Живые статуи

Войдя в горницу, я не сразу заметила хозяина.

Покои выглядели относительно скромно, если сравнивать с домом моей семьи или домом Дениса, а также графа. Но в отличие от последнего, простота не казалось нищетой. Свет был вовсе не от свечей, то ли газовая люстра была и настенные светильники, то ли ещё что, но огня вообще видно не было, как и камина. Всё было добротным, а вместо картин на стенах висели детские рисунки природы, заметно освежающие стены.

Прошла к единственной здоровенной кровати, присела на краешек, не зная, куда мне податься и что делать.

— Иди потри мне спинку, — услышала его голос.

Я вздрогнула и повернулась на источник звука. Владимир находился в красивой чугунной ванне, стоящей в открытой смежной комнатке.

Это он мне? Посмотрела вокруг, ища, кому ещё мог быть отдан приказ. Но никого больше не было. И если не учитывать журчание воды, то посторонних звуков — тоже.

Встала с постели и на тяжёлых ногах пошла к хозяину. Естественно, он был голым.

— Вы мне? — нерешительно уточнила приказ.

— А разве здесь есть кто-то ещё?

Отчего сердце готово выскочить из груди? Ведь он сейчас вовсе не страшный и не суровый, а какой-то домашне-раслабленный.

Поборола возникший страх и взяла мочалку, намылила её и дрожащими руками стала тереть хозяину спинку, стараясь никуда не глядеть. Но взгляд скользил по выступающим буграм его плеч, мощной шее, влажным волосам. Отогнала эти порочные мысли. Да что со мной такое? Когда этот мужчина успел заинтересовать меня? Он всего лишь компаньон, партнёр по общему делу, если считать, что мы работаем ради одной цели.

Меня ведь Денис в большей степени волновал. Но Денис далеко, а Владимир близко и в чём мать родила. Я смутилась и отложила мочалку, стала поливать из ковшика на спину, смывая пену со спины и своих рук.

— Всё, иди перестели постель, — услышала ровный голос Владимира.

Не раздумывая тут же выскочила из ванной, прерывисто дыша. Что со мной происходит?

На постели лежала стопка свежего белья. Вроде бы только что не было. Тут уже кто-то побывал из слуг, и они наверняка видели, чем мы занимались. От стыда жар прихлынул к щекам.

Когда я расправляла уже последние складочки на простыне, ко мне прикоснулись сзади. Я вздрогнула и выпрямилась, разворачиваясь.

Он стоял так близко и голый.

Господи! За что мне это?

Но не успела я опомниться, как он рывком снял с меня сорочку и сделал шаг навстречу. Я, естественно, отступила и упала на спину на постель.

— Вы ч-что т-творите...

Но договорить мне не дали, нависнув надо мною и накрывая рот поцелуем.

Хотела оттолкнуть, но запястья несильно сжали. А поцелуй... он сводил с ума. Не так, как с Денисом, укравшим его, или Германом, вытребовавшим положенное жениху.

А дальше его губы переместились к моему уху, шее, заставляя задохнуться от нахлынувших ощущений и чувств. Все мысли разом выветрились из головы. А потом он сместился на мою грудь, вначале просто облизнул, а потом втянул набухший бутон в себя, заставляя потерять остатки разума. Его ласки сводили с ума, а он спускался всё ниже и ниже, заставляя меня дрожать.

Он поставил мои ноги на край кровати, не встретив сопротивления и согнув их в коленях. И стал целовать внутреннюю сторону бёдер.

Да что со мной такое? Его губы поднимались всё выше. Нужно остановить это безумие, ведь по-другому я просто не могла это назвать. Но он прикоснулся губами к моему лону, а потом языком.

Боже! Так ведь нельзя!

— Нет! — выдохнула я из себя.

— А если так? — спросил он охрипшим голосом, скользя в другое место и вызывая целую бурю приятных ощущений. Из меня вырвался стон.

— Нет! Так нельзя!

— Почему нельзя? Тебе ведь нравится!

— Нет, я не хочу этого!

— А твоё тело говорит об обратном.

Я вспомнила наставления святого отца о плотском грехе Адама и Евы.

— Нет, это искушения, посылаемые Диаволом! Я не хочу! — сказала решительно, оттолкнувшись ногами и отпрыгнув вглубь постели и садясь.

— Всё это религиозная чушь, в которую народ верит!

— Я сказала "нет"! — это уже была не просто уверенность. Это был приказ не служанки, а дворянки.

Его взгляд прояснился.

— Ты всего лишь служанка! Ты в моей власти. И даже если ты не хочешь, твоё мнение никого не интересует. Разве нет? — он деловито поднял бровь.

А во мне волной поднимался страх. Дикий, необузданный. Неужели наших служанок, которых я считала, что они бегают за моим братом сами, тоже ждала эта участь, против их воли или они просто не решались перечить господину? А что было бы, если бы плотоядные взгляды и мерзкие пухлые ручонки, бросаемые моим предыдущим хозяином воплотились в жизнь? Я думала, Владимир меня спас, но он такой же. Это осознание кольнуло в груди. Обида захлестнула меня. На глаза выступили слёзы.

— Теперь ты понимаешь, что слуги — тоже люди? — услышала я его спокойный голос. — Бесправные люди, с которыми зачастую хозяин обращается как с рабами.

Я подняла заплаканное лицо и встретилась с его серьёзным взглядом. Эти слова вывели из готовой поглотить меня истерики.

— Убью! — я схватила подушку и кинулась на него, осознавая, что всё это время он играл, а я... я стонала от его поцелуев. Как же стыдно! Но он вновь оказался сверху, придавливая меня к постели и прикасаясь своей обнажённой кожей к моей груди.

— Олеся, прекрати истерику!

— Слезь с меня! Я тебя ненавижу! Ты всё это время знал, кто я!

— Ты забыла поблагодарить за то, что вытащил тебя из лап этого извращенца!

— Да сам такой же!

Но вместо слов он накрыл мои губы поцелуем. Я попыталась отвернуться, но он стал целовать напористее.

— Признай, что тебе это нравится.

— Слезь с меня!

А он вновь поцеловал, но на этот раз так нежно, что остатки разума я всё же утратила и перестала сопротивляться.

Этот поцелуй пьянил, манил и обещал большее. И так не хотелось его прерывать, что я не заметила, как сама стала отвечать.

Когда поцелуй закончился, из меня вырвался стон разочарования. Но Владимир слез с меня.

— Можешь вернуться домой или остаться здесь. Хотя, у тебя ведь нет дома. Можешь вернуться к Герману или остаться под моим крылом. Но вряд ли слуги дадут тебе спокойной жизни после сегодняшней нашей бурной ночки.

— Почему?

— Они слишком свободны для того, чтобы молчать, и служат по своей прихоти, не моей. Я их давно освободил. А тебя я отметил особо. Думаю, ты заметила как на тебя Мария глядела.

— Ты о вышивке?

— Я не сплю со своими служанками, хотя была не одна попытка залезть ко мне в постель, но потом проще было нанять немолодых. А тебя я сам пригласил.

— Ах ты ж! — я готова была кинуться на него с кулаками.

— Хочешь повторения? — с намёком спросил он. А я поняла, что краснею.— Только не уверен, что на этот раз устою, ты слишком соблазнительна.

Я поискала взглядом свою сорочку.

— Но если ты меня узнал, почему не удивился моей изменённой внешности?

— У тебя есть определённые способности. Наследственность в тебе проявилась особенно сильно.

Если он считает это способностью пусть будет так. А медальон пусть считает ни при чём.

— Наследственность? Чья?

— Одной мифической особы.

— Кого?

— Не скажу.

— Но раз ты не ошарашен, значит, это для тебя не в новинку. Ты тоже обладаешь ими?

— Да, она и мне некоторое наследство оставила.

— Внушение? — догадка пришла сама собой.

— Умничка.

— Но тогда мы — родственники?

А он рассмеялся. Искренне.

Я подобралась близко к нему.

— Нет, в отличие от Германа. Это всё, что тебя волнует?

— Ты снимешь с меня личину?

— Зачем? Мне и так нравится! — и он прикоснулся к моим волосам, к щеке.

Мне же захотелось двинуть его локтём.

— Значит, обычная я тебе не нравлюсь.

— Да, не нравишься. Точнее не нравилась раньше. Сейчас ты изменилась и не ведёшь себя как дворянка, и это безумно притягательно.

А я сама потянулась к его губам.

— Да, и внешность тебе не стоит менять. Небезопасно, — и он ответил на мой поцелуй.

— Я тебя правда соблазняю?

— Ты безумно притягательна. Меня ещё ни разу так не тянуло к смертной женщине.

Смертной? Что же он не договаривает?

Красивый мужчина навис надо мною, слегка касаясь моей кожи. А я выгнулась, стараясь прикоснуться сильнее. Да что со мною творится? Я и правда, хочу этих прикосновений. Ведь наверняка завтра буду жалеть о совершённой глупости.

Он оторвался от моих губ и заглянул в глаза.

— Я с трудом себя сдерживаю, зачем ты дразнишься?

— Кто-то сам сделал меня своей рабыней, постельной утехой в глазах слуг.

— Тебе не стоило соваться к этому старому козлу!

— Прости, — тихо сказала я. Наверное, они волновались, когда меня потеряли. — Благодарю! — прошептала затем, вспомнив, что всё же он спас меня.

— Уходи! — это был приказ.

А мне так не хотелось этого делать. Вот впервые, чувствуя себя виноватой и ощущая его обиду, мне хотелось добиться прощения. Что со мной происходит?

— Я никуда не уйду.

— Хочешь, чтобы я тебя взял?

Это предложение манило. Отдать свой первый раз именно ему. Он точно не обидит, и его прикосновения мне нравятся. Но это значило, что я уже не собираюсь замуж. Свою чистоту я не отдам своему будущему мужу. Стоило ли идти на это ради одной ночи?

— Знаю, что не возьмёшь, — лукаво сказала я.

— Отчего такая уверенность? — удивился он.

— Ты слишком благороден для этого.

Что я несу? Ведь он ещё недавно пытался взять меня силой! Но внутренний голос закричал, что это неправда, он остановился, когда я твёрдо отказала ему. А до этого я ведь даже не сопротивлялась. С ужасом поняла — я сама этого хотела.

Ни с Германом, ни с Денисом, в которого, как сейчас поняла, была влюблена такого не было. Хотелось понять себя. Понять свои чувства.

Я прикоснулась к нему. А он вздрогнул, но руку не убрал.

— Почему ты никого не впускаешь в своё сердце?

— Я не способен любить. И в этом — моё проклятье.

— Но ведь ты на меня реагируешь, — и я провела пальчиком по его не особо волосатой груди, спускаясь к животу.

— Это всего лишь желание, малышка. У меня было много женщин за всю мою жизнь. Но даже те, кто становился моими жёнами, кто любил меня, были несчастны. Ведь я не мог ответить взаимностью. Не мог подарить отраду в виде дитятка. Поэтому и стараюсь держаться подальше от смертных женщин, не хочу видеть страдания, уважаемой, пусть и не любимой, но несчастной жены.

— Поцелуй меня, — неужели я озвучила свои мысли?

— Нет. Ты влюбишься, а я этого не хочу. У тебя есть Герман, он сможет подарить тебе радость материнства, стариться вместе с тобой, и он тебя любит, я знаю, хотя никогда не признается в этом.

Всё время говорит о Германе, в ведь есть ещё и Денис, который мне поболе бывшего нравится.

— Почему Герман? А Денис?

— Нет, Денис тоже не способен любить. Поверь, мы с ним прожили достаточно долго, он ни разу не женился, хотя пассий было много. Он просто развлекается, завоёвывая девушек. Хотя к тебе относится вполне по-дружески.

Мы лежали в одной постели, голые. И шутили, болтали, флиртовали. Мне было с ним так легко.

Он накрыл меня одеялом и собрался уходить, но я успела схватить его за руку.

— Останься со мной.

— Боишься, — утвердительно сказал он.— Я останусь, если ты поведаешь, что тогда произошло. Всё, до мельчайших деталей и обо всех своих чувствах.

И я согласилась. В эту ночь я впервые с той ужасной ночи плакала в его объятиях. Но ещё до восхода солнца ощутила, что стало холодно рядом со мною.

— Владимир... — позвала я.

— Спи. И никуда не уходи, за тобой присмотрят мои слуги. Вечером увидимся.

И я уснула, впервые спокойно без тревожных чувств, и проспала до полудня.

Глава 15

Проснулась я даже не от того, что выспалась (хотя безусловно средней жёсткости постель, на которой спал Владимир и в эту ночь я, мне принесла ни с чем несравнимый отдых), а от ощущения, что за мной наблюдают.

— Доброе утро! — послышался голос Марии ещё до того, как я открыла глаза.

— Доброе!

— Как спалось госпоже?

— Скажете тоже, — я улыбнулась и встала, заправляя за собой кровать.

— Право, не стоит, — ответила она, стараясь выхватить у меня из рук одеяло.

— Завтрак ждёт вас.

— А Владимир Петрович?

— Его не будет, часов до девяти вечера, хотя и в это время он довольно редко бывает дома.

Меж тем мы в четыре руки уже поправили постель. Но прежде Мария откинула целиком одеяло и оглядела простынь. От меня это движение не ускользнуло.

— Проверяете следы крови? — хмыкнула я.

Женщина одарила меня внимательным изучающим взглядом.

Признаваться в том, что у нас ничего не было, не стоило. Да, по словам самого Владимира, я первая из низшего сословия, кого он пригласил в свою постель, хотя Мария вчера утверждала обратное. Но верила я отчего-то именно ему. А ещё меня волновал вопрос смертности. Ночью он об этом говорил, что со смертными больше не затевает отношения, хотя раньше такой опыт и был. Значит, он бессмертный?

Меж тем Мария отвела взгляд, не выдержав напряжения, создаваемого моими немигающими глазами.

— Где изволите завтракать? Здесь или в столовой?

— На кухне, или где вы кушаете, — вынесла я своё решение.

В глазах Марии на мгновение промелькнуло удивление, но она быстро взяла себя в руки.

Потом предложила мне выбрать одежду.

— А моя где? — не спросить я не могла.

— Мы её сожгли.

Ожидаемо. Я бы на их месте поступила так же, ведь если от меня воняло так, как говорил "хозяин", то где я спала и какую заразу собрала — не известно. Странно, что я кроме воспаления лёгких ничего не подхватила. Но раз граф Остен не обратил на запах внимания, значит, в его владениях не принято следить за чистотой, чего не скажешь о здешнем доме, как и доме моих родителей.

Радовалась, что бумаги перепрятала вчера, вряд ли слуги в одежде рылись, могли запросто выбросить в очаг. Теперь бы их забрать.

— Мария, а могу я воспользоваться уборной? — но вспомнила, что не совсем уборная то была, поэтому уточнила: — Вчерашней ванной.

Она кивнула. После чего предложила мне халат.

— Мне не уютно в этой одежде. Если позволите, я бы хотела вашу форму. И после болезни я ещё быстро устаю, но хочу выполнять какую-то работу.

Служанка растерялась. Право слово, неужто не ожидала, что после всего я захочу марать руки?

Но ведь меня привезли как крепостную, пожалуй, так и стоит себя вести, не привлекая внимание.

— Как тебя звать? — наконец поинтересовалась она.

И как представиться? Олесей нельзя. Оляной, как прежде?

— Оляна.

— И где тебя нашёл господин?

Хотелось съязвить и сказать "на помойке", но я придержала язык.

— За городом.

— Беглая крестьянка?

А ведь и правда, что ещё могут подумать. Если б меня выкупили, должны быть документы. И что сказать? Уверена, что меня будут слуги обсуждать за глаза, а может и в лицо.