Предоставленная председателем КГБ полная информация об англо-французской операции «Мушкетёр» Кузнецова удивила меньше — он счёл её блистательным успехом нашей разведки, достижением великолепным, но не сверхъестественным. Но когда на заседаниях Научно-Технического Совета СССР обсуждались новые системы морских вооружений, Николай Герасимович то и дело слышал от Устинова, Келдыша, Королёва однотипные фразы: «По информации разведки...», «в перспективных западных разработках предполагается...» Далее следовали такие технические подробности, что у адмирала складывалась целостная непротиворечивая картина будущего развития технологий на ближайшие лет 50 минимум.
Николай Герасимович хорошо помнил тот вал противоречивых сообщений разведки, что обрушился на него весной-летом 1941 года. Нынешняя ситуация была совершенно другой. Казалось, что КГБ и ГРУ читают планы вероятного противника как открытую книгу. Это было необычно, нетипично, странно. Опыт подсказывал, что так не бывает.
Руководители страны — Хрущёв, Косыгин, и особенно председатель Военно-промышленной комиссии Устинов, с которым Кузнецову приходилось по долгу службы общаться гораздо чаще, то и дело без тени сомнения принимали решения, определявшие ход развития страны на десятилетия вперед. Например, сделанная с подачи председателя КГБ ставка на контейнерные перевозки, для чего на основных судостроительных заводах организовывались цеха по изготовлению контейнеров, а Кировский завод в Ленинграде осваивал выпуск специализированных погрузчиков.
Он также заметил, что у нескольких человек из высшего руководства — тех же Хрущёва, Косыгина, Устинова, и у нескольких учёных — Келдыша, Королёва, Курчатова изредка проскакивают странные фразы, понятные, казалось, только им. Чего стоила услышанная им недавно от Хрущёва фраза: «Просрали все полимеры!», — при том, что в быту все обычно говорили «пластмасса», да и вопрос к химическому производству отношения не имел. При этом Косыгин, Устинов, Келдыш, Курчатов в таких случаях не просто смеялись, как остальные, а как-то по-особенному понимающе переглядывались.
Хрущёв на каждом совещании уделял массу внимания вопросам безопасности на строящихся атомных лодках, вникая в мельчайшие технические подробности. Вплоть до личного изучения схемы открытия / закрытия кранов при пользовании гальюном. (Не такая простая процедура, как кажется сухопутному человеку)
Келдыш принёс Курчатову свёрток недавно освоенного промышленностью пузырчатого упаковочного полиэтилена и научил каждый день по несколько минут давить пальцами пузырьки, сказал, что это успокаивает нервы. Кузнецов попробовал сам — оказалось, действительно успокаивает.
И чем дольше он присматривался, тем больше убеждался, что существует что-то общее между ними. Словно этих людей связывало некое тайное знание, лежащее на них тяжким грузом. Они изо всех сил тянули страну за уши вперёд, в будущее.
Совещание Научно-Технического Совета СССР, посвящённое подводным лодкам с баллистическими ракетами, сильно затянулось. Многие из присутствующих уже нестерпимо хотели покурить, а то и пробежаться в конец коридора. Хрущёв, не переносивший табачного дыма, на совещаниях курить не разрешал. Чувствуя, что люди устали, Никита Сергеевич предложил прерваться минут на 10-15.
Гремя стульями, все с облегчением встали. Зал заседаний Президиума ЦК, где Хрущёв обычно собирал НТС, ненадолго опустел. И адмирал решился:
— Товарищ Первый секретарь, прошу разрешения задать вопрос.
— Да что вы так официально, Николай Герасимович, спрашивайте, конечно, — Хрущёв устало потёр виски и взглянул снизу вверх на стоящего перед ним военно-морского министра.
— Никита Сергеич, думаю, если бы я знал всю правду, моя работа как министра и руководителя военно-морского ведомства была бы более эффективной, — как обычно, прямо и без обиняков сказал Кузнецов.
— Вы о чём, Николай Герасимович? — спросил Хрущёв.
Кузнецов быстро и сбивчиво поделился с ним своими впечатлениями.
— Такое ощущение, что многие вокруг что-то недоговаривают, — пояснил он. — Что-то ключевое, без чего я не могу уловить суть. Вот, например, эта история с парогенераторами. Откуда вы в 1954-м году знали, что нержавеющая сталь в тех условиях будет трескаться? Ведь ни одного опыта не было проведено? А эта история с системами аварийной проливки реактора? Вы настояли, чтобы до загрузки активной зоны реактора системы испытывались реальной проливкой. Почему? А это веретённое масло в гидросистеме — сколько раз вы про него поминали на совещаниях? Вот я и говорю — расскажите мне ВСЮ правду! Мне будет проще делать свою работу, ведь не для себя же стараюсь!
Хрущёв поднял голову и внимательно посмотрел на адмирала, рассматривая его так, словно видел впервые.
— Задержитесь после совещания, — ответил, наконец, Никита Сергеевич, и, нажав кнопку селектора, сказал Шуйскому: — Григорий Трофимыч, Серова вызови ко мне... к 17.00.
Кузнецов едва дождался окончания затянувшейся встречи. Первый секретарь отпустил всех, адмирал задержался. Щёлкнул селектор, голос Шуйского доложил:
— Прибыл товарищ Серов.
— Пусть зайдёт.
Дверь открылась, вошёл председатель КГБ.
— Садись, Иван Александрович, — Хрущёв указал ему на стул напротив адмирала. — У нас тут ситуация как с Устиновым. Товарищ адмирал вывел проклятых масонов на чистую воду.
— Простите... каких масонов?? — Кузнецов изумлённо посмотрел на Первого секретаря.
— Что скажешь о товарище адмирале, Иван Александрович? Как считаешь, умеет он хранить «Тайну»? Уж очень прямой у него характер... — продолжал Хрущёв.
— Товарищ Первый секретарь, у меня допуск к документам «Особой важности»...
— Да, да, знаю, конечно, — покивал Никита Сергеевич. — Но тут случай куда серьёзнее, чем любые документы «Особой важности». Так как, Иван Александрович?
— Думаю, товарищу Кузнецову можно доверить информацию технического характера, — строго ответил Серов.
— Ну, ты же понимаешь, что по её характеру и количеству он всё равно обо всём догадается, и начнёт задавать вопросы, как Королёв в своё время.
— То есть, красный уровень? — прямо спросил Серов.
— Красный.
Ничего не понимающий Кузнецов переводил взгляд с одного на другого. Серов молча расстегнул портфель и достал бланк подписки о неразглашении. Но бланк был ярко-красного цвета, с крупным грифом «ТАЙНА». Военно-морской министр, адмирал флота Советского Союза никогда ещё не видел ни подобного грифа, ни такого бланка.
— Что это? Ещё один уровень секретности?
— Так точно. Разглашение карается смертью. Без суда и следствия, — на лице Серова не было ни тени улыбки. — Сам пристрелю, лично.
Кузнецов слегка побледнел, но ответил твёрдо:
— Вы, товарищ Серов, меня не пугайте. Я пуганый. Не боюсь.
Он внимательно изучил бланк. Стандартная подписка о неразглашении, с предупреждением об ответственности. Кузнецов взял ручку и расписался. Поставил дату.
Хрущёв щёлкнул ключом, открыл встроенный в тумбу стола сейф, и достал оттуда что-то плоское, чёрную пластину примерно 19х11 сантиметров. Нажал на уголок возле торца.
— 13 октября 1960 года лодка К-8 проекта 627 вышла в море для отработки мероприятий по подготовке похода на Северный полюс, — монотонным голосом начал Первый секретарь ЦК. — Из-за свища в трубопроводе первого контура упало давление в реакторе левого борта, с заражением пятого отсека и последующим распространением радиации по всему кораблю. Пока устраняли течь в первом контуре, разорвало парогенераторы второго контура, с большим выделением пара и гелия из компенсаторов объёма первого контура. Температура в реакторе начала неконтролируемо расти, возникла угроза теплового взрыва реактора. Штатная система проливки реактора не сработала, — Никита Сергеевич вдруг повысил голос, — потому что какой-то баран забыл удалить из неё временную заглушку, поставленную на заводе. Облучился весь экипаж, пришлось вырезать реакторный отсек и заменить его новым.
— 3 июля 1961 года на лодке К-19 проекта 658 произошла аналогичная авария, — продолжал Хрущёв. — При первом физическом пуске реакторов в их первые контуры по ошибке подали воду под давлением, вдвое превышающим расчётное. Аварию решили замолчать, проверку реакторов не проводили. В результате возникла течь в первом контуре. Во время похода, в 70 милях от острова Ян-Майен первый контур потёк. Штатная система аварийной проливки не сработала. Вентиляция была сделана общесудовая, по ней радиоактивные аэрозоли распространились во всему кораблю. Погибли от лучевой болезни 8 человек, остальной экипаж был облучён дозами радиации, во много раз превышающими допустимые. На лодке вырезали и заменили реакторный отсек.
Кузнецов сидел, как поражённый громом. То, что рассказывал Хрущёв, не укладывалось в сознании. Какой проект 658? Его же отменили? Какая общесудовая вентиляция, ведь с самого начала решили делать отдельные системы — для безопасности? И даты... 1960-й, 1961-й, но с точными указаниями дня и месяца... Как?
— 8 сентября 1967 года на лодке К-3 в Норвежском море потекла гидравлическая система в первом отсеке. Люк во второй отсек был открыт, возможно, кто-то переходил из одного отсека в другой. Под большим давлением оба отсека заполнились туманом распылённого веретённого масла, — продолжал Никита Сергеевич. — При соприкосновении с пластинами регенерации воздуха, сделанными из щелочных металлов, облако распылённого масла взорвалось. Командир успел задраить люк в третий отсек, но общая система вентиляции разнесла угарный газ по всей лодке. Погибло 39 человек.
— Товарищ Первый секретарь... Никита Сергеич... Откуда это? Как? Как вы узнали? — Ошарашенный адмирал не верил своим ушам.
— Вот, — Хрущёв положил перед ним плоский предмет, который держал в руках. На верхней грани у него было стекло с яркой картинкой и какими-то значками.
— Что это?
— Это ЭВМ. Носитель информации. В октябре 1953-го года мы получили посылку, информацию, которая изменила всё.
— ЭВМ? Посылку? Откуда? — Кузнецов ошалело разглядывал лежащий перед ним прибор.
Он несколько раз видел ЭВМ — огромные ряды шкафов с лампочками, занимающие целые залы. И вдруг ему показывают какую-то плоскую хрень с картинкой под стеклом...
— Пальцем нажмите на значок с надписью «Энциклопедия», — сказал Никита Сергеевич.
Кузнецов нажал. Экран почернел, появилась горизонтальная полоска и кнопки с буквами, почти как на клавиатуре пишущей машинки. Хрущёв взял эту невероятную ЭВМ, что-то понажимал, положил перед адмиралом.
— Кузнецов Николай Герасимович, адмирал флота... годы службы 1919 — 1956?? Сейчас же уже 57-й! Дата смерти... 6 декабря 1974 года??? Какого чёрта?! Что это? Откуда?
— Из 2012 года, — коротко ответил Первый секретарь.
— ЧТО-О??? Вы меня разыгрываете, товарищ Хрущёв?
— Иван Александрович, отвези Николая Герасимовича в Информационно-аналитический центр, пусть ему Селин малую подборку покажет, — попросил Хрущёв.
— Погодите, погодите... Из 2012-го?? Это что? Это из будущего, что ли, посылка была?
— Да. Как это ни удивительно.
— Невероятно... — Адмирал был потрясён. — И что там, Никита Сергеич? Коммунизм построили?
— Вот, я же тебе говорил, — усмехнулся Хрущёв, глядя на Серова. — Нет, Николай Герасимович. Не построили. Хуже того — ухитрились просрать всё, что успели построить мы с вами. Один из Генеральных секретарей ЦК оказался предателем. Произошла реставрация капитализма.
— Не может быть... — Кузнецов почувствовал, как холодные мурашки пробежали по спине. — Когда?
— В 1991 году. Мы с вами не доживём. Но детей, внуков жалко, их-то за что?
— Бл...ди... — по-морскому крепко припечатал адмирал. — Что делать будем, Никита Сергеич?
— Будем строить коммунизм. Сами. Сейчас, — ответил Хрущёв. — Если хочешь сделать хорошо — сделай это сам. Поможете, Николай Герасимович?
— Всё, что смогу. Жизнь отдам, если потребуется! — ответил Кузнецов. — Можете на меня рассчитывать.
Хрущёв протянул ему руку, и адмирал пожал её, не задумываясь.
В сентябре 1957 года Дмитрий Фёдорович Устинов предложил Никите Сергеевичу съездить в Дубну, в ОКБ-155-1.
— Там Александр Яковлевич Березняк в инициативном порядке разрабатывает несколько проектов новых крылатых ракет, — сказал Устинов. — Получаются очень интересные результаты, надо бы посмотреть.
Хрущёв немедленно согласился, и уже через пару дней они с Устиновым приехали в ОКБ. Березняк, предупреждённый Устиновым, подготовился к визиту. В актовом зале ОКБ была организована настоящая мини-выставка. На стенах зала были развешаны плакаты и схемы, а посередине, на ложементах были выложены готовые изделия.
— Мы взяли за основу наработки по универсальной КР, которые успели сделать в 1954-55 году — сказал Березняк, когда Хрущёв и Устинов остановились перед изделиями.
— Я же тогда распорядился работы остановить? — удивился Хрущев.
— Да жалко было бросать перспективное изделие, Никита Сергеич! Ракета ведь уже летала... В общем, сначала мы хотели сделать ее модульной. Основа конструкции — фюзеляж диаметром 500 мм, с узлом складывания крыла и топливным баком. Спереди к нему подстыковывается отсек БЧ и отсек управления. Сзади — хвостовой отсек с двигателем и оперением, а к нему крепится твердотопливный ускоритель. Вот в этих-то сменных модулях и заключается самое интересное.
— То есть, можно части ракет отвинчивать и между собой менять? — спросил Никита Сергеевич.
— Не совсем. Когда всё как следует просчитали, вышло, что модульность не получается, — признался Александр Яковлевич, — Слишком разные нагрузки действуют на изделие на сверхзвуковой и на дозвуковой скорости. В общем, у нас выходят два изделия, похожие внешне, объединённые одной концепцией применения и инфраструктурой пуска и хранения, но конструктивно совершенно разные. Да и в одном диаметре сделать обе ракеты пока не выходит.
— Так-так, интересно. Рассказывайте, — одобрил Хрущёв.
— На этой ракете, — Березняк указал на одно из изделий, лежавших на ложементах посреди зала, — в хвостовом отсеке стоит прямоточный реактивный двигатель конструкции товарища Бондарюка. Воздух поступает через вот эти четыре выдвижных воздухозаборника ковшового типа. Дальность полета по профилю «большая высота — малая высота» получается около 250 км, скорость — сверхзвуковая, приблизительно М 2,5. Ракета может запускаться с кораблей, самолетов, в том числе со стратегических Ту-16, Ту-95 и 3М, наземных ПУ и с подлодок через торпедные аппараты.
— Что, из-под воды? — изумился Никита Сергеевич.
— Пока нет. Сейчас лодка подвсплывает с дифферентом на корму, высовывает нос из воды под некоторым углом вверх и производит пуск, после чего сразу ныряет.
— Гм... А моряки что сказали насчет этого цирка?
— Вначале были недовольны. С вашего разрешения, их первые отзывы я цитировать не буду. Но после первых пробных пусков их мнение сильно изменилось, —усмехнулся Березняк. — Такой способ старта мы использовали только для испытаний. В серии ракета будет стартовать из контейнера, выстреливаемого через торпедный аппарат.
