— А что плохого в том, чтобы стать моим оруженосцем? — внезапно очень тихо спросил Мистраль, перестав его ласкать и нависая над ним так, что длинные волосы упали Ири на лицо.
— Мммм... — Ири машинально отбросил прядь и снова зевнул. Глаза у него были уже давным-давно закрыты, — оруженосцем не хочу. Согласен на роль прекрасной дамы. Ты будешь совершать подвиги в мою честь, а я... — он поёрзал, сворачиваясь компактным комочком, и почти прижался ягодицами к животу Грандина, заставив того непроизвольно застонать от желания, — буду ждать тебя дома. И изменять с соседом!
— Какая у меня, однако... ветреная дама, — возможно, показалось, но в голосе Мистраля прозвучало облегчение.
— Скорее, практичная, — пробормотал Ар и возмущённо засопел, внезапно чётко осознав, что спать ему сегодня так и не дадут...
Этот смешной разговор почему-то всплыл в памяти Ири, и теперь, разглядывая рассерженного Мистраля, мечущегося по комнате, он с неприятным осадком осознал, что Грандин может говорить всё, что угодно, но на самом деле никогда не простит ему вмешательства в свои дела, сбой собственных честолюбивых планов.
Появление Ири Ара и его представление королю произвело огромное впечатление при дворе, и сейчас, выговаривая возлюбленному за необдуманность поступков, Мистраль не был уверен, чего в его словах больше: злости или восхищения.
Скорее, злости, ибо, оценив Ири, Рандо с нехорошей задумчивостью изрёк:
— Впервые вижу, чтобы Лан нашёл своей глупости достойное подобие. Этот мальчик такой же непроходимый кретин, как и он. Но есть просто дураки, а есть опасные дураки. Например, такие, которые способны увлечь кого-то своими идеями. Знаешь, почему они опасны? Потому что сами верят в то, что говорят, и это хуже всего. Идеалисты — худший вид человеческой заразы. Эмоции мешают мыслить здраво, а когда из всех эмоций остаётся только одна — слепая вера в правильность своего решения — вот тогда мир катится к гибели. Все революции свершались фанатиками. А мудрые реалисты тем временем извлекали из всего этого свою выгоду. Этого мальчика было бы неплохо использовать в своих целях. Лан это понимает и в случае чего прикроется он твоим маленьким другом. Посоветуй ему не путаться под ногами. Это ради его же блага...
— Откажись, Ири! — проговорил Мистраль, прекращая, наконец, своё бесконечное хождение по комнате. Он сказал уже много слов и привёл достаточно аргументов.
Ири несколько мгновений смотрел на него, а потом улыбнулся и кивнул:
— Хорошо, я подумаю, как это сделать.
В тёмных глазах Мистраля отразилось облегчение.
— Я всё улажу, малыш! — пообещал он с нескрываемым облегчением, привлекая Ири к себе и целуя. Сморщился, с удивлением осознав, что ещё не переоделся, и что он него здорово разит потом, в отличие от свежего, чистенького любовника. Усмехнулся виновато, давая понять, что пять минут — и он будет в норме. Оттолкнулся, на ходу скидывая одежду и бросая на пол. Кажется, что ещё секунду назад он был в ярости, а вот теперь только что не насвистывал. — Если ты не захочешь, тебе даже не придётся с ним встречаться, — добавил он, скидывая рубаху через голову и щеголяя обнажённым торсом, и скрылся в ванной. — Короля на себя возьмёт дядя. Кстати, давно хотел тебя с ним познакомить, думаю, пришла пора вас представить, — Мистраль, совершенно голый, появился на пороге и поманил Ири пальцем, — вода почти остыла. Потрёшь мне спинку, чтобы не замёрз?
Хорошо, Мистраль, я откажусь, потому что ты просишь меня. И потому что мне это неважно, ведь у меня есть ты. И может быть... Я подумаю насчёт наших общих горизонтов.
Ири улыбнулся и кивнул, грациозно поднимаясь навстречу, так и не озвучив всё то, что промелькнуло у него в голове.
— Хорошо, — сказал он просто, — хорошо.
Глава 31
На следующий день, ожидая вечернего приезда Лана, чтобы поставить точку в этой, по мнению Мистраля, затянувшейся пьесе абсурда, они сидели в классе и болтали, как ни в чём не бывало.
Ири смеялся, щедро слепя мир белозубым солнцем улыбки.
Ран развлекал его, с невозмутимым выражением рассказывая неприличные анекдоты. Сегодня предстоял устный фронтальный опрос, и перед лекцией он готовился по конспекту Ара, параллельно играясь с игрушкой своей драгоценной.
Ири обнимал его за локоть, уютно уткнувшись щекой в предплечье, и честно старался не отвлекать и даже не смеяться сильно. Абсолютно не понимая, что само его присутствие рядом является отвлекающим фактором, заставляющим Мистраля переключать внимание на любовника и всячески провоцировать, дразнить, целовать исподтишка, незаметно тискать и травить анекдоты, честно обещая, что это в последний раз, и он читает, читает и не отвлекается.
"А я никогда не говорил, что легче всего чтение мне даётся, если ты сидишь у меня на коленях? Моментальное запоминание, клянусь бородавкой Эльресто!"
Ири, всхлипывая, зарядил ему в бок, отрицательно качая головой и понимая, что Мистраль неисправим. Что он невозможный, ужасный тип, абсолютная язва. Разумеется, никаких бородавок у Эльресто и в помине не водилось, но парочка родинок, украшавшая лицо, немедленно была взята Мистралем на вооружение языка.
К счастью для Ала, Грандину не приходило в голову упражняться на нём в остроумии. И редкие колкие шпильки в адрес Эльресто проскальзывали исключительно на территории доверительности любовников, представляя не третирование, а скорее шутливую неприязнь, которую Мист даже не считал нужным перебороть. Он уважал Ири, и старался мириться с его выбором друзей, но это не значило, что Мистраль допускал для себя возможным изменить своё мнение или отношение к ним. Единственное, на что могли рассчитывать обожатели Ара, — не быть испепелёнными на месте молниями гнева ледяного принца. Впрочем, опробовать подобную перспективу никому не приходило в голову.
Сейчас Грандин, честно выполняя обещание, прилагал усилия, чтобы сосредоточиться на материале, но... Глаза то и дело переключались на вертящийся во все стороны золотистый затылок и пушистую чёлку, стоящую хохолком.
Ар давно уже оторвался от его руки, вызывая желание отловить его и вернуть обратно. Он непоседничал, листал учебники, раскладывал тетрадки, прислушиваясь к происходящему в классе. Скомкал шарик, собираясь запустить его в Альфонсо, с коварной предвкушающей физиономией подбирающегося к милующемуся у шкафчиков тандему Алес — Ильт.
В голове Мистраля порхали тысячи восторжённых бабочек.
По классу кружились солнечные пылинки. Смех Ири, неугомонный, задорный, заливистый, воспринимался волшебной музыкой для ушей. Эту музыку хотелось слушать до бесконечности, потому что она приносила радость, умиротворение, состояние розовой эйфории, когда понимаешь, что надо учиться или хотя бы прочитать эту чёртову лекцию (в связи с последними событиями Грандин пропустил месяц занятий), а учиться не хочется. Хочется отложить тетрадь, склонить голову и просто смотреть на Ара — шумного, неунывающего, такого родного, что сердце заходится от ощущения близости... протянуть руку, сжать.
Ири, я люблю тебя! Всё так просто. В эту секунду и множество следующих.
И не рассказать, не объяснить, не выразить — в убогом человеческом языке нет таких слов и понятий — когда вся жизнь похожа на бесчисленное множество ярких замирающих картинок-мгновений.
Бесчисленные фрагменты, внутри каждого из которых целая жизнь. Вселенная особенного застывшего времени для двоих.
Мистраль копил их в памяти, собирал, наполнял содержимым, раскладывал по полочкам. Каждое мгновение. Здесь и сейчас.
Ири, смеющийся, неповторимый, с этой особенной белозубой улыбкой, запускающий шариком из бумаги в голову Альфа. Кажется, что бумага летит очень медленно, но на самом деле всё происходит быстро. Дельверо с разворота отбивает линейкой, сообщая, что выдерживал и не такие бои. А Ири только что не залезает на парту от восторга, подпрыгивая от нетерпения и вызывая потребность сдёрнуть его, прижать, зарыться носом в лопатки, дышать, ощущая запах кожи, тепло и дрожь чужого тела, биение сердца, жилки пульса не шее, касаться губами растрёпанных волос. Мундир распахнулся, как всегда, и Мистраль обречённо смотрит сквозь пальцы на выбившуюся шёлковую рубаху, совершенно небрежно повязанный шейный платок.
Хочется биться головой об парту, понимая, что проиграл, и остаётся только смириться, потому что нет желания делать замечания, нет желания видеть несовершенство этого мира и людей, его населяющих.
Его мир, наполненный любовью, сиял, искрился от счастья и казался удивительно прекрасным. Этот прекрасный, чудесный, удивительный мир, вращающийся вокруг слепящего солнца по имени Ири Ар.
Люблю тебя!
До начала занятий оставалось около двадцати минут. Обеденная перемена длилась час и сейчас подходила к своему завершению, заставляя Мистраля собраться и отвлечься от всего происходящего, в том числе и от развеселившегося любовника, с азартом созерцающего очередной спектакль в исполнении Альфа.
Дельверо, активно размахивая руками, что-то убеждённо доказывал Алесу, и те немногие, что присутствовали в классе и слышали монолог, сгибались пополам от хохота.
Своими неуёмными шуточками по поводу Эргета Альфонсо самозабвенно напрашивался на хорошую взбучку, умудрившись с нескольких слов довести сдержанного Алеса до белого каления.
Обычно мудрый Александр воспринимал подначки снисходительно, напоминая сдержанного льва, вокруг которого бегает и прыгает эдакая тявкающая собачка, бесконечно влюблённая в собственный лай, ради пары пинков внимания готовая стоять только что не на задних лапках и, если понадобится, потоптаться по хребту, пока не скинут.
Но сегодня Альф превзошёл сам себя, доведя товарища до состояния очевидного раздражения. А так как языкастому Альфонсо трудно оказалось противопоставить словесный аргумент, чем нахальный пересмешник беззастенчиво пользовался, рычащая реакция Александра не казалась удивительный. Отлупить Альфонсо в тёмном уголке мечтала добрая половина класса. Вторая добрая половина класса посодействовала бы закопать.
— Знаешь, Аль, это не было бы таким забавным, если бы я был уверен хоть на секунду в том, что тебе нравятся парни, — наконец сжалившись над готовым взорваться Александром, сообщил Ильт со вздохом мудрой мамаши, разнимающей детишек, и, обняв Альфонсо со спины, недвусмысленно потёрся об него бёдрами. — Но, будем считать, что твои усилия не пропали даром, и ты уговорил меня на свидание. Итак, чего бы тебе хотелось, милый? Например, как насчёт вот этого?
Альф, оборвав тираду на полуслове, подавился словами, застыв в неестественно-напряжённой позе, пытаясь, видимо, сообразить с каких это пор Ильт поддаётся на его провокации? Но после того, как одна из умелых ручек Эгерта откровенно заинтересовалась содержимым его брюк, он заорал и так комично отпрыгнул в сторону, что даже невозмутимый Алес разразился хохотом. В следующий момент одним кошачьим движением выпрыгнув из-за стола, он поймал покрасневшего Альфонсо в свои объятия, буквально перехватив с противоположной стороны.
— Стоять! Куда это ты собрался, котёночек? — стараясь сохранить абсолютную серьёзность, проникновенно произнёс он и страстно стиснул несчастного Альфа за ягодицы, позволив ладони немного насладиться прогулкой. — А у тебя довольно крепкий тыл, парень. Я бы сказал, что это начинает мне нравиться.
Алес пошло хмыкнул и притянул моментально сникшего и сбледнувшего Дельверо поближе, начиная откровенно лапать. Альф замахал руками и пошёл зелёными пятнами, хватая воздух ртом, чтобы подобрать ответ, но вместо слов раздался жалкий сип...
Убедившись в полной временной безобидности пересмешника, откровенно шокированного происходящим, что говорило о том, что в своих шутках он вряд ли думает о последствиях, Алес, осклабившись, медленно потянулся к его лицу, демонстрируя собственные намерения. Альф истошно заорал, зажимая рот, отбиваясь, и призывая товарищей. Однако вместо того, чтобы прийти к нему на помощь, одноклассники валились от хохота.
— За что боролся — на то и напоролся, — утешительно успокоил Александр, уверенно фиксируя острый подбородок Альфонсо с явным намерением поцеловать.
Альф, глядя на него сумасшедшими расширившимися глазами, забился рыбой.
— Аааааа, придурок... сдурел, да?! Я сказал, что мне нравится Ильт, а не твоя вечно недовольная морда. Ещё и небритая, фи! — попытался выкрутиться Альф. Но проигравший — проигрывает.
— Да не проблема, котёночек, — Алес, смеясь, подмигнул своему любовнику, и Ильт, чётко перехватив сигнал, придвинулся к Альфонсо, обнимая с другой стороны.
— Ну-ну, потише, Аль. Ты такой миленький, — Ильт, усмиряя, лизнул его в ухо, вызвав истошный сдавленный вой.
Через минуту, намертво зажатый между двумя крепкими телами, активно трущимися об него, красный, как пылающий факел, Альф торжественно приносил Алесу и Ильту извинения, расточая пылкие клятвы, обещая, что больше никогда-никогда не посмеет шутить подобным образом... Пусть только эти грязные сумасшедшие извращенцы уберут от него свои лапы.
Через тридцать секунд он извинился за извращенцев, а ещё через несколько мгновений Алес и Ильт, решив, что с него достаточно, выпустили Дельверо на свободу, напоследок томно пообещав зайти как-нибудь вечерком и проверить, не передумает ли он.
Удрав на безопасное расстояние, Альф забрался на парту и принялся истошно вопить, что его пытаются изнасиловать два невменяемых озабоченных, и он скорее выпрыгнет в окно, чем даст лишить себя последней оставшейся в живых девственности.
Так как любовные похождения Альфа уже заслужили определённую известность, после слова "девственность" смех перешёл в рыдание.
Ещё несколько месяцев назад устроить подобное в классе в присутствии Грандина Мистраля казалось немыслимо. Но сейчас Мистралю не было никакого дела до чьей-либо репутации, и он, прикрыв глаза, снисходительно смотрел, как рассудительный Алес и, в принципе, довольно спокойный по характеру Ильт азартно гоняют по классу орущего во всё горло Альфонсо.
Наконец, сделав круг, Альф буквально свалился за спину к Ири, прикрываясь им в качестве живого щита.
Грандин предостерегающе вскинул бровь.
Альфонсо, осознав, на что вполне реально может сейчас нарваться, буквально зарыдал во весь голос, комично причитая и ударяя себя в грудь.
После того, как Ар звонко расхохотался, Мистраль был вынужден сдаться, подтверждая амнистию, и покачал головой, вынеся Альфонсу всем уже известный диагноз.
Альф покаянно взмолился о прощении и вдохновенно принялся перечислять причины, по которым его следует простить и пожалеть.
Ири принялся перечислять ответные доводы, и они затеяли шутливый диспут, плавно перешедший в достаточно органичную дискуссию на тему шуток, имеющих последствия, ибо не все способны оценить чувство юмора шутника.
Смех понемногу стих и оставшиеся пятнадцать минут до начала урока студенты занялись своими делами.
Класс постепенно заполнялся народом. Ильт с Алесом подключились к разговору, переведя его в интеллектуальное русло и давая Грандину возможность отвлечься от Ири и с головой погрузиться в конспект.
