01. Дзюсан. Академия-фантом

Сората дернулся, порываясь отбить руку, но не успел, и кисть рассекла воздух.

— Забудется? — он отскочил в сторону, скидывая с себя остатки кимоно. — Конечно, забудется! Это же не тебя... — он едва не задыхался от обуревавших его эмоций и не договорил. Тыльной стороной ладони стер с губ помаду, оставляя на руке алый след почти до самого локтя, и все-таки выкрикнул зло. — Не тебя одевали в женское кимоно!

В этом возгласе было столько отчаяния, что Макалистер догадался — дело не только в дурацком переодевании, сумасшедших идеях Руми и стычке с Акихико. Он слишком долго копил в себе обиды, и чаша переполнилась.

— Отнесись к этому как к спектаклю, игре, — Генри честно пытался изображать спокойствие и легкость, но мучения Сораты отчего-то воспринимались как свои собственные. — Черт! — мужчина с силой ударил по стене кулаком. — Вот же урод! Я заставлю его извиниться! А ты, — он сгреб со стула аккуратно сложенную одежду Кимуры и бросил ему, — одевайся.

Глаза повара, подведенные тушью, влажно блестели, полные злых слез, и Генри страстно хотелось сделать хоть что-нибудь, чтобы вернуть им прежнее ехидное выражение. Здесь они были вдвоем, как тогда на маяке, как в медпункте после сражения с Гумо или ночью в комнате коменданта за разбором журналов. Им вроде бы незачем было таиться друг от друга, но Кимура упорно сдерживал себя, кажется, будто он сам не знал до конца, на что был способен, ослабь он этот постоянный контроль.

— У меня этот спектакль уже в печенках сидит, — огрызнулся Кимура, но уже спокойнее, чем минуту назад, поймал одежду и отвернулся, старательно стирая с глаз остатки расплывшейся туши. — Каждый считает, что вправе сказать мне любую гадость. Знаешь, кем я уже успел побывать? — чувствовалось, что, борясь с завязками на брюках, Сората снова начал заводиться. — Хотя нет, трансвеститом меня назвать догадался только ты!

Он замер, зло сверкая глазами на Генри:

— И как? Почувствовал себя... удовлетворенным?

Генри мысленно перевел дух, хотя последнее замечание повара было довольно ядовитым. И все же, похоже, что Сората потихоньку успокаивался. Лучше пусть ругается и кричит, в некоторой степени Генри даже льстило, что именно ему выпала честь стать свидетелем срыва гордого 'самурая'.

— Вполне, — он кивнул. — Значит, ты еще в обиде, да? Может, мне извиниться? Признаю, я был не совсем прав.

— Вам даже смелости не хватает, чтобы полностью признать свою вину! — воскликнул Сората, эмоционально взмахнув руками, не замечая, как переходит на официальный тон, что в его случае, как заметил Макалистер, означало крайнюю степень раздражения. — Думаете, извинения решат проблему? Думаете, можно оскорбить кого-то, а потом просто взять и извиниться? Вы... — он набрал в грудь побольше воздуха, но сумел сдержаться. Перевел дыхание и почти спокойно, чуть дрожащим голосом сказал. — Знаете, Генри, довольно, — Сората стер салфеткой грязные разводы с лица. — Идите к черту. Видеть вас больше не желаю.

— И ты правда думаешь, что я сейчас вот так уйду? — без тени насмешки спросил Генри. Было больно где-то в груди, как будто из нее выбили весь воздух. — Нет. Это мой выбор. Я решил, что мне необходимо именно сейчас быть именно здесь, и ничто меня не убедит, в том, что я поступаю неправильно. Если извинений недостаточно, можешь меня ударить, но не думай, что я не отвечу. Я... я правда хочу как-то помочь, — тут он сбился, порозовел и с вызовом посмотрел Кимуре в глаза. — Я не умею красиво изъясняться, даже по-английски. Но, надеюсь, ты меня хоть немного понял.

Сората отбросил в сторону грязную салфетку и, скрестив руки на груди, посмотрел на Генри, но ничего не ответил.

— С огромным удовольствием уложил бы вас на лопатки, — наконец, выдохнул Сората, вымучивая улыбку, впрочем, и без нее было заметно, что сбивчивая речь британца задела его за живое.

— С удовольствием дам тебе такую возможность, — на самом деле Генри был рад, что все вышло именно так. Он чувствовал, что сказал лишнего, хоть и собирался до последнего отрицать возрастающую симпатию к Кимуре. В том, как тот поменял тему, Макалистеру почудилось понимание. Быть может, время играть в открытую еще не пришло. Им обоим еще только предстояло расстаться со своими 'щитами'.

— Идем в спортзал, — Генри первым подошел к двери. — Я покажу тебе, на что способны настоящие шотландцы.

После ужина, на котором Макалистеру, как и его будущему спарринг-партнеру, поприсутствовать не удалось, Академия будто бы пустела. Генри привел Сорату в спортзал, мысленно празднуя фееричную победу, у него не было ни капли сомнения, что невысокий и тоненький японец уступит яростному напору настоящего горца, коим Генри себя искренне считал. В самом деле, они же не в азиатском боевике.

Сората тут же принялся за дело — расстелил татами и разделся до майки. Генри, тоже успевший переодеться в костюмерной обратно в свое, хмыкнул и закатал рукава рубашки.

— Вижу, ты настроен серьезно? — насмешливо протянул он, нарочно окидывая противника взглядом свысока. Нужно было поддерживать в Кимуре эту злость, она успешно вытесняла неприятные воспоминания. Подумав об этом, Макалистер мысленно обозвал себя сентиментальным дураком за то, что носится с Соратой, будто ему есть до него какое-то дело, как будто за это скажут спасибо.

— Серьезней некуда, — вскинул голову повар и ловко завязал волосы в низкий хвост. — А ты?

Генри выставил вперед кулаки, согнулся, машинально принимая боксерскую стойку. Сората нехорошо ухмыльнулся, что уже должно было насторожить, сделал шаг и перенес вес на одну ногу. Его плечи и вытянутые в направлении Генри руки были расслаблены, колени чуть согнуты, прищуренные глаза излучали ледяное спокойствие.

— Сейчас и проверим, — парировал Генри и выбросил кулак вперед, метя в лицо, но Сората легко уклонился, почти не изменив позы. Генри тут же ударил с другой стороны. Кимура чуть сместился вправо и, пропуская кулак над ухом, схватил за запястье. Кулак разжался. Генри не успел ничего понять, просто почувствовал острую боль в выкрученной кисти. Перед ним мелькнула спина Кимуры, и вот он уже валяется на татами, а японец на одном колене сидит рядом и прижимает его руку к полу.

— Что, черт побери, ты сделал?! — Макалистер дернул кистью, но захват был слишком крепким, стало только больнее.

— Захват одной рукой, айкидо, — пояснил Кимура. — Шихо наге ура, если тебе важна терминология.

— К черту терминологию! — огрызнулся британец. — Как ты вообще смог!

— Ах так! — Сората отпустил его конечность, и Генри охнул от внезапно навалившейся тяжести. Кимура сел на него верхом и крепко зажал коленями. — Все еще сомневаешься?

Генри уставился на него с ужасом, с такого ракурса он парня еще не видел.

— Ты что задумал, мерзавец?

Сората громко хмыкнул в ответ и будто бы специально поелозил задом, устраиваясь поудобнее, потом наклонился, заблокировал одну руку Генри, а потом достал что-то из кармана. Макалистер вытянул шею, чтобы рассмотреть маленький предмет и, когда сумел, принялся активно вырываться:

— Ты сдурел?! А ну живо слез с меня! Придурок!

Сората разразился поистине демоническим хохотом и потянулся к лицу мужчины открытым тюбиком красной губной помады.

— Представь, что это всего лишь игра, — гнусно ухмыляясь, уговаривал он, стремясь дотянуться до губ, в то время как Генри отчаянно размахивал свободной рукой и даже пару раз смазано съездил своему мучителю по физиономии. С большим трудом грубая сила все-таки одержала верх, Генри высвободил руку и, обхватив Сорату за пояс, перекатился на бок, подминая парня под себя. Кимура сдавленно пискнул, ощущая на себе немалый вес шотландца, который, пыхтя и отдуваясь, вытянулся на нем во весь рост. Японец уперся ладонями ему в грудь, силясь оттолкнуть:

— Ты тяжелый... Отпусти!

— Черта с два.

Генри приподнялся на руках, с победоносным видом нависая над парнем, покрасневшим от напряжения, волосы выбились из хвоста, черные прядки прилипли к вспотевшему лицу. Решив, что перегнул палку, Макалистер отвлекся всего на секунду, которой хватило Кимуре, чтобы снова оказаться сверху. Тяжесть на животе была уже почти привычной, и Генри издевательски выдохнул:

— Что-то ты легкий. Цветочной пыльцой питаешься, феечка?

Сората схватил его за воротник, приподнимая, и мужчина уперся руками в пол, помогая ему.

В такой позе их и увидели два ученика, зашедшие в спортзал.

Сэм Чандлер издал восхищенный вздох:

— А чем это вы занимаетесь?

Его друг, Курихара, дернул блондина за локоть:

— Пошли, все равно потренироваться не получится.

На его вечно серьезном лице не отразилась ни грамма эмоций, как будто шеф-повар, сидящий верхом на коменданте мужского общежития, стискивающий его бока коленями и тянущий его к себе за воротник — это обычное дело, ничего, что стоило бы внимания. Генри показалось, что еще немного, и он сгорит от стыда вместе с татами и половиной спортзала в придачу, а Сората так и не удосужился отпустить его рубашку.

Хибики вышел за дверь, и Сэм, подняв вверх большой палец, подмигнул мужчинам и поспешил за другом.

Генри обессилено упал на мат и раскинул руки. Кимура, судя по легкости, слез с него и лег рядом.

— Позор, — лениво пробормотал Макалистер. — Это конец.

Сората повернул голову, и Генри услышал его голос прямо над ухом:

— Боюсь, только начало. И, Макалистер-сан, признайте поражение.

— Ни за что, — он поднял руку и, не глядя, придавил ею парня. — Шотландцы не сдаются.

Это относилось не только к скоротечной драке, и Кимура, похоже, это понял и не возражал. Генри вздохнул с чувством выполненного долга и закрыл глаза.

История восьмая,

в которой темнота обнажает тайные страхи Генри

Запад ли, Восток...

(Мацуо Басё)

'Одиночество преследует нас с самого рождения. Мы вольны думать, что это не так,

которую кто-то давно назвал человеческой душой'

(Акихико Дайске, мемуары)

Прежде Макалистеру не приходилось жаловаться на бессонницу, но, похоже, общение с Соратой накладывало свой отпечаток, и мужчина ворочался в постели, пытаясь заснуть, но сон бежал от него. И тогда Генри сердито откинул одеяло, не с первого раза влез в тапочки, не включая ночника, и отправился в туалет, скорее для того, чтобы проветрится, чем по необходимости.

План Академии уже давно успел уложиться в памяти, Генри позволил ногам свободно нести его, и вышло так, что после непродолжительного бесцельного блуждания, он вышел в холл, как тогда, в свой первый вечер в 'Дзюсан'. Мозаичный пол был залит слабым электрическим светом, а дальние углы тонули в густом сумраке, информационный стенд был подсвечен с двух сторон мертвенно-голубым сиянием ламп. В полной тишине слышались шорохи и скрипы, не замечаемые днем и так обостряющиеся ночью, но кроме них Генри уловил и нечто постороннее. Совсем рядом кто-то тихо-тихо плакал, не напоказ, чтобы заслужить жалость, а по-настоящему горько, сдавленно и безутешно. Мужчина обошел одну из четырех широких колонн с примостившимися к ней мягкими кожаными диванчиками и увидел сжавшуюся в комочек хрупкую девичью фигурку. Растрепанные светло-русые волосы завешивали лицо, но Генри ее узнал.

— Мисс Николь? — он подошел ближе и осторожно тронул девушку за вздрагивающее плечо. — Вы в порядке?

Безусловно, он понимал, что вопрос глупый, но не знал, как иначе привлечь к себе внимание, к тому же плачущие женщины ввергали его в панический ступор, побороть который не всегда удавалось даже по профессиональной надобности. Николь подняла голову и увидела склонившегося над ней мужчину. Темные глаза испуганно сверкнули.

— Макалистер-сан?.. — она сглотнула слезы и провела ладонью по щеке. — Что вы здесь делаете?

— Нет, это вы что здесь делаете в такое время? — Генри присел на корточки. Ода поджала ноги, и ее круглые голые коленки оказались как раз перед его глазами. — Куда смотрит ваш комендант, интересно?

— В это время она смотрит сериал, — охрипшим от рыданий голосом объяснила девушка и мило покраснела. — Мы уже выучили ее расписание.

Генри ободряюще улыбнулся и положил руку на ее неожиданно холодную ладошку.

— Так, прекращайте плакать. Я отведу вас в вашу комнату.

— Нет!

Мужчина нахмурился, а Николь плотнее вжалась в спинку дивана. Огромные, влажно блестящие глаза наполнились неподдельным ужасом:

— Нет! Я туда не пойду! Ни за что, пожалуйста, не заставляйте меня туда возвращаться!

Генри беспомощно поднял руку, и девушка вдруг, тонко всхлипнув, бросилась ему на шею, крепко обхватила и уткнулась носом в плечо. Ее волнистые мягкие волосы защекотали британцу лицо. Неуверенно он положил ладонь ей на спину, и Николь заплакала громче. Слезы душили ее, сотрясали гибкое тонкое тело. Макалистер принялся вполголоса бормотать что-то утешительное, первое, что приходило в голову.

— Ладно, вставайте, — он поднялся на ноги и потянул Ода за собой. — Вам нужно успокоиться. Идемте.

Он рисковал, приводя ученицу в свою комнату в начале двенадцатого ночи, однако иного выхода из ситуации Генри не видел, к тому же Николь немного напоминала ему сестру, не внешностью и даже не характером — Филлис была бойкой шумной девочкой с копной огненно-рыжих волос. Наверное, дело в том, что они были одногодками и обе страдали от того, что рядом не было тех, кто мог бы их защитить.

Генри включил настольную лампу и усадил девушку на кровать.

— Я налью воды, — он плеснул в стакан из графина и протянул ей. — Выпейте.

Николь, припав к стакану, залпом его осушила. Зубы постукивали о край. Генри достал из шкафчика чистый носовой платок и дал Николь, она промокнула зареванное лицо и улыбнулась:

— Спасибо.

— Почему вы боитесь возвращаться к себе? Вас кто-то обижает?

Девушка резко побледнела и прижала платок к лицу. Похоже, снова собиралась плакать, но, не успел британец испугаться, как она негромко ответила:

— Нет. Все из-за меня. Хироши... — она порывисто вздохнула. — Он рассержен на меня, я точно знаю.

— Хироши? — Генри уже слышал это имя. — Хироши Накамура?

Ода кивнула. У нее уже не осталось сил для разговоров.

— Я побуду у вас немного? — попросила она и, не дожидаясь разрешения, легла. Через пару минут ее дыхание выровнялось, девушка подтянула ноги к животу, обхватила руками подушку и уснула.

Генри сидел напротив, под светом лампы, и думал, чем для него может обернуться это вечернее приключение. Его взгляд против воли задерживался на длинных ногах, едва прикрытых чулками и короткой школьной юбочкой в складку. Николь застонала во сне, крепче стискивая подушку. Макалистер поспешил накрыть гостью одеялом, под которым сам недавно лежал. Поправляя его, провел рукой по разметавшимся русым прядям, отводя их с лица. Пальцы случайно коснулись прохладной влажной от непросохших слез щеки, и Николь чуть повернула голову, будто специально поощряя его действия, и Генри отдернул руку.