Живые статуи

— Владимир Петрович приказал мне забыть прошлое. Пожалуй, так и стоит сделать.

Что ещё я могла ей ответить? Мы ведь вчера мою легенду не обсудили. И мне действительно нужны какие-то бумаги, если я буду под личиной ходить. Да и документов на Донскую Олесю Павловну у меня нет. Всё ведь сгорело в нашем доме. Как Сашка крутится? Надеюсь, Герман ему действительно помог, и брат не нищенствует.

Бумаги я свои забрала и вздохнула с облегчением. Я не знала, что мне с ними делать, поэтому вечером решила показать Владимиру. После последних приключений, я решила больше не действовать в одиночку. Поняла, что Владимир уж точно прикроет спину. Пусть как друг, а не любимый, но сейчас он был единственным, кому я доверяла. Как бы ни сватал он меня к Герману, а я отказалась встречаться с ним и Денисом, сказав, что иначе опять сбегу, если он им расскажет, что нашёл меня. Ещё очень хотелось расспросить, как же Владимир меня узнал.

Форму служанки мне выдала Мария, с большой неохотой, сказав, что господин не одобрит. Но я сомневалась, что ей хотя бы выговор будет.

Меня покормили всё же отдельно, в стряпчей, поскольку остальные уже позавтракали. При мне сохранялась довольно напряжённая обстановка, хотя с остальными слугами всё же познакомили. Народу, как выяснилось, было немного. Четыре женщины, шуршащих по хозяйству, и столько же мужчин — их мужей. Конюх, кучер, садовник и разнорабочий. Меня удивило, что не было молодёжи, о чём я всё же не удержалась и спросила.

— Мария, а почему нет молодых? Вы ведь не одно лето женаты с мужем, неужели у вас нет детей?

— Есть, уже взрослые. Дочка прошлым летом замуж вышла, хозяин нашёл ей обедневшего дворянина, но девочка моя счастлива.

А мне вдруг подумалось, уж не о ней ли говорил вчера Владимир, когда речь зашла о служанках, пытающихся влезть к нему в постель? Возможно, что и Мария именно это имела в виду, провожая меня в покои хозяина.

— Сыновья тоже уже женились, у них свои семьи. Работают на господина в издательстве.

Понятно. Значит, все при деле.

— Он им вольные подписал, — прошептала она, краснея.

Мне оставалось только улыбнуться. Думаю, что и все слуги тут тоже вольные. А также крестьяне больше не крепостные.

После простого завтрака, без кулинарных изысков, но очень вкусного, я похвалила стряпуху и отправилась с Марией получать задание.

Мне поручили снять все занавески в господской спальне, чехлы с мебели, постель и всё это постирать, полы замести да помыть, ванную господскую почистить. В общем, дел было невпроворот. Выдали чистящие средства, а также тонкие резиновые перчатки, для защиты рук от разъедающих порошков. Забота о моих руках — меня удивила и позабавила. И поняла, что Марие точно влетит, если я пострадаю. И пусть мозоли у меня имелись, но это не значит, что Владимир оценит мои шершавые руки.

Целый день я провозилась с уборкой, разве что меня звали на обед, полдник и ужин, вместе со всей челядью. А накрыли они себе обед в господской столовой. Я открыла глаза от удивления. А одна из женщин пояснила, что хозяина днём не бывает дома.

Странно. А если вдруг пожалует без приглашения? Всё же его дом. А потом вдруг вспомнилось, что принимал в издательстве меня он тоже лишь вечером. Подозрительно. Неужели слуги знают какую-то тайну?

Мне вряд ли скажут. На полдник кушали уже в стряпчей. Значит, теперь хозяин может пожаловать. Я про себя улыбнулась. А после принялась за работу. Постельное бельё Мария забрала в прачечную, а вот занавески пришлось мне стирать вручную в огромной ванне. После чего мокрые развешивать на карнизы, при этом обходясь без чьей-либо помощи, разве что Остап — разнорабочий — принёс мне стремянку.

— Может тебе помочь? — предложил он.

— А вам за это не влетит? — имела я в виду супругу — Марию. Она тут всем заведует. И наверняка сказала не помогать мне.

Он лишь улыбнулся, и пока я лазала вверху под потолком, придерживал тяжёлую мокрую ткань.

Так я и провозилась до глубокого вечера. Последним делом отмывая ванну.

И не сразу поняла, как чьи-то руки ухватили меня за бёдра. Страх забрался в душу. Я вскрикнула, вставая в полный рост и разворачиваясь. Владимир. Я же осела на краешек ванны, ведь ноги уже не держали, хотя и облегчённо вздохнула.

— Боишься? Это хорошо.

— Не тебя.

Он же без слов развязал мой передник, а потом рывком снял синее форменное платье и нижнюю сорочку.

— И что ты делаешь?

— Как что? — удивился он. — Наслаждаюсь прекрасным женским телом после трудного дня.

Ах, да, наша игра на слуг.

Бумаги, о которых я забыла, выпали. Он поднял их, мельком взглянул, после чего отнёс в письменный стол, стоящий в дальнем от окна углу. А я стояла голая, не зная, что делать дальше. Нагота меня смущала. Но через мгновение Владимир уже был рядом. И только раздеванием он не ограничился. Его руки скользили по моим изгибам, что мне безумно нравилось. А потом взял меня за талию и водрузил в уже отмытую мною ванную, открыл кран, впуская туда тёплую воду, и сам стал раздеваться.

А я вспомнила, что не перестелила постель, собиралась вылезти, озвучив "хозяину" свою забывчивость. Всё ведь приготовила, но с мытьём ванны затянулось дело. Но Владимир не позволил, махнув рукой и сказав, мол, перестелят.

То и дело я краснела, не зная, куда деться от стыда, ведь он меня видел обнажённую, мало того, то и дело прикасался ко мне, и временами целовал. А когда мы из ванны выбрались, уже чистые, он сам меня вытер и, взяв на руки, отнёс на уже застеленную постель. Нет, ну куда это годится! Я тут в довольно непристойном виде, так мало того, что меня видит "хозяин", так ещё и слуги. И я не сдержалась, высказала ему всё. А он улыбнулся, и, дождавшись, когда закончу свою речь, накрыл мои губы поцелуем.

Мои пальчики зарылись в его волосы. Зря он продолжил нашу игру. Я поняла, что мне это не просто нравится. Похоже, я действительно влюбляюсь.

Он ласкал меня всю, без остатка, а я извивалась в его объятиях.

— Володя, что ж ты со мною делаешь...

— Назови ещё раз.

— Володя, Володенька.

— Олесенька, — и он вновь поцеловал. Безумно нежно.

Мои ноги, до того раздвинутые им же, теперь обвили его бёдра. Я его желала всего и без остатка.

— Нет, — он отстранился. Заглянул в моё затуманенное сознание, а потом развёл ноги и переместился ниже, покрывая меня поцелуями.

А потом я горела в его руках, извивалась и стонала, пока он целовал и ласкал моё лоно. И испытала ни с чем не сравнимое блаженство. Он просто-таки рухнул рядом, тяжело дыша.

И мы какое-то время молча лежали рядом, прикоснувшись друг к другу.

— Похоже, я влюбилась.

Он лишь глубоко вздохнул. Я приблизилась к нему, стараясь прикоснуться не только рукою, но и всем телом.

— Ты расскажешь о проклятии? — спросила я, положив голову ему на грудь.

Он же провёл по моим волосам, по лицу, а я слушала биение его сердца, вдыхала его запах, смешанный с ароматом земляничного мыла. Как хорошо-то с ним. Спокойно и надёжно.

— Что ты хочешь знать?

— Всё. С самого начала.

Я прикоснулась к его руке, малость шершавой. И вспомнила, как не так давно похоже прикасалась к статуе воина. Подняла на него взгляд, устремлённый куда-то вдаль. Вновь глянула на руку, отмечая небольшие шрамы. Но поверить в это я просто не могла.

— Это было давно. Две тысячи лет назад, — прошептал он на ухо. Что? Я не ослышалась? Но перебивать было невежливо. — Я был воином, совершающим ради славы подвиги. Было много девушек, которые любили меня, но я не любил никого, кроме самого себя. Во внимании я никому не отказывал, зачем? После ночи любви девушки оставалась ни с чем, ведь я просто уходил, да и я ведь ничего не обещал, клятв не давал, — он замолчал. Получается, он живёт уже две тысячи лет? Но ведь этого не может быть! Ага, и люди не могут менять свою внешность по желанию. Получается, что он осквернял девушку и уходил. Неужели после этого она могла выйти замуж? Но осуждать я не могла. Если это правда, то с тех пор много воды утекло. За несколько месяцев мой мир перевернулся с ног на голову. Мнение настолько поменялось, что я бы не узнала себя, если б увидала со стороны до всего произошедшего. Вспомнилось кладбище и мои мысли в тот момент. Как я могла так думать? Как могла желать человеку смерти? Он ведь не сделал мне ничего дурного! Меж тем Влаимир продолжил чуть охрипшим голосом: — Тогда было много богов, в которых верили простые смертные, в том числе и я. Вот только уважения к ним я не испытывал, не говоря уж о почитании. И даже наоборот, готов был сразиться с любым из них, если тот встретится мне на пути, чтобы помериться силою.

От богов с людьми обычно рождались всякие чудовища, которыми и полнилась земля.

— Почему? — не удержалась я от вопроса. Вспоминались древнегреческие мифы, в которых действительно были чудища, только они не всегда рождались от богов с людьми, у самих богов тоже бывали циклопы и другие страхолюдства.

— Скорее всего нельзя было предугадать, чьи клетки окажутся сильнее, или помесь сил возникнет, а ещё были довольно близкие союзы между братом с сестрой, в общем, чем дальше, тем становилось хуже. Но это мои домыслы, я не силён в биологии. Земля полнилась чудищами, и герои совершали свои подвиги, во имя людей и славы.

В одном из походов я повстречал Дениса. И мы вместе пошли охотиться за очередным змеем.

Сдружились, и стали не разлей вода. Тогда было проще, не было границ, язык был един, с небольшими искажениями, путешествуй — не хочу. Вот мы и бороздили просторы нашей земли.

Он замолчал.

— А боги? Ты говорил, что тогда они были. Куда ж они делись?

— Сейчас несколько иное понятие Бога. Это творец, создатель, господин, а ты его раб. Тогда было всё иначе. Разные народы богами называли разных существ. У нас богами величали Предков, прошедших свой путь на земле и ушедших в иной мир развиваться дальше, или духовно-развитых людей, которые обретали какие-то способности ещё при жизни.

Но на самом деле было два типа богов. Духовно развитые люди, имеющие способности, которые передавались по наследству, и ещё люди, которые обладали неимоверными технологиями предков. Вот последние и величали себя богами, хотя по сути ими не являлись. Зато стремились породниться с духовно-развитыми людьми, чтобы иметь способности.

Он задумался. А я погладила его по бороде, приподняла голову, заглядывая в глаза. Он был где-то далеко, в своих мыслях.

— Это всё запутанно, — продолжил он. — Не хочу вдаваться в подробности. Да я и не знаю многого, а с кураторами особо не общался, до Германа.

— Кураторами?

— Давай по порядку, — он посмотрел на меня, в его взгляде мелькнула сосредоточенность, а потом ожидание. Я кивнула. — В общем, я не знаю, что там пошло не так, но гиперборейцы стали соперничать между собой. Это потомки обоих ветвей богов. У них стали иногда рождаться чудовища. То ли они гадости друг другу делали, то ли ещё что. А ещё некоторые умели накладывать проклятия, ты из легенд, скорее всего слышала, что поначалу был кто-то человеком или существом, а потом боги прокляли и оборотили в чудовище.

И вот однажды я повстречался с одним таким существом, которого не убил. Не то, чтобы я был слабее, но я не ожидал подвоха, думал, что я всё могу, мне всё по плечам и никакое проклятие мне не страшно, ведь я в него не верю.

Я замерла в ожидании продолжения. Очень хотелось узнать, кто это был.

— Медуза. Она была красива. Очень. Но в неё влюбился Посейдон. Изнасиловал её в храме Афины, а та то ли приревновала к ней, в общем, не только не защитила, но и прокляла её, превратив в чудовище, взгляд которого превращал всё живое в камень.

Но у Медузы после всего помутился рассудок. И какое-то время она зверствовала, обращая целые поселения в камень. На неё открыли охоту. Тогда она затаилась на одном из островов, куда мы и прибыли с Денисом. Но нас не миновала участь её взгляда. Мы превратились в камень, как и многие другие.

Вот только по ночам мы оживали и становились рабами Медузы, которая в свете луны превращалась в прекрасную деву с золотистыми волосами. Исполняли все её прихоти, ублажали в постели. Мне тогда опротивела жизнь, вот только я ничего не мог поделать. И умереть не мог. Денису было проще. Он был жизнерадостным, а наше проклятие воспринимал как приключение.

Рассказ Владимира потряс меня. Неужели это правда? Я затаила дыхание и слушала, как взволнованно стучит его сердце. Он сейчас был там, проживал всё вновь и вновь. Может, зря я затеяла этот разговор? Но теперь он мне не казался вымыслом.

— С тех пор мы и влачим ночное существование. Нас невозможно убить, разве что днём, пока мы в камне, расколов его, ведь мрамор довольно хрупок, — эту фразу он сказал так тихо, что я поняла, эту тайну не знает никто, кроме посвящённых.

— А Медуза? Что с ней стало?

— Она была смертной, как ты помнишь из легенд. Её много кто пытался убить, в том числе и Персей, вот только прилетев на остров в крылатых сандалиях, он попал к нам ночью. И увидел свою цель во всей красе. В общем, у них случилась любовь. Они поженились и прожили долго и счастливо, — быстро проговорил он, словно ему неприятно было об этом сказывать.

Но от меня так легко не отделаться.

— А его она в камень не оборотила?

— Нет. Она запретила ему показываться на глаза днём. Ну а ночью мы для них переставали существовать, что меня даже радовало. Понемногу возвращалось стремление к жизни. Правда, воевать тут было нельзя, да и ранить мы друг друга не могли, лишь оттачивать навыки, и мне было скучно.

Со временем, её проклятье спало, её волосы перестали превращаться в змей, а взгляд перестал быть смертельным. И у них было много замечательных детей.

После смерти Медузы мы смогли покинуть остров, вот только проклятие было по-прежнему в силе. Но поскольку мы оставались для Медузы её прихотью, она заповедала своим потомкам оберегать нас. Со временем, они создали орден, который следил за каждым из нас, запрещая нам вредить другим людям или стремиться к власти. Мы жили не бедно, ведя ночной образ жизни.

— То есть, Герман — ваш куратор?

— Да.

— А я — его родственница?

— В Германе нет магии, вот совсем. Но от предков ему достались кое-какие технологии. В тебе же наоборот — очень сильно проявилась магическая составляющая Медузы.

— А моих родителей кто убил?

— Другая организация, в которой имеются потомки иных гиперборейцев, и они ненавидят всех, в ком течёт кровь горгоны.

— Но почему Герман то сих пор жив?

— Потому что в нём нет силы.

— А мои родители, братья?

— В них не было силы. Но отец твой стал копать после смерти Ипполита, боюсь, что не обо всех экспонатах он сообщил в той рукописи. Было что-то ещё.

А я вдруг вспомнила медальон. Неужели из-за него убили родителей? То есть, не будь его у меня, они были бы живы? Чувство вины готово было поглотить меня, но я вспомнила, что "меня" они тоже убили. А значит, им было не важно кого убивать. Возможно, искали что-то ещё, помимо медальона, например, то, что Владимир с Денисом забрал накануне.