За гранью понимания. Вкус свободы

— Знаю... — не стал спорить первый голос. — А молчит он потому что... потому что любит тебя.

— Да, — теплая улыбка солнечным лучиком проскальзывает по нитям, — И я его тоже люблю.

— Вот как... — убийственно жестко, словно нанося удар. Что-то во мне инстинктивно сжимается, ожидая неизбежной атаки...

— Думай, что хочешь. Но в одном он прав — подпускать тебя ближе, чем есть, все равно, что совершать самоубийство особо зверским способом.

— Кстати, как думаешь, если я прикажу ему выбрать: кого он предпочтет? Тебя со всеми твоими отклонениями от нормы? Или меня, открывшего ему путь в этот мир?

Забавные создания. Выбирать? Между иллюзиями? Даже не смешно! Зачем? Ведь всегда можно создать еще одну — более яркую, более совершенную... почти живую!

Хлопнула дверь, отрезая меня от одного из говоривших.

— Слабак! Даже не попытался, — презрительно бросил тот, что начал этот разговор, а потом последовал за своим собеседником.

Забавные иллюзии. Очаровательные. Иногда я даже забываю, насколько эти создания чужого разума бывают реальны...

Проснулся я с дикой головной болью. Вот ведь не везет! Усталость уже перешла в разряд хронической и никак не желает вымываться из крови. Сон помнился смутно. Какие-то звуки, разговоры, неясные мысли — и нити, много-много нитей, перепутанных, переплетенных...

Кошмар. Из разряда тех, что хочется поскорее забыть и больше не вспоминать.

Открыв глаза, я первым делом глянул на стоящий у окна заваленный бумагами стол. Эдхила уже не было. Когда он ушел? Не знаю, лично я этот момент пропустил — видать и правда устал сильнее обычного.

Эдхил... Почему-то назвать его как-то иначе я не мог даже в мыслях. Он важен для меня, я действительно его люблю, но... не могу заставить себя произнести это. Пытаться что-то изменить? Но так ли нужно нам это? Возможно, это лишь эхо, отголосок моих чувств, все еще не устоявшихся, сметенных. Даже в мыслях я не готов назвать его иначе как по имени. Точно так же раньше я никогда не вспоминал о матери — для меня ее не существовало, она предала меня задолго до рождения, потому что посмела умереть. Эдхил — это Эдхил. Он меня не предавал, я даже рад, что встретил его, но вряд ли сумею когда-нибудь назвать его как-то иначе. Впрочем, это не изменит того факта, что в нас течет одна кровь... одна кровь...

Бездна! Точно! Кровь!..

Я вскочил с дивана, на все лады кляня усталость, что настолько притупила мое восприятия, и выскочил из кабинета. Великая Мать! Где мне сейчас искать Инарра? Время раннее просто так не поорешь — не хочу беспокоить Эдхила, а значит, придется искать самому.

Ожидаемо, но именно поэтому и странно, Аркадиса я обнаружил в его комнате. И ведь не скажу, что утро очень раннее, а он все еще спит. Непривычное зрелище, неожиданное. Застать Инарра Шэйси в постели спящим почти так же невозможно, как и простоволосым, но для меня Судьба, кажется, делает исключения.

Вот, интересно, если я попытаюсь его разбудить, он меня сначала убьет, а потом будет разбираться, что и как, или все-таки, наоборот, прежде попытается выяснить, какого марзура и почему... инстинкты воинов для меня всегда оставались загадкой, но в одном сходились все мои источники: будить их нужно аккуратно, а еще лучше вообще не будить.

— Инарр... — я несмело шагнул в комнату. Но Аркадис даже не пошевелился. Или он умаялся не меньше моего, или мне он доверяет... Впрочем, последнее — нечто из разряда фантастики, так что не будем забивать голову всякими глупостями, в конце концов, все его силы сейчас идут на регенерацию, а значит некоторое ослабление организма возможно... — Инарр, — чуть увереннее позвал я, подходя к его ложу...

Великая Мать!

Я несколько пришибленно посмотрел на спящего... некроманта — не стоит об этом забывать! Но ведь!..

Никогда не смотрите на ослабивших контроль над защитой Дисов! Мало того что они сияют как начищенные офицерские пуговицы (причем в прямом смысле), так еще и смотрятся так умильно-невинно... Зрелище из тех, что увидев однажды, не забываешь до конца жизни... потому что конец жизни обычно наступает в тот момент, когда увиденный тобой некромант открывает глазки...

Аркадис даже не стал себя этим утруждать. Всего один миг замешательства — и я оказываюсь прижат к полу, а у горла замирает матовая сталь клинка...

— Ну и что ты здесь забыл, — обманчиво-мягко прошептал он, почти ласково касаясь остро заточенным лезвием моей шеи.

— Я хотел просто поговорить, — собственный голос звучал как-то глухо. Впрочем, он еще и не так мог прозвучать — все-таки сталь в непосредственной близости от горла, голосовые связки не расслабляет. Нет, если он перережет мне горло, возможно, я даже выживу, но вот восстанавливаться буду долго, а голос так вообще потеряю на неопределенный срок. Оно мне надо?!

— А утра подождать никак? — все еще продолжая прижимать лезвие к моей коже, поинтересовался он.

— Уже давно утро, если оно, конечно, у тебя не начинается после полудня, — знаю, что ситуация не для таких заявлений, но видимо, самоубийственные настроения передаются воздушно-капельным путем.

— Не твое дело, когда оно начинается, — почти зло бросил Аркадис, но нож убрал и даже позволил мне встать на ноги. — Так что там у тебя? — набросив на плечи халат, потребовал ответа Инарр.

— Вопрос. Точнее несколько, но я надеюсь, что ты на них ответишь.

— Не тяни время — задавай, но уж не обессудь — отвечать буду только на те вопросы, которые посчитаю для себя безопасными.

Иного я и не ждал. Инарр никогда не откровенничает. Думаю, он даже главе своего клана не доверяет до конца.

— До недавнего времени у тебя не было наследника, так?

— Да, — Инарр нахмурился, не понимая, с чего это меня так заинтересовали его почти "семейные" дела.

— Тогда у меня есть один вопрос: чей генетический материал используется при создании?

— Наиболее сильного предка, — как нечто само собой разумеющееся произнес он.

— И кто же это? — внезапно во мне прорезалось ехидство.

Аркадис внезапно спал с лица.

— Я.

— Только не говори, что у них есть твоя кровь, — устало попросил я.

— Не буду, но разве это что-то изменит?

— Бездна, Инарр, ты понимаешь, что этот ребенок изначально будет вирром?! Причем Некромантом, а это приводит к некоторым сложностям, не находишь? Если Никрин узнает, что мы здесь творим — смерть нам покажется избавлением!

— Не преувеличивай. Как только я вернусь во дворец, я уничтожу зародыш.

— Нет. Ты этого не сделаешь.

— Почему? — вновь переходя во вредно-въедливый режим, поинтересовался Инарр.

Я невольно поморщился, но ответил откровенно:

— Потому что этот ребенок не виноват в твоей дурости.

— Предлагаешь мне тратить еще два десятилетия на воспитание очередного...

— Инарр, — почти прошипел я, — не доводи дело до дуэли. Сам же говорил, что пожалеешь.

— А может, оно того стоит? — внезапно произнес он. От этого тона по-деловому холодного и безразличного мне стало не по себе. Инарр не шутил — он просто думал вслух. — Алрис, ты когда-нибудь убивал? Ты чувствовал, как чужая жизнь по капле покидает тело жертвы — и все только потому, что так захотел ты. Не боги, не цари — ты.

Эшам не убивают. Они не переживут ментального удара в момент смерти другого существа...

"Алри... Алри... живи... прощаю..."

Я против воли отшатнулся от стоящего рядом со мной... монстра? А он ли чудовище? Его действия не противоречат его природе, а мои?

"...прощаю... слышишь?.. прощаю... живи... Алри..."

Синие глаза, прозрачные, чистые — не каждый сапфир мог похвастаться такой глубиной — стекленеют... Светлые кудри уже почти побагровели от крови... Губы... губы, которые я не раз целовал, уже посинели и только чуть шевелятся, когда с них слетают хрипы напополам с неясными, почти неразборчивыми словами... Хочется закричать, хочется проклясть миг собственного рождения, но... в соседней комнате спит мальчик, ее сын, он не должен услышать, он не должен быть здесь — я не вынесу, если убить придется и его...

"...прощаю... живи... Алри... живи"

Селика, Селика... разве можно такое простить?

— Чужая смерть имеет отвратительный вкус, Инарр, — как-то безжизненно произнес я, не в силах изобразить какие бы то ни было эмоции. — Тлен. Прах. Горечь невыполненных обещаний и незавершенных дел. И кровь. У крови худший вкус. Но однажды попробовав, уже нельзя отказаться от этого наркотика, верно? И ты уже на все готов, чтобы еще раз... — внезапно осознав, что в своей откровенности зашел слишком далеко, я резко дернул головой, пытаясь вернуть мысли в приемлемое русло. — Я действительно убийца, Инарр, — в этом ты не ошибся.

И стараясь не глядеть на растерянное лицо бывшего наставника, поспешил сбежать, прежде чем он придет в себя и вновь потревожит мой покой вопросами. Он же абсолютно бесцеремонен, ему плевать, что чувствуют другие... я так не могу.

Я сидел в своей комнате, смотрел в окно, на снующих внизу шийрцев и размышлял, а так ли я был неправ, когда возжелал убить одну блондинистую сволочь. Ведь это он научил меня выполнять приказы. Это он сделал из Эшам воина — вернее попытался сделать, но главное, что к оружию меня приучил именно он. И это он причина, по которой Джейдис Эш обратил внимание на рядового эмпата... Бездна, да кого интересуют Понимающие? Пока не припрет решать очередной конфликт, о нас и не вспоминают даже! Мы бесполезны. Мы не играем никакой роли в политике народа. Мы всего лишь миротворцы, к чьей помощи прибегают в самых грязных случаях, когда обычным убийством дело уже не решить.

Да, если не справляется Миф, на поле выхожу я. В некотором роде мы даже конкуренты, но оба предпочли бы, чтобы его работу выполнил другой... Хотя один раз я все-таки залез на чужое поле... но приказы алани не обсуждаются — они выполняются беспрекословно и точно. Именно Миф меня тогда и вытащил. Буквально оторвал от тела Селики, а потом сдал Целителям. И целый месяц я не видел никого кроме женщин клана Эйв... вот уж кто умеет препарировать души! Наизнанку вывернут, все грехи обернут благодетелями, а потом вышвырнут в мир, растерянного, запутанного, потерявшего себя в чужых речах и убеждениях...

Я ненавижу вирров. Я ненавижу собственный народ! Но видит Вечность — есть за что. По крайней мере, кое-какие оправдания для умасливания собственной совести у меня есть.

Но в тоже время — я безумно люблю их. Я преклоняюсь перед Царицей, безмерно уважаю алани, мне дорог Миф, хотя я знаю, что на его совести не одна загубленная жизнь. Впрочем, у всех у нас руки по локоть в крови — иначе нам не выжить. Но и оправдать себя тем, что жертва была потенциальным убийцей целого мира...

Кому могла повредить Селика? Мирная, милая, какая-то по-домашнему уютная. Ее бросил муж, она осталась одна с сыном практически без средств к существованию, но она не ожесточилась, не потеряла себя в круговерти чужих мелких пакостей. В том мире, в том обреченном, увядающем мире, она была подобна цветку... ну, кому могла повредить она? Милое создание. Она вносило в мою смятенную душу покой и умиротворение. Я ведь даже не любил ее, впрочем, — и она меня не любила. Мы просто жалели друг друга. Она — мою загубленную душу, а я — ее жизнь, незаметно сгоревшую в пламени лживых чувств и обещаний...

Вот только Царица не может ошибаться. Она — вместилище богини. Она видит насквозь каждого из нас. И, возможно, — я почти уверен в этом — знает все ключевые точки судьбы. Она играючи сталкивает события, вписывает в них нужных людей и нелюдей, а потом с напряженным вниманием наблюдает — не сорвется ли задуманное. Она жестока, наша Царица, — жестока, но справедлива. И всегда права.

Я знаю это, но простить или смириться не могу.

— Мэйр, что-то не так? — Эдхил незримой тенью скользнул в комнату, а потом наказующим ангелом замер рядом. Обеспокоенная складка на его лбу, напомнила мне, что вообще-то я в доме не единственный эмпат, а значит, лучше надо экранироваться — лучше.

— Извини, просто воспоминания одолели, неприятные.

— Опять с Аркадием поругались? — почти не сомневаясь в ответе, уточнил он.

— Скорее не сошлись во взгляде на жизненные позиции.

— Это одно и тоже. Неужели так сложно смириться с его присутствием? Ну не сталкивайся тогда с ним! Постарайся пореже появляться у него на глазах...

— Не выйдет: по роду деятельности, нам необходимо часто контактировать. Но уже то, что в доме появился ты существенно упростило мне жизнь — по крайней мере, дуэли пока ты здесь точно не будет.

— Все так серьезно? — снова нахмурился Эдхил.

— Все — как обычно. Мы с ним все время находимся в состоянии холодной войны. И пока это ни разу не переходило в вооруженные столкновения.

— Когда перейдет — поздно будет. Да и победитель вряд ли себе простит подобную вспышку эмоций.

Я невольно усмехнулся. Эдхил знаком с нами всего несколько дней, а уже делает те же выводы, что и Миф. Все-таки у барона Вейраса точка зрения во многом напоминает нашу. И как только с ним могла сойтись леди из Понимающих? Они же никогда не заглядываются на убийц! Впрочем, видимо, моя "неправильность" — наследственная.

— Ну, мне победа не грозит — значит, и мучиться не мне, — мрачно усмехнулся я.

— А если кто-то из вас погибнет? Ведь работа у вас не самая безопасная и долгой жизни она не предусматривает.

Я недоуменно глянул на своего собеседника. И почему я вечно забываю, что он не вирр? Никому из нас подобный вопрос даже в голову не пришел бы.

— Это невозможно.

— Почему?

И как ему объяснить то, что понятно каждому из нас на каком-то доинтуитивном уровне. Это даже не инстинкт, а знание. Оно живет в крови, оно руководит нашими действиями...

— Вирры не погибают в мирах. Более вероятен взрыв вашей звезды завтра пополудни, чем гибель одного из нас. Вирры умирают только в схватках друг с другом. Ну, или при очень неудачном стечении обстоятельств, но и тогда... Эдхил, тот же Инарр без труда выживет в центре раскаленной звезды. Мои способности конечно послабее будут, но вырастить новую нервную систему, включая мозг, мне особого труда не составит, хотя времени на это уйдет много, с этим глупо спорить. Собственно, поэтому мы и не отбиваемся, если местные жители нас вычисляют и берут в плен. Да, повреждения будут и зачастую малоприятные, но раз попался — сам виноват, сам и плати. Убиваем мы только в крайнем случае и только если Царица одобрит такое решение проблемы. Кстати, трудности Инарра как раз из этого разряда. Он сунулся в Лейис, его поймали, а как поступают со шпионами, ты знаешь — это зверство у вас общепланетное.

— Осуждаешь?

— Злюсь. И не только на людей Айра, но и на самого Инарра. Его никто не просил лезть — даже Эшам, очень сложно уничтожить. Да и это его идиотское стремление отказаться от обезболивающего!..

— Обезболивающего?

— Регенерация, особенно подобных повреждений, не только продолжительна, но и крайне болезненна.

— Но тогда почему?..

— Почему отказывается? Потому что раз виноват — надо расплачиваться. И чем болезненней урок — тем лучше. Мы повернуты на этом правиле. Страдания искупают, слышал?