— Что ж, — Грандин кивнул, словно услышав то, что хотел услышать, — всё сказал?
А затем, подойдя к Ири, вырвал у него из рук подушку и, взяв юношу за плечи, притянул к своему лицу.
— А ТЕПЕРЬ СЛУШАЙ МЕНЯ! — прошипел он таким тоном, что у Ири ослабли колени. — Если я ещё раз услышу из твоих уст подобный бред, то очень, очень сильно рассержусь на тебя, и то, что я с тобой сделаю не доставит удовольствия нам обоим. Я не знаю, что наговорила тебе эта тварь Реам, и не хочу знать. С ним я разберусь позже. Меня гораздо больше интересует другое: ЗА КОГО ТЫ МЕНЯ ПРИНИМАЕШЬ раз посмел подумать, что я способен так поступить с тобой?! — рявкнул он, с силой встряхнув любовника, словно это могло вбить понимание. — Мне неважно, что ты думаешь по поводу произошедшего между нами. И я не стану уточнять, понял ли ты сам, какую чушь несёшь, спишу на аффект. Но если ты считаешь, что безразличен мне и я просто использовал тебя, вынужден просветить: ты мне небезразличен, я собираюсь продолжать наши отношения! И, демоны меня забери, МЫ БУДЕМ ИХ ПРОДОЛЖАТЬ!!!
— Между нами никогда не было и не будет никаких отношений!!! — заорал Ири, взбешенный его приказным повелительным тоном. — Всё, что случилось, было ошибкой, и я не желаю её повторять снова. Мне плевать на тебя и на все твои штучки, потому что ТЫ МНЕ АБСОЛЮТНО БЕЗРАЗЛИЧЕН!!! А теперь убирайся!
— Вот как?! — Грандин прищурился. — Тогда оттолкни меня, если сможешь!
Он резко притянул Ири к себе и поцеловал, запустив пальцы в волосы, властно проводя рукой вдоль тела и отправляя ладонь исследовать вожделенную территорию.
Ар забился, пытаясь высвободиться. А в следующую секунду уже сам тянулся Мистралю навстречу, позволяя умелым пальцам заползти в ширинку своих брюк, позволяя расстегнуть рубаху, позволяя ему всё, полностью сдаваясь настойчивым ласкам и совершенно теряя голову от нахлынувшей, лишающей рассудка страсти.
Грандин отстранился от него, с трудом унимая бешено прыгающий пульс, замер не двигаясь. Сейчас он был взбешен и, хотя близость Ири пьянила сильнее самого крепкого вина, всё же собирался проучить этого маленького идиота.
Ар понятия не имел, какие чувства испытал окрылённый Мистраль, вернувшись домой и обнаружив побег. Словно мир разом рухнул, сломавшись под грузом неверия, заставляя ощутить себя глупым сентиментальным идиотом. А когда он узнал, что приходил Реам — Грандину показалось, что небо и земля поменялись местами. Ири бросил его! Неважно, что наговорил ему Реам, с Реамом он разберётся. И если тот не полный дурак, в чём Мистраль впервые засомневался, ему следует как можно скорее подать документы на отчисление, до того как Мистраль убьёт его. Но Ири... Ири его предал! После того, как Грандин открылся ему, снял все свои щиты и заслонки, разрушил стены! После того, как он позволил себе испытать страсть и понял, что для Ара готов отпустить свои чувства из-под замка запретов! Ири, проклятый глупый мальчишка, снова, как и тогда, в первый день их встречи, безжалостно отверг этот дар, не понимая, что ему предлагают. Пройдясь ногами по оголённым чувствам, плюнув своим поступком в душу, точно так же, как до этого он растоптал его гордость на глазах у всей Академии, отвергнув протянутую ладонь!
Да за что ты в моей жизни?! Как проклятие, как наваждение! Из-за тебя я сам не свой. Теряю себя и не могу обрести до тех пор, пока ты не принадлежишь мне целиком и полностью, растворяясь во мне — в моём теле, в моих объятиях. Я ненавижу тебя, Ири Ар! Как же сильно я тебя ненавижу за твою способность разрушать всё на свете. И люблю тебя, не в силах отказаться от этого чувства.
Ири потянулся к его губам и рукам, и тут до него дошло... С приглушённым воплем он отпрянул назад, пылая от стыда, унижения и отвращения к самому себе.
Мистраль следил за ним с холодной язвительной усмешкой.
— Какая пылкая реакция! Я бы сказал, ты весь кипишь от безразличия ко мне, Ири, — ядовито заметил он.
— Это ничего не значит, — простонал Ар, судорожно пытаясь стянуть края распахнувшейся рубашки, — я не желаю видеть тебя. Я не знаю, почему моё тело так реагирует на твои проклятые прикосновения! — заорал он.
Грандин, скрестив руки на груди, самодовольно победно ухмыльнулся. Это окончательно вывело Ири из себя.
— Убирайся вон! — рявкнул он. — Не желаю иметь с тобой ничего общего! Не желаю видеть тебя! Убирайся!!!
Мистраль прикусил губу, а затем, не сводя с него бешеных чёрных глаз, принялся раздеваться.
— ТЫ ЧТО ДЕЛАЕШЬ?! УБИРАЙСЯ!!!
— Я собираюсь любить тебя, Ири Ар! — Грандин походкой приготовившегося к нападению хищника неторопливо двинулся к нему, с видом полного превосходства на лице, откровенно давая жертве понять, что сбежать она никуда не сможет. — Я собираюсь заниматься с тобой любовью до тех пор, пока вся эта дурь не вылетит из твоей головы.
— Не... Не смей, — Ири почувствовал, что голос его предательски сел, а по телу моментально побежали восхитительные тягучие ручейки стремительного возбуждения.
Как только Мистраль дотронется до него, он потеряет голову, а удовольствие станет невыносимым, и он снова будет стонать в его объятиях и умолять, руководствуясь не разумом, но слепым животным инстинктом, орущим: "Моё!"
— Не прикасайся ко мне! — Ар отчаянно пятился, с ужасом следя за тем, как улетают на пол синий мундир, шейный платок и стянутая через голову рубаха. С ужасом и в то же время невольно любуясь его неторопливыми уверенными движениями, прекрасным стройным телом, одновременно изящным и мускулистым. Грандин перехватил его испуганно-восхищённый взгляд и подмигнул:
— Нравится, радость моя? Это всё для тебя, мой сладкий.
Ири опомнился и, зарычав, отпрянул назад, завертев головой в поисках спасения, стараясь не смотреть на потянувшиеся к поясу на брюках красивые аристократические пальцы.
— Не хочешь помочь? — осведомился Грандин, кривя губы в понимающей тонкой улыбке. А его насмешливые проницательные глаза... Ар мечтал исчезнуть и никогда не появляться на свет, потому что вынести этот ироничный взгляд было выше его сил.
Стоило Мистралю увидеть потемневшие расширенные зрачки Ири, и Грандин простил ему всё. Боже, ну что за детская наивность, разве можно настолько не уметь прятать свои мысли.
По лицу Ири можно было не просто читать, как в открытой книге, — можно было при некотором желании добавить новые увлекательные главы. Ар хотел его, хотел до дрожи в коленях, и сейчас изо всех сил сопротивлялся сам себе. Это было настолько очевидно, что гнев моментально растворился, уступая место нахлынувшей нежности.
Мистраль, по-прежнему улыбаясь, расстегнул ширинку и недвусмысленно провёл рукой по выпирающей из-под тонкого белья набухшей плоти, а затем выпустил её на свободу и, пронзая Ара страстными призывными взглядами, принялся ласкать себя.
Для Мистраля Грандина никогда не существовало стереотипов и правил.
Ири никогда не думал, что это может быть так. Грандин не прикоснулся к нему ничем, кроме взгляда, но этот взгляд плавил изнутри, заставляя прочувствовать всё, что сейчас вытворяли уверенные руки, ласкающие безупречно прекрасное тело. Мистраль демонстрировал себя, двигаясь в беззвучном танце, повторяя ладонями изгибы собственных линий. Трогал живот, грудь, соски, сжимая их и заставляя Ири раз за разом изнывать от желания припасть к ним губами. А затем он коснулся пальцами своих губ и принялся вытворять такое, от чего у Ара вновь подогнулись колени, а в штанах сделалось настолько тесно, что это начало причинять неудобство.
Грандин сделал неуловимое движение бёдрами, и брюки вместе с бельём упали к его ногам, обнажая великолепие совершенной плоти, достойной полотен гениальных мастеров кисти. Но Мистралю не было никакого дела до зависти художников, единственный, кого он желал впечатлить, стоял перед ним, находясь полностью в его власти. Мистраль изящно переступил через одежду, однако, вместо того, чтобы шагнуть к замершему у стены Ири, подошёл к столу и, небрежно сбросив учебники на пол, медленно и соблазнительно облокотился на столешницу, невероятно изгибаясь...
У Ара кровь едва не хлынула носом. Он не помнил, как оказался рядом с Грандином, опрокидывая его на стол, набросился, рыча, покрывая восхитительное тело поцелуями. Сам не понимая, что хочет сделать с ним, но не в силах не прикасаться, как если бы Мистраль в одну секунду сделался магнитом, притянувшим и намертво впечатавшим его в себя губами, ладонями, животом, ниточками сердца, прорастающими из центра груди, чтобы исчезнуть и раствориться внутри чужого тела.
Не в силах отпустить ни на мгновение, желая сблизиться с ним, слиться воедино, заставить принадлежать целиком и полностью. Не понимая, как он был настолько глуп, чтобы добровольно отказываться от этого? Ведь это же очевидно — они созданы друг для друга, и нужно быть абсолютно тупым, чтобы не понимать, насколько идеально и уникально это совпадение. Когда разум может быть ослеплён глупостью и предрассудками, но тело, словно совершенный сверхчувствительный инструмент, прекрасно понимает истину и, находя ответы на вопросы, само расставляет всё по местам, и остаётся лишь принять это.
Грандин, тихо смеясь, подбадривал его жаркими поцелуями и ласковым шёпотом, помогая двигаться и направляя неумелые движения, сдерживая чужое нетерпение и растягивая удовольствие до максимума, до тех пор, пока тело Ири не взорвалось ослепительным фейерверком оргазма. Он буквально свалился на Мистраля, вдавливая любовника в стол, неистово повторяя его имя:
— Ран, Ран... О, боже... Ран!
— Тише, тише, любовь моя! Ты же не хочешь перебудить всю Академию? Ммм?
Грандин, улыбаясь, нежно обнимал его одной рукой, вторую направил вниз, собираясь закончить, но Ири перехватил его пальцы, поцеловал, а потом мягко, но решительно освободившись от плена рук, толкнул Мистраля на стол и припал к нему губами, лаская напряжённую плоть. Чувственно, по-особому трепетно и бережно, не просто отдавая благодарность, но словно рождая связь. Нечто особое на двоих, что не забывается спустя годы, потому что никто не делал это так и никогда не сделает после. Ведь каждый человек обладает особой индивидуальностью, но есть те, кто оставляет в памяти яркий след кометы, в любое действие и любое самое обыденное движение вкладывая особый глубинный смысл, обладая способностью создавать миры, и не просто создавать, но дарить эту способность другим.
Мышцы Грандина напряглись, он издал стон, вскрикнул и забился в судорогах, позволяя Ири выпить себя до дна, ощущая бешеное биение собственного пульса, пытаясь выровнять дыхание, сознавая, до чего же Ар хорош. Неопытен, но как же хорош! В своей полной неискушённости, умудрившись уделать Мистраля по всем статьям, даже не понимая, что только что победил его, лишив рассудка, желания сердиться, абсолютно всех щитов и заслонок.
Обхватив любовника за шею, Грандин притянул его к себе, поцеловал благодарно, хотя, судя по восторжённому умалишённому состоянию Ири, мог и не церемониться. Ар, кажется, так и не мог прийти в себя от счастья, понимая, что только что произошло.
— Пообещаешь, что больше не будешь надумывать глупостей? — ласково спросил Мистраль.
Ири покачал головой:
— Ран, почему? Почему ты... пошёл на это?
— Чтобы избавить от сомнений одного глупого солнечного мальчика, Ири! — поддразнил он в своей привычной манере и шепнул, потёршись носом о загорелое плечо, — пошли в кровать, у тебя здесь чертовски холодно.
— Я тебя отнесу, — с готовностью предложил Ар, но Грандин, которому надоело играть пассивную роль, разразился громким издевательским хохотом:
— Нет, мой сладкий! Твоя спина слишком драгоценна для меня, чтобы позволить напрягать её столь необдуманно.
Он выпрямился и соскользнул со стола, обнимая Ири и увлекая за собой.
— Носить тебя на руках — моя привилегия, пока не подрастёшь немного, — он выразительно шлёпнул Ири по макушке, которая сейчас находилась на уровне его глаз, да и то лишь за счёт того, что Ири не снял сапоги. Босиком Ар едва достигал Мистралю до кончика носа. И если раньше Ири это невероятно бесило, то сейчас этот факт утратил всякое значение: Грандин Мистраль перестал восприниматься соперником, а их отношения начали приобретать совершенно иной важный смысл.
Внезапно Ири понял, что по-прежнему одет, и смутился, осознав, что занимаясь любовью с Раном, повёл себя совершенно по-скотски, не соизволив скинуть даже сапоги. Мистраль только хмыкнул, толкнул его на кровать и прыгнул сверху, с совершенно неподражаемым распутным мурлыканьем избавляя любовника от всего, что не соответствовало постельной этике, включая смущение.
Через минуту Ар, получивший некоторое моральное удовлетворение от того, что был ведущим, с тоской осознал, что рядом с таким любовником, как Ран, ему ещё очень долго предстоит быть ведомым, в какой бы позиции он ни находился.
Грандин с ним был полностью согласен и, неторопливо освобождая виноватого возлюбленного от одежды, загадочно улыбался, думая, что как бы его радость не захлёбывалась от восторга по поводу произошедшего, наивно полагая, что Мистраль всегда будет уступать, скоро он разрушит эти иллюзии самым нежным и сладким способом. К чему он и приступил, переворачивая наивного любовника на бочок и обучая его ещё одному способу оказаться на равных. Ну, почти на равных.
Ири кусал подушку и зажимал себе рот, чтобы не кричать от накатывающего волнами экстаза. Медленные и быстрые движения Грандина за спиной сводили с ума. Ар таял в таких родных руках, начавших восприниматься дополнением к собственным, и всё тело казалось прозрачным и невесомым и невероятно лёгким.
Грандин и сам не понимал, откуда внутри него взялось столько неиссякаемой нежности. Она изливалась из него бесконечным потоком, и ему казалось, что ей не будет конца. Ему хотелось делать всё медленно. Насладиться каждым прикосновением к Ири, целовать подставленные опухшие губы, шею, ключицы, плечи, любовно обрисовывать напряжённый пресс, дразнить лёгкими касаниями пальцев, заставляя дрожать от предвкушения, ласкать спину и крепкие ягодицы, сжимающиеся так тесно, что Мистраль замирал, нашпиленный на острие этого ощущения, впервые сознавая значение выражения "до слёз".
Не просто близость, но такая близость, когда от счастья хочется просто умереть, и невозможно представить, что это может прекратиться, закончиться обыденной банальщиной, исчезнуть...
Впиться пальцами в чужие предплечья, сжимая с силой, оставляя синяки... Не вздохнуть, не выдохнуть. Замереть, с силой зажмуривая веки, понимая, что нужно контролировать себя, ибо Ири вызывал не просто желание секса, но желание вбиться до основания, достав до горла. Прорасти до самой макушки, застыть, ощущая запах, вкус, тепло, нежность, похожую на океан, из которого совершенно не хочется выплывать даже на миг, только окунаться ещё глубже, глубже. Добраться до предела, достигнув дна, чтобы осознать — предела не существует, а то, что существует, не имеет названия, оно безбрежно. И сейчас Ири добровольно дарил ему это, даже не понимая сам, что же он отдаёт. Двигаясь, откликаясь, сплавляясь кожей, подставляясь под поцелуи и целуя в ответ с такой силой, словно хотел вытянуть из Мистраля саму жизнь, а если бы и мог вытянуть, видит бог, Грандин Мистраль, не задумываясь, отдал бы ему каждый вздох.
