Поворот оверштаг (Мв-2)

В той нашей истории. Но мы — уже чуть сместили весы, на Хебуктене. Теперь сместим еще. В нашем мире, немцы уже в ноябре сорок второго начали вывод авиации с Севера — на Средиземноморье и под Сталинград, число их самолетов на январь сорок третьего уменьшилось вдвое, в сравнении с полугодом раньше. Мы же ударим их по самому больному месту. Немцы хорошо умели готовить асов; но когда асов все же выбили, то оказалось, что их некем быстро заменить. В сорок третьем, а особенно в сорок четвертом, в бой у них шли, кроме "стариков", уже откровенная зелень, по выучке уступавшая даже нашим летунам сорок первого. Хорошего летчика, даже не аса — подготовить гораздо дольше, чем изготовить самолет.

Я ни тогда, ни позже, так и не узнал имени того безвестного "штирлица", обеспечившего наш удар. Кто он был — наш, русский, или норвежец-патриот? Не все в Норвегии были квислингами, были и такие которые в ту войну помогали нашим, желая лишь освобождения своей страны. После войны их бросали в тюрьмы, как "коммунистических агентов", волей их хваленой демократии — совсем как советских партизан в странах незалежной шпротии.

Все было буднично, как на учениях. Цель, координаты, время.. Контроль обстановки вокруг. Акустика показывала, в пределах видимости, отсутствие надводных и подводных целей. Радар — отсутствие самолетов. И ночь, укрывшая нас темнотой.

Боевая тревога. Готовность. Слова команды. Рев за бортом — "Гранит" ушел.

Авиабаза Банак, Норвегия. Это же время.

Повод для веселья был — награждение отличившихся. Так как в Рейхе не было морской авиации, а было единое люфтваффе, и над сушей и над морем — то гнев обожаемого фюрера никак не задел летунов. Эти водоплавающие влезли в дерьмо, мы разгребли, не подвели, утопили кроме "Тирпица", предательски сдавшегося британцам, еще два крейсера и целых шесть эсминцев! Что было существенным: награждать за утопление своего корабля, пусть и бывшего, все ж было как-то неудобно, ну а за вражеские, это святое! Правда, там еще субмарины отметились, и тоже вроде на что-то претендуют — молчали бы лучше, не вам сейчас о наградах говорить!

Так что крестовый дождь на отличившихся просыпался знатный. И по чину: командирам групп — Рыцарские, командирам штаффелей(эскадрилий) и швармов(звеньев) — Железные (были и вариации — если рядовой пилот уже имел Железные Кресты, обеих степеней, то ему полагалась и более высокая награда). Ну в общем — все было ясно!

В октябре на Севере темнеет рано. Нет, тоже можно, летать и бомбить, первые самолеты вешают "люстры", в свете которых цель видна почти как днем — а можно и вслепую, все равно вылет будет засчитан, вон в прошлую зиму, если считать по отчетности (и наградам), сколько вылетов и сколько бомб пришлось на Москву, так выходит совершенно жуткая цифра, камня на камне там не должно остаться, тут и ежу понятно, что из этого следует вычесть упавшее на окрестные леса, болота и деревни, ведь нет дураков погибать, десять процентов потерь за вылет от русской ПВО, это вчетверо выше чем при налетах на Лондон летом сорокового, так зачем лезть под огонь русских зениток и атаки истребителей, кто проверит, куда в действительности высыпали бомбы, жизнь-то ведь одна? Которой хочется насладиться после победы, когда Рейх будет править миром.

Но все же, ночью летали реже. По крайней мере, пока считали господство в воздухе своим. А уж по такому поводу, воздержаться от полетов, было свято!

Банак, как и Хебуктен, был когда-то норвежским аэродромом. Эти норвежцы имели довольно развитую аэродромную сеть — что неудивительно, для страны, одной из первых в мире сформировавших военно-воздушные силы, за два или три года до начала той, первой Великой Войны. Но вот числом норвежская авиация была весьма невелика — и немцам, пришедшим на Банак в сороковом, пришлось основательно потрудиться, расширяя его инфраструктуру. Орднунг! — все везлось из Германии, типовые ангары, емкости для топлива, сборные щитовые домики для личного состава. Домиков было несколько, но один выделялся размером, и двумя этажами: там располагался штаб с канцелярией, а внизу был большой зал, для официальных мероприятий и торжеств, совсем как "длинный дом" викингов, где они пировали всей дружиной. К нему примыкали дома поменьше, одноэтажные, жилье пилотов и техсостава; казармы охраны и зенитчиков располагались поодаль. Торжество касалось только летных экипажей, ну еще самой верхушки техсостава, и конечно же, штабных. Охрана бдила, как положено, несли вахту зенитчики возле батарей тяжелых ахт-ахтов и скорострельных флаков, наготове были прожектора, на полосе стояла дежурная пара "мессеров", в минутной готовности к взлету. Несли службу часовые на блокпостах у всех въездов на базу, на пулеметных вышках, у складов боеприпасов и ГСМ. И стояли "юнкерсы-88" в капонирах, выдерживающих даже близкий взрыв бомбы — после невероятно успешного удара русских бомбардировщиков по Хебуктену, этой мере уделялось особое значение..

В назначенный час, зал в "длинном доме" стал заполняться офицерами люфтваффе, в парадных мундирах, со свеженадетыми наградами. Стол был уже накрыт, и очень богато: в сорок втором Германия владела всей Европой, и фюрер, и рейхсмаршал Геринг не скупились на своих воинов. Тем более, что на войне так мало радости и веселья, так оттянемся же, камрады, по-полной, до утра? Были и женщины-связистки, из "вспомогательного корпуса", хотя и в малом числе. Была музыка, и берлинское радио, и пластинки. Что еще нужно для счастья, человеку и солдату?

И вдруг все взлетело — сразу, в один момент. Яркая вспышка, и дом просто разлетается в стороны, превратившись в тучу горящих обломков. У нескольких меньших домов обрушило стены, снесло крыши, возникли пожары, целого стекла в радиусе полукилометра не осталось ни одного. Исчез узел связи, в отличие от Хебуктена находившийся в этом же доме, в торце, под штабом, исчез и штаб с канцелярией и дежурным, на втором этаже. База Банак мгновенно потеряла весь свой летный и штабной состав, а также начальство технического. Из ста сорока семи человек, которые находились в зале, восемьдесят девять погибли на месте, более тридцати получили такие ожоги, что вряд ли проживут больше нескольких дней, и лишь несколько счастливчиков, выброшенных взрывной волной в окна, отделались контузией, переломами и порванными барабанными перепонками. На зенитной батарее в сотне метров, осколком в голову убило часового.

Никто не увидел "Гранит", идущий к цели быстрее собственного звука. Зенитчики слышали, уже после взрыва, какой-то странный шелестящий гром, совершенно не похожий на знакомые им самолеты. Но что это могло быть, кроме крупнокалиберной бомбы, сброшенной кем-то с невероятной точностью и удачей — алярм! — и все батареи открыли бешеный огонь, будто желая поджечь облака. Что привело лишь к пустой трате боеприпасов.

И никому, когда как-то наладили связь, не пришло в голову уведомить командование кригсмарине (вернее, уже СС-ваффенмарине), о возможной вражеской активности. Бомбардировка авиабазы — а флотские-то здесь при чем?

В результате, на конвое, идущем в Петсамо, никто не подозревал о какой-либо опасности, сверх обычной угрозы атаки одиночных подлодок.

От Советского Информбюро 12 октября 1942

В течение ночи на 12 октября наши войска вели бои с противником в районе Сталинграда и в районе Моздока. На других фронтах никаких изменений не произошло.

В районе Сталинграда захвачена в плен группа солдат 11 роты 134 полка 44 немецкой пехотной дивизии. Фельдфебель Вильгельм Мейзен, унтер-офицер Альфред Мурцик, ефрейтор Рудольф Рейф, солдат Алоиз Планк и другие рассказали: "Нашей роте было приказано выбить русских из населённого пункта и закрепиться в нём. Но русские отразили контратаку. Мы понесли большие потери. В числе убитых находится и командир роты лейтенант Кайбель. Это уже пятый по счёту командир роты, выбывший из строя. Русские отрезали нам все пути к отходу. Всякое сопротивление было бессмысленно. Мы договорились сдаться в плен и выбросили белый флаг".

У убитого немецкого солдата Хорста Шарфа найдено неотправленное письмо к родным в Лейпциг. В письме говорится: "...Судьба долго меня щадила и оберегала, чтобы заставить испытать самые ужасные муки, какие только могут быть на этом свете. За десять дней я потерял всех товарищей. После того как в моей роте осталось 9 человек, её расформировали. Я теперь кочую из одной роты в другую. Несколько дней находился в мотоциклетном взводе. Этого взвода теперь тоже нет. Для многих из нас позиции в окрестностях Сталинграда стали могилой. Да, Сталинград — это такой крепкий орешек, о который можно сломать даже стальные зубы. Только тот, кто побывал здесь, может понять, что мы сейчас далеки от победы, как никогда раньше".

Капитан 1 ранга Лазарев Михаил Петрович. Подводная лодка "Воронеж".

Вот пошла удача — только успевай! Хотя и минусы есть..

Ну не дадут мне выспаться! Полночь, только собрался — доклад с ГАКа: акустический контакт, пеленг 220, пока очень слабый. Кто-то идет к нам, вдоль норвежского побережья. Кто, это ясно: кроме фрицев некому. Но какими силами?

Хорошо бы, "Шарнгорст" перебрасывали! А с ним, для комплекта, "Ойген". Войду тогда в анналы, как командир подлодки, утопившей ВСЕ линкоры противника, бывшие на тот момент в строю! Но нет — сколько помню историю, весь сорок второй год, начиная с марта, "Шарнхорст" провел в доках, сначала в Киле, затем в Готенхавене, с августа уже выходил в море, но имел проблемы с котлами, и максимальный ход не больше двадцати пяти, на устранение ушло время до января сорок третьего. В принципе возможно — если Адольф вконец озверел, мог приказать выпихнуть в море инвалида. Вместе с "Ойгеном" — хорошие будут цели, для оставшихся 65х!

Уточнение. Торговцы. И не один. Идет конвой! Дистанция — группу сильно шумящих целей наш ГАК вполне может засечь и за сто миль. Ну за восемьдесят — уверенно.

Плюсы: наши эсминцы вполне успевают. Причем подойдут незамеченными, ночью. А вот сам бой будет уже при свете, что опять же, им преимущество, легче артиллерией работать. Минус: отходить придется днем, уже разворошив улей. Остается надежда, что ближайшая к нам база, это Банак, где сейчас точно не до того. И наша радиоглушилка, которая позволит выгадать хоть час-два, пока информация дойдет до Большого Штаба.

Приказываю Ухову, радировать нашим. Коротким кодовым, заранее обусловленным сигналом (ну не умеют пока здесь сжимать передачу, в один миллисекундный импульс). Ждем, наконец приходит ответ. Сообщение приняли, идут к нам, встреча как договорено.

Надо все ж поспать, хоть одну вахту, четыре часа. В принципе выдержать можно — но зачем? Голова потребуется свежая, и нервы не взвинченные — в первом нашем серьезном бою, оружием предков.

В шесть я уже в ЦП. Принимаю доклад, и сразу взгляд на планшет. Конвой, теперь уже нет сомнения. Дистанция, по оценке, миль пятьдесят. Считаем их ход, восемь — мимо входа в Порсангер-Фьорд будут проходить после полудня. Где наши? Ухов — радио, с информацией о конвое!

Ответ приходит неожиданно быстро. "Рандеву три часа, норд-ост, вариант Три-ночь". Еще дома, вместе с Зозулей, мы разрабатывали несколько сценариев боя. Наши подойдут с норд-оста, через три часа, еще затемно. Прижмутся к берегу, и будут ждать конвой, атаковать его накоротке, с передних курсовых. Поскольку мы знаем, что сейчас здесь еще нет береговых батарей, а вот мины? Придется поработать уже нам..

Два часа ползаем вдоль берега. Мин нет, глубина уже в паре миль уходит за двести пятьдесят. Вариант два — это если бы, мы и эсминцы параллельными курсами, с траверза конвоя. Один — то же, но лодка и эсминцы шли бы фактически в одном ордере. Был еще вариант четыре, совсем уж наглый — эсминцам войти в Порсангер-фьорд и ждать там за мысом, нашего сигнала, чтобы выскочить конвою в лоб. Ночью, теоретически, шанс на успех был (сумел же так Лунин пройти, на К-21)? Но вот так, стоять и ждать? Батарей у немцев там пока нет, а вот пост СНиС, вполне может быть.

А конвой все ближе. Наши наконец подошли. Слава богу, их "портреты"-сигнатуры нам хорошо знакомы, не спутаем. Устанавливаем связь по "Дракону". А ведь мечта была, с компа на комп, в графике, давать картинку прямо с нашего тактического планшета, чтобы на карте, в масштабе и цвете, мы и противник, в реальном времени. Но — канал уж больно нестабильный, и с низкой пропускной, что акустика, что радио. Что ж, за неимением гербовой — пишем на простой. Вот, наши уже у берега.

Хотя наглость все равно запредельная. Если б не наши сведения, что нет тут батарей. Что аэродром Банак выведен из строя. Что не подкрадется незаметно U-бот. Что не прячется в фиорде мощное корабельное соединение. Что нет здесь мин. И что у немцев после начала, будут большие проблемы со связью. Тогда — риск снижается до приемлемой величины. И еще, расчет на немецкий шаблон. Не будут они ждать от нас такой наглости, хороший шанс, что сначала примут за своих. Силуэты "Гремящего" и "Сокрушительного" на "нарвики" не похожи? Так это сбоку, а с носовых курсовых углов? Хотя — солнце, черт побери! Восход — будет наших подсвечивать, а вот фрицы, в тени.

Но вот тут вступим уже мы. С траверза, с моря. Занимаем позицию, западнее и мористее эсминцев. Конвой уже близко, акустикой уже различимы пятеро больших торговцев и до десятка мелочи охранения. Наверное, те же восьмисоттонники и охотники из тральцов.

Конвой уже перед нами! Если поднять перископ, увидели бы. БИУС считает данные, для "веера" четырьмя, по второму транспорту в колонне. Вряд ли идущий первым, самый крупный, да и эсминцы возьмут его в оборот. Ждем первого выстрела — все равно с чьей стороны. Затаившись на тридцатиметровой глубине.

-Торпеды в воде, пеленг 110!

Молодец Зозуля — еще секунды времени! Эту тактику применяли японцы в ночных боях: пуск торпед в отличие от артиллерии гораздо менее заметен. Есть шанс — сыграть на внезапности. Теперь — и наш черед. Пошел "веер"!

Скорее — если там акустики не спят! В торпедном наши, совместно с видяевцами, в темпе перезаряжают аппараты. Нам это сделать много быстрее, чем субмаринам этих времен. И не нужно всплывать под перископ. Короткий "пинг", уточнить дистанцию, и пошел второй "веер", по третьему в колонне! А еще один, у нас еще шесть торпед? Что на планшете? Один из охотников отворачивает в нашу сторону — лучше не рисковать. Продолжаем циркуляцию вправо, с уходом на глубину. И в море, на девяти узлах. Глубина растет, мы уже на ста пятидесяти, и почти столько же под килем. И слышим взрывы торпед, их с бомбами не спутать — один, два, три.. шесть всего! Нет, семь! И — разрывы снарядов. Наверху, наверное, жарко. Ныряем на двести пятьдесят, снова поворачиваем вправо, на ост. Охотник до нас не дошел, бомб не сбросил, повернул назад к конвою.

Что там с транспортами? Слышны винты только двух, удаляются на запад, с ними два или три мелких. Остальные крутятся там, где мы атаковали, и стреляют. В фиорд вам не пройти — а к западу, сколько помню, удобных бухт вблизи нет. Влево — и на глубине, прибавить ход! Ход у торгашей — двенадцать, тринадцать, на восемнадцати мы их обгоняем. Теперь медленнее, осторожнее, лево руля, сближаемся, выходим на глубину тридцать. Торговцы бегут на нас, а вот охрана их сзади, правильно, прикрывают на всякий случай. Вводим в БИУС данные головного из транспортов, пинг активным, пошел "веер", а они идут прежним, не заметили, нет акустики на торгашах! Взрывы, три? Так удачно — или влепили и во второго тоже? Шум винтов первого прекратился, второй же вот он, идет вперед. Загружаем данные, принято, залп последними двумя торпедами. Один взрыв! Когда мы уже отвернули в море, на глубину.