Книга 1. Ученик некроманта. Игры Проклятых

Анэт не вынесла вмешательства в рассудок, не вытерпела мучительской магии, проникающей в саму душу, — провалилась в забытье. А цветущий, зеленеющий Неметон содрогнулся от злорадного смеха, который исходил из безликой пустоты, переливающейся едва различимым прозрачным контуром.

Вскоре смех утих, а почти неосязаемый, кристальный, словно слеза, силуэт растаял, окончательно исчезая из виду.

* * *

Арганус вернулся в свой кабинет. Всего на мгновение остановился у открытого тайника и, убедившись, что Клавдий выполнил возложенную на него задачу — слился с Каэлем, становясь его воплощением, — закрыл тайную комнату. После чего прошел к рабочему столу, но сесть в любимое старое кресло, обтянутое потертым бархатом, не успел. Его внимание отвлекло выросшее посреди комнаты прозрачное нечто, которое можно было различить лишь по едва заметным преломлениям света.

— Как девушка? — спросил пустоту Арганус, приставив к столу посох и все же усаживаясь в кресло. Некоторым привычкам лич не изменял никогда и переговоры вел сидя, подчеркивая свое превосходство перед стоявшим или... витавшим.

— Хорошо... — коротко ответил призрак.

— Вижу, с момента первого контакта с живой твои силы возросли, — пристально вгляделся лич в пустоту, словно различая в ней нечто известное лишь ему. Но он был мастером, призвавшим духа, поэтому видел вызванную им самим из потустороннего мира полузримую прекрасную девушку, закутанную в черные одеяния. Ее кожа была призрачно белой, словно первый снег. На черные одежды опускались длинные смоляные волосы, сливавшиеся с тьмой платья в едином цвете. И лишь серебряные тонкие линии инея, окутавшие матово-черные пряди, выбивались из общей черноты ее силуэта. Она смотрела на Аргануса черными бельмами глаз, лишенных зрачков, и в этом взгляде читалась вековая грусть, боль и бесконечная ненависть ко всему окружающему.

— Еще один инферетив — и девушка станет моей. — Тонкие бескровные губы расплылись в полуулыбке.

— Не торопись, Титания, — покачал головой лич. Арганус уже сомневался в том, стоило ли Черной Вдове отдавать одну из рабынь. Контактируя с живой душой, ее сила быстро росла. Когда Титания заполучит и тело девушки, этой силы станет во сто крат больше. Конечно, прямо ослушаться призвавшего она не может, но Титания была исключительным мастером плетения интриг, и излишняя спешка в предприятиях с ее участием могла закончиться не в пользу самого Аргануса. Ее надо было держать на коротком поводке, лич это прекрасно понимал. — Точку в своем заклинании поставишь тогда, когда я скажу, и не мгновением раньше. Пока что рабыня мне нужна в том состоянии, в котором находится сейчас.

— Зачем, повелитель? — На мгновение черные бельма Титании стали еще чернее, в них заплясала бездна.

— Мне нужна ее сестра. Если Морена проиграет поединок и не сможет стать королевой Хельхейма, ее место займет Энин и вновь попытает удачу.

— Морена сильна, — прошипел призрак. — Никто не сможет противостоять ее мощи.

— Не торопи события. Морена сильна, но ее сила не безгранична. Мне нужна страховка.

— Но, повелитель...

— Замолкни, — сухо приказал Арганус. — Твоя задача — безоговорочно выполнять мои указания. Но в последнее время ты стала слишком активно обсуждать их. Будь осторожной. Если я хоть на миг усомнюсь в твоей верности, мне не составит труда развоплотить тебя.

Черные бельма Вдовы загорелись тьмой, казалось, еще мгновение — и из них польется матово-черный свет. Но Титания взяла верх над рвущейся агрессией и, покорно склонив голову, поспешила сменить тему разговора:

— Клавдий не стал воплощением Каэля.

— Не стал? — задумчиво протянул лич, но после оскалился в своеобразном подобии улыбки и, откинувшись на спинку кресла, беззлобно продолжил: — А мальчик молодец. Значит, ему хватило-таки сил, чтобы противодействовать магии кинжала.

— Не совсем, повелитель, — прошипел призрак девушки. — Он смог отвести удар от сердца, но избежать самого удара ему не удалось.

— Тем лучше, — одобрительно кивнул лич. Осведомленность Титании его не удивляла: он знал, что черным вдовам ведомы мысли тех, с кем они входили в ментальный контакт. И связь сотрется не скоро, при условии достаточной близости жертвы и относительно небольшой сопротивляемости к магии. — Теперь они повязаны. Каэль добьется своего воскрешения любой ценой, — умозаключил Арганус, и знающая Титания ничего не смогла противопоставить его логике. — Можно считать, что и вторая часть прорицания исполнилась. Будем надеяться, Морена меня не подведет и завершит третью.

— Но как быть с бессмертным королем? Не думаю, что Балор Дот покинет трон по собственной воле...

— Тебе не надо думать! — прервал Арганус. — Он сделает это, когда придет время... — Лич мысленно улыбнулся. Он подстроит добровольный уход Балор Дота — лишь бы планы не дали сбоя.

* * *

Сандро очнулся, когда солнце стояло в зените. Он видел странный сон, очень странный. Он слышал разговор юноши с пожилой женщиной и никак не мог понять, о чем они говорят. О каких-то небывалых пророчествах, о "зле Хельхейма" и о... о "полумертвом, сыне Видящей, первом клочке прорицания"...

Неужели, они говорили о нем? Но его мать не была Видящей, по крайней мере, ее ничто не связывало с храмом Созидательницы, а всем известно, что прорицатели появляются только в его стенах. Возможно, именно благодаря пророкам Храм окутал своими сетями множество городов и стран. Ему удалось выжить и не быть сожженным даже в Хельхейме, где не мирились с какими-либо проявлениями Силы, кроме некромантской. Но... его мать была обычной, самой обычной женщиной, не имеющей с Храмом ничего общего.

Сандро попытался отбросить размышления в сторону. Не стоило забивать голову ерундой — есть более важные дела, чем какие-то там... пророчества. Сандро убеждал себя, что ему приснился сон, всего лишь сон, и ничего более. Сон, который не имеет ничего общего с явью. Но... Сон, сон, сон... он не выходил из головы, как бы Сандро ни пытался, сколь бы ни уверял себя в бесплодности воображения. Немаловажный факт, что ему уже пять лет не снились сны, лишний раз заставлял задуматься... Сон... а не видение ли? Нет! Нет. Он не имеет ничего общего с Видящими и их видениям, с лживыми пророчествами и глупой верой в Созидательницу. Ни он, ни его мать. Ему приснился сон! Ведь не может быть иначе?

Сандро резко вскочил на ноги, только сейчас опомнившись, что лежит на холодном каменном полу у храма Сераписа. Подобрал с разбитой мозаики посох и быстрым шагом помчался в Бленхейм. Он должен — обязан — разобраться во всем случившемся, и только один человек — дух — способен ему в этом помочь: только Трисмегисту он доверял настолько, чтобы рассказать о своем видении... о своем сне. Трисмегист мудр и сможет открыть Сандро глаза, должен смочь.

Глава 10

Магия друида

Умирая, не забудь сказать жизни, что ее любил. Возможно, она подарит тебе вторую себя.

Трисмегистус

Друг — это одна душа, живущая в двух телах.

Аристотель

Друг — это чужой дух, оживший в моем теле.

Но этот друг — мой враг.

Сандро Гайер

После беспроглядной тьмы винтового туннеля свет лаборатории, льющийся от тысячи свечей, затмил глаза. Сандро, сощурившись, пробежал к рабочему столу и схватил заплечную сумку, в которой лежал старинный фолиант — обитель духа. После гипнотической волшбы над двумя девушками мальчик так и не удосужился выложить книгу. Он открыл ее и наскоро пролистал страницы, повторяя шепотом призывающее заклинание. Трисмегист ответил на призывы мгновенно и, выслушав тревоги, взволновавшие Сандро, гортанно расхохотался:

— Сон? Прорицание? А я что, пророк? — съехидничал Трисмегист. — Или ты думаешь, что я эфрит из лампы, и мне ведомо все вокруг? Я сотни лет не видел мира, не вижу его и сейчас, — ты хотел услышать что-то еще?

— Нет, спасибо за поддержку, — обиженно буркнул Сандро. Он надеялся на помощь, а вместо нее получил издевательский тон и насмешки.

— Не за что, — парировал Трисмегист. Дух был не в духе, как бы глупо это ни звучало.

— Не за что... — согласился мальчик. — Но что мне делать?

— Ты у меня спрашиваешь? — деланно удивленно спросил Трисмегиста. — У тебя всегда столько дел, а ты не можешь придумать, чем заняться?

— Альберт, что случилось? — нахмурил единственную бровь некромант.

— Мы тратим время! — сокрушился дух. — Ты должен создать эликсир, чтобы разорвать связь с Хозяином, должен обучиться магии друидов. Должен покинуть Хельхейм, наконец! А вместо этого у тебя всегда находится время для любовных интриг, для обучения некромантии, но не для того, что тебе насущно необходимо.

— Ты ревнуешь? — Лицо Сандро исказилось в подобии улыбки.

— Ревную? — переспросил Трисмегист. — Нет. Меня удивляет, как ты расставляешь приоритеты: ненавидя темную магию, обучаешься ей; заранее зная, что любовь не будет взаимной, добиваешься руки и сердца Энин; с другой стороны — понимая, что эликсир — единственный шанс к спасению, настоятельно игнорируешь необходимость его создания и, наконец, пренебрегаешь магией друидов, осознавая, что она — путь к взрослению и росту. Ты видел себя в зеркале? Ты изуродованный мальчик, которому на вид не дашь больше десяти, хотя тебе уже пятнадцатый год...

— Хватит! — взорвался Сандро. — Ты переходишь все границы! Я запрещаю тебе говорить об этом!

— Запрещаешь? Ты? Недоделанный некромант, который даже увидеть призванного духа не в состоянии, потому что не был за гранью?

— Думаешь, колкости разовьют у меня приязнь к тебе и твоим урокам?

— Ох, какие мы нежные, — расхохотался Трисмегист. — В этом мире всем на тебя наплевать — что рабыням, что хозяину. Только я помогаю тебе, помогаю всем, чем могу, а вместо этого получаю недоверие и упрямство.

— Чего ты от меня хочешь? — обессиленно спросил Сандро. С логикой Трисмегиста уже не хотелось спорить: она была слишком убедительной, и как бы ни хотелось считать иначе, Альберт был прав. Любви от Энин не добиться. Темная магия не вызывает ничего, кроме ненависти и досады. Зато мечта, которую Сандро холил и лелеял пять лет — вырасти и покинуть Хельхейм, — почему-то отошла на второй план.

— А чего хочешь ты? — не замечая изменений в голосе мальчика, продолжал наседать Трисмегист.

— Обучай меня магии, — твердо ответил Сандро.

Трисмегист не ожидал столь резкого поворота, но, добившись своего, он не собирался отступать:

— Начнем первый урок...

* * *

— Жизнь — это не легкое путешествие, это тяжелая дорога. Жизнь — это не удовольствие, это боль. Только пройдя долгий путь, пройдя испытание болью, ты сможешь по достоинству оценить жизнь, — вливался в сознание Сандро голос друида. — Только так ты сможешь абстрагироваться от зла, выделить в светлой магии правильные отзвуки, прочувствовать ее изнутри. Тебе надо старательно трудиться, чтобы достичь того, к чему стремишься. Ты каждый день должен испытывать себя новыми способностями, прививать своему телу новую магию.

Слушай голос внутри себя, он подскажет, как себя вести, укажет верный путь.

Учись, чувствуй магию, проникай в ее толщу, ходи по ней, словно по тонкому льду, и не бойся окунуться с головой.

Забудь на время то, чему учился, забудь о том, каким был раньше, нарисуй своему воображению новую картину — и светлая магия вдохнет в нее жизнь. Расти, и твое тело подчинится тебе, учись, и эти знания помогут тебе совладать со смертью.

Голос Трисмегиста убаюкивал, он казался теплой периной, которая обволакивает со всех сторон. Веки мальчика утяжелялись. Сандро окутывала магическая сонная дымка. Он старательно вникал, вслушивался в знакомый голос, концентрировался на нем, но с каждым мгновением это становилось все более сложным занятием. Голос друида звучал все дальше и дальше, слова сливались в монотонный беспрерывный звук, теряя всякий смысл. Сандро и сам не заметил, как попал в состояние транса, превращаясь в чистую страницу, на которую умелый писарь наносил нужные формы. Трисмегист говорил, не умолкая, обращал долгий урок в быстрое, идеальное знание. Месяц подобных занятий принесет пользу года, а год — десятка лет. Мальчик получит необходимое искусство, и останется разбавить теорию практикой, подкрепить опытом. Главное — чтобы мозг мальчика вынес столь грубое вмешательство, не исказился, не превратил одаренного ученика в глупца. Но у Трисмегиста не было времени для размышлений: пророчество, из-за которого он вернулся, начало сбываться, и чтобы оно сбылось так, как хочет он сам, надо поторопиться — промедление сродни гибели мира.

* * *

Проснувшись и не найдя в покоях сестры, Энин уже не удивилась. И даже больше — не помчалась ее искать, как сделала бы еще вчера. Сейчас ей было легко и спокойно, она не переживала за Анэт, совсем не волновалась за сестру. Этой ночью Энин изменилась, даже не догадываясь, что произошло это с помощью магии — темной магии, которой Трисмегист обучил Сандро. Магнетизм. Друиды не знали этой магии, но Трисмегист был не простым друидом, да и мог ли он сейчас назвать себя таковым? После того как был личем, после того как стал духом?

Но Энин не знала ни о Трисмегисте, ни о ритуале, который он проделал руками Сандро. Даже о ночном визите не знала — магия стерла эти воспоминания из ее памяти.

Девушка, расположившись в кресле у будуара, взяла дневник Анэт — единственную книгу, которая была под рукой — и принялась читать. Чтобы обучиться грамоте, ей надо много — очень много! — читать, и сегодня она решила полностью посвятить себя обучению.

Тревога проснулась ближе к вечеру, когда дневник был почти прочитан, а мучительные воспоминания сестры, изложенные на пожелтевших страницах, смогли-таки пробудить в безразличии Энин легкие волнение и беспокойство. Энин опомнилась, только когда дочитала сестринские записи. Она вскочила, словно ошпаренная кипятком. "Сестра в опасности!" — мелькнула в ее голове мысль и быстро угасла, не оставив и следа в сознании, словно смытая прибрежной волной. Но спустя мгновение на смену одной думе пришли другие: "Что со мной? Почему я забыла о сестре? Что с ней?". Мысли были вязкими, им приходилось с неимоверным трудом пробивать себе дорогу в сознании, словно некая преграда мешала думать об Анэт. Но стоило этой преграде рухнуть, и Энин уже сломя голову мчалась по коридорам замка, без подсказок зная, где искать свою сестру, чувствуя направление сердцем.

* * *

Тихо шептались деревья, им вторили расшумевшиеся травы и кустарники. И лишь серебряный ручей не боялся громогласно петь, окатывая Неметон своим звонким журчанием. Неметон. В отличие от всего увиденного ранее в Хельхейме, в зачарованной роще кипела жизнь. Тут жила каждая травинка, каждое дерево, каждый лепесток был наполнен жизнью. Возможно, именно поэтому Неметон притягивал к себе, словно магнит, возможно, именно поэтому сюда так рвалась Анэт.

Энин нашла сестру у валунов в западной части рощи. Анэт стояла, не шевелясь, и неотрывно смотрела на удивительного вида луну, скрывшуюся за размытыми белокурыми облаками. Энин и сама замерла, увидев столь благолепную картину. Девушка смотрела и думала, что зря переполошилась, зря волновалась, что вся тревога оказалась лишней, никому не нужной. Ей уже перехотелось подходить к сестре, перехотелось ей мешать.