— Не переживай, Таня. Меня не так легко обидеть.
— А ты помнишь, что убивать их нельзя?
— Помню-помню. Трупов не будет, только калеки, — Салея перехватила взгляд Тани в зеркале и фыркнула. — Да я пошутила! Не волнуйся. Мне твоя бабушка сегодня сериал про студентов поставила, я примерно понимаю, чего ждать.
— И что она поставила? — насторожилась Таня.
— 'Универ'. А еще 'Кризис нежного возраста'. Я не все серии посмотрела, но кое-что мне понятно.
— Будем надеяться, — кивнула ничуть не успокоенная Таня.
И подпрыгнула от звонка в дверь.
— Я открою, — решила Людмила Владимировна.
Таня вздохнула.
Звонок повторился, но уже более длинный. Словно тот, кто звонил, уходить не собирался. И ждать — тоже.
— Не надо, бусь. Опять переживать будешь.
— И ты тоже.
Звонок выдал вовсе уж неприличную трель, Таня махнула рукой и направилась к дверям.
Стоящее на пороге человекообразное можно было отнести к женщинам только по наличию груди. Все остальное — оплывшая фигура, лохмотья неясной этиологии, нечесаные сальные волосы, испитое лицо и даже фонарь под глазом могли принадлежать кому угодно.
— Ды-оченька! — протянуло существо. И зачесалось где-то в подмышке.
Гном рыкнул и чуточку попятился.
Дом он защищать будет. Но пока оно на площадке — можно не кусать, а? И на вкус оно гадкое, и блох подцепишь еще... он-то пес чистоплотный!
— Я тебе сколько говорила сюда не приходить? — Таня даже не орала. Бесполезно.
— Это... мне ж здоровье поправить надо.
— Денег нет. На водку не дам.
— Родной-то матери!
Дальнейший сценарий Таня знала до запятой.
Сначала нытье.
Потом крики.
Потом стук в дверь и скандал.
Вызов участкового.
И вишенкой на торте — всю ночь рядом с бабушкой, которой обязательно станет плохо после доченькиного визита.
Можно просто дать денег? А если их тупо нет? И потом, получив их один раз, она начнет ходить каждый раз. Лучше уж перетерпеть немного... это не часто бывает. Раз, может, два в месяц.
В этот раз сценарий чуточку изменился. В прихожую вышла Салея. Постояла пять минут, послышала нытье на тему 'дайте на водочку, потом на селедочку, а потом и переночевать пустите, и лучше не одну, а то мужика ж привести некуда...', и решительно вмешалась в происходящее.
Люди забывают, что власть над Лесом, это и власть над деревом. А полы-то в коридоре как раз деревянные...
Салея только рукой повела.
— Ой, — сказала алкоголичка, увязая в полу ногами.
Доски внезапно стали напоминать по консистенции тесто, и она погрузилась в них почти по щиколотку. А потом они снова отвердели.
Женщина дернулась, рухнула, чудом не сломав себе ничего, и от ужаса даже слегка протрезвела.
Не сильно, но внятно говорить смогла, и соображать тоже.
— Доча... это че? А? Че это такое?
Слова были обильно пересыпаны матерщиной. Таня развела руками.
— Не знаю. Я такого не делала, наверное, это ты сама как-то... сейчас участкового вызовем, если глубже не провалишься.
Алкоголичка почувствовала, как пол под ее руками снова размягчается, но пока не сильно.
— Ой, мама...
— Я могу ее полностью замуровать. Сделать?
Голос у Леи был такой спокойный, что все поняли — может. И замуровать, и забыть, и ходить по этому полу долго и счастливо. Непутевая мамаша протрезвела еще сильнее, и тихонько заскулила на одной ноте.
— Нееее нааааадооооооо...
Таня посмотрела на женщину, которая когда-то дала ей жизнь. Вздохнула.
— Лея, отпусти ее. Пожалуйста.
— Точно? — и сколько сомнения в голосе.
— Точно. Она все поняла, правда? И деньги на водку будет искать в другом месте.
Женщина закивала.
Таня опять потерла глаза. Почему вокруг ее матери зеленовато-бурая тень? То есть... аура?
Ладно, это потом она у Леи спросит. А пока...
Пока полы словно выпихнули из себя алкоголичку. Было полное ощущение, что брезгливо сплюнули — и вот она уже стоит на четвереньках.
— Пять минут — и мы тебя не видим, — зло сказала Таня.
Хватило и двух. Только топот ног на лестнице затих.
— Спасибо, Лея. Пойдем, я тебе все расскажу. И бабушку успокоим, ладно?
— Ладно...
* * *
Успокаивать бабушку не стоило. Она сидела в кресле и начесывала по очереди распластавшихся на ней кошек.
— Бусь? — поинтересовалась Таня.
— Все в порядке, — улыбнулась Людмила Владимировна. — Она ушла?
— Да.
— Вот и хорошо...
Лея молча ждала.
— Бусь, я расскажу Лее, ладно?
— Да, конечно.
Таня улыбнулась.
— Вот так, как-то. Понимаешь, это действительно моя мать. Только она... как бы это повежливее, она всегда была такая. Ей хотелось жить покрасивее, повеселее, полегче. Меня она родила, чтобы личную жизнь устроить, а муж ее раскусил и удрал. Развелся, кое-какое имущество ей оставил... ну и меня тоже. Мать мной почти не занималась, лет до восьми.
— Потом я приехала, — вздохнула Людмила Владимировна. — У нас же работа такая... куда пошлют, туда и идешь. Была вообще на Севере, там стаж наработала, там надо меньше отработать, но я об этом тогда не думала. Сейчас геологам сложно работу найти, идем туда, где платят. Вышла на пенсию и вернулась в родной город. А тут свет конец...
— Ну да. Я как Маугли была... в общем, ничего не знала, не умела и не хотела. У матери что ни день гулянки, новые дядьки, одна я дома лет с трех ночевала, может, и раньше, мужиков мать тоже водила, особо не стеснялась... мне бы в школу, а кто меня туда отведет? Мать и не помнила, сколько мне лет-то! Разве что фыркала, у молодой женщины ведь не бывает восьмилетней дочери... ну и говорила всем, что мне пять. И сама, кажется, верила.
— Я приехала, — бабушка Мила потерла лоб. Ей нелегко давались те воспоминания. — Вижу, у дочери жуть кошмарная, каждый день гулянки-пьянки, мужики разные, ребенком она не занимается... я тут, конечно, сорвалась. Танюшку забрала, документы мы все официально оформили, тогда у меня сил побольше было, чем сейчас, да и друзья помогли. Эту мою квартиру дочь сдавала, я жильцов выставила, все в порядок привела и стали жить потихоньку. С Танюшкой я занялась, она в школу пошла, жизнь наладилась...
— А...
— Оля. Ее зовут Оля.
— А Оля что?
— Оляшка? Она себя так любила называть... Олешка и есть. Безмозглая. Где гулянки, там и пьянки, ну и началось... это подниматься тяжело, а вниз скатиться несложно. Она и десять лет назад уже начинала спиваться, а сейчас вот... докатилась.
Бабушка Мила говорила жестко. Отрывисто.
Да, нелегко о таком. Но ведь и из песни слова не выкинешь! Может, и сама виновата. Чего-то не додала, не вложила, не научила... могла бы лечить?
Таскать по наркологиям и прочим?
Да-да, вот Юлия Ивановна Петяшу всю жизнь и лечит. Детей прогадила, жизнь всем испоганила, как могла — и результат?
У самой набор болячек такой, что медколледжу на год практики хватит, обойди вокруг, да и иди диплом получать. У детей ни детства, ни юности, ни здоровья, одни нервы. А муж как пил, так и пьет. И радуется жизни.
Потому как его все устраивает.
Алкоголизм — это ведь не в желудке. Это болезнь разума. Если человек запил от горя — тут ладно, можно и понять, и простить, и вытащить из этого всего. А если ему просто так нравится жить?
И ты всю себя можешь на терке натереть, только ничего у тебя не получится? Ему будет хорошо, тебе плохо?
Людмила Владимировна себя поедом грызла, но между дочерью и внучкой сделала выбор в пользу внучки. И не жалела. Потому что дочь жила так, как ей нравилось. А внучку тянула за собой на дно. И это было неправильно.
— А отец? — тихо спросила Лея. — Он...
— Не звонил. Не писал. Не появлялся. Алиментов не присылал, впрочем, тут все ясно. Он на мать однушку переписал, — разъяснила Таня. — Якобы для меня... та уже давно продана. И пропита.
— Но ведь он же отец! Разве ему не интересно пообщаться, поговорить...
Таня пожала плечами.
— Лея, ты никогда не думала, что обычно на таких Оляшек и притягиваются такие Олешки? Которым тоже лишь бы погулять, поразвлечься, ну и свалить от ответственности? Каким им там дети? Ничего им не нужно, лишь бы свободу не ограничивали.
— Понимаю. Такие бывают.
— А у даэрте такие есть? — не удержалась Таня.
— Нет... годовалое дерево не даст плодов. Только созревшее, то, которое сможет их выносить. Поэтому у нас и не случается такого. Пока женщина не готова к материнству, она не станет матерью. Не сможет. Перводрево не даст.
Людмила Владимировна запомнила про Перводрево. Потом спросит.
— Да, нам бы такой экзамен на зрелость не помешал, — вздохнула Таня. — Только вот... сделают из него очередную кормушку для чинуш, и будут какие-нибудь сволочи решать, кто равен, а кто равнее. Нет тут хорошего рецепта.
Людмила Владимировна с ней была полностью согласна.
— Ничего. И проживем, и выживем, и вообще — справимся. Лея, я хотела спросить. С Олей нельзя так, как со мной? Чтобы поправить здоровье?
Салея только плечами пожала.
— Допустим. Но вы же понимаете, что ее беда не в теле, а в голове. Допустим, я ее вылечу. И она радостно продолжит вести тот же образ жизни. А еще... она будет молчать обо мне?
— Нет, — даже не задумалась Таня. — Не будет.
— Вот. А мы хотели этого избежать.
Людмила Владимировна только головой покачала.
— Я могу сделать другое. Но не гарантирую, что разрушение не пойдет... иначе.
— Иначе?
— Я могу просто, — Салея задумалась, подбирая слова. Все же ей было сложно. — Человек принимает яд, чтобы ему ненадолго стало хорошо. Я могу сделать так, что от конкретного яда ей станет плохо.
— Этиловый спирт, — подсказала Таня.
— Да, наверное. Я могу так сделать, но она может найти другой яд. Это возможно?
— Вполне, — вздохнула Таня. — Наркоту никто не отменял.
— И наркотики, и еще много чего... это ведь не вокруг человека. Это внутри самого человека. Вот хочется ему... или сбежать от реальности, или чтобы реальность посмотрела, испугалась и сбежала от него. Хочется.
Людмила Владимировна кивнула.
— К сожалению.
А сердце все равно болело. Дочь же...
Таня смотрела на это с тоской. Потом решилась.
— Лея, может, все же попробуем? На одну отраву у нее меньше будет?
Салея спорить не стала. Это от нее труда не требовало.
— Хорошо. Давайте так и сделаем. А усыпить ее можно, чтобы она не помнила, как и что это было?
— Мне даже не нужно, чтобы она была в сознании, — Лея пожала плечами. — Пусть спит — неважно.
Таня соображала быстро.
— Бусь, я помню, где она сейчас живет. Можно туда дойти, посмотреть, и если она спать будет — это ведь ненадолго?
— Пара минут, — кивнула Салея.
— Отлично. Никто и не поймет. Лея, скажи, а я могу начать видеть ауры?
Лея и задумываться не стала.
— Энергетические поля человека? Можешь. Ты уже начала их видеть?
— Да. А...
— Это последствия ритуала, который ты прошла. Сможешь видеть, читать, воздействовать, только этому придется серьезно учиться.
Таня не возражала.
— А воздействовать — это как?
— Все, что происходит с человеком, отражается в ауре. И наоборот. Воздействуя на одно, можно исправить другое.
И тут Таня вспомнила.
Вспомнила, как Аня, староста, потерла спину в районе тех самых красных пятен, которые ей... значит, не казались. Просто были видны.
Лея даже не удивилась.
— Да, такое тоже бывает. Так отразилось воспаление. Судя по розовым тонам, человек перед тобой неплохой и здоровый, но — вот. Боль, неприятные ощущения — и вспыхивают пятна. Если их загладить, растворить... прошла бы и боль.
— У нас такое тоже умеют. Но единицы, — вздохнула бабушка Мила. — И тех еще найди...
— Мне все же кажется, что были, были у вас даэрте. Может, жили, может, навещали, — развела руками Салея. — Жаль, теперь не узнаешь. Ваша память короткая, а нашу... нашу сожгли.
— Зачем?
— Если народ не имеет памяти — это не народ. Ему что хочешь рассказать можно, — пожала плечами Салея.
И разговор углубился в дебри истории.
* * *
Тишина.
Пока — тишина.
Командор понимал, что пока еще слишком рано, ну что там времени прошло? Считай, ничего.
Что там может быть с девчонкой? Тоже неизвестно.
Но активность даэрте увеличилась.
Приборы, зависшие над планетой, регистрировали то вспышки, то возмущения, а по-простому, сбоили в три раза чаще обычного. Даэрте... с ними даже работать ничего нормально не может!
Дикари, как есть, дикари!
Из штаба вестей не было. Но это тоже понятно. Как всегда, интриги и интриганы. Которым хочется плавать, кушать и расти. А он ведь тоже туда стремится... пока на правах рыбы-прилипалы при акуле, а потом, может, и до игрока дорастет?
Впрочем, спроси у Командора, зачем ему это надо, он бы задумался над ответом.
А почему нет?
Цель такая, дальше и выше, вперед и не сдаваться, не отступать и не задумываться.
Потому как если подумать...
Велика ли радость — всю жизнь плавать да оглядываться? Стихия рыбы — море, а не змеиный яд. Но думать об этом Командор не любил. Да и к чему?
Власть же!
Все объясняет одно это слово.
Власть!
Над людьми, событиями, планетами.... Для многих он будет на уровне Бога. Это такое наслаждение, с этим ни вино, ни женщины не сравнятся... ничего. Никогда.
И ради этого он не то, что какую-то девку на лабораторный стол отправит, он всю эту планету выжжет!
И Командор распорядился следить.
И еще раз сделать.
Никуда от него Дараэ не денется.
Глава 6
Кто бы сомневался, что Салея произведет фурор?
Вот просто — кто?
Зеленые волосы, зеленые глаза, экзотическая внешность... первым разлетелся Попов. По праву альфа-самца.
— Какая прелесть в нашей местности. Сударыня, вы позволите?
Сударыня с ног до головы оглядела Сергея Попова. Подумала пару минут.
А потом покачала головой.
— Не позволю.
— А почему?
— Вы мне не нравитесь.
К такому отказу первый парень в группе попросту не привык. Глаза блеснули возмущением.
— Так может, потом понравлюсь? Я всем нравлюсь, правда-правда...
Салея покачала головой еще раз.
— Нет. — И переключила внимание на Таню. — Мы вместе сидеть будем?
— Да.
— А мест нет, — ухмыльнулся Попов. — И с Таней вот... уже Ваня сидит.
Ваня, на которого бросили выразительный взгляд, скривился, но закивал.
— Да. Я... это... сижу.
Таня точно бы треснула однокурсника, но тут открылась дверь в кабинет.
— Заходите.
Фармакология.
Ох, вот где страшная-то дисциплина!
Холиномиметики и адреноблокаторы, спазмолитики и сердечные гликозиды, активные вещества и форма выпуска...
Да тут от одного названия судороги приключаются.
Поди, выговори без запинки словосочетание: 'ингибиторы карбоангидразы'!
Впрочем, студенты с этим справлялись спокойно. Привыкли уже, научились. Салея сидела молча, листала учебник фармакологии. Сидела, кстати, рядом с Таней. Ваня хоть и попробовал сделать шаг к девушкам, но Таня так зашипела, что он решил не рисковать. И отступился под негодующим взглядом Попова.
