Властелин обезьян

Раньше жить было проще. Когда Леонид Григорьевич был маленьким и ходил в коротких штанишках, его отец, работавший бюрократом в министерстве, тоже жаловался, что все сложно. Но тогда все было намного проще, чем теперь, тогда приказы раздавал не искусственный интеллект, которого хер поймешь, а нормальные живые люди. Все было понятно: кому взятку дать, кому услугу оказать, а кому-то и слова доброго достаточно... А теперь в министерствах сидят уроды-ботаники, а приличным людям доверяют только пасти макак. Одно утешение, что пенсии нынче хватает на все, а не только чтобы не сдохнуть с голоду, как поколение назад. И работу теперь работают не чтобы деньги заработать, а чтобы соседи и родственники не смотрели на тебя как на лузера. Некоторые, правда, пытаются обманывать, вон, например, Светка с восьмого этажа, всем говорила, что наркоманка и проститутка, а потом Витька, который Машкин сын, пропалил ее, что она по ночам не на панель выходит, а в виртуальную реальность в общественном клубе. А с порошка она еще в прошлом году слезла, когда бабло кончилось. Ей, оказывается, интеллект так и сказал: либо эвтаназия через центр удовольствия, либо модификация до нормы. Пришлось модифицироваться. Но модификация не генетическая, это на Украине запрещено, здесь наркоманов лечат по старинке, голимой химией, не первого поколения, конечно, но тоже с побочными эффектами. В развитых странах наркоманов за месяц восстанавливают до нормальных людей, а на Украине бывшего наркомана видно сразу — ходит такой унылый, ничто его не радует... Странно, как Светка ухитрилась столько времени не показывать виду, что больше не наркоманка...

А вот Жанна, интересно, уже наркоманка или еще нет? Таблетки она не жрет, но алкоголя потребляет немеряно, а от него зависимость вырабатывается довольно быстро. Впрочем, если не устраивать передоз, а жрать часто, но понемногу, и из неизбежных запоев выходить аккуратно, то не сразу и поймешь, есть у тебя зависимость или нет. Но, по-любому, такой, как Светка, Жанна никогда не станет. Разве что Тарасик ее кинет, когда рога зачешутся...

Леонид Григорьевич боязливо поежился. Тарасик — мужик не самый большой и не особо накачанный, но очень жилистый, а такие люди как раз самые опасные. Помнится, как-то однажды сидели они в компании под горилку, кто-то его подколол, типа, а тебе доводилось людей убивать в этих своих джунглях, он тогда повернулся и ответил серьезно:

— Людей — нет, только макак и ниггеров.

Ему, конечно, не поверили, стали подкалывать дальше, он отшучивался, но Леонид Григорьевич посмотрел ему тогда в глаза и поверил. Этот если и не убивал пока, то когда будет надо, убьет запросто, не раздумывая.

Экие печальные мысли полезли в голову. Непорядок, надо прекращать это дело, тем более, момент неподходящий, виагру уже сожрал, теперь обратного хода нет. Сделать приветливое лицо, пакетик с бутылкой и тортиком в одну руку, веник с цветами — в другую, палец на входную кнопку...

Дверной звонок рявкнул упоротой металлической гитарой, как кирпичом по наждаку, прости господи. Эко вчера Жанну проперло не по-детски, перепрограммировала дефолтный сигнал на эту мерзость. А ведь говорил дуре, не запивай таблетки синтетическим коньяком, химия до добра не доводит...

Дверь распахнулась. Леонид Григорьевич прогнал дурные мысли, нацепил на лицо искреннюю улыбку, настоящую, с мимолетным закрыванием глаз, как положено, и выставил перед собой букет.

— Это тебе, любимая, — сказал Леонид Григорьевич. — Как я рад тебя видеть, милая моя зайка!

Обычно после этих слов Жанна хватала его за запястье хрупкими пальчиками, притягивала к себе, обнимала за шею и целовала в губы. Но сегодня Леонид Григорьевич получил на свое приветствие совсем другой ответ. Ему ответил жизнерадостный мужской гогот.

— Ах! — сказал Леонид Григорьевич, задрожал и уронил пакет.

К счастью, бутылка не разбилась.

— Что ж ты такой неловкий! — воскликнул Тарасик.

Его можно называть только Терри, вспомнил Леонид Григорьевич. Он ненавидит свое настоящее имя, называть его можно только Терри, иначе изобьет. Впрочем, он и так изобьет... скорее всего... не убил бы...

— Жанка, ты чего? — удивленно спросил Терри жену. — Чего расстроилась? Думала, я ругаться буду? А какого хера ругаться? Я же тебя люблю, дурочка моя!

Он обнял жену за плечи и нежно поцеловал в шейку за ушком. Леонид Григорьевич вспомнил, что у нее там эрогенная зона, она всегда млела, когда он ее туда целовал.

— И тебя тоже люблю, клювожор ты старый, — сказал Терри Леониду Григорьевичу. — Как зовут, старче?

— Э-э-э... — сказал Леонид Григорьевич.

— Леня его зовут, — сказала Жанна. — Терри, это не то, что ты думаешь...

— Да мне насрать, — сказал Терри. — То или не то — неважно. Все это ерунда, ребята! Пришла эпоха большой любви, теперь каждый скоро возлюбит каждого!

— Гм, — сказал Леонид Григорьевич. — Терри, что конкретно вы имеете в виду?

— Что имею, то и введу! — сообщил Терри и глупо заржал.

После этих слов Леонид Григорьевич понял, что Терри сильно упорот. Не просто пьян, а мертвецки упорот каким-то неведомым наркотиком, а может, и коктейлем. Как его прет, обалдеть... Вот поубивает сейчас всех, и ничего ему не будет, мировой интеллект все спишет на состояние аффекта и национальные традиции, как на прошлой неделе по телеку показывали... хотя нет, тот мужик из крымских татар был...

— Вот что я вам скажу, — торжественно заявил Терри. — Миром правит любовь. Иисус не зря говорил, типа, возлюбите ближнего своего как самого себя. Надо, чтобы все всех возлюбили! Вот ты, Леня, мою жену любишь?

— Э-э-э... — ответил Леонид Григорьевич.

Он попытался выговорить что-нибудь еще, но не вышло, его речевой центр был полностью парализован.

— А ты, Жанна, любишь этого клювожора? — спросил Терри.

— Да пошел ты на хер! — ответила Жанна.

Она убедилась, что Терри прямо сейчас не собирается никого убивать, и немного осмелела.

Терри укоризненно покачал головой и сказал:

— Ты не права, милая. Секс без любви до добра не доведет. Все надо делать с любовью, а секс — в первую очередь, потому что иначе получается голимый разврат. А ты не сверкай глазами, клювожор, слушай внимательно, пригодится.

В этот момент у Леонида Григорьевича прорезался голос. Но не такой, как обычно, а тоненький и жалкий.

— Почему вы называете меня клювожором? — пропищал Леонид Григорьевич.

— Потому что ты клювожор! — воскликнул Терри и рассмеялся.

Должно быть, ему самому этот идиотский смех казался дьявольским.

— Не обижай Леню, — потребовала Жанна. — Он хороший.

— А я чего, спорю? — деланно удивился Терри. — Леня, ты хороший! Дай пять!

Леонид Григорьевич выставил ладонь, Терри хлопнул по ней своей пятерней. Стало больно.

— Хороший ты мужик, Леня! — повторил Терри. — Я тебя уважаю. Давай Жанку вместе трахнем, хором?

— Э-э-э... — сказал Леонид Григорьевич.

— Да что ты все э да э! — возмутился Терри. — Ты меня как будто боишься! Боишься меня, Леня?

— Нет, — ответил Леонид Григорьевич. — Не боюсь.

— Тогда мы ее трахнем, — резюмировал Терри. — На брудершафт. Ты как больше любишь, сверху или снизу?

— Ты же не любишь групповуху, — подала голос Жанна.

— Так то раньше было, до просветления, — улыбнулся Терри. — Раньше я многое понимал неправильно, а теперь исправился. Почему я раньше не любил групповуху? Потому что брезговал и стеснялся. А теперь мне открылось, что в любви нет ничего постыдного. Во имя любви хоть кусок говна сожри, не будет в этом ничего грязного, если во имя любви, понял, Леня?

— Я говно жрать не буду, — осторожно сказал Леонид Григорьевич.

— А тебе никто не предлагает. — сказал Терри. — Это я так сказал, для усугубления ораторского мастерства. Короче, Леня, ты как предпочитаешь лежать, когда втроем — сверху или снизу? Или, может, все трое в горизонтальной плоскости?

— Леня, не обращай на него внимания, — сказала Жанна. — Он сегодня упоротый, его с работы... гм... уволили...

"Лузер", подумал Леонид Григорьевич. Но вслух ничего не сказал.

Тем временем Терри продолжал бредить.

— А давайте тогда так! — провозгласил он. — Давай, Леня, будем трахать мою жену по очереди! Вот как я с тобой делюсь самым сокровенным! А знаешь, почему? Потому что я тебя люблю и весь мир люблю, и тебя в том числе! Хочешь, полюблю непосредственно? Я, правда, никогда не пробовал, но что-нибудь да получится...

— Пипец упоролся, — сказала Жанна.

— Нет, спасибо, — сказал Леонид Григорьевич.

— Это ты зря, — сказал Терри. — Вы двое зря сопротивляетесь любви. Сила любви огромна! Сопротивление бесполезно! Любовь — такая штука, что сопротивляйся или не сопротивляйся...

— Терри, ты опять коноплю курил? — возмутилась Жанна. — Ее нельзя много курить, она вредная для легких.

— Нет, коноплю я как раз не курил, — сказал Терри. — А почему ты так подумала?

— Ты одно и то же слово все время повторяешь на разные лады, — сказала Жанна. — У тебя после конопли так раньше часто бывало.

— Это не оттого, — махнул рукой Терри. — Ты верно заметила, я все время будто накуренный, но это не от конопли, это как-то само выходит.

— Перманент? — изумилась Жанна.

— Нет, конечно, — покачал головой Терри. — Я не дурачок, чтобы так конкретно себя в гроб вгонять. Перманента я не делал, конечно, нет, никакого перманента не делал. Просто я всех люблю. А перманент ни при чем, не делал я перманента. Леня, а ты не гей случаем?

— У меня нормальная ориентация, — произнес Леонид Григорьевич строго и даже немного чопорно.

Терри гнусно ухмыльнулся и подмигнул.

— Норма — понятие растяжимое, — заявил он. — Гы, двусмысленность! Ну давайте все же полюбим друг друга хоть как-нибудь! Если никто из нас никого не полюбит, это будет плохо и неправильно!

Внезапно Леонид Григорьевич понял, что происходит.

— Жанна, он тебя травит, — сказал Леонид Григорьевич. — Помнишь, ты рассказывала, как он в прачечной над макакой издевался?

Глаза Жанны тревожно раскрылись.

— Ах ты блядь, — прошептала она.

— Леня, ты неправ, — заявил Терри. — Жанночка, милая, я не травлю и не издеваюсь, я реально тебя люблю. Я всех вас люблю!

— Нельзя любить всех без исключения, — возразил Леонид Григорьевич. — Любить всех — это все равно что никого не любить. Что такое любовь? Каждый человек сортирует список друзей и знакомых по степени приязни, и кто оказался ближе к началу списка, того ты и любишь.

— Ага! — обрадовался Терри. — Стало быть, ты признаешь, что можно любить нескольких партнеров одновременно?

— Да я никогда и не возражал, — сказал Леонид Григорьевич несколько недоуменно.

— Упоролся, ничего не соображает, — подала голос Жанна.

— Да вовсе я не упоролся! — возмутился Терри. — Это не наркотик, это откровение! Это Властелин Обезьян!

— Чего? — переспросила Жанна.

— Ниггеры так говорят, — попытался объяснить Терри. — Они думают, что мою душу захавал Властелин Обезьян, а на самом деле я просто всех люблю. А ты, Леня, снова кругом неправ. Любить всех можно и нужно.

— Пойду я отсюда, — сказал Леонид Григорьевич, отвернулся от Терри и сделал шаг к входной двери.

В следующую секунду неведомая сила вернула его обратно. Нет, не неведомая сила, это Терри его вернул. Он, оказывается, сильнее, чем казался. Начнет драться -однозначно навешает, как бы не убил случайно...

— Ты что делаешь, урод?! — завизжала Жанна. — Чего руки распускаешь?!

— А ты хавальник не разевай! — заорал на нее Терри. — Тебе, суке, бляди, слова не давали!

Контраст был разительный. Только что он улыбался до ушей и говорил о любви, и вот уже никакой любви нет, а есть только одна концентрированная ярость. Как будто его душу и впрямь захавал кто-то мифический и злой. Но это продлилось только несколько секунд, а потом на лицо Терри снова вернулась умильная улыбка.

— Простите, ребята, — сказал Терри. — Не сдержался, погорячился, виноват, больше не буду. Леня, не стой в дверях, пойдем в нутро! О, еще одна двусмысленность!

Он ухватил Леонида Григорьевича за руку и затащил внутрь квартиры. Леонид Григорьевич попытался воспротивиться, но захват сразу превратился в болевой прием, и Леонид Григорьевич перестал вырываться.

— А я скоро имперское подданство получу! — похвастался Терри. — У меня клиенты были из империи, муж с женой, жену я, кстати, полюбил, ей шестьдесят лет по возрасту, но омоложена охренительно, красавица такая, что Жанка отдыхает...

— Ах! — воскликнула Жанна и закрыла лицо руками.

— Не смей над ней издеваться! — возмутился Леонид Григорьевич.

— Ты чего, белены объелся? — изумленно уставился на него Терри. — Кто издевается? Я? Над кем? Над ней? Да ты вообще сдурел! Хватит меня перебивать! Важную вещь говорю! Жанна, мы с тобой станем подданными империи, и Дашка тоже! Потому что любовь!

— Мой муж жиголо, — растерянно произнесла Жанна. — Никогда бы не подумала. Слушай, Терри, а ты не взял с собой этой дури? Хочу, чтобы и меня тоже так перло.

— Это не дурь, а любовь! — заявил Терри. — Всемирная любовь, когда все любят всех, и все счастливы! Новая эра! Прими ее без страха, не пугайся, не уподобляйся глупым ниггерам!

— А что, такой любви даже ниггеры пугаются? — поинтересовался Леонид Григорьевич.

— Да, они пугаются, — кивнул Терри. — Я пока не понял, почему. Но пугаются жутко. Нас чуть было не расстреляли. Как начали шмалять по джипу из пулеметов, насилу смтались... О, кстати! Жанка, тащи горилку на стол, выпьем не чокаясь за упокой раба божия Рафаэля, это ниггер такой был, он в Мапуте был не то вождем, не то колдуном, его Кот завалил из моей винтовки, когда тот на его жену руку поднял...

— Леня, будь другом, вызови полицию, — попросила Жанна.

— Стоять! — рявкнул Терри. — Сейчас я тебе могильщиков вызову! Очки снял, на тумбочку положил, живо, на раз-два!

— Послушайте, Терри, — осторожно начал Леонид Григорьевич, но осекся.

Потому что в лицо ему теперь глядел ствол.

— Очки снял, на тумбочку положил, — повторил Терри.

— Откуда у тебя пистолет? — спросила Жанна.

— Из зоны, — ответил Терри. — Там все вооруженные ходят, иначе нельзя. Безоружным только до первого павиана дойдешь, он как поймет, что ты без ствола, так сразу собак свистнет и пипец.

— Да я не о том! — воскликнула Жанна. — Как ты его через границу пронес? В китайскую тюрьму захотел? Забыл, какие сроки за контрабанду дают?

— Я и не знал никогда, — ответил Терри и глупо улыбнулся. — А пронес просто. Таможенник меня спросил, типа, что у тебя там такое, на рентгене на пистолет похожее? А я врать не стал, честно сказал, что боевое оружие. А он рукой махнул, дескать, больше так не шути.

— Жанна, я тащусь от твоего мужа, — сказал Леонид Григорьевич.

Жанна удивленно посмотрела на него — обычно он выражался гораздо более изысканно. Может, Тарасиково безумие заразно? Может, мы все скоро сойдем с ума?

— Очки на тумбочку положи, — напомнил Терри.

— Я без очков не вижу, — заявил Леонид Григорьевич. — У меня близорукость высокой степени. Они у меня не только смарт, они еще с диоптриями.