Волчица и пряность. Том 21

— Вот почему это называется "девушка-мешальщица".

В каждой работе есть свои обязанности и своё место. Даже в городах, про которые Лоуренс думал, что он знает о них всё, было то, чего человек никогда не заметит.

— Я слышала и песни, что поют, перемешивая пшеницу. Звучат они восхитительно.

Хоро нечасто участвовала в праздниках в купальне, но иногда пела и танцевала. Он представил, как она ворошит в мешке пшеницу и весело напевает при этом, и нашёл это милым.

— Не потеряй осторожность и не начни вилять хвостом.

— Я не собака! — в упор посмотрела на него Хоро, их руки переплелись, и они пошли к порту.

Расспросив людей в порту, они направились в место, заставленное складами, там-то и можно было найти работу, о которой они говорили. Конечно, среди множества грузчиков и торговцев тут и там стояло несколько женщин. Лоуренс уже видел их, когда был в порту, но ему не приходило в голову, что за работу они могут выполнять. Для работы девушки-мешальщицы, это было очевидно, требовались короткие рукава, причём даже среди зимы, поэтому, увидев, что у всех женщин рукава короткие, он ощутил смущение из-за своей невежественности.

Расспросив людей, проходивших по улице, они нашли в нотариальной конторе у складов невысокого старика с пером в руке, следившего за работой девушек-мешальщиц.

— А, ты будешь работать, госпожа?

На первый взгляд он показался обычным добрым стариком, но его страшно обветренную, загоревшую под солнцем кожу покрывали бесчисленные шрамы, а кости его пальцев были необычайно широкими. Вероятно, в более молодом возрасте он был грузчиком, сейчас же он следил за обработкой товаров.

— Нам всегда нужно много людей в это время года. Ты раньше работала с пшеницей, госпожа?

— Если попросишь меня создать колос на любом стебле пшеницы, я смогу сделать это сразу, даже если он не готов.

Хоро, мудрая волчица, жившая в пшенице и управлявшая её урожаями, на самом деле могла это сделать, но старик, конечно, только улыбнулся.

— Как обещающе. Тогда я сразу дам тебе начать работать. О, но засучи рукава, пожалуйста. Вот тебе передник для этой работы. Все остальные девушки с короткими рукавами придут к тебе на помощь, если увидят, что у тебя неприятности с кем-то из грузчиков.

— Ага.

Наблюдая, как Хоро радостно закатывает рукава, Лоуренс почувствовал на себе взгляд старика.

— А ты здесь, чтобы помочь с грузами? Похоже, ты умеешь читать и писать, поэтому сможешь учитывать работу. У нас много и той и другой работы.

— Э-э, я... — заволновался Лоуренс, когда вдруг обратились к нему.

У него хватало забот. Надо было продать серный порошок, привезённый из Ньоххиры, а также раздобыть для деревни немного столь не хватавшей мелочи для размена денег.

— Хмм? О, прости меня, вы не женаты, нет?

— У-у, в общем... — замямлил Лоуренс, но тут вмешалась Хоро.

— Этот дурень пьянствует целыми днями в комнате, заставляя работать только меня.

— Эй!

Лоуренс занимался письмами и другими бумагами в адрес разных компаний, это точно не называется бездельем. Но, работая, он потягивал медовуху, поэтому боялся последствий в случае серьёзных возражений с его стороны.

— Ох-хо. Ладно, у каждого свои вкусы, не буду тебя винить, что ты запала на бездельника, но работа будет у тебя тяжёлой.

— Да. Мне это хорошо известно.

Хоро и старик улыбнулись друг другу, и Лоуренсу оставалось лишь вздохнуть.

— Ладно, многие мешальщицы такие. Это уж без разговоров, однако.

— Ладно, и я бы сказала — если их наберётся больше горсточки, будет весело.

Старик досадливо улыбнулся и позвал следующую девушку в очереди за ними.

— И потому я буду работать превосходно.

— Уверен, — со вздохом ответил Лоуренс, улыбка Хоро была восхитительно яркой.

Работа девушки-мешальщицы, похоже, вполне подошла Хоро. Пшеница самых разных видов проходила через порт со всего света, просто увидеть всю её — уже было в радость властительнице пшеницы, ещё большим удовольствием стало прикасаться к ней, перемешивать и изучать её. Пшеничная шелуха налипла на её пушистый хвост, а Хоро, не обращая на то внимания, восторженно вносила в свои записи впечатления о работе и разговаривала с Лоуренсом, пока не уснула.

А вечером второго дня она заговорила с ним и о других девушках, вместе с которыми работала. Среди них оказалась странствующая танцовщица, работавшая также и в Ньоххире, встреча в таком месте удивила обеих. В эту пору в Ньоххире ещё не было гостей, и танцовщица работой по перемешиванию зерна перехватывала немного денег на текущие расходы.

Конечно, большая часть девушек-мешальщиц здесь была из местных, как правило, из бедных семей или из вдов. Понятное дело, на перемешивании пшеницы много денег не зарабатывал никто. Мужчин на работу не брали, чтобы не лишать женщин и этих денег, ведь женщинам больше негде было зарабатывать, эта работа помогала им не пойти по неверному пути и избежать падения.

Хоро рассказала, и на это намекал при приёме на работу старик, что многие, ставшие девушками-мешальщицами, прошли через тяжёлые времена, влюбившись в ни на что не годных бездельников, тративших последние деньги на пьянство и или азартные игры. А наутро, бодро шагая на работу в сопровождении Лоуренса, она вдруг сказала:

— Они очень похожи на меня, — и Хоро притворно вытерла глаза, а затем радостно махнула хвостом.

Если она так дразнила Лоуренса, значит, пребывала в лучшем настроении. В шутке Хоро есть доля истины, подумал он.

Лоуренс как раз закончил писать письмо компании, с которой давно поддерживал отношения, когда в его комнату пришёл работник Дивы и сообщил о событиях, происходивших на бирже икры сельди. Услышав об этом, Лоуренс немедленно помчался туда и обнаружил, что всё это место взбудоражено разговорами о закрытии биржи, все яростно что-то кричали друг другу.

— Что это всё значит? Они закрывают биржу?!

Крики торговцев сотрясали здание. В такой момент было не до выпивки и закуски, Лоуренс лишь пристально вглядывался в доску с ценами на икру сельди.

— Бог запрещает гадание. А азартные игры — не более чем гадание, — возвысил голос один из тех, кто казался совершенно неуместным здесь на бирже, где прокручивались огромные деньги и правила свой бал корысть.

Несколько священников в своих обычных одеждах стояло среди толпы торговцев.

— То, что здесь происходит, это торги икры сельди, а не азартные игры! — закричал один из торговцев, и все плотнее окружили священников, пожирая их глазами.

Но всё же... нет, именно из-за этого священники — их было человек пять — не отшатнулись и сохранили своё достоинство, а один из них ответил:

— Весьма своеобразно. Вы торгуете икрой сельди, которой ещё нет. Это ничем не отличается от чтения предзнаменований будущего.

Молодой человек, само олицетворение серьёзности, говорил чётко и последовательно. Судя по его одежде, он был главным среди священников. Его возраст указывал либо на его высокое положение, либо на невероятный талант, а возможно, его выдвинула Церковь, следуя требованиям грядущих изменений. Его товарищи были священниками среднего возраста.

— Ещё я слышал, что ни один из вас здесь никогда не принимал участия в настоящей сделке с икрой сельди — это так?

Лоуренс чувствовал, что торговцы с сожалением проглотили свои слова. Никто в этом здании никогда не видел икру сельди своими глазами. Они не интересовались настоящим товаром и пришли так издалека лишь потому, что прыгающие цены сделали этот товар лучшим для их торговли. Должно быть, где-то в их головах мелькнула мысль, что делают что-то странное, и они поняли, что для других это выглядит ещё причудливей.

— Но эта система такая старая и важная, потому что она поддерживает жизнь рыбаков, живущих на северных островах! — выкрикнул кто-то поумней, и все вокруг согласились. — И для торговцев нормально покупать и продавать ещё не существующие товары! Мы всегда покупаем наперёд пшеницу, виноград и всякие фрукты! Если вы хотите упрекнуть нас за то, что мы никогда не касались икры сельди своими руками, то что вы скажете о шахтах?! Торговцы, оплачивающие разработку шахт, никогда не возьмут кирку и не пойдут туда сами! Почему только нас вы называете игроками?!

Рукоплескания, пронёсшиеся по комнате, резанули по ушам.

Но ни чёрточки не двинулось на лицах священников, окружённых толпой разгневанных торговцев. Их жёсткая непреклонность показывала, как сильно они были привержены вере, привнося что-то освежающее в душный воздух биржи.

— Это вопрос справедливости, — тихо произнёс молодой человек, странная сила голоса которого заставила торговцев отшатнуться.

Его манера держаться очень напоминала Лоуренсу Коула, который столько раз спорил с теологами в купальне в Ньоххире.

— Некоторые из вас получат огромное богатство здесь на этой бирже. Но все те, кто ловит сельдь, обрабатывает её и перевозит, никогда не получит подобные деньги, не пролив ни капли пота, подобно вам. Я не могу вам всё высказать, но что-то не так с тем, что здесь происходит.

Многие из торговцев округлили глаза и плотно сжали губы от его презрительного упрёка, их лица покраснели, на висках взбухли вены.

Лоуренс понял рассуждение. Биржа икры сельди была лишь игрой богатых.

Тихий голос прервал молчаливое противостояние торговцев и священников.

— Но биржа приносит свою пользу городу, — возразил тощий торговец с наполовину побелевшей бородой, выглядевший побогаче прочих, странной силой веяло от его спокойной манеры себя вести. — Многие торговцы собираются здесь в городе ради торговли икрой сельди, они здесь живут и оплачивают своё пребывание здесь. А раз торговля икрой происходит здесь, рыбаки с севера доставляют сюда больше сельди. Если биржа икры сельди переместился в другое место, туда же уйдёт и сама сельдь, и все работы по её обработке. Говорят, сам город Атиф возник и развился благодаря торговле икрой сельди. Это традиция, которая поддерживает город.

Кто-то выкрикнул: "Точно!", за ним последовали другие одобрительные крики, помещение захлестнула новая волна рукоплесканий.

Даже если священники пришли исправлять пороки этого места, они представляли церковь в Атифе, которая содержала здания на пожертвования горожан, заказывала мебель и нанимала людей. И в каждом городе, явно или тайно, Церковь участвовала в торговле. И священник никак не должен был препятствовать развитию города. Именно эта уловка позволила Церкви иметь отделения по всему миру в большем количестве, чем любая самая крупная компания.

Торговец говорил спокойно, уверенный в этом, как и другие торговцы, которые его слушали. Возможно, священники собирались что-то изменить во имя догматов веры, чтобы ввести налоги или получить иные выгоды с биржи. Услышав перешёптывание стоявших рядом торговцев, Лоуренс нашёл подобные мотивы очевидными. Он всегда поражался деловыми навыками священников, ещё будучи странствующим торговцем, и ожидал, что сейчас произойдёт то же самое.

— В согласии с духом писания Божьего, мы решением глав Церкви постановили закрыть эту биржу, дабы город не был более ложем порока, — упали на присутствующих совершенно невероятные слова.

Вся комната потухла, словно костёр, залитый потоком воды, и на сей раз ни один не разразился яростным рёвом.

— Мы признали всё происходящее на этой бирже именно извратными гаданиями, азартными играми и ростовщичеством, признанными Богом кощунственными.

Многие торговцы открыли рты. Да были ли эти пришельцы священниками на самом деле? Они что, действительно решили выкорчевать денежное дерево и выбросить его из города? Церковь, погрязшая в деньгах? Зачем?

Среди всеобщего безмолвного замешательства вновь прозвучал голос тощего торговца, вероятно, от потрясения его голос прозвучал жёстче.

— Многие в городе выступят против закрытия биржи икры сельди. Ты понимаешь, сколько доходов потеряет из-за этого город?

Серьёзность лица молодого священника почти внушало ужас.

— Большинство горожан не из тех, кто столь открыто, как ты, захочет играть с золотом и серебром, — выплюнул он. — Они проливают пот, работают честно и зарабатывают свои медяки. Этот город держится их честным трудом. А в вас многие из горожан видят развращённых торговцев.

Священник дал понять торговцам о серьёзности своих намерений. Они промолчали.

— Есть ли что-нибудь в этом мире важнее праведной веры?

Это место, пропитанное алчностью, должно выслушивать проповеди. Торговцы даже не удосужились скрыть своё отвращение. Но открыто перечить священнику никто не стал. Как торговцы они лучше других улавливали веяния времени.

— До нынешних времён учение Божье в этом городе также было предано забвению. Но мы вернули праведную веру. Мы будем каяться. Вместе. Господь простит даже ваши грехи.

Веяние времени несло реформирование Церкви и веры. С реформой были согласны и горожане. Вот почему все праздники были отменены. Но даже если эту биржу закроют, где-то будет всё же совершенно необходимо будет проводить торги икры сельди. Переместить биржу хлопотно, но это не значит, что торговцы больше никогда не смогут торговать.

Молодой священник увидел, как торговцы обдумывают ситуацию и просчитывают возможные последствия, и нанёс решающий удар:

— Исходя из этого и в согласии с Божьим учением, главами Церкви было также решено конфисковать из этого гнезда порока все грязные деньги, использовавшиеся в азартных играх.

— Что?!

Все подняли глаза на священника, некоторые повскакивали со стульев. Они были готовы встретить многое, даже закрытие места их игрищ, но происходило сейчас то, что торговцы, даже самые уравновешенные, самого спокойного поведения, не стерпели бы никогда. У них отбирали их золото и серебро. Единственное, перед чем они не отступятся. Единственная территория, на которую они никому не позволят вторгнуться.

Именно здесь было много тех, кто поставил огромные деньги. Многие вложили в удачу больше денег, чем сами имели. Обстановка накалилась и была готова взорваться.

— Но Господь всегда прощает вас. Если вы принесёте своё покаяние церкви, ваши грехи получат прощение, а ваши деньги очистятся и вернутся.

Старая уловка Церкви — объявить суровое наказание и дать возможность принести покаяние. Предлагая добрую волю за изрядную цену, они продавали благосклонность. Они говорили, что вернут взятые деньги, но не приходилось сомневаться в удержании части из них за чтение молитв и прочие подобные обряды. Но всё же это было несомненно лучше, чем потерять всё.

Лоуренс почти слышал щёлканье счётов в головах торговцев.

— Горожане видят в вашей извратной азартной игре ваш отказ от Господа. Вы собираетесь продолжать свою торговлю, даже когда жители такого праведного города смотрят на вас с таким презрением?

Теперь, когда поиск праведной веры был на подъёме, торговцы, щедро вкладывавшие деньги в азартные игры с рыбным душком — вроде торговли вокруг икры сельди, приобретали ужасную репутацию. А Церковь, прислушиваясь к разговорам людей, обнаружила хорошую возможность. Они могли наказать торговцев, заодно продемонстрировав горожанам свою деятельность.