Ее слова, вопреки ожиданиям, задели меня за живое. Я изобразила живейший восторг, с некоторой досадой отметив про себя, что возня с Камнем сильно выбила меня из колеи окружающих событий. О клятве Саймона я ничего не слышала, с головой погрузившись в разгадывание загадки первой вехи. Новости на Аэдагге проходили мимо, и мне, привыкшей быть в курсе всех событий, это очень не понравилось. Мне сто лет не был нужен Черный, но влиться обратно в струю хотелось; решение пришло моментально.
-Вот, что, — сказала я, — пожалуй, я загляну к вам...но позже. Сейчас мне все же надо разобраться кое с чем.
Видимо, полностью удовлетворившись моим решением, Энн кивнула, точнее, неуклюже уронила голову на грудь, и побрела прочь. Ее подрагивающая рука время от времени подносила к губам бутыль, а походка была неровной, будто Рыжая ступала по причудливо извивающейся по земле змее.
Я проводила соседку взглядом, пожала плечами и поспешила к дому Микаэля.
* * *
-Кошка? Какими судьбами?
Литанээ выпрыгнул мне навстречу из сумрака комнаты, опираясь на два неровно сколоченных костыля. Его левая нога, вернее, ее остаток, беспомощно болталась в туго завязанной узлом штанине, однако ее обладателя нельзя было назвать беспомощным. Несмотря на сухощавость, Микаэль обладал сильными руками и острым умом, позволившим ему не только выжить, но и неплохо проживать на Аэдагге.
-О, Хайлэ, Мик, — кивнула я, плотно прикрывая за собой дверь, — я к тебе по делу.
-Сразу хватаешь Хэлля за глотку
* * *
**, — литанээ поморщился и потер подмышку, которая, видно, ныла от долгого общения с костылем, — проходи, в дверях дела не обсуждаются.
Он посторонился, и я прошла в комнату — куда более просторную, чем моя, однако заваленную каким-то хламом: старыми полуистлевшими свитками, ящиками, в которых тускло поблескивали самоцветы, чучелами и скелетами неизвестных мне животных...Микаэль напомнил мне птицу кайгу, укращающую свое гнездо всем, что ей приглянется.
-Травяного чаю, Кошка? — литанээ, впрыгнувший в комнату следом, смахнул со скамьи, приставленной к грубо сколоченному верстаку, пыль и приглашающим жестом указал на нее, — присаживайся.
-Ты живешь на Аэдагге много лет, Мик, — усмехнулась я, выполняя его просьбу, — неужели ты до сих пор не понял, что здесь принятно предлагать гостям нечто, более крепкое?
Литанээ рассмеялся, обнажив потемневшие от некогда бурно потребляемого лэя зубы.
-Только не тебе, Кошка. Останки моего безвременно почившего воспитания не позволяют предложить даме крепкий хмель.
Это было чистой правдой: несмотря на дикие нравы и уклад пиратской общины, обтачивающие каждого новичка, как морская вода — гальку, Микаэль умудрился сохранить те крохи тактичности и манер поведения, которые прививаются во всех кланах литанээ. От пиратской жизни ему досталась хитрость и изворотливость, а также неистребимая любовь к наживе.
-Так что — чай? — уточнил Аметист, замирая у верстака. Я слабо улыбнулась и без лишних слов кивнула.
Пока литанээ возился, разжигая очаг, я задумчиво смотрела на его скособоченную влево спину, прикидывая, как бы получше объяснить цель моего визита. Распространяться на тему сокровищ не стоило — все же, Микаэль был морским разбойником больше, чем литанээ, и вполне мог перехватить мою инициативу по поискам вех.
Не придумав ничего стоящего, я вздохнула и решила начать разговор с чего-нибудь отвлеченного — авось, в процессе беседы осенит:
-Мик, ты встречал своих еще хотя бы раз, после того, как...после того, как покинул дом?
Спина литанээ на секунду напряглась, но Аметист ответил абсолютно спокойным голосом, не поворачивая головы:
-Нет. Вряд ли они обрадовались бы мне...хотя представляю себе их удивление — пропащий сын дома Аметист вдруг решил вспомнить заветы предков и вернуться к родовому ремеслу! Да не где-нибудь, а в самом сердце пиратского гнезда, на Аэдагге! Думаю, отца, если он еще жив, хватит удар, а глаза сестер и брата станут величиной с золотой дорий.
Я хмыкнула, представив себе выражения на лицах своей родни, узнай они, какую жизнь веду я.
Впрочем, не ручаюсь, что им было бы не все равно.
-Ты ничего не знаешь о своих? Неужели ни разу не захотелось поинтересоваться?
-А какой в этом толк? — в голосе литанээ прорезались обреченные нотки, — скорее всего, они давно похоронили меня...да и я уже много лет не чувмтвую себя полноценной частью Дома Аметист. Так, рыбешкой, отделившейся от стаи и прибившейся к косяку пилозубов.
Я не нашлась, что ответить на эту неожиданную исповедь.
Тем временем Микаэль покончил с очагом; в нем ровно загудело жаркое золотистое пламя, над которым литанээ повесил котелок с водой.
-Ну, Кошка, — спокойно сказал он, рывком преодолевая расстояние до меня и опускаясь напротив, — так что у тебя за дело? Не прикидывайся, что решила навестить меня исключительно ради интереса к моей родословной. Выкладывай, иначе мне придется накинуть лишние серебрушки за бестолково потраченное тобой время.
Поняв, что уже не отвертеться, я извлекла из-за пазухи аккуратно завернутый в шаль Камень, бережно распеленала его и положила на колючий верстак перед Микаэлем, приготовившись импровизировать.
-Мик, — серьезно сказала я, кладя ладони на теплую от моих объятий поверхность артефакта, — я не скажу тебе, что это такое и зачем мне это понадобилось. Я просто хочу узнать, камень ли это,и есть ли в нем что-то необычное.
Микаэль понимающе кивнул, неотрывно глядя на Камень, и с укоризной промолвил:
-Кошка, первое, что я говорю своим клиентам — мне неинтересны ваши тайны и помыслы, только платите деньги. Думаешь, я не знаю, что на Аэдагге чем меньше ты знаешь, тем крепче твой сон?
Его слова немного успокоили меня, но я решила все же не открывать перед ушлым литанээ всех карт.
Я примиряюще улыбнулась и легонько подтолкнула Камень к Аметисту; тот занес над ним мозолистые ладони, но не сразу опустил их, испытующе глядя на меня.
-Кошка, эта штука, похоже, сделана из янтаря, а мы не работаем с ним и с жемчугом.
-Мик, — начиная сердиться на нерасторопного литанээ, проговорила я, — я не знаю, из чего сделан этот шар. Давай выясним и это.
Литанээ пожал плечами и, предупредив, что мзду он возьмет в любом случае, опустил ладони на полупрозрачный Камень и прикрыл радужные глаза.
Я сжала шероховатую поверхность верстака, подавшись вперед и жадно глядя на Говорящего. Белки его глаз быстро двигались под тонкими, вздрагивающими веками, а плотно сжатые губы периодически болезненно кривились. Неожиданно Микаэль резко открыл глаза, заставив меня вздрогнуть, и озадаченно уставился в пространство перед собой.
-Ничего не понимаю, — медленно проговорил он, поглаживая Камень, — эта...штука определенно имеет отношение к самоцветам, но она не дает понять, к каким именно.
Я недоуменно наморщила лоб.
-Что ты имеешь в виду?
-Видишь ли... — литанээ рассеянно посмотрел на очаг, чертыхнулся и, ловко вскочив на костыли, прыгнул к нему, не прекращая говорить, — видишь ли, для литанээ, при использовании литовидения каждый камень поет свою Песнь, помогающую определить, что он из себя представляет, и как лучше работать с ним...ну, это детали, тебе неинтересно. Янтарь и жемчуг не имеют Песни потому, что они — плоды живых существ, а не осколки ожерелья
* * *
* * *
. Песнь же твоего камня слышна очень неотчетливо,
словно вынуждена пробиваться сквозь толщу воды. Я никогда раньше с таким не сталкивался.
Повисла тишина, прерываемая позвякиванием старого чайничка. Сноровисто действуя одной рукой, Аметист насыпал в него травяную смесь и залил кипятком из котелка; по комнате поплыл тонкий аромат болотной аюры
* * *
* * *
. Я жестом предложила помощь, но Микаэль возмущенно помотал головой, очевидно, не желая давать себе послабления и чувствовать себя калекой.
Пока он неловко ставил на верстак глиняные кружки, я тихо спросила:
-Это единственное, что ты видишь в нем необычного?
-Разве этого мало? — удивился Микаэль, — Кошка, ты достала где-то камень, сопротивляющийся литовидению, и еще недовольна?
Я разочарованно промолчала, стиснув зубы. Конечно, в глазах литанээ это выглядит настоящим чудом, только мне-то какой от этого резон? Вооружившись только этим знанием, вторую веху не найдешь.
Литанээ разливал по кружкам пахучий травяной чай, а я с тоской наблюдала за ним, подперев голову рукой. Придется начинать свои изыскания вновь...а я так надеялась на помощь Аметиста!
От невеселой перспективы и ощущения топтания на одном месте начала побаливать голова. Я отхлебнула немного отвара из аюры, абсолютно не ощущая вкуса, и, уткнувшись взглядом в шершавые серые доски верстака, принялась тихонько напевать себе под нос, чтобы успокоиться.
Внезапно верстак вздрогнул; подняв голову, я увидела, как Микаэль смотрит на лежащий рядом с ним Камень. В его взгляде сквозила тревожность, смешанная с озадаченностью.
-Повтори это еще раз, — отрывисто попросил он.
-Повторить — что?
-Напой, что ты там пела...неважно, что.
Я удивилась про себя, но исполнила его просьбу. Литанээ порывисто отставил свою чашку в сторону и вновь вцепился в Камень.
-Поразительно, — пробормотал он, — он отвечает...когда ты запела, его собственная Песнь будто бы стала громче, а внутри него что-то стало происходить.
Я почувствовала, как внутри лопнула натянутая струна, а по жилам разлилось теплое чувство эйфории. Неужели мы нащупали какую-то нить, ведущую к разгадке Камня?
-Изумительно, — тем временем бормотал литанээ, — вертя в руках Камень, — вот что, Кошка...ты уж прости, но я просто не могу сейчас отдать тебе этот камень. Оставь мне его хотя бы до завтра, а? Я хочу как следует изучить его и понять, что же такое с ним происходит.
Я с огромным сомнением посмотрела на Микаэля. Литанээ выглядел так, словно увидел женщину своей мечты; он держал Камень перед фанатично горящими глазами, бережно ощупывая его кончиками пальцев и беззвучно что-то шепча. В глубине души я прекрасно понимала и разделяла его чувства: то же самое я испытала, привезя Камень домой. А, с другой стороны, если вспомнить, с каким трудом мне удалось добыть эту веху и чего стоил побег из Ранаханна...сопереживание Микаэлю как-то быстро улетучивалось.
-Я не знаю, Мик, — наконец, с тяжелым вздохом призналась я, — видишь ли, этот камень мне очень дорог, и я не хотела бы доверять его кому бы то ни было...
Лицо Аметиста обиженно вытянулось, и на нем проступил отпечаток гнева.
-Кошка, я прошу оставить его мне всего лишь на одну ночь, — тихо проговорил он, стискивая Камень в ладонях, — я даже могу не брать с тебя денег. Завтра с утра зайдешь и заберешь его, даю слово.
В его тоне все яснее и яснее сквозили нотки какого-то безумия, и я слегка испугалась. Воистину, литанээ становятся ненормальными, когда дело касается мертвых самоцветов; будто мир живых их не интересует...
Заметив или же почувствовав мое сомнение, Микаэль подлил масла в огонь.
-Подумай сама, — вкрадчиво сказал он, — за эту ночь я могу обнаружить еще что-нибудь интересное в этом камне.
Я почувствовала, как чаша весов моих колебаний начала крениться в пользу литанээ. В самом деле, ведь именно Микаэль почувствовал что-то внутри Камня, когда я стала напевать; возясь с вехой в одиночку я часто пела, но ничего похожего не замечала. Я вновь взглянула в молящие глаза Аметиста и приняла решение.
-Ладно, — твердо сказала я, — но только на одну ночь. Завтра с утра я приду...
-Я знал, что ты поймешь меня, — возликовал было литанээ, но я жестом оборвала его и продолжила:
-Деньги ты получишь, и не отнекивайся. Мне не нужны подачки. И еще...мне нужен залог. Что-то, что послужит гарантией возвращения моего Камня в целости и сохранности.
Восторженное выражение на лице Аметиста чуть потускнело, но он, не раздумывая, вытянул из-под ворота рубашки какой-то кулон на цепочке и протянул мне.
-Разумное решение, — усмехнувшись сказал литанээ, — ты мне не доверяешь?
-Я никому не доверяю, — сухо сказала я, принимая от него кулон, — что это?
Микаэль чуть помедлил с ответом и негромко сказал:
-Аметистовый Глаз. Знак моего Дома. Самая дорогая для меня вещь — это единственное, что осталось мне в память о моей Семье.
Я рассмотрела кулон: действительно, он был сделан в форме серебряного глаза со зрачком из мерцающего сиреневого самоцвета. Значит, Аметист все же не отрекся от своих родных...и, возможно, даже хочет вновь повидать их.
Сжав ладонь, я залпом допила травяной чай и поднялась со скамьи.
-Спасибо за гостеприимство, Микаэль. Я зайду завтра, сразу после восхода солнца. Очень надеюсь, что тебе удастся отыскать в Камне что-то необычное.
-Береги кулон, — тихо промолвил Микаэль, умоляюще глядя на меня снизу вверх.
Я подняла руку к груди, и безделушка легко скользнула за кромку лифа.
-Не переживай, Мик, — широко улыбнулась я литанээ, — главное, чтобы моя вещь была у тебя в такой же сохранности.
* * *
Темнело. На Аэдаггу быстро опускалась ночь, овевая остров своим прохладным дыханием и зажигая в небе первые звезды. С моря доносились чьи-то покрикивания и мерный скрип кораблей, покачивающихся у причала; где-то высоко в небе тоскливо кричала припозднившаяся чайка.
Я стояла на пороге дома Микаэля, зябко кутаясь в плащ. Ноги, обутые в легкие плетеные сандалии, начали мерзнуть, а руки покрылись мурашками, но домой я не спешила, погрузившись в раздумья.
Таверна "Три мечехвоста", о которой говорила Рыжая Энн, совсем недалеко отсюда — нужно лишь дойти до конца Жестяной улицы и повернуть направо. Так почему бы не позволить себе небольшую передышку и не отправиться туда? Тем более, что повозиться с Камнем теперь предстоит Микаэлю, а я заслужила несколько часов веселья...
...Из таверны "Три мечехвоста" доносился неслаженный хор голосов; я без труда узнала зычный бас Алистера Беспалого, время от времени прорезавший эту разноголосицу; хрипловатый хохот Рыжей Энн и пронзительные вскирикивания Сайруса Щуки. Похоже, добрая треть всего пиратского населения Аэдагги набилась в это таверну. Неужели их так привлекла возможность выпить и закусить на дармовщинку, как обещал Саймон Черный? Конечно, морские волки любят покутить за чужой счет, но не столько же человек зараз...Хотя, вроде бы, Энн упоминала про какого-то менестреля.
Что ж, будет вдвойне грешно остаться в стороне от общего веселья.
Брезгливо обогнув чье-то пьяное тело, валяющееся в луже собственной блевотины у дверей таверны и втайне порадовавшись, что подол юбки не достигает земли, я толкнула тяжелую отсыревшую дверь "Трех меченосцев".
* * *
Первое, что меня поразило при входе в таверну — это действительно небывалое количество пиратов, вперемешку с проститутками толпившихся внутри. Все столы, уставленные кружками и заваленные солониной с какими-то овощами, были буквально облеплены морскими бродягами, однако большинство посетителей, тех, кому не хватило места, толпились в проходе, напирая друг на друга и вытягивая головы, всматриваясь куда-то в противоположный конец зала. Шум стоял такой, что приходилось кричать, чтобы можно было что-то услышать.
