев и повёл под руку по лестнице. Лицо было непроницаемым и холодным.

Он сам запряг лошадь, сам растопил печь в карете, готов был сам сесть на козлы, но кучер вовремя спохватился, правда, Владимир не обрадовался моему соседству.

— Володя, — начала я, когда мы тронулись.

— Ты права, я виноват, что позволил себе вольность. Этого больше не повторится.

Я же бросилась к нему на колени.

— Вы позволяете себе лишнее, сударыня, — его холод обжигал.

Я поцеловала его губы, но он не ответил.

— Володенька, прошу!

Карета остановилась.

— Приехали! — крикнул с улицы кучер.

Меня молча сгрузили с колен, и распахнули дверь. Перед глазами было знакомое здание — городской дом Германа. Владимир вышел первым, молча подал мне руку. После чего провёл к парадному входу.

Слёзы застилали глаза, впервые я не могла себя сдержать. Нас впустили, Владимир велел позвать хозяина.

Пока оставались одни, я сняла свой медальон, отозвавшийся на мой зов и проявивший себя. Взяла у Владимира из-за щиколотки нож, он же стоял и не шевелился, точно неживой, и отрезала прядку потемневших, после снятия медальона, волос. Вложила внутрь. И надела возлюбленному на шею, после чего вернула нож.

Он всё это время был холоден. Медальон же я спрятала ему под рубашку, после чего не удержалась и вновь поцеловала, легонько прикоснувшись, но не стала дожидаться ответа.

— Люблю тебя! — прошептала одними губами, отстраняясь.

Вскоре спустился Герман, и, увидев, кто перед ним, бросился ко мне, подхватывая на руки.

— Где ты её нашёл? — спросил он дрожащим от волнения голосом у Владимира. Но тот развернулся и молча ушёл в ночь.

Глава 16

Реакция Германа, если честно, ввела меня в ступор. Я никак не ожидала столь эмоциональной встречи. И пока Владимир стремительно уходил, от чего сердце моё кровоточило, Герман выражал свою радость.

Когда же меня поставили, наконец, на ноги, те меня уже не держали. Всё из-за Владимира.

Герман же, заметив мою реакцию, подхватил на руки и понёс наверх. У одной из дверей остановился, и, так и не опуская меня, открыл с трудом дверь, внёс внутрь.

— Это твои покои, ещё в прошлый раз приготовил. А ты пропала. Я так переживал. Не пугай меня так больше.

В его синих глазах читалось искреннее волнение и беспокойство. И я поняла — любит. Володя был прав. Вот только что я ему могу предложить? Дружбу? Верность? Владимир, не желая причинить мне боль, обрекает меня на подобное существование, где любит лишь один из супругов. От этих мыслей стало одиноко и тоскливо.

— Ты, верно, устала. Отдыхай. Всё же сейчас ночь. А завтра подумаем, как изменить твою внешность.

— Изменить? — вставила наконец-то словечко.

— Да, милая, в прошлый раз тебе вовремя Денис заметил, надеюсь, что убийцы не видели. Твоя аура наполнена силой. За стенами не видно, но если в прямой видимости находишься, ты горишь, словно фонарь. Где тебя Владимир заметил?

— В доме графа Остена, — призналась я. Так вот как он меня узнал! Так ведь и не признался.

— Я его убью, если он хоть пальцем прикоснулся к тебе.

Прикоснулся, не только пальцем. Но говорить об этом стоило ли? Хоть и была мысль отомстить, но я отодвинула её куда подальше.

— Герман, нам нужно серьёзно поговорить. Если ты не хочешь, чтобы я и дальше влипала в неприятности, я должна быть в деле.

Сейчас я имела в виду не только месть за смерть родителей, но и дело "статуй". Но так я могла себя выдать. Вряд ли Володя стал бы откровенничать, если б просто нашёл меня у графа и привёл сюда. Вообще, странно, что стал. Может, близость наших тел помогла ему раскрыть душу? Сердце защемило от любви. Неужели я могла так быстро полюбить? Вдруг ещё не всё потеряно?

Я взглянула на Германа. Он не заслужил предательства. Но сейчас единственный аргумент, который пришёл в голову — это сцена, когда он меня выкинул из кареты. Не хотела бы я, чтобы муж так ко мне относился, пусть и в пылу игры на люд. Ведь если обращается с простолюдинами так, ладно бы ещё с мужчинами, но с женщинами... Нет, не хочу, чтобы Герман был моим мужем и возлюбленным!

— А ещё я тебя не простила. За тот раз, когда ты меня толкнул в сугроб, — и вспомнилось, как он тогда отказался от меня. — И ты похоронил меня, разве не так? Я больше не твоя невеста, — поняла, что до сих пор обижена на него.

Он сглотнул, покраснел, виновато опустил взгляд.

— Прости.

— Я и правда, очень устала. После болезни ещё плохо держусь на ногах, — и присела на краешек кровати.

— Болезни? Ты была нездорова?

— Да, у графа. Я к нему когда попала, заболела воспалением лёгких. Меня лечили целый месяц. А когда наконец-то нашлись силы, чтобы вставать, Владимир Петрович пришёл, и забрал меня оттуда.

Герман заметно успокоился, уже не ходил взад-вперёд, присел в кресло.

— Я сейчас пришлю горничную, она тебе поможет раздеться. Отдыхай. Завтра после завтрака поговорим.

— А завтрак во сколько? — решила уточнить.

— Как встанешь. Дёрнешь за шнурок у кровати, вызовешь горничную, она и распорядится о завтраке.

Мне оставалось только согласиться. Я действительно устала и сейчас раздеться сама была не в силах. А просить Германа помощь со шнуровкой — я не решилась.

— Тебе ванну приготовить?

— Нет, благодарю. Я уже у Владимира Петровича помылась. Просто он побоялся везти к тебе в том виде, котором я была.

Ну а что, думается, если б он сразу меня сюда отвёз, у Германа, судя по его реакции на моё появление, крышу сорвало бы окончательно. И куда его холодность и рассудительность подевались?

С трудом удалось выпроводить своего новоявленного влюблённого. Даже не знала, какой он мне нравится больше: холодный, как айсберг или такой вот воодушевлённый крыльями любви и внимательный.

В доме Германа всё было по старинке. Обычные канделябры, люстра, зажигаемая изредка лишь в главном вестибюле, дорогие картины на стенах, гобелены. Вычурности, как в томе у Дениса, не было, но видно, что деньги в этой семье водятся.

Вскоре пришла горничная, которая помогла мне раздеться, распустить волосы и заметившая одну короткую прядку. Я не поскупилась, отрезая сегодня локон.

— Не порядок, мадмуазель, — всплеснула она руками. — Давайте подравняю?

Я была уставшая и мне, если честно, сейчас было всё равно.

Она ушла, но через пару минут вернулась с ножницами и простынёй, в которую меня завернула. Справилась с волосами она довольно быстро. Расчесала их ещё раз, после чего всё прибрала.

— Бросьте в камин, — велела я.

Расторопная девушка послушалась, после чего таки оставила меня, уложив в постель и загасив светильники.

Ночь я ворочалась с боку на бок. Всё тело чесалось, всякие мысли лезли в голову, не давая мне ожидаемого покоя. А ещё вспоминались жаркие прикосновения первого для меня мужчины.

Неплохо бы сходить на погост, где все похоронены. Но сейчас не тоска по родным меня угнетала, а тоска по Володе.

Надо будет с утра спросить Германа, можем ли мы посетить моих родных, так преждевременно уже почивших?

Встала я с восходом солнца, встречая первые лучики солнца у чуточку приоткрытого от занавесок окна. Смотрела грустно вдаль, стараясь представить, что именно сейчас чувствует Владимир, превращаясь в каменное изваяние.

Сама оделась в домашний халат, накинув его на ночную сорочку, расчесала короткие до плеч волосы, которые теперь не нужно было переплетать, и спустилась вниз, в стряпчую.

Слуги моему появлению не обрадовались. С утреца проверки устраивает госпожа? Правда, возмущаться не стали, покорность чувствовалась во всём. Поскольку господский стол готов не был, я согласилась на их завтрак, правда, слуги с французским акцентом, были весьма не согласны с моим решением и старались отговорить меня. Мол, не моей тонкой натуре это кушать.

Меня начинало это раздражать. Всё же в последнее время я привыкла заботиться о себе сама.

Насытившись довольно сносной пищей, но не такой вкусной, как у слуг Марии, я отправилась в библиотеку. Достала Пушкина и принялась за чтение.

Незаметно увлеклась, погрузившись в мир, довольно реалистично описанный, не такого далёкого прошлого.

Разбудил же меня грохот. Ох, неужели задремала? Часы на стене показывали десять утра. Интересно, хоть часок удалось поспать?

Закрываемая дверь вернула меня мыслями к источнику грохота, ворвавшегося в читальню.

— Олеся! Ты что здесь делаешь в такую несусветную рань? — воскликнул мой бывший жених. — Что ты сделала с волосами? — о, неужели кто-то обратил внимание?

— И вам доброе утро, Герман Олегович, — поприветствовала я. — Вы же сами говорили, что стоит изменить мою внешность. К тому же, если за последние месяцы мода не сильно изменилась, такие причёски весьма пользуются спросом у благородных дам.

Здесь я не лукавила, длинные волосы в среде дворян были редкостью. Меня Матрёна давно подбивала обрезать волосы, да я всё не соглашалась. Сейчас же душа требовала перемен не только в одежде.

— Ты права, но мне нравились твои длинные волосы, — немного грустно добавил он, подойдя ко мне.

Я решила переменить тему.

— Герман Олегович, у меня не было возможности проститься с родителями. Если возможно, я бы хотела побывать на кладбище.

— Да-да, конечно, как скажете, сударыня, только сперва пройдёмте, нужно подобрать вам амулет.

Возражать не стала. Меня провели в подземное хранилище, выходящее прямо из библиотеки, вход в которое осуществлялся посредством капельки крови владельца дома.

— Твоя кровь тоже сработает.

— Насколько мы близкие родственники? — спросила я.

— Я — твой двоюродный дядя.

Ох, ничего ж себе. И он хотел на мне жениться?

— Ты мне расскажешь, по какой такой линии мы связаны по крови?

Он сглотнул. И лишь плотно закрыв в хранилище за нами дверь, ответил:

— Ипполит — мой дядя. А твой — дед.

Дыхание спёрло. Как же так?! Я не могла в это поверить. Меня пытались выдать замуж за деда? Да они все подурели? Вдох, ещё один. Мне нужно успокоиться. Не стоит пороть горячку и ссориться. Немного уняв возмущение, я уже спокойно спросила:

— Но зачем ему было становиться моим мужем?

— Он знал, что вскоре умрёт. Хотел передать своему сыну наследство да не успел сделать всё по закону.

— Сыну? Значит, мой отец — сын Ипполита?

— Всё верно. Но эту тайну, как понимаю, он если и открыл, то только твоему отцу. Я сам только недавно узнал. Когда вступил в права на наследство.

Пока Герман говорил, я, пытаясь хоть как-то отвлечься от нахлынувших чувств, разглядывала помещение.

Хранилище представляло собой несколько залов, похожих на музей отца. Только у того экспонаты, находящиеся за стеклом, были небольшие, а здесь имелись всякие.

Заметив моё любопытство, Герман сказал:

— Тут должно быть что-то, меняющее облик, вещи все тоже завязаны на кровь, чтобы ими не могли воспользоваться не принадлежащие нашему роду люди. У меня не было времени изучить здесь всё. Но дело даже не во внешности. Тебе надо загасить ауру. Попробуй сама подумать о том, что нужно. Возможно эта вещь ответит тебе или позовёт.

Я закрыла глаза и представила себя не сияющую ни для чьего взора, с обычной внешностью богатой дамы.

И меня словно потянуло куда-то. Я открыла глаза, стараясь не потерять ниточку и стала двигаться меж столов и застеклённых шкапов.

Зов привёл меня к одному столу, в витрине которого были разные подвески, медальоны. Герман подошёл ко мне, помог открыть витрину, после чего я дрожащей рукой потянулась к похожему на подаренный медальон с изображением Медузы.

Вот только на нём не было змей вместо волос. Но на голове имелся ободок с крылышками.

Я взглянула на бывшего жениха, ища разрешения к нему прикоснуться.

Дождавшись кивка, я осторожно взяла его, после чего надела на шею.

Волосы вдруг стали удлиняться в разные стороны, приобретая рыжий оттенок. Легли на грудь, после чего рост остановился. Волосы вились, в отличие от моих. Грудь у меня стала стремительно уменьшаться в размерах, как и талия, а вот бёдра... Они раздались вширь.