Ну вот. Миг блаженства, кажется, настал. Рабы принесли еще два ведра, одно с горячей, другое с холодной водой, молча поклонились и ушли. Алексиор запер дверь на ключ, разделся и влез в горячую воду. Хорошо... Ванна была довольно большая, он даже смог в ней уместиться, погрузившись в воду по шею и откинув голову на подголовник. Прикрыл глаза... И незаметно задремал.
Ключ в замке беззвучно повернулся, очевидно, этот замок прекрасно отпирался как изнутри, так и снаружи. А еще и его, и дверные петли часто и хорошо смазывали, потому что дверь отворилась совершенно бесшумно, и в комнату скользнуло пять человек. Люди в темных одеждах были вооружены, они рассыпались по комнате мгновенно.
Алексиор скорее почувствовал неладное, чем услышал, и открыл глаза. Мозг отказывался принимать то, что он видел. Что ж за невезение такое тотальное! Он снова прикрыл глаза на секунду, понимая, что от этого бандиты из его комнаты не исчезнут. Но это дало время собраться с силами. Открывая глаза, молодой человек был готов.
— Чему обязан? — голос Алексиора был совершенно спокоен, словно не его кровное, последнее (!) имущество сейчас запихивали в мешок грабители, а прямо перед ним, отодвинув в сторону ширму, не стоял внушительный мужик с обнаженной саблей.
— Что? — мужчина, стоявший рядом и интересом разглядывавший его, рассмеялся и повернулся к своим, — А он не трус! Ты совсем не боишься, кериб?
— Нет, — процедил Алексиор.
— Нет? — тон был насмешливый, — Ты не боишься пятерых вооруженных мужчин, несмотря на то, что сидишь против нас голый в ванне?
Алексиор промолчал, но взгляд его был тверд и спокоен. А чего переживать? Убьют, так убьют. Но вожака бандитов явно понесло, в его глазах зажегся интерес.
— Слушай, белый кериб, у тебя такие красивые волосы, длинные как у женщин с севера, — мечтательно произнес мужчина и протянул руку, словно желая коснуться его мокрых волос.
Алексиор отдернул голову, пряча волосы за спину, но голос его был по-прежнему спокоен:
— И что такого в моих волосах? Там, откуда я родом, многие носят длинные волосы.
— А то, красивый белый юноша, что таких волос у нас не бывает.
Вожак бандитов послал ему странный взгляд, таким обычно Семнорф награждал понравившихся ему красоток, Алексиор внутренне содрогнулся. Потом мужчина снял головной убор, закрывавший половину лица, открывая взгляду красивое, очень смуглое лицо с отпечатком жестокости. А волосы у него действительно были совсем короткие и курчавые. Алексиор пожал плечами и сказал:
— Ты мужчина, зачем тебе длинные волосы?
Мужчина расхохотался:
— А тебе, белый мальчик? — короткий грудной смех, — Зови меня Габдул,
Он подошел к ванне, в которой сидел парень и уставился на его тело в воде.
— А дело в том, что у наших женщин такие же короткие волосы, — произнес он как-то отрешенно.
Положение Алексиора становилось просто ужасным. Он уже понял, что означает этот огонек во взгляде вожака бандитов. Подтверждение его догадки не заставило себя ждать.
— Ты красивый, у тебя гладкое молодое тело, белое, лишенное растительности, — бандит жадно оглядывал юношу похотливым взглядом, — И волосы... Волосы, как у прекрасных наложниц с севера...
Мужчина начал обходить его по кругу, скользя кончиком пальца по краю ванны.
— Встань, я хочу видеть тебя.
— Лучше смерть, — подумалось Алексиору, он и не подумал встать.
Вожак скривил губы:
— Мой мальчик, не надо сопротивляться мне. Будешь послушным, я буду ласков с тобой. А если нет, поверь, я могу быть очень жестоким.
Говоря это, он отошел и дал знак своим людям, чтобы вытащили юношу из ванны. Четыре бандита тут же подошли, похабно скалясь, и стали вытаскивать его из ванны. Алексиор яростно отбивался, надо сказать, отбивался весьма успешно. Бандиты потихоньку рассвирепели, а потому вожак, которого звали Габдул, крикнул своим людям, чтобы не смели применять оружие или как-то калечить красивого мальчишку. Услышав это, Алексиор разозлился. Наверное, от злости ему и удалось разбросать этих четверых, одним движением выскользнуть из ванны и обернуться простыней. Все это он проделал очень быстро, да еще смог дотянуться до своего пояса и вытащить кинжал.
— Мальчик, не глупи. Не зли меня, иначе пожалеешь, — Габдул качнул головой, его рот исказила нехорошая усмешка.
— Катись ко всем чертям! — даже с тем ужасным акцентом, что был у Алексиора, это все же прозвучало внушительно.
Вожак он снова дал знак своим:
— Я хотел быть ласковым, хотел тебя для себя. Но ты вынуждаешь меня. Теперь тебя ничего не спасет, строптивость должна быть наказана. Ты, малыш, пойдешь по кругу. Но первым буду я! Держите его.
Завязалась ожесточенная драка, постепенно бандиты вошли в раж, стараясь скрутить парня, забыли в пылу борьбы, что применять оружие не велено, и уже старались достать его кинжалами и саблями, да и сам вожак, забыв про всякое самообладание, не отставал от других. Но почему-то выходило так, что ни разу полуголого белого юноши не коснулось их оружие. Словно он заговоренный! Зато Алексиору удалось нанести им несколько ран. А под конец, когда Габдул совсем потерял голову и схватил юношу как медведь, думая смять его грубой силой, тот извернулся и ловко вонзил ему кинжал в солнечное сплетение.
Дальше секунды для Алексиора словно растянулись на несколько минут. Габдул, согнувшись от удара, застыл, кровь потекла из раны в груди и из угла красивого капризного рта, изогнувшегося от боли. Глаза его сначала посмотрели на юношу, которого он считал уже своей добычей, удивленно и обиженно, а потом закрылись. Он захрипел и упал, захлебываясь кровью. Драка тут же прекратилась. Четверка бандитов пораженно уставилась на Алексиора, с минуту они так и стояли друг против друга, а потом бандиты убрались из комнаты, прихватив украденные деньги и вещи. А убегая, подняли страшный крик:
— Убили! Убили! Белый кериб убил Габдула! Зовите стражу!
Стража появилась почти сразу, словно за дверями ждала. Вместе со стражниками возник и хозяин постоялого двора. Старый прохвост прямо с ходу обвинил Алексиора в том, что тот строил глазки Габдулу и заманил его к себе в комнату. Причем хозяин кроил такие двусмысленные рожи, что ни у кого не возникло сомнений: белый кериб хотел соблазнить этого мужчину, для того и разделся и влез в ванну. А потом они видимо не сговорились о цене, и вот! Габдул убит!
Алексиор пытался возражать, кричал, что это абсурд. Никого он к себе не приглашал! Наоборот, в его комнату ворвались, его ограбили и чуть не убили! Он защищался! Но стража больше слушала хозяина постоялого двора.
— Почему вы мне не верите?! — вскричал Алексиор, — Почему?!
На него только неприязненно взглянули, впрочем, старший стражник снизошел до ответа:
— Ты слишком красив, у тебя волосы как у дорогой наложницы, и ты говоришь, что не соблазнял этого несчастного? Конечно, ты его соблазнял! Ты, кериб, не успел приехать в Гур-Банахор, как уже убил уважаемого человека и устроил беспорядки. Твое место в тюрьме!
Кончилось это все тем, что Алексиора, как он был в простыне, так и забрали в тюрьму, хорошо хоть в этих краях жарко даже ночью. И хорошо, что в камере, куда его бросили, кроме него никого не было. Видимо, стража все-таки не сомневалась в невиновности юноши, потому что ни о каком наказании за убийство речи не было. Но и отпускать на волю его никто не собирался.
Алексиор огляделся. Камера небольшая, земляной пол, тощий матрац у стены, табуретка. Стены были старые, обшарпанные, но по всему видно, что толстые и прочные. Но тут зато была дверь с маленьким окошечком. Не хотелось сидеть на всеобщем обозрении за решеткой, как диковинному зверю. Черт... Он же почти голый... Простыня это не одежда. Парень провел рукой по груди, стирая пыль, прилипшую к влажному телу. Наткнулся на медальон, висевший на шее, и уставился на него пораженный.
Черт! Черт! Черт! Как он мог забыть! Символ власти у него на шее! Еще бы имя свое на лбу написал!
А потом вдруг успокоился. Отчетливо вспоминая, что его голое тело рассматривали все кому не лень, но этого медальона никто не заметил. Всплыли в сознании слова Евтихии:
— Пока он на тебе, он часть тебя.
Хмммм... Часть его... А ведь и правда, с тех пор, как он его носит, с ним случались разные невероятные вещи, но он всегда оставался цел и невредим. Охранный артефакт. Она предвидела...
— Девочка моя, где же ты теперь...
Алексиору стало ужасно грустно от одиночества, от своего бессилия, от беспокойства за девушку, которую он любил, от неопределенности будущего. Однако он все же нашел в себе силы рассмеяться, глядя на округлый голубой медальон с белой звездой посередине:
— Счастья особого ты мне не принес, но оберегаешь просто отлично. Учитывая мою недавно обретенную способность влипать в дурацкие истории.
Оставалось только отнестись ко всему философски.
Собственно, все могло быть и хуже. Его, во всяком случае, не сделали мальчиком для утех! Правда теперь он снова в тюрьме, еще и без гроша в кармане. Хотя... у него и карманов теперь нет. Алексиор мрачно усмехнулся. Наверное, у него такая судьба — быть жертвой клеветы. Вроде, и страну сменил, и имя, а все по-прежнему.
Молодой человек бросил подозрительный взгляд в сторону матраца, не хотелось бы нахватать насекомых. Понюхал, потряс, вроде ничем гадким не пахнет. Был соблазн застелить его той простыней, что на нем, но так он останется совсем голым. Завернутый в простыню он сам себе напоминал древних латинян из рассказов Антионольфа. Боже, как давно это было, словно и не с ним. Словно приснилось, что жил в Версантиуме и был наследником.
А потом мысли потекли в другом направлении, совершенно четко определяя, что супруга Вильмора мало того, что редкостная сука, она еще и смертельно опасна. И брат остался в ее руках. Алексиор даже присел на своем ложе.
Сегодняшняя опасность, грозившая ему физическим насилием и позором, а может и смертью, каким-то образом помогла расставить все по своим местам. Он наконец смог разобраться в том, что произошло тогда в спальне Онхельмы. Она просто чудовище в прекрасном обличье. Просто чудовище. И теперь его страна беззащитна перед ней. Брат его, друзья, их семьи, все они беззащитны. Евтихия...
Алексиор погрузился себя, тяжело задумавшись. Что же делать ему теперь? Что? Пытаться выжить здесь и забыть прошлое? Никогда он ничего не забудет. Прошлое будет являться ему, обвиняя в бездействии, в том, что мог и не боролся, не отомстил. Не остановил это чудовище в образе женщины.
Вернуться?
Вернуться. Обязательно. Но чтобы отомстить, нужны силы, которых у него сейчас нет. Нужны сторонники. Нужно будет время. Пожалуй, время — это единственное, что у него теперь есть. Для начала надо просто выжить, а потом действовать.
Он прикрыл глаза. Выжить. Набрать силу. Вернуться.
Глава 24.
Морфос был в хорошем настроении. Даже не так, ему было весело. Весело!
И кто бы мог подумать, что голубка может быть такой забавной. Сначала, когда Нириель только привел ее, чтобы скрыть здесь в пещерах, она была испугана и дичилась, потом потихоньку стала высовывать носик наружу, блестя глазками-бусинками. Чистила перышки, купалась в пыли, чихала. Совсем как человек.
Очень смешно было наблюдать, как она ловит муху. В его доисторическом возрасте он уже и не помнил, когда получал такое удовольствие от общения с кем-то. Впрочем, эта необычная птичка пока не знала, что он за ней наблюдает. Пока.
Забавная-я-я-я...
Евтихия в жизни никогда не ловила мух. Это ее подруга — голубка была мастерицей добывать себе летающую и ползающую еду, но сейчас, когда они делили одну жизнь на двоих, пернатой было ужасно любопытно и смешно, как бывшая человечка справится. Справилась, но только потому, что мухе надоело, и она поддалась сама. Так девчонка ее отпустила! Еще и извинилась! Голубке оставалось только мысленно подкатывать глаза и пытаться объяснить своему теперь уже второму 'Я', что играть с едой неправильно, более того, пытаться подружиться с едой тоже не правильно. Ах... Что ей объяснять, видимо, придется становиться вегетарианкой.
Если спросить птицу, как получилось, что они теперь вдвоем, она могла бы ответить, что ей сразу понравилась эта странная девочка, которая может видеть невидящими глазами, но не может никому причинить зло. У нее было красивое имя, у слепой. Евтихия. Значит счастливая.
Голубка решила взять это имя себе. Теперь подружек звали одинаково. А за то время, что они проводили вместе, птица и девушка научились доверять друг другу. Особенно, после того как слепая спасла ее из лап одноглазого кухаркиного кота. Долг жизни. Когда принимаешь его на себя, вернуть его можно, только оказав равноценную услугу. Вообще-то дело было даже не в долге, голубке Евтихии просто было интересно с девушкой Евтихией, она и не заметила, как отдала ей свое сердце. Так что, когда настал момент выбирать, она без раздумий и сожалений поделилась с подругой своей жизнью.
Так и вышло, что жили две Евтихии в одном теле.
Однако пернатая девчонка муху отпустила, а есть-то ей хочется. Морфос незаметно вырастил несколько кустиков черники в пазухах скал, что повыше над водой. Полюбовался, а потом решил таки обозначить свое присутствие:
— Кхммм...
— Что? Кто здесь...? — запаниковала птичка и заметалась по пещере.
— Тише, тише, милая. Это всего лишь я старый Морфос, — он даже показал ей свое лицо из стены, чтобы не боялась.
Обе Евтихии обомлели, голубка на всякий случай, а вот девушка знала, кто им явился. Ей Нириель рассказывал. Она сразу же пригнула головку и зачирикала:
— Ой, простите, уважаемый Морфос, я, наверное, Вас разбудила, простите... я сейчас уйду.
— Успокойся девочка. Вернее, обе вы успокойтесь. Мне приятно, что вы здесь.
И тут в маленькой голубкиной головке произошел оживленный разговор. Птица Евтихия расправила перышки и шикнула на девчонку:
— Видишь, какой симпатичный дедушка, и совсем на нас не сердится.
— Ты хоть знаешь, кто это? — зашептала девушка Евтихия,
— Нет, но он мне нравится.
Морфос просто расхохотался так, что стены заходили ходуном:
— Вы обе мне нравитесь! Даже не знаю, которая больше!
Потом покачал головой и спросил:
— Не желаете ли спелых ягод?
— Ягод...? — обе спросили в один голос.
— Посмотрите, там снаружи вроде растет что-то.
Дважды повторять не пришлось. Голубка тут же метнулась наружу. В такие моменты они удивительным образом объединялись, становясь одной личностью. Ягоды любили обе, и никого не смутило, что сезон ягод прошел давным давно. Морфос смотрел, как она лакомится. Смешная, вся вывозилась соком, как дитя. Евтихия наелась так, что даже округлилась, все-таки у птички проскакивали вполне птичьи привычки.
— Ну что? Вкусно?
— Вкусно, спасибо.
— А чего притихла?
— А...
— Ну, говори уже.
— Я... думаю... как там Алексиор... Я вот наелась, а как он?
— Как он? Сейчас попробуем... — пробормотал древний дух земли.
