Волчица и пряность. Том 21

Похоже, исход был ясен.

— Когда вы вернёте нам деньги? — спросил кто-то.

Лицо молодого священника украсила сердечная улыбка, которую показывал бы такую в утренней молитве. И снова он чем-то напомнил Коула.

— Всего через два дня мы проведём мессу в честь прибытия картины с изображением Предрассветного кардинала, зажегшего огни праведной веры в этом городе и в этом мире, и святой Миюри, поддерживающей его. Приходите на это событие.

Большинство торговцев, похоже, приняли неизбежность навязываемых им действий, Лоуренс же был среди тех, кто выглядел подавленным. И ему было прекрасно известно, что творилось в душе торговцев, разделявших его состояние.

— Поведай свои грехи Церкви и молись, и Господь защитит твоё дело.

Молодой священник доброжелательно улыбнулся, и в его голосе не было слышно ни тени иронии или сарказма, казалось, он действительно молился за души торговцев.

Но когда Лоуренс представил, что он выполняет волю Церкви, его лицо покраснело, а тело покрылось липким потом. Он не исповедовал ереси, поклонявшейся жабам или другим подобным божествам. Ему не претила мысль склонить голову перед Церковью ради возврата своих денег. Праведной он веры или нет, ему, бывшему торговцу, приходилось это делать много раз.

Но у него было много знакомых в этом городе. Большинство из помрачневших людей было, видимо, из местных торговцев. Кто бы из них был бы рад предстать болваном перед своими торговыми партнёрами?

Кроме того, Хоро тоже была приглашена на представление людям картины. Лоуренс представил свою будущую исповедь ради возврата денег, вложенных в эту прискорбную, скрытую от своей спутницы сделку, и ощутил, что его голова пошла кругом. Он не мог вообразить, как она разозлится на него и сколько будет над ним издеваться. Мало того, на всё с картины на стене будут смотреть его дочь Миюри и мальчик, который был ему как сын — Коул!

Лоуренс уже не слышал каких-либо подробностей после этого, он ощутил зыбкость своего положения в деле с икрой сельди. Он знал, что ему что-то надо делать, но внутри себя он уже знал ответ. Денег он вложил недостаточно, чтобы как-то повлиять на дело, но и просто отбросить немалую работу нескольких недель он не мог ради собственной гордости и того усердия, с которым работала Хоро.

Что ещё важнее, решив отказаться от денег, вложенных игру, и исповеди, он не был уверен, что сумеет всё утаить от своей спутницы. У неё было необычайно острое чутьё в таких ситуациях. И чтобы не заставлять её саму всё разнюхивать и узнавать, он предпочёл бы сказать ей напрямую. Это единственное, до чего он додумался.

Но... Лоуренс тихо простонал.

В отличие от игры в кости, в торговле икрой нельзя проиграть всё. В случае удачи он бы получил прибыль, а если бы всё пошло плохо, потери были бы не слишком страшными. Он никак не ожидал встретить такой подвох... Он почти захотел проклясть самого Бога, но чуть запоздало вспомнил, что такого рода вещи случаются в торговле.

Лоуренс вышел, посмотрел в небо и, застыв на месте, вздохнул. Ему захотелось напиться до потери сознания.

Хоро в тот день пришла домой с хвостом и волосами, густо облепленными пшеничной шелухой. Она принялась весело рассказывать о событиях дня, пока Лоуренс вычищал шелуху с её хвоста. Она радостно напевала песни мешальщиц, выученные ею, и вида не подавала, что видит его дурацкое состояние и странное поведение, но было трудно поверить в подобную её слепоту. Должно быть, она всё поняла, но старалась вести себя обычно. Когда Хоро повернулась спиной и попросила размять её плечи, Лоуренс не выдержал груза и, наконец, признался.

Но, в отличие от былых времен, почти все деньги, которые он потерял, вернутся к нему, и в будущем их дело не будет поставлено под угрозу существованию. Вероятно, самым большим ущербом станут издевательства Хоро, когда они будут делать заказы. И самое главное — он пошёл на это ради неё. Ему не нужно было ей разъяснять это, чтобы она поняла. Вот почему Хоро не подняла брови, не обнажила клыки и даже не назвала его дурнем. Она сидела на кровати, скрестив ноги и молча глядя на Лоуренса, сидевшего тут же с взглядом, придавленным к полу стыдом. Ему только и оставалось, что повесить голову. Это было почти что дрессировкой собачки.

— Вот честно... у меня ощущение, будто сейчас ругаю Миюри, — вздохнула Хоро, и Лоуренс, наконец, поднял голову. — Я всегда говорила, как сильно она похожа на тебя.

Они всегда спорили, на кого из них больше похожа вредная Миюри, и теперь её слова заставили его лучше осознать свои недостатки.

— Мне стыдно.

Хоро бросила на Лоуренса короткий взгляд и ещё раз глубоко вздохнула. Затем соскользнула с кровати и остановилась перед ним.

— Ты всё такой же неугомонный, глупый щенок. Нюх-нюх — а, где-то пахнет хорошо, — прыгаешь сразу туда!

Не в силах отрицать, Лоуренс отвернулся. Но Хоро подобралась ближе, и ему пришлось таки посмотреть на неё. Её красные глаза оказались прямо перед его лицом, и в его голове мелькнула отвлечённая мысль — какие красивые у неё глаза. Он бы никогда не захотел, чтобы его дочь увидела его в таком положении.

Хоро встала и почесала голову, её досада, похоже, имела источником не его, а её саму.

— Если честно, поверить не могу, что я влюбилась во что-то такое, — Хоро наклонила голову и глубоко вздохнула, а Лоуренс снова опустил голову. — Но и от пёсиков бывает польза.

— А?

Он поднял голову — она протягивала ему руку. Это значило — вставай. Он схватил её руку и с недоумением поднялся.

— Мои подруги на работе вздыхали, теряя свою работу.

— Подруги на работе?

Уши Хоро недовольно дрогнули.

— Девушки-мешальщицы.

— А, да, верно... И?

Возможно, это как-то связано с биржей икры сельди.

Хоро скрестила руки на груди и заговорила серьезным голосом:

— Некоторые из нас, как та танцовщица и я, попали в этот город по случаю, но большинство — бедные девушки-горожанки. Все они добрые и честные работницы.

— Вот как, понятно, — удивлённо произнёс Лоуренс.

Хоро нечасто кого-то хвалила.

— И... кажется, всех нас тянет к похожим самцам, — добавила она, брезгливо отводя взгляд.

Лоуренс припомнил теперь, что старик, следивший за работой девушек, сказал нечто похожее. Большинство женщин оказались среди девушек-мешальщиц, потому что влюбились в мерзавцев.

— Как бы там ни было, я не могу пройти мимо них. Я просто думала поговорить с тобой о том месте, про которое ты рассказал.

— Биржа икры селёдки?

— Да. Девушкам от неё перепадает немало работы. Её закрытие будет бедой для них. Когда мы услышали о закрытии, ты не представляешь, что там началось.

Он взглядом подтвердил, что понял, и она, вздохнув, почесала основание уха.

— Всё из-за суматохи, что устроили малыш Коул и эта дурёха Миюри, нет? Если девушки из-за них не смогут зарабатывать, мне придётся отказаться от звания мудрой волчицы.

Коул начал странствие ради возвращения людям истинной веры, а Миюри ушла вместе с ним. В картине Миюри была той, кто самозабвенно поддерживала Коула, но Лоуренс сомневался, что она смирилась бы оставаться на вторых ролях, а значит, немалая ответственность лежала и на ней. В таком случае их родители должны были исправить некоторые последствия деятельности своих детей.

Такой честной была Хоро в своих рассуждениях.

— Но я знаю недостаточно много о мире людей. Это уже твоя территория.

Хоро была требовательна к Лоуренсу, называла его болваном, и ещё во многом проявлялась её требовательность, но она верила в само его существо. Огонь вспыхнул в его сердце, её вера делала его счастливым, и потом, он получил хорошую возможность смыть свой позор.

— Можешь рассказать поподробней?

Хоро поведала ему о судьбе тех, кто работал в самых низах общества, и это было ведомо немногим.

Скорее всего, участников биржи не заинтересовало когда-либо, как они связаны с девушками-мешальщицами, и без сомнения, люди Церкви были такими же. Что означало, что они также были среди привилегированных, неспособных видеть людей из низов.

— Что думаешь? Сможешь помочь?

Он посмотрел на Хоро, которую жизнь на короткое время свела вместе, и которая ощутила их боль, и сердце Лоуренса также заболело. И он положил руки на её узкие плечи. Пусть он теперь был неповоротливым владельцем купальни, но внутри его жил пресловутый торговец, некогда завоевавший сердце волчицы, прозванной когда-то мудрой.

— Я смогу.

Лицо Хоро тут же просияло. Когда-то в её глазах тлел мрачный огонёк после сотен лет забвения на деревенском пшеничном поле без всякой благодарности за её помощь, тогда она думала лишь о своём доме. Лоуренс взял её за руку и повёл в большое путешествие, чтобы её прекрасные красные глаза обрели свет. Он вспомнил, как молод был тогда, и сказал:

— Я торговец. Я верну свои потери.

Ещё он оправдается от участия в глупой сделке, только рассердившей Хоро.

Она улыбнулась, тронутая его настроем.

— Ты тот самец, которого я полюбила. Мне было бы стыдно, если ты упал и поднялся, не вернув утраченного.

Точно. И пока с ним было то, о чём сказала Хоро, у них оставалась возможность справиться со всем.

— Хорошо тогда, — подытожила она.

— Да, — подтвердил Лоуренс. — Единственная глупость, которую я должен избежать, — это каяться потом перед Миюри на этой картине.

Хоро рассмеялась, чуть досадливо подняв бровь, и похлопала Лоуренса по спине.

Закладывать фундамент своих действий Лоуренс должен был именно с торговли икрой сельди. Он хотел, чтобы Церковь отменила своё решение, но при этом большинство торговцев могли опасаться возможных последствий со стороны Церкви. Здраво рассуждая, было бы хорошо не будить спящих собак до возврата денег, вложенных в икру. С учётом того, что Лоуренс уже давно не вёл торговых переговоров, он пробирался к бирже, заметно нервничая. В пустом здании присутствовало лишь несколько торговцев, среди них был тот, кто записал в книгу деньги, вложенные Лоуренсом.

— Эта биржа в твоём ведении? У меня есть мысли по поводу произвола Церкви.

Глаза того человека расширились, губы раздвинулись в улыбке.

— Приятно увидеть, что у кого-то ещё есть хребет. Все остальные просто пожали плечами и ушли... Но главный тут — вот он, — мужчина указал на торговца в годах, который пытался в спокойной манере возражать священникам, объявлявшим свою волю. — Мы не гильдия или что-то в этом роде, поэтому никто на самом деле не управляет здесь, но... если он что-то скажет, большинство торговцев послушаются. В прошлом он был влиятельным лицом в альянсе Рувик. Сейчас он отошёл от дел в альянсе, но на пике своей деятельности он управлял несколькими транспортными судами дальнего следования, и люди называли его главным распорядителем.

Альянс Рувик был крупнейшим в мире торговым союзом, охватывавшим большое число торговых городов. Лоуренса удивило, что кто-то такой важный присутствовал здесь, а этот мужчина сидел теперь за столом один и вяло потягивал что-то из чашки. Он напоминал надувшегося ребёнка, у которого отобрали игрушку. Лоуренс ощутил, что ему близко состояние этого человека, несомненно, бывшего торговцем до глубины души и тем, кто не мог отказаться от соблазна торговли, даже уйдя от дел.

— Простите. Можно? — спросил Лоуренс, подойдя к столу торговца, мужчина посмотрел на него спокойными глазами.

— У тебя есть соображения, как разобраться с этой ситуацией? — спросил он, обнаружив превосходный слух, он не стал смотреть на Лоуренса свысока и был рад услышать на свой вопрос настоящий ответ торговца, полезный и обстоятельный. — Я уже попробовал предложить подарок.

Один из руководителей крупной компании в прошлом, что удивляться, что он начал с предложения взятки?

— Но Церковь сейчас пребывает в самом процессе принятия реформ, поэтому они отказали меня. Этот молодой человек, кажется, видит себя Предрассветным архиепископом.

Лоуренс представления не имел, какое пламя горело в груди того человека пред лицом алчности Церкви, но было весьма неудобно, что чудодейственное средство денег не могло помочь, когда в этом возникла потребность.

— Они даже отвергли предложение уплатить налог. Кажется, они действительно пришли сюда лишь потому, что увидели здесь препятствие для веры. Они прикрывают нашу веселую игру.

Главный распорядитель вздохнул и потянулся, хрустнув шеей.

— У нас нет иного выхода, кроме как склонить головы, как нам было велено, и взять наши вложенные деньги в другом месте.

— Но как только вы проявите повиновение, они в следующий раз, когда представится возможность, ударят ещё сильнее и нанесут ещё больший ущерб. Они даже могут вторгнуться туда, куда вы сбежите.

В какой бы город торговцы ни отправились, там будет Церковь, а во взаимоотношениях хоть людей, хоть организаций проявивший слабость подставляет себя под новые удары. Вот почему начало столь критично.

— Я уже испробовал все старые трюки, у тебя что-то есть?

Голубые глаза мужчины посмотрели Лоуренсу в лицо, тот с готовностью встретил взгляд.

— Конечно. В конце концов, люди Церкви также живут в мире приличий.

— Хм?

— Есть кое-кто, с кем нам надо поработать.

Были места, в которые не мог проникнуть взгляд такого человека, которого когда-то называли главным распорядителем, именно из-за высоты его положения. Лоуренс изложил предложение, подготовленное им с Хоро, и лицо великого стареющего торговца сразу напряглось, а выслушав Лоуренса до конца, он ударил себя по лбу.

— Говорят, самое тёмное место находится под самым маяком! За все мои сорок лет торговли со мной работало множество погрузочных компаний. Но, верно... между складом компании и кораблём оставался некоторый разрыв.

Даже Лоуренс, занимавший куда более скромное положение, не знал о некоторых видах сдельной работы. Они оба всё время торговали, не привлекая к своей деятельности женщин и, конечно, не знали мест, принадлежащих только женщинам.

— Мы объединим девушек и привлечём их к нам, а потом я хотел бы пойти на переговоры с Церковью вместе с несколькими предложениями. Полагаю, мы бы смогли достичь успеха, но согласятся ли все здешние торговцы?

Если бы Лоуренсу вернулись лишь деньги, вложенные им в эту игру, сохранность биржи его самого бы уже не волновала, но, задумав помочь девушкам-мешальщицам, вместе с которыми работала Хоро, он должен был добиться работы биржи.

— Постой-ка. Дай, я прикину... Да, выйдет дешевле, чем платить налог Церкви. И что ещё лучше — мы не будем кланяться им. Это отличный обмен, а не покаяние. Обмен подразумевает переговоры о доходах и расходах, а переговоры о доходах и расходах — это то, что все, вероятно, легко примут, и я не позволю, чтобы всё это тянулось без конца. Они не смогут закрыть место нашей игры!

Главный распорядитель встал и без колебаний, как человек моря, протянул руку.

— Я не перестану зарабатывать деньги до своего последнего дня. Ты такой же?

Лоуренс схватил его за руку и ответил:

— Мне моя жена всегда говорит завязывать с этим.