Лили Эванс. Наследница по прямой

Появление тётушки

http://i67.fastpic.ru/big/2016/0116/08/14e6db87a10174844b9fbea70f5ead08.jpg

Кольцо-коготь

http://i75.fastpic.ru/big/2016/0116/05/238628d05609f18f2868f56775f49505.jpg

Глава 21.

Новые открытия

— Позже? — Уцепилась за это слово я. — То есть — я смогу на неделе что-то вспомнить и повторить? Усвоить позже? Только на неделе?

— А ты куда-то торопишься, племянница? — Усмехнулась Хозяйка Медной Горы и нежно притянула меня к себе. — Нет, то, о чём мы сегодня говорили, осядет в твоей памяти разными пластами. Некоторую часть ты будешь вспоминать и постепенно усваивать на этой неделе — тут ты права. Но только некоторую часть. А основную часть информации ты будешь надёжно хранить в глубинах памяти до нужного момента.

— А, — протянула я, — это похоже на обучение во сне, так в папиных журналах написано. По медицине. А эти — отложенные — знания не принесут мне вреда? Не смогут изменить меня?

— Да что ты, Лили?! — она с испугом посмотрела на меня. — Как я могу навредить родной крови?

— Ты — не захочешь, а вот знания... Они тоже разные бывают.

— А-а, — тут же успокоилась она. — Вот как раз из-за этого мы и будем с тобой учиться использовать полученный объём знаний постепенно, не во вред. Тогда ты сможешь заниматься самостоятельно в этой самой Школе магов. — Тень набежала на её красивое лицо. — В своё время я не подумала о такой возможности — просто учила Лизоньку, радовалась её успехам. А потом эта смута. Семья Строгановых бежала из России. Некоторое время она ещё приходила ко мне. Но и тогда я не подумала о запасе знаний на будущее. А потом этот Дурмштранг. Как она радовалась, что её признали чистокровной и пригласили учиться в эту школу Магии. Мне бы насторожиться. Она ни разу не связалась со мной из школы. Да и потом, на каникулах — не делала такой попытки. Как отрезало. Надеюсь, что с тобой этого не случится.

— Или у меня будет то, что не позволит такому произойти, — подхватила я. — Я очень буду стараться, тётя, ведь от этого зависит не только моя жизнь и благополучие. Но и жизнь, и благополучие тех, кто меня окружает. Родители, сестра, этот мальчик — Северус, его родители, опекун.

— Не так уж и мало, — дробным смехом рассмеялась тётя, — у тебя уже создался твой ближний круг. Люби и оберегай их, это у нас в крови. Моё! И я никому не отдам! Своих.

— Да, я пока не надела им те обереги, о которых мы говорили, — призналась я. — Это плохо?

— Не торопись, не надела пока — подождёт. Завтра мы с тобой проведём один ритуал. Чтобы ты стала сильней. В самый раз после этой твоей операции. — И она опять недовольно коснулась платочка, который скрывал ёжик на моей голове. — Вот была бы твоя матушка обучена правильно — никакой операции даже не потребовалось.

— Но она и не могла, — встала я на защиту Розалин.

— Знаю, милая, понимаю и не сержусь. — Сжала губы и возразила сама себе. — Сержусь. На себя — в первую очередь. Теперь-то уж я не допущу такой ошибки. И тебя прикрою. И научу всему, что успею передать.

— А Петуния? — напомнила я о сестре. — Она может чему-нибудь научиться?

— Только тому, чему научишь её ты. Она уже для меня перестарок, прости. Сама-то я не могу начать разговор с потомками. — Она горестно поджала губы. — Так испокон века заповедано. Иначе сгинем мы, если будем сами влиять на свою кровь. Только сам потомок до определённого возраста может в первый раз прийти во сне. Или никогда больше не узнает о нашем родстве. Многие отпрыски так и затерялись в веках. Не думай, что всё так просто. Ты и про это узнаешь. Позже.

Так мы и просидели, разговаривая. На прощание тётушка дала мне туесок с клюквой, сказала:

— Хоть и не время ей, но угости сестру и мать. У них кровь заиграет-проснётся. А потом морс приготовь. Ты уже сможешь. Научилась. Поднеси и отцу с поклоном, с добрым словом. И ему здоровья прибавится. Долгой жизни не обещаю, — усмехнулась. — Уж не обессудь.

— Благодарю за науку, тётушка, — поклонилась ей в пояс.

И проснулась в своей кроватке. На столике у изголовья стоял берёзовый туесок с открытой крышкой. Полный тёмно-красной ягоды, чуть тронутой морозцем. Я ещё удивилась — откуда в конце августа такая ягода. Потом успокоилась. У Хозяйки и не то можно найти.

Взяла парочку ягодок. Удивительно! Ведь знаю, что должно быть кисло, а на языке только терпкий вкус ощущается.

Вскочила, умылась, оделась, побежала к Петунии.

Та тоже уже встала и грустно сидела у окна. Не думала, что перспектива провести субботу с нами, но без нового приятеля так её расстроит. Надо отвлечь.

А что может её отвлечь лучше, чем разговоры на тему магии? Они ещё не успели в нашей семье стать чем-то обыденным. Затеребила-затормошила сестрицу. Стала с таинственным видом ей волосы расчёсывать, да ненароком гребень показала. Со змейками. Петуния сначала вздрогнула от испуга, когда увидела, что гребешок в моих руках извивается, но потом опять погрузилась в мысли. А я вышла из-за её спины, протянула ей туесок с ягодой, сказала:

— Угощайся!

Она машинально взял пару ягодок, бросила их в рот. Потянулась за новой порцией. И только тут осознала, что я-то стою перед ней, а гребешок продолжает ей волосы в порядок приводить!

Надо отдать ей должное — она даже не вскрикнула. Только так и замерла, поднеся новую порцию ягод ко рту и не замечая, что ягоды растекаются у неё в руках в красную кашицу.

— Как же так? — Испуганно подняла на меня глаза.

— А вот так, — гордо сказала я. — Это наше с тобой наследство! От бабушки. Видишь — работает и на твоих волосах. Значит, не всё потеряно, Пэт.

Сестра со слезами на глазах потянулась меня обнять, а я со смехом увернулась, чтобы не запачкаться в соке ягод. Как раз и гребешок закончил свою работу.

Мы весело побежали вниз по лестнице на кухню. Матушка уже приготовила нам завтрак. И отец сидел, читал утреннюю газету. Я и родителей угостила ягодой — просто протянула им туесок. Матушка ойкнула, прижав руку к губам. Тиснение по берестяной стенке туеска напомнило ей детство. Но долго расстраиваться я ей не дала. Сказала, что мне надо морс из оставшихся ягод сделать. И подмигнула, указывая подбородком на отца.

Матушка закивала и тут же отвлекла отца каким-то разговором. А вот Петуния пристроилась рядом со мной, жадно наблюдая за моими действиями.

— Не столь важно, есть у тебя магия — или нет. Тут важны мысли и желания, с которым готовишь.

Я потянулась за кастрюлькой, чтобы сварить клюквенный морс. Но сестра перехватила мою руку.

— Подожди, — она смешно нахмурила брови. — Тут надо как-то по-другому.

Интересно, что это с ней?

А Петуния быстро прошлась по кухне, заглядывая во все шкафчики, пока с восторженным воплем не достала из шкафчика аккуратную ступку и деревянную толкушку.

— Вот чем надо! — гордо заявила она. — Любые ягоды надо сначала растолочь, сок слить, а потом уже варить — так мама всегда делает.

— Не знала, извини, — я подняла руку, чтобы почесать затылок, наткнулась на повязку и решила этого не делать. — Молодец, Пэт! — и добавила ревниво. — Я тоже научусь. Обязательно!

— Конечно-конечно, — счастливая Петуния работала споро и ловко.

Пока я налила пару стаканов воды и вскипятила воду, она уже растолкла все вымытые ягоды, слила сок, потом залила моим кипятком выжимки. Немного подумав, попробовала на вкус, добавила столовую ложку сахара. Кивнула головой.

— Кисленько, но приятно.

— А если ещё и остудить, — подхватила я, закатывая глаза. — То вообще — мечта.

Снова процедили отвар, добавили в него выжатый сок. Снова попробовали. Согласились, что ещё немного сахара — не помешает.

А тут и мама пришла — ей понравилось. Она поглядела на нас и сказала, что будет учить нас готовить. Раз уж мы сами нахватались по верхам — теперь надо все знания в порядок привести. За разговорами о меню для обеда время прошло незаметно.

Мы дружно резали овощи, а мама — подготовила мясо. Когда я начала вырезать из морковки и картошки ромбики и звёздочки, мама отобрала у меня нож, попросила почитать ей вслух. На французском.

А мне не трудно.

Потом мы все втроём пели известные нам песни. На разных языках. Пока отцу не стало скучно одному в гостиной, и он не присоединился к нам, вплетая свой голос в наш хор.

Я налила в стакан охлаждённого сока, поднесла отцу с поклоном. Тот улыбнулся, принял сок, отпил немного. Похвалил труды — мои и сестры. Выпил всё до дна, не поморщился. Мы дружно зааплодировали.

Обед явно удался.

И Петуния уже не грустила — когда я ей рассказала, почему разные ингредиенты для зелий нарезают разными способами, она тоже стал верной помощницей мамы в кулинарных делах. А уж любимые нами всеми пирожки готовила, словно шла на бой. Разумеется, под руководством матушки.

Решили на будущее субботу сделать днём обмена опытом.

Вечером засыпала с непонятным мне чувством предвкушения. Мне хотелось узнать, что для меня приготовила тётушка. И в то же время я немного опасалась.

Ну что сказать — предчувствия меня не обманули.

Попав снова в первую пещеру, которую я теперь уже про себя называла гостиной, я в ней не задержалась. Юркие ящерки так и суетились вокруг меня, показывая дорогу. Весь пол был просто устлан ими. И только небольшая тропка была свободна. По ней я и пошла.

Стена раздвинулась передо мной, и я оказалась... в бане.

Да-да! В бане. Хоть я в своё время и не бывала в таких местах, но уж понять, где я очутилась, я смогла.

Немного растерялась, оглядывая предбанник. Опять рядом захихикали. И вот вместо двух ящерок встали две женские фигуры в просторных белых рубахах, Косы были тщательно уложены вокруг головы и прикрыты тоже белой тканью.

Тётушка только щёлкнула пальцами, и я оказалась одета в такую же рубаху, как и она.

Глава 22.

Странные события

Я буквально вывалилась из парной в предбанник. Чуть ли не на четвереньках. Посмотрела бы я на того, кто в первый раз был бодр и свеж после такой обработки! Меня ведь попотчевали аж тремя сортами веников — берёзовым, разумеется, липовым — ах, какой аромат! И под конец — пихтовым. Впрочем, я уже тогда мало что соображала

— У-у! — погрозила маленьким кулачком в чуть приоткрытую дверь, откуда слышался лёгкий необидный смех моих мучительниц.

Дверь тут же была широко распахнута, меня в четыре руки ухватили за руки и за ноги и с шумом-гамом вновь втащили в парную. Поставили в огромную кадку и стали с обеих сторон поливать то горячей, то холодной водой. При этом напевая-приговаривая:

— С гуся вода, а с нашей девушки — худоба!

Потом также разом выдернули меня из этой кадки, в четыре руки замотали в простыню из тонкого полотна, что висела сразу за дверью в предбаннике. И оставили в блаженном покое. Я даже начала задрёмывать. Странно — во сне — и дремать.

Но тут тётушка и её воспитанница вышли из парной. Затормошили меня, не дали расслабиться, подвели к огромному — во всю стену — зеркалу в красивой каменной оправе. Дивная резьба извивалась по каменному краю. А зеркало напоминало чашу, поставленную на бок. Отражение казалось испорченным. Но только в первый момент.

Стоило Хозяйке повести рукой слева направо, как изображение стало правильным. Стала я себя рассматривать — простыню-то мигом стряхнула, ахнула:

— А куда родимое пятно подевалось? — присмотрелась — нет, на месте оно. Стоило только глаза отвести — опять пропало. Протёрла глаза, напряглась. Опять всё как было.

А Хозяйка улыбается.

— Теперь можешь не бояться, что кто-то чужой тебя случайно увидит. Даже, если ты без сознания будешь. Или во сне. Нет у тебя ничего особенного и всё.

— Конечно, — подхватила Танюша, — знак этот никуда не делся. Только спрятан под лёгким мороком, отвлекающим от него чужой взгляд. Свои, кто знают, всегда увидят.

И мы все вместе уселись прямо на полу. Там была большая шкура расстелена, мохнатая, с густой шерстью. Сидя на ней и перебирая мои пальцы, Хозяйка Медной горы учила меня правильным движениям. Как сложить пальцы, чтобы вызвать прохладу вокруг себя, как правильно сложить, чтобы дождиком себя освежить. И как рукой взмахнуть, чтобы тот же дождик над поляной запустить.

— Всё теперь только от тебя зависит, племянница, — она упорно не называла меня по имени, стараясь не навлечь на меня чужого внимания, — от твоего желания и умения. Потихоньку будешь упражняться. Там и до сильных заклинаний дойдёшь. А пока тебе и лёгкого ветерка вокруг головы достаточно, чтобы в жаркий день освежиться. Или волосы побыстрее высушить.

— Да где тут волосы, — всхлипнула я, поднеся руку к колючему ёжику на голове.

— Растут они у тебя, растут, — успокоила меня Танюша. И подарила на память широкую ленту на голову.

— Подрастёшь — первой красавицей будешь, — поглаживала меня по голове тётушка.

— Много ли мне в этом будет радости, если я не смогу по своей воле собой распоряжаться? — Я пыталась узнать ещё что-нибудь про защиту.

— Не торопись, дитя, всё придёт со временем, — услышала я, уже почти проснувшись.

И в руке сжимала не заветный платочек с камешками-слёзками — тот оказался под подушкой, а красивую зелёную ленту, вышитую золотой нитью.

Время до начала школьных занятий летело быстро. Упражнялись в уроках, бегали и играли все вместе. Если шёл дождь, занимались в нашей библиотеке. Выяснилось, что Северус немного говорит по-испански. Я сразу вспомнила, что он рассказывал о тёплом море, на берегу которого он в детстве искал разноцветные камешки.

Решили обмениваться знаниями — один день упражнялись в испанских фразах, другой — практиковались во французском, на котором я и Петуния уже болтали вполне бойко. Благо матушка могла помочь и в том, и в другом языке. А так — знания лишними не будут.

Вот только стала я замечать, что матушка как-то странно выглядит. Часто у неё в глазах стояли слёзы, она получала какие-то пухлые конверты, а потом закрывалась у себя в комнате. И выходила оттуда с красными глазами.

Мне это совсем не нравилось. Пока Северус и Петуния беззаботно играли, я старалась подслушать, чтобы узнать, что случилось.

И вот буквально накануне первого сентября — в среду тридцатого августа всё прояснилось.

Мы только-только собрались в библиотеке, чтобы обговорить последние моменты перед школой, как туда вошла матушка. За ней шёл какой-то молодой человек — весьма странного вида. В первый момент, когда я взглянула на него, подумала, что он нам незнаком. Поскольку матушка уже не скрывала рыданий, я всё внимание перевела на неё.

— Что случилось? — Захлопотала сестра над мамой, тяжело рухнувшей в кресло.

— Дядя Альф... — Она показала бумаги, что держала в руке.

— Альфред Николсон скончался две недели назад, — в разговор вступил тот молодой человек.

В тени от шкафа, где он встал, его лицо трудно было разглядеть, да и я пока тоже была занята мамой.

— Дядя распорядился оставить своей воспитаннице Розалин Эванс свой антикварный магазин в Манчестере. Вот — все бумаги оформлены. Как положено. — Он говорил отрывистыми, короткими фразами.