Книга 1. Ученик некроманта. Игры Проклятых

Лазарь напряг зрение, тщетно пытаясь разглядеть тень, которая недавно скользнула в окно, но это не дало ровным счетом ничего. В комнате, кроме него самого, никого не было. Если бы он присмотрелся к темной точке, которая прилипла к драпри, то смог бы распознать в ней летучую мышь, даже больше — нетопыря: достаточные знания помогли бы Лазарю отличить вампира от обычного кожана. Но ничего, кроме переливающихся на свету одинокой свечи ковров, он не заметил и вернулся к чтению.

Тень словно этого и ждала — пронеслась за спиной. На этот раз магик различил в полной тишине хлопанье крыльев и, почувствовав раздражение и страх, вскочил на ноги, опрокидывая при резком движении резное кресло.

— Кто здесь?! — угрожающе прорычал магик, перерожденный в лича. Единственный из немногих магов, воскрешенных эликсиром бессмертия, который так и не сумел открыть в себе талантов к темной силе.

Он остался тем же целителем, которым был и до трансформации, а в армии нежити исцелять было некого, и посему Лазарь стал архивариусом Академии — учебного заведения для молодых адептов, которых уже несколько веков не набирали. Лазарь стал никем и ничем и жил с осознанием этого столетие за столетием. Зато псевдонекромант был единственным, кто мог похвастаться абсолютным знанием как в истории, так и в магической науке, которую, правда, не умел применять на практике.

— Не шуми, Лазарь, разбудишь тишину, — донесся голос из-за спины.

Магик резко развернулся, но опять не нашел никого.

— Кто ты?! — срываясь на крик, вопросил он.

— Я твоя тень, я призрак, который пришел за тобой, чтобы обречь на вечные муки... — ответил нахальный заунывный голос.

— Бред, бред сумасшедшего, — скосил челюсть Лазарь, что, скорее всего, означало улыбку. — Призраков, питающихся бессмертными, нет.

Клавдию надоело развлекаться. Лич-целитель был слишком скучной мышью, чтобы ловкому коту тратить на игры с нею драгоценное время. Нетопырь, слившийся с тканью словно хамелеон, легко сорвался с драпри и молнией пересек комнату, в мгновение ока превращаясь в вампира. Клавдий вытащил крис и воткнул его в челюсть магика. Искривленное лезвие прошло пустой череп и остановилось у горящего красным глаза.

— Доброй ночи, Лазарь. Я пришел к тебе с приветом от Аргануса и принес Смерть Каэля, так что будь осторожным в движениях — неловкость может стоить тебе жизни.

— Убери, — взмолился магик, — убери крис! Я расскажу все! Но с клинком во рту сложно говорить...

— Лазарь, неужели ты думаешь, что я настолько наивен, чтобы не знать, как разговаривают личи? — с едкой улыбочкой на лице ехидно спросил Клавдий и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Ты давно лишился языка, а твоя челюсть не способна издать ни звука. Магия — вот ваша речь, и кинжал к голове не помешает твоему говору. — Вампир посерьезнел и добавил холодным, как лед, голосом: — Отвечай на вопрос.

— Арганус. Во всем виноват Арганус! — взорвался Лазарь. — Это он подговорил меня не разрывать связи между ним и Мореной. Он обещал мне власть, обещал разорвать "купол", я не мог ему отказать, у него были юбер-орбы Трисмегиста!

— Спасибо за занятную информацию. Я не собирался расспрашивать тебя ни о Морене, ни о каких-то там "юберорбах" — меня интересовала Изумрудная скрижаль, но теперь ты расскажешь обо всем.

— С чего начать? — Проклиная излишнюю болтливость, обронил Лазарь.

— Начинай по порядку, — пожал плечами Клавдий. — И не упускай мелочей, ты сам прекрасно знаешь, что в них скрыта истина.

— Существует прорицание, — начал издалека архивариус, но только так он мог удовлетворить просьбу вампира и рассказать все по порядку. — Ее текст звучит...

— Не забивай мне мозг всякой ерундой! — пригрозил Клавдий. Его руки дрожали, но он тщетно пытался скрыть это от Лазаря. Целитель из раза в раз чувствовал прикосновения серебряного лезвия изнутри собственного черепа. Магик видел слабость оппонента, видел, что его пальцы переломлены, и быстрая регенерация, которой славились вампиры, только-только начала залечивать раны. Он бы предложил свою помощь, но исцелять раны немертвых не входило в список его скудных умений. — Меня интересует в первую очередь Изумрудная скрижаль, обо всем ином поговорим позже.

— С канонической скрижалью все предельно просто: только Хранитель способен прикоснуться к ней, не рискуя быть превращенным в пепел Всевидящими, которые стерегут покои Спящих, — не совсем ясно объяснился Лазарь, но многое из сказанного было Клавдию известно. Спящими числились вампиры, ушедшие в "долгую прогулку", Всевидящими называли призраков-стражей, обитающих в Зеркальном Замке, издавна считавшемся домом каждого вампира. Но о Хранителе Батури слышал впервые.

— Имя Хранителя, — нервно спросил Высший. Рука дрогнула, едва не перерезая нить ложной жизни лича.

— Аскольд де Гиро! — вскрикнул Лазарь, почувствовав очередное скрежетание смертоносного серебра внутри черепа. — Убери крис, ты слаб!

— Слаб, — согласился Батури, — поэтому советую тебе быть кратким и не отвлекаться. Скрижаль находится у Аскольда?

— О боги! Почему судьба связывает меня с недоучками и тупицами?! — взорвался архивариус. — Ты вампир и должен знать о своем роде больше моего, ты Хроники-то читал?

— Говори по сути, — приказал Клавдий, после чего напомнил: — Долгие тирады укорачивают твою жизнь...

— Скрижаль находиться в Комнате Спящих, но путь туда закрыт для любого, кроме Хранителя и Посвященных, но последними могут стать только отмеченные дланью Каэля, а таковых уже нет и, как ты понимаешь, уже не может быть. Всем остальным путь преградят Всевидящие.

— В чем тогда суть Хранителя?

— Только он способен собрать скрижаль и прочесть текст, — поспешил ответить Лазарь.

— С Изумрудной скрижалью все ясно. — Клавдий понял, что о ритуале больше ничего не узнает, и поспешно перевел беседу-допрос в другое русло: — Ты говорил о прорицании и остановился на его тексте, продолжай.

Лазарь блеснул глазами. Разговор явно затягивался. Из-за слабости оппонент не способен долго держать изогнутый эфес, а его неловкость может плохо кончиться для архивариуса. Но выбора не было. Лазарь проклял свою тягу к знаниям и возненавидел библиотеку Академии, которая ежедневно пополнялась книгами и записями. Он проклял все на свете, но заговорил быстро, не теряя при этом чеканного голоса ликтора1.

# # 1 Ликтор — чтец королевских указов.

— Пророчество молодое, прозвучало всего пять лет назад. Его слышал только Арганус и по сей день держит в секрете, но он приходил ко мне за советом и разъяснениями, поэтому мне известен текст. И повествует он следующее:

"Когда воскреснет живой и оживет дважды мертвый, когда рабыня станет королевой, а бессмертный король добровольно оставит свой трон, тогда и только тогда власть над самим собой станет для раба властью над миром".

Батури несколько раз прокрутил в голове услышанное прорицание, сопоставляя все известные ему факты

— Итак, Арганус решил завладеть миром... — задумчиво произнес Клавдий. — Занятно, конечно, но прорицание слишком размыто, чтобы быть растолкованным однозначно.

— И тем не менее, нам с Арганусом удалось его растолковать.

— Конкретнее, — нервничал вампир. — Время — роскошь.

— Арганус воскресил мальчика еще до его смерти — думаю, ты слышал о его новом ученике?

— Слышал, но видеться не доводилось.

— Ничего примечательного ты и не увидишь: ни талантов, ни достаточного развития в магии. Но свою задачу он выполнил — послужил первым штрихом в исполнении пророчества. Вторым куском мозаики должен был быть ты, но судя по тому, что ты здесь, Каэль мертв, как и раньше.

— То есть Каэль — дважды мертвый, который должен ожить? А Морена, поединок которой пройдет через три дня — рабыня, которой суждено стать королевой... — сопоставлял новые знания Клавдий. — Но почему Арганус настолько уверен в победе Морены? Она слаба и неопытна, он всего год назад обратил ее в лича, и у нее нет ни сил, ни опыта...

— Но у нее есть юбер-орбы, — вставил Лазарь и вновь проклял себя за болтливость. Длительное отсутствие общения накладывало свой след даже на нелюдимого изгоя, которым целитель был еще задолго до трансформации, а после нее — да еще с учетом ненужности его талантов — тем паче.

— И что это? — перекладывая крис из одной руки в другую, спросил Клавдий. Его движение оказалось несколько неловким. Кончик лезвия лишь едва коснулся красной зеницы Лазаря, но даже этого тонкого, словно укол иглой, касания было достаточно, чтобы прервать вечную жизнь лича. Красное око, которое было не просто глазом, но магическим сгустком, дающим жизнь после смерти, сохраняющим память и способность мыслить, угасло. Вся магия некромантов пасовала перед Смертью Каэля — клинком, в свойствах которого числилась способность блокировать любую, даже самую сложную и изощренную волшбу.

Лазарь не успел издать ни звука. Его костяшки, сокрытые за широкой многослойной мантией, осыпались на пестрый ковер, в одно мгновения превращаясь в прах. Лишь нанизанный на искривленное лезвие череп не превратился в пыль. Он смотрел пустыми глазницами с беспредельной тоской и немым укором, но целитель и сам давно мечтал о смерти.

— Прости, Лазарь, рука дрогнула, — искоса улыбнулся Клавдий.

Он узнал все, что хотел, и даже больше. А смерть архивариуса была неизбежна уже тогда, когда в окно читальни впорхнул нетопырь. Другое дело, что у Лазаря можно было вызнать гораздо больше, но теперь это не важно: необходимые знания для проведения ритуала получены, хотя сама необходимость в воскрешении Первовампира оказалась под вопросом. Пророчества — глупость, Клавдий считал так всегда, всегда считать и будет. Но архивариус Лазарь мнил туманные фразы прорицания истиной, что не могло не повлиять на решение Клавдия. Батури не знал, стоит ли воскрешать Каэля, по крайней мере в отведенные на это сроки, но вампир сомневался недолго. У него есть время, и как бы он ни решил в последний момент, сейчас ему надо спешить.

Клавдий стряхнул с клинка пустой череп и, пройдя к столу, поднял перевернутое кресло, после чего уселся в него. Ночь длинна, однако не бесконечна. Завтра должен состояться Совет, но для этого загодя надо предупредить всех его участников. Батури обхватил голову руками и сосредоточился. До рассвета у него есть занятие, а успеть надо до первых лучей, чтобы перекочевать на дневку в укромное место, укрытое от солнечного света. Таких мест в скалистом Визхайме, небольшой области, в которой располагалась заброшенная Академия, было предостаточно. За спокойный сон Клавдий не переживал. Не беспокоила его и лишняя смерть на своих руках: он собирался отправить в том же направлении не одного некроманта, — но всему свое время...

* * *

Иссиня-черное небо, изрешеченное огоньками звезд, быстро синело, поддаваясь легким, пока еще слабым лучам набухающего на горизонте лилово-алого солнца.

Вскоре земля выплюнула из своего чрева светило, и его могучий свет оживил мир после долгого сна. Но ярче слабого утреннего солнца полыхала библиотека Академии, скрывая в своих останках вековые знания и вековой прах бессменного ученого-архивариуса. Зато черная точка, недавно выпорхнувшая из окна читальни, спокойно почивала в широком, словно разинутая пасть, гроте. Достаточно глубоком, чтобы туда не попадали лучи солнца, и достаточно сухом, чтобы после дневки суставы не ломило от сырости. Но холод, противный и надоедливый холод не давал Батури покоя. Казалось, его морозило изнутри, но Клавдий не знал, какой должна быть реакция после укола Смерти Каэля, поэтому старательно не обращал на озноб внимания. Все его мысли сейчас были обращены к другому — к грядущим переменам, которые должны произойти этой ночью. День пройдет быстро. Сон вытеснит лишнее время, придаст сил и залечит раны, а сумерки принесут новые хлопоты, но хлопоты приятные.

Клавдий закрыл глаза и открыл их лишь на закате.

Глава 12

Час Свершений

1. Истинно — без всякой лжи, достоверно и в высшей степени истинно.

2. То, что находится внизу, соответствует тому, что пребывает вверху; и то, что пребывает вверху, соответствует тому, что находится внизу, чтобы осуществить чудеса единой вещи.

3. И так все вещи произошли от Одного посредством Единого: так все вещи произошли от этой одной сущности через приспособление.

4. Отец ее есть Солнце, мать ее есть Луна. (5). Ветер ее в своем чреве носил. (6). Кормилица ее есть Земля.

5 (7). Сущность сия есть отец всяческого совершенства во всей Вселенной.

6 (8). Сила ее остается цельной, когда она превращается в землю...

Trismegistus. "Tabula Smaragdina"

Батури открыл глаза. Этот день он спал сидя на полу и прислонившись к стене. Сановники храма Симионы и церковники Эстера издавна и в один голос твердили, что человек, спящий лежа, совокупляется с Неназываемым — либо Повелителем Мух, либо Саранчи, как кому угодно, — ибо во время сна людские души отделяются от тел и парят вдали от хозяев. А с пробуждением человек, лишаясь "божественного дуновения"1, становится слугой Одноглазого. Чтобы такого не произошло, симионцы и эстеры навязывали что королям, что простолюдинам — сон полусидя, а то и стоя, дабы спасти грешников от лап Неназываемого. Клавдий, как и любой из рода вампиров, был бездушным, но Арганус, издеваясь, заставлял его несколько десятков лет ученичества дневать в небольшой кровати с приподнятой на манер кресла спинкой. Ученик проклинал учителя за неудобства, но безропотно выполнял приказы, не имея права ослушаться. Позже стеснения стали привычкой, от которой Батури так и не смог избавиться, а теперь и вовсе не хотел. Он привык спать сидя, стоя, вися головой вниз, только не лежа. И в любом положении он хорошо высыпался, но не сегодня.

# # 1 "Божественное дуновение" — как храм Симионы, так и церковь Эстера — две наиболее многочисленные религиозные группы, верующие в единого бога, — несмотря на различность канонов, имели и некоторые схожести в своих учениях. Так, симионцы верили, что Созидательница вылепила из глины куклу, эстеры же считали, что Создатель изваял человека из камня, но и те, и другие сходились в том, что Ёдин (единый бог, в данном случае Симиона и Эстер) "вдохнул" в человека душу, дав ему чувства и дар мыслить.

Тело ныло и болело. Острые, как иглы, камни шероховатых стен впились в спину, норовя исколоть ее до крови. Холод, мерзкий и ненасытный, как самый обжорливый из всех чревоугодников, облюбовал вампира, словно вкуснейшее из лакомств, и пожnbsp;ирал изнутри. Клавдий укутался бы в плащ или наколдовал согревающее заклинание — как пироманту ему не составило бы это труда, но все эти манипуляции заранее были обречены на неудачу. Холодила рана под сердцем, и вампир не верил, что совладает с ней при помощи магии, и уж тем более при помощи теплых одежд. Клавдий попытался забыть об ознобе и на мгновение укрылся от него за отрешенной задумчивостью. Пустым взглядом светло-голубых, мутных, словно замерзшее озеро, глаз он уставился на выход из грота.