Волчица и пергамент. Том 1

Когда солдаты приблизились с верёвками в руках, Хайленд тут же оценил их настрой по лицам. По совести они ещё были на его стороне, но появление викария лишило их выбора. Изменить ход событий можно было лишь одним способом — продолжать оставаться невиновными.

— Бог на стороне справедливости, — произнёс Хайленд, обращаясь к архиепископу, глядевшему, как их уводят.

Архиепископ мрачно отвёл взгляд, его лицо вдруг исказила подобострастная улыбка, обращённая викарию. Коула и Миюри забрали с остальными и, выведя всех через задний ход, запихнули в фургоны. Их не сопровождал конвой, чтобы не дать горожанам повода начать бунт, в случае если их заметят.

Фургоны ехали довольно долго, хотя город совсем не был большим. Солдаты, не стеснявшиеся показывать расположение к Хайленду, посадили Коула и Миюри в один фургон, возможно, потому, что она цеплялась за него всю дорогу. Коул хотел взять её за руку, но не мог, его руки были связаны за спиной.

Фургон в дороге громыхал и трещал. В какой-то момент Коул почувствовал, как мощёная дорога кончилась. Когда они, наконец, остановились и вышли, то оказались среди полей и садов.

— Мы... покинули город? — тихо спросила Миюри. Только одно приходило на ум Коулу, когда он представлял, как узников увозят в безлюдное место. Более того, земля оказалась идеально вспахана. Но когда он оглянулся, стараясь успокоить бившееся сердце, то увидел городские стены, выглядывающие за деревьями. Само собой, их не станут так сразу казнить прямо в городе.

— Выходите.

Когда солдаты потянули за верёвки, и повели пленников от фургонов, Коул почувствовал облегчение. Они оказались в огромном поместье, принадлежавшем, скорее всего, городскому аристократу, такие не часто увидишь в сельской местности.

Глава 4

Пленников ввели в особняк. Телохранителей Хайленда увели в подвал, а остальных, включая его самого и Коула с Миюри, препроводили наверх. Их вели длинными коридора, постепенно распределяя по помещениям. Коула поместили в одну комнату с Миюри, он не был уверен, повезло ли им или же солдаты услышали, что Миюри достаточно громко и часто называла его "братом", и не стали их разделять.

В любом случае руки им развязали и затолкали обоих в комнату, напомнившую Коулу дешёвые постоялые дворы. Кровать, стол и стул — больше ничего, но Миюри явно не ожидала и такого. Наверняка она представляла, что их бросят в кишащую крысами каменную темницу с сырыми потолком и стенами.

— Сидите здесь и дожидайтесь.

— А ведь они обращаются с нами, будто мы важные люди, — пробормотала Миюри.

Коул потёр развязанные руки и открыл ставни, железные прутья за ними вполне подошли бы настоящей темнице. Вдали были видны высокие здания и городская колокольня. Казалось, до них было очень далеко, не из-за того, что в опустившихся сумерках сложно оценивать расстояние, просто Коул был совершенно опустошён. Он пытался представить, как горожане, услышав про их арест, в общем порыве врываются в церковь спасти их. Но в это слабо верилось. Он схватился за прутья и попробовал расшатать их, но прутья сидели в окне намертво. Вход тоже оказался необычным — дверь представляла собой деревянную решётку, висевшую на мощных металлических петлях. Наверняка сделано это было, чтобы следить за заключёнными и не дать им бежать или внезапно напасть.

Коул заметил надписи, оставленные на стенах. "Во славу нашего знамени!", "О, духи великих героев, хвала вашей справедливости", "Я убью этого ублюдка при первой же возможности". Надписи были процарапаны влиятельными людьми, томившимися здесь давным-давно.

— Те писари были предателями, — сказала Миюри, потирая запястья.

— Извини, что не послушал тебя.

— А ведь я предупреждала... хотела бы я тебе сказать, но блондинчик прав. Сейчас это не имеет значения.

Так уж вышло, что мишенью теперь оказался Коул.

— Что теперь будем делать, братик? — спросила Миюри, понизив голос, так что он звучал одновременно раздражённо и нарочито. Возможно, она пыталась вести себя в духе одной из тех многочисленных приключенческих историй, которые часто слышала.

— Хоть Папа и обвинил нас в лжеучение, не думаю, что нам сразу отрубят головы. Скорее всего, сначала нас допросят инквизиторы.

— А-а, я знаю об этом. Это когда они привязывают ведьм к столбам и сжигают их, верно?

Наверняка она слышала об этом от гостей в купальнях.

— Они не сделают ничего варварского, иначе слухи быстро расползутся, особенно учитывая, что здесь принц Хайленд.

И всё же Коул до конца не мог поверить, что обвинён. Обычно еретичеством признавалось что-то по-настоящему серьёзное. Большая сила, способная поднять целую округу, сила, не преклоняющая колени перед Церковью и не поддающаяся на уговоры, сила, выплёскивающая ярость, пока не выдохнется окончательно. Оглянувшись на историю, можно увидеть, что к обвинениям в ереси часто прибегали, когда подавляли крестьянские бунты. Именно поэтому многие феодалы внимательно следили за порядком на своих землях, особенно с тех пор, как начались переговоры между королевством Уинфилд и Папой. Малейшие волнения могли спровоцировать Папу на ответные действия.

Хайленд приехал в Атиф как представитель своей страны, поэтому назвать его еретиком и взять под стражу было равносильно объявлению войны королевству Уинфилд. Кроме того, Коул не мог выкинуть из головы мысль, что всё это ужасный фарс, спланированный архиепископом.

— Так или иначе, если мы не выпутаемся из положения, и признают правоту папского викария, планы Хайленда обратятся в пыль. О Господи...

Коул зашагал по комнате, стараясь найти решение. Не вставая с кровати, Миюри раздражённо сказала:

— Брат, может, мы о себе должны сначала подумать, а потом уже об остальных?

— Разумеется, но...

— Тогда — как мы отсюда выберемся? Ускользнём ночью? Или расправимся с охраной?

Если бы её уши и хвост не были спрятаны, они стояли бы торчком от возбуждения. Живя в Ньоххире, она начиталась слишком много романов и теперь наверняка отчаянно пыталась совместить действительность и вымысел.

С другой стороны, им на самом деле нужно что-то предпринимать. Самой надёжной связью, на которую они могли положиться, были их отношения с компанией Дива. Коул попытался придумать, как дать знать компании об их заточении в этом особняке, его размышления прервал скрип открывшейся где-то в коридоре двери, послышалось приближение чьих-то шагов. Видимо, кого-то вели по коридору.

Коул задержал дыхание и выглянул через деревянную решётку. Он увидел Хайленда, идущего по коридору в окружении солдат. Его руки всё ещё были связаны, да и сам он выглядел удручённо.

— Мм? Эй, подождите, — позвал Коул.

Хайленд заметил их и что-то сказал страже. Стражники остановились и с напускным безразличием отошли назад.

— У нас много сторонников. Ещё рано сдаваться.

Хайленд в ответ улыбнулся сквозь решетку, но улыбка сразу исчезла.

— Извини, это моя вина, что ты оказался здесь.

— Вовсе нет. Но всё же, что происходит? Я поверить не могу, что нас, в самом деле, обвиняют в вероотступничестве. Неужто всё это — часть плана архиепископа?

— Хотелось бы мне в это верить, но судя по тому, что говорят солдаты, всё по-настоящему. Корабль прибыл в порт прямо перед тем, как мы устроили перерыв, после чего тут же был собран городской совет. А дальше — ты сам видел. Судя по всему, архиепископ знал о приезде викария и папском указе. Вот зачем он тянул время.

— Н-но взять и арестовать тебя означает, что Папа...

— Всё верно. Он определённо намерен воевать с моей страной. Скорее всего, меня захотят заставить раскрыть имена всех моих сторонников на материке.

Коул потупил взгляд, и Хайленд закрыл глаза. Кажется, муки совести страшили его гораздо сильнее, нежели предстоящие пытки. Во всяком случае, так казалось Коулу.

— Есть кое-что, чего я тебе не сказал, — произнёс Хайленд и с достоинством, присущим не то его благородному происхождению, не то характеру, посмотрел Коулу прямо в глаза. — Наша конечная цель — создать новую Церковь.

Коул не мог в такое поверить. Уже три года королевство Уинфилд лишено всякой религиозной деятельности. Сколько же людей всё это время молили Господа о заступничестве? Из слов Хайленда становилось понятным, почему Папа действовал столь сурово. Если позволить такому крупному королевству, как Уинфилд, создать свою Церковь, совсем несложно предсказать, что вслед за ним последуют и другие страны. И Папе осталось лишь действовать на упреждение.

— Святой престол каким-то образом узнал об этом. Но теперь, когда он нанёс удар, у нас есть отличный повод дать сдачи.

И Хайленд медленно опустился на одно колено, склонив голову.

— Я искренне сожалею, что не сказал тебе. Я не хотел предавать это огласке какое-то время. Папа отправил в королевство несколько кардиналов. Покуда они там, не думаю, что он начнёт войну. Впрочем, он может попытаться застать нас врасплох...

Они попали в ловушку, напоминавшую паучью сеть, и теперь ждали, пока их съедят.

— Мы не знали, готов ли ты разделить наши идеи, поэтому я не мог сказать тебе раньше. К сожалению, единственное, что я могу сделать теперь, это принести свои извинения за всё случившееся, ведь мы обманули тебя.

Бывший торговец, а теперь хозяин купальни Лоуренс сказал бы, что смиренный поклон ничего не стоит, ведь для любого уважающего себя торговца кланяться почаще — лишь простая необходимость. Но Хайленд — это совсем другое. Для человека королевских кровей склонить голову — жест чрезвычайно значимый.

— Принц Хайленд, прошу тебя, хватит. Я прекрасно знаю, насколько опасно то, что мы затеяли. Но сейчас нам нужно найти выход из положения.

Хайленд ещё несколько мгновений сохранял склонённую позу, потом поднял голову.

— Именно поэтому, у меня есть к тебе просьба.

— Просьба?

— Да. Но на этот раз наша юная барышня будет определённо не в восторге.

Коул отвёл взгляд от пытавшегося улыбнуться Хайленда и увидел глаза Миюри, полные неприкрытой злости. Тем же взглядом она пронзала ту девушку, что пыталась затащить её беспомощного брата на постоялый двор. Миюри с самого начала не доверяла принцу и была убеждена, что он что-то скрывает. Но хоть она и оказалась права, Коул, оглядываясь на положение принца, понимал, почему тот повёл себя таким образом. В конце концов, делиться секретами с кем-то, кто являлся всего лишь помощником в купальне Ньоххиры, наследник не был обязан.

— Но прежде всего я хочу кое-что прояснить. Со времени нашего разговора в Ньоххире ситуация изменилась. То, что мы будем делать теперь, не останется без ответа Папы. Помогать мне означает присоединиться к королевству Уинфилд. Ты ведь понимаешь, что это значит?

Теперь это выйдет за рамки простого недовольства политикой Церкви, теперь они станут по-настоящему противостоять власти и авторитету Папы, являвшегося гласом Господним на Земле и возглавлявшим Церковь, которая учила основам праведной жизни и доносила их до людей по всему миру. Церковь, которую переполняли противоречия, в которой свирепствовали порок и самоуправство. И всё же люди не переставали идти в церкви, вносить пожертвования и уважать своих священников. Всё это продолжается уже более тысячи лет. Этот непоколебимый порядок не перестаёт завоёвывать новые земли, последние десятилетия прошли под знаменем кровавой борьбы с язычниками на севере. И хотя война постепенно затихла, причина, по которой она прекратилась, заключалась в победе Церкви. Множество стран оказались разрушены, а их государей лишили земель.

И вот, королевство Уинфилд собралось сражаться против этой гигантской организации.

— Предстоит опасная, тяжёлая, и скорее всего, долгая борьба. Но, я хочу, чтобы ты вообразил.

— Вообразил?..

— Да. Своими собственными руками мы можем основать новую Церковь. Церковь, где священники проповедуют в согласии с Писанием, доступным каждому. Несправедливость и самоуправство в большинстве своём исчезнут. Исчезнут проблемы, которые мы не могли решить и старались не замечать. Именно поэтому я обратился к тебе, а не к этим важным священникам, сидящим в купальнях подобно варёной репе. Мы хотим создать новый мир, мир без обмана и лжи.

Другие сразу зададутся вопросом, возможно ли это. Однако всё, что им нужно сделать, — прочесть Писание. Ведь первые пророки вступили на языческие земли, обладая ещё более размытыми и запутанными знаниями по сравнению с учением сегодняшней Церкви.

— И это не просто мечта. У нас действительно есть возможность победить в этой борьбе, — Хайленд огляделся по сторонам, затем вплотную приблизил лицо к решетчатой двери и понизил голос. — Наше королевство — это всё же остров. Отправить большую армию даже в северные земли оказалось не просто, а ведь к этим землям не нужно плыть через море. Но важнее всего, что у нас достаточно рыбных промыслов, и мы умеем строить отличные корабли. Папа торопится, потому что боится, как бы мы не успели подготовиться.

Коул это мог понять, видя, сколько рыбы привозят в Атиф. Рыбы, пойманной в северных морях, всегда оставалось много, хотя она отправлялась даже в самые отдалённые деревни. Хайленд настаивал, что их положение отнюдь не безнадёжно, шанс выйти из схватки победителями существует, и его слова прозвучали убедительно.

У них было всё, что нужно, надо лишь взяться за дело.

— Коул, мне нужны твои умения, — сказал Хайленд. — Когда всё закончится, поверь мне, я воздам тебе за твои заслуги. В новой Церкви обязательно найдётся место, достойное тебя.

Он предлагал должность в новой Церкви. Коул даже не мог найти в себе силы отказать. Оказаться среди главных её пастырей означало принести избавление многим людям. Сама мысль о новой Церкви, которую создадут королевство Уинфилд и его принц, будоражила воображение. Если это случится, люди, наконец, смогут прикоснуться к истинным заветам Бога.

Однако кое-что беспокоило Коула.

— Принц Хайленд, я хочу тебя кое-что спросить.

— Что же?

Этот вопрос мог прозвучать для Хайленда почти как предательство. И всё же нельзя так просто взять и изменить убеждения, которых так долго придерживаешься.

— Новая Церковь создаётся, чтобы низвергнуть старую?

Пусть старая Церковь и полна недостатков, но в основе её — Слово Божье. И Коул совсем не хотел разрушать её до основания, наоборот, он хотел заменить гнилые сваи её фундамента.

— Я не хочу этого вовсе. Если мы создадим новую Церковь, старой тоже станет легче изменить себя. Но если мы ничего не предпримем, она может остаться навечно в её нынешнем виде.

Глаза Хайленда наполнились чувством, и это чувство не было злобой.

Коулу вспомнилась покорно-подобострастная улыбка архиепископа, с которой он смотрел на папского викария. Совсем не легко изменить мир.

— Разумеется, я надеюсь на самый лучший исход — мир, где люди смогут выбирать, какая Церковь ближе их душам: новая или старая.

— Ты говоришь так, словно не веришь, что такое возможно.

— Проблема совсем не в вере. Это политика. Мы должны сделать всё, что в наших силах, чтобы должное произошло. Но кто-то должен сделать первый шаг.