— Жалкое дрянцо, — спокойно сказал он. — Вчера, когда дементоры обыскивали наш вагон, он был вовсе не такой храбрый. Примчался прятаться к нам в купе, верно, Фред?
— Чуть не обмочился, — бросил Фред, презрительно глянув на Малфоя".
Вот он, момент истины. Драко испугался дементора до такой степени, что кинулся искать защиты у самых гриффиндористых гриффиндорцев. Естественно, когда он опомнился, ему страшно стыдно, мы бы сказали — вдвойне: и что испугался, и что бросился врагам под крылышко.
И вдруг он узнает, что Поттер — сам Поттер! кумир! фиксация, блин! — упал в обморок. Ооо! Из этого следуют сразу два важных вывода:
а) если он так себя повел, мне-то чего стыдиться?
б) ну и гадость эта ваша заливная рыба... то есть Гарри Поттер... чего я фиксировался...
Так что он с двойным упоением муссирует тему обморока Гарри, ибо избавляется от стыда за свое поведение (но все равно где-то внутри помнит, раз так упорно повторяет), а заодно, надо думать, пытается разлюбить. Увы, безуспешно.
Плохо ему, потому что дальше следует урок у Хагрида и облом по всем пунктам. Гарри в истории с гиппогрифом крутой герой, а Малфой — слизняк слизняком... естественно, успокоиться он не может, изображает жуткие страдания и тюкает папу по фамильной гордости, едва не доведя дело до казни гиппогрифа.
Подведем кратенько итоги.
Нет, это отнюдь и нигде не случай однополой любви. Все гораздо сложнее, тоньше, нежнее, острее, забавнее и поучительнее, чем простое и незатейливое физическое желание. Которого к тому же пока нет.
Кстати, именно в том возрасте, когда физическое желание пробуждается (КО, ОФ, надо думать, последующие книги), неразделенная любовь Драко (мы надеемся, теперь все понимают, что мы употребляем этот термин в широком и преимущественно духовном смысле слова?) приобретает очень серьезный, даже горький оттенок. Он взрослеет и ведет себя по отношению к Гарри совсем иначе, сдержанно, с достоинством и даже проблесками великодушия.
Но это совсем, совсем другая история
А пока заметим, что Драко, конечно, по-своему не повезло, что он так вляпался: влюбиться в Гарри, найти кумира в человеке своего возраста, который просто не умеет понять, что именно к нему чувствуют... И одновременно ему очень повезло: этот оселок способен снять с него стружку в правильном месте.
Тем временем что же делать авторам, как не посмеиваться не без сочувствия, если Драко не умеет справиться со своим чувством и ведет себя как совершенный придурок? Нет, вот когда / если доживем до четвертой книги, там разговор пойдет совершенно в другом ключе. А пока, дорогие друзья и недруги, все это забавное детство. На этом этапе в мире Роулинг смешны абсолютно все, и Драко не меньше других.
Так что gaudeamus igitur. И предупреждаем, что в УА, самой тонкой, забавной и любимой авторами книге, под раздачу попадут абсолютно все. Включая Директора.
Лирическое отступление Љ 2.
ОПЯТЬ ЖЕ О ЛЮБВИ, или ПОПЫТКА ГРУППОВОГО ПОРТРЕТА ПОКОЛЕНИЯ.
Жанр: прежний. Вряд ли мы способны придумать что-нибудь еще.
Дисклеймер: не любите всего перечисленного в первом дисклеймере, а также Мародеров и/или Снейпа — лучше не читайте!
А между тем, поговорив об отношении Драко к Гарри, авторы, что вполне естественно, вспомнили о другой любовной коллизии эпопеи Роулинг.
"— Квиррелл сказал, что он ненавидит меня, потому что ненавидел моего отца. Это правда?
— Пожалуй, они и впрямь недолюбливали друг друга. Примерно как ты и мистер Малфой".
Ах, эта обманчиво простодушная и незатейливая первая книга. Почти все темы, которым суждено потом расцвести пышным цветом, происходят именно отсюда.
Мы уже упоминали однажды прекрасный афоризм "ненависть есть проявление любви только для душ непросвещенных". С нашей точки зрения, кажущаяся ненависть Драко к Гарри есть именно проявление любви — и, естественно, свидетельство непросвещенности души младшего Малфоя.
Но, может быть, нет ничего нового под луной, и ненависть Снейпа к Джеймсу Поттеру в частности и Мародерам вообще — из той же оперы?
Общие соображения
До УА из трех основных составляющих — скелет, спираль и психология — мы имели дело в основном с первыми двумя. Что объясняется возрастом мальчика, глазами которого мы видим события. В одиннадцать и двенадцать лет дети психологией не больно интересуются. Чем они интересуются, приблизительно перечислено в отличном ироническом фильме "Принцесса-невеста": пираты, похищения, пытки, предательства, гигантские крысы, погоня, крутые реплики, ну и спорт — то бишь драки на кулаках / шпагах.
Дамблдор, как старый опытный манипу... ах, простите, педагог, ведет Игру с учетом психологии возраста. Что Гарри хочет, то он, по большому счету, и получает. Любящий Директор делает ему не только познавательно — он делает еще и интересно.
Некоторые психологические моменты, причем довольно тонкие, в ФК и ТК уже присутствуют, и мы о них уже говорили. Но они, во-первых, облегчены, а во-вторых, не играют ведущей роли в сюжете. Ну, может, Драко с этой точки зрения прописан тоньше других (см. отступление первое). Но в большинстве случаев это все можно и не заметить. Некоторые оттенки потеряются, но логика понимания пока не пострадает.
Однако ребенок, глазами которого мы видим роулинговский мир, потихоньку взрослеет. Кроме того, черта два разберешься в сложных отношениях поколения отцов, если видишь их сквозь призму подросткового взгляда на мир, забыв при этом о достижениях психологии.
Итак, в виде исключения забежим вперед и откроем книгу пятую — исключительно потому, что без нее многие намеки УА не могут быть ни расшифрованы, ни оценены по достоинству.
Однажды в Хогвартсе: 4+1
Итак, много лет назад, практически в другой Галактике, когда о Гарри еще не было и помину, но за стенами Хогвартса уже шла магическая война, жили-были под надежным крылышком Дамблдора четыре подростка из Гриффиндора и один из Слизерина. И занимались они, как положено подросткам, не столько проблемами магической войны и борьбы с Темным Лордом, сколько собственными подростковыми проблемами, комплексами, взаимоотношениями и подводными камнями.
И друг к другу они относились... эээ... вспоминаются четыре мушкетера и граф Рошфор, человек кардинала. Вот примерно такие — описанные в литературной классике — у них и были отношения меж собою. Все сами по себе не такие уж плохие люди, силой обстоятельств находящиеся по разную сторону баррикад.
Однако поищем аналогий поближе, непосредственно в книге Роулинг. И натолкнемся на любопытные параллели.
Слизеринец относился к гриффиндорцам примерно как Драко к Гарри — с завистью, восхищением, злобой и неотступной тягой.
Гриффиндорцы относились к слизеринцу примерно как Гарри к Драко: безнадежно чужой, безнадежно испорченный, вечно непонятно зачем лезущий не в свое дело, никогда ничего не понимает и не поймет.
Как и у Дюма, было сложно выяснить извечный вопрос — "кто виноват". Вроде как Рошфор в свое время первый наехал на д'Артаньяна, ну так он же не для себя, а для пользы дела. К тому же гасконец повел себя как нормальный восемнадцатилетний придурок и помешал трудам Рошфора на ниве внешней и частично внутренней политики ("Все это настолько глупо и непрофессионально, что совершенно невозможно работать" — Мюллер).
Возможно, сначала в Хогвартсе доминировала партия тех слизеринцев, которые после выпуска стали основным ядром Волдемортовских пожирателей. Снейп был, кажется, из них едва ли не самым младшим. Обиженный жизнью одинокий мальчик, потянувшийся за силой не в ту сторону. Пока он был прикрыт спинами старших, мог, видимо, позволить себе лишку. Но старшие ушли, а Мародеры остались.
И наступил их час.
Великолепная четверка
Но прежде чем продолжать, вспомним, что сами Мародеры тоже были очень разными по характеру. Ну, как те же мушкетеры. И отношения в четверке были далеко не безоблачными, однако вполне человечески понятными.
Был явный центр, к которому тянулись и с которым дружили трое остальных, объединяющее звено — Джеймс Поттер. Добрый, веселый, покладистый, частенько безбашенный, ярко выраженный гармоник. Человек незакомплексованный, для которого ткань мироздания, даже и потревоженная, все равно быстро приходила в равновесие. Хорошее он замечал легко, плохое отходило на второй план и не становилось ведущим. Ну, например, преданность Петтигрю он принимал как нечто само собой разумеющееся, а подспудную зависть внимания не удостаивал.
Был Сириус Блэк, красивый, умный, импульсивный и ментально изобретательный. Образ золотого мальчика он поддерживал весьма тщательно — о его истинных и непростых проблемах, завершившихся решительным разрывом с семьей в шестнадцать лет, знали только друзья, и прежде всего Джеймс. Как холерик с подвижным умом, Сириус не терпел скуки и регулярно требовал от того же Джеймса сделать ему жизнь интересной, выкинув очередное что-нибудь. До поры до времени многое давалось ему легко, чем он был изрядно избалован. А еще его отличала раздражительная безжалостность к тем, кто ему в тот момент перешел дорогу, — и безусловная преданность тем, кого он любил.
Был Питер Петтигрю, самый слабый и по уму, и физически, безгранично восхищавшийся силой и гармонией Джеймса, опять же до поры до времени по-собачьи ему преданный — зависть выжгла его изнутри позже. Своими сильными и умными друзьями он гордился, а попутно извлекал из дружбы с ними немало пользы. И списать на контрольных дадут, и по жизни прикроют, и долго будут объяснять на пальцах, как анимагом сделаться...
Наконец, был чуть обособленный от остальных Ремус Люпин, который никогда не хотел быть тихой совестью коллектива — но так уж вышло. Из всех четверых он, наверное, был ранен с детства больнее всех: своей оборотнической необычностью. И сформировался он как эмпат, остро чувствующий чужую боль, остро благодарный друзьям за доброту и вечно подспудно сомневающийся в собственной для друзей ценности. Поэтому их юношеская черствость его, конечно, жестоко задевала, но он так боялся их потерять, что старался на нее закрыть глаза. Что, само собою, у него не получалось.
И были все они истинными гриффиндорцами, людьми отнюдь не простыми и не примитивными, но достаточно прямыми: такие не любят интриг и к позиционной подспудной борьбе относятся наполовину с непониманием, наполовину с раздражением. В отличие, допустим, от слизеринцев, чувствующих здесь себя как рыбы в воде.
И было этим четверым вместе, при всех тараканах, удивительно хорошо.
У озера
Ну а теперь, разобравшись с дефинициями, разберем подробно ту — пока единственную — сцену, где 4+1 выступают во всей красе и особенности своих характеров. Мы имеем в виду самое страшное, и самое грустное, и самое болезненное, — короче, худшее воспоминание Снейпа.
Снейп был тогда "жилистым и бледным, как растение в тени", и уже тогда страдал от того, чем мучаются обычно дети из неблагополучных семей и что он так и не сумел изжить в себе. Он не умел быть счастливым.
А Мародеры умели.
И даже после сдачи экзамена на СОВ, где Снейп мельчайшим почерком написал по крайней мере на фут больше, чем соседи, он не столько думает об экзаменах, сколько продолжает тянуться к этой счастливой и веселой компании. Иначе не держался бы так близко, хотя явно получал от них уже явно не однажды. Опять же потащился за ними на пленэр, где практически никогда не бывает, недаром весь чахлый и бледный. Вообще на основании пяти вышедших на данный момент книг складывается впечатление, что он стойкий затворник и из здания выходит разве что по делам БИ — поболтать в лесу с Квирреллом, разнести прилетевших на автомобиле зазнаек, пробежаться до хижины, где идут разборки старых школьных друзей...
Ну а сознательно ли Снейп потянулся за компанией на берег пруда или сознание было занято экзаменом, а сработало подсознание — какая, по сути, разница. Главное, он не в силах сдержаться и заставить себя избегать этой компании.
Чем занимаются Мародеры, тоже очень показательно. "Люпин вынул и читал книгу". Сириус, должным образом похвалив себя за свою крутость и пообещав себе высокую оценку (сам себя не похвалишь, как оплеванный сидишь, это про таких), "немного надменно и скучающе" наблюдает за окружающей средой, явно считая себя выше нее.
Джеймс, как истый гармоник, не акцентируется на преодоленном препятствии. Амур, опять же, подоспела. Он и на экзамене рисовал инициалы Л.Э., и после него, бросив краткое самодовольное замечание, сразу переключается на игру со снитчем, стащенным где-то специально для небольшого представления, рассчитанного на любимую девушку.
Петтигрю явно не впервые не успел засмеяться, когда смеялись другие — зато теперь оттягивается, жадно глядя на играющего кумира. Джеймс привычно не замечает его восхищения и никакого внимания не обращает на зависть. Но все это видит и понимает проницательный Сириус — и роняет злую реплику.
Если бы он знал... А с другой стороны, даже если бы и знал, было бы то же самое. Уверены, это не первая и не последняя необдуманно жестокая подначка Сириуса, которого недалекий подпевала Питер раздражает, и если Сириус не очень церемонится с Люпином и даже Джеймсом, то Червехвоста вообще ни в грош не ставит. Как же оттянулся через несколько лет Петтигрю, подставив своего высокомерного приятеля под двенадцать лет Азкабана...
Сириус вообще раздает всем сестрам по серьгам. Их величество изволят скучать и желают веселиться. А забавы царственных особ всегда кончаются не слишком хорошо, ибо эмоции других людей оные особы учитывать не склонны.
С Питером все ясно. Попутно брошено указание, что и Джеймсу хватит выпендриваться. Дальше Сириус роняет потрясающее по бестактности замечание — эх, было бы сейчас полнолуние, вот я бы повеселился! А что рядом сидит Люпин, для которого его оборотничество — незаживающая рана, самый сильный страх, и через много лет у него по-прежнему боггарт в луну превращается, это все мелочи. Нет, понятно, что ни крыса, ни олень волка технически сдержать не могли. Питер годился разве что нажать на кнопочку на Дракучей Иве, а Джеймс взирал на все происходящее с высоты оленьего роста, увенчанный короной рогов... ну, может быть, копытом иногда поддавал. Так что в основном удерживать Люпина-волка приходилось Сириусу-волкодаву. Конечно, он ждал полнолуний с нетерпением — вот когда скучать не приходилось... Между прочим, думается нам, что Люпин страшно переживал, видя потом Сириусовы царапины от своих когтей и отметины от своих зубов. А тот очень веселился и гордился боевыми ранениями. Причем Ремус наверняка никак не мог понять, отчего Сириус так веселится, а Сириус никак не мог врубиться, отчего Ремус так переживает...
Когда Люпин с его обычной деликатностью пытается делать вид, что все нормально, ничего такого не сказано, и пытается переключить внимание скучающей звезды на трансфигурацию, та фыркает и комментирует: незачем мне учить весь этот хлам. Я и так все знаю. В отличие от тебя. Так что, видимо, Джеймс обращает внимание Сириуса на оказавшегося поблизости Снейпа не просто так — ему надо погасить начавшуюся стычку в команде. Наверняка не первую.
