— Иногда я думаю, что ты пророк, душа моя. Это испытание — единственное, что я не могу простить дяде по сей день. Всё могу понять, но это... — словно не замечая его слов, Мистраль вздохнул, продолжая оставаться внутри собственных видений. — Если бы всё случилось так, как ты написал...
Ран непроизвольно напрягся, и Ири поспешил обнять юношу сильнее, понимая, что для Мистраля ничто не прошло бесследно. Он не показывал виду, но внутри по-прежнему продолжал страдать. Ири многое бы отдал, чтобы изменить это, но понимал, что, несмотря на всю свою любовь, бессилен. Исцелить и заживить шрамы Мистраля могло только время.
— Возможно, твоя книга могла бы оказаться довольно правдивой, — закончил Грандин и тряхнул головой, ухмыльнулся прежней шальной улыбкой и стащил Ири на себя.
— В любом случае, — Ар легко вздохнул и потёр переносицу, глазами разыскивая бокал с вином, — бессмысленно спорить. Эту историю никто не прочитает, так что не имеет смысла судить о ней.
— Эту историю прочитал я. Для меня это очень важно, — шепнул Мистраль, вовлекая Ири в долгий поцелуй.
Обнимая очень крепко, словно боясь, что Ар сейчас исчезнет. Как тогда... В то жуткое утро, когда он почти лишился рассудка, сознавая, что весь его мир разом выгорел дотла.
И собственная безумная радость — аналог сумасшествию — безумие счастья, когда увидел Ири... Живого и невредимого, спустя несколько недель после похорон.
Он не мог поверить и упал в обморок, потерял сознание от чудовищного перенапряжения и болел долго, несколько недель мечась в бреду, звал Ара, не переставая, находил, успокаивался, снова кричал, мучимый кошмарами. Возможно, дядя сильно пожалел о своем решении, сочтя его ошибкой. Грандин чуть не умер тогда. Воля человека бывает сильна, но иногда даже самые сильные люди ломаются и сдают в шаге от победы. Психика просто не выдерживает. Вот и Мистраль оказался совершенно не железный.
Болезнь стала тем, что помогло ему удержаться на самой грани. Постепенно он выздоровел, смог осознать, понять, прийти в некоторое нормальное состояние. Они уехали из страны, как только ему сделалось лучше. Дядя отдал распоряжение собрать Грандину чемоданы и отправить на отдых. Сначала на курорт, потом в путешествие, продлившееся два месяца. Когда они вернулись, Мистраль снова стал прежним собой, но в то же время он сильно изменился, очень сильно. Ослабел и надорвался внутри и собраться мог ещё не скоро. Ири понимал это как никто другой, слишком хорошо понимал это состояние и не отходил от него ни на шаг, превратившись в преданную сиделку, верную тень, того, кто всегда будет рядом. Может быть, однажды, спустя время, Грандин сумеет это осознать и понять и тогда сможет окончательно исцелиться. Сейчас Ар исполнял обязанности секретаря и помощника Рандо, частично заменив на этом поприще Мистраля. Мистралю больше не нужна была вершина мира, но Ири собирался вернуть его туда. Ведь именно там, на самой вершине должны стоять короли и боги и те, кто делает из них богов и королей.
— Однажды придёт время, когда мы с тобой сойдём со сцены, малыш, — Грандин смотрел на свою расставленную ладонь, и казалось, что там, между кончиков пальцев, он словно зрит невидимое грядущее, — и наши фигуры перестанут иметь значение. Мы издадим твою книгу, Ири. Пусть эта история важна только для нас, но я не хочу, чтобы она была забыта. Гордость и предубеждение, любовь и ненависть. Чудовищная слепота и человеческая глупость. Какими же дураками мы оказались! Не желая предавать себя, предали любовь, забыв, что бог поругаем не бывает. И вот — причинили друг другу столько боли, что иногда мне кажется, на свете не существует ни одного способа её искупить.
— Ран не надо, — Ири взял его за руку, и Мистраль переплёл их пальцы.
— Надо, любовь моя. Легко сказать слова. Нам придётся сказать много слов и совершить очень много поступков, чтобы выбраться из темноты. Но я рад, что темнота была в нашей жизни, это сделало нас мудрее, научило ценить, дало опыт.
— Но это не значит, что мы по-прежнему не будем совершать ошибок, — Ар вздохнул и посмотрел на Мистраля со светлым состраданием. — Ран, ты безнадёжный перфекционист. Люди просто живут. Живут и учатся всю жизнь. И вечно блуждают во тьме. Сегодня мы говорим множество слов, а завтра снова будем ругаться из-за очередной ерунды.
— Не будем, — Грандин неуловимо хмыкнул, — обладая пониманием, не будем. А учитывая, что я очень умный, мудрый и терпеливый, а ты так — унылый хвостик на фоне моего великолепного величия...
Он рассмеялся, отбивая прилетевшую подушку, которой Ар, мгновенно брякнув: "Лови корону", — от души заехал ему по башке.
— Куда же Вы, Ваше Величество? — истекал елеем Ири, гоняя увёртывающегося Мистраля по кровати. — Ваши великие идеи просто обязаны найти своего слушателя. Может тебе тоже стоит написать книгу?
— Конечно. И в отличие от чьей-то бездарной писанины, она станет бестселлером, — важно кивнул Мистраль и взвыл, извиваясь, потому что Ар, отбросив подушку, принялся его щекотать.
— Бездарная?!!!
— Ну что ты, Иричек, свет души моей, я пошутил. Конечно ты гений и талантуууааааищееее... Ааааай ооооой. Ар, зараза мелкая, угробишь... ооооууу, — Грандин вывернулся и, сметя Ара одной рукой, распластал на своём животе, ткнув физиономией в матрас, придерживая прыгающую задницу. — Просто не все это способны оценить. Но ничего — подправим, наймём редактора, в смысле — купим редакцию, а то не выгорит.
Он икнул, уворачиваясь от тычка, с непередаваемой миной слушая возмущённое "бу-бу-бу", доносящееся из матраса, который Ар благополучно благословлял, не в силах освободить прижатую голову.
— И ещё камешек. Раз ты так настаиваешь, слушаешь, смотри как внимательно. Такой покладистый сегодня. Сам тебя не узнаю, может ты заболел, сердечко? — Мистраль практически выл от смеха, особенно убедившись в полной чужой безобидности. — Ну, ничего, сейчас тебе полегчает. Радость моя, ты временами так увлечённо, душераздирающе пишешь, что это вызывает сильный скепсис. Девиз: "На каждую строчку, по платочку" — хорошо, конечно, но....
— ТВОЮ МАТЬ, МИССССТРРРРРРРРРАААААЛЬ!!!!
Ири удалось вывернуться и, выплюнув зажёванное покрывало, он взвился, чуть ли не до потолка, сверкая бешеными глазами, напоминая разъяренное чудовище, жаждущее крови.
Ран с диким воплем рванул в сторону, понимая, что рассвирепевший любовник его сейчас если не придушит, то попытается это сделать.
Впрочем, кто кого отловит, тот того и съест?
И развернувшись, Мист с совершенно непередаваемым выражением, полным смеха и нежности, расставил руки, опрокидываясь на спину и ловя влетающего любовника в гостеприимно распахнутые объятия, чтобы обхватить и прижать к груди, шутливо вгрызаясь в шею в попытке отметить засосом.
— Мистраль, ты... Ты...
— Для тебя — кто угодно, радость моя, — мурлыкающий смех, и совершено невозможное, — только убери сцену с моей смертью, предпочитаю без душещипательных подробностей. К тому же, умереть в один день — вот это по-настоящему романтично. Тшшшшш, а кто это тут у нас дерётся?
Поцелуй в губы, сумасшедший, яркий, ослепительный, вбирающий в себя абсолютно всё — все эмоции, все порывы, все слова разом. Ослепляющий, наполняющий, выпивающий душу, отдающий душу — одновременно всё, разом.
— Ран! — тихий всхлип и понимание, абсолютно идиотское, дурацкое понимание, что он, Ири, умрёт, прямо сейчас, наверное, умрёт от счастья. От этого. Ну, ведь это же ясно, очевидно, понятно, что он всегда, везде и во всём будет ему проигрывать, потому что... Потому что этому нельзя сопротивляться. Так не бывает. Потому что Мистраль — бог. Потому что ничего не хочется. Потому что... Потому что он — это всё. Весь мир, все понимания, все слова. Его бог, его вселенная, его дом, его солнце, огромное, незыблемое, бесконечное, сверкающее божество — Грандин Мистраль.
— Да малыш, — нежный взгляд, мудрый, проницательный, абсолютно всё прекрасно понимающий и немного печальный в эту секунду в осознании своей собственной власти над ним, такой бесконечно любящий...
— Ран, поцелуй меня, — Ири хочется умереть от собственной сентиментальности, огромного, живущего в груди океана невысказанного.
— И не только поцелую, радость моя. Как насчёт прелюдии?
"Они жили долго и счастливо и умерли в один день?"
Лёгкое скольжение вдоль краешка губ, и Ири быстро приземляется в их привычную реальность, понимая, какая же Грандин всё-таки совершенно неромантичная скотина. Без цветочков, без ухаживаний, без лишних слов — хренов бесцеремонный циник, чьи руки вполне деловито шарили по застёжкам одежды, заставляя Ара обречённо закатить глаза.
Порой аппетиты Мистраля казались ему, мягко говоря, преувеличенными.
— Так не бывает!
Несколько секунд Ар честно старался сохранять рассудок. Но какое там? Уплыл, вослед за улетевшими штанами.
— А у нас будет именно так! — уверенно пообещал Мист, на мгновение оторвавшись, чтобы смачно чмокнуть чужой живот. Иногда Грандина тянуло на откровенные дурачества. Что трудно заподозрить за этой натурой. Весьма развратной натурой... абсолютно непристойной временами.
— Ран, ты опять? Да сколько можно, мы же только недавно...
— Столько, сколько нужно. Всё-таки это моё законное право. Давай, давай, возрази мне, — и, отрицая собственное приглашение, Мистраль привычно пресёк всяческие попытки пререканий, попросту закрыв возмущённый рот ладонью, под отчаянное мычание ловко избавляя Ири от остатков одежды. После предыдущего раза таковой на нём оказалось немного. — И сцену с Эргетом и Алесом, кстати, тоже убери. Я не простил им того раза. А то, в каких красках ты это расписал, заставляет меня подумать, что я совершил ошибку, не вызвав Алеса на дуэль... И последние четыре главы тоже потом перепишешь, они никуда не годятся. Твои рассуждения о политике — это просто бред сивой кобылы. В конце концов, ты всегда можешь спросить меня... — он ловко перехватил врезавшийся в него кулак. — Да-да, вот так, стукни посильнее! Порадуй себя. Ири, а я не говорил, что когда ты сопротивляешься, меня это заводит? И не скажу. Ай, не кусайся! Больно же.
— Ты! Ты! Ты просто, рррр. Ненавижу тебя, Грандин Мистраль!
— А я... Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ИРИ АР!
