Откуда тогда скрип? Юноша внимательно посмотрел на шкаф, стоявший около двери. Он был достаточно большим, чтобы вместить человека, а значит...
Делая вид, что собирается уходить, молодой воин подошел к шкафу и, резко рванувшись в сторону, распахнул дверцу. В лицо ему полетел меч и Элаикс с огромнейшим трудом отвел голову — лезвие царапнуло щеку. Схватив руку, державшую оружие, он рванул на себя, и выудил тощего юнца, дрожащего от страха, который с жалобным писком рухнул на пол.
Тимберец пинком выбил оружие из рук врага и занес было меч, чтобы прикончить того, но что-то заставило его остановиться. В глазах молодого охранника стоял такой страх, такая мольба, что у Элаикса просто не поднималась рука, чтобы завершить начатое.
— Молю, не убивай, — на кошмарном фарийском пролепетал поверженный противник и выставил руки перед собой, не пытаясь даже бороться. — Не убивай.
— О, вот ты где, — в комнату заглянула Эльра.
Она хмыкнул, взглянув на лежащего парня, пытающегося заслониться от меча.
— Давай, заканчивай тут. Нельзя терять время, — с этими словами она пропала.
Элаикс сглотнул. Рука его дрожала. Так просто убить этого бедолагу, один взмах меча и все. Но...Но он же не фариец, в чем виноват этот мальчишка? Да его, наверное, и в охрану взяли за компанию, скорее всего, кто-то из убитых был его родственником. Но если его оставить в живых, не захочет ли ганнорец поквитаться?
— Убить? — прошептал Элаикс и снова посмотрел на книгу, лежащую на столе. Перед глазами неожиданно появился образ Трегорана, а в голове наконец-то всплыла мысль: "Я должен найти его". Рука с мечом опустилась.
"Найти кого? Не понимаю. Найти"? — Элаикс едва не застонал от боли, пытаясь понять, что же память хочет ему подсказать. — "Не до того"! — тут же оборвал он себя, однако решение уже было принято.
— Спрячься в шкаф и не высовывайся, мы скоро уйдем. Когда это произойдет, советую тебе тоже убраться из города как можно дальше, иначе рискуешь оказаться на виселице.
Произнеся это, он вышел из комнаты, затворив дверь за тобой.
Подельники уже вовсю паковали тюки.
— Все? — Эльра бросила на командира короткий взгляд.
— Да. А у вас что?
— Добра — выше крыши, — радостно сообщил Крыса. — Заканчиваем.
— Хорошо, — Элаикс прочистил горло и сказал то, что собирался произнести еще раньше. — Половину ценностей мы оставим себе, разделим поровну. А вторую — раздадим простым людям из трущоб.
Бандиты с распахнутыми от изумления ртами уставились на него.
— Ты спятил? — осведомился Грантар.
— Наверняка, — подтвердил Аладан.
-Точно, — согласилась Эльра.
Как ни странно, но Инатор с Бартихом полностью поддержали решение юноши.
— Это благородно, — произнес полукровка.
— И в высшей степени разумно — нам не помешает показать щедрость, если хотим привлечь на свою сторону новых добровольцев.
— Но, ведь золото... — Жалобно заныл Крыса.
— Достанем еще, — широко усмехнулся Элаикс. — Обязательно достанем.
Глава 4
Трегоран потянулся и открыл глаза.
"Опять то же самое", — мелькнуло у него в голове. — "Та же кровать, та же комната".
Он огляделся, действительно, ничего не изменилось, разве что в кресле возле ложа не оказалось ни одного благородного фарйца. Зато на этом самом кресле была аккуратно разложена одежда. Имперская.
Юноша осторожно поднялся и со вздохом принялся облачаться в ненавистные тряпки. Он понимал, что несправедлив — назвать тряпкой великолепную тунику и красивейшую тогу, украшенную вышивкой и золотой нитью, означало просто оскорбить мастеров, вложивших свои силы в создание одежды. Но ничего поделать со своей неприязнью Трегоран не мог.
"Ладно, живешь в Фаре, веди себя, как фариец", — вспомнил он популярную в Империи поговорку. — "А что дальше"?
Дальше он решил подойти к двери и дернуть. Было открыто, а в коридоре не стояло ни единого охранника.
"Куда теперь"? — задумчиво почесал голову Трегоран. И сразу же перед его взором возник маршрут их с Маркацием похода. — "Да, там был выход на улицу".
Юноша осознал, что с первого раза и в мельчайших деталях запомнил весь путь по незнакомому дому, лишь завернув за угол. Он остановился, точно напоровшись на преграду, а затем его губы расплылись в широкой улыбке. Не только книги, теперь он будет помнить вообще все, что видел хотя бы один раз!
Занятый этими приятными размышлениями молодой чародей не заметил, как оказался во дворе. И тут его взгляду предстала интереснейшая картина. Маркаций склонился над побелевшим от боли человеком в простой дешевой тунике, замызганной землей и кровью. Раненый тихо постанывал, зажимая раненую руку, и всеми силами старался не упасть в обморок.
— Идиоты! — Маркаций гневно посмотрел на двух товарищей, принесших раненого. — Сколько раз я говорил работать осторожнее? Ну вот куда вы спешили?
— Эта, господин, — шмыгнул носом один из них, говоря с сильным акцентом, непонятным юноше. — Мы, эта...
— Неважно, — отмахнулся патриций, а затем Трегоран едва не задохнулся от восхищения, смешанного с ужасом.
Руки мага окутало свечение, сила, выпущенная на свободу, была столь могуча, что, наверное, могла бы разрушить дом, примени ее Маркаций во зло. Он не произносил магических фраз и не делал пассов руками, но заклинание сработало безупречно — рана на глазах очистилась от крови и грязи, а потом затянулась новой розовой кожицей.
Работник перестал стонать и широко раскрытыми глазами уставился на исцеленную конечность.
— Отнесите его домой, и дайте вина, пускай отдохнет до утра, — распорядился Маркаций. — И впредь будьте аккуратнее.
Работники, наперебой принявшиеся восхвалять доброго господина, подхватили товарища и мигом очистили двор. Маг поднялся и только теперь заметил глядящего на него во все глаза Трегорана.
— Приветствую, молодой человек, — мягко поздоровался он. — Надеюсь, что твое Пламя вновь горит ярко.
Трегоран его не понял, но на всякий случай согласно кивнул.
— Я сказал что-то, тебе неизвестное? — каким-то образом догадался опальный сенатор, подходя ближе. — Но это дело поправимое. Пойдем?
— Куда? — попятился юноша, ощутив нехорошее предчувствие.
— Учиться, — пожал плечами маг.
— Что? — Трегоран совершенно перестал понимать что-либо в этой жизни.
— Пойдем, сам увидишь, — Маркаций сделал ему знак следовать за собой и направился по уже известному маршруту — в библиотеку. — Замечу, кстати, что тебе очень идет тога. В ней ты становишься похож на настоящего фарийца.
Ноги у Трегорана подкосились от ужаса.
"Нет, только не это"! — подумал он, падая на пол.
Маркаций услышал его сдавленный всхлип и обернулся. Лицо благородного мужа озарилось пониманием, а затем перекосилось от злости.
— Мальчик, — он резко подошел к юноше и навис над ним. — Я догадываюсь, о чем ты подумал, так вот, выброси это из головы! Я никогда не опущусь до такой гнусности.
— Как скажете, господин, — пролепетал Трегоран. — Вы — хороший господин, наверное, и свое имущество во дворе вы лечили, чтобы оно дольше служило.
Отчаяние придало молодому человеку храбрости, он прекрасно знал, что сейчас последует. Рука Маркация потянулась вперед и Трегоран зажмурился.
Секунды следовали одна за другой, но ничего не происходило, тогда юноша приоткрыл сперва один глаз, а затем и второй. Патриций стоял над ним, протягивая руку.
— Не говори глупости, — спокойно проговорил он. — Давай руку и пойдем.
Трегоран вздохнул.
"А, проклятье, пускай, хуже уже не будет"! — и он подал фарийцу свою руку. Тот рывком поставил юношу на ноги, точно ничего не произошло, продолжил идти вперед.
— Я уже говорил, — внезапно произнес фариец, — у меня нет рабов. А те трое — вольноотпущенники, которым я плачу деньги. Эти глупцы хотели поскорее закончить постройку нового амбара, и один из них умудрился хорошенько пройтись пилой по руке товарища.
— И вы его исцелили.
— Да, а что, это неожиданно?
Трегоран хмыкнул, давая понять, что — да, для фарийца это крайне неожиданно, — он думал, что Маркаций скажет что-нибудь, но тот промолчал, не желая, видимо, продолжать разговор на неприятную тему.
— Скажите, почему вы не читали заклинаний? — неожиданно для себя спросил юноша.
В ответ ему донесся тихий смешок патриция.
— Наконец-то. Я уж думал, что не дождусь этого. Первая твоя правильная мысль за сегодня, мальчик.
Он толкнул дверь, ведущую в библиотеку, и вошел первым, Трегоран — вслед за ним.
Со вчерашнего дня здесь почти ничего не изменилось, добавился только большой стол с едой.
-Угощайся, — широким жестом предложил Маркаций, а я расскажу.
Голодного юношу не пришлось упрашивать дважды, он стрелой метнулся к столу и едва не набросился на пищу, точно зверь, но в последний момент вспомнил о манерах. Негоже показывать фарийцу свою слабость. Он и так делал это чаще, чем следовало. Поэтому юноша аккуратно сел и взял с подноса большой кусок сыра.
Маркаций снова усмехнулся, и присел напротив.
— Ты делаешь успехи. Быть может, я смогу вытащить из тебя все то, что мои нерадивые соотечественники столь усердно вбивали все последние годы, — загадочно улыбаясь, произнес он. — Но вернемся к твоему вопросу о том, как можно творить чары, не произнеся при этом ни слова. А ты сам что думаешь?
Трегоран, набивший рот, ответил что-то нечленораздельное, непонятное даже ему самому, и густо покраснел.
— Не обращай внимания, — улыбнулся Маркаций. — Это был риторический вопрос. Я слишком привык выступать перед публикой, чтобы избавиться от подобных фраз. Начнем с основ.
Он вскочил с кресла и зашагал по библиотеке, рассказывая на ходу.
— В каждом человеке горит искра жизни, философы еще называют ее душой, жрецы — божественным даром, но это лишь вопрос терминологии. Важно другое. В некоторых, в избранных, — на этом слове он сделал ударение, — искра пылает, точно костер. Естественно, разгорается она не сразу, а потому нельзя, взглянув на младенца, понять, будет он магом, или же нет. Да что младенцы, по обычному взрослому нельзя ничего сказать до того момента, как тот сотворит свою первую волшбу! Но и после этого нелегко определить силу и потенциал новичка.
Маг резко остановился и обернулся к юноше.
— Ты меня понимаешь?
Трегоран, занятый пережевыванием куска мяса, кивнул. В целом, он действительно понимал слегка витиеватые слова своего странного хозяина.
— Отлично, а теперь слушай внимательно, потому что мы подобрались к сути твоего вопроса. Итак, те, в ком горит Пламя Духа, — и эти слова сенатор выделил, — как мы это называем, способны творить чары. Чем больше практики, тем сильнее Пламя. Оно будет разгораться и разгораться, остановившись лишь в тот момент, когда чародей дойдет до предела своих возможностей. Однако это не значит, что магия, прости уж за вульгарность, будет лезть у одаренного изо всех дыр. Чародейство, — он вытянул вперед руку и на ней расцвел огненный цветок, — это сложное и смертельно опасное искусство. Даже у лучших из преподавателей гибнет каждый третий ученик.
Он сжал руку, и цветок рассыпался мириадами искр.
— Магия опасна, но она позволяет подчинить себе силы природы. Слова, сковывающие и направляющие стихию, и печати, высвобождающие ее. Вот что являет собой суть чар. Заткни чародею рот, переломай пальцы — и он не сделает ничего! — Тут Маркаций хитро усмехнулся. — Так думают глупцы. У мага всегда будет самое главное — Пламя, неугасимо пылающее в его груди!
— Но как можно колдовать, — не выдержал Трегоран, захваченный повествованием, — если нельзя выкрикнуть слова?
— Нельзя вслух, — поправил его Маркаций. — Разве кто-нибудь запретил тебе воспроизводить весь ритуал в памяти?
Юноша открыл рот, чтобы что-то сказать, и захлопнул его.
"В памяти? А я-то лишь хотел лучше запомнить заклинания, не подозревая, о чем прошу на самом деле..."
— Именно так, молодой человек, — угадал его мысли фариец. — Чародей зазубривает заклинание до того состояния, когда закрыв глаза, сможет воссоздать в памяти каждую мелочь, каждую — я подчеркиваю это слово — деталь. Ибо в магии нет незначительной ерунды. Понимаешь ли ты теперь, что в действительности попросил у древнего и злого бога?
Трегоран кивнул.
А Маркаций, меж тем, усмехнувшись, положил на стол большой фолиант, обернутый в кожу и медь.
— Ну, а раз понял, начнем учиться, — радостно блеснув глазами, проговорил фариец.
* * *
Маркаций занимался с Трегораном до самого вечера. Чародей оказался бесподобным учителем: терпеливым и мудрым, не жалеющим ни времени, ни сил для того, чтобы вдолбить в юношу знания предков. Впрочем, Трегоран оказался столь же способным учеником, впитывающим новое, точно губка воду. И тут дело было не только в даре бога Хаоса, молодой человек сам по себе отличался любознательностью и желанием учиться, а потому, они с патрицием быстро нашли общий язык.
Передышку сделали лишь тогда, когда на столе догорела четвертая свеча, а яркий солнечный свет в окнах сменился мягким багрянцем заката.
— Пожалуй, нам пора подкрепиться, — объявил Маркаций, потягиваясь так, что хрустнули позвонки. — Для первого дня более чем достаточно. Как ты считаешь, ученик?
— Как вам будет угодно...учитель, — произносить это слово, да еще обращаясь к фарийцу, было непривычно. Трегоран не совершенно запутался — он немного узнал своего наставника за этот день, и теперь просто не мог относиться к нему как к другим гражданам империи. Маркаций, действительно, был особенным, не таким как все.
"Эх, если бы все фарийцы походили на него", — подумал тимберец. — "А может, таких много, просто все они боятся императора"?
Эта мысль также была нова и необычна.
— Итак, готовься к удивительным знакомством, — неожиданно проговорил Трегоран, когда они оказались возле широких дверей, освещенных лампами. — Мы почти пришли в обеденный зал. Прошу тебя, подыграй мне.
— Что? — не понял Трегоран.
— Просто подыгрывай.
Произнеся это, он распахнул двери, стрелой влетая внутрь — юноша уже убедился, что по-другому фариец просто не мог ходить — и громко сказал:
— Здравствуй Этаара, солнце мое, как прошел день?
— Все было замечательно, батюшка, — ответил ему звонкий девичий голос.
— Я хочу представить тебе моего нового ученика, — радостно сообщил Маркаций и оглянулся. — Трегорий, чего ты ждешь?
Юноша не сразу понял, что обращаются к нему, а потом торопливо присоединился к учителю. Обеденный зал поражал как убранством, так и размерами. Это было большое помещение, ярко освещенное лампами и многочисленными свечами, посреди которого располагался солидных размеров прямоугольный стол, заставленный снедью. Что-что, а поесть патриций, определенно, любил.
"Удивительно, что он умудрился сохранить фигуру с таким-то аппетитом", — подумал Трегоран, а следующая мысль в его голове умерла, не успев оформиться — он увидел, к кому фариец обращался.
За столом сидела стройная девушка, чья бронзовая от загара кожа контрастировала с волосами цвета золота. Ее огромные голубые глаза с интересом изучали молодого человека, причем весьма и весьма бесцеремонно. С первого взгляда было видно, что девушка — родная дочка мага. Скулы и нос будто лепились одним скульптором, но лицо... Трегоран впервые встретил столь совершенную красоту и с ужасом осознал, что просто не может отвести от прелестного создания взгляд.
