— Что ты...о-о-о! — закричал от восторга Трегоран.
— Понимаешь, — спустя пару секунд раздался приглушенный голос Этаары. — Отец никого не хочет видеть, вот и огородил свои владения.
— Ясно, да-а-а-а! — Элаикс изогнулся дугой, а его пальцы сжали сырой песок.
— Не торопись, — дочка сенатора вновь отвлеклась от своего занятия. — Проблема в том, что я хочу устроить ему сюрприз.
— Сюрприз? — в голове Трегорана все путалось и перемешалось, волны наслаждения накатывались одна на другую, мешая здраво рассуждать.
— Ну да, у него скоро день рождения и я хочу позвать пару папиных друзей, чтобы устроить сюрприз. Но как сделать это, когда все дороги перекрыты?
Этаара приподнялась и посмотрела на Трегорана.
— Ты хочешь, — догадался он, — чтобы я снял барьер?
— Или хотя бы приоткрыл в нем дверцу. Сможешь?
— Думаю, что смогу.
— Замечательно! — Девушка оседлала его и протяжно застонала.
В себя молодые люди пришли спустя, наверное, час.
— Это было восхитительно, — Трегоран погладил шелковистое бедро подруги.
Та что-то мурлыкнула и прижалась к нему.
— Хочешь искупаться еще разок? — игриво предложила она.
Губы юноши расплылись в дурацкой улыбке.
— А ты как думаешь?
Они плескались в озере до самого вечера. Лишь после того, как солнце устремилось к горизонту, Трегоран, не откладывая более, приступил к работе. Он приблизился к барьеру и сел рядом, закрыв глаза. Вновь вызвав заклинением воздуха магическое зрение, юный чародей приступил к изучению чар. Барьер поистине был настоящим шедевром — у Трегорана уже хватало знаний для того, чтобы понять это. Маркаций рассказывал, что Пламя Духа позволяет преобразовывать энергию человеческого тела и использовать ее по собственному усмотрению, однако это был не единственный способ колдовать.
Природа содержит просто колоссальное количество силы, которую можно использовать в соответствии со своими потребностями, если, конечно же, знать как. Нити элементов можно "поймать", затем — преобразовать и получить нужный узор, закрепив его в ключевых точках. Процесс этот — сложный и долгий — позволяет менять, к примеру, плодородность почвы, вызывать дожди или отводить тучи из целых областей, а также проделывать многое другое. Опытный стихийный маг, работая с силами природы, способен обрушить на вражескую армию град или ураган, преградить путь огненной стеной. Ну, или создать невидимый воздушный барьер, отпугивающий животных и сообщающий хозяину о каждом постороннем посетителе.
Самым большим плюсом подобных чар было то, что будучи завершенными, они начинали подпитываться из внешних источников и не отнимали у чародея и капли сил, что позволяло, как объяснял Маркаций, огораживать разнообразными магическими барьерами дворцы самых богатых и знатных фарийцев, усиливать крепости, прикрывать дороги. Главным же минусом являлось время, необходимое на создание подобных шедевров, а также — запредельная их сложность. Со слов сенатора в Фаре едва ли наберется три десятка чародеев, способных соорудить нечто подобное.
Трегоран протянул вперед руки, исследуя, как учил Маркаций, плетение силовых нитей, снова и снова поражаясь изяществу и простоте работы. Да, сам он до такого еще не дошел.
"Будем честны — я просто умру от перенапряжения, если попробую возвести подобную красоту"! — подумал Трегоран, в очередной раз поражаясь могуществу опального сенатора. — "Но каким же монстром должен быть фарийский император, если такие титаны, как Маркаций, считают себя пылью под его ногами"?
Эта мысль в очередной раз посетила юношу, заставив его сердце трепетать от животного, свозящего с ума ужаса. Он с трудом подавил страх, едва не потеряв концентрацию, и продолжил исследование.
"Как я и предполагал. Линии соединены между собой силой учителя, однако держатся они не за нее, не-ет, не за нее".
Он прошептал еще одно заклинание, и увидел толстый жгут, идущий от барьера вниз — в землю.
"Ага, использование сосредоточений в качестве якоря. Стало быть, кормишься с земли, да, дружок? Все как написано в книгах".
Маркаций давал Трегорану самые разные фолианты, и тот, пользуясь своей ненормальной памятью, благодаря которой ему хватало всего одного взгляда на страницу, чтобы запомнить ее содержимое, успел запечатлеть не одну сотню книг по теории магии, истории, географии и прочим наукам. К сожалению, на тома и свитки с заклинаниями это дозволение не распространялось — тут Маркаций был неумолим.
Трегоран помотал головой, отгоняя ненужные мысли и с удвоенным усердием принялся за работу. Его охватил азарт, хотелось проверить свои новоприобретенные силы и знания, в очередной раз убедиться, что договор с богом был заключен не просто так. А может, он просто жаждал быстрее стать могучим чародеем и где-то в глубине души надеялся, что проделав дыру в барьере, совершит очередной шаг в этом направлении?
Так или иначе, сейчас юноша не задумывался над мотивами своих действий, он творил. Именно так. Лишь здесь, сидя под вечерним небом, изукрашенным кровавыми отблесками садящегося солнца, и вглядываясь в магическую стену, он по-настоящему понял слова сенатора, когда во время одного из уроков тот произнес:
— Запомни раз и навсегда, хороший маг — это художник, пишущий на холсте реальности красками силы. Именно эта грань отделяет посредственность от гения.
Теперь понимание правоты Маркация ясно высвечивалось перед молодым волшебником, и тот работал самозабвенно, не обращая внимания ни на ночной холод, ни на спящую рядом Этаару.
"Итак, вот сигнальные нити. Они соединяются этим плетением. Если мы сделаем вот так... Да, отлично, разрезали. Та-ак, теперь передвинем вот это. Так-так-так"...
— Да! — вслух закричал он, видя, как в барьере появилась брешь достаточно широкая, чтобы в нее мог пройти человек. — Готово!
— Ты справился? — сонным голосом спросила его подруга.
— Да, все сделано, — Трегорана пошатывало от навалившейся слабости, но он излучал гордость. — Я перенаправил сигнальные линии выше и ниже, скрепив их тройным узлом. Пришлось перерезать пару защитных лучей, но это не так важно, восстановлю их, когда гости уйдут.
— Ты лучший! — Этаара бросилась юноше на шею и принялась жарко целовать.
Он с трудом отстранил ее.
— Дай мне передохнуть. Этот барьер выжал меня, словно солнце — финик, лежащий на песке.
Девушка засмеялась, чуть отстраняясь от него.
— Ой, какая же я глупая. Конечно, езжай домой, я позабочусь об остальном. Отца ждет отличный сюрприз!
Разум молодого человека, затуманенный от усталости, уже не был способен правильно воспринимать входящую информацию, оттого и не придал значения ни выражению лица девушки, ни произнесенным ею словам. Вместо этого он сел на своего скакуна и, совершенно не ощущая ничего вокруг себя, отправился назад.
Умное животное само довезло юношу до виллы, где он спешился, не в силах поставить скакуна в конюшню, с трудом добрался до своей комнаты и, не раздеваясь, рухнул на кровать, провалившись в сон еще до того, как голова его коснулась подушки.
* * *
— Брат, что с нами будет? — мальчик десяти-двенадцати лет от роду держал за руку другого, которому на вид можно было дать от тринадцати до пятнадцати лет.
Оба они были наги и стояли на помосте рядом с десятком таких же напуганных и голых детей.
Внизу расхаживал пузатый фариец, во все горло расхваливающий свой товар.
— А вот мальчики, нежнейшие тимберские мальчики! Они могут работать у вас в доме днем, и греть вашу постель ночью! Приходите и покупайте, не тяните, товар скоро закончится!
— Не знаю, Трегоран — ответил тот, что постарше. — Ничего хорошего.
Рядом с ними заплакал еще один раб — невысокий худенький парнишка с черными, как смоль волосами.
— Не реви, — старший положил ему руку на плечо. — Мы еще живы. Справимся.
— Мама, хочу к маме, — тихонько всхлипывал он.
Младший аккуратно, чтобы не заметил надсмотрщик, пододвинулся к нему и успокаивающе обнял.
— Верь Элаиксу, мы справимся, он никогда никого не обманывал.
— Мне страшно...
Младший сглотнул.
— Ничего не бойся, мы с тобой.
— Откуда они? — раздался сухой чуть надтреснутый голос.
Трое мальчиков, почувствовавшие на себе чужой взгляд, как по команде обернулись. Возле торговца стоял высокий седовласый мужчина, через все лицо которого наискось шел шрам. Он был одет в простую тогу, не носил ни плаща, ни украшений, но трое дюжих раба за его спиной всем своим видом говорили, что этому мужчине не стоит хамить.
Торговец расплылся в широкой улыбке.
— Пилла, друг мой, как я рад тебя видеть!
Седовласый не улыбнулся.
— Откуда они? — повторил он свой вопрос, смерив толстяка презрительным взглядом.
На коротки миг лицо того искривилось в злобной гримесе, а потом приняло прежнее выражение. Лишь в патоке с медом, льющимися изо рта работорговца, пару раз проскочили опасные нотки.
— Трофеи из Тимберии.
— И много у тебя их?
— Десять мальчиков и три девочки, извини, их разобрали в первую очередь. Если бы ты написал раньше...
— Неважно, — оборвал его Пилла. — Они будут работать. Сколько взрослых?
— Еще два десятка.
— Все свежие?
— Да, привезли только вчера. Каждый — здоров и славно потрудится на плантациях высокочтимой госпожи Люсилии и достойнейшего господина Навиния.
— Сколько умеет говорить?
Торговец на миг задумался.
— Из детей человеческий язык понимают только эти трое, — он указал в сторону дрожащих мальчиков. — Они из благородных семей. Взрослые, увы, тупые варвары.
Он всплеснул руками и неодобрительно поцокал языком.
— Хорошо. Возьму этих троих, и десяток мужчин. Их выберу сам.
— Как тебе будет угодно, друг мой. Сейчас рабов выведут для осмотра, — он хлопнул в ладоши и помощники торопливо побежали в рабский сарай, чтобы вытащить на свет пленных тимберцев — места на помосте было немного, а потому ушлый торговец выставил лишь самый лучший свой товар: красивых девушек и мальчиков.
Пилла внимательно проверял каждого раба. Он был строг, замечал каждый недостаток, и всеми правдами и неправдами старался сбить цену. Торг длился долго — торговец, почуявший деньги, не желал терять ни сестерция. Наконец, стороны пришли к компромиссу, и когда все необходимые формальности были улажены, Пилла, жестом приказав одному из своих охранников взять цепь, которой были скованы его покупки, приказал:
— Идем.
— Кто нас купил? — задал вопрос Трегоран.
Пилла остановился. Развернулся и неспешно, даже лениво занес руку для удара.
— Не смей! — рванулся вперед Элаикс, заслоняя собой зажмурившегося брата. — Если ты его ударишь, господа будут недовольна!
Рука опустилась.
— Какой умный мальчик, — проворчал мужчина. — Ладно, прощаю на первый раз.
Он повернулся и пошел, бурча что-то под нос, а скорбная вереница двигалась следом. Шли долго, петляя по широким улицам. Передохнуть получилось лишь тогда, когда они оказались за пределами городских стен — возле небольшого каравана, состоявшего из десятка телег и фургонов. Здесь общую цепь сняли, и каждый раб остался в личных кандалах.
— Вам сюда, — указал Пилла на одну из телег. — Садитесь.
Пилла дождался, пока мальчики заберутся, и после этого продолжил.
— Как зовут?
— Элаикс, — представился старший.
— Трегоран, — ответил младший.
— Шилмиан, — всхлипнув, произнес третий.
— Вы говорите по-фарийски, хорошо, это ваш пропуск в поместье, если будете умными и послушными. Сможете прислуживать господам, хотя сперва придется поработать на полях, — произнес Пилла. — Но если окажетесь хорошими рабами, со временем получите свободу, как я. Но пока этого не произошло, помните: вы — никто. У вас больше нет страны, нет дома и нет семей. Ваша жизнь отныне в руках господ. Вы хотели узнать, кому принадлежите? Что ж, вас купили благородные патриции Навиний и Люсилия Коррилы, да будут боги благосклонны к ним. Все понятно?
Мальчики переглянулись. Что тут могло быть неясного?
Пилла правильно истолковал их молчание и пошел к другой телеге, потом к еще одной, и еще, и так далее. Возле каждой он останавливался, говорил с рабами, парочке хорошенько врезал — видимо, для острастки. Он зорко следил за всем караваном, пресекая малейшее неповиновение со стороны рабов, и ждал.
Время тянулось медленно, неспешно, приходили какие-то люди, которые загружали на телеги еду, одежду, разные предметы и украшения, других людей.
— Ты понимаешь, что это значит? — спросил Элаикс на тимберском.
— Да, — шепнул ему в ответ Трегоран. — Богатая госпожа послала слугу за покупками.
— Десять возов?
— Она очень богата.
— Мне она уже не нравится.
— Мне тоже, но что мы можем сделать? Нужно прикидываться и вести себя покорно. Тогда, может, сбежим. Поэтому прошу тебя, брат, будь спокойнее.
Элаикс скрипнул зубами.
— Тогда ты — не трусь.
Они переглянулись и впервые за долгое время улыбнулись друг другу. Ждать пришлось долго, но, наконец, Пилла забрался в телегу рядом с детьми и громогласно возвестил:
— Можно трогаться!
Путь до виллы занял много времени. Сперва они ехали по широкой дороге, запруженной людом, затем — свернули на узкую, ведущую в оливковую рощу. За рощей на обширных лугах Трегоран увидил огромные стада, сопровождаемые конными пастухами и целыми сворами громадных и очень злобных собак.
— Скот госпожи, — перехватил его взгляд заметно повеселевший Пилла, который, кажется, уже предвкушал возвращение домой. — Роща тоже ее. Как и вся земля на два дня пути отсюда.
Трегоран, хоть и был ребенком, но многое помнил из того, что рассказывали жрецы. Например, он знал, что фарийцы чтут мужчин больше, чем женщин, и поэтому ему было непонятно, отчего же вольноотпущенник старательно избегает упоминать хозяина, которому, по идее, все и принадлежало. Да, он был ребенком, но у него уже хватало ума не озвучивать подобные вопросы вслух, а потому мальчик промолчал, почтительно склонив голову. Кажется, их надсмотрщика это устроило, потому что тот не стал ругаться, и даже принялся насвистывать какую-то веселую песенку.
Несколько раз они встречали отряды вооруженных мужчин. В каждом из них было не меньше десятка человек, и всех, как и пастухов, сопровождали псы, настолько большие, что у мальчиков от страха сводило скулы.
— Это быки какие-то, — шепнул Элаикс себе под нос, но Трегоран его услышал.
— Плохо.
— И еще как.
— О чем вы? — чуть слышно подал голос третий мальчик, успевший немного успокоиться.
— Ты ведь Шилмиан?
— Угу.
— Держись нас, мы с братом не собираемся задерживаться у фарийцев, — прошептал Элаикс. Говорил он настолько уверенно, что даже Трегоран почувствовал облегчение. Шилмиан же расцвел от радости.
— Скажи, ты откуда?
— Из Неназываемого города, — шмыгнул носом парень.
— Жрец?
— Должен был им стать.
Когда эти слова были произнесены, разговор как-то сам собой затих на некоторое время, и повисла тягучая тишина, нарушаемая лишь Пиллой, скрипом колес, да окриками охраны.
