— Так ведь специально этот попрошайка уговорил тебя слово дать к этой дате, — продолжала молоть свою мельницу Собакина. — Знаешь, сколько нищих да убогих придут к этому дню на площадь просить у тебя милостыню? Тьма и только!

— Ничего, не обеднею, — с достоинством молвила шотландка, — а если обеднею, у тебя денег займу. Не откажешь?

— Охота тебе шутки шутить, матушка. Тот ведь ирод, что с тебя слово взял, пропал. Клешнин искал его, не нашел.

— И что из этого? Мало ли, что с ним могло случиться? Заболел, уехал или узнал, что его Клешнин ищет и испугался.

— Если бы испугался это одно дело, да ведь только московские нищие его совсем не знают. Не наш говорят. Первый раз такого видели, а они хорошо друг друга знают и чужого за версту видят.

— Почему за версту? — удивилась королевна так ещё и не постигшая всех тонкостей и премудростей русского языка.

— Потому что милостыню давно просят и чужих людей от того человека, кто им милостыню подает, всячески оттесняют на целую версту — попыталась объяснить Марфа.

— Так далеко?

— Что поделать, жизнь такая. Что во Франции не так? — служанка перевела разговор на любимую тему Марии, поскольку лучшие года её жизни были связаны именно с этой страной.

— Нет, во Франции, все не так как в Московии. Там теплей и веселей, — правительница вздрогнула, вспомнив, как зимовала на пути в Архангельск и плутала в зимнем лесу под Вологдой.

— А милостыню там король, когда ходит в церковь подает? — спрашивала Собакина, хорошо зная ответ.

— Нет, король прощает своим слугам недоимки, преступления, но милостыню у церкви не подает. Там у соборов нет, паперти. И нет дьяка Клешнина, который занимается неизвестно чем, разыскивая простого нищего — королевна быстро вернула разговор на круги своя.

— Так в том то и дело. Нищие говорят, что он не простой. Хоть и одет был в рванье и лицо с руками в грязи измазал, да только людей не обманешь. Не нищий он говорят, — предостерегла служанка королевну, но все без толку.

— У Клешнина они все, что ему надо скажут. И про попа и про попадью, и про попову дочку, — щегольнула знанием присказок Мария, но Собакина продолжала зудеть. — Просто так человек не пойдет просить милостыню. Попомни мое слово не к добру это — и тут у Марии кончилось терпение.

— Хватит! Убирайся с глаз моих зануда, надоела! — королевна властно хлопнула ладонью по столу, на котором, к счастью для служанки ничего не было. За время пребывания в Москве, у шотландки появилась привычка швырять в слуг, чем попало. Делала она это правда довольно редко, когда они её откровенно доставали своим нерадивым поведением.

Так, неудачей завершилась миссия постельничной, и черед говорить с шотландкой настал для сотника Плетнева. Зная, что Клешнин и Собакина потерпели неудачу пытаясь отговорить королевну от выезда, сотник не стал строить больших политесов и рубанул прямо, что называется наотмашь.

— Знаешь, матушка государыня, а я тебя без надлежащей охраны и вида из Кремля на выезд не пущу, — заявил он Марии. — Хоть ты меня стреляй, хоть режь, хоть в кипятке вари, не пущу тебя на площадь и все. Мне, государь твою безопасность организовывать поручил. Перед ним, я за твою жизнь отвечаю и выезду не быть.

Плетнев ожидал, что королевна начнет ругаться и кричать, но к его удивлению этого не произошло. Мария спокойно, выслушала его слова, а потом сказала.

— Раз государь поручил организовать охрану, так организовывай. Я, не против, но только выезду быть! — государыня так властно сверкнула глазами, что сотник не стал с ней спорить и отправился заниматься делом.

Поняв, что плетью обуха не перешибить, Плетнев, отвечавший за безопасность государыни, решил облечь её высокую и статную фигуру в защитный доспех.

Конечно, ни о какой кирасе, наборном панцире или кольчуги речь идти не могла. Такие вещи делались в расчете на сугубо мужскую фигуру и подгонялись по индивидуальным размерам. Найти боевой доспех на правительницу с учетом её интересного положения, за короткий срок было попросту невозможно. Тем более, что не факт, что королевна согласилась бы его надеть.

Поэтому, сотник прибег к помощи другого, более простого, но от этого ничуть не менее эффективного доспеха. На правительницу надели плотную безрукавку, что шла от самой шеи до средины бедер. Главная особенность этого одеяния заключалась в том, что она состояла из нескольких слоев холстяной ткани пропитанной в густом соляном растворе. Наложенные друг на друга, а затем соединенные, они представляли собой надежную защиту не только от удара ножа или сабли, но могли выдержать и удар копья и даже топора ничуть не хуже металлического панциря.

Движение человека подобная безрукавка, естественно, сковывала, но это было лучшим вариантом из всего, что было в этот момент Оружейной палате Кремля.

Все время пока шла примерка и подгонка "доспеха", королевна мужественно стояла, скорбно сопя и терпя "причуды" Плетнева. Скрыв "соляной панцирь" под просторным выходным одеянием, одев, привычную шапку ерихонку, Мария смогла не только спуститься с крыльца, но и сесть на подведенного к ней жеребца Рассвета.

Зная, что в этот день состоится выход государыни, вся Красная площадь перед Кремлем была заполнена народом до краев. С самого утра она переливно гудела и шумела и чем ближе стрелки курантов на Спасской башне приближались к отметке двенадцати часов, тем этот гул становился все сильней и сильней.

Куранты уже закончили играть положенную мелодию, когда в проеме ворот сначала показались стрельцы, а за ними в сопровождении конной стражи выехала и сама королевна. Едва она миновала воротные створки, как площадь пришла в движение заволновалась, забурлила. Отряженные вперед Плетневы стрельцы образовали посреди толпы широкий коридор для проезда королевны и её конной свиты. Делали они это без всякого почтения к людям, так как общение с народом и раздача милостыни, была запланирована на потом. Главное Мария хотела отдать дань уважения блаженному, о котором было рассказано много разных историй вызывавших к нему почтение и даже почитание.

Согласно им, блаженный вел праведный образ жизни и обладал даром предвидения. Один раз он предсказал скорую смерть обманщику, в другой раз страшный пожар в Москве от которого сгорела большая часть города. Сам Иван Грозный относился к нему с большим уважением, а однажды юродивый даже якобы спас жизнь молодому государю.

Снующие в толпе ярыжки и решеточные приказчики во все глаза смотрели, выискивали признаки или намеки на измену или тайный умысел но, слава богу, ничего не было. Народ с обожанием смотрел на свою государыню, чтобы потом, по прошествию многих лет рассказывать своим детям, а если повезет то и внукам, как сам видел государыню Марию. Смотрел на неё почти, что с расстояния вытянутой руки и она, естественно, встретилась с ним взглядом и даже улыбнулась или кивнула, в зависимости от фантазии рассказчика.

Подобная быль сказка для многих простых людей дорогого стоила, ибо никто из тех, кто её будет слушать, не посмеет её опровергнуть. По той простой причине, что сам он за многие года вряд ли покидал пределы родной деревни или округи.

Взбудораженную и экзальтированную толпу людей почувствовавших наступление, можно сказать главного события в своей короткой и повседневной жизни, стрельцам было очень трудно сдерживать. Множество людей принялись напирать на служивых, стараясь хоть чуть-чуть, но приблизиться к матушке царицы, о доброте и щедрости которой ходили легенды.

Только двойная цепь стрельцов, одна часть которых древками бердышей отталкивала толпу, а вторая, сцепив руки, подпирала их спины, позволила Марии свободно доехать до храма Покрова и сойти с коня при помощи слуг. В сопровождении Плетнева и нескольких его помощников она подошла к дверям храма, перекрестилась, почтительно склонила голову перед иконой и смирено переступила его порог.

Что происходило в соборе для запрудившего площадь народа осталось неизвестным. Стрельцы заранее очистили храм от всех людей, оставив в нем только одного священника. Это было сделано по приказу королевны, которая хотела, чтобы как можно меньше народ видело, что она прикладывается к иконам и креститься по православному обычаю. Мария даже не захотела, чтобы в этот момент в храме был митрополит и чтобы её сопровождал её духовник отец Сергий.

В сопровождении дьячка и Плетнева, она приблизилась к алтарю, помолилась ликам святых, попросила у них помощи в своих делах, после чего направилась к притвору, где находилась серебряная рака с останками Василия Блаженного. Встав перед ней на колени, Мария заговорила по-французски тихим проникновенным голосом, столь причудливо зазвучавшим под стенами православного храма.

О чем просила правительница Московии Блаженного, никто ничего не понял, но вот одухотворенное лицо слезу, что скатилась по щеке правительницы, заметили все присутствующие.

Зная, что святых нельзя утомлять своими житейскими просьбами, Мария постаралась уложиться в несколько минут. Закончив говорить и отерев щеку ладонью, королевна неторопливо поднялась с колен, заставив одним властным взглядом застыть на месье бросившегося ей помогать дьячка.

Величественно, склонив голову перед ракой, простояла она некоторое время в торжественно одиночестве, после чего повернулась и пошла прочь от раки.

Было ли то, что случилось потом случайностью или нечто другое, но, по единодушному мнению всех присутствующих произошло настоящее чудо.

С самого утра небо над Москвой было затянуто плотными серыми тучами и вдруг, сквозь них пробился яркий луч света. Проникнув через узкое окно внутрь храма, он устремился навстречу идущей Марии, которая застыла от изумления.

Казалось, что луч света окутал и поглотил королевну в своих золотистых объятьях. Столь необычное зрелище продлилось некоторое время, после чего луч пропал, и все вернулось на круги своя.

Воодушевленная этим своеобразным знаком небес, Мария пешком двинулась к Лобному месту, где принялась раздавать людям милостыню. Один за другим падали на землю кошельки, которые со вздохом доставал из корзины дьяк Олсуфьев замещавший внезапно заболевшего Курицына. Каждый раз его вздох становился все громче и жалостней, но королевна не обращала на них никакого внимания. Увлеченная раздачей милости она щедрой рукой раздавала заранее приготовленные по её приказу деньги.

Стоя на приступке возле Лобного места, её высокая фигура была хорошо видна на фоне окружавших её людей. Многие люди, что находились на площади, залезли на столы и лавки, с интересом наблюдая за тем как, государыня раздает милостыню, и торговцы не гнали их прочь. Прекрасно понимая, что другой такой возможности у людей не будет.

Стоявшие по бокам от шотландки стрельцы внимательно следили за тем, чтобы больше одного человека к ней не подходило. А тех, что пытался нарушить этот порядок, они решительно отсаживали прочь.

Стражники хорошо знали свое дело и большой толчеи, возле королевны не было. Мария уже основательно опустошила подарочную корзину, когда стоявшие рядом с ней Олсуфьев и Плетнев стали подавать правительнице знаки, призывающие заканчивать раздачу денег, но государыня не обращала на них никакого внимания. Отлично понимая, что другой выход ей может долго не представиться, она спешила делать добрые дела, не смотря на усталость во всем теле и ломоту в пояснице.

По приказу государыни специально взятый ею думный приказчик Матренин принимал у людей челобитные. Их было так много, что они не умещались у него в руках и постоянно падали. Увидев это, королевна приказала Олсуфьеву отдать приказчику опустевшую корзину.

— Сколько кошельков осталось? Два, прекрасно. Бери их в руки, а корзину отдай Матренину, а то у него уже рук не хватает, челобитные держать — государыня повернулась к приказчику и предупредила, — смотри, хоть одну потеряешь, шкуру спущу.

Матренин хорошо знал, что телесные наказания это только угроза, за все время пребывания в Кремле, Мария никого кто провинился, не направила на конюшню для порки кнутом, что для государя было привычным делом. Однако лишний вызывать гнев у правительницы, помазанницы божьей, приказчику не хотелось. Шкуру не спустит, но может устроить такую обструкцию, что сам в петлю от безысходности полезешь.

Мария уже наполовину опустошила предпоследний кошелек, когда случилось то, что повергло собравшихся на площади людей в сильнейший шок. Ибо один из них поднял руку на государыню Марию Яковлевну.

Протягивая одетой в лохмотья женщине серебряную полушку, шотландка услышала какой-то свист, напоминающее что-то давно забытое, но додумать мысль не успела. Последовал сильный удар в голову и, вскрикнув от острой боли, королевна рухнула лицом вниз, прямо под ноги просящей милостыню женщины. Так и не поданная монета выскользнула из ослабевших пальцев королевны, а из пробитой арбалетной стрелой ерихонки выползла струйка алой крови и нехотя закапала на камни окружавшие приступок Лобного места.

— Убили!!! Убили!!! Матушку убили!!! — истошным голосом завопила нищенка, ошалевшая от увиденной картины. Её крики моментально всколыхнули всю площадь, приводя в движение находившихся на ней людей. Одни пытались притиснуться поближе к месту трагедии, а другие спешили покинуть прочь ставшую местом убийства площадь.

Стоявшие рядом с Марией стрельцы, были хорошо вышколены и обучены. Едва государыня упала, как несколько человек бросились к ней, а остальные, без всякой команды, стали теснить толпу, грозно потрясая своими бердышами.

Что касается Плетнева, то проморгавший покушение на государыню сотник, принялся яростно вертеть, головой стараясь понять, откуда прилетела эта роковая стрела.

Долго выискивать злодея ему не пришлось. Возле торговых рядов началась ожесточенная толчея и, ухватив подобно гончей собаке след, Плетнев рванул туда.

Сотник не ошибся с выбором направления. Именно со стороны торговых рядов и был сделан роковой выстрел в сторону королевны. Забравшись на торговый стол для того, чтобы лучше видеть государыню, он вытащил из мешка оружие и произвел свой роковой выстрел.

Знал ли он о "соляном панцире", что был надет на государыню или нет, трудно сказать. Однако свой выстрел он направил ей в голову, уловив тот момент когда, взяв деньги из кошелька, она стала смотреть, сколько дать просящей милостыню женщине.

Покушавшийся на государыню злодей был молод, силен и проворен. Едва увидев, что она упала, а вокруг неё начался ор и переполох, он соскочил со стола, и грозно потрясая оружием, бросился прочь.

Злодей выбрал очень удачное место для покушения. От торговых рядов до ближайшего переулка, где можно было скрыться и затеряться от погони, было, что называется рукой подать. К тому же, торговый стол на который он забрался, окружали одни женщины, напугать которых одним видом оружия было плевое дело, однако не все вышло, так как злодей на то рассчитывал, равно как и те люди, что его наняли.

Ослепленный ненавистью к королевне, он не учел, что простой московский люд её любит и вместо страха, в людских сердцах может вспыхнуть к нему ненависть. Кроме этого, злодей не взял в расчет тот факт, что окружали его русские женщины. Именно они и помешали ему скрыться с места его преступления.