Мелиан: история Дикой Кошки (общий файл)

Глава 1.

* * *

Хмарь.

Тяжелое сизое небо, нависшее над головой. Оно практически всегда затянуто клубящимися серыми облаками, из которых днем и ночью сочится стылая влага. Иногда, правда, пойдет настоящий дождь, но тогда приходится сидеть дома, замирая от непонятной, сосущей тоски и оцепенело наблюдая, как по стеклу ползут прозрачные капли. Дождь редко обходится одним днем, и мы вынуждены коротать время за шитьем в свете покосившихся свечей, пересказами одних и тех же скудных деревенских сплетен и долгими промежутками сна.

Земля такая же серая и неприветливая, как и небо. Холмистая, угрюмая местность испещрена булыжниками и окаменелыми ракушками, меж которых то там, то сям попадаются пучки жухлой темно-желтой травы. Кое-где торчат чахлые деревья, листья на которых быстро опадают, как только лето начинает клониться к закату.

Угрюмые кряжистые дольмены, позеленевшие от времени. Они разбросаны по всему острову, и никто в точности не может сказать, кто оставил их после себя. Говорят о каком-то народе, поклонявшемся древним богам — столь жутким, что даже их имена было запрещено произносить. Теперь же этих богов помнят лишь маслянисто-черные жирные жуки, нашедшие убежище в ноздреватых камнях дольменов.

Серые, неприветливые океанские волны, с мерным шумом омывающие берега. Иногда они выбрасывают на скользкий песок обломки кораблей, обрывки одежды и, изредка, трупы, разбухшие в соленой стылой воде. Это значит, что какому-то кораблю близ наших берегов вновь не повезло.

Это — моя родина.

Моя Коннемара.

* * *

Сколько я себя помнила, мать никогда не говорила мне ласковых слов. Напротив, она любила всячески подчеркнуть то, что моя старшая сестра заслуживает родственного к ней отношения, а вот я — нет. Порой, дождавшись глухой коннемарской ночи, я подолгу всхлипывала в соломенную подушку: ведь я ничем не провинилась перед ними.

Мать и сестра старались делать вид, что ничего не замечают, однако я была уверена, что в такие ночи они вряд ли спали.

Возможно, все дело было в моей внешности. Я не знаю, кого винить в случившемся, но, тем не менее, факт был налицо: на острове я считалась кем-то, вроде выродка.

Дело в том, что все, без исключения, жители Коннемары, были истошно рыжеволосыми и кудрявыми и обладали бледной кожей, затянутой плотной сетью веснушек.

Мне же осколок зеркала, вынесенный давным-давно на берег после очередного кораблекрушения и доживающий свои дни на стене нашей с Мелиандрой комнаты, демонстрировал темно-каштановые, чуть вьющиеся на концах волосы, смолянисто отливающие на солнце, чуть тронутую загаром кожу и золотисто-карие глаза, похожие на диковинные продолговатые ягоды, какие иногда завозят на Коннемару торговцы.

Причину своей непохожести на других силилась понять не только я. Злые языки кумушек-соседок нашептывали за моей спиной о купцах с Коралловых островов, у которых были точно такие же волосы и глаза. Но богатые купеческие корабли, похожие на огромные стручки фасоли, последний раз заглядывали в наши края сто пятьдесят лет назад — вряд ли моя мать прожила столько времени, а подобных мне в нашем роду больше не было.

Торговцы, заглядывающие в нашу глушь, чтобы купить очередную партию овечьих шкур и шерсти (коннемарская порода очень ценилась зажиточными гражданами Алдории), завидев меня, цокали языками и, не таясь, сообщали мне что я очень красива. Если же рядом оказывались мои соплеменники, то подобные заявления встречались недоверчивым презрительным смехом и общим недоумением. Я же отмалчивалась и неопределенно пожимала плечами, услышав такие комплименты.

Я и сама не знала, какая я и что меня ждет в будущем. Оно виделось мне очень туманным и далеким, напоминая предрассветную дымку на берегу; скорее всего, мне предначертано закончить свои дни в полном одиночестве где-нибудь на окраине нашей деревни, как безумная старуха Молли-Энн. Она жила в покосившейся лачуге, кромкой крыши касающейся земли, и не показывала носа за ее пределы до наступления темноты. Едва верхний край солнца скрывался под горизонтом, старуха выскакивала из своей норы и принималась носиться по деревне, время от времени разражаясь бессвязной бранью и швыряя в стены домов пригоршни гальки, обильно сдобренные ее собственной слюной. Именно поэтому жители деревни боялись выходить из домов с наступлением сумерек, опасаясь попасться бесноватой Молли-Энн по дороге. Мне кажется, с ее смертью эта традиция не кончится, и еще долго люди будут сидеть ночью за плотно задвинутыми деревянными ставнями, шепотом поминая сумасшедшую Молли-Энн и не пуская на улицу детей после захода солнца.

Иногда, после особо тяжелого дня, когда ведро ледяной воды, вытащенное из колодца, казалось весом с корову, а тюленьи шкуры покрывались мерзкой коричневой коростой, резавшей пальцы при попытке выделки, мне казалось, что вся моя дальнейшая жизнь — неизбежная унылая дорога в серую даль, в конце которой маячит домик Молли-Энн.

Так я думала ровно до того года, когда мне стукнуло двадцать. В тот год невиданная засуха выкосила траву меж камней, а южный ветер принес в Коннемару невиданную заразу, от которой наши овцы мерли одна за одной. Даже старый знахарь Эйсон не мог ничего поделать, и стали поговаривать о гневе древних богов.

Летом этого же года на горизонте показались белые паруса корабля, который принес роковые перемены в мою жизнь.

* * *

-Корабль! Корабль!

Босые пятки Эннекина-младшего дробно простучали по вытертым доскам крыльца, и вихрастый мальчишка влетел в комнату.

Мелиандра, месившая тесто в деревянной кадушке, схватила ложку и, поймав Эннекина за шиворот, с размаху залепила ему ложкой по затылку.

-Ай!!!

Мальчишка завертелся на месте, злобно глядя на мою сестру и выплевывая сквозь зубы угрозы. Однако Мелиандра ничуть не смутилась

-Я сейчас еще наподдам, если будешь так орать! — рявкнула она, вытирая руки о передник, — что ты еще придумал? Какой корабль?

Эйнекин украдкой вытер ладонью слезы, бросил еще один злобный взгляд на мою сестру и угрюмо буркнул:

-Почем мне знать! Я видел только одно — паруса белые! Он далеко, только из-за горизонта показался.

-С какой именно стороны он показался?

Вопрос слетел с моих губ так неожиданно, что я даже сама растерялась. Обычно я предпочитала заниматься своим делом в стороне от семейных и не только разговоров, не привлекая лишнего внимания. Мне так было проще. И спокойнее.

При звуках моего голоса сестра и Эйнекин вздрогнули и уставились на меня. Повисло тяжелое молчание, и я почувствовала острое желание забиться куда-нибудь в угол и не высовываться.

В глинобитном очаге треснул уголек, и это немного разрядило напряженнную обстановку.

-С запада, — буркнул Эйнекин, но в его тоне слышалось гораздо больше дружелюбия.

-Значит, он направляется со стороны Туманных берегов, — тихо предположила я, перебирая пальцами овечью шерсть. Мелиандра вновь глянула на меня с нескрываемой досадой:

-Какая тебе разница, откуда он прибыл? Если он держит путь сюда, нам нужно беспокоиться о том, что за люди находятся на его борту.

-Мне кажется, что ответ на мой вопрос очень бы помог прояснить это, — с мягкой вкрадчивостью сказала я, — Туманные берега — излюбленное пристанище контрабандистов. Если корабль действительно оттуда, не думаю, что они решили использовать Коннемару, как хранилище своего груза. Мы слишком близко к материку. Мне кажется, они держат курс на наш остров, чтобы...

-Мелиан! — яростно рявкнула сестра и швырнула комок теста на доску с такой силой, что в воздух взвился белый клуб муки, — никому не интересно, что ты там себе придумала! Ты слишком много рассуждаешь. Возьми с окна кувшин и отнеси отцу — он, наверняка, уже проголодался! И придержи свой длинный язык.

Внезапна вспышка сестринского гнева меня ничуть не удивила. С каждый годом Мелиандра относилась ко мне все хуже и хуже. В последнее время ее придирки стали просто невыносимы; подозреваю, что ответственность за это лежит на ее женихе, рыбаке Даррене. Никогда не отличавшийся шибко далеким умом, он брякнул в присутствии моей сестры, что, не будь я "черна, словно головешка", то была бы весьма недурна собой. В тот момент Мелиандра молча проглотила это, но после этого удвоила усилия по травле меня. Больше всего ее раздражало то, что я, привыкшая к подобным тычкам с детства, никак на них не реагировала.

Вот и на сей раз я пожала плечами, сохраняя молчаливое спокойствие, кивнула, взяла кувшин и, не спеша, вышла за порог. Вслед мне донеслось недовольное бормотание сестры, скрип старого стола и голос Эйнекина, вновь с энтузиазмом возобновившего рассказ о таинственном корабле.

* * *

На улицах Коннемары царила непривычная суматоха, и я поняла, что не мне одной присущи опасения по поводу внезапно возникающих на горизонте судов.

Люди сновали туда-сюда, изредка останавливаясь, дабы перемолвиться друг с другом. Спешно захлопывались и запирались ставни; домашняя скотина, несмотря на кудахтающее и мычащее сопротивление, загонялась в стойла. Из-за околицы нестройным шагом шествовала отара овец, подгоняемая пастухами. Овцы недоуменно блеяли, дергали головами и смешно подергивали куцыми хвостами: по всей видимости, окружающая суматоха стала передаваться и им.

На меня никто не обращал внимания, и я, не увидев нигде отца, поймала пробегающего мимо меня Даррена за рукав:

-Дар, что происходит? Ты не видел Шэймуса?

Шэймусом звали моего отца, и я питала слабую надежду, что он где-нибудь поблизости, и мне не придется покидать деревню. Наверное, легкая паника, витающая повсюду, заразила и меня, и выходить за ворота мне не хотелось абсолютно.

Даррен притормозил, пару секунд глядя на меня бессмысленными глазами, затем собрался с мыслями и протянул:

-А,это ты,Мел...нет, я Шеймуса не видел. Последний раз мы здоровались утром, он отправился на берег, чинить снасти.

-Шеймус до сих пор на берегу, — прогудел сзади меня чей-то бас, и, спустя несколько секунд я узнала отца Лэйдона — главного жреца коннемарского храма.

-Спасибо, эддре, — пробормотала я. Лейдон посмотрел на меня свысока (в буквальном смысле, голова эддре возвышалась на несколько пальцев над моей):

-Я думаю, Мелиан, что он уже взрослый человек и вполне может добраться до деревни сам. Не стоит тебе сейчас отправляться на берег.

-Почему? — с невольным любопытством спросила я, как всегда, зачарованная его низким звучным голосом. Эддре глянул на меня с ласковой снисходительностью, с какой любящие матери смотрят на своих не в меру расшалившихся детей, и спокойно сказал:

-Мне уже доводилось читать подобное. В храмовых хрониках Коннемары часто встречаются упоминания о кораблях на горизонте, которые направляются к острову...и оборачивается это все грабежами, разбоем и прочей дрянью, которую творят пираты.

Я крепче прижала к себе кувшин. Ничто в первые мгновение не пугает так, как твои подспудные опасения, высказанные кем-то вслух.

-Вы всерьез думаете, что это пираты?

Эддре невесело усмехнулся, и в уголках его рта залегли глубокие морщинки.

-Детка, тут всего два варианта: либо контрабандисты, либо пираты. И оба эти варианта таят для нас угрозу. Вот почему я — каюсь, взял на себя слмшком многое — велел людям прятать скарб.

Я прикусила согнутый палец. Отец Лэйдон всегда производил впечатление уравновешенного мудрого человека; он, как и мой отец, в общении никогда не подчеркивал мою непохожесть на других. За это я была им глубоко признательна.

И я доверяла эддре Лэйдену больше, чем кому бы то ни было.

Если он сказал не совать нос за деревенские ворота, я так и сделаю.

* * *

Прошло около двух часов, когда все более или менее ценные вещи были рассованы по тайникам, дети — закрыты в своих комнатах, а женщины, наравне с мужчинами, вооружились всем оружием, которое только можно было найти по домам.

Когда солнце уже клониломь к закату, вырывая в низких тучах окошки оранжево-золотого света, почти все взрослое население Коннемары высыпало на улицу, облепив низкую деревенскую стену. По домам остаоись лишь дети да древние старики, которым было не под силу перешагнуть через порог. Лишь безумная Молли, почуяв беду, носилась по осиротевшим улицам и выла что-то нечленораздельное; ей ответом было тревожное мычание коров и блеяние овец, которых закрыли в хлевах.

Странное это было зрелище: вереница людей, ощетинившаяся короткими ножами, вилами, косами и прочей ерундой, которую только можно было найти по чердакам и подвалам. Кое-где мелькали даже давно не чищенные широкие мечи времен Драконьего шторма. Их изогнутые лезвия были покрыты бурыми пятнами ржавчины, но обладатели мечей держались так горделиво, словно в их руках была не заржавелая железяка, а бесценный хайанский клинок.

Я стояла неподалеку от ворот, положив локти на забор и неотрывно глядела на замерший в море корабль. После того, как он бросил якорь около получаса назад, больше ничего не происходило, и от этого взволнованное напряжение, медленно нарастало до невыносимых пределов.

Никто не переговаривался; лишь изредка кое-где вспыхивали взволнованные шепотки.

-Как думаете, чего они ждут? — тоже шепотом спросила я у стоящего рядом Рэмма, старосты нашей деревни. Что-то сдавило горло и мешало разговаривать в полный голос.

Он неопределенно пожал узкими плечами и ответил, не поворачивая головы:

-Сложно сказать. Может быть, обсуждают что-то или...

-Или готовят лодку, — послышался сзади по-прежнему спокойный голос эддре Лэйдона. Оказывается, все это время жрец стоял позади, а я даже не обратила на него внимания, — я различаю движение на корабле, и что-то подсказывает мне, что я прав.

Староста бросил на него неприязненный взгляд, но от дальнейшего разговора воздержался.

-Мелиан, а где твоя семья? — неожиданно спросил эддре. Я поджала губы и ответила, стараясь, чтобы мой шепот звучал как можно более безразлично:

-Мама с сестрой остались дома, а отец стоит где-то там, — я кивнула влево, — мы пришли сюда вместе, но началась суматоха, и мы потеряли друг друга.

На лице эддре отразилось недоумение:

-А зачем ты пошла? Я же предупреждал тебя. Мелиан, если это действительно пираты, то молодой девушке лучше держаться от них подальше...

Я перебила его, стараясь смягчить тон:

-Я не могу сидеть в четырех стенах в такой момент. Есть что-то...жуткое в этом, понимаете? В такие моменты мне всегда кажется, что мир вокруг меня сужается до размеров комнаты, и это...жжет изнутри.

Я смешалась и запоздало смутилась от того, что начала вываливать перед жрецом свои потаенные страхи.

Однако Лэйдон оставил мой внезапный порыв без комментариев. Он лишь серьезно кивнул и одобрительно потрепал меня по плечу.

Наверное, эддре хотел сказать еще что-то, когда справа донесся истошный вопль:

-От корабля отошла лодка!

* * *

Они подошли к деревенским воротам, когда уже смеркалось. Меня, ожидающую увидеть вооруженных до зубов головорезов, даже постигло некое разочароание: перед нами стояло три безоружных человека, обычного худощавого телосложения, с плохо различимыми в сумерках лицами. Об их принадлежности к морским путешественникам говорил лишь загар, намертво въевшийся в кожу, и одежда. Двое носили простые куртки и укороченные штаны, какие шьют в портах Алдории для матросов. На их товарище, державшемся более независимо, была надета белая блуза с шитьем, а поверх накинут черный бархатный плащ. Подобные плащи обожали надевать на себя капитаны купеческих судов, которые закупали в Коннемаре шерсть, и я сразу поняла, что перед нами стоит капитан.

Их встретило напряженное молчание. Люди выжидающе вглядывались в незваных гостей, гадая, что они принесли с собой: добро или зло? Что это — визит вежливости или же коварная ловушка?

Я же, в свою очередь, отчаянно пыталась разглядеть получше капитана. Что-то подсказывало мне, что это очень важно; и я моментально позабыла о страхе, ощущая лишь недюжинное любопытство.

Тем временем, капитан, не подозревая о моем интересе к нему, вскинул обе руки и громко заговорил:

-Достопочтенные жители Коннемары! Мы не желаем вам зла! Наш корабль направляется к Тангоре, но у нас закончились запасы пищи и воды, а предстоит еще два дня пути...все, о чем мы просим, — дать нам немного еды и пресной воды, и, клянусь, мы покинем ваш остров и больше никогда не бросим якорь у этих берегов!

Голос его был, пожалуй, даже благозвучнее, чем у эддре: низкий, тягучий, с хрипотцой. По спине у меня почему-то пробежали мурашки.

Толпа всколыхнулась в едином вздохе, но враждебности там не было слышно. Скорее, это был вздох облегчения, смешанного с неким недоверием.

Капитан стоял, смиренно склонив голову и опустив руки. Он ждал.

-Кто ты такой? — вопрос прозвучал в вечернем воздухе неожиданно звонко, и я вздрогнула. Это подала голос Марта, моя двоюродная тетка по отцу. В западной части Коннемары они с мужем держали лучших в деревне овец.

Капитан резко вскинул голову:

-Я не буду таиться. Мы — честные пираты, никогда в жизни не обидевшие ни женщины, ни старика, ни ребенка. Мое имя — Моррис Сокол.

Толпа зашепталась, а я почувствовала, что от сердца у меня окончательно отлегло. Мне доводилось слышать о Моррисе Соколе; торговцы рыбой, заглядывающие в Коннемару, чтобы обменять свой товар на шерсть, рассказывали о периодических налетах команды Сокола на торговые суда; однако никто ни разу не упоминал о том, что капитан Моррис был жесток к экипажу этих кораблей. Конечно, он не был благородным корсаром, швыряющим мешки золотых дориев к ногам бедняков, но и не вздергивал людей на реи, как Эдьярд Красный, и не вспарывал пленникам животы, наполняя их, как бурдюки, морской водой, как Пьетро Волчья Пасть. Его стезей был грабеж богатых судов и похищение состоятельных заложников, которые, впрочем, возвращались домой целыми и невредимыми...

...Пока я предавалась воспоминаниям, староста, вполголоса посовещавшись с кем-то, громко объявил:

-Мы согласны помочь тебе, Сокол, но, со своей стороны, выдвигаем несколько условий.

Моррис склонил голову в полушутливом поклоне.

-Мы предоставим ночлег твоим людям — но только тем, которые сейчас стоят рядом с тобой. Остальные проведут ночь на корабле. Поутру мы переправим туда провизию и пресную воду...и нам придется выставить на ночь стражу. Надеюсь, ты не будешь на нас в обиде.

Староста говорил длинно и цветисто; собственно, во многом благодаря этому таланту он и занял пост старосты.

В знак согласия Моррис поднял руки с вывернутыми ладонями вверх.

-О каких обидах Вы говорите? — воскликнул он, — поверьте, мы бесконечно благодарны Вам...и на Вашем месте я бы поступил точно так же.

Что ж, он тоже умеет красиво излагать мысли. Интересно, это помогло ему занять пост капитана?

Внезапно меня охватило жгучее желание посмотреть на Морриса поближе, и я начала потихоньку проталкиваться к воротам.

Люди согласно загудели. Огромный еж, которая представляла из себя толпа с оружием наготове, постепенно убирал свои колючки, почуяв, что опасносто миновала.

Староста взмахнул рукой, призывая к тишине, и люди, ворча, неохотно подчинились.

-Господин капитан, — сказал он, неискренне улыбаясь, — Вы можете переночевать в доме Шеймуса.

Я потрясенно застыла на месте и почувствовала, как мои ладони вмиг заледенели и покрылись мурашками. В совпадения я не верила, но то, что наш дом, далеко не самый просторный в округе, станет прибежищем для капитана пиратов Двух Океанов, именно в рот момент, когда мне захотелось хоть одним глазком взглянуть на него, было слишком невероятным, чтобы быть правдой.

Что же касается спутников капитана, то их было велено приютить Конраду и Шейдэрру — двум рыбакам, чьи дома находились в противоположных концах деревни. Конечно, с какой-то стороны, крайне наивно было полагать, что капитан и его товарищи не найдут способа встретиться, если будет нужно...однако, что они, безоружные, могут предпринять втроем против целой деревни?

Тем временем староста дал сигнал открыть ворота, и людской поток хлынул к распахнувшимся створкам. В Коннемаре слишком редко происходит что-то интересное, и никто не хочет пропустить даже самую малейшую возможность развлечься. Готова держать пари, что, если все удачно обойдется, о визите капитана Сокола будут говорить годами.

Я тоже было рванулась вместе с толпой, но меня быстро оттерли в сторону. Поняв, что дальнейшее пребывание здесь грозит мне переломами рук и ног, я изменила тактику и принялась проталкиваться в обратную сторону, стремясь как можно быстрее покинуть толкающийся, давящий и хрипящий поток. В конце концов, на капитана можно полюбоваться и дома.

Наконец я оказалась на свободе и с наслаждением вздохнула полной грудью. Бросив последний взгляд на ворота, у которых бурлило столпотворение и были слышны неясные окрики старосты, я направилась в сторону дома.

* * *

Чистое белье поскрипывало, покачиваясь на ветру. Мелиандра стояла спиной к улице и швыряла в ивовую корзину простыни, ловко перекидывая их через веревку; услышав скрип калитки, она обернулась и пронзила меня недовольным взглядом. Мне мгновенно стало очень неуютно, и я попыталась предпринять попытку заговорить:

-Отец уже дома?

Сестра швырнула очередной предает белья в корзину так, что та зашаталась. Я невольно попятилась.

-Можно подумать, ты с ним не встретилась, — процедила она сквозь зубы. Я покачала головой:

-Разве ты не слышала, что произошло?

Мелиандра рванула простынь с веревки, и та жалобно заскрипела:

-А ты думаешь, я просто так с бельем вожусь?

Она выпрямилась, вытерла раскрасневшееся лицо рукавом и с прищуром оглядела меня.

-А где кувшин? — неожиданно спросила она.

-Какой кув...ох! — мое сердце обмерло, и я инстинктивно прижала ладони к губам. Когда началась паника, я, поддавшись всеобщему порыву, кинулась к стене...а кувшин с молоком оставила где-то по пути. Наверняка, сейчас кто-то радуется неожиданному сюрпризу.

Лицо Мелиандры стремительно мрачнело; и я поежилась, ощущая кожей надвигающуюся грозу.

Однако сестра меня удивила: вместо того, чтобы метать громы и молнии, она лишь буркнула:

-Возьми в доме второй кувшин, тот, что с отколотым краем, и ступай к вдове Экклбери. У нее должно было остаться молоко. И упаси тебя Боги потерять и этот кувшин...дурища!

Я стрелой влетела в дом, схватила глиняный сосуд и выскочила за калитку. Вдогонку мне полетел пронзительный окрик сестры:

-Да пошевеливайся! Не заставляй нашего гостя ждать!

* * *

Стемнело. Воздух ощутимо похолодел и словно сгустился; слабо пахло пирогами и степной гвоздикой — на Коннемаре мало цветов, и самые неприхотливые словно стремятся продлить свой срок благоухания как можно дольше.

На улицах было пустынно; зато почти во всех окнах ярко горели свечи и стояли блюда с мелко нарезанными морскими рачками — знак благодарности

* * *

за то, что отвел беду. Где-то вдалеке слышалась нестройная пьяная песня; несложно было догадаться, что отмечали ее исполнители.

На темной глади моря едва заметно колыхался спущенный белый парус. В отличие от нашей деревни, света в его иллюминаторах не было.

Я постояла немного у опустевшего забора, глядя на судно Сокола. Завтра оно исчезнет за горизонтом, и из нашей жизни, оставив после себя пересуды и домыслы, которым будет суждено со временем обрасти бородой вымышленных подробностей и пополнить копилку деревенских сказок.

А я так до сих пор и не увидела капитана...

Я тряхнула волосами и медленно пошла к дому, крепко обнимая кувшин, в котором плескалось остывшее молоко. Любопытство подстегивало меня, но какое-то смутное ощущение плохого, отзывающееся тянущей резью под сердцем, заставляло замедлять шаг и изо всех сил оттягивать возвращение домой.

Однако впереди уже показалась знакомая калитка, на которой маленькая я, балуясь, вырезала изображение котенка. Мне тогда сильно влетело от матери, и было велено убрать рисунок, но линии от ножа не сотрешь рукой. Котенок так и остался на калитке, доверчиво взирая на мир единственным глазом. Со временем он потемнел и поблек, но контуры все еще угадывались среди трещин.

Машинально погладив старого знакомого рукой, я толкнула калитку, зашла во двор...и замерла.

У самого крыльца нашего дома скорчилась большая тень, похожая на огромный бесформенный мешок. Не успела я и вскрикнуть, как тень бесшумно бросилась ко мне.

* * *

Неверный свет, льющийся из окна, выхватил из темноты сморщенное, как печеное яблоко, лицо, и безумные выпученные глаза. Седые волосы свисали клочьями, падая на жилистые щеки, а рука, схватившая подол моего платья, была больше похожа на лапу паука — такая же угловатая и высохшая.

Крик застрял у меня в горле, и я с невероятным изумлением узнала сумасшедшую старуху Молли-Энн.

-Что...что вы тут делаете? — пролепетала я, предпринимая слабую попытку вырваться. Старуха подняла ко мне лицо, и я вздрогнула: ее глаза закатились, обнажив белки, блеклые, как брюхо дохлой рыбы.

-У кошечки мягкие лапки, да острые коготки, — проскрипела старуха себе под нос, надвигаясь на меня и перебирая руками по моему платью. Я пошатнулась и чуть не упала, — с кошечкой лучше не играть...больно оцарапает кошечка.

Меня обдала волной зловония из разверстого рта старухи: Молли-Энн придвинулась ко мне вплотную.

-Послушайте, — жалобно заговорила я, чуть не плача, — что вам от меня нужно? Я вас не понимаю...

Старуха оборвала свое полубезумное бормотание на полувсхлипе и вновь глянула на меня. Ее бельма пропали, сменившись вполне осмысленными глазами.

-Берегись птиц, крошка, — промолвила она неожиданно красивым грудным голосом, без намека на обычный сип, — птицы несут через океан беду. Ищи синие глаза..

Неожиданно старуха вновь захрипела и начала заваливаться на бок. Воспользовавшись моментом, я выдернула из ее ослабевших пальцев подол, и побежала к дому.

Уже стоя на крыльце и лихорадочно дергая дверную створку, я невзначай обернулась.

Двор был пуст.

* * *

Захлопнув дверь за собой и накинув щеколду, я постояла пару минут, прислонившись к стене и пытаясь отдышаться. Внезапное появление старухи выбило меня из колеи, заставив позабыть даже о сегодняшнем госте.

Сердце колотилось где-то в горле. Из глубин дома до моего слуха то и дело доносились обрывки бойкого разговора, чересчур громкий смех сестры и...смутно знакомый мужской голос. Значит, капитан Сокол уже удостоил нас своим визитом.

Осознание этого, приправленное вновь вспыхнувшим любопытством, словно придало мне сил. Старуха Молли-Энн осталась в прошлом унылым призраком, а я, поправив платье и поставив кувшин на подоконник, шагнула в столовую.

-Я припозднилась, изви.. — и осеклась на середине фразы.

В столовой внезапно установилась звенящая тишина. Капитан пиратского судна медленно поднимался со своего места, неотрывно глядя на меня.

* * *

Я никогда не верила в любовь с первого взляда. Порой в нашем доме собирались многочисленные подружки Мелиандры и, прядя под тусклым светом свечи, начинали бесконечные пересказы древних алдорских легенд и мифов, выбирая, преимущественно, те, в которых говорилось о неземной любви древних принцесс и рыцарей, начавшейся с первой секунды знакомства. Я сидела в стороне, негромко посмеиваясь про себя. Как же так, казалось мне, разве можно полюбить человека, толком не узнав его?

Оказалось, что можно.

Меня словно захлестнуло. Сердце замерло, сладко кольнув два-три раза, а затем заколотилось, как бешеное.

Капитан Моррис Сокол был красив — даже по меркам нашей деревни. Густые, черные как вороново крыло волосы со смолянистым отливом, огромные светло-карие глаза, настолько пронзительные, что, казалось, они смотрят в самую душу, мужественное лицо, кожа, покрытая загаром, того особого оттенкп, что бывает у бывалых моряков... Моррис Сокол словно шагнул ко мне из какой-то старинной книги, пестрящей изображениями древних витязей.

И этот витязь неотрывно смотрел на меня, на меня и только на меня, не замечая недовольного бормотания моей матери и возмущенного вида Мелиандры, безуспешно пытающейся завладеть его

вниманием.

-О, Боги, — наконец, вымолвил Сокол, — зрение, видимо, обманывает меня. Кто бы мог подумать, что в такой глуши я встречу такую красавицу...как тебя зовут?

Красавицу? Это он про меня? Я залилась краской и еле слышно выдавила из себя:

-Мелиан.

Мой собственный голос показался мне чужим и бесцветным, и я опустила голову, не вынеся жгучего огня глаз Сокола. Сердце колотилось о ребра в каком-то безумном темпе, а перед глазами все плыло.

В этот момент я страстно мечтала об одном: продлить это мгновение до бесконечности. Одно лишь допущение мысли о том, что завтра Сокол покинет Коннемару, заставляло сердце проваливаться в бездну отчаяния.

-Мелиан... — тихо повторил Моррис, будто пробуя на вкус каждый звук моего имени.

-Ну, да, Мелиан, — вдруг подала голос моя мать, и мы оба вздрогнули от звука ее резкого голоса, — младшая моя...уж не знаю, в кого такая уродилась — в роду у нас отродясь таких черноволосых не бывало. Я всю ее жизнь сомневалась — уж не подменыш ли она? Бывали случаи...

Все это я слышала, и не раз, но почему-то именно в тот момент у меня внутри все вскипело, в ответ на несправедливые обвинения матери. В глубине души шевельнулся какой-то иррациональный страх: а вдруг Сокол поверит ее словам и отвернется от меня?

Капитан сделал недовольный жест рукой, словно отгоняя настырную муху, и мать моментально умолкла.

-Такое дивное создание не может быть подменышем, — медленно проговорил Моррис, делая шаг ко мне. У меня перехватило дыхание, — я был во многих странах, но даже в Эльнааре, Земле Поднебесного народа, я не встречал такого чуда.

Послышался надсадный кашель. Мелиандра поперхнулась чем-то, глубоко вздохнув от изумления, в которое ее привели слова Сокола.

Тем временем, тот протянул ко мне руки и схватил меня за запястья. Я невольно ахнула от сладкой дрожи, всколыхнувшей кожу мурашками.

-Мелиан, — нараспев, как-то чересчур торжественно произнес Моррис, — завтра я покидаю Коннемару...

Услышав лишний раз о неизбежном, я поджала губы и опустила голову, но Сокол, словно не замечая расстройства, отразившегося на моем лице, неумолимо продолжал:

-Ты согласна отправиться со мной?

Земля поплыла у меня под ногами, и я чудом не упала. От неожиданности, я вскинула голову и впервые отважилась взглянуть капитану в глаза, замерев от сладкой истомы, разлившейся в низу живота.

-Ты говоришь серьезно? — потрясенно спросила я, — но как же...мы же впервые видим друг друга...час назад ты и не знал о моем существовании...

Проклятый голос разума! Он опережал порывы сердца, заставляя меня говорить совершенно не то, что просилось на язык.

Сокол принял мои слова за сомнение и горячо заговорил, крепко стискивая мои руки:

-Мелиан, разве нужно преждевременно узнавать о том, что встретишь человека, любовь к которому вспыхнет у тебя внутри, словно пламя на сухом дереве? Стоило мне увидеть тебя, заговорить с тобой, как мне показалось, будто всю мою прежнюю жизнь я знал и искал только тебя!

Я молчала, глядя на него широко распахнутыми глазами. Слова потеряли для меня всякий смысл. Сокол же настойчиво продолжал:

-Я не могу и помыслить о том, чтобы уехать теперь, оставив на этих неприветливых берегах столь прекрасный цветок. Ты отправишься со мной? Станешь моей подругой? Молю тебя, ответь да!

Я медленно обвела глазами комнату. Моя семья смотрела на меня, затаив дыхание: мать, недовольно нахмурив брови; отец, подперев рукой щеку, и сестра, в глазах которой полыхала такая ненависть, что мне стало страшно. Неожиданно передо мной отчетливо встала перспектива дальнейшей жизни на Коннемаре: унылое, одинокое существование, обреченное на столь же удручающий конец...

Затем я вновь взглянула на Морриса...и внезапно поняла, что я готова отправиться за ним куда угодно, хоть за Небесную Черту...лишь бы он всегда был рядом со мной.

Я сглотнула тугой комок, набухший в горле, и уверенно сказала:

-Да!

И сжала его руки в ответ.

* * *

За кормой пенилась иссиня-зеленая вода. В серовато-голубом небе пронзительно кричали чайки, приветствуя новый день. Неприветливые берега Коннемары стремительно таяли в утренней дымке.

Я стояла у борта, задумчиво глядя на родной остров. К толике грусти примешивалась смутная, растущая с каждой секундой непонятная радость. Я чувствовала, что я на верном пути.

Я прерывисто вздохнула и прижалась к Моррису, счастливо улыбнувшемуся мне и обнявшему меня за талию.

Я знала, что больше никогда не увижу вновь мою Коннемару.

* * *

Два года спустя.

Побережье Двух Океанов.

-Том, старина! Какими судьбами?

Старый моряк, смоливший пеньковую трубку, поднял изборожденное морщинами коричневое лицо и просиял, увидев старого знакомого:

-Каэрр? Давненько я тебя не видал...какие новости?

Высокий пират, чье лицо было покрыто россыпью причудливых мелких татуировок, осклабился:

-Я уже второй год хожу в команде Сокола. Слышал о таком?

Старик не спеша отложил трубку на прогнившую бочку, служившую ему сиденьем, и степенно проговорил:

-Как не слышать...это тот самый Сокол, что ищет Призрак?

-Он самый, — важно кивнул Каэрр, потирая разодранную в клочья мочку уха. Когда-то давно, в пьяной драке оттуда выдернули серьгу...вместе с мясом. — По мне, пусть ищет хоть Срединный океан, лишь бы сполна платил долю, а он в этом отношении честный.

Старый Том с прищуром посмотрел на собеседника. Щурился лишь один его глаз — левый. На месте правого зияла пустая глазница, которую он и не думал прикрывать.

-А правду говорят про его подругу?

Каэрр нехорошо хохотнул. Глаза его маслено заблестели.

-Да уж...говорят, капитан подцепил ее на каком-то островке. Хотел бы я знать, где водятся такие красотки. Фигурка, голосок — прелесть, а не девчонка. Только... — пират заговорщически подмигнул приятелю и умолк.

-Только что? — спросил тот.

-Не дело нам тут трепаться, — важно сказал Каэрр, — пошли в "Лисицу", там и поговорим.

-Дело твое, — пожал плечами старик, с кряхтением поднялся с насиженного места и медленно последовал за приятелем.

* * *

Пока Каэрр заказывал выпивку в "Пьяной лисице", Одноглазый Том задумчиво потягивал сидр и вспоминал все, что ему было известно о Соколе и его подружке.

Старик видел ее пару раз. Лицо расплывалось в памяти, но зато он хорошо помнил ее звонкий смех, искристые золотистые глаза, сияющие каждый раз, когда она смотрела на Морриса, и длинные темные волосы.

А еще она пела. Певучий, мелодичный голос поневоле заставлял воскреснуть в памяти легенду о морской ведьме, завлекающей своими колдовскими песнями в пучину, на корм подвозным чудовищам..только девушка была совсем не похожа на ведьму.

Том всегда поражался тому, как она, живя в столь неподходящей для себя компании головорезов и морских разбойников, смогла не вымараться во всей этой грязи. Наверное, в том была заслуга Сокола, который неотступно следовал за ней, оберегая ее от малейших неприятностей. И это немного удивляло Тома: он знал Сокола достаточное количество времени, чтобы составить о нем мнение, как о большом ценителе женского пола. Обычно подружки вились вокруг красавчика Морриса чередой, и ни одной он не уделял столько времени, сколько этой островитянке.Может, он действительно влюбился? Придя к такому выводу, Том искренне порадовался за девушку: отчего-то ей он симпатизировал больше, чем Соколу.

Тем временем Каэрр отпил горячего грога из глиняной кружки и удовлетворенно рыгнул:

-Эх, хорошо! Сюда бы еще бабу и музыку хорошую! Слышал, недавно у нас напобережье новый менестрель объявился? Говорят, поет — аж заслушаешься!

Том пожал плечами, задумчиво оглядывая таверну. Вокруг шумела обычная для пиратской базы обстановка: пьяный гогот вперемешку с кокетливым женским хохотом и звоном монет; стук кружек о протертые временем до блеска столы и площадная ругань.

Каэрр же глядел на бурлящее вокруг действо с неким жадным удовольствием в глазах.

-Ты хотел мне что-то рассказать, — напомнил ему старик.

-Ах, да, — пират вновь приложился к кружке, зажмурился от наслаждения и, нарочито растягивая паузы между словами, сообщил:

-Проиграл наш капитан свою подружку-то.

Том моргнул:

-Как так — проиграл?

-Натурально. Не знаешь, как в "Две колоды" проигрывают? У него был выбор: либо "Отчаянный" на кон ставить, либо девчонку. Сам понимаешь, судном капитан никогда рисковать не станет, а девок вокруг больше, чем устриц на дне. Да и надредать она ему стала в последнее время.

От таких новостей у старика пошла кругом голова. Несмотря на бурное пиратское прошлое, сердце его так и не смогло одеревенеть, и теперь ему было по-настоящему жалко никому не известную девочку, доверившуюся ветренному красавчику-капитану.

Тем временем Каэрр продолжал развязно болтать, развалившись на скамье:

-Сокол еще никогда к одной бабе так долго привязан не был. Я уж было думал, все, уйдет наш капитан на покой, ан нет. Он недавно с какой-то аристократкой снюхался, из восточных земель, бегал к ней, чтобы девчонка не узнала. А тут и приятель его подвернулся, Волк из Даэррана. Уж больно ему подружка Соколова понравилась, ну, он и разыграл эту партию, чтобы капитану было не выкрутиться. Только Волку невдомек было, что Сокол был рад избавиться от надоевшей красотки.

Том промолчал, разглядывая потеки от грязной тряпки на столешнице. Почему-то сердце его щемило.

-И где они сейчас? — угрюмо спросил старик. Каэрр взмахнул полупустой кружкой, уронив на стол несколько капель жидкости:

-Да сюда Сокол ее привел, у них с Волком встреча наверху, в комнатах назначена. Уже с полчаса, наверное, как. Небось, Волк уже развлекается вовсю... — и Каэрр ощерился в нехорошей глумливой ухмылке.

Старик хотел было что-то сказать, но не успел.

Истошный , пронзительный крик, переходящий в утробное рыдание, разлился под низкими сводами "Лисицы". Все смолкло. Пираты повскакали со своих мест, схватившись за оружие; Каэрр тоже приподнялся.

-Сдается мне, это наверху, — неуверенно вымолвил он. Том первый опомнился и с неподобающей для его возраста прытью кинулся вверх по шаткой лестнице.

* * *

Комнаты в таверне не отличались особой роскошью убранства, скорее, наоборот: изъеденые жуками деревянные кровати, матрацы, от которых несло плесенью, засиженные мухами окошки... Именно такая картина предстала глазам Тома, когда он распахнул дверь ближайшей от лестницы комнаты. Определиться с выбором было легко: это была единственная дверь, под которой виднелась полоска света.

Однако ни грязь, ни расшвырянные повсюду вещи заставили Тома отшатнуться.

На кровати ничком лежал Моррис — его пират узнал по длинным черным волосам и амулету в виде серебряной подковы, с которым Сокол не расставался. Лицо молодого капитана было залито кровью, и, шагнув вперед, старый пират понял, почему.

На месте глаз Морриса зияли окровавленные провалы, из которых толчками выплескивалась кровь вместе с какими-то ошметками. Тело Сокола конвульсивно подергивалось.

Чуть поодаль от кровати лежал массивный светловолосый мужчина, с губ которого то и дело срывался слабый стон. Из правой стороны его груди торчала рукоять длинного ножа; по всей видимости, его пригвоздили им к полу. По полу медленно растекалась бордовая лужа.

Том порывисто отвернулся от представшего его глазам кровавого кошмара и остолбенел.

В углу комнаты, раскачиваясь словно маятник, сидела на коленях темноволосая девушка, крепко прижимающая к груди окровавленные кулаки. Заметив движение, она медленно подняла голову и уставилась на старика; тот вздрогнул и едва удержался, чтобы не осенить себя святым знамением.

Ее огромные глаза, горящие на бледном лице, были абсолютно безумны.

Она хрипло вздохнула и протянула к старому Тому руки, разжав ладони.

На пол упала студенистая окровавленная масса — все, что осталось от глаз Сокола.

Со стороны двери послышался булькающий звук. Каэрр извергал на пол ранее выпитый грог.

По толпе пиратов, молчаливо застывших в дверном проеме, пронеслось:

-Что она наделала...прямо как дикая кошка, видать, кинулась...

Том с трудом попытался взять себя в руки. Несмотря ни на что его жалость к несчастной девушке лишь усилилась; она была одна-одинешенька перед лицом неизвестности, и попыталась защитить себя...всеми доступными способами.

Старик глубоко вздохнул и обратился к ней, стараясь говорить как можно медленней и спокойней:

-Успокойся, девочка. Все хорошо. Тебя никто не тронет. Я помогу тебе. Как тебя зовут?

Глаза девушки приобрели оттенок осмысленного выражения, и она выдавила из себя хриплым, сдавленным голосом:

-Мелиан.

Затем исподлобья глянула на окровавленные тела, затравленно оглянулась на толпу в дверях, и добавила: -Дикая Кошка Мелиан.

Глава 2.

* * *

Терпко пахло жженой травой, верблюжьим навозом и горячим песком. Откуда-то доносилась заунывная молитва муаззина* — дело близилось к полудню, и скоро должно было начаться ежедневное Восхваление Солнцеликого**.

Надвигалась жара; уже сейчас становилось трудно дышать, а в окружающем мареве постепенно начинали расплываться очертания предметов вокруг.

Несмотря на это, базарная площадь жила своей обычной жизнью: все вокруг гудело, толкалось, спорило, торговало и кричало. Периодически в толпе черными ужами мелькали воришки, слишком быстрые, чтобы их можно было схватить и слишком ловкие, чтобы попасться самим.

Дарсан сидел, привалившись к каменной стене караван-сарая, близ наглухо запертых ворот, понуро опустив голову. С того проклятого дня, как увезли Таллию, прошла уже неделя, а он не сделал ровным счетом ничего, чтобы вернуть ее или, хотя бы, попытаться проникнуть туда, где ее держат.

Юноша глухо зарычал, почувствовав болезненный укол сердца, ноющего от ощущения полнейшей безнадежности и бессилия. Что он мог сделать? Он один, ведь все, к кому он обращался с этой просьбой, отказали ему! О Демоны Эмира, у него даже не было денег, чтобы заплатить самому захудалому наемнику! Последние дэннары

* * *

ушли на их с Таллией дом...

Он застонал и уткнулся лицом в согнутые колени. Воспоминание о любимой моментально пробудило в нем самые страшные мысли отом, что с ней могут делать в этот самый момент...

Так что же теперь — головой об камень? Покончить разом со всеми мучениями и перенестись в Дивные Сады

* * *

? А как же Таллия? Обречь ее на мучения в застенках? Опустить руки и сдаться?

Отец всегда повторял Дарсану: "Не бывает беспросветной тьмы. Оглянись, и ты обязательно увидишь лучик света".

Отец всегда был мудр. Но смог бы он повторить такое и сейчас?

Раздираемый внутренними противоречиями, Дарсан беззвучно закричал и, взмахнув руками от переполнявших его эмоций, схватил первое, что попалось под руку — треснутый глиняный горшок. Ощутив пальцами шершавую поверхность, нагретую солнцем, Дарсан несколько мгновений оцепенело разглядывал его, а, затем, выругавшись сквозь зубы, отшвырнул посудину от себя.

Горшок с уханьем рассек воздух и стукнулся об угол караван-сарая, развалившись на две части с каким-то печальным позвякиванием. Один из черепков отлетел...и угодил прямо в живот владельцу заведения, который с поклонами провожал посетителя.

Воздух сотрясся от громогласных ругательств сайборона

* * *

*; он моментально понял, чьих это рук дело. Дарсан машинально вжал голову в плечи, испытывая какое-то подобие облегчения: он прекрасно знал, что сейчас старый склочник вызовет городскую стражу, и Дарсана примет в свои прохладные вонючие объятия зиндан

* * *

**. Хоть какая-то определенность в жизни.

Старик, тем временем, продолжал распаляться; его пестрый халат колыхался на необъятном брюхе, от чего казалось, что львы, вышитые на ткани, шевелятся.

-Демоново отродье! Да как ты вообще посмел приблизиться к моему почтенному заведению! Как посмел здесь бродяжничать! Сейчас я позову господина Шехмета, и ты...

-Проше прощения, что прерываю вас, но мне кажется, что это излишне.

Мелодичный голос, которым была сказана эта фраза, принадлежал тому самому посетителю, которого провожал караванщик. Вернее, посетительнице: невысокой темноволосой девушке, плотно закутанной в богато расшитую темно-красную накидку.

Оба: и старый караванщик, и Дарсан на секунду замерли от неожиданности, а девушка, воспользовавшись моментом, положила руку на локоть старика и нежно проговорила, глядя на него чуть ли не влюбленными глазами:

-Я уверена, что причина столь опрометчивого поступка этого, безусловно, достойного юноши весьма весома. Совершенно очевидно, что он чем-то расстроен, не правда ли?

Она повернула голову к Дарсану, и тот невольно зарделся под взглядом ее огромных карих глаз, в глубине которых плескались золотые искорки. Неожиданно злость и отчаяние, плотно охватившие его, стали понемногу отступать.

Неожиданно девушка лукаво подмигнула ему и отвернулась. Дарсан оторопело уставился на нее, а сайборон визгливо вскрикнул, тыча в него пальцем:

-Каэррэ-хэннум

* * *

* * *

, я этого прохвоста уже не раз видел у стен моего почтенного заведения! Он толчется тут днем и ночью, не иначе, как стибрить что-то задумал! Сегодня он в меня камнем попал, а завтра приложит палкой по темени! И потом, Вы же тоже могли пострадать...я вызову стражу,и они как следует проучат этого недомерка!

Дарсан вновь почувствовал, как к щекам прихлынула кровь, но на сей раз — от едва сдерживаемого гнева.

-Это был всего лишь осколок кувшина! — разъяренно вскричал он, вскакивая на ноги. Молодая хэннум поморщилась, — я не собирался причинять вам никакого вреда! А вот стражу можете вызварь — я с превеликим удовольствием поведаю им о гнилой муке, которая содержится в ваших закромах и из которой вы печете лепешке, а также о том, куда деваются бездомные кошки, которых приваживают ваши служанки...

Посетительница караван-сарая звонко расхохоталась. Лицо старого сайборона сначало побледнело, а затем на дряблых щеках начали медленно проступать красные пятна. Он резко сменил тон:

-В самом деле, я думаю, что стража посчитает причину вызова слишком незначительной, и меня могут самого оштрафовать...нет, мальчишке, конечно, давно пора в зиндан, но все же...о, Солнцеликий, да как вообще можно было подумать, что я держу несвежие продукты...

Посетительница с любопытством глядела на него, время от времени бросая быстрые взгляды на Дарсана и хмуря лоб. Видно было, что ее мучают какие-то сомнения.

Юноша же, в свою очередь, вновь обессиленно прислонился к запыленной стене, ощущая сквозь прорехи на спине горячую от солнца поверхность. Гнев исчез так же быстро, как и появился, и он был готов безмолвно принять все, что готовила ему судьба.

Тем временем, улучив момент, когда караванщин сделает паузу в своих бормотаниях, девушка ловко сунула ему в руку что-то, ярко сверкнувшее на солнце. Старик недоуменно уставился в ладонь и изумленно воскликнул:

-Золотой альвэннар! Но, Каэррэ-хэннум...

-Тс-с-с, — девушка приложила к губам тонкий пальчик, — давайте не будем поднимать шума? Считайте это платой за те бесценные сведения, что Вы мне дали, а также за милосердие, проявленное к этому несчастному, — она кивнула на Дарсана.

-Это слишком высокая цена, — слабо запротестовал старый пройдоха, однако, монета с быстротой молнии исчезла в складках его халата. Проделав это, он распрямился и низко поклонился, от души поцеловав край рукава незнакомки:

— Да благословит Вас Солнцеликий, хэннум. Ваша доброта столь же велика, как и ваша красота. Этот юнец должен истово помолиться Благословенному пророку

* * *

* * *

за то, что тот милостиво позволил вашим путям соприкоснуться...

Жители калифата Раханнан отличаются привычкой к пространным и цветистым речам, и старый сайборон, видимо, решил излить на Каэррэ-хэннум весь свой поток красноречия.

На лице последней, однако, отразилось плохо скрытое нетерпение, и она, уже не особо церемонясь, резко перебила его:

-Благодарю Вас за проявленное понимание, господин Олхаан, но я очень тороплюсь.

Только сейчас Дарсан с некоторым удивлением отметил странный акцент хэннум — по всей видимости, она прибыла в калифат издалека: относительно простое наречие Раханнана давалось ей с небольшим трудом, многие звуки она выговаривала чересчур твердо, растягивая гласные совершенно не там, где нужно было. Скорее всего, она была из Алдории: Дарсан повидал немало алдорских купцов в лавке своего отца, и ее акцент звучал очень похоже на их выговор.

Поняв, что его велеречие не обернется еще одной звонкой монетой, сайборон, тем не менее, согнул спину в глубоком поклоне, коснувшись ладонями земли, и удалился.

Каэррэ-хэннум, однако же, осталась на месте. Она внимательно проследила за тем, как захлопнулась деревянная дверь, и неожиданно повернулась к Дарсану.

-Юноша, — серьезно сказала она, хотя глаза ее смеялись, — у меня есть к тебе важное дело.

* * *

Прислуга одного из самых богатых караван-сараев Хайсора, столицы Ранаханна, с любопытством глядела на вжавшегося в расписные шелковые подушки юношу: настолько резким был контраст между его запыленными лохмотьями и роскошной обстановкой заведения.

Я потягивала прохладный лимонный айлэ — традиционный напиток калифата, сидя напротив паренька, и молча смотрела на него, ожидая, пока он немного придет в себя и заговорит.

Он затравленно оглядывался по сторонам, явно опасаясь раскрыть рот или поднять на меня глаза; мне это быстро надоело, и я подала ему пиалу из тончайшего фарфора, до краев наполненную айлэ.

-Угощайся.

Он изумленно посмотрел на нее, а затем — чуть насмешливо — отважился поднять глаза на меня.

-Что вы, хэннум...А если разобью?

-Это последнее, о чем тебе стоит беспокоиться, — нетерпеливо сказала я, — ведь за это будут заплачены мои деньги.

Мне приходилось говорить, сознательно замедляя темп речи, дабы была возможность обдумать фразу и тщательно подобрать слова: я не была особо сильна в наречии калифата, да и практики мне не хватало. Однако все приходит со временем, и, проведя полтора дня в Ранаханне, я обнаружила у себя значительное улучшение навыков владения местным языком.

Лицо юноши потемнело, и я пожалела о своих словах. Я совсем забыла о том, что в калифате царит патриархат, и позволить женщине оказаться в более привилегированном положении — сильнейшее оскорбление для мужчины.

Однако у меня была на счету каждая минута, чтобы тратить время попусту на глупые предрассудки.

-Юноша, — с нажимом повторила я, — сейчас не время для обид или споров. Мне нужна твоя помощь, и я готова хорошо тебе за это заплатить.

Лицо парня немного смягчилось, но его темно-карие глаза оставались предельно настороженными — как у зверя, застигнутого врасплох.

-Что вы от меня хотите? — наконец, тихо спросил он, принимая у меня пиалу, — я простой гончар, и дела у меня в последнее время совсем плохи.

Я вздохнула с облегчением. Кажется, контакт начал налаживаться.

-Видишь ли, твои гончарные услуги меня совершенно не интересуют, — осторожно сказала я, — мне понадобится кое-что другое.

Он так резко поднял голову, что я испугалась, как бы он не свалился с подушек назад. Его лицо залила пепельная бледность:

-Вы...вы намекаете на...но, хэннум, у меня есть невеста, и...

Он резко оборвал фразу и судорожно закашлялся, вновь пряча взгляд. Быстро поняв, что он имеет в виду, я искренне возмутилась:

-У меня и в мыслях не был покушаться на твою верность невесте! Дело в другом...

Я примолкла и украдкой огляделась. Роскошный зал, устланным изысканными коврами, на которых были с нарочитой небрежностью раскиданы подушки, пустовал. Прислуга неслышными тенями проскальзывала вдоль стен. Украшений из самоцветов нигде не было видно, а это значит, что разговоры посетителей никого не интересовали.* Значит, можно было беседовать, не особо таясь.

Я наклонилась к юноше и сказала, доверительно понизив голос:

-Мне нужно проникнуть во дворец калифа.

Паренек недооценил мягкость ковров: пиала не разбилась, однако недопитый айлэ мгновенно впитался в нежный ворс.

Передо мной вновь оказались изумленные глаза моего собеседника.

-Зачем? — выдавил он. Я небрежно пожала плечами:

-У него есть вещь, которая меня очень интересует. Если согласишься, расскажу более подробно.

Парень задумался.

-А если откажусь? Или донесу стражникам о ваших планах?

Я мягко улыбнулась и сказала сладким голосом:

-В первом случае, мы распрощаемся и сделаем вид, что не видели друг друга. Во втором...как думаешь, кому больше поверит городская стража: нищему гончару, валяющемуся у стен караван-сарая, или богатой чужеземке? К тому же, тебе будет очень сложно объяснить, откуда в карманах твоих лохмотьев взялось вот это.

Я подняла левую руку и щелкнула замочком одного из многочисленных браслетов, позвякивающих на запястье.

-Серебро, кайташерсская эмаль, вставки из красного дерева — думаю, зиндан тебе будет обеспечен.

Парень смотрел на меня с такой тоской, что где-то глубоко внутри во мне шевельнулась жалость. Но ее ни в коем случае нельзя было демонстрировать.

Я вновь ласково улыбнулась ему, как любимому брату:

-Я жду твоего решения.

-Вам не нужно было тратить силы на угрозы, госпожа, — с каким-то глухим отчаянием произнес молодой гончар, — я бы и так помог вам. Великий пророк услышал мои страдания, и послал мне вас...

Я недоуменно уставилась на него:

-Что ты имеешь в виду?

-Калиф похитил мою невесту, — тон, которым были произнесены эти слова, был наполнен такой ненавистью, что в их искренности сомневаться не было смысла, — увез ее в свой гарем. Я дал себе слова, что вызволю Таллию оттуда...любой ценой. Однако прошла уже неделя, а я не смог даже приблизиться к дворцовым воротам. Они защищены могущественными чарами, усиленными тремя отрядами элитных стражников. Я уже начал отчаиваться, когда появились вы.

Юноша умолк, вновь опустив взлохмаченную голову. Я же, в свою очередь, обдумывала его слова.

Я не верю в подобные совпадения, хотя мудрецы из горных монастырей княжества Хайань рассказывали мне о предопределенности и неслучайности всего сущего. Тем не менее, помощь юноше будет отличной гарантии того, что он воздержится от желания нанести мне удар в спину. В прямом и переносном смысле.

Чувствуя, что пауза затянулась, я вновь улыбнулась собеседнику, на сей раз, ободряюще.

-Я помогу тебе и твоей невесте, если, конечно, ты объяснишь мне, чем возлюбленная гончара могла заинтересовать калифа...и как он с ней воообще умудрился встретиться.

Вместо ответа юноша полез за пазуху и достал крохотный кусочек оникса, оправленный в серебро.

-Сожмите его в ладони, хэннум.

Я выполнила его просьбу. Кожа ладони ощутила прохладное прикосновение серебра, и в следующее мгновение перед моими глазами вспыхнул образ девушки.

Калифа вполне можно было понять: невеста моего нового знакомца была красива. Ни скромная абана

* * *

* * *

**, ни глубокие тени, залегшие под глазами — явный признак усталости и недосыпа — не могли умалить яркую, словно оперение колибри, внешность. Огромные черные глаза, вьющиеся волосы, окраски воронова крыла, кокетливая родинка в правом уголке алых от природы губ — не удивительно, что калиф не устоял перед соблазном.

Видение провисело в моем сознании несколько секунд и померкло.

-У нас хватило дэннаров только на недолговечный Камень Памяти, — словно извиняясь, с сожалением произнес юноша, когда я возвращала ему самоцвет.

Я деликатно промолчала: наверняка, им с невестой попался еще и сердобольный литанээ, согласившийся уступить в цене. Не знаю, как здесь, а в Алдории даже малый Камень Памяти стоит примерно, как хорошая двуколка.

-Ее зовут Таллия, — мечтательно сказал парень, с нежностью гладя оникс. Я почувствовала слабую неприязнь к калифу и удивилась: ведь, в глубине души я вполне понимала его стремление обладать столь экзотическим цветком.

Однако упоминание юношей имени невесты заставило меня вспомнить еще кое-что:

-А как твое имя?

Парень моргнул и, будто спохватившись, склонил голову, приложив к груди ладонь:

-Дарсан, Каэррэ-хэннум.

-Рада знакомству, — церемонно кивнула я, решив пока оставить вопрос своего настоящего имени открытым.

Служанка, бесшумно скользя, принесла нам поднос с фруктами, часть из которых мне доводилось видеть только на картинках. Дарсан жадно уставился на блюдо, видимо, не решаясь взять что-то. Я небрежно махнула рукой:

-Можешь брать все, что захочется. Наш с тобой разговор только начинается.

Юноша, мигом схвативший огромный персик в самом начале моей фразы, замер и устремил на меня непонимающий взор.

Я устроилась поудобнее на подушках, откинула назад волосы, звякнув длинными золотыми сережками, и деловито спросила:

-Что тебе известно о калифе?

* * *

Блюдо давно опустело, но никто не торопился заменить его: я попросила слуг пока не тревожить нас, боясь спугнуть пылкий настрой Дарсана. Тот, в свою очередь, горячо жестикулируя, рассказывал мне о порядках в калифате, роскошном дворце правителя, носившем претенциозное название "Лилия Небес" и о привычках хозяина дворца.

-Когда умер старый калиф, Аббаис Шестнадцатый, мы вздохнули свободнее. Я был еще маленьким, но помню, как отец постоянно жаловался на непомерные налоги, суровые законы, предписывающие мастеровым отбывать трудовую повинность во дворце раз в месяц, и многое другое. Со смертью калифа стало полегче, особенно, когда правила его жена. Нынешний калиф тоже был молод, и пока ему не исполнилось двадцать, в "Лилии" временно правила его мать. Онаотменила повинность, снизила налоги, в общем...сделала все, чтобы сердца людей смягчились, а жизнь стала легче.

Я уловила сомнение в его голосе и уточнила:

-Вам она не нравилась?

-Каэррэ-хэннум, — с укором сказал юноша, — вы не местная, а у нас всем известно: слабой женщине не под силу вынести тяготы государственной власти. Вот мы и ждали, когда повзрослеет калиф Тэймуран Восьмой.

Его слова мне не понравились совершенно, но я промолчала, поджав губы. Дарсан, видимо, был не очень наблюдательным, потому что он продолжал, как ни в чем не бывало:

-А потом Тэймурану исполнилось двадцать. Была пышная коронация. В тот день мне удалось пробраться на главную площадь и даже схватить белую пшеничную лепешку, которые раздавали народу во славу нового калифа. Потом мы поделили ее с Таллией — отец мой к тому времени уже умер.

Дарсан мечтательно вздохнул и зажмурился, явно вспоминая те события. Я же неодобрительно покачала головой: представляю, какая давка была на площади из-за этих лепешек! Хорош правитель, который начинает свое правление с подобного мероприятия.

-И каково вам его правление? — сухо спросила я.

Дарсан нахмурился:

-Первые пару лет было хорошо. Конечн, налоги опять повысили, но не до такой степени, как было при старом калифе. Было несколько странных законов...например, запрещалось выходить на улицу в полнолуние...или держать дома кошек...были созданы даже специальные отряды, отлавливающие их.

-А как же мыши? — удивилась я. Парень пожал плечами:

-С ними неплохо справляются пустынные кайсы.

Он ткнул пальцем вверх; подняв голову, я увидела тонкую змею древесного цвета; обвив балку на потолке, она, казалось, дремала, прикрыв крошечные бусинки глаз.

Я невольно передернулась: ничего не имею против змей, но наблюдать подобную у себя над головой было...неприятно.

-А что случилось потом? — спросила я, с трудом оторвавшись от разглядывания своей невольной соседки на потолке. Юноша горько усмехнулся; я успела отметить желваки, вздувшиеся на его щеках:

-А затем калиф стал собирать свой гарем. Ему сватали многих знатных девушек, однако лишь часть из них попала во дворец в качестве его жен. А затем...затем он стал в открытую разъезжать по городу, в окружении стражников, которые по его приказу хватали понравившихся ему девушек и отправляли во дворец. Иногда он посылал вместо себя Коннара.

-Кого?

-Капитана стражи. Коннар — наемник откуда-то с севера, но, говорят, предан калифу как пес. Он появился спустя полгода после коронации Теймурана, и сразу был назначен капитаном.

Дарсан зябко передернул плечами и вновь стиснул кулаки.

-А затем калиф увез мою Таллию.

-Как это произошло?

Темные, как сливы, глаза Дарсана сузились, а ноздри стали раздуваться. Мне было страшно жалко его, не хотелось тратить время на ненужные подробности, но, таким образом, я надеялась разговорить паренька и еще больше расположить его к себе.

-Был день Большого Базара, — тихо начал Дарсан монотонным голосом, прикрыв глаза, — я торговал горшками в Гончарном ряду, а Таллия зазывала посетителей. У нас так принято, Каэррэ-хэннум — до замужества женщина может работать наравне с мужчиной...

Я нетерпеливо кивнула, показывая, что мне нужна суть, а не пространные рассуждения.

-Внезапно рядом с Таллией оказался богато одетый господин. Он сказал, что хочет купить целый воз утвари — обставить новый дом. Она хотела подвести его ко мне, как вдруг он схватил ее за руку, развернул лицом к себе и воскликнул: "О, Эмир, я давно не встречал подобной красотки!" Тут же, откуда ни возьмись, появилась стража, целая толпа. Они схватили Таллию...она кричала и вырывалась, пока ее тащили в палантин...правда, ее крики тут же умолкли, как только опустилась шелковая занавеска. Я пытался кинуться за ней, отбить ее, но они оказались сильнее...мой прилавок перевернули, а меня избили — правда, не очень сильно. Калиф тогда еще насмешливо сказал: "не тратьте на него силы, он все равно ничего не сможет сделать".

-Кто такой Эмир? — машинально уточнила я, обдумывая рассказанное Дарсаном. Тот испуганно приложил два пальца ко лбу и отвесил поклон в сторону востока:

-Злейший враг Пророка, Госпожа. Владыка Демонов Нижнего Царства.

Я кивнула и запоздало спохватилась:

-Это что же получается: калиф мог спокойно разгуливать среди народа? Как так получилось, что ты его не узнал?

-Мало, кто знает калифа в лицо, госпожа, — спокойно пояснил юноша, — он пользуется этим и время от времени ходит по столице, слушая, о чем говорят люди. Правда, думается мне, его больше интересовали девушки...

Дарсан вновь помрачнел и уставился в пол. Я отважилась ободряюще потрепать его по плечу:

-Выше нос, друг мой. Не бывает безвыходных ситуаций. Кажется, у меня уже созрел план.

* * *

-Вы с ума сошли, хэннум!...простите, — парень запнулся и, вспомнив о своем положении, опустил голову. Я снисходительно посмотрела на него снизу вверх, с комфортом вытягиваясь на роскошной кушетке. Решив продолжить разговор в более уединенной обстановке, я уплатила за один из самых роскошных номеров караван-сарая, и накрепко заперла все двери.

Чертовски приятно тратить деньги. Особенно чужие.

-Почему? Что тебе не нравится? У Алдории множество посольских миссий по всем трем материкам, поэтому я решила, что выдать себя за посла не составит труда.

Дарсан, осмелев, замахал руками, будто отгоняя назойливую муху, вьющуюся перед лицом:

-Вы не понимаете, госпожа. С некоторых пор правила приема иноземных гостей ужесточились...калиф вообще всегда отличался нетерпимостью к чужеземцам. Послов не пустят ко двору без предварительных переговоров с первым визирем.

Я недовольно прикусила губу: не люблю, когда на моем пути возникают препятствия. С другой стороны, следовало поблагодарить Богов, что мне попался такой толковый спутник: без него я бы сильно рисковала головой.

-А откуда ты все это знаешь? — подозрительно осведомилась я, перебирая в уме варианты проникновения во дворец.

-Тетка прислуживала при кухне несколько лет назад, — безрадостно сообщил парень, — ее потом прогнали, после исчезновения матери калифа.

Он испуганно умолк и быстро глянул на меня, словно испугавшись, что сболтнул лишнего. Однако на меня его заявление не произвело сильного впечатления: голова была занята другим.

-Какого исчезновения? — рассеянно поинтересовалась я, перебирая яшмовые четки.

-Тетка рассказывала, что за день до того, как ее выгнали, мать калифа перестала появляться во дворце, — по всей видимости, Дарсана тоже не особо волновало это известие, — скорее всего, калиф отослал ее за пределы столицы.

Я покивала. Такое встречается у венценосных особ: потенциального соперника по престолу лучше держать подальше от себя. Даже, если это мать; особенно, если она уже ранее этот самый престол занимала.

Правда, я не думала, что калиф обошелся высылкой родственницы. Что-то подсказывало мне, что ей был уготовлен куда более далекий путь.

-Вернемся к нашим гхалгам

* * *

* * *

, — строго сказала я, — если вариант с послом не подходит, то, может быть, имеет смысл притвориться местными жителями, попросившими аудиенцию калифа по важному вопросу? Тебе-то и притворяться не потребуется, а я нацеплю каэджаб

* * *

* * *

, а ты скажешь, что я — твоя немая родственница.

Тут мне пришло в голову, что немой родственнице было бы вовсе необязательно являться на прием к калифу лично, но промолчала. Дарсан вновь энергично замотал головой:

-Калиф беседует с нами раз в месяц, когда луна идет на убыль. Во все остальные дни дальше третьего визиря нас не пустят.

Я тяжело вздохнула и вновь занялась четками, погрузившись в мысли. Дарсан топтался на месте с виноватым видом, словно это он был тем единственным препятствием, что мешало мне попасть во дворец.

Неожиданно меня осенило, и я торжествующе прищелкнула пальцами:

-Есть! Дарсан, знаешь, что сказал однажды один старый, мудрый одноглазый пират?

-Нет...— растерянно протянул юноша, недоуменно глядя на меня.

-Он сказал: "Если не знаешь, как лучше солгать, говори правду". Поэтому мы и пойдем к калифу говорить правду.

Я лучезарно улыбнулась юноше и лукаво подмигнула.

Дарсан застыл как соляной столп.

-Вы напрямую скажете калифу, что пришли за вещью, которая принадлежит ему, и за моей невестой.

Я укоризненно покачала головой.

-Дарсан, ВСЮ правду скажет только круглый дурак. Мы не дураки, и поэтому слегка недоговорим.

Мой обновленный план был таков: я представлюсь эксцентричной собирательницей древностей (что истинная правда, если, конечно, взглянуть на мой род занятий под несколько иным углом). Дарсана я представлю, как своего помощника (что тоже истинно). Надеюсь, калиф оценит мое искреннее желание познакомиться поближе с его роскошным дворцом и, главное, сокровищницей.

Я придирчиво оглядела себя в большое напольное зеркало, напротив которого стояла моя кушетка. Конечно, алое шелковое платье и многочисленные драгоценности тончайшей ювелирной работы смотрелись сногсшибательно, но каждая деталь в них вызывающе напоминала об алдорской моде.Будучи же на Востоке, нужно было и выглядеть по-восточному.

В соседней комнате стоял сундук, доверху набитый одеждой Назиры — последней, во всех смыслах этого слова, пассии Сокола. После...после того инцидента я посчитала справедливым позаимствовать у этой заносчивой аристократки, посмевшей посягнуть на моего бывшего возлюбленного, значительную часть ее сокровищ и туалетов. С ее стороны было крайне неосмотрительным путешествовать не налегке.

Я нехорошо усмехнулась, вспомнив растрепанную Назиру в висящей клочьями одежде. Интересно, она уже придумала способ выбраться с того одинокого острова?

Забывшись воспоминаниями, я принялась машинально расшнуровывать корсет, собираясь подобрать подходящий для калифского дворца наряд. Из забытья меня вывел надсадный кашель: Дарсан, пунцовый, как море на закате, отчаянно пытался смотреть в сторону, не зная, куда деться. По всей видимости, паренек раньше не имел дел с женщинами, и отчаянно смущался.

Сжалившись над ним, я решила не затрагивать столь щекотливую для мужчин тему, быстро зашнуровала корсет обратно и попросила:

-Принеси мне сундук из соседней комнаты и можешь подождать там, пока я подберу достойный наряд для калифского дворца. Потом отправимся в город и подберем тебе что-нибудь поприличнее этих лохмотьев.

На этот раз Дарсан взглянул на меня с обидой, смешанной с оскорбленной гордостью. Я только вздохнула: конечно, я опять забыла про местный менталитет. Интересно, как здесь умудрялась править исчезнувшая мать калифа?

* * *

Из соседней комнаты доносилось мерное похрапывание паренька, время от времени прерываемое невнятным бормотанием и болезненными постанываниями. Сквозь тончайшие муслиновые занавеси стыдливо проглядывала увядающая луна, похожая на местную красавицу в чадре; где-то далеко пронзительно кричали павлины и стучала, то приближаясь, то удаляясь, колотушка ночного сторожа.

Было душно, и я лежала поверх расшитого узорами покрывала, скрестив руки под затылком и глядя в шелковый полог громадной кровати. Сон обходил меня стороной, оставив наедине с луной и мыслями.

Я признавала, что мой план хромал на обе ноги. Я пускалась в абсолютно необдуманное предприятие, полагаясь лишь на свою смекалку и актерские способности. У меня не было ни плана дворца, ни сведений об охранных заклинаниях и возможных ловушках, лишь слова и домыслы Дарсана...

Я чуть не хлопнула себя по лбу,еле слышно застонав: совсем забыла про свое обещание относительно его невесты! Значит, помимо розысков Камня, нам придется бродить по "Лилии" в поисках девицы (как там ее зовут?). Это при том, что я совершенно не представляла себе, как мы будем уходить из дворца...

На миг закралась крамольная мысль: а не бросить ли парня на произвол судьбы, после того, как найду то, что нужно? Пусть сам ищет свою красотку, раз ему так этого хочется.

Однако я отмахнулась от этой идеи, ощутив укол досады. Несмотря на свои, порой не всегда благородные поступки, мне претило бросать доверившегося мне человека в беде. Наверное, еще не все внутри меня окаменело...

Я тяжело вздохнула и перевернулась на бок, бездумно водя пальцем по хитросплетению узоров на покрывале. Мысль испуганной птицей метнулась в совершенно иную область: теперь меня занимал вопрос местного устройства.

Дарсан упоминал о странных законах, издаваемых калифом. Интересно, какой в них смысл? Чем помешали его величеству те же кошки? (Я слабо улыбнулась, вспомнив свое прозвище) Может быть, он питает к ним неприязнь с детства? Но закон этот принят недавно. Или же калиф свихнулся на почве государственной власти? Сумасшедший с браздами правления в руках — что может быть хуже...

Дарсан вскрикнул во сне. Я невольно вздрогнула и порывисто перевернулась на другой бок.

С другой стороны, непохоже, чтобы во главе калифата стоял сумасшедший. Народ живет неплохо, его не душат непомерными поборами, не устраивают бессмысленных гонений на инакомыслящих, не пытаются стравить с соседней Алдорией и княжеством Хайань. Может быть, всем чудачествам его величества есть рациональное объяснение?

Что ж, попробую разобраться в этом, уже по прибытии в "Лилию".

Я зевнула и почувствовала, как веки постепенно набухают, становясь все тяжелее,тяжелее и тяжелее...пока не закрылись совсем.

*муаззин — тот, кто провозглашает азаны(молитвы) с минарета, восхваляя Солнцеликого. Обычно это происходит 5 раз в день: утром, в полдень, посе полудня, вечером и ночью.

**Солнцеликий(Элоах) — Единый Бог калифата Ранаханн. Теории существования иных богов отвергаются; антагонистом Элоаха выступает Эмир — Повелитель Демонов Нижнего Мира.

* * *

дэннар — мелкая серебрянная монета калифата. 50 дэннаров равняются 1 золотому альвэннару.

* * *

Дивные Сады — загробный мир, благословенная обитель для тех, кто провел свою жизнь в верном служении Солнцеликому.

* * *

*сайборон — владелец караван-сарая.

* * *

**зиндан — подземная тюрма-темница в калифате.

* * *

* * *

хэннум (госпожа) — почтительное обращение к женщине.

* * *

* * *

Благословенный пророк — единственный пророк, чьими устами говорил Солнцеликий. После смерти пророка все его слова были занесены в Священную книгу Ранаханна.

* * *

* * *

*абана — верхняя просторная женская рубаха из грубой домотканной материи, позволяющая выставлять напоказ лишь кисти рук и щиколотки ног.

* * *

* * *

**известная в Алдории поговорка, аналог "вернемся к нашим баранам". Гхалга — небольшая лесная птица.

* * *

* * *

* * *

каэджаб — верхняя женская одежда, включающая в себя головную накидку, наглухо закрывающую лицо, за исключением глаз.

Глава 3.

* * *

-Какова цель Вашего визита во дворец, Каэррэ-хэннум? — вкрадчиво спросил первый визирь калифата, внимательно глядя на меня чуть исподлобья.

На первый взгляд, это седоволосый мужчина, подстриженный по последней ранаханнской моде — сзади кончики волос едва касаются плеч, зато длинные пряди у висков достигают широкого пояса — излучал доброжелательность и искренний интерес. Однако я кожей ощущала нешуточное напряжение, исходящее от него; интересно, что заставило его так нервничать?

Я лучезарно улыбнулась собеседнику, словно пределом моих мечтаний был ответ на этот вопрос:

-Я очень рада оказаться в этом дворце, Аль Эхмат-эгга* , — одобрительное выражение лица визиря показало мне, что он доволен тем, что я потрудилась заранее выяснить, как его зовут, — я столько читала о нем, о калифате...буквально бредила культурой Вашей страны!

Я представила себе, как достигаю Призрака, и мои глаза вспыхнули неподдельным огнем восторга. Отнеся это на счет прелестей Ранаханна, визирь удовлетворенно склонил голову, показав, что готов выслушать мои дальнейшие восторженные излияния.

Мы сидели друг напротив друга на низких кушетках в приемном покое визиря — просторной комнате, изысканно отделанной яшмой и опалами. На стенах были вырезаны фрески, изображающие сцены из Священной книги, а пол покрывали ковры с мягчайшим ворсом, заглушавшим любые звуки. Ранаханн славился на все четыре материка не только искусными оружейниками и ювелирами, но и непревзойденными ковровых дел мастерицами. Позади меня, как недвижимое изваяние стоял Дарсан, а у двери дежурил рослый стражник с непроницаемым лицом — очевидно, визирь рассудил, что хрупкая девушка и юноша, далеко не самого атлетического сложения, не представляют для него особой опасности. Аль Эхмат вальяжно раскинулся напротив меня, время от времени прикладываясь к трубке кальяна, от которого я благоразумно отказалась.

Выпалив последнюю фразу и почувствовав, что в ней не хватает накала истинных чувств, я всплеснула руками, и тончайшая кисейная шаль, накинутая на мои плечи, всколыхнулась, на миг явив господину Аль Эхмату шею. Визирь едва уловимо покраснел.

-Видите ли, эгга, — продолжала тем временем петь я медовым голосом, — богатые люди иногда позволяют себе небольшие слабости, а я достаточно богата, чтобы время от времени баловать себя. Для кого-то отрадой является охота, для кого-то — веселые пиры с друзьями...

-А что является отрадой для вас? — хриплым голосом спросил Аль Эхмат, откладывая трубку кальяна, наклоняясь вперед и пожирая меня глазами. Если я еще смыслю толк в мужчинах, то можно считать, что и этот не устоял перед моими чарами.

Я расслабленно откинулась на широкую спинку кушетки, томно прикрыла глаза и мягко промурлыкала:

-А я, мой эгга, охотница за редкостями. Кровь закипает, когда я созерцаю древнюю амфору эпохи Дракона или статую, извлеченную с морского дна..но если же мне удается заполучить ее в свою коллекцию, то, поверьте, на какое-то время я осознаю, что является истинным счастьем!

Нет ничего приятнее, чем говорить правду. Пусть даже и капельку завуалированную.

Я порывисто вздохнула и резко приняла прямое положение, позволив внезапному восторгу на миг овладеть мной. Шаль с легким шелестом соскользнула с моих плеч, явив взору визиря и двух его охранников всю прелесть расшитой бисером и стеклярусом короткой кофточки Назиры, призванной скрывать, а на самом деле лишь подчеркивающей мои достоинства.

За моей спиной на Дарсана вновь напал приступ кашля; глаза визиря и его охранника затуманились, сфокусировавшись на мне. Выждав ради закрепления эффекта пару секунд, я стыдливо зарделась и вновь накинула тончайший газ на плечи.

Визирь глубоко вздохнул, видимо, приходя в себя, и начал:

-Каэррэ-хэннум, я...

Однако закончить фразу ему не дали.

Золоченная дверь за его спиной, инкрустированная сердоликом, распахнулась, и внутрь зашел еще один обитатель "Лилии".

Мне даже не потребовалось пояснений Дарсана, отчетливо вздрогнувшего сзади, чтобы понять, кто перед нами.

На первый взгляд он показался мне просто огромным, наверное, потому, что я смотрела на него снизу вверх. Потом я поняла, что капитан Коннар выше меня всего лишь на голову.

Я встречала мало северян в своей жизни, но их всех роднило одно: густые, вьющиеся черные волосы, по-волчьему хищные черты лица и массивное телосложение.

Капитан Коннар служил ярким образчиком северного народа, отличаясь от своих соплеменников разве, что выдубленной жарким солнцем Ранаханна кожей и длинными волосами, не заплетенными по обычаям Севера** в косу, а свободно метущими по плечам. На вид капитану было около тридцати лет, но угрюмое выражение лица и пронзительные глаза добавляли еще лет пять.

По острому взгляду, который капитан метнул в нашу сторону, я поняла, что с ним лучше не связываться лишний раз.

А еще я поняла, что я боюсь его. Страх этот рождался где-то глубоко в подсознании и отравлял душу, заставляя конечности цепенеть, а язык — неметь. Это было неожиданно — мало, кто на этом свете мог испугать меня, однако капитану Коннару это удалось.

Дарсан скорчился за моей спиной и еле слышно прошептал:

-Хэннум, вы все еще уверены, что хотите во дворец?

-Уймись, — одними губами ответила я, продолжая очаровательно улыбаться визирю и краем глаза наблюдая за капитаном. Тот, едва кивнув вытянувшимся перед ним стражникам, подошел к моему собеседнику и, склонившись, что-то тихо сказал ему.

Визирь виновато посмотрел на меня и, бросив вполголоса недовольное "Я же предупреждал вас!", вновь расплылся в улыбке:

-Каэррэ-хэннум, я нижайше прошу прощение за столь неожиданное прерывание нашего разговора. Позвольте представить вам капитана дворцовой стражи Коннара...Капитан, это Каэррэ-хэннум, она путешествует со своим слугой. В ближайшие три дня она будет гостить в "Лилии", поэтому я лично прошу вас обеспечить ей полнейшую безопасность.

Ага, значит, мои усилия не пропали даром и визирь уже все решил. Почувствовав значительное облегчение, смешанное с эйфорическим притоком адреналина, я смело подняла глаза на капитана и, представив на его месте столь желанный Призрак, влюбленно улыбнулась и протянула руку.

-Чрезвычайно рада знакомству, капитан.

Коннар на несколько мгновений замешкался с ответом, беспардонно разглядывая меня. В его глазах читался откровенный интерес, смешанный со снисходительной насмешкой. Что ж, его манеры объясняет, по крайней мере, то, что северные кланы воспринимают женщин как слабых существ второго сорта.

Моя ладонь утонула в пожатии его огромной руки; без намека на улыбку он суховато бросил:

-Взаимно, Каэррэ-хэннум.

Затем, бросив быстрый взгляд на Дарсана, резко развернулся и вышел; звякнул золочеными колокольчиками на двери.

Я перевела дух, чувствуя, как предательски трясутся поджилки. Секунду назад мне отчаянно хотелось визжать и бежать из "Лилии", куда глаза глядят. Этого только не хватало...

Перехватив взгляд недоуменного визиря, я обнаружила, что уже несколько минут сижу абсолютно прямо, с неестественной улибкой, которая, будто приклеенная,растягивала мои губы. Стряхнув с себя оцепенение, я устало повела плечами и вздохнула с притворной покорностью судьбе.

-Правильно ли я поняла Вас, Аль Эхмат-эгга, что мне все-таки дозволено побывать на экскурсии по дворцу?

При этих моиз словах первый визирь утвердительно кивнул и, понизив голос, торжествующе сказал:

-Вы не ослышались, хэннум. Более того, я лично позабочусь о том, чтобы Ваше пребывание в "Лилии" прошло в полнейшем комфорте. Не отказывайте себе ни в чем, чувствуйте себя, как дома, в течение этих двух дней. Более того, я обещаю лично выхлопотать для вас аудиенцию у калифа.

Он сложил перед собой направленные в мою сторону ладони и устремил на меня выжидающий взгляд.

Внутреннее ликование во мне быстро смешалось с ноткой подозрительности. Что это? Я приготовилась было к длинному, обстоятельному допросу, а нас вот так вот, за здорово живешь, уже пускают в "Лилию" пожить? Да еще и обещают личное свидание с калифом? Как-то это совершенно не вязалось с рассказами Дарсана о мерах безопасности во дворце.

Внезапно я заметила, как на виске визиря, быстро-быстро бьется синеватая жилка, а на высоком лбу выступило несколько бисерин пота. Он нервничал еще больше, чем в самом начале нашего разговора! Может быть, я сказала что-то не то? Или же, наоборот, он что-то не сказал мне?

Тем временем Аль Эхмат встал и жестом предложил нам с Дарсаном проследовать за ним.

-Где вы остановились, хэннум? Я прикажу слуге немедля доставить в "Лилию" ваши вещи.

Я назвала ему караван-сарай, почувствовав, как внутри начинает зарождаться какое-то неясное предчувствие чего-то не совсем хорошего. Его тон показался мне чересчур радушным, а глаза будто бы нарочно искали любой возможности встретиться с моими.

Будто бы визирь знал о том, что первый признак лжи — это стремление отвести взгляд.

Однако он явно не подозревал о том, что преувеличенное заглядывание в глаза — это второй.

* * *

-Не нравится мне все это, Каэррэ-хэннум, — жалобным голосом сказал Дарсан, застывая около меня.

Я предупреждающе приложила палец к губам, тщательно исследуя выделенную нам комнату в восточном крыле дворца. Вернее, полторы комнаты — в дальнем углу, за расписной ширмой, виднелся дверной проем, за которым обнаружилось небольшое помещение для Дарсана. Оно было обставлено значительно скромнее моего временного пристанища, однако, думаю, после бедняцкой лачуги, оно показалось моему спутнику верхом роскоши.

Что же касается моей комнаты, то ее убранство я бы смело зарисовала и отправила для декораций в Императорский театр Алдории, для постановки каких-нибудь "Тайн Восточной ночи". Ковры искуснейшей ручной работы, тяжелые золотые светильники, благовония, в изобилии курившиеся из специальных подставочек, подушки, вазы с фруктами, зеркала...венцом всего этого восточного изыска была огромнейшая кровать, в которой, при желании, могла уместиться целая команда пиратского корабля.

Дарсан вновь предпринял попытку заговорить, но я упреждающе покачала головой, взяла с резного столика у кровати лист желтоватой бумаги, самопишущее перо и быстро написала:

"Самоцветы

* * *

. Если хочешь что-то сказать — пиши".

Дарсан глянул на надпись. На его лице проступило непонимающее выражение: письменной речью Ранаханна я владела гораздо хуже, чем устной, и, поэтому, выражала свои мысли краткими тезисами. Я испугалась было, что мой спутник не поймет меня, однако его лоб разгладился и он серьезно кивнул в знак того, что все понял. Затем взял у меня перо и дописал, старательно выводя каждый символ затейливой вязи ран

* * *

:

"Ярайки. Они тоже умеют говорить".

Теперь пришла моя очередь морщить лоб. Увидев это, Дарсан быстро изобразил на бумаге странное существо, отдаленно смахивающее на двухголовую ящерицу, и я поняла, что он имел в виду.

Ярайки или, как их называли в Алдории, эккцеты — крошечные дракониды, уникальные не столько своей двухголовостью, сколько способностью запоминать и имитировать звуки. Их часто можно было встретить в больших городах, где они приводили в бешенство кошек, забираясь под крыши и мяукая оттуда; передразнивая птиц и попискивая крысой. Тем не менее, в нашей стране никому еще не приходило в голову испытать их искусство имитации именно человеческой речи. Видимо, ранаханнцы оказались куда сообразительнее нас.

Эккцеты отличались чрезвычайной юркостью и, потому, могли находиться где угодно в нашей комнате.

Я с опаской огляделась и тяжело вздохнула: в этом случае, осмотр помещения ничего не даст. Можно немного расслабиться и отдохнуть, дожидаясь, пока нас пригласят к калифу.

В отличие от меня Дарсан ощутимо нервничал. Он быстро мерил шагами комнату, теребя в руках самопишущее перо, с которым так и не расстался, и время от времени облизывал губы. Я молча следила за ним, пока, наконец, не почувствовала, как начинает кружиться голова от его мельтешения. Странно, а я думала, что морская болезнь миновала еще со времен плавания на корабле Сокола.

-Успокойся, — тихо сказала я, — думай о приятном, и все тревоги уйдут.

Дарсан метнул на меня гневный взгляд.

-Вам легко говорить, хэннум, — начал он, как вдруг раздался стук в дверь.

Дарсан ничего не сказал, но судорога, всколыхнувшая его тело, поведала о его эмоциях гораздо красноречивее слов. Я поняла, что открывать придется мне: похоже, парень, и без того нервничавший, теперь окончательно запаниковал.

-Иди в свою комнату, — посоветовала я ему, — день уже клонится к вечеру, так что вряд ли нас сегодня позовут к калифу.

Бросив на меня полный благодарности взгляд, Дарсан исчез в помещении для слуг, а я, навесив на лицо одну из своих дежурных улыбок, распахнула дверь.

На пороге обнаружился склонившийся в три погибели слуга — пожилой ранаханнец с густой черной бородой, которую кое-где прочертили полоски седины. На слуге был ярко-белый халат и темно-красная феска со звездой, вышитой над глазом, — символом Элоаха.

Рядом со слугой стоял мой сундук — тот самый, что мы оставили в караван-сарае, а в руках наш посетитель держал поднос, заваленный разнообразными яствами.

-Великий калиф Тэймуран Восьмой счастлив приветствовать вас в своем дворце, Каэррэ-хэннум, — монотонным речитативом произнес слуга и вытянул рук и с подносом вперед, не меняя своего положения, — он шлет вам эти скромные дары ранаханнской земли и приглашает вас завтра посетить его в Лазурном зале Лилии, после полуденного азана. Меня зовух Тариб, на эти два дня я буду вашим личным слугой в этом дворце. У вас будут какие-то распоряжения на сегодня?

Я с жалостью посмотрела на него и прикинула, что от долгого стояния в такой позе гарантированно заболит спина: поднос даже на вид был достаточно увесистым. Интересно, как он один справился и с моим сундуком, и с калифским даром? Хотя, может быть, ему помогали другие.

-Благодарю вас, Тариб, — улыбнулась я, — можете передать калифу, что я непременно откликнусь на его приглашение. Что же касается распоряжений — возможно, нам понадобится что-нибудь через некоторое время. Как вас позвать?

Слуга отдал поднос выскочившему из комнаты Дарсану, который понял, что в этот раз его опасения оказались призрачными, с явным наслаждением распрямился и протянул мне миниатюрный нефритовый свисток:

-Подуйте в него, хэннум. Где бы я ни был, я услышу.

Я с благодарностью приняла безделушку и спрятала ее за пазуху. Тариб наклонился, коснувшись ладонями пола у моим туфель, и степенно удалился.

Я проводила взглядом его неестественно прямую спину и задумчиво покрутила в пальцах безделушку. Подобные свистки были распространены и в богатых домах Алдории — литанээ из дома Нефрит специализировались на подобных штуках, подстраивая их индивидуально под каждого слугу, дабы только он мог услышать зов хозяина, где бы тот не находился.

Я торжествующе повернулась к вновь возникшему около меня Дарсану:

-Видимо, мы произвели неизгладимое впечатление на визиря, раз приглашение подоспело так скоро.

Парень пожал плечами и сухо сказал:

-Осмелюсь предположить, хэннум, что он рассчитывает получить с вас определенного рода...м-м...услуги.

Я плотно прикрыла дверь и нахмурилась, глядя на собеседника:

-В какой-то мере, я и рассчитывала вызвать у него подобные ожидания. Однако, сдается мне, ты упомянул об этом неспроста.

Дарсан замялся, выразительно покосившись на лист бумаги, где мы вели с ним переписку, но я, не усмотрев в нашем разговоре ничего предосудительного, махнула рукой, мол, говори, не таясь.

-Каэррэ-хэннум, боюсь, первый визирь принял вас за блудницу, — запнувшись на последнем слове, выпалил юноша и покраснел. Не дождавшись от меня реакции, он продолжил, — видите ли, Священная книга предписывает женщинам придерживаться строгих правил поведения и одежды, а вы их почти все нарушили. Вот я и боюсь, что визирь мог превратно истолковать ваше поведение.

— Я же чужеземка, — возмутилась я, прокручивая в голове наш диалог с Аль Эхматом. Похоже, секрет его напряженности был раскрыт.

Дарсан кивнул:

-Конечно, это извиняет вас, однако, я думаю, что на встрече с калифом вам следует...м-м...подготовиться и вести себя немного иначе. Ему могут не понравиться ваши манеры.

— Как, например? — нетерпеливо спросила я. Дарсан принялся загибать пальцы:

-Наши женщины не смеют смотреть в лицо мужчине, открыто кокетничать с ним, громко говорить или смеяться. Они не имеют права начинать разговор прежде, чем к ним обратятся. И уж конечно, — Дарсан вновь покраснел, — они не носят столь вызывающих нарядов.

-Но я-то взяла...в смысле, эту одежду одолжила мне подруга, а она родом из Ранаханна! — у меня пошла кругом голова от сказанного юношей. Похоже, я и в самом деле слегка переборщила с образом взбалмошной богачки.

Дарсан пожал плечами:

-Наверное, Ваша подруга, хэннум, надевала подобное лишь в пределах дома или при супруге. Странно, что она не просветила вас относительно правил приличия в Ранаханне..

На миг я отчетливо представила себе Назиру, раздающую мне указания на пустынном пляже острова, и еле подавила смешок.

-Она забыла, — туманно ответила я и ехидно добавила, — между прочим, ты сам ни словом ни обмолвился относительно местных обычаев, когда мы только направлялись в "Лилию".

-А вы меня и не спрашивали, — дерзко парировал Дарсан, в запальчивом порыве гордости вздернув кверху волевой подбородок. Затем, видимо, вспомнив о своем положении, он поспешно опустил голову, ожидая порицания.

Я решила не заострять внимания на подобных мелочах и примиряюще сказала:

-Хорошо, давай забудем об этом. На этот раз нам предстоит предстать перед самим калифом, и я не хочу, чтобы он мог вообразить себе нечто более того, что есть на самом деле. Давай не мешкать. Расскажи мне все, что тебе известно о ваших традициях и требованиях к поведению женщин.

Лицо Дарсана прояснилось.

-Хорошо, хэннум. Итак, прежде всего, вам нельзя надевать красное, зеленое и белое...

* * *

*

* * *

Лазурный зал "Лилии Небес" получил свое название, наверное, во многом благодаря эмали цвета осеннего неба, которой были облицованы стены и потолок зала, плавно уходящий ввысь величавыми изгибами. При попадании в зал создавалось впечатление, что находишься внутри огромной полой луковицы, поставленной стоймя. С боков "луковицы" сверкали белоснежные ажурные раны, запечатлевшие в эмали мудрые изречения Великого Пророка из Священной книги (я не понимала ни единого слова, кроме предлогов, и Дарсан шепотом пояснил мне, что, в основном, изречения, написанные на древнеранаханне, содержат свод строгих правил и ограничений для любого правоверного). Раны перемежались странными однообразными фигурами — подобиями небольших концетрических кругов, заключенных друг в друга. Круги шли друг за другом в строгом порядке — самый большой — темно-синий, в нем — поменьше — белый, и, наконец, самый маленький — ярко-желтый. Россыпь таких же кругов виднелась и на потолке, создавая впечатление, что я нахожусь под обстрелом сотен глаз; ощущение было не из приятных, и я невольно поежилась.

-Это глаза великого Элоаха, да благословен будет он и Пророк его, — вновь прошептал Дарсан, благоговейно глядя наверх, — они напоминают нам, что Лучезарный видит все, даже самые сокровенные тайны и помыслы.

Я неопределенно пожала плечами. По крайней мере, понятно, почему по прибытии в Ранаханн я встречала этот узор на каждом шагу.

"Глаза" не вызвали у меня благоговейного восторга, а лишь желание побыстрее уйти из Зала. К тому же, дневной свет, мягко сочащийся из круглого отверстия в вершине "луковицы", падал на них таким причудливым образом, что казалось, что зрачки едва уловимо шевелятся. Неприятный холодок вновь змейкой юркнул между лопаток, и я поспешила опустить глаза.

Мы стояли на пороге Лазурного Зала, смиренно ожидая калифа. Его царственная особа опаздывала, и мы были вынуждены созерцать пустое золоченое кресло, изящные узоры которого частично скрывала небрежно накинутая на подлокотники шкура неизвестного мне животного. Пустовал и Зал, если не считать двух стражников в длинных темно-синих халатах, подпоясанных витым золотым шнуром. Охранники вытянулись по обе стороны двери, у которой мы стояли, и, почти не моргая, остекленело глядели перед собой. В руках они держали кривые ятаганы, нацеленные в потолок.

Их неподвижность заставила меня вспомнить, что среди пиратов Двух Океанов толковали о глинянных големах, находящихся в услужении ранаханнского калифа. Интересно, это живые люди?

С трудом поборов в себе искушение дотронуться до стражника, я слегка наклонилась к Дарсану, чтобы поделиться с ним моим наблюдением, как вдруг мелодично запели силлы

* * *

**. Широкие двери в противоположном конце зала, украшенные фамильным гербом калифа — пустынным тайгором*, душащим змею — распахнулись, и в Зал величавой поступью вошел калиф, сопровождаемый первым визирем и тремя слугами, наигрывающими на силлах. Позади этой процесии, словно гора, высился капитан Коннар, угрюмый, как и в прошлый раз. При взгляде на него, я вновь почувствовала, как внутри все захолонуло; не то, чтобы появление капитана явилось для меня сюрпризом, однако я до последнего надеялась, что у него найдутся дела поважнее присутствия на неофициальной встрече калифа со мной.

Дарсан сдавленно вздохнул, я ободряюще коснулась его руки, отчего он дернулся, будто от удара молнии.

-Спокойно, друг мой, — мягко прошептала я, — обратного пути нет.

Если Вы нашли эту книгу в сети, пожалуйста, дайте знать оценкой или отзывом Ваше отношение к произведению. Авторская страница на СИ: http://samlib.ru/k/kruz_o

* * *

Тэймуран Восьмой оказался субтильным молодым человеком, вряд ли разменявшим третий десяток. Не знаю точно, можно ли ранаханнским калифам брать в гарем родственниц, но у человека, стоящего передо мной, налицо были явные признаки вырождения: бесцветные, чуть навыкате глаза, жидкие темно-каштановые волосы и тощая бородка, которой, по всей видимости, придворные цирюльники пытались придать пышность, но не преуспели. Кожа у царственной особы была не смуглая, как у его подданных, а какая-то сероватая.

Невыразительная внешность калифа, как назло, подчеркивалась его пышным одеянием: белоснежной шелковой дисдасой

* * *

* * *

, подпоясанной золоченым поясом, расшитым рубинами, на которую был накинут ярко-алый парчовый жилет. Венчал роскошный туалет царственной особы причудливый медальон, представлявший из себя вещицу, похожую на двояковыпуклую линзу с матовой поверхностью. "Линза" была оправлена в изысканную серебрянную вязь и подвешена на толстую витую цепочку. Медальон заинтриговал меня, и я едва поборола желание прикоснуться к нему кончиками пальцев или, хотя бы, поближе рассмотреть его.

Скорее всего, Его Величество исподволь ощущал несоответствие собственной внешности своему положению, потому что вся его поза говорила о внутренней скованности и замкнутости: ссутуленные, поднятые плечи и поджатые губы.

Наверное, и красивых девушек увозит, чтобы доказать себе, какой он неотразимый, горько усмехнулась я. Впрочем, комплексы молодого калифа — это его личное дело. Меня интересует только доступ в его сокровищницу.

Тем временем Тэймуран бесцеремонно разглядывал меня, чуть подняв голову (его затылок был вровень с моим ухом). Я сохраняла молчание, прижав правую ладонь к груди, чуть наклонив голову и смиренно опустив глаза.

-Мы рады приветствовать Вас в Ранаханне, Каэррэ-хэннум, — наконец соблаговолил произнести Его Величество. Голос у него был низкий и звучный, но, вместе с тем, лишенный какого-либо обаяния; он вызывал ассоциации с ветром, завывающим в печной трубе.

-Великое счастье не только посетить Вашу дивную страну, но и лицезреть ее лучезарного правителя и его великолепный дворец, — почтительно пропела я, опускаясь перед калифом на колени и целуя подставленный им перстень-печатку. Старинная работа, бирюза и роспись золотом по ней, такой потянет на сто дориев у подпольного ювелира...

Моему примеру поспешил последовать Дарсан, а калиф, черты лица которого разгладились, показав неподдельное удовольствие от моей хорошо продуманной лести, указал мне на низенькую скамеечку, услужливо поставленную одним из слуг перед креслом. Скамеечка была крайне неудобной и, сидя на ней, я вынуждена была задирать голову, дабы свободно разговаривать с правителем Ранаханна.

После взаимного обмена любезностями обстановка в Зале немного разрядилась. Первый визирь занял место позади трона калифа, не забывая бросать на меня пылающие взгляды. Я улыбалась ему краешком рта, мысленно благодаря Дарсана за полезные советы — надев наглухо закрывающую шею и бюст длинную темно-синюю абану из льна вместе с тончайшими шелковыми шароварами я чувствовала себя куда увереннее. Волосы я скрутила в тугой узел на затылке и вдела в уши золотые серьги-кольца, решив не перебарщивать с украшениями.

Рядом с визирем стоял капитан Коннар, время от времени обменивающийся с первым сухими отрывистыми фразами. Было видно, что эти двое недолюбливают друг друга и принуждены держаться любезно исключительно по долгу службы.

В мою сторону капитан практически не смотрел, изредка скользя по мне колючим недоверчивым взглядом. Я ему не нравилась, это чувствовалось. Что это — чутье опытного стражника? Интуиция, подсказывающая ему, что я не та, за которую себя выдаю? Неважно. Важно то, что капитан — пока единственный человек в "Лилии" представляющий реальную угрозу для нас с Дарсаном.

-Кто сей достойный юноша? — тем временев спросил калиф, кивнув на Дарсана, вставшего за моей спиной. Я почувствовала, как тот сжался, и поспешила ответить:

-Мой слуга, о лучезарный калиф. Я купила его на невольничьем рынке в городе Алькутт несколько лет назад, совсем мальчишкой. Признаюсь, некоторое время досадовала, что переплатила — уж больно заморенным был, но сейчас не жалею — старательный, а, главное, преданный.

Я толкнула Дарсана, и он понятливо оскалился в широкой улыбке. Калиф кивнул:

-Вы правы, хэннум. В наше время преданность — едва ли не наиважнейшее качество слуги...как там сказано у Пророка, Аль Эхмат? — с этими словами Тэймуран многозначительно посмотрел на визиря. Тот поспешил отвлечься от гипнотизирования меня и подобострастно склонился к своему господину:

-"Верный слуга подобен псу; он также следует за своим хозяином и ценит его жизнь превыше своей. Когда же настанет черед хозяина умирать, помрет и пес, дабы сопровождать его к престолу Лучезарного".

-Истинно так! — торжественно провозгласил калиф, а я вздохнула: вот уж не завидую местной прислуге, если даже смерть хозяина обязывает их последовать за ним.

Молчаливый слуга, точь-в-точь Тариб, только чуть помоложе, внес широкий поднос, заставленный вазочками с изысканными ранаханнскими сладостями и кубками с прохладительными напитками. Подносом обнесли всех, начиная, согласно законам восточного гостеприимства, с меня.

-У вас красивое имя, Каэрре-хэннум, — медленно промолвил калиф, отхлебнув из своего кубка и пристально глядя на меня поверх него, — насколько мне известно, "каэррэ" на наречии Кайташеррских Воронов

* * *

* * *

означает "кошка". Вы состоите в родстве с этим племенем?

Почва подо мной моментально стала зыбкой. Представляясь вымышленным именем первый раз, я брякнула то, что пришло на ум. С кочевниками я общалась какое-то время, но мне было невдомек, что поверхностное знание их языка может сыграть со мной такую злую шутку.

Я отпила из своего кубка прозрачно-медовый напиток, абсолютно не почувствовав его вкуса. А калиф-то оказался полиглотом. Что это — намек? Или желание втянуть меня в более пространный диалог? В любом случае, придется отвечать наобум, с некоторой долей риска.

Я повела плечом, втайне жалея, что не могу отвлечь внимания собеседника старым проверенным способом — "случайно" соскользнувшей лямкой, и открыто улыбнулась калифу:

-Честно говоря, впервые слышу о столь оригинальной трактовке. Спешу обратить внимание лучезарного калифа, что Каэррэ — это имя рода. Мое имя, данное при рождении — Кассандра.

"Вот так вот. Теперь, главное, не забыть и не запутаться, если вдруг кому-то из них придет в голову окликнуть меня по имени", — подумала я, исподволь наблюдая за реакцией калифа. Тот, кажется, остался вполне доволен ответом, вполголоса сказал что-то визирю и нетерпеливым взмахом руки отослал его. Затем вновь приложился к кубку и посмотрел на меня, чуть прищурившись.

-Откуда Вы родом, хэннум?

Я слегка расслабилась: можно на некоторое время отвлечься от придуманной легенды и позволить себе говорить правду...почти правду.

-Из Алдории, о лучезарный, — мой родной остров Коннемара и впрямь состоял в подданстве алдорскому королю, — у меня поместье у подножия Зеркальных гор и дом в столице.

Месторасположение своего "поместья" я выбрала неслучайно — Зеркальные горы были живописнейшим местом, где любила селиться знать. В последнее десятилетие, по слухам, при дворе было чрезвычайно модным прихвастнуть наличием угодий именно там. Думаю, калиф наслышан об этом и мое заявление не вызовет лишних подозрений и внесет еще один штришок в мой образ.

-Мы очарованы, Каэррэ-хэннум, — вальяжно сказал Тэймуран, — вы столь же прекрасны, как нам и рассказывали о вас, и, пожалуй, ваш ум не уступает вашей красоте. Позвольте нам полюбопытствовать — что побудило столь прекрасную деву отдаться поискам редкостей, да еще и в одиночку? Неужели одна лишь любовь к коллекционированию?

В тусклых глазах калифа зажегся едва уловимый огонек жадного интереса, и я ощутила смутную тревогу непонятно, от чего.

-Одним коллекционированием сыт не будешь, — с достоинством ответила я, — подчас, за редкости можно выручить очень неплохие деньги, особенно, если хорошо знаешь, кому и что предложить. Что же касается возможных опасностей...смею заверить лучезарного калифа — у меня надежная охрана.

Капитан Коннар едва уловимо фыркнул, дернув бровью с плохо скрываемым презрением, а калиф, напротив, отставил кубок и в явном восторге трижды хлопнул в ладоши.

-Браво, хэннум! Клянусь бородой Пророка, я впервые встречаю женщину, суждения которой по разумности почти равны мужским! — слово "почти" неприятно царапнуло меня, но я уже начала привыкать к патриархальным обычаям Ранаханна. Тем временем, Его Величество продолжал:

-Достопочтенный Аль Эхмат передал мне, что Вы желаете осмотреть наш дворец. Мы с удовольствием Вам окажем эту маленькую услугу и лично проведем по "Лилии"...нет-нет, не стоит благодарить нас, — поспешно заметил калиф, когда я приподнялась с выражением неимоверной радости на лице, — это доставит нам одно лишь удовольствие. Следуйте за мной, Каэррэ-хэннум, не будем откладывать.

Калиф встал и первый направился к дверям, за ним шагнул капитан стражи. Я же задержалась, делая вид, что расправляю края абаны, а на деле шепнув Дарсану:

-Когда заглянем в гарем, не выказывай эмоций, если увидишь там Таллию. Надеюсь, она догадается не проявлять бурной радости со своей стороны?

-Я подам ей знак, — хрипло прошептал юноша и закашлялся — наверное, от волнения, вызванного аудиенцией, у него пересохло в горле. Я сочувственно покачала головой и подала ему кубок:

-Пей. Сейчас начнется самое трудное и интересное.

-Умеете вы приободрить, хэннум, — слабо улыбнулся парень, жадно набрасываясь на питье. Я подмигнула ему:

-Еще как. Поторопимся, не будем заставлять лучезарного калифа ждать.

Дарсан немного поотстал, расправляясь с питьем, а я поспешила к высокой — в два моих роста — искусно украшенной двери, любезно придержанной для меня капитаном Коннаром.

Этот жест так не вязался с его ярко выраженной неприязнью ко мне, что я не удержалась. Первоначальный страх, вызванный великаном-северянином, притупился, и я почувствовала какой-то вскруживший голову азарт. Мягко улыбнувшись застывшему у двери наемнику, я певуче произнесла:

-Капитан Коннар, я чем-то обидела вас?

Его черные брови сдвинулись к переносице, и он непонимающе воззрился на меня. Я поспешила уточнить:

-Мне постоянно кажется, что вы будто смотрите на меня с неудовольствием...прошу простить мою возможную ошибку, но я бы не хотела, чтобы между нами возникло какое-то недопонимание, раз уж я проведу в "Лилии" некоторое время.

-Вам показалось, хэннум, — перебил меня северянин, пристально глядя мне в лицо, — просто я боюсь, вы сами не понимаете, во что ввязались.

И, коротко поклонившись мне, капитан стремительно удалился, оставив нас с Дарсаном наедине с поджидавшим невдалеке калифом.

*эгга (господин) — почтительное обращение к мужчине;

**у подавляющего большинства кланов северных варваров с давних времен сохраняется обычай заплетать волосы в косу особым образом, указывая на свою принадлежность к тому или иному роду, семейное положение, название клана и т.д. Подобные косы носят не только мужчины, но и женщины;

* * *

литанээ — Говорящие с Камнями — широко практикуют производство самоцветов, призванных "записывать" разговоры, ведущиеся в комнате, где они находятся, а затем — воспроизводить;

* * *

раны — отдельные письменные фразы на языке Ранаханна;

* * *

*красное — цвет крови, зеленое — цвет войны и белое — цвет траура считаются сугубо мужскими и запретными для женщин расцветками в Ранаханне. Для мужчин же, наоборот, приветствуется наличие этих цветов в одежде;

* * *

**силла — народный музыкальный инструмент Ранаханна. Представляет собой небольшие — с мужскую ладонь — серебряные парные тарелки;

* * *

* * *

дисдаса — традиционная мужская верхняя одежда. представляющая собой длинную — в пол — рубаху;

* * *

* * *

кочевое племя, живущее в степях, на границе Алдории и княжества Хайань;

Глава 4.

* * *

-Красиво, не правда ли?

-О...да, — совершенно искренне выдохнула я, — потрясающе!

Золотисто-алые лучи заходящего солнца дробились о крыши низких домов, отчего те сияли, словно новенькие золотые дории. Интересная традиция — настилать на верх строения медные полоски...наверное, это тоже продиктовано какими-то религиозными догматами.

В густой, словно кисель, сиренево-оранжевой выси неба проплывали черные силуэты птиц, а внизу тоскливо перекликивались муаззины, провозглашая вечерний азан с вершин минаретов. Прохладный ветерок ласково касался моего разгоряченного лица, принося с собой пряный аромат вечерних цветов, смешанный с запахом базилика и жарящегося мяса. Столица Ранаханна готовилась к наступлению ночи.

Мы с калифом стояли на самой высокой башне "Лилии", откуда, с узкого балкона, открывался изумительный вид на столицу. Глядя на этот древний город, раскинувшийся под моими ногами, я начала понимать, почему знаменитый алдорский поэт Афелион назвал столицу Ранаханна "прекрасным цветком, растустившемся в краю пустынь, песчаных бурь и засух". Хайсор и впрямь походил на неведомый цветок — прекрасный, пленительный и загадочный.

Я тряхнула головой и слегка улыбнулась неожиданным мыслям. Похоже, подобно Афелиону, я начинаю слагать поэтические оды этому городу. Однако не следует забывать, что я явилась сюда вовсе не за стихотворными изысканиями.

-Вас что-то рассмешило, Каэрре-хэннум? — с вежливым любопытством спросил Теймуран, внимательно глядя на меня. Я отрицательно качнула головой:

-Красота Хайсора настолько поразила меня, о лучезарный, что я почувствовала в себе не испытываемую мной доселе тягу посвятить вашему городу какое-нибудь стихотворение.

-Вы пишете стихи?

Я рассмеялась:

-Вы мне льстите, Ваше Величество. У меня много талантов, но стихосложение, увы, не входит в их число. Однако, прелесть столицы поразила меня в самое сердце, и я начала задумываться о том, не попробовать ли мне себя в поэтическом ремесле.

Глаза калифа загорелись восторгом; он с неподдельным чувством приложил руку к груди и воскликнул:

-Поверье, о прекрасная хэннум, это самые прекрасные слова, что мы слышали за последнее время. Ничто так не ублажает слух властителя, как искреннее восхищение чужеземца страной, которой правит мудрый повелитель.

Я улыбнулась шире, изо все сил постаравшись передать требуемое восхищение, на деле, с трудом подавив зевок. Восточное велеречие, в рамках которого некоторые вещи повторялись по нескольку раз, облачаясь в различные красочные метафоры, начало меня не на шутку утомлять.

Мы посвятили почти целый день исследованию дворца. Калиф провел нас с Дарсаном по целой анфиладе комнат, распахивая двери и демонстрируя такое пышное убранство, что на фоне его особняки алдорской знати казались жалкими коннемарскими лачугами. О, да, мне доводилось бывать у власть имущих Алдории, правда, не совсем в роли почетной гостьи...однако возможность оценить обстановку у меня была.

Ближе к вечеру, когда у меня уже кружилась голова, а роскошь великолепных залов слилась в единое цветастое пятно, Теймуран, загадочно улыбнувшись, пригласил полюбоваться его столицей. "Вы видели "Лилию", — сказал тогда он, — "но, поверьте, ее красота — ничто перед величием Хайсора". Я согласилась, досадуя на то, что нам так и не показали главного — сокровищницы и гарема. Да, кое-где в залах висели картины и гобелены, представляющие из себя величайшую редкость, а по дороге в башню Дарсан чуть не опрокинул фарфоровую вазу работы хайаньских мастеров; даже на мой не очень наметанный глаз возраст безделицы насчитывал около десяти веков. Однако это были жалкие крохи; в сокровищнице калифа меня ждала настоящая ценность.

Скорее всего, каоиф приберегал визит в святая святых дворца на завтра. Не зря говорят, что лучше всего запоминается последняя фраза в разговоре; так и калиф в завершении моего визита в "Лилию", наверное, решил окончательно сразить меня собственным величием.

Как бы то ни было, сейчас я была вынуждена стоять на балкончике бок о бок с Его Величеством и изображать неподдельный восторг при виде столицы. На узенькой площадке, огороженной изысканными коваными перилами, помещались только два человека, и Дарсан смиренно ожидал меня на лестнице, ведущей к балкону.

Воодушевленное созерцание великолепного вида Хайсора совсем скоро наскучило мне, однако Теймуран не спешил покидать башню. Бурно жестикулируя от избытка чувств, он пламенно рассказывал мне о грядущих перспективах своего правления, и о том, какие меры он предпримет в дальнейшем, дабы еще более возвысить Ранаханн.

Я слушала его вполуха, погрузившись в медитативное созерцание окрестностей и поневоле представляя себе разочарованный гнев повелителя Ранаханна от того, что его излияния не вызывают у меня ни должного трепета, ни неподдельного интереса. Однако кто бы мог подумать, что за невзрачным фасадом правителя кроется такой энтузиазм и любовь к стране? Только повезло ли Ранаханну от этого? Чрезмерное пылкое стремление возвести благосостояние в абсолют может обернуться негативными последствиями.

Кстати, о калифе. Его поведение казалось мне слегка странным: до сих пор я не могла понять его отношения ко мне. Если остальных обитателей дворца, с которыми мне довелось пообщаться, я читала, как раскрытую книгу, то Теймуран, если продолжать сравнение, был все еще наглухо закрыт от меня.

Невинный флирт и кокетство, не выходящие за рамки приличия (я помнила наставления Дарсана), — мое главное орудие для расположения к себе лиц мужского пола, потерпели крах. Калиф вежливо улыбался, поддерживал тон светской восточной беседы, однако держался отстраненно-деликатно, не проявляя ко мне никаких признаков интереса — ни тайных, ни явных. Иногда возникало подспудное чувство, что он старается даже сдерживать порывы особо бурной жестикуляции — дабы ненароком не задеть меня. Лишь в мизансцене на балконе он позволил себе проявить более сильные эмоции. При всем при этом, его поведение шло вразрез с его стремлением всячески угодить мне и даже посвятить пару дней в угоду моему желанию совершить экскурсию по дворцу.

Это было непривычно и вызывало смутную тревогу. Я было заподозрила Его Величество в тяготении к сильному полу, в конце концов, в Священной Книге нет никаких запретов относительно этого. Однако никто из встреченных нами слуг, включая неотступно находившегося рядом Дарсана, не вызвал у Теймурана абсолютно никаких эмоций. Может быть, он и вовсе евнух? А гарем — для прикрытия? Тоже непохоже...

...Теряясь в догадках, я стояла на балконе, натянуто улыбаясь и глядя на собеседника. Муаззины смолкли, и наступил момент той особой тишины, какая обычно опускается на землю перед приходом ночи — звуки глохнут, тонут в вязкой ткани сумерек, воздух колышет прохладный ветерок, а на небе вспыхивают первые звезды.

Солнце почти скрылось за горизонтом, бросив на нас прощальный, золотисто-алый луч. Тот скользнул по щеке калифа, отразившись в его медальоне-линзе; тусклая поверхность последнего неярко вспыхнула и будто поглотила луч. Еще секунду помедлив, солнце скрылось.

Рассеянно глядя на медальон, я, повинуясь внезапному наитию, сказала:

-Какой у вас необыкновенный медальон, о, лучезарный. Прошу извинить меня за то, что дерзнула прервать Вас, но он отвлек меня. Ломаю голову: что это за самоцвет?

Теймуран, которого мой вопрос застиг в момент страстного рассказа о строительстве Великой Мечети Элоаха, запнулся, недовольно нахмурился и суховато ответил:

-Воистину, женщине присуще крайне неуместное любопытство. Как сказано у Великого Пророка... — он обернулся — явно машинально — ища поддержки и подсказки визиря, однако тот, естественно, отсутствовал. Мне, задетой его отповедью, это показалось настолько смешным, что я едва не прыснула, вовремя скрыв невольную усмешку ладонью и сделав вид, будто чихаю.

Холодно пожелав мне здоровья, калиф торопливо сказал, явно пытаясь побыстрее загладить невольно возникшую неловкость:

-На третий год нашего правления вернулись люди, отправленные еще отцом в экспедицию к землям, на которых раскинулись Забытые Пустоши.

Я кивнула, недоумевая, зачем родителю Теймурана было посылать экспедицию в земли, дажnbsp;е не граничащие с Ранаханном? Тем более, об этой местности ходили недобрые слухи: это была единственная незаселенная территория на материке. Пустоши располагались на северо-восточном побережье, простираясь в глубь материка вплоть до Кайташеррских степей, которые были полностью во владении кочевого племени Воронов. Однако, даже кочевники не селились на Пустошах, предпочитая держаться от них подальше. По слухам, распространяемым бродячими торговцами и музыкантами, отваживавшихся, по их словам, подбираться вплотную к тем землям, они представляли из себя тоскливую голую равнину, полузасыпанную песком и покрытую кучками голых, изогнутых под самыми невообразимыми углами, деревьев. Кроме того, картину дополняли рассказы пиратов, чьим судам иногда доводилось проходить мимо этих неприветливых берегов. Хлебнув рома в таверне на побережье Двух Океаеов, они повествовали о странном песке Пустошей, мерцающем в темноте зеленоватым светом, о полупрозачных тенях, скитающихся меж мертвых деревьев, и о непонятного назначения громадных камнях, разбросанных по Пустошам, насколько хватало глаз. Не знаю, сколько достоверности было в их рассказах: мне кажется, разглядеть столько подробностей, просто проходя мимо берегов, да еще не с самым сильным амулетом видения*...по меньшей мере, сложновато.

Интересно, что искали там люди калифа Аббаиса Шестнадцатого? И удалось ли им это отыскать?

-К сожалению, из похода вернулись не все, — меж тем, продолжал наследник старого калифа, — дорога к Пустошам далека и опасна...ничего примечательного отыскать не удалось. Кроме этого медальона.

Он любовно, с какой-то затаенной нежностью погладил выпуклую поверхность линзы. В очередной раз подавив желание последовать его примеру, я промолвила, будто ненароком:

-Уверен ли лучезарный, что эта безделица действительно найдена на Пустошах? Откуда ей там взяться, если там никого и никогда не было?

Лицо калифа неуловимо помрачнело, а тон лишился еще нескольких нот приветливости и обходительности.

-Хэннум, мы склонны доверять нашим слугам. Без доверия нет преданности, так, кажется, сказано в Священной Кни... — он вновь обернулся, но вовремя вспомнил, что его верного советника по-прежнему рядом нет. Тогда Теймуран насупился — точь-в-точь ребенок, у которого отняли игрушку — и сухо произнес:

-Мы благодарим Вас за чудесное время, которое мы провели. Мы распорядимся, чтобы Вас проводили до ваших покоев, а завтра за вами зайдет слуга. Вы еще не увидели всех чудес "Лилии".

Поняв, что светская беседа окончена, я поспешила откланяться, пышно возблагодарив оказанную мне калифскую милость.

Интересно, почему он так взъелся из-за какого-то медальона?

* * *

"Не понимаю, Каэррэ-хэннум. Почему нам не показали гарем?"

Самопишущее перо скрипуче чиркало по пергаменту, оставляя неровный маслянисто-черный след.

-На празднике главное блюдо всегда приберегают под конец, — вполголоса сказала я, вынимая шпильки и распуская узел из волос. Дарсан невидяще посмотрел на меня и вновь яростно набросился на ни в чем не повинный пергамент. Строчки змеились из-под его руки, словно черные ленты.

"Мне не доступно и другое, хэннум. Прорицатели. Тетка рассказывала, что при дворе состоят несколько прорицателей. Они толкуют сны калифа, защищают его от дурного глаза и порчи. Еще они предсказывают ближайшее будущее. Обычно мы видели их, когда калиф выходил к народу. Сейчас их нет."

Я успокаивающе похлопала разгоряченного, тяжело дышащего паренька по плечу и мягко отобрала у него листок.

-Это не наша забота, Дарсан, — ласково прошептала я, — не думаю, что нас должны заботить перестановки при дворе. Давай ложиться спать, завтра наши поиски должны подойти к концу.

Паренек пару секунд буравил меня тяжелым взглядом исподлобья, потом безнадежно махнул рукой.

-Вам что-нибудь еще нужно, хэннум?

Я устало улыбнулась и покачала головой:

-Ступай.

Легкая завеса из мелких бусин колыхнулась с тихим музыкальным позвякиванием. Скрипнула софа — Дарсан укладывался спать. Я зевнула, потянулась и изнеможенно опустилась на прохладное шелковое покрывало, не снимая одежды. Минувший день и море впечатлений настолько утомили меня, что я решила немного перевести дух прежде, чем разбирать кровать...

* * *

Бескрайняя равнина, чьи границы размыты клубящимся по линии горизонта сизым туманом, простиралась вокруг меня, насколько хватало глаз. Воздух был душный и спертый; не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка, будто вокруг застыло теплое вязкое желе. И небо, такое же тяжелое, свинцово-серое, как в Коннемаре, грозно нависающее над головой. Кажется, будто оно выгнулось вовнутрь пространства...

Под этим небом я чувствовала себя ничтожной букашкой, пытаюсь двинуться с места, но ноги не слушаются. Словно ступни вросли в почву.

Где я? Что это за место? Как я здесь очутилась? Что...

На небе нет ни звездочки; луны тоже не видно. Краем глаза, где-то там, на границе поля зрения, можно уловить неясное движение, там, наверху. Будто тьма, наполнившая небесную чашу, клубится и беспрестанно извивается в танце едва заметных теней...

Сон это или явь? Чувствуя, как внутри начинает медленно нарастать сосущий панический страх, я попыталась пошевелить хоть пальцем — тщетно! Непонятное онемение разлилось по телу, сковав конечности и погрузив в подобие сомнамбулического транса.

Внезапно земля под ногами дрогнула — едва уловимо,но все же заставив редкие песчинки на поверхности всколыхнуться. Оглушающую тишину прорезал гулкий стук сердца. Затем земная твердь вновь пришла в движение; словно что-то пробиралось под окаменевшим слоем почвы, заставляя ту содрогаться.

Если бы я могла, я зажмурилась бы. Беспомощное ожидание — а вдруг это "что-то" выберется и проглотит меня? — оказалось в миллион раз страшнее неизвестности...

Внезапно все прекратилось. Колебания почвы улеглись, а темень вокруг начала будто бы развеиваться; приглядевшись, я быстро поняла, почему.

От земли начало исходить тусклое, еле заметное зеленоватое свечение, того мертвенного оттенка, каким горят гнилушки в лесу. Оно разгоралось, не постепенно, а резкими толчками, словно...

Пульсировало?

Свечение шло не от самой земли, а от возникающих на ее поверхности крохотных созданий, величиной не больше ногтя. Они были похожи на плоские чайные блюдца, уменьшенные в несколько десятков раз; единожды возникнув, они, не шевелясь, застывали, продолжая испускать мерцающий зеленоватый свет.

Мне стало так жутко, как не было еще ни разу в жизни. Когда стремительно увеличивающийся ковер из "светлячков" подобрался к моим ногам, я напряглась изо всех сил, пытаясь собрать всю свою силу воли, чтобы сорваться с места...но, вопреки моим ожиданиям, рост "ковра" остановился, не дойдя до носков пальцев буквально миллиметра. Я перевела дыхание, как вдруг произошло еще нечто, гораздо более странное и пугающее.

Напротив меня, прямо над самым плотным скоплением миниатюрных тварей, в воздухе померещилось движение. Спустя секунду, все крохотные существа устремились к этому месту, и на месте уплотнения вырос заметный бугор, все ярче и ярче пульсирующий зеленым так, что больно резало глаза.

Не успела я удивиться столь нелогичному поведению тварей, как бугор шевельнулся, и принялся расти, с поразительной скоростью принимая очертания...человеческой фигуры?!

Удар сердца.

На боках фигуры вздулись два бугорка, выплюнувшие плети рук.

Удар сердца.

В низу копошащаяся светящаяся масса одним махом разделилась на две ноги-подпорки.

Удар-удар-удар. Сердце начинает захлебываться в безумном ритме страха.

По телу фигуры пробежала дрожь последней пульсации. Ослепительное сияние притухло, и плоское лицо стало принимать более внятные очертания.

Передо мной стоял Моррис Сокол.

Если бы у меня был голос, я бы кричала. Но губы предательски не слушались меня, а голосовые связки не откликались на все попытки исторгнуть хоть какой-нибудь звук. Мне оставалось только безмолвно наблюдать.

Мой бывший возлюбенный неподвижно стоял передо мной, безжизненно опустив руки. Лицо его было страшно: ввалившиеся щеки, тонкие губы, обнажающие зубы в кривой усмешке, пустые глазницы, из которых сочилась мерцающая призначная масса. В его облике не осталось ничего от того красавчика-пирата, которого я когда-то так самозабвенно любила; сейчас это было скелетоподобная пародия на человека, обтянутое истлевшими лохмотьями некогда белоснежной рубашки и кожаных штанов.

Неожиданно призрак вздрогнул и повел ввалившимся носом, как собака, принюхивающаяся к подачке. Черные провали глазниц уставились на меня, и в голове прошелестел глухой голос:

"Здравствуй, крошка".

Высохшие губы пирата не шевелись, но слова отчетливо звучали в моем мозгу:

"Ты рада меня видеть?"

Говорить я была не в состоянии. Но что мешало мне попробовать ответить ему его же способом?

"Здравствуй, Моррис", — мысленно сказала я, стараясь сосредотачиваться на произносимой фразе и не отвлекаться на полнейшую нереальность происходящего.

Уголки рта Сокола разъехались в сторону.

"Раньше ты была более ласковой, крошка. Ты уже нашла себе мне замену? Интересно, что ты выцарапаешь у него?"

Если бы я могла, я стиснула бы кулаки. Сам вид бывшего любовника внушал мне непередаваемое омерзение и гадливость, какие возникают при виде жирного червя, свернувшегося под корой дерева.

"Уходи, Сокол. Ты мертв".

"Разумеется", — оскал покойника стал еще шире. Еще чуть-чуть — и кожа на щеках лопнет, — "я мертв по твоей милости. Быстро же ты утешилась, Мелиан...надо было оставить тебя на том убогом островке. Я показал тебе почти весь мир — и какова была твоя благодарность?"

Я промолчала.

"Теперь ты ищешь Призрак. А кто натолкнул тебя на такую мысль? Ты украла мою мечту! Мою единственную цель в той никчемной жизни..."

"Теперь это моя цель. Моя мечта".

Сокол склонил голову набок. Голос в моей голове приобрел оттенок сарказма и плохо скрытого злорадства.

"А сумеешь ли ты найти его? Отыскать все вехи на своем пути, по которым ляжет одна-единственная дорога?"

"Я уже отыскала одну", — мне очень не хотелось что-то доказывать Моррису, но ответы так и рвались в сознание, стремительно обретая вид мыслей, — "она здесь, во дворце калифа! И завтра я заполучу ее!"

"Тц-ц-ц", — мертвец издевательски-укоризненно покачал головой, — "а сумеешь ли ты найти ее? Подумай, крошка. Не кажется ли тебе, что ты ищешь черную кошку в темной комнате? Ведь у тебя всего-то и есть, что рассказ пьяного забулдыги, да глупая самонадеянность. А если этой самой кошки не окажется в комнате — что тогда делать будешь?"

Боги, как же я ненавидела его. Чувство это нахлынуло внезапно и сполна, поглотив остатки страха, блуждающего во мне. Я ненавидела его за эти насмешки, за предательство, за то, что заставил меня убить его.

За то, что исковеркал мою душу.

Призрачные обрубки его рук протянулись ко мне узловатыми ветвями.

"Ты еще пожалеешь о том, что сделала со мной, крошка".

Плоский зеленоватый "светлячок" сорвался с его прогнившей ладони и упал мне на плечо.

Приступ панического ужаса болезненно сдавил мою глотку. Я выгнулась, хватая ртом спертый воздух, выдавливая из легких едва слышный сип, и...проснулась.

* * *

Легкий ветерок шевелил расшитый муслин занавесок, принося невиданное облегчение и обдавая свежим дуновением мое разгоряченное лицо. Мир словно вновь наподнился звуками: где-то в окрестностях дворца мелодично заливалась ночная птица; снизу доносилось приглушенное бормотание стражников "Лилии" и чей-то раскатистый храп.

Я лежала на боку, судорожно сжимая горловину абаны; пропитанная холодным потом одежда неприятно холодила тело. Левая рука, откинутая в сторону во сне, отозвалась неприятным покалыванием, когда я попыталась пошевелить ею; ко лбу прилипли пряди волос, а горло царапало сухим наждаком.

Поморщившись, я перевернулась на спину и полежала немного, тяжело дыша и приходя в себя. Что это было? Кошмар? Они перестали мучить меня несколько месяцев назад. Тогда что же? Все выглядело настолько реальным...и Сокол...

Я хрипло вздохнула и инстинктивно вытерла ладонью лицо, липкое от пота. Пальцы нащупали две подсыхающие полоски на щеках. Неужели я плакала во сне?

Неужели Сокол даже после смерти продолжает что-то значить для меня?

Я резко села на кровати и принялась лихорадочно стягивать с себя абану. Пропитанные потом вещи, касаясь кожи, вызывали во мне брезгливую дрожь и неприятные воспоминания, от которых отчаянно хотелось избавиться.

Швырнув одежду на ближайшую кушетку, я натянула первый попавшийся под руку халат, взъерошила волосы и принялась жадно пить холодную воду из хрустального графина, заботливо поставленного кем-то на прикроватный столик.

Вода немного отрезвила меня и прояснила сумбур, прочно поселившийся в мыслях. Ночные страхи стали понемногу съеживаться, отступая в глубину комнаты и растворяясь в ней. Постепенно неистовое биение сердце стало ровнее, замедлило ритм и перестало отдаваться в горле; на смену деревянной скованности от пережитого ужаса пришло быстро усиливающееся желание немного размяться, выйти из комнаты, подышать полной грудью и хорошенько обдумать кое-что.

* * *

Двери нашей с Дарсаном комнаты выходили в открытую галерею, с балюстрады которой открывался вид на внутренний двор "Лилии небес" — изысканный многоуровневый сад, с миниатюрными прудиками, полными экзотических рыб, аллеями фруктовых деревьев и изящными статуями. Во время дневной экскурсии я не успела толком разглядеть и оценить кропотливую работу дворцовых садовников, и сейчас мне представилась именно такая возможность.

Втайне радуясь, что рядом нет калифа с его неизменными высокопарными речами и непонятными обидами, я облокотилась о перила галереи, поплотнее запахнула халат (ранаханнские ночи отличаются той особой прохладой, которая приходит в жарких странах на смену дневному палящему зною) и устремила взор вниз, на буйство цветов, кустарников и низеньких деревьев.

В серебристо-молочном свете убывающей луны сад казался хайанской акварелью, нарисованной на тончайшем шелке; казалось, только дотронься до него рукой — и пропадет волшебное очарование. Каскадом звезд белели внизу цветы сумеречной гайаты — растения с невзрачными листьями, но огромными, похожими на фижмы алдорских придворных красоток, цветами. Они распускаются только после захода солнца и неистово благоухают, приманивая ночных бабочек.

Тончайший, нежный аромат гайаты окончательно успокоил меня и подарил ощущение умиротворения. Я глубоко вздохнула и подняла голову, с наслаждением любуясь таким родным куполом неба, чей бархат был усыпан — уже настоящими — звездами.

Повинуясь внезапно нахлынувшим эмоциям, я стала тихонько напевать старую моряцкую песенку, услушанную когда-то от Одноглазого Тома:

-На краю мира мерцает одинокий маяк,

Хозяин оставил его тлеть,

Даря несбывшуюся надежду...**

-Вы не спите, Каэррэ-хэннум? — внезапно раздался позади голос.

Я поперхнулась, откашлялась и сердито сказала, не оборачиваясь:

-Капитан Коннар, неужели дворцовый этикет позволяет так бесшумно подкрадываться и пугать гостей?

Рядом со мной возникла массивная фигура северянина: капитан облокотился на перила и тоже задумчиво уставился на сад. Я попыталась украдкой рассмотреть его: он сменил парадную бежевую дисдасу, отороченную серебром, в которой щеголял днем, на приеме калифа, на более простую, черную, и теперь удивительно напоминал огромного ястреба, приготовившегося схватить добычу. Его огромный рост вновь пробудил во мне совершенно не нужное ощущение хрупкости и беззащитности, однако, на сей раз, я не чувствовала перед ним ни малейшего укола страха.

-Я простой воин, хэннум, — меж тем, сообщил капитан, то ли умело притворяясь, то ли действительно не замечая моих взглядов, — все эти условности и правила...мне платят за то, чтобы я охранял безопасность дворца, а не извивался в ненужных церемониях.

Неожиданно я почувствовала невольную симпатию к наемнику и позволила себе слабую улыбку:

-Похвально.

Капитан повернул голову и пристально посмотрел на меня, прищурив чуть раскосые темные глаза:

-Вы не ответили, хэннум. Что вы тут делаете? Не хотелось бы поутру недосчитаться столь важной гостьи.

Я обезоруживающе развела руками, стараясь говорить не выдавать охватившего меня напряжения:

-Вы угадали, капитан: мне не спалось. Тяжело засыпать в незнакомом месте. Вот я и решила, что небольшая прогулка по свежему воздуху отлично поспособствует улучшению сна...могу ли я считать, что мы пришли к единому решению?

Капитан тряхнул густой гривой черных волос и весело рассмеялся:

-Каэррэ-хэннум, то, что для вас легкая прогулка, для меня — каждодневный обход дворца.

-Были прецеденты? — уточнила я, вспомнив его слова про важную гостью. Капитан вновь улыбнулся; напряжение постепенно начало спадать.

-Это дворец самого важного человека в Ранаханне, хэннум. Здесь нужно постоянно быть готовым ко всему.

Я побарабанила пальцами по перилам балюстрады, и неожиданно вспомнила еще кое-что:

-Капитан Коннар...пока вы не продолжили свой обход, можно вас кое о чем спросить?

Наемник склонил голову, внимательно глядя на меня.

-Днем вы сказали мне странную фразу...мол, я сама не знаю, во что ввязалась, но так и не пояснили, что вы имели в виду. Почему бы вам не сделать этого сейчас?

Северянин медленно развернулся лицом к саду и задумчиво опустил голову; его голос, прозвучавший после непродолжительного молчания, был низким и на редкость серьезным:

-Я повторюсь, хэннум: я воин. Воин не имеет право на ошибочные суждения и выводы, особенно, если речь идет о его нанимателе...однако позвольте дать вам небольшой совет: постарайтесь не проводить много времени наедине с калифом. Он стал странным в последнее время, и...

-Странным? — изумленно перебила я его. Капитан гневно глянул на меня и продолжил:

-Я не могу точно сказать, в чем заключается его странность, это не бросается в глаза, однако мое чутье — а оно меня никогда не подводило, поверьте — в последние полгода упорно твердит, что что-то с ним неладно.

-Исчерпывающее объяснение, — вздохнула я, — только оно как-то не очень вяжется с вашим грозным заявлением.

Ответом мне вновь стал раздраженный взгляд из-под нахмуренных бровей: капитан явно не переносил, когда ему перечили. Он помедлил еще немного, а затем вдруг распрямился, отстегнул что-то от пояса и протянул мне:

-Возьмите это, хэннум. Надеюсь, вам оно не пригодится, но раз вы такая недоверчивая, пусть это будет гарантией вашей безопасности.

Я удивленно рассматривала простые кожаные ножны, в которые был вдет недлинный острый кинжал с рукоятью, причудливо замерцавшей инкрустацией в лунном свете.

-Спасибо, но...

-Считайте это проявлением чувства долга капитана дворцовой стражи, — это было произнесено столь безаппеляционным тоном, что мне не осталось ничего, кроме как принять столь необычный подарок, — носите его всегда с собой. Это мой личный кинжал, поэтому я даю его вам на время; вернете перед отъездом. Спокойной ночи.

Резко закончив диалог, капитан коротко поклонился мне и удалился размашистым, но абсолютно бесшумным шагом.

Я медленно вытянула оружие из ножен и задумчиво провела пальцем по холодному лезвию.

Спасибо за предупреждение, капитан. Похоже, я судила о тебе слишком предвзято...

...уже вернувшись в комнату и укладываясь обратно в кровать, я устало вспомнила, что так и не успела обдумать то, что хотела.

Надеюсь, завтра все пройдет гладко.

Надеюсь, ты не не будешь больше сниться, Сокол.

*амулет видения — морской амулет, в который встроен самоцвет, как правило, кварц или лазурит, позволяющий владельцу видеть достаточно отдаленные от него предметы;

**вольный перевод песни "The Islander" (Nightwish);

Глава 5.

* * *

Белоснежная пена, вздымающаяся вокруг горами, сотканными из мириадов радужных пузырьков, нежно ласкала кожу и благоухала горной розой. Горячая вода, с растворенными в ней ароматическими солями, обволакивала тело и вкрадчиво шептала что-то при малейшем движении. Воздух был насыщен паром, поднимающимся от кипящей воды в специальных чанах, раставленных вдоль изразцовых стен; очевидно, в воду были добавлены какие-то травяные настои потому, что от вдыхания пара голова сладко кружилась, а тело расслаблялось, безвольно погружаясь в пену.

Я полулежала в небольшом бассейне, утопленном в мраморный пол первого отсека — химама — дворцовой бани, опираясь локтями об вызолоченный бортик, откинув назад голову и прикрыв глаза. Мои плечи растирал один из прислужников отсека; другой, низко склонившись,бережно массировал хвойным ароматическим маслом и пензой мои ступни. Я была на верху блаженства; если уж в жизни выпадает шанс почувствовать себя королевой, стяжающей все мирские блага, то тяжелейший грех — от этого шанса увернуться.

До обещанного визита калифа оставалось еще два часа, и я решила использовать их на полную катушку. В конце концов, уже завтра меня не будет в "Лилии", так что нет ничего зазорного в том, что я испытаю на себе все радости восточного гостеприимства. К тому же, по истечении отвратительно проведенной ночи (после беседы с капитаном Коннаром мне так и не удалось сомкнуть глаз), отчаянно хотелось окунуться с головой в воду и смыть с себя все страхи и переживания, жадно тянущие ко мне свои липкие лапы из глубин сновидений...

...Едва дождавшись, когда солнце поднимется над горизонтом, я вызвала Тариба при помощи нефритового свистка, и попросила проводить меня в купальню при дворце. К чести слуги нужно сказать, что он ни единым движением брови не выказал неудовольствия по поводу каприза заморской гостьи рано поутру, и пообещал устроить все в лучшем виде. Таким образом, мне была обеспечена роскошнейшая ванна в химаме, два молчаливых прислужника и множество приятнейших минут, наполненных упоенным блаженством.

Дарсан проснулся, когда я стояла на пороге комнаты, собираясь в купальню. Сонно моргая глазами он выслушал мои наставления относительно дальнейших приготовлений и поплелся одеваться, пообещав сообщить мне, если случится что-то непредвиденное...

...Прислужник закончил с моими плечами и, взяв костяной гребень, принялся неторопливо расчесывать мои волосы. Я глубоко вздохнула, стараясь получше запомнить каждую секунду, проведенную здесь.

Тем временем, в помещение, окутанное душистым паром, неслышно вошел Тариб с подносом, на котором стоял высокий керамический кувшин и чашка. Если бы не привычка всегда быть начеку и отдыхать с полуприкрытыми глазами, я бы испугалась, когда он внезапно возник рядом с нами.

Коротко кивнув прислужникам (они поклонились мне и выпрямились, застыв по бокам бассейна, как мраморные изваяния), слуга поставил рядом со мнойсвою ношу. В хвойный аромат масел вплелось благоухание мяты и розмарина, исходящее из носика кувшина, и Тариб, повинуясь моему одобрительному кивку, наполнил чашку янтарной тягучей жидкостью и протянул мне.

С благодарностью приняв ее и сделав глоток восхитительного напитка, похожего на травяные настои хайанских монахов, я спросила:

-Что это такое, Тариб?

-Нага-айлэ, хэннум, — почтительно ответил тот, — особый чай, который у нас пьют по утрам. Он бодрит и вызывает приток сил на целый день...

-Да уж, сейчас мне это особенно необходимо, — вздохнула я, смакуя обжигающий напиток. Тариб неподвижно стоял рядом, почтительно сложив руки на поясе и смиренно ожидая моих указаний.

Чувствуя, как одурманенный недосыпом разум начинает проясняться, я неспешно допила нага-айлэ и с благодарностью передала опустевшую пиалу Тарибу; тот принял ее с поклоном, будто брать что-то из моих рук было для него неземным благом, водрузил кувшин и пиалу на поднос и поднял его, вопросительно взглянув на меня:

-Желает ли хэннум еще чего-нибудь?

-Пожалуй, нет, — лениво протянула я, — хотя...ты не мог бы прислать ко мне служанку? Она помогла бы мне уложить волосы, а то мой слуга совершенно не смыслит ничего в этом деле, да и вообще — мужским рукам я прическу не доверю.

Тариб застыл около меня; поднос в его руке дрогнул,и пиала звякнула об кувшин.

-Хэннум, во дворце не прислуживают женщины, — сообщил он каким-то деревянным голосом.

-Правда? — не на шутку удивилась я, припоминая, что за все время пребывания в "Лилии" мне на глаза и впрямь не попадалось ни одной невольницы, — почему же?

-Это приказ лучезарного калифа, — тем же тоном продолжил слуга.

Вот чудеса. Неужели калиф и впрямь благоволит к мужскому полу? Но тогда непонятно наличие гарема. Я было хотела деликатно уточнить эту деталь у Тариба, однако заметила нечто, сбившее меня с мысли.

Два прислужника, делавших мне массаж, стояли неподалеку и неспешно обсуждали что-то...при помощи жестов. В воздухе мелькали смуглые пальцы, ловко складываясь в неизвестные мне узоры, а губы слуг были плотно сомкнуты. Спустя секунду я поняла: оба были немы!

-Они вхожи в гарем лучезарного, — обронил непонятную фразу Тариб, правильно истолковав мой изумленный взгляд.

-И что? — не поняла я.

-Прислуге, приписанной к наложницам великого калифа, рассекают язык напополам, лишая возможности говорить, — сумрачно пояснил Тариб. Я оторопела:

-Это же варварство!

И умолкла. Конечно, это варварство — с точки зрения простого гражданина Алдории...или избалованной богачки, которой я прикидываюсь. Однако, все же, я не та, за кого себя выдаю, и не имею большого права судить. Среди пиратов бытуют и более жестокие обычаи — скажем, выжигание глаз королевским соглядатаям, свидетелем чего я однажды была...

Тариб бесстрастно глядел на меня и молчал. Отогнав от себя дурные воспоминания, я взволнованно произнесла:

-Но ведь раньше в "Лилию" допускалась прислуга женского пола! Мне рассказывал Дар...мой слуга.

-Это было при Аэллам-хэннум, матери лучезарного, — пожал плечами Тариб, — Тэймуран-эгга распорядился иначе.

Я покачала головой и принялась массировать виски. Очередная странная инициатива калифа...такое ощущение, что они поджидают меня в каждом темном закоулке "Лилии". Создается впечатление, что все эти чуднЫе законы и приказы продиктованны одним потаенным стремлением калифа. Знать бы еще, чего он добивается...

-Хэннум желает еще что-нибудь? — прервал поток моих размышлений вопрос Тариба, заданный куда более мягким тоном, чем несколько минут назад.

-Нет, — твердо сказала я, делая нетерпеливый жест рукой. Отчего-то радужное настроение улетучилось,под гнетом неясного страха, неприятно засосавшего под ребрами, — хватит с меня на сегодня безделья. Пригласите сюда моего слугу, я хочу, чтобы он принес мне чистую одежду.

На самом деле, я просто хотела увидеть лицо человека, не принадлежащего к обитателям "Лилии": после разговора с Тарибом все они стали казаться мне лицемерными и жестокими.

Слуга низко поклонился, коснувшись пола, взял поднос и направился к двери, властным мановением руки велев немым прислужникам следовать за собой. На пороге он замер, схватившись за косяк, и на мгновение обернулся, будто хотел сказать мне еще что-то. В ту же секунду в дверях появился запыхавшийся Дарсан, и сбитый с мысли Тариб еще раз коротко поклонился и удалился.

Я досадливо стукнула кулаком по бортику бассейна: это ж надо было парню появиться так невовремя! Не скрывая раздражения, я глянула на него и сухо спросила:

-Что случилось?

-Каэррэ-хэннум, — выпалил Дарсан, не замечая моего неудовольствия, — вас ожидают. Кажется, это слуга калифа...

* * *

Нежно-розовая айсанна* благоухала так, что ее аромат, казалось, заполнял собой всю комнату. Среди ее огромных помпонообразных цветов стыдливо мелькали "жемчужинки" — мелкие, словно бусины, цветы, лишенные запаха, но всегда очень красиво смотрящиеся в букетах.

Мы с Дарсаном задумчиво смотрели на огромную россыпь соцветий, словно извергающуюся из изысканной корзины, украшенной позолоченной вязью. Слуги, о котором говорил паренек, и след простыл.

-Думаете, это от калифа? — робко предположил юноша.

-Вряд ли, — спокойно ответила я: помпезный букет, конечно, произвел на меня впечатление, однако неизвестному дарителю следовало бы приложить к ним что-нибудь более существенное. Хотя, почему сразу неизвестному...

Я протянула руку и осторожно выудила из буйства лепестков небольшой пергаментный прямоугольник, сложенный пополам. На нем был изображен затейливый вензель и герб: рука, держащая ятаган на темно-зеленом поле. Развернув послание, я увидела тонкую вязь ран и, вчитавшись, поняла, что отправитель переборщил с изысканностью речи: я едва разбирала одно слово из пяти. Пришлось обращаться к Дарсану.

-Сможешь прочитать и перевести на более понятный язык?

Паренек, нахмурив брови, пошевелил губами, разбирая слова, и, спустя некоторое время, нерешительно протянул:

-Это от первого визиря. Он выражает восхищение вашей красотой и шлет вам эти цветы...пишет, что они — ничто, по сравнению с вами.

Мое настроение заметно улучшилось: что-что, а комплименты я любила. К тому же, приятно осознавать, что твои усилия по очаровыванию визиря не пропали даром.

-Это приятно, — удовлетворенно промурлыкала я, с удовольствием вдыхая цветочный аромат, — больше ничего не написано?

-Сейчас, хэннум...он просит вас снизойти до него и почтить своим визитом его покои...сегодня, перед заходом солнца.

Я выпрямилась, прикусила губу и задумчиво посмотрела на юношу.

-Садись за столик, Дарсан, и пиши ответ.

-Но я не умею писать так цветисто, — испугался юноша.

-От тебя и не потребуется.

Я заходила взад-вперед по комнате, сплетая и расплетая пальцы перед собой. Дарсан послушно уселся за столик и занес над листком пергамента самопишущее перо.

-Пиши: "Эхмат-эгга, я восхищена вашим даром. Цветы прекрасны, как жаль, что век их недолог..." написал? Дальше: "Увы, я не могу принять ваше предложение, ибо считаю, что молодой девушке не приличествует соглашаться на уединенное вечернее свидание, пусть даже с таким интересным человеком, как вы. Однако", — я подняла палец, призывая Дарсана к молчанию: он протестующе открыл рот, — "однако я готова увидеться с вами утром, перед моим отъездом. Приходите в..." Дарсан, ты запомнил какое-нибудь приметное помещение в "Лилии"?

Паренек пожал плечами:

-Калиф показал нам их великое множество, хэннум.

-Верно... — я постучала согнутым пальцем по верхней губе, и меня неожиданно осенило, — ладно. Пиши: "Приходите в ту комнату, где мы впервые с вами увиделись — уверена, на этот раз у нас найдется гораздо больше тем для разговора". Написал?

Юноша аккуратно вывел последние слова и протянул пергамент мне; не глядя, я изобразила под ранами затейливую роспись, придуманную только что, и, дождавшись, пока чернила высохнут, бережно сложила листок. Придется вновь вызывать Тариба и вручать ему письмо для передачи визирю.

Тем временем, Дарсан взял другой листок и, хмурясь, вывел:

"Каэррэ-хэннум, к чему это?"

Я лукаво взглянула на него и написала:

"Ничего страшного. Невинная шутка: я надеюсь, что к завтрашнему утру нас здесь уже не будет".

Глаза Дарсана вспыхнули; несколько мгновений он рассматривал мое послание, будто сомневаясь в его подлинности, а затем вывел дрожащей рукой:

"У вас уже есть план, хэннум?"

Я покачала головой и, увидев, как парень разом сник, поспешила успокоить его:

"В общих чертах — да. Надеюсь сегодняшний день прояснит все до конца".

Дарсан прочел и недоверчиво уставился на меня; я похлопала его по плечу и громко произнесла:

-Времени остается мало, Дарсан. Пойдем, поможешь мне выбрать подходящий наряд.

* * *

Пунктуальность Теймурана Шестнадцатого оказалась выше всяких похвал: ровно в полдень, с первым криком муаззина, в дверь нашей комнаты раздался требовательный стук: за нами явился посланник венценосной особы. Низко поклонившись, он проводил нас в крытую галерею в западной части "Лилии" — там нас уже ожидал властитель Ранаханна.

Его лицо показалось мне еще более осунувшимся и серым со вчерашнего дня: его тоже терзали плохие сны? Так или иначе, на обходительности калифа это не сказалось: судя по его благодушной улыбке и светящимся неприкрытым энтузиазмом глазам, Теймуран Шестнадцатый был готов к новой экскурсии и беседе с заморской гостьей.

На сей раз, правитель был не один: его сопровождал огромный темнокожий невольник, одетый в шелковые бежевые шаровары, подпоясанные широким черным кушаком, и кожаную безрукавку, крест-накрест оплетенную ремнями. Иссиня-черная кожа невольника выдавала в нем уроженца Набии — крохотного пустынного государства на границе с Ранаханном. Вернее, Набию и государством-то назвать язык поворачивался с трудом — это была, скорее, территория бесплодных земель, населенная разрозненными дикими племенами. Говорят, население Набии неустанно сокращалось — из-за пристрастия большинства ее граждан к людоедству.

Так или иначе, из набийцев получались отличные телохранители и преданные слуги: в их характере была одна странная черта: они беспрекословно присягали на верность сильному противнику, сумевшему одолеть их, и служили ему верой и правдой до самой смерти. Этим часто пользовались венценосные особы: в личной охране алдорского короля состояло шесть набийцев. И вот теперь я вижу, что ранаханнский владыка тоже не устоял перед искушением заиметь в свою свиту одного...Интересно, его тоже лишили дара речи?

Набиец смотрел прямо перед собой немигающим взглядом; на его непроницаемом лице не дрогнуло и мускула, когда калиф поздоровался со мной. Невольно вспомнив о гастрономических пристрастиях его народа, я низко поклонилась Теймурану, подобрала подол темно-красной галабены** (**длинное женское платье в Ранаханне, отличается широким покроем и практически бесформенным силуэтом; как правило, украшается всевозможной вышивкой из стекляруса и бисера) и поцеловала подставленное кольцо. Вознеся хвалу Солнцеликому за то, что он послал нам столь великолепную возможность насладиться обществом друг друга, лучезарный правитель хитро прищурился и торжественно произнес, растягивая слова:

-Хэннум видела почти все чудеса "Лилии". Однако все они блекнут, словно цветок под палящими лучами солнца, перед роскошью главной сокровищницы Ранаханна!

Я незаметно перевела дух. Мои ожидания оправдались, и ход калифских мыслей я угадала верно.

Притворившись изумленной, я приложила ладони к щекам и воскликнула:

-Неужели на свете может быть что-то, еще более прекрасное, чем "Лилия"?

Теймуран засиял, лучась неподдельной гордостью. Скромно пожав плечами, он обронил, стараясь за небрежностью тона скрыть ликующее восхищение:

-Придержите при себе свои восторги, хэннум. Мы проводим вас в святая святых нашего государства и тогда, поверьте мне, изумление ваше возрастет тысячекратно.

Я округлила глаза, выражая нетерпение и восторг, но на деле ощущая себя довольно глупо. Наверное, со стороны я выгляжу пустоголовой девицей, только и способной, что смотреть в рот собеседнику, встречать каждое его суждение, порой, далеко не самое умное, восторженными ахами, и превозносить до небес его ум. Большинство мужчин приходят в восторг от подобных глупышек: ведь на их фоне они кажутся сами себе всезнающими мудрецами; это подстегивает их и замечательно развязывает язык. Именно поэтому, как бы это не претило моей натуре, я вынуждена достаточно часто надевать эту маску.

Я не уважаю, просто не могу уважать тех мужчин, которые поддаются на эту нехитрую уловку, рядом с которыми я вынуждена играть чуждую мне роль. Но, увы, слишком мало на этом свете тех, кто принял и понял бы меня такой, какая я есть.

Увы, пока они все покидают меня.

Одноглазый Том сгинул в океане.

Сокола я убила сама...

...-Хэннум!

Я вздрогнула и, испуганно моргнув, очнулась от тягостных мыслей. На меня пристально смотрели две пары глаз: Дарсан — озабоченно, калиф — настороженно; темнокожий раб по-прежнему смотрел перед собой ничего не выражающими белесыми глазами. Меня неожиданно пронзило жуткое предположение — уж не слепой ли он?

-Прошу прощения, о лучезарный, — слабо улыбнулась я, — сегодня мне привиделся плохой сон, так что до рассвета я глаз не сомкнула, вот голова и закружилась.

Настороженность Теймурана моментально улетучилась — законы ранаханнского гостеприимства велят истово заботиться о комфорте и благополучии гостя — и он сочувственно произнес:

-Возможно, хэннум, вам не стоит обременять себя еще одной прогулкой по дворцу?

-Нет-нет, пусть лучезарный не беспокоится, — быстро произнесла я, опасаясь, как бы властитель и впрямь не передумал, и все мои планы не полетели к демонам, — все в порядке, это лишь минутная слабость. Мне не терпится поскорее увидеть то, что великий калиф так превозносит!

Фраза прозвучала излишне пышно и надуманно: сочиняла я ее второпях. Однако калиф как будто не заметил фальши: видимо, столь неприкрытый интерес гостьи к его сокровищам недюжинно польстил ему и затмил все остальные воображения.

-В таком случае, следуйте за нами, хэннум! — торжественно сказал он и простер руку в величественном жесте, указывая вперед.

* * *

Изысканные коридоры и галереи опутывали внутренности "Лилии небес" хитроумной вязью, будто гигантский песчанный паук

* * *

(

* * *

песчанные пауки — большие, размером с ладонь взрослого мужчины, пауки, преимущественно, черного или серого цвета, живущие в дюнах Ранаханнской пустыни. Отличаются тем, что при размножении паучихи плетут общий — на две-три самки — кокон, откладывая туда яйца. Выводясь, паучата оплетают кокон изнутри тонкими паутинками, а уже потом выбираются наружу) задумал сплести свой кокон в самом сердце столицы Ранаханна. Если вчера я не заостряла внимания на всех этих бесконечных переходах-закоулках, то теперь, силясь запомнить хотя бы примерный маршрут нашего передвижения, порядком пала духом. Надежда на то, что я смогу отыскать потом сокровищницу самостоятельно, подернулась дымкой и начала медленно истаивать. К тому же, в какой-то момент мне стало казаться, что Его Величество умышленно ведет нас столь извилистой дорогой: гостеприимство гостеприимством, но заморским гостям вполне может прийти в голову рискнуть отыскать дорогу в сокровищницу самостоятельно. Скорее всего, невольник тоже следует с нами в целях охраны своего господина и его драгоценностей от нежелательных посягательств чужаков. По крайней мере, на месте калифа я бы рассуждала именно таким образом.

Так или иначе, хозяин дворца возглавлял процессию, уверенным шагом минуя коридоры, устланные роскошными коврами, открытые галереи, увитые диким виноградом; спускаясь по широким мраморным лестницам с золочеными перилами...темнокожий раб неотступно следовал за своим господином, держась на расстоянии ладони от него; ни разу я не видела, чтобы его глаза обратились к нам или хоть как-то отреагировали на окружающую обстановку; это еще больше укрепило меня в моей догадке.

Низкий голос Теймурана эхом отражался от сводчатых потолков, гулко отдаваясь в ушах: не умолкая ни на минуту, лучезарный рассказывал мне о своих прославленных предках и о том, какие достойные поступки он совершит, чтобы по праву занять место в их числе. Очень скоро его слова стали сливаться в неразборчивое гудение, вызывая неприятную ломоту в висках.

Дарсан угрюмо шел, благоразумно держась на шаг позади меня: слуге не пристало передвигаться наравне с госпожой. Ощущая спиной его растущее уныние и неверие в успех нашего авантюрного предприятия, я, улучив момент, шепнула юноше:

-Держись, осталось совсем немного.

-Пустое это, хэннум, — донеслось до меня безнадежное бормотание Дарсана, — я был невероятно глуп, когда согласился помогать вам...да и вообще, когда вообразил себе, что хочу вызволить Таллию...наверное, ей сейчас здесь гораздо лучше, чем в нашей убогой лачуге.

Если бы мы были одни, я, не колеблясь, залепила бы парню пощечину: не выношу, когда падают духом и опускают руки, какой бы безнадежной не казалась ситуация. Особенно, когда дело близится к ее развязке.

-Ты слышал о бирюзовых акулах, Дарсан? — вкрадчиво спросила я, пристально следя за разглагольствующим калифом.

За моей спиной паренек споткнулся, скорее всего, не ожидая этого вопроса.

-Н-нет, — недоуменно протянул он.

-Я просвещу тебя. Бирюзовые акулы водятся на приграничных рифах между двумя океанами. Они маленькие, не длиннее локтя, однако они опаснее гигантских черных акул и ядовитых скатов вместе взятых. Знаешь, почему?

-Н-нет...

-Если потерпевший крушение попадает в воды, населенные этими тварями, они не набрасываются сразу. Отнюдь, они окружают его и терпеливо ждут, когда их жертва выдохнется, устанет ждать помощи или плыть и прекратит бороться с океаном за свою жизнь. Как только бедолага сдастся, они набрасываются на него и раздирают в клочья. Выбраться из их окружения невозможно: твари тебя попросту не пропустят.

-К чему вы это мне говорите, хэннум? — потрясенно прошептал парень.

Я жестко ответила:

-К тому, что мы с тобой сейчас, Дарсан, — и есть потерпевшие крушение. А все, кто находится в "Лилии" — бирюзовые акулы. Все, чего они сейчас ждут, — это когда мы с тобой перестанем бороться и сдадимся им на милость. Ты готов стать обедом для акул, Дарсан?

-Н-нет, — в третий раз повторил юноша хриплым голосом, — кто вы, хэннум? Откуда вам известно...

-Значит, заканчивай жаловаться на жизнь именно в тот момент, когда победа уже близка, — безаппеляционно отрезала я. Это прозвучало звонче, чем хотелось, и калиф, прервав свои разглагольствования, мигом обернулся:

-Вы что-то сказали, хэннум?

-Вам послышалось, о, лучезарный, — быстро ответила я. Дарсан умолк и больше не проронил ни слова на оставшемся до сокровищницы пути.

* * *

Перед нами возвышалась стена, тесанная из гигантского куска розового мрамора. Коридор, по которому мы пришли, постепенно уходил вниз, упираясь в нее и заканчиваясь тупиком. Со стены на незваных посетителей грозно взирали два странных существа, вырезанные на камне: человеческую фигуру, замотанную в тунику, венчила голова хищной птицы с клювом, полным зубов. За спинами птицеголовых застыли, взметнувшись ввысь, крылья; в руках их обладатели сжимали алебарды, скрещенные ровно посередине стены.

-Это Айгвар-эллы, могущественные стражники престола Солнцеликого Элоаха, да благословен будет он и Пророк его,— благоговейно прошептал калиф, — когда-то Солнцеликий призвал их из Хаоса Забвения, дабы они помогли ему в борьбе с полчищами Эмира. Теперь Айгвары стерегут его престол...

Я уважительно кивнула: огромные птицеголовые чудища выглядели внушительно. Неудивительно, что с таким-то подспорьем в бою Элоах одержал победу. С другой стороны, может, у его противника не было подобных козырей на руках?

-У нас тоже есть Айгвары, подчиняющиеся только нашей воле! — с величественным торжеством объявил калиф и воздел руки, положив обе ладони на сжатые кулаки стражников Элоаха. Под его пальцами разлилось золотистое свечение, и алебарды Айгваров пришли в движение, разомкнув крест и придя в вертикальное положение. Спустя удар сердца розовый мрамор стены от пола до потолка прорезала полоса, и обе половины стали медленно раздвигаться.

Я едва не застонала. Обережные самоцветы! Худшее, что можно было представить себе. Они изготавливаются сильнейшими литанээ дома

Гелиодор и настраиваются только на заказчика; если же самоцвета или стены, в которую он вделан, коснется кто-то, рискнувшись попытаться проникнуть в охраняемое помещение без ведома хозяина, его парализует, и он будет вынужден ждать расправы без возможности пошевелить и пальцем. Признаться честно, я надеялась, что калиф выставит у сокровищницы живую охрану; теперь придется импровизировать, исходя из ситуации.

В разъехавшиеся створы хлынул поток мерцающего света, и мы с Дарсаном застыли на пороге, не в силах вымолвить и слова.

* * *

Теймуран Шестнадцатый не обманул, превознося до небес величие и великолепие Ранаханнской сокровищницы. Мне довелось повидать и усыпанные золотом пещеры Муранских островов, и несметные сундуки с драгоценностями хайанских князей, но то, что предстало моим глазам, было несравнимо прекраснее и сражало своим великолепием.

Потолок сокровищницы терялся где-то в выси; не было видно и стен. Повсюду, куда только хватало глаз было золото. Много золота: россыпи старинных монет, золотые украшения, кубки, слитки...разноцветными грудами сверкали самоцветы, переливались невиданные ткани...казалось, сокровищница бесконечна и охватывает собой всю "Лилию". Для пущего эффекта повсюду были развешаны светильники, ярко вспыхнувшие, как только отворились двери; благодаря им сокровища Ранаханна сияли так, что больно было глазам. Магическое бездымное пламя дрожало и множилось в бесчисленных драгоценностях и слитках, заставляя те сиять подобно тысячам солнц.

Тем не менее, оправившись после первичного шока, я испытала сильнейший укол зависти, смешанный с досадливым разочарованием: горсти монет из этой сокровищницы с лихвой хватило бы на оплату корабля и найма хорошей команды. Пока же мне приходится выходить в море на небольшой посудине Назиры и с горсткой матросов, околачивающих груши по тавернам пиратской базы...

Ладони пронзил неприятный зуд, и я с досадой потерла их друг об друга, невероятно жалея, что отсюда нельзя унести ничего, кроме Камня: слишком велик риск попасться на крупной краже.

Кстати, о Камне...

Я украдкой обернулась. Дарсан стоял на пороге сокровищницы, потрясенно взирая на груды золота вокруг. Бедолага, скорее всего, не привык видеть такое обилие богатства, собранное в одном месте, и теперь в его глазах отражалось лишь слепое восхищение и оглушенное созерцание.

Темнокожий раб застыл, прислонившись к стене у дверей сокровидницы и положив правую руку на рукоять ятагана, торчавшего у него из-за пояса. Его выпуклые белесые глаза все также оставались недвижимы, однако вся его поза без слов говорила о готовности в любой момент прийти на помощь своему господину.

На мое плечо мягко легла прохладная рука, заставив меня вздрогнуть, и калиф нетерпеливо сказал:

-Что же вы стоите, хэннум? Прошу, проследуйте, как гостья, первой в наше скромное хранилище ранаханнских богатств.

-Лучезарный калиф изволит лукавить, — рассмеялась я, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало раздражения, — если вы изволите называть это собрание чудес скромным, тогда как же, в таком случае, величать казну алдорского короля? Нищенскими крохами?

Теймуран Шестнадцатый довольно прищурился от такой похвалы, как кот, поймавший жирную мышь, и сделал нетерпеливый жест рукой:

-Входите, хэннум!

И я первая сделала шаг вперед.

* * *

Мы расхаживали по сокровищнице, останавливаясь возле громадных сундуков; калиф погружал в них руки, пересыпал пригоршни монет или самоцветов из одной ладони в другую и говорил, говорил, говорил...я даже не вслушивалась в то, о чем шла его речь, расхаживая взад-вперед, тщательно рассматривая все вокруг, лишь машинально поддакивая ему и вставляя несущественные замечания: мои мысли занимал один-единственный вопрос: как найти Камень?

Теймуран повествовал о чем-то, бурно жестикулируя, Дарсан, ошарашенно озирающийся по сторонам, покорно внимал ему, а я, стоя чуть в стороне, напряженно вспоминала подробности той неожиданной встречи, что год назад натолкнула Сокола, а затем и меня, на мысль отправиться на поиски Призрака...

...За окном таверны "Улыбка сирены" хлещет дождь, с шелестящим шорохом швыряя капли на стекло; свистит ветер, заставляя океанские волны с грохотом обрушиваться на прибрежные скалы, а пальмы — гнуться под своим беспощадным натиском. "Улыбка сирены" пустует — в такую непогоду мало, кто сюда заглядывает; лишь старые однорукий трактирщик Эйрл дремлет, уронив голову на стойку и оглашая помещение молодецким храпом с посвистыванием.

Мы с Соколом сидим за блестящим, отполированным тысячей локтей и кружек, столом; перед нами неверное пламя свечей (обычных, хозяин слишком прижимист, чтобы платить за магические) выхватывает из сумрака помещения сморщенное лицо Энди Безбрового — неудачливого пирата, любящего ввязываться в разные сомнительные авантюры и редко, когда ловившего удачу за хвост. Прозвище свое Энди получил, однажды ввязавшись в пьяную стычку с Ранилем Вороном: изрядно набравшись рома, два пирата решили выяснить отношения при помощи старого проверенного способа — на саблях. Превосходно владея оружием, Ворон одним махом оставил незадачливого пьянчужку без штанов, а вторым — отсек тому кусок кожи на лице, вместе с бровью. С тех пор прозвище Безбровый стойко закрепилось за Энди, и он, незлобивый, в общем-то, человек, каждый раз вспыхивал огнем нешуточной ярости и лез в драку, только услышав это свое прозвание.

Он нечасто выходил в составе чьей-то команды на промысел в океан, предпочитая околачиваться по тавернам и постоялым дворам, жадно слушая байки и небылицы старых морских волков. Особенно Энди интересовали рассказы о спрятанных где-то на краю мира несметных сокровищах или затерянных в океанских пучинах городах, бережно хранящих тайны, которые подарят постигнувшему их человеку власть над миром...

...Энди никто не воспринимал всерьез: разве можно обращать внимание на слабоумного? Его считали кем-то, вроде деревенского дурачка, и, если и брали в команду, то в качестве помощника кока или драильщика палубы. Безбровый не возражал и покорно выполнял свои обязанности, развлекая остальных матросов нелепыми россказнями.

Однако на сей раз Энди зачем-то понадобился моему возлюбленному, и вот мы сидим напротив него — Моррис, нетерпеливо сжимая глиняную кружку с ромом и небрежно обнимая меня за плечи, пытливо смотрит на Энди, слегка прищурив темные глаза. Я же, разомлев от душной теплоты помещения, прижимаюсь к Соколу, не понимая, зачем нам понадобился Безбровый.

Тот, жадными глотками опустошая уже третью по счету кружку, напротив, всем своим видом выражает энергичность и безграничный энтузиазм.

-Не сомневайся, капитан. Дело верное, — шепчет Энди, перегибаясь через столешницу. Меня обдает мерзким запахом гнилых зубов и дешевого алкоголя, и я морщусь, закрывая рукой нос.

-А откуда мне знать, что это не очередная твоя сказочка? — шепчет в ответ Сокол, скептически склоняя голову.

На лице Энди отображается безграничная обида, и он рывком отодвигается, возвращаясь на свое место.

-Призрак существует, Сокол. Раз в месяц, той ночью, когда звезда Дракона загорается особенно ярко, этот остров возникает из океанских глубин. Он держится на плаву всего лишь пару часов, однако тому, кто ступит на него в это время, откроется ключ к такому сокровищу, какого еще не видывал свет. Говорят, сам Великий Дракон спрятал его на том острове...

-Допустим, — лениво протягивает Сокол, но я чувствую, как судорожно сжались его пальцы на моем плече и понимаю: мой любимый загорелся этой историей, — но у меня два вопроса: откуда ты узнал про этот самый Призрак, и где доказательства того, что он и в самом деле существует?

Энди торжествующе хлопает в ладоши, верно, радуясь тому, что его слушают с неподдельным интересом:

-Не так давно я встретил умирающего от старости нищего монаха из храма Дракона

* * *

(

* * *

храмы, построенные сектой, поклоняющейся Великому Дракону — мифическому существу, после прихода которого, по повериям многих, начался мир). Я облегчил его страдания, и в знак благодарности он поведал мне о Призраке...а также о том, как добраться до него.

-И как же? — быстро уточняет Сокол, и я чувствую напряжение, вмиг овладевшее его телом. Моррис поверил Энди, ведь всем известно: монахи из храмов Дракона не станут рассказывать небылицы. Храм налагает на них заклятие-обет: позволивший себе сказать неправду монах лишается возможности говорить, а после смерти влачит жалкое существование в виде бесформенной тени: нарушившим обет недоступна милость перерождения. Не знаю, правда, каким именно способом Энди "облегчил" страдания несчастного, но, если уж тот чего и поведал, то можно не сомневаться в его правдивости.

Безбровый приосанивается и напускает на себя самый значительный и важный вид.

-Существует три вехи, указывающие путь одна к другой, — свистящим шепотом говорит он, — монах поведал мне, что первую не так давно заполучил в свою сокровищницу правитель солнечного Ранаханна. Как он это сделал и где добыл веху, считавшующуся утерянной, монаху было неведомо, однако знал он об этом точно. По его словам, первая веха — это небольшой прозрачный Камень, янтарного цвета...

-И как же он укажет путь к остальным вехам? — насмешливо спрашивает Сокол, но в голосе его сквозит быстро растущая уверенность. Энди пожимает плечами:

-Монах умер на моих руках, рассказав про Камень, но, я думаю, он и сам не знал...возьмешь меня в команду за Камнем, Сокол?

Тон Энди неожиданно меняется, приобретя жадно-выжидательные оттенки. Он, прищурившись, смотрит на моего любимого пирата: не иначе, как тоже разгадал его показное неверие и безразличие.

Моррис позволяет себе короткий смешок:

-А у тебя скорый ум, Энди. Видать, ты уже заранее все решил за меня...

Пьянчужка потирает руки и смущенно улыбается. Его улыбка выглядит жалкой: будто на бледном брюхе снулой рыбы сделали горизонтальный изогнутый надрез. Я ежусь от внезапно накатившего на меня приступа омерзения, передергиваю плечами и теснее прижимаюсь к Моррису; тот ободряюще стискивает мое плечо. Энди разглядывает меня стремительно мутнеющим взглядом и повторяет, стараясь, чтобы заплетающийся от рома язык как можно четче выговаривал слова:

-Ты возьмешь меня в команду, Сокол? Я же все рассказал тебе. Только я не хочу драить плошки или держать в руках вонючую тряпку...сделай меня боцманом! А потом разделим сокровище по-братски...

-Конечно, возьму. Будешь моим первым помощником, — покровительственно кивает Моррис и лезет за пазуху; стремительное движение рукой — и на стол, звеня и подпрыгивая, летит золотая монета, — держи. Купи себе еще выпивки и ступай отдыхать. Через три дня встречаемся здесь же...но только чур — о Призраке больше никому ни слова, понял? Иначе я буду считать наш уговор недействительным.

Сморщенное лицо забулдыги изображает живейшую оскорбленность, и он так яростно мотает головой, что сальные пряди его редких волос вздымаются вокруг лица, будто змеи. Моррис кивает, хлопает ладонью по столу — знак того, что условия Энди приняты, и тот становится членом команды. Затем пират поднимается, помогает встать мне, и мы оба направляемся наверх, в комнату, что мы снимаем в "Улыбке".

-Ты поверил ему? — нерешительно спрашиваю я по дороге, — по нему же видно, что это лгун, каких еще поискать...за кружку рома он тебе и не таких сказок мог придумать; думаешь, был тот монах на самом деле?

-Я верю ему, малышка, — глаза Сокола затуманены: он явно думает о чем-то другом, — не зря я подцепил его сегодня в порту, где он пытался рассказать эту историю Маквису Красноглазому; Маквис слишком туп, чтобы отделить правду от вымысла, а я мигом почуял: на сей раз рассказ этого недоумка Энди — чистая правда от начала до конца. Призрак существует, крошка, и мы с тобой обязательно найдем его. Мы будем богаты, Мелиан...сказочно богаты. Ты хочешь стать богатой?

И, не дожидаясь ответа, Сокол подхватывает меня, заливающуюся счастливым смехом, и взлетает по ступенькам на второй этаж.

На следующий день Энди Безбрового нашли в сточной канаве на задворках "Улыбки сирены", с перерезанным горлом.

Еще через день Сокол стал набирать команду для отправки в Ранаханн.

А еще спустя неделю я убила Сокола...

...Воспоминания о моем бывшем возлюбленном на миг затуманили мои глаза слезами и заставили колючий ком встать в горле, однако я сделала над собой усилие и заставила их отступить. В конце концов, что было, то прошло. Назад пути нет: я и так зашла слишком далеко; мне остается лишь искать Камень среди этого великолепия ранаханнской сокровищницы, уповая на то, что Безбровый все же говорил правду.

И покойный Энди не подвел меня.

Медленно идя по сокровищнице, касаясь, будто невзначай, всего, до чего дотягивалась рука, я внезапно споткнулась об угол какой-то картины, едва виднеющийся из-под слоя золотых монет. Повинуясь больше наитию, чем здравому смыслу, я наклонилась и принялась разгребать монеты: отчего-то стало любопытно, что же изображено на ней.

Вдруг из-под мерцающих золотых кругляшей прямо мне под ноги выкатился небольшой шар, размером чуть больше моего кулака. Мельком взглянув на картину, на которой были изображены две неизвестных мне женщины, я тут же подхватила его и поднесла к глазам, не веря своей удаче.

В том, что это был Камень, не могло быть и тени сомнения: он полностью соответствовал описанию Энди — янтарно-желтый, почти прозрачный, с темными вкраплениями — он напоминал застывший тягучий мед. Обычно, ощутив реальность своей мечты, человек не хочет осознавать этого, так и я завороженно разглядывала свою находку, слепо отказываясь верить в ее реальность.

-Вы заинтересовались чем-то, Каэррэ-хэннум?

Звучный голос калифа грубо низверг меня с небес на землю. Я с трудом заставила себя оторваться от созерцания Камня и, натянув на лицо тщательно продуманную улыбку, повернулась к властителю Ранаханна.

-Скорее, меня удивило и заинтриговало предназначение этой безделицы, — я продемонстрировала Теймурану камень, — что это такое? Видимо, это представляет собой нешуточную ценность, раз Ваше Величество поместил ее в святая святых Ранаханна...

Калиф недовольным жестом прервал мои разглагольствования и властно забрал Камень (я едва сдержала стон, когда тот перешел в его руки). Правитель озадаченно нахмурился, и так, и эдак вертя шар в руках и рассматривая его на свет.

-Признаться, хэннум, мы и сами толком не знаем, что это такое, — наконец, вымолвил он, — помнится, это было в заброшенном храме на одном из островов Лотоса...да, мы были там несколько лет назад с военным походом. Первый визирь тогда предположил, что это, наверное, какая-то редкость, и убедил нас забрать это во дворец. Но никаких особых свойств, ни магических, ни драгоценных, мы у него не обнаружили...наверное, это было что-то вроде храмового украшения.

И калиф небрежно подкинул на ладони Камень с пренебрежительным выражением лица.

Решение пришло мгновенно.

-Ваше Величество!

От крайнего волнения мой голос прозвучал чересчур звонко, и испуганной птицей заметался под сводами помещения. Дарсан, отстраненно разглядывающий крупный изумруд на просвет, вздрогнул и испуганно отшвырнул его от себя;Теймуран сжал пальцы над шаром и непонимающе посмотрел на меня:

-Вы что-то хотели, хэннум?

Я медленно опустилась на одно колено и склонила голову перед властителем Ранаханна в знак глубочайшей покорности, и заговорила, вкладывая в свой голос все волнение и трепетное желание, что во мне кипели.

-Да простит меня лучезарный калиф за величайшую дерзость, но мне бы очень хотелось иметь какую-то вещицу в память о моем визите в "Лилию". К тому же, что может быть соблазнительнее для такой любительницы редкостей, как я, чем столь загадочный предмет?

И я протянула дрожащие пальцы, сплетенные в молящем жесте, перед собой.

Законы ранаханнского гостеприимства написаны самим Пророком и остаются незыблемыми и нерушимыми даже для самых закоренелых преступников. Один из законов гласит: "благословен будет дом, привечающий гостя, и трижды благословен — хозяин, осыпавший гостя дарами и милостями; не откажи гостю своему в любой его просьбе, и да воздастся тебе это сторицей". Об этих законах когда-то поведал мне мудрый Одноглазый Том, и сегодня моя хорошая память сослужила мне хорошую службу.

Скорее всего, именно эти самые пресловутые законы и заставили калифа отбросить все дела и показывать чересчур любознательной гостье дворец.

То ли Теймуран Шестнадцатый не посмел пойти наперекор древнему закону, то ли Камень в его глазах действительно не представлял никакой ценности, но он, удивленно вскинув брови, протянул прозрачный шар мне, сопроводив это задумчивыми словами:

-Право, хэннум, женщины не перестают поражать нас. Вы могли попросить в дар любую драгоценность отсюда, однако предпочли столь ничтожную безделицу.

-Увы, — стараясь не выдавать сладостной дрожи ликования, охватившей меня, пожала я плечами, поднимаясь с колен и ощущая в руке приятную теплоту Камня, — Вы правы, о лучезарный, — даже мне порой непонятны мои прихоти.

Однако калиф не удостоил меня ответом. Лицо его побледнело, а глаза расширились: чуть приоткрыв рот, он с выражением крайнего ужаса смотрел на что-то за моей спиной. Крепко прижав к себе Камень я тут же обернулась, лихорадочно ища глазами предмет его испуга, но не увидела позади ничего особенного.

Кроме картины.

С полотна, обрамленного изысканной рамой, отделанной аметистами, на меня надменно, но с легким оттенком грусти смотрела пожилая черноволосая женщина в богатой галабене нежно-сиреневого, словно летнее небо на закате, цвета. За ее плечом была изображена русоволосая девушка в черной дисдасе, какую носят дворцовые стражники,наверное, чуть постарше меня. Глаза девушки были обращены к ее товарке по картине, а правая рука сжимала рукоять ятагана, заткнутого за ее поясом. В отличие от первой, явной уроженки Ранаханна, воинственная незнакомка больше походила на коренную жительницу северных окраин Алдории — судя по цвету волос и толстой косе, спускающейся с ее плеча. Интересно, что же так напугало калифа?

-Ваше Величество? — тихо позвала я застывшего, будто в беспамятстве, Теймурана. Он вздрогнул и, не обращаясь ни к кому, выпалил в пустоту:

-Это моя мать. Аэллам-хэннум. С ней тогдашний капитан дворцовой стражи, Моэранна-хэннум.

И, резко развернувшись, стремительно покинул сокровищницу.

Нам с Дарсаном ничего не оставалось, как, недоуменно переглянувшись, последовать за ним.

* * *

Калифа мы нашли, поднявшись по коридору, ведущему от сокровищницы. Теймуран Шестнадцатый стоял, тяжело дыша, опершись о балюстраду открытой галереи и вперившись невидящими глазами в пространство перед собой. Рядом с ним, опустив голову, застыл темнокожий раб. Услышав наши торопливые шаги, калиф, как-то странно дернувшись, обернулся, прижав ладонь к своему медальону. При виде меня едва уловимое напряжение покинуло его лицо, и его черты слегка разгладились.

-Простите нас, Каэррэ-хэннум, — чуть дрожащим голосом произнес он, — право, мы не знаем, что на нас нашло...

-Немудрено, что у лучезарного закружилась голова, ведь в сокровищницу вряд ли поступает свежий воздух, — тактично ответила я. Мне было не до причуд Теймурана — боится портретов — и морской демон с ним. Меня наполняла непередаваемая эйфория от осознания того, что половина — самая трудная половина дела сделана. Тело будто стало невесомым: с плеч словно свалилась тяжелая ноша и хотелось порхать. И все же, где-то глубоко плескалась горькая досада от мысли, что, не будь я связана обещанием с Дарсаном, мне бы даже не пришлось разрушать свою красивую легенду — просто отбыла бы спокойно из "Лилии" завтрашним утром — и в памяти обитателей дворца осталось бы лишь приятное воспоминание об обворожительной Кассандре Каэрре. Теперь же, отдавая дань немало помогшему мне юноше, придется предпринимать еще и вылазку в гарем.

Калиф с огромной благодарностью посмотрел на меня и устало взмахнул рукой:

-Надеюсь, хэннум не будет в обиде, если на этом мы закончим нашу экскурсию? Мы чувствуем необходимость передохнуть...

Это был настоящий удар под дых; за моей спиной шумно вздохнул обманутый в своих ожиданиях Дарсан. Я же почувствовала, как на смену эйфорическому настроению пришла громадная усталость: внезапное обрушение планов возымело эффект раската грома посреди ясного неба.

-Ваше Величество, — попыталась я мягко подтолкнуть калифа к исправлению ситуации, — за сегодня я и так посягнула на вашу безграничную милость, но, все же, осмелюсь попросить вас разрешить мне завершить осмотр вашего несравненного дворца знакомством с вашим знаменитым гаремом. Мне бы так хотелось хотя бы разок, хотя бы одним глазком посмотреть на тех знаменитых красавиц, о которых поэты слагают легенды, а менестрели...

-Нет!

Ответ прозвучал так резко и категорично, что я, ахнув, запнулась на полуслове, а Дарсан попятился.

Теймуран сгорбился над балюстрадой, хмуро глядя на нас исподлобья; в его глазах сверкнул гнев, вперемешку с подозрительностью. Я не на шутку удивилась и испугалась столь неожиданной реакции.

-Простите, Ваше Величество, — кротко склонила голову я, — наверное, я все же преступила границу вашего терпения.

-Мы не гневаемся, хэннум, — процедил Теймуран, — однако просим вас удалиться. Нам нужен отдых. Благодарим вас за столь чудесно проведенное время, надеюсь, вы насладились всеми красотами нашей скромной обители...когда вы отбываете?

-Завтра с утра, — пытаясь нащупать нужный тон разговора, осторожно ответила я.

-Мы велим подготовить для вас экипаж и грамоту, по которой вас доставят в любое место в Хайсоре. Оставшийся день можете провести, как вам вздумается, однако просим вас запомнить: в "Лилии" есть несколько мест, где не должна ступать нога чужака. Гарем — это одно из них. Засим мы откланиваемся; вас проводят.

Теймуран извлек из-за пояса свисток — точь-в-точь такой, какой вручил мне Тариб, и легонько подул в него. Затем, прижав руку к сердцу — знак наивысшего почтения в Ранаханне — коротко кивнул и поспешил прочь, взметнув длинными полами темно-синего бархатного жилета. Вслед за ним бесшумно скользнул и темнокожий раб, не удостоив нас и взглядом.

Я рассеянно проследила за ними, прикусив губу и озабоченно постукивая пальцами правой руки о костяшки левой. В голове стремительным потоком проносились мысли и идеи, и, кажется, я нащупала верную.

На Дарсана было жалко смотреть: он привалился к мраморной колонне, держась за переносицу дрожащими пальцами и глядя на меня осоловелыми глазами.

-Что же делать, хэннум? — хрипло спросил он, — вы достали то, что вам нужно, а как же теперь мы с Таллией?

-Прежде всего — не поддаваться панике, — хладнокровно ответила я, — как известно, Судьба любит играть с планами людей. Именно поэтому нужно не терять головы и суметь вовремя изменить их...и выиграть.

-То есть, вы хотите сказать, что знаете, как вызволить Таллию? Мы же даже не знаем, где находится этот гарем, да будет он проклят Эмиром!

Я покачала головой и поднесла палец к губам, заметив, что к нам, с другого конца галереи, спешит слуга, вызванный калифом.

Я любовно погладила приятно-теплый бок Камня, лежащего на ладони, хитро улыбнулась Дарсану и промурлыкала:

-Зато я знаю тех, кто покажет нам дорогу в гарем!

*айсанна — цветок, похожий на пион. но с более длинными и узкими лепестками; обладает преимущественно светло-розовым и белым окрасом и тонким ароматом;

**галабена — длинное женское платье в Ранаханне, отличается широким покроем и практически бесформенным силуэтом; как правило, украшается всевозможной вышивкой из стекляруса и бисера;

* * *

песчанные пауки — большие, размером с ладонь взрослого мужчины, пауки, преимущественно, черного или серого цвета, живущие в дюнах Ранаханнской пустыни. Отличаются тем, что при размножении паучихи плетут общий — на две-три самки — кокон, откладывая туда яйца. Выводясь, паучата оплетают кокон изнутри тонкими паутинками, а уже потом выбираются наружу;

* * *

храмы, построенные сектой, поклоняющейся Великому Дракону — мифическому существу, после прихода которого, по повериям многих, начался мир;

Глава 6.

* * *

Щелкнула застежка ремня; с визгом затянулась шнуровка на высоких сапогах. Тряхнув волосами, я зачерпнула горсть заколок из лазурной шкатулки Назиры, отделанной шелком, и принялась скручивать узел на затылке.

Дарсан, заматывающий на талии широкий пояс, неодобрительно следил за моими действиями, пока, наконец, не отважился написать на клочке пергамента:

"Не пристало слабой женщине надевать мужскую одежду."

Я хмыкнула, подкалывая пряди, и быстро вывела ответ:

"Тут уж, друг мой, не до приличий. Ты пробовал когда-нибудь убегать в платье? Хотя, да, извини...в общем, скорее всего, нам сегодня ночью придется спешно покидать дворец, и я не хочу, чтобы на нашем пути возникла хоть малейшая помеха."

"Не нравится мне ваш план, хэннум. Слишком опасно," — написал Дарсан и украдкой взглянул на меня; я подняла брови и пожала плечами: мол, у тебя есть соображения получше?

План мой и впрямь не отличался особой изощренностью, однако, на мой взгляд, полностью соответствовал сложившимся обстоятельствам. Нам не известно расположение гарема, но я знаю тех, кто может нас проводить туда: немые химамщики. И пусть они начисто лишены дара речи, на их двигательных способностях это не сказалось: не мытьем, так катаньем я добьюсь того, чтобы нас проводили в гарем. Остальное — дело случая; удача улыбнулась нам в сокровищнице, уверена, не оставит и теперь. Как говорят пираты Двух островов: "Суди о дне по рассвету, а о добыче — по абордажу".

О том, что Судьба любит гармонию и часто подкидывает на другую чашу весов какую-нибудь неприятность, в противовес удаче, я старалась не думать.

Вылазку я намеревалась осуществить после захода солнца, когда вся челядь уляжется спать. Конечно, велик был риск натолкнуться в коридорах дворца на капитана Коннара, но я твердо зареклась думать о худшем стечении обстоятельств, чтобы не терять боевого настроя.

Если все получится удачно, внизу нас уже будет ждать экипаж: калиф обещал сегодня прислать грамоту, а уж обставить дело, как спешный отъезд из дворца, ничего не стоит.

Я закончила с прической, натуго перетянув получившийся узел черной сеткой: на ответственное дело не стоит идти с распущенными волосами — нельзя давать возможному противнику лишнего случая захватить тебя в плен. Затем, поколебавшись, заткнула за край сапога кинжал, который мне одолжил капитан. Я обещала вернуть его перед отъездом, но искать Коннара по всему дворцу не было ни времени, ни желания: может возникнуть слишком много лишних вопросов. Оставлю где-нибудь на видном месте — при обходе "Лилии" капитан отыщет свое оружие сам.

Тем временем Дарсан, отдуваясь, тащил к двери массивный сундук с нарядами Назиры. Сундуку было призвано сыграть в моем плане решающую роль: надеюсь, Таллия окажется достаточно хрупкой девушкой, чтобы поместиться в нем.

Дотянув свою ношу до дверных створок, Дарсан утер пот дрожащей рукой и молча удалился к себе. Поднятые плечи и резко ссутулившаяся спина ярко свидетельствовали о том, что парню нелегко переносить тягостное ожидание развязки: известно, что нет ничего ужаснее оттягивания неизбежного. У хайанских дзиран* есть даже пытка ожиданием: испытуемого помещают в одиночную камеру и, сообщив ему дату расправы, начинают откладывать ее, не называя бедолаге окончательного дня казни. Это становится настолько невыносимым, что, говорят, некоторые несчастные призывали к себе смерть самостоятельно, разбивая голову в кровь о каменные стены темницы.

Я потерла пальцами виски и вздохнула. Намеченное для начала нашей вылазки время приближалось неимоверно медленно. Пришлось призвать на помощь всю свою силу воли и напомнить себе о цели моего визита в Ранаханн а также о том, что он практически подошел к концу.

Камень, бережно спеленутый, будто младенец, в одну из лучших шалей Назиры, покоился на дне сундука, прикрытый одеждой. Я твердо решила заняться им после прибытия в Аэдаггу**: скорее всего, на разгадывание его загадки уйдет уйма времени, которым мы, увы, не располагаем.

От Камня мысли перекинулись на более важные в данный момент предметы. Если все сложится удачно (я не утерпела и суеверно щелкнула пальцами — четырежды над каждым плечом

* * *

), уже к утру я буду на борту посудины Назиры. Надеюсь, команда помнит мое строжайшее наставление держать судно готовым в течение пяти дней после того, как я отправилась в Хайсор...пятый день как раз истекает завтра, и, надеюсь, они меня не подведут.

Я опустилась на кушетку, обитую бархатом, и, глубоко вздохнув, прикрыла глаза, унимая внезапно вспыхнувшее сердцебиение. "Нервы," — тоскливо подумалось мне. Близость развязки пьянила и тревожила одновременно; судя по бледному лицу Дарсана, выглянувшего из своей комнатушки и безжизненно застывшего у стены напротив, это мучило не одну меня.

Близился вечер. Лиловые тени, отбрасываемые мебелью в комнате, постепенно удлинялись; пылинки дрожали в золотисто-оранжевых лучах солнца; стояла мертвая тишина. Даже город за стенами дворца словно погрузился в сонное оцепенение...

Калифскую грамоту не несли. Это тревожило и наталкивало на еще более невеселые размышления: что, если, Теймуран все же раскрыл меня? А вдруг он позабыл о своем обещании?

В памяти вдруг возник яркий образ калифа — так, как я видела его в нашу последнюю встречу — ссутуленный, затравленно глядящий на меня исподлобья, стискивающий перила балюстрады...

Интересно, почему же нам все же была оказана столь высокая честь, и Его Величество посвятил два дня нашим прогулкам по дворцу? Решил лично проследить, чтобы заморская гостья не умыкнула какую-нибудь безделушку?

Неожиданно последняя мысль показалась мне очень смешной, и я с неимоверным трудом сдержала глупое хихиканье. Видимо, почувствовав что-то, Дарсан обеспокоенно взглянул на меня, но ничего не сказал, вновь приняв отстраненно-тоскующий вид.

Неожиданно я поняла, что его тоже терзают какие-то тяжелые думы. Конечно же, а как иначе? Он нарушил законы калифата, дерзнул проникнуть в дворец вседержителя и теперь посягает на одну из его наложниц...

Кстати, о ней.

Я вновь посмотрела на юношу — на этот раз, с интересом. Любопытно, что он собирается делать потом, после побега со своей невестой? Думаю, калиф быстро догадается, кто причастен к сокращению численности его гарема, и будет искать — если не Дарсана, то Таллию точно. Так что же он предпримет?

Повинуясь внезапно нахлынувшему наитию, я нацарапала этот вопрос на клочке пергамента и протянула Дарсану. Тот непонимающе взглянул на меня, но протянутое взял, и, скользнув глазами по написанному, несмело улыбнулся. Затем, неуклюже прижимая пергамент к стене, быстро вывел ответ и вернул клочок мне.

"В приграничных землях, недалеко от Кайавата

* * *

, есть поселения бедуинов. Туда калифские шпионы точно никогда не заглянут. Я думал обосноваться там или же вовсе бежать в Алдорию".

Я прочла и одобрительно кивнула пареньку. Не буду расстраивать его расспросами и уточнениями: а уверен ли он, что бедуины или алдорский король примут его с распростерными обьятиями? И примирится ли его Таллия с перспективой вновь влачить нищенское существование, особенно, после того, как она хлебнула роскошной жизни во дворце?

Неожиданно мне на колени упал еще один клочок пергамента; развернув его, я вновь увидела почерк Дарсана:

"Осмелюсь и я задать несколько вопросов, хэннум. Кто вы такая? Откуда вы? Выглядите, как богачка, но действуете и объясняетесь совершенно неподобающим для богачей образом. И шар этот ваш..."

Я подняла голову и испытывающе посмотрела на юношу; тот невольно съежился от моего взгляда, но глаз не опустил. Немного подумав, я принялась за ответ, останавливая на миг перо после каждого слова.

"Пусть твои догадки и домыслы остаются при тебе, Дарсан. Ты хороший парень, но у меня нет привычки открывать душу перед каждым встречным. Не обессудь."

На лице Дарсана не отразилось ни удивления, ни разочарования после того, как он это прочитал; скорее, смиренная покорность. Подумав немного, он вновь что-то черкнул и протянул листок мне.

"Каэррэ-хэннум, вы назвались своим настоящим именем?"

Я почувствовала слабый укол раздражения. Похоже, парень начинает забывать о правилах приличия, а также о том, что проникновению в дворец и будущим освобождением (надеюсь, удачным) невесты, он обязан мне, и с его стороны попросту недопустимо проявлять подобную настырность.

Наверное, все эти эмоции оказались слишком заметными, потому что Дарсан выхватил из моих пальцев злосчастный клочок пергамента и разорвал его в клочья.

-Простите меня, хэннум, — еле слышно пробормотал он. Я укоризненно покачала головой:

-Любопытство — опасная штука, Дарсан. Еще никого оно не доводило до добра...

Деликатный стук в дверь прервал мою воспитательную сентенцию; видимо, желая искупить свою провинность, юноша молнией метнулся к входу и распахнул створки. Я же мгновенно накинула на плечи лежащий на кушетке халат: не хочу, чтобы прислуга увидела заморскую гостью в неподобающем для нее наряде и донесла об этом калифу.

На пороге, подобострастно склонившись, стоял незнакомый мне слуга, кудрявый юноша лет двадцати. Он был одет скромнее Тариба, в молочно-белый халат, подпоясанный темно-синим кушаком.

-У меня послание для Каэррэ-хэннум от великого калифа, — нараспев произнес юноша, слегка картавя. Его пронзительный высокий голос напомнил мне назойливый писк комара, и я почувствовала легкую неприязнь к этому слуге. Однако, как бы то ни было, послание принято получать непосредственно в руки, и я, стараясь поплотнее придерживать края халата, неспешно проследовала к двери, высоко держа голову.

Вблизи молодой слуга оказался под стать своему голосу — с тонкими, но какими-то расплывчатыми чертами лица и маленькими, глубоко посаженными бесцветными глазами. С сожалением вспомнив представительного Тариба, я удостоила гостя легким кивком и сухо спросила:

-Где же послание?

Слуга вновь отвесил низкий поклон (однако, от меня не укрылось, как его колючие глаза цепко скользнули по мне) и протянул пергамент, аккуратно свернутый трубкой и перетянутый шелковой лентой.

-Это дорожная грамота, о достопочтенная хэннум, — произнес он с явно преувеличенным подобострастием в голосе, — кроме того...

Бросив косой взгляд на молчаливо стоявшего рядом со мной Дарсана, слуга достал из-за пазухи небольшой продолговатый флакон, украшенный затейливой золотистой вязью. За желтоватым стеклом покачивалась янтарная жидкость, а навершие флакона венчала сургучная печать в виде уже поднадоевшего мне Глаза Элоаха. Вновь поклонившись, юноша вручил мне свою ношу и торжественно произнес:

-Лучезарный калиф просит прощения за то, что столь внезапно и невежливо прервал экскурсию, и, в знак извинения, шлет хэннум этот флакон мирисэлли.

Я бережно приняла дар лучезарного, стараясь как можно аккуратнее сжимать узкое горлышко флакона двумя пальцами. Мирисэлль — баснословно дорогие духи, пять капель идет на черном рынке за тридцать золотых дариев, а за флакон алдорские модницы и озабоченные поисками жениха девушки вполне способны на убийство. Все дело в особом свойстве мирисэлли. Название свое эти духи получили от мирисса — кактуса, растущего в ранаханнских пустынях. В сочетании с чарами, известными только местным парфюмерам, и неким секретным ингредиентом, духи приобретали поистине волшебный аромат, способным, по слухам, накрепко привязать к счастливой обладательнице мирисэлли любого мужчину. Однако действие это длилось недолго — вплоть до полного выветривания аромата; впрочем, наверное,некоторым хватало и этого.

Я с величайшей осторожностью поставила флакончик на миниатюрный столик у двери. Тратить мирисэлль на всякие глупости, вроде привлечения мужчин, мне совершенно не хотелось: я уже прикидывала, как с толком потрачу состояние, полученное после выгодной продажи этих духов. Следовательно, до прибытия на Аэдаггу их нужно беречь, как зеницу ока.

Подобные размышления настроили меня на более добродушный лад, и я уже куда благосклоннее взглянула на молодого слугу. В моих глазах его отталкивающая внешность как-то померкла, и он уже не казался мне таким уж неприятным.

-Передай Его Величеству мою глубочайшую признательность за такой щедрый дар, — медленно произнесла я, стараясь сохранять достоинство, — и скажи, что время, проведенное во дворце, явилось для меня истинным наслаждением.

Слуга, внимающий моим словам с выражением неиссякаемого внимания на лице, кивнул, приложил руку к сердцу, откланялся и неторопливо удалился. Когда его шаги в коридоре утихли, Дарсан шумно выдохнул и плотно прикрыл дверь.

-Ну, что ж, — задумчиво произнесла я, поглаживая выпуклые стенки флакона, — скоро придет время звать Тариба.

* * *

-Что желает хэннум?

Я бесстрастно посмотрела на склонившегося передо мной пожилого слугу, ощущая, как кровь в венах начинает закипать от предчувствия той авантюры, в которую нам предстояло пуститься.

-Тариб, — хрипло выдохнула я, стараясь унять предательскую дрожь в голосе, — сегодня ночью я вынуждена уехать из дворца. Срочные дела...распорядитесь, пожалуйста, чтобы мои вещи, — я кивнула на стоящий у двери сундук, — отнесли вниз и погрузили в экипаж, а его — заложили парой драконид.

Если Тариб и удивился, то на его смуглом лице не отразилось ровным счетом никакой эмоции. Наверное, за долгие годы службы он привык к эксцентричным выходкам господ...а, может быть, этикет не позволял ему выказывать каких-либо чувств по поводу распоряжений хозяев.

-Будет сделано, хэннум, — кратко ответил он, — что-нибудь еще?

-Да. Перед отъездом я хотела бы еще раз побывать в химаме "Лилии" . Желаю вновь испытать это неповторимое блаженство...пришлите ко мне одного из тех химамщиков, которые прислуживали в прошлый раз, и подготовьте омывальную комнату.

На сей раз черные брови Тариба дрогнули, словно собираясь взметнуться вверх, но хозяин удержал их в прежнем положении.

-Как пожелает хэннум, — промолвил слуга, — ваше распоряжение будет исполнено в течение часа.

-Благодарю вас, — с искренней сердечностью сказала я, отчаянно жалея, что Тариба нельзя взять в свою команду на корабль, — и...я хочу, чтобы все было устроено так, дабы никто не узнал, что мы покидаем дворец.

В темных глазах слуги мелькнуло понимание, и он медленно произнес тоном, в котором звучало намного больше приязни, чем минуту назад:

-Конечно, хэннум. Все, как вы прикажете.

Я кивнула в знак благодарности, давая понять, что разговор окончен. Заверив меня, что за сундуком прибудут через несколько минут, Тариб удалился. Задумчиво глядя на закрывшуюся за ним дверь, я почувствовала нечто, похожее на укол совести: из всех обитателей "Лилии", этот человек был, пожалуй, самым приятным и искренним...несмотря на разницу в статусе.

С небес на землю меня вернул Дарсан, настойчиво подсовывающий мне очередной клочок пергамента.

-Что еще? — нахмурилась я, разворачивая его.

"Хэннум, вы открыто разговаривали об отъезде. Неужели вы уже не боитесь, что вас услышат?"

Я ахнула, прижав ладонь к губам, и озадаченно взглянула на юношу; тот покусывал нижнюю губу и хмурился. Разозлившись на себя из-за глупейшей оплошности, я принялась лихорадочно размышлять.

Если отринуть наиболее опасную фразу про отъезд в тайне ото всех, то ничего особо крамольного я и не сказала. В сущности, уехать я могу в любой момент — грамоту мне вручили, шар подарил сам Теймуран... Единственное, что остается — обещанное визирю свидание, ну, да я и не собиралась на него приходить. А моя неосторожно оброненная фраза про отъезд вполне может быть объяснена, при случае, чрезвычайной торопливостью и нежеланием беспокоить никого по пустякам. Невежливо, конечно, получается, однако куда более невинно, чем то, что мы на самом деле собираемся провернуть.

Все это я кое-как изложила на пергаменте и отдала Дарсану. Прочтя и немедленно разорвав записку, он лишь глубоко вздохнул и покачал головой в знак явного неодобрения. Я развела руками и примиряюще улыбнулась. Эх, Дарсан, не быть тебе пиратом. Слишком уж ты мнителен...

Наш молчаливый диалог был прерван очередным стуком в дверь: похоже, прибыли вызванные Тарибом слуги.

Прежде, чем Дарсан направился к двери, я схватила его за рукав и, едва шевеля губами, прошептала на ухо:

-Когда они потащат сундук вниз, отправишься с ними и накрепко запомнишь, где стоит наш экипаж. Мы ведь не хотим блуждать по дворцу в самый ответственный момент, верно?

Дарсан кивнул и, как мне показалось, с воодушевленным восхищением, тихо ответил:

-Верно.

-Вот и славно. Вперед! — и я легонько подтолкнула паренька к двери.

* * *

На Хайсор спустилась ночь. Умолкли муаззины, утонули в чернильной тьме звуки голосов, звяканье оконных ставен и лай собак; с моря повеяло прохладой, смешанной с запахом гниющих водорослей и цветков гайаты из сада "Лилии".

Я нервно меряла шагами комнату, время от времени покусывая согнутый палец. Прошло уже больше получаса с тех пор, как за Дарсаном закрылась дверь, а мой помощник так и не возвращался. Путь до стойл драконид такой долгий? Или его перехватили по дороге и теперь пытают, выведывая, куда он держит путь в такой час?

Я замерла на мгновение, делая пару глубоких вздохов и унимая невольно вспыхнувшую панику. Похоже, мнительность Дарсана, которому мерещились враги под каждой кроватью, передалась и мне. Верно говорят: с кем поведешься...

Додумать мне не дал предмет моих размышлений. Дарсан влетел в дверь, запыхавшийся и раскрасневшийся, всем своим видом показывающий, какую длинную дорогу он только что преодолел.

-Хэннум, я... — хрипло начал он, затем, спохватившись, схватил пергамент и вывел дрожадей рукой: "Я не опоздал? Стойла находятся дальше, чем я думал".

Я ободряюще потрепала его по плечу и написала в ответ:

"Все в порядке. Время еще есть. Ты запомнил точное расположение нашего экипажа?"

"Да. Его подведут к главной аллее сада, она ведет к воротам. Я упросил их сделать так: сказал, что вы очень торопитесь и не хотите ждать."

Я беззвучно хмыкнула и довольно улыбнулась юноше.

"Молодец. Быстро учишься решительности."

Скулы паренька чуть зарделись — не то от удовольствия, не то от стыда — еще бы, получить похвалу от женщины — сомнительная радость для ранаханнского мужчины.

Дав ему пару мгновений, чтобы перевести дух, я натянула — прямо поверх так не одобряемого Дарсаном "мужского" костюма — темно-синюю галабену — на случай, если мы столкнемся в коридорах "Лилии" со стражниками или слугами, дабы не шокировать их своим, не совсем приличествующим знатной хэннум видом.

Или капитаном Коннаром.

Я на миг замерла, ощутив твердость клинка, заткнутого за обшлаг сапога. Нечаянная встреча с капитаном сулит нам, с одной стороны, большие неприятности (вдряд ли проницательный капитан поверит в сказочку о том, что нам взбрело в голову совершить очередной полуночный променад по дворцу), а с другой — я всегда могу сказать, что искала именно его для возврата столь любезно одолженного мне оружия.

Впрочем, дольше тянуть время и размениваться на ненужные думы уже было нельзя. Пришла пора действовать.

Я сделала глубокий вздох, поправила галабену и размашисто вывела на клочке пергамента, с неудовольствием ощущая, как мелко подрагивают пальцы:

"Пойдем, Дарсан Я думаю, химам нам уже подготовили".

Юноша тряхнул волосами, нахмурился и серьезно кивнул, показывая, что полностью готов.

Мы еще не знали, что нас ожидает впереди.

* * *

Жемчужно-белые клубы горячего пара окутывали химам. В воздухе был разлит изысканный аромат благовоний — видно, Тариб распорядился подготовить купальню для отъезжающей гостьи по высшему классу.

Как жаль, что все эти труды пропадут даром.

Я заметила застывшую у изразцовой стены фигуру химамщика; как только мы вошли, он моментально вынырнул из-за паровой завесы и раболепно склонился передо мной, коснувшись ладонями пола. Я успела заметить мелькнувшее на его лице изумление по поводу того, что мы с Дарсаном даже не удосужились раздеться — так и вошли внутрь в полном облачении.

Глядя на его смуглую спину, сквозь кожу которой явственно проступали бугорки позвоночника, я неожиданно вспомнила наставление Одноглазого Тома.

"Если задумала что-то — действуй без промедления, девочка. Стремительная атака, внезапное нападение — и победа будет на твоей стороне; обескуражь противника, не дай ему опомниться, и не останавливайся ни на секунду, пока не добьешься того, чего хотела."

Мысленно поблагодарив старого пирата, я коротко приказала:

-Разогнись и посмотри на меня.

Химамщик повиновался. Он был невысокий — чуть выше моего плеча, и щуплый; с огромными, будто сливы, глазами, на дне которых плескался смутный страх. На тонкой, как ветка ивы, шее змеился белесый шрам — скорее всего, память о садистской операции лишения голоса.

Твердо глядя ему в глаза, я жестко произнесла, четко выговаривая слова:

-Нам не нужен химам. Проводи нас в гарем калифа.

Я и не думала, что лицо человека может быть настолько пластично: за несколько секунд черты юноши исказила целая буря эмоций — от неописуемого изумления вплоть до плохо скрываемого ужаса. Химамщик яростно замотал головой так, что я испугалась, как бы его тонкая шея, на которой болтался ониксовый кулон, подвешенный на простой кожаный ремешок, не надломилась. Дарсан сжал кулаки, но я предостерегающе подняла ладонь и положила руку на худенькое плечо прислужника; вопреки ожиданиям оно оказалось прохладным и липким от выступившего пота. Юноша вздрогнул, умоляюще посмотрел на меня и попытался что-то беззвучно произнести одними губами.

"Н...не н..на...адо", — едва разобрала я и сочувственно покачала головой:

-Прости, дружок, но я не отступлюсь. Видишь ли, у моего спутника, — я кивнула на Дарсана, — калиф подло умыкнул невесту и заточил в своем гареме. Я считаю, что это нехорошо, и помогаю ему вернуть девушку, — прислужник отчаянно дернулся, пытаясь вырваться, но я лишь сильнее сжала пальцы. Его кости казались столь тонкими, будто принадлежали не человеку, а птице. Напустив на себя, для острастки, гневный вид, я сурово продолжила:

-Если ты откажешься проводить нас или попытаешься сбежать, я пожалуюсь лично капитану Коннару на то, что ты пытался обесчестить меня. Твое лицо я запомнила.

Я била наугад, не имея ровным счетом никакого представления о точной иерархии слуг во дворце. Вдруг капитан не имеет к этой категории слуг никакого отношения, и парень сейчас рассмеется мне в лицо — беззвучно, разумеется?

Однако риск оказался оправданным — удар попал точно в цель. Лицо паренька посерело, и он вздрогнул: видимо, капитана в "Лилии" опасались...или же покушение на честь заморских гостей сулило некую, неизвестную мне, страшную кару.

Лицо прислужника выразило покорное смирение, сквозь которое отчетливо проглядывала обреченность, и он с заметным усилием кивнул.

-Ты проведешь нас? — тщательно маскируя ликование, уточнила я. Химамщик вновь кивнул, на сей раз, с неким отчаянным раболепием.

-Замечательно, — удовлетворенно сказала я, отпуская его плечо, — а теперь вперед — в гарем. И помни — только попробуешь поз...хм...подать кому-то знак о помощи — пеняй на себя.

Прислужник приложил ладони к груди, видимо, показывая, что такое ему и в голову прийти не может, и направился к выходу из химама. Мы двинулись за ним, и Дарсан восхищенно прошептал мне в спину:

-Как у вас все так легко получается, хэннум!

-Не сглазь, — сухо осадила я его.

И словно в воду глядела.

* * *

Вопреки нашим ожиданиям, безымянный слуга не пошел по коридору, а, отступив на пару шагов вправо от двери химама, зачем-то подошел вплотную к стене и, легко ощупав ее, приложил свой кулон к одному из "Глаз Элоаха". Спустя мгновение, к нашему невольному удивлению, часть стены с легким шелестом скользнула в сторону, открыв тускло освещенный проем, в котором угадывалась лестница, круто ведущая вниз. Химамщик ступил на первую ступеньку и оберулся, вопросительно глянув на нас и делая приглашающий жест рукой.

-Ловушка? — с сомнением в голосе поинтересовался Дарсан, — как думаете, хэннум?

Я была настроена более оптимистично:

-Скорее всего, тайный ход, ведущий к гарему. Я угадала? — химамщик слабо улыбнулся и кивнул, — иди первым, мы последуем за тобой.

Прислужник низко поклонился и поспешил вниз, едва касаясь смуглыми пятками ступеней. Мы не отставали, попутно озираясь по сторонам.

Лестница, оказавшаяся достаточно короткой, привела нас в широкий коридор, стены которого были выложены глазурью, а пол — мраморными плитками. В отличие от залов дворца, на стенах не было изображено ничего, кроме вездесущих Глаз, отчего возникало неприятное ощущение нахождения в окружении многоглазых чудовищ.

В их зрачках вспыхивали и меркли отражения тусклых коридорных светильников — овальных кусков кварца, внутрь которых были помещены желтые магические огоньки. Они загорались при нашем приближении и медленно угасали, стоило нам миновать их, отчего в коридоре царил мягкий золотистый полумрак. Слабо пахло благовониями и сандалом.

Коридор извилисто петлял, иногда разделяясь на несколько отдельных проходов. Похоже, во дворце была целая система тайных ходов — то тут, то там в стенах мелькали проемы, ведущие в другие "рукава" нашего пути. Заблудиться в этой паутине было легче легкого, и я мысленно похвалила себя за сообразительность, которая помогла нам и найти проводника, и добраться до гарема, укрывшись от зорких глаз капитана.

"С другой стороны," — внезапно подумалось мне, — "что мешает этому самому проводнику выскочить из хода первым и запереть нас тут? Кто потом найдет наши кости?"

По крайней мере, на его месте я бы так и сделала. Наверняка, за привод незваных гостей в калифский гарем полагается суровое наказание, и соблазн избежать его слишком велик...

...От этих мыслей меня прошиб холодный пот, и спина покрылась мурашками, несмотря на то, что под двумя слоями одежды было жарковато. Я со стремительно нарастающим подозрением посмотрела на смуглую спину вышагивающего впереди прислужника и тихо сказала Дарсану:

-Поравняйся с ним и постарайся не отставать.

Юноша, чьи мысли, судя по затуманенному взгляду и пылающим щекам, были где-то далеко, вздрогнул, нахмурился и, с запозданием кивнув, прибавил шагу, настигнув ничего не подозревающего о моих мрачных мыслях химамщика. Тот с удивлением посмотрел на него, но не выказал ни малейшего неудовольствия.

Мне казалось, что мы провели в блужданиях по коридору несколько часов, и я уже было начала волноваться о том, что нас водят кругами, когда очередной крутой поворот хода уперся в глухую стену, расписанную, как и все остальное, "Глазами".

Наш безымянный проводник сжал в ладони свой кулон, протянул его к стене и замер на несколько мгновений, умоляюще глядя на меня. То ли он надеялся в последний раз убедить нас изменить свое решение, то ли просто хотел дать время отдышаться — не знаю. На всякий случай, я сдвинула брови и безаппеляционно указала на последнюю преграду между нами и калифским гаремом.

Юноша обреченно прикрыл глаза и, выказывая величайшую неохоту, коснулся кулоном стены.

* * *

Если бы я была Теймураном Восьмым, первое, что я бы делала при приезде заморских гостей — показывала бы им гарем, ибо истинный грех — держать столь дивное место, потрясающее своим великолепием, скрытым от людских глаз.

Первое, что пришло мне на ум, когда мы вышли из тайного хода — "золотая клетка для экзотических птиц", ибо огромное помещение, отделанное золотом и сияющее самоцветами так, что болят глаза, напоминало именно клетку — наглухо запертую, дабы никто не посмел нарушить покой прекрасных невольниц Его Величества.

Помещение было уставлено многочисленными кушетками, пуфами и вазами живых цветов, устлано дорогими коврами, а в центре бил, искрясь и переливаясь в свете сотен магических светильников, небольшой фонтан. Стены зала были испещрены изящными дверцами, располагающимися чуть ли не до самого потолка. К тем, что находились выше пола, вели ажурные позолоченные лестницы; нетрудно было догадаться, что за дверьми скрывались комнаты для обитательниц гарема.

Вся эта роскошь и вычурное великолепие ошарашивало и сбивало с толку в первый момент, но, слегка придя в себя и оглядевшись, я почувствовала, что мне становится дурно.

В зале не было окон. Замкнутое пространство, куполом нависающее надо мной, напоминало гигантскую чашу, прихлопнувшую меня; отчего-то стало тяжело дышать, воздух показался спертым и кислым, а голова закружилась так, что я невольно схватилась за стену.

-Все в порядке, хэннум? — обеспокоенно спросил Дарсан. Я лишь слабо отмахнулась, хватая ртом воздух:

-Все хорошо. Где твоя невеста?

Мы огляделись.

Видимо, вспугнутые нашим внезапным появлением, со всех сторон к нам стекались калифские наложницы, образуя разноцветные стайки. Сначала мне показалось, что они опасаются приближаться к нам и потому медлят, однако затем я заметила в их движениях нечто странное.

Было похоже, что девушек погрузили в вязкий кисель и заставили двигаться, преодолевая его сопротивление — их шаги были неестественно плавными, а руки — неподвижными. Приглядевшись, я отметила необыкновенную красоту каждой, однако красота эта будто бы ускользала от глаз, словно на ее обладательницу накинули тончайшую кисейную простыню, скрадывающую черты лица и тела.

И они молчали. Глухая тишина, нарушаемая лишь журчанием фонтана, давила не хуже нависающего над головой потолка; отчаянно захотелось закричать, разбить что-то, чтобы нарушить это мертвое молчание.

По-видимому, на Дарсана жутковатая обстановка гарема тоже произвела впечатление потому, что он сглотнул и схватил меня за руку, явно ища поддержки. Я легонько пожала его сухую горячую ладонь и вновь посмотрела на девушек.

Те застыли, не дойдя до нас лишь пары шагов, и теперь стояли плотной стеной живых статуй — прекрасных, но отчаянно неживых. Десятки пристальных, немигающих взглядов лишь усиливали впечатление, и я невольно отступила назад.

-Что с ними такое? — вырвалось у меня, а Дарсан, почти в унисон, выпалил:

-Где Таллия?! Где моя невеста?!

Прислужник, о котором я уже успела позабыть, легонько тронул моего помощника за рукав и начал бурно жестикулировать, указывая рукой куда-то в сторону: со всех сторон, стараясь держаться подальше от девушек, к нам спешили его товарищи. Тихо порадовавшись появлению настоящих, не "замороженных" людей, я скорбно покачала головой:

-Мы не понимаем.

Немой паренек нахмурился и обратил свой жестикуляционный пыл уже на остальных слуг. Поминутно хмурясь и переглядываясь, те вскинули руки; завязалась причудливая немая перепалка.

-Где Таллия? — тем временем, заметно нервничая, повторил Дарсан, пристально вглядываясь в неподвижно замерших наложниц, — хэннум, похоже, ее тут нет!

-Может быть, она в какой-нибудь комнате? — тихо предположила я, не сводя глаз с мелькающих в воздухе смуглых рук прислужников. Дарсан озадаченно посмотрел вверх, затем — вновь на меня:

-Может быть...

Его прервал наш молчаливый проводник. Понурив голову, он отделился от компании товарищей и неохотно, как мне показалось, приблизился к нам. Согнувшись в раболепном поклоне, он коснулся ладонями мягкого ковра, устилающего пол, выпрямился и, моляще глядя на меня, беззвучно шевельнул губами:

-К..ка...

-Что? — озадаченно нахмурилась я, едва разьбирая безголосую речь

-К...ка...ли...

-Калиф?

Прислужник энергично закивал и замахал руками куда-то вбок, попеременно указывая то на Дарсана, то на ближайшую стену. Внезапно я поняла:

-Таллия у калифа?!

-Что?! — взревел Дарсан, напряженно прислушивавшийся к моим словам. Молодой слуга съежился и отпрянул от него, да и мне стало не по себе: таким зверским стало лицо юноши. Сорвавшись с места, он бросился на ни в чем не повинного прислужника и, схватив его за плечи, встряхнул и закричал:

-Отведи меня к ней! Немедленно!

Я хотела было осадить его: дело принимало серьезный оборот, и в открытую ссориться с калифом, натушая его уединение с наложницей, не хотелось. Однако вид Дарсана и мое внутреннее чутье подсказывали, что парень вполне может убить, если только заподозрит хоть малейшее стремление к промедлению в спасении своей Таллии. Мне оставалось лишь пожать плечами и сухо приказать:

-Оставь его, Дарсан. Если ты его убьешь, вряд ли они согласятся отвести нас к калифу.

Тяжело дыша, юноша с усилием разжал руки; потирая худенькие плечи, на которых наливались синяки, прислужник жестом подозвал к себе одного из товарищей, державшихся в почтительном отдалении от нас.

К нам подошел худощавый мужчина, чуть повыше нашего проводника, но с такими же затравленными глазами; приложив руку к сердцу, он низко поклонился мне и простер ладони к противоположной стене, как и его товарищ, кивая на Дарсана.

-Ты проводишь нас к ней? — выпалил последний, судорожно сжимая и разжимая кулаки. На его смуглых щеках ходили желваки, а черные глаза метали молнии; я подумала, что, еще чуть-чуть — и парень кинется крушить стену в поисках кратчайшего пути к своей любимой.

Внезапно на меня накатила глубокая, щиплющая горло, горечь. Полгода назад я бы точно так же кинулась спасать Сокола, попади он в беду.

Но бросился бы он выручать меня?

Не допуская ответа на этот вопрос, я, разозлившись сама на себя, стиснула зубы и промолчала. Тем временем, подошедший к нам прислужник кивнул и поманил за собой. Я с сомнением посмотрела на него: уж слишком быстро они согласились...

-Погоди, — остановила я готового рвануться вслед Дарсана и обратилась к слуге:

-Зачем вы помогаете нам? Разве вас за это не накажут?

Ответом мне стал наполненный какой-то невероятной грустью и смирением взгляд темных глаз. Мужчина помедлил несколько мгновений, затем открыл рот и беззвучно произнес:

-Уходите. Поскорее.

-Вы добиваетесь того, чтобы мы забрали свое и покинули вас? — поняла я, чувствуя некоторое облегчение.

Слуга прикрыл глаза, будто дивясь моей проницательности и показывая, что именно это он и имел в виду. Затем он дернул подбородком и вновь сделал приглашающий жест — на сей раз, куда более настойчиво побуждая нас следовать за ним...

...Последнее, что мы увидели, когда створки в стене захлопнулись за нами — блистающий зал калифского гарема, наполненный десятками невероятных красавиц — застывших в своей прелести, будто восковые куклы.

Их головы даже не повернулись нам вслед.

* * *

На сей раз, путь по тайному ходу не занял у нас много времени. Коридор, по которому нас вел слуга, ничем не отличался от предыдущего, разве что светильники при нашем приближении вспыхивали чуть ярче.

Дарсан несся вперед, едва ли не обгоняя нашего проводника. Наверное, его толкало вперед безрассудное желание увидеть любимую, а, можеть быть, стремление во что бы то ни стало вырвать ее из рук Теймурана. Когда мы приближаемся слишком близко к предмету наших давних вожделений, опьянение близкой встречи кружит голову и заставляет спешить, стремясь как можно быстрее приблизить долгожданный миг...

В отличие от юноши, я не чувствовала никакого внутреннего ажиотажа — лишь легкую усталость. Роскошные интерьеры "Лилии" и ее напыщенные обитатели наскучили мне, и все мои мысли были уже в открытом море — на корабле, на пути в Аэдаггу.

Когда мы приблизились к стене, наглухо закрывающей выход, я молчаливым жестом попросила проводника обождать с открыванием потайной двери, и с облегчением скинула с себя тяжелую галабену, оставшись в брюках и рубашке: сейчас от нас понадобится вся наша сноровка и скорость, и нельзя, чтобы что-то помешало в самый ответственный момент.

При виде этого маневра Дарсан чуть поджал губы, но неудовольствия выказывать не стал: сейчас подобные глупости не имели значения. Прислужник ограничился лишь неодобрительным прицокиванием и приблизил кулон к стене, выжидающе глядя на меня.

Отшвырнув галабену подальше, я глубоко вздохнула и кивнула:

-Пора.

* * *

Покои калифа, в которые мы проникли, уступали залу гарема по размерам, но смело могли посостязаться с последним в великолепии убранства. Ковры, невесомые муаровые занавеси, изысканные украшения, картины в золоченых рамах, тонкие ароматы благовоний — будь я неискушенным зрителем, я была бы полностью сражена открывшимся моим глазам зрелищем. Однако за все время пребывания в "Лилии" восточная роскошь успела порядком примелькаться, и я взглянула на комнату Теймурана без особого интереса, обратив внимание лишь на главное украшение покоев — громадную кровать под полупрозрачным балдахином. Собственно, даже не помпезно-вычурное ложе привлекло наше внимание, а те, кто на нем находился.

Тончайшие газовые занавеси были опущены, но в комнате было достаточно светло, чтобы разглядеть черноволосую девушку, неподвижно лежащую навзничь на мягком бархатном покрывале. Кровать была расположена прямо перед проемом, из которого мы появились, и поэтому нам удалось разглядеть лишь бледное лицо девушки и часть ее оголенного плеча; все остальное скрывала фигура Теймурана, обнаженного по пояс, который нависал над ней, восседая на ее коленях, спиной к нам. Его тело мелко подергивалось, и это навело меня на мысль, что мы ворвались в покои Теймурана в самую неподходящую секунду, и что за прерванный акт калифской любви нам грозит наказание похуже, чем заточение в зиндан.

Однако, спустя удар сердца, я поняла, что в позе калифа есть что-то неестественное, а еще спустя удар, осознала, что.

Акт любви не совершают с безвольно мотающейся на плечах головой.

Я замерла, чувствуя, как внутри нарастает, пульсируя, предчувствие чего-то дурного, неизбежного, готового вот-вот обрушиться на голову.

К сожалению, мои спутников ничего подобное не остановило.

Увидев воочию свою Таллию (а в том, что это была именно она, сомненеваться не пришлось — я тут же узнала ее, вспомнив изображение из Камня Памяти, которое мне показывал Дарсан), юноша позабыл все на свете и со сдавленным нечленораздельным криком метнулся к ложу калифа. Я не знаю, что он рассчитывал сделать — схватить девушку, сбить ее похитителя с ложа — но то, что произошло дальше, в его планы явно не входила.

Привлеченный звуком голоса юноши, калиф как-то странно развернулся — будто выворотив туловище, оставив ноги неподвижными — и, мотнув головой вновь, уставился на нас тяжелым взглядом исподлобья.

Поймав этот взгляд, Дарсан вскрикнул, будто ловя ртом воздух, и отпрянул, по инерции неуклюже упав на спину. Я же замерла, не в силах шелохнуться, от сковавшего меня приступа панической жути, вперемешку с отчаянным нежеланием верить в происходящее.

Глаза моего недавнего экскурсовода были подернуты мутной дымкой, какая бывает у снулой рыбы, а по коже, блестящей от испарины, время от времени пробегали волнообразные судороги, которые и заставляли тело Его Величества подергиваться; но не это напугало меня.

Медальон Теймурана, тот самый, который так притягивал меня все время, что мы бродили подворцу, приобрел какой-то необыкновенный, оливково-пепельный оттенок; более того, казалось он живет своей, независимой от обладателя жизнью: в нем, как в зеркале провидца, извивались и расплывались смутные белесые тени, а поверхность временами вздрагивала, как вода, над которой проносится птица.

Я вновь почувствовала неистовое желание прикоснуться к нему, когда какой-то шорох за спиной отвлек меня; стряхнув с себя наваждение, я резко обернулась и увидела давешнего прислужника, проскальзывающего между створок стены обратно в коридор, ведущий к гарему. На сей раз его лицо выражало ничем не прикрытое злорадство и некое торжественное удовлетворение; поймав мой взгляд, он отвесил издевательский поклон и в мгновение ока захлопнул створки.

-Ах, ты...

Только сейчас я поняла, что напускная покорность слуг не зря показалась мне подозрительной: они перехитрили нас, обвели вокруг пальца, показав, что согласны отвести нас, куда требуем, а на деле оставив наедине с ненормальным калифом.

Ненормальным? Или...

Предчувствие опасности нахлынуло с удвоенной силой, и я вновь обернулась — как раз вовремя, чтобы столкнуться нос к носу с выросшим передо мной, будто из-под земли, калифом. Не дав мне опомниться, он раззявил рот и прохрипел, срываясь на змеиный сип:

-Кто тебя сюда звал? Я же сделал все, чтобы ноги твоей больше не было во дворце!

"Что происходит?" — хотела было спросить я, но калиф не дал мне ответить. Он вскинул руки, и из медальона вырвалось зеленоватое сияние, которое в мгновение ока поглотило меня.

* * *

Черное небо. Сизый туман на горизонте. Бледно-зеленое свет, излучаемый потрескавшейся землей.

Я знаю это место. Я была здесь в своем кошмаре.

Только вместо Сокола передо мной — странное, бесформенное существо, размером с драконида, похожее на сгусток серой слизи, отхаркнутой из глотки больного. Его даже нельзя назвать уродливым — уродливо то, что имеет внешность, а передо мной — лишь клубящаяся слизь, беспрестанно перетекающая из одной формы в другую, и двояковыпуклая линза калифского медальона на том месте, где должна быть голова.

Придя в себя и проморгавшись после вспышки, я обнаружила, что сижу на земле, беспомощно раскинув ноги, а отвратительное создание замерло, вытянувшись во весь свой "рост" на расстоянии нескольких шагов от меня. Как только я протерла слезящиеся после вспышки глаза, существо содрогнулось всем "телом", медленно поворотило свой глаз-медальон ко мне и, помедлив пару секунд, внезапно бросилось на меня, замерев на расстоянии вздоха от моего лица. Не успев не то, что испугаться — осознать происходящее, я завороженно смотрела на свое размытое отражение, искаженное выпуклой линзой медальона.

Покачавшись передо мной, тварь прошипела:

-Зачем ты вернулась? Почему не убралась, когда получила свой Камень?

От существа исходил мерзкий запах — что-то, вроде аромата тухлых яиц, смешанных с гниющими отбросами, от которого моментально запершило в горле, и я закашлялась, не поняв сначала, о чем идет речь. Лишь спустя несколько мгновений меня осенило.

-Откуда ты знаешь о Камне? — прохрипела я, часто моргая от выступивших слез, — кто...что ты вообще такое? Как я тут оказалась? Где калиф?

Существо слегка — будто бы в удивлении — отклонилось назад, дернуло "головой", и на меня обрушился сильнейший поток ледяного ветра, распластавший мое тело по земле и протащивший его на несколько шагов назад.

Ветер исчез так же мгновенно, как и появился Я обнаружила это лишь по внезапно потеплевшему воздуху и возможности вновь вздохнуть полной грудью; потирая ушибленный при падении затылок и чувствуя, как внутри нарастает гнев, я сделала еще одну попытку приподняться...и вновь столкнулась лицом к лицу с нависающей надо мной тварью.

-Как ты смеешь, девчонка, — прошипела она, толчками надвигаясь на меня так, что я была вынуждена отползать на спине, — как ты смеешь дерзить мне, задавая свои глупые вопросы? Запомни — здесь, в этом пространстве, властвую лишь я, повелитель давно забытых земель Лах'Эддина, и ты обязана отвечать и повиноваться лишь мне!

"Интересно, как оно говорит?" — внезапно подумалось мне; пока существо выплевывало свою обличительную тираду, меня больше занимало разглядывание его головы. Ничего похожего на рот под глазом-медальоном видно не было, однако скрипуче-низкий голос эхом отдавался в окружающем нас пространстве отчетливо и гулко, словно мы были заключены в гигантский стеклянный сосуд.

Тем временем существо смолкло и угрожающе нависло надо мной; поняв, что оно ждет ответа, и промедление грозит мне дополнительным порывом ветра, я осторожно сказала:

-Камень — не единственное, что интересовало меня в "Лилии". Нам была еще нужна наложница калифа, Таллия, невеста моего...моего слуги, которую он похитил.

Существо не ответило, безмолвно застыв передо мной. Я полусидела, опершись на согнутые в локтях руки, опасаясь лишний раз шевельнуться и лихорадочно соображая, что делать дальше.

-Это было моей ошибкой, — наконец медленно проговорило существо, — я вижу самые сокровенные, самые страстные желания людей, но мне и подуматься не могло, что ты будешь стараться ради какого-то невольника...

-То есть, на его мысли и желания ты внимания не обратил? — не удержалась от колкости я.

Это было оплошностью с моей стороны. Гневно взвизгнув, тварь нервно дернулась, и очередной поток ветра больно ударил мне в грудь, заставив поперхнуться воздухом. Меня вновь отнесло назад, и мой мучитель ринулся мне вслед.

Краем глаза заметив, как его отвратительная серая масса с шуршанием скользит по высохшей земле, я, собрав последние силы в кулак, откатилась вбок, не желая, чтобы она дотронулась до меня. Что-то подсказывало, что это будет чревато большими неприятностями.

-Паршивая девка! — рявкнула тварь, замерев близ меня, — не смей отвечать мне в таком тоне! Ты даже не представляешь, на что я способен...

Только тут я поняла, что мой невольный собеседник изъясняется на моем родном алдорском языке: интересно, почему так?

Отодвинувшись, на всякий случай, еще ненамного, я уставилась на отчего-то не спешившую мне вслед тварь. Почему она медлит? Копит силы, намеренно запугивая меня, или же просто жаждет поговорить?

Неожиданно меня осенило: создание упомянуло, что когда-то оно было повелителем...каких-то там земель. Может быть, сыграть на этом и попробовать разговорить его, а, заодно, потянуть время и выведать, есть ли отсюда выход?

Выбора у меня не было, и пришлось действовать по наитию.

-Ты говоришь, — осторожно начала я, — что был властителем...прости, забыла, какой именно страны. В таком случае, не могу взять в толк, что тебя привело в Ранаханн.

-Лах'Эддин, — прошипело существо, вытягиваясь над землей и обращая глаз-медальон ввысь, — ты недостойна даже произносить это название. Тысячи лет назад это была великая страна, повергающая в трепет полмира...теперь же от нее осталась лишь выжженная пустыня, именуемая глупцами, вроде тебя, Забытыми Пустошами.

Меня кольнуло любопытство, и я ахнула:

-Туда старый калиф отправлял экспедицию!

-Верно, — промурлыкала тварь, свиваясь кольцами. В ее скрипучем голосе мелькнула тень удовлетворения, — я не знаю, что они искали среди развалин, однако, к моему великому счастью, одному из них попался мой медальон, — "голова" существа шевельнулась, и его "глаз" вновь обратился ко мне.

Я решила подстегнуть его рассказ, чувствуя, что нахожусь на правильном пути:

-А при чем здесь медальон?

-При жизни я достиг многого, — с нескрываемой гордостью сообщило существо, — многие тайны мироздания приоткрылись передо мной...к концу жизни я постиг главную тайну: я узнал, как обмануть Смерть.

От воспоминаний по телу твари прошла мерцающая белесым светом дрожь, и она, помолчав несколько секунд, продолжила:

-Когда за мной пришла Милосердная Жрица

* * *

*, она забрала лишь тело. Чувствуя ее приближение, я привязал свой дух к медальону; после гибели моего плотского пристанища оставалось только набраться терпения и ждать, пока мне не попадется новое, молодое тело, с которым я мог бы заново начать полноценную жизнь.

Его повествование захватило меня, и я на секунду забыла о своих собственных думах. Загадки, с которыми я столкнулась в "Лилии" потихоньку стали разрешаться.

-И этим телом был калиф Теймуран? — задумчиво пробормотала я.

-Именно, — с удовольствием подтвердила тварь, — как только он взял медальон в руки, я понял — вот оно! С его помощью я обрету новую плоть, и построю царство, еще более величественное и могущественное, чем Лах'Эддин!

-Ты вселился в калифа? — уточнила я.

-Не совсем, — хохотнул мерзкий комок слизи, — для обретения плоти мне нужны были жертвы, чья жизненная сила питала бы меня и наполняла соками мое новое тело. Мне удалось проникнуть в разум Теймурана и убедить его помочь мне. Он согласился не сразу, но те перспективы, что я открыл перед ним, то могущество, что я посулил, убедили его. Он слаб и труслив...поэтому полностью отдался под мое покровительство. И начал собирать для меня nbsp;тех, кто смог бы пожертвовать своей жизнью для моих целей.

Жуткая догадка пронзила мой мозг:

-Гарем?

-А ты быстро соображаешь, — довольно проскрипела тварь, — молодые девственницы во все времена почитались сильнейшим источником энергии и жизненных соков. Пришлось слегка поработать над их сознанием, чтобы они не догадались, почему их товарки не возвращаются из спальни господина...но это сущие мелочи по сравнению с тем, что, благодаря им, я постепенно стал обретать плоть.

"Ах ты, гадина", — внезапно горько подумала я, с сожалением вспомнив "замороженных" девушек, — "интересно, скольких ты уничтожил во имя своих "целей"?"

Преодолев отвращение к пульсирующему передо мной комку слизи, я тихо спросила:

-Поэтому слугам, имевшим доступ в гарем, вырезали языки? Чтобы они не разболтали остальным то, что ненароком могли увидеть? А как же остальные слуги и государственные мужи? Их ты тоже заморозил?

Тварь настолько увлеклась рассказом о своих "подвигах", что даже не стала насылать на меня шквал ветра за дерзкие расспросы. Вместо этого она удовлетворенно кивнула и произнесла:

-Насчет слуг ты верно подметила, а вот остальных трогать было нельзя — мало ли, заметит кто неладное за пределами дворца...пока я слаб, я не могу этого допустить. Когда же я возьму в свои руки бразды правления Ранаханном, все изменится.

Красиво излагает, ничего не скажешь. Не давая паузе в разговоре затянуться, а твари — опомниться, я поспешно спросила:

-И как же ты с ними поступил? Заколдовал? Запугал?

-Зачем такие сложности? — удивилось существо, — простейший отвод глаз — и человек не замечает многих вещей. Это хорошо действует на мужчин...но почему-то никогда не срабатывало с женщинами, что успели вкусить мужской ласки.

Вот, значит, как. Выходит, и у визиря, и у капитана была пелена на глазах; все, что они замечали — это некие "странности" с калифом. Внезапно я вспомнила ту нервозность, с которой Аль Эхмат разговаривал со мной при первой нашей встрече — я-то самонадеянно списала ее на свою неотразимость, а он-то наверняка попросту боялся, что калиф что-то сделает с приезжей гостьей!

Выходит, и служанок удалили из "Лилии" потому, что они не подчинялись гипнозу твари...да и прорицателей тоже, скорее всего, отослали подальше, дабы они ничего не заподозрили. Интересно, те нелепые законы калиф тоже издал под влиянием непрошеного советника?

-Запрет на кошек и прогулки под полной луной — твоих рук дело?

-На роду мне было предначертано, что кошка принесет мне смерть, — монотонно ответило создание, — зачем рисковать? А полнолуние...когда всходила полная луна, я слабел, и не хотел, чтобы кто-нибудь случайно пробрался во дворец.

-А что случилось с матерью калифа? — тихо спросила я, — ее вы тоже выгнали?

Тварь вздрогнула, хищно выгнулась над землей и прошипела:

-Проклятая старуха! Не прошло и дня после моего прибытия, как она все поняла! Пришлось заставить ее замолчать...та девка, Моэранна, пыталась защитить ее, но не смогла — подоспела слишком поздно.

-Куда вы дели старую хэннум? — безнадежным голосом спросила я: "Лилия Небес" показалось мне настоящим гнездом древних тварей, ненормальных призраков и сыновей-убийц. Как я могла спокойно провести там два дня? Даже Аэдагга, пристанище воров и пиратов, показалась мне намного милее и уютнее.

-Она замурована в одной из стен подземелья дворца, — безразличным тоном ответила тварь, — а ее помощнице удалось сбежать, но вряд ли ей кто-нибудь поверит...Теймуран долго мучался от того, что ему пришлось пережить, но он был слишком слаб, чтобы сопротивляться мне.

-Ты всегда был с ним? — уточнила я, вспомнив, как Его Величество нервно реагировал на любые посягательства или разговоры об его медальоне.

-Конечно, — скрипнуло существо, — я следил, чтобы он не сказал или не сделал чего лишнего...

Воцарилось молчание. Тварь принялась монотонно раскачиваться на "хвосте", как маятник, а , шеведьнув затекшей ногой, неожиданно почувствовала дискомфорт в сапоге.

Кинжал! Клинок, одолженный капитаном Коннаром! Может быть, при помощи него мне удасться выбраться из этой дыры?

Я покосилась на существо и принялась осторожно сгивать ногу, стремясь добраться до кинжала. С оружием в руках будет проще, и...

Внезапно тварь резко повернула ко мне "глаз" и рассерженно прорычала:

-А потом появилась ты! Пришлось тратить время на пустую болтовню, на то, чтобы водить тебя по дворцу, исполнять все твои прихоти! А все от того, что тебя нельзя было отпустить бродить везде в одиночку — мало ли, что увидишь, мало ли, что потом расскажешь в своей стране! О, Проклятые Боги, я сделал все, чтобы ты осталась довольна, забрала то, что хотела, и убралась из дворца, так нет, ты явилась прямиком в гарем!

Я не нашлась, что на это ответить, продолжая с величайшей осторожностью подтягивать к себе ногу; предчувсвие опасности так и пылало внутри, подсказывая, что пустыми разговорами мой омерзительный собеседник не ограничится.

Так и вышло. С утробным шипением существо распласталось по земле и метнулось ко мне; от неожиданности я чуть не потеряла равновесие, но вовремя вскочила и, пошатываясь и подволакивая затекшую ногу, похромала прочь от него.

Тварь злобно хмыкнула мне вслед:

-Зачем ты убегаешь, девчонка? Неужели ты не понимаешь, что я все равно доберусь до тебя и заставлю замолчать? Конечно, ты не совсем подходишь на роль моей сегодняшней жертвы, но отсюда ты уже не выберешься!

Я не удостоила его ответом, отбежав на почтительное расстояние и, приостановившись, попыталась извлечь из сапога кинжал. Бесполезно. Тварь скользила следом, временами делая ложные выпады в стороны и пытаясь настигнуть меня.

В какой-то момент, в очередной раз уворачиваясь от мерзкой слизи, я столкнулась с...воздухом. Он будто бы сгустился и, спружинив, отбросил меня назад, едва не заставив потерять равновесие. Выругавшись, я ощупала ладонями невидимую "стену": так и есть — прозрачный барьер тянулся вправо и влево от меня, похоже, опоясывая кусок того пространства, где мы с тварью так мило беседовали.

Вспомнив о своем преследователе, я импульсивно обернулась: тот замер невдалеке и пристально следил за мной; поймав мой взгляд, он довольно пророкотал:

-Видишь? Тебе не выбраться отсюда. Этот пласт междумирья — в моей власти, и, как бы ты ни старалась, пути тебе отсюда нет.

-Ах ты, мразь, — еле слышно процедила я сквозь зубы. Мое терпение начинало иссякать: бестолковая беготня по замкнутому пространству истощили его запасы, а подобраться к твари в открытую я опасалась. Остановиться и достать клинок тоже не представлялось возможным — с гадины станется наброситься на меня со спины, да и куда бить, я тоже не имею понятия — существо словно соткано из слизи, и что-то мне подсказывает, что лезвие кинжала просто-напросто в ней утонет...

Создание неотступно следовало за мной по пятам, но движения его стали более плавными и ленивыми: видимо, первый порыв гнева прошел, и теперь тварь решила поиграть со мной, как кошкас мышкой, ожидая, когда я выдохнусь и добровольно покорюсь неизбежному.

Не дождется.

У меня созрел план — отчаянный, не дающий никаких гарантий на удачу, но единственный показавшийся мне хоть малейшим шансом на спасение.

В который раз отпрыгнув от слизистого щупальца создания, я картинно вывернула ногу вовнутрь и, преувеличенно громко застонав, упала на землю, согнув "покалеченную" ногу так, что сапог с кинжалом оказались в непосредственной близости от моей руки.

-Не-ет, — с надрывом в голосе протянула я, наблюдая, как тварь, довольно заурчав, кинулась ко мне.

-Добегалась, девчонка! — прошипела она, в одну секунду настигнув меня. Серая слизь коснулась моего сапога и стремительно поползла вверх. Счет пошел на мгновения..

Шершавая рукоять кинжала будто сама прыгнула мне в руку. Пристально вглядя в глаз твари, я выплюнула ей в "лицо":

-Не дождешься!

И, перевернувшись на спину, вонзила клинок в "глаз" создания.

Никакой гарантии, что это сработает, у меня не было, однако кинжал вошел в медальон на удивление легко — чвакнув, он пронзил податливый, упругий, словно желе, материал, и погрузился в него почти полностью — лишь оставив на поверхности навершие.

Нечленораздельно взвыв, тварь отпрянула от меня и яростно заметалась на месте, тщетно пытаясь избавиться от своего страшного украшения; отодвинувшись как можно дальше от нее, я с нетерпением ждала развязки, утирая пот.

И развязка не заставила себя долго ждать.

Тонко взвизгнув, будто раздавленная мышь, тварь бесформенным кулем осела на землю и...вспыхнула уже знакомым мне бледно-зеленым цветом. Сильнейший вихрь подхватил меня и затянул в разливающийся поток света, заставив сознание померкнуть.

* * *

Меня крепко приложило обо что-то твердое и швырнуло на ворсистую поверхность; вскрикнув от боли, я попыталась принять сидячее положение, прижав ладони к гудящей от головокружения голове.

Кое-как разлепив веки, я обнаружила, что вновь нахожусь в опочивальне калифа, и сижу на ковре, прислонившись спиной к кровати — видимо, об ее край я и ударилась затылком. Напротив меня, присев на корточки, находится Дарсан, обнимающий лежащую с закрытыми глазами черноволосую девушку, судорожно прижимая ее к себе. "Таллия", — шепнул мне внутрений голос, — "ее зовут Таллия".

Кое-как справившись с головокружением, я попыталась улыбнуться: я была несказанно рада вновь увидеть знакомое лицо, окунуться в теплый — реальный свет магических светильников, постаравшись как можно скорее выбросить из памяти всю мерзость, случившуюся со мной.

Похоже, предначертание все же настигло правителя Лах'Эддина. Его предала смерти Кошка.

Дарсан ответил на мою улыбку слабым подобием оной и кивнул на что-то, лежащее между нами. Сначала это показалось мне странного вида мешком, но затем я с ужасом опознала в нем...калифа Теймурана.

Тот лежал на животе, неестественно раскинув ноги; одна его рука была протянута к стене, а другая — просунута под безвольно поникшую голову.

-Ваше Величество... — тихо позвала я, предчувствуя беду.

-Он мертв, хэннум, — прохрипел Дарсан странным низким голосом, будто что-то сдавило ему горло, — вы убили его.

-Что?!

Не веря своим ушам, я вскочила на четвереньки и, поднатужившись, перевернула властителя Ранаханна на спину. Тот грузно, словно морж, опрокинулся навзничь и остался неподвижно лежать, уставившись в потолок невидящими глазами, которые уже успела заволочь мутная пленка смерти.

Злополучный медальон недвижимо покоился на его груди, а прямо посередине него торчал кинжал капитана Коннара, утопленный в царственную плоть практически полностью. По обнаженному боку калифа стекала, стремительно застывая, тоненькая струйка крови.

Я охнула и отпрянула, потрясенно глядя на Теймурана. Видят боги, я не хотела этого...да и как так могло вообще получиться, если я сражалась с тварью! Как...

-Вы не виноваты, хэннум, — вдруг услышала я хриплый голос Дарсана, — мы...мы видели, что случилось. Вы исчезли на несколько мгновений, а он....он стал чудовищем. Будто бы огромным слизняком. Потом он тоже исчез, и появился уже с...с этой штукой в нем.

Я потерла пальцами виски, чувствуя, как они начинают наливаться тупой болью. Выходит, спасая свою жизнь, я оборвала жизнь калифа. Пусть он тоже не без греха, однако не стоит забывать, что действовал он не по своей воле.

Дарсан кашлянул, и я встрепенулась, отбрасывая ненужное самобичевание Потом, все эмоции и переживания потом, а сейчас...

-Нужно убираться отсюда, хэннум, — тихо сказал Дарсан, — если нас поймают у тела Его Величества, то бросят на растерзание голодным тайгорам. И это — самое милостивое, что с нами могут сделать.

-Да, — кивнула я, признавая его правоту, — нужно выбираться...что с твоей невестой?

Юноша с тревогой глянул в неподвижное, словно у куклы, лицо девушки:

-Она дышит, но еле-еле. Свалилась без чувств, когда здесь снова появился...он, — Дарсан кивнул на тело калифа.

-Тогда бери ее на руки, и побежали, — жестко распорядилась я, вставая. От резкого движения перед глазами все поплыло, но я волевым усилием заставила себя удержаться на ногах, — сможешь?

Вместо ответа Дарсан глянул на меня со смесью обиды и гнева, бережно поднял свою невесту и с готовностью кивнул.

-Вперед! — распорядилась я.

* * *

Дверь, ведущая из покоев калифа, была заперта на массивный засов в виде головы тайгора и скрыта за тяжелыми бархатными портьерами. Отодвинув засов, я крайне осторожно приоткрыла дверь и выглянула в образовавшуюся щель.

Коридор, освещаемый мертвенно-бледным светом луны, льющимся с баллюстрады напротив, был пуст. Слегка осмелев, я приоткрыла дверь шире и выглянула наружу.

По бокам дверного проема, беспомощно раскинувшись, лежали два стражника, судорожно сжимая в руках алебарды. Вздрогнув от неожиданности, я пригляделась к ним и поняла: похоже, их постигла участь Таллии. Скорее всего, смерть склизской твари повлекла за собой и исчезновение чар, наложенных на обитателей дворца, что и вызвало обморок. Что ж, хоть какая-то польза от этой гадины есть.

Распахнув дверь, я — на всякий случай, шепотом позвала Дарсана и указала на неподвижных охранников:

-Видишь? Это наш шанс унести ноги, пока никто не пришел в себя.

-Что с ними, хэннум? — озабоченно спросил Дарсан, наклоняясь над стражником; я дернула юношу за локоть и ехидно спросила:

-Хочешь дождаться их пробуждения и узнать?

-Нет!

-Тогда бежим!

...Мы бежали так, словно Дикая Свора висела у нас на пятках: проносясь мимо роскошных залов, изысканных балконов и галерей; сбегая вниз по широким лестницам, устланным мягкими коврами...и везде натыкаясь на лежащих в беспамятстве людей: стражников и слуг. Если бы я не знала, что это лишь обморок, "Лилия" показалась бы мне гигантским могильником, застывшим под ночным небом в своей мрачной красоте.

Наверное, пробежка по дворцу отняла у нас не больше четверти часа, но мне эти мгновения показались вечностью. Спустившись на первый этаж, мы не нашли выхода из дворца, и я, недолго думая, запустила в ближайшее окно стоящей неподалеку тяжелой вазой. Окно с мелодичным звоном взорвалось россыпью осколков, и мы отбежали назад, чтобы не попасть под этот "дождь".

-Передай мне Таллию и полезай первым, — коротко приказала я.

-А вы удержите ее? — испугался юноша.

-Постараюсь. Не мешкай!

Дарсан аккуратно опустил девушку на мраморные плиты пола, а я осторожно подхватила ее за подмышки. Замотав руки оторванной полой своей дисдасы, чтобы уберечь ладони от остатков стекол, юноша перемахнул через подоконник и с глухим стуком приземлился снаружи.

-Все в порядке, Каэррэ-хэннум! — донесся до меня его приглушенный голос.

-Замечательно, — пробормотала я, подтаскивая бесчувственную Таллию к окну. Не отпуская ее из рук, я локтем сбила торчащие из оконной рамы осколки, залезла на нее и, поднатужившись, с неимоверным усилием затащила свою ношу следом, затем перекинула ноги и осторожно спустилась на землю, поддерживая девушку. Подскочивший ко мне Дарсан мигом принял у меня свой драгоценный груз и бережно вытащил следом.

Отдышавшись после бега, я огляделась: мы выбрались в дворцовый сад. Прямо перед нами раскинулся буйно цветущий куст гайаты, от запаха которой у меня моментально закружилась голова; бездонное небо, усыпанное звездами и увенчанное луной уже подернулось светлой каймой с востока; по правую руку от нас, по противоположной стороне сада тянулась дворцовая стена. Я вопросительно взглянула на Дарсана; тот, наморщив лоб, крутил головой по сторонам.

-Главная аллея — там, — наконец ткнул он пальцем влево, — видите ту арку в стене? Это главный выход из "Лилии", он ведет прямо к ней.

-Значит, туда, — решительно оборвала я его.

Кое-как продравшись сквозь кустарники и растения (наверное, в спешке, мы растоптали множество редких цветов), мы выбрались на широкую усыпанную мелким светлым песком дорогу, ведущую прямиком к дворцовой стене.

Драконюхи не обманули Дарсана. Неподалеку от нас стоял экипаж — высокое, драпированное светлыми занавесями сооружение, водруженное на два широких колеса. Запряженные в него два драконида заметно волновались, перебирая на месте мощными когтистыми лапами и недовольно пофыркивая; подобравшись поближе, мы увидели причину их волнения: один из драконюхов лежал у левого колеса лицом вниз. У его руки валялся кнут; подобрав оный, я вручила его Дарсану и приказала:

-Полезай на козлы, будешь править драконидами. Как только выберемся за ворота, держи курс к порту Хайсора...там меня уже ждут.

Дарсан коротко кивнул, без лишних вопросов помог мне залезть в экипаж и затянуть следом Таллию, и запрыгнул вперед. Забравшись внутрь, я осторожно уместила девушку на мягкой скамеечке, плотно запахнула занавеси и присела рядом с ней, придерживая на всякий случай ее за плечи.

Сундук Назиры стоял прямо напротив нас, но выбрасывать оттуда вещи уже не имело большого смысла. Конечно, это лишний груз, но и лишние деньги, причем, неплохие...

Снаружи раздался свист кнута, повелительный окрик Дарсана, цоканье когтей и шорох песка под колесами: мерно покачиваясь, мы покатили к воротам.

Внезапно Таллия вздрогнула и тихо застонала; почувствовав, как сердце уходит в пятки, я крикнула:

-Прибавь ходу, Дарсан! Заставь их двигаться быстрее!

И прибавила, уже гораздо тише:

-Я не хочу потерять все в нескольких шагах от выхода.

-Как скажете, хэннум! — крикнул в ответ юноша и вновь стегнул драконидов; экипаж дернулся и заскользил вперед. Таллия застонала еще громче, ее веки дрогнули...как вдруг мы остановились.

-Хэлль

* * *

** тебя раздери! — рявкнула я от переизбытка чувств, — что случилось?!

Занавеси впереди раздвинулись, и передо мной возникло обеспокоенное лицо Дарсана:

-Ворота заперты, хэннум!

-Что?!

Не мешкая, я выскочила наружу и тихонько присвистнула: громадные, устремленные ввысь створки, испещренные плохо различимой в потемках резьбой, были плотно закрыты. До моего слуха донесся низкий стон, и что-то темное заворочалось у подножия стены: скорее всего, это приходили в себя стражники.

Волна глубочайшего отчаяния нахлынула на меня: нет ничего хуже, чем стремиться к чему-то и упустить за секунду до победы; руки предательски задрожали, а в горле набух горький комок.

"Дура, идиотка, немедленно прекрати!" — со злостью одернула я себя, — "не время для паники! Выход есть всегда, даже из самых безнадежных ситуаций!"

И я его увидела.

На правой створке, чуть повыше моего роста, едва заметно мерцал полукруг, выложенный аметистами. Увидев его, я утробно застонала от радости: это была еще одна разновидность обережных самоцветов; к этому символу нужно было приложить грамоту.

Я лихорадочно засунула руку за пазуху, и меня прошиб холодный пот: грамоты не было! Однако, сдвинув ладонь чуть левее, я перевела дух: пальцы коснулись шершавого пергамента.

Не теряя времени даром, я подлетела к воротам и с размаху приложила грамоту к аметистовому калифской печатью полумесяцу. Едва слышно заскрипев, створы начали убийственно медленно распахиваться.

Стоны и ворочанье у ворот усилились; где-то во дворце тревожно запели силлы.

Одним махом подскочив к экипажу, я нырнула внутрь и выкрикнула:

-Как только ворота достаточно откроются — гони, что есть мочи!

-Вы необыкновенны, хэннум! — потрясенно пробормотал Дарсан и хлестнул драконидов.

* * *

Светало. Корабли с поскрипыванием покачивались на воде; наверху сонно вскрикивали чайки, переругиваясь с матросами, снующими по причалу. В воздухе витал аромат плесени и гнилой рыбы, смешанный с дивным запахом моря.

-Эй, Кошка! — по-алдорски окликнул меня Сайрус Щука, один из членов нанятой мной команды, — пошевеливайся! До того, как солнце поднимется над горизонтом, нам нужно отбыть!

-Я плачу тебе не за то, чтобы ты указывал мне, что делать! — крикнула я в ответ, — можно подумать, я первый раз в море! Выйдем, лучше сами пошевеливайтесь, лентяи!

Сайрус что-то пробормотал и скрылся за бортом.

-Что он сказал, хэннум? — недоуменно спросил меня Дарсан на наречии Ранаханна.

-Он сказал, что пришла пора прощаться, — мягко улыбнулась я юноше.

Мы стояли на скользских досках причала: Дарсан обнимал испуганно жавшуюся к нему Таллию, закутанную в одну из шалей Назиры, а я пристально смотрела на них, в глубине души жалея о скором расставании: я успела привязаться к моему храброму помощнику.

С другой стороны, легкую грусть притупляло острое желание рухнуть в койку и уснуть до самой Аэдагги.

-Куда вы теперь?— спросила я, нарушив неловкое молчание.

-На запад, к бедуинам, — прямо ответил Дарсан: было видно, что это решение он принял уже давно. Таллия кивнула и уткнулась лицом в его грудь.

-А на что будете жить? — вкрадчиво спросила я.

Таллия несмело улыбнулась и, взглянув на жениха, робко ответила мелодичным голоском:

-На мне остались кое-какие украшения, их хватит на первое время...

Я внимательно посмотрела на девушку, запунцовевшую под моим взглядом.

-Ты помнишь что-нибудь о...о времени, которое провела во дворце?

В огромных черных девичьих глазах зажегся огонек страха, и она прошептала:

-Все было, как во сне. Будто один бесконечный сон. Гарем. Другие девушки. Я не помню их лиц, их будто стерли. Потом меня повели к нему. Я оказалась в каком-то странном темном месте, и он превратился...в...

Продолжать она не смогла: ее задушили рыдания, и Дарсан крепче обнял ее, осуждающе глядя на меня поверх головы Таллии.

-Значит, туда он затаскивал всех... — задумчиво пробормотала я, вспоминая свою вынужденную вылазку в "пласт междумирья". Интересно, что же, все-таки, это за место? И как я очутилась там в своем сне?

От воспоминаний мои мысли плавно перескочили на другое, и я тихо вскрикнула, прижав ладонь ко рту.

Я совсем забыла про кинжал. Он так и остался торчать в груди калифа.

"Это мой личный кинжал, поэтому я даю его вам на время; вернете перед отъездом, хэннум", — прозвучал у меня в ушах голос капитана.

Я вернула ему клинок, пусть и не лично.

Однако найти его первым может вовсе не капитан. Что же тогда — обвинят его в убийстве?

Угрызения совести на миг кольнули меня — и отступили.

Капитан — сильный человек, да и кто посмеет заподозрить его? К тому же...это уже не моя забота.

Тряхнув волосами и избавившись от неприятных мыслей, я вновь обратила свой взгляд на стоящую передо мной пару.

-Не беспокойтесь за нас, хэннум, — тихо сказал Дарсан, — когда мы покидали комнату калифа, я прихватил это.

Он извлек из-за пазухи массивную золотую цепь и пару изящных колец-печаток.

-Этого с лихвой хватит нам на пару лет...а дальше будет видно.

Я рассмеялась и хлопнула юношу по плечу:

-Молодец, Дарсан! Теперь, я думаю, вы точно не пропадете!

Помедлив, юноша несмело пожал мне руку, а Таллия, всхлипнув, повисла на моей шее.

-Спасибо вам, хэннум, — жарко прошептала она мне в ухо, — мы никогда не забудем вас...

-Да чего уж там, — сжав девушку в ответ, я с трудом высвободилась из ее объятий, — кстати, экипаж заберите себе — мне он все равно ни к чему, а вам пригодится — добраться до бедуинов.

Вместо слов Дарсан лишь приложил скрещенные ладони к груди и низко поклонился мне; Таллия лишь схватила мою ладонь и стиснула ее, преданно глядя мне в лицо горящими глазами.

-Пришла пора расстаться, — помедлив, повторила я, — я думаю, что у вас все будет хорошо...прощайте. Скоро солнце полностью покажется из-за моря.

-Мы еще увидимся, хэннум? — крикнул мне вслед Дарсан,когда я ступила на трап.

Замерев на секунду, я полуобернулась и серьезно ответила:

-Вряд ли.

...Волны шумели за кормой, омывая днище корабля, который медленно разворачивался, отходя от ранаханнского порта и готовясь выйти в открытое море.

Я стояла на корме, положив согнутую в колене ногу на сундук Назиры, в котором покоился тщательно завернутый в шаль Камень, и, опершись о края борта, прищурившись, пристально наблюдала за плавно поднимающимся над горизонтом солнцем.

Впереди меня ждали новые приключения.

*дзиран — привилегированное сословие воинов в княжестве Хайань;

**Аэдагга — остров близ побережья Двух Океанов, один из крупнейших пиратских портов;

* * *

ритуал, помогаюий отогнать вероятность сглазить удачу;

* * *

Кайават — городок на западной границе Ранаханна;

* * *

*Милосердная Жрица — богиня смерти в космогонии Лах'Эддина. Обычно изображается женщиной, укутанной во все черное, с серпом в руке; им она срезает колосья жизней;

* * *

**Хэлль — один из богов Нижнего мира в космогонии Алдории;

Если Вы нашли эту книгу в сети, пожалуйста, дайте знать оценкой или отзывом Ваше отношение к произведению. Авторская страница на СИ: http://samlib.ru/k/kruz_o

Глава 7.

* * *

На Аэдаггу надвигался сезон дождей.

Как обычно, в такое время не хотелось выбираться дальше своей каморки, отгородившись от внешнего мира наглухо запертой дверью. Когда синеву неба начинала медленно поглощать унылая серая пелена — верный предвестник надвигающихся ненастий — на душе становилось тоскливо: просыпалась грусть по оставленному давным-давно дому, на ум лезли непрошенные воспоминания и вставали перед глазами каменистые пейзажи Коннемары. Злясь на себя за излишнюю сентиментальность, я старалась отвлечься, заняться чем-нибудь, но все валилось из рук; хотелось лечь на продавленную кровать, отвернуться к изъеденной древоточцами стене и уснуть.

И тогда, вытаскивая себя из пучины тоски, я начинала напевать, вспоминая коннемарские песенки и сочиняя новые...

...Однако в этот раз все было совсем по-другому.

Наступления сезона дождей я даже не особо заметила: все мои мысли были заняты Камнем и его загадкой. Правда, иногда из глубин памяти все же поднимались воспоминания о случившемся со мной (как правило, это происходило ночью), и меня начинали мучать кошмары. Бездыханный калиф с кинжалом, всаженным прямо в сердце и подрагивающим от конвульсивных судорог тела, вдруг открывал мутно-серые глаза без зрачков, и, шлепая непослушными губами, пытался что-то сказать. Тварь из Лах'Эддина, постепенно возникая в непроглядно-чернильной темноте, извивалась, пытаясь подобраться ко мне поближе. Ее глаз-медальон был сломан пополам, и из трещины сочилась буро-желтая слизь, чей отвратительный запах долетал до меня даже из сна.

К кошмарам мне было не привыкать — после того, что случилось с Моррисом, они снились мне еще чаще, и я с грехом пополам научилась различать разницу между сном и явью, и просыпаться без криков и мерзкого озноба по всему телу. Хуже кошмаров были муки совести, которые периодически вгрызались в мозг, заставляя вновь и вновь прокручивать в голове ранаханнские события и терзаться сомнениями: "А если бы мне удалось убить тварь, не причиняя Теймурану вреда?" Умом я понимала, что это был единственный способ уничтожить мерзкое создание и освободить Ранаханн от грозящей его народу участи быть под властью чудовища Забытых Пустошей, но...но.

Время от времени я вспоминала и о капитане Коннаре, который фактически спас мне жизнь. Если бы не его кинжал, я бы пополнила ряды бесследно сгинувших в чреве междумирья девушек; но воспоминания о кинжале невольно наталкивали и на другие, не очень приятные, размышления.

Стало ли известно ли осиротевшим без своего повелителя обитателям дворца, кто владелец клинка, в неурочный момент оборвавшего жизнь калифа? Если да, то я могу лишь посочувствовать капитану и пожелать, чтобы все обошлось благополучно. Глупо, конечно: если все сложится наихудшим образом, что в этом благополучного? А, с другой стороны, как я могу помочь капитану, будучи на сотни миль вдалеке от него? К тому же, я все равно бы не стала сознаваться в совершенном: своя шкура дороже.

Все эти нелегкие думы, терзающие меня вперемешку с угрызениями совести, привели к тому, что я начала покрываться гусиной кожей при одной мысли о капитане; вдобавок, отчего-то я была уверена, что рослый северянин отнюдь не обрадовался бы, вновь встретившись со мной. Лишь осознание того, что это вряд ли возможно, немного успокаивало меня и давало мимолетную передышку.

Минуло уже три недели с момента моего возвращения из путешествия в Ранаханн, и все это время я посвятила возне с первой вехой, которая, по словам старого монаха, должна была указать путь ко второй.

Беда была в том, что старик не дал Безбровому Энди подробных инструкций по обращению с Камнем: либо не знал, либо из пропитой памяти Безбрового все выветрилось. Имея на руках лишь его слова о том, что "Камень укажет путь к следующей вехе" (или как-то так), я пыталась самостоятельно нащупать верный путь, блуждая в кромешной тьме беспочвенных и, порой, совершенно безумных догадок...не имея под рукой даже зажженной лучины.

Я крутила Камень в ладонях, пытаясь нащупать пальцами хотя бы малейшую вмятину или выступ на его гладких боках: вдруг он полый внутри и имеет некий хитроумный механизм для открывания? Бесполезно. Камень с легким шуршанием терся об ладонь, но его округлые бока оставались идеально гладкими.

Я провела не один час, лежа на ветхом покрывале, положив Камень перед собой и напряженно вглядываясь в его янтарно-прозрачные глубины, надеясь, что там мелькнет что-то, что послужит ключом к разгадке.

Тщетно. Мутноватая внутренность вехи оставалась равнодушно-бездвижной, и, от постоянного напряжения, у меня начинало щипать глаза, и перед внутренними веками плыли оранжево-зеленые круги. Однажды, устав от бесплодных попыток, я уснула рядом с ним, но ничего не произошло — открыв глаза, я увидела Камень на прежнем месте, перед собой, — все такой же холодный и равнодушный.

Я катала Камень по щербатому полу, подталкивая пальцами ног. Кидала в воду. Бросала в огонь. Даже капала на него кровью из надрезанного пальца. Ничего не приносило результат. Камень оставался глух к моим попыткам, и, каждый раз испытывая неудачу, я чувствовала себя безумцем, пытающимся забраться на отвесную скалу с натертым маслом телом...

...В один из таких беспросветных дней, задумчиво глядя на унылую серость, сочащуюся сквозь окно, я с растущим отвращением подумала о Камне. Что же я делаю не так? Может быть, существует еще какой-нибудь предмет, без которого тайна вехи не откроется?

От этих мыслей меня пронизал озноб, ледяной ладонью погладивший между лопаток, и я, передернув плечами, сердито оглянулась на сиротливо лежащий на моей койке Камень. Вряд ли...иначе старик сказал бы и о нем.

Я вновь повернулась к окну и принялась остервенело накручивать на указательный палец темный локон. Существует что-то, что я пропустила, только что? Внутреннее чутье подсказывало мне, что разгадка настолько элементарна, что то, что я не додумалась до нее раньше, просто кощунственно.

Знать бы еще, что она из себя представляет.

Оставив в покое волосы, я прикусила согнутый мизинец...и вдруг меня осенило. Сердце учащенно забилось, а в животе появилась томная сладость предвкушения, смешанная со страхом перед возможностью ошибки.

Догадка была проста. Если Камень на самом деле является каким-то неведомым доселе мне камнем, то бишь, самоцветом, что мешает мне обратиться к тому, для кого мир любого камня в этом мире — открытая книга?

Иным словом, обратиться к литанээ.

Обычно Говорящих с камнями можно было найти лишь в мало-мальски крупных городах, однако, волею случая, на Аэдагге коротал свои дни один литанээ — Микаэль Аметист. По его рассказам, ему выпала незавидная судьба — связавшись в юности с дурной компанией и работая на какого-то пиратского капитана (имя Микаэль называть наотрез отказывался), литанээ вскоре сам попал в его шайку и принялся бороздить моря в поисках легкой добычи. Вольная жизнь, веселые товарищи, льющийся без остановки хмельной лэй* и сотни портовых красоток — все это вскружило голову юноше и заставило позабыть мирную сухопутную жизнь и Семью.

Лишь потеряв ногу в потасовке с морским пилозубом** и осев в маленьком домике на Аэдагге, Микаэль постепенно стал осознавать, что добрая половина его жизни прошла в беспутном кутеже, драках и пиратских набегах. Возвращаться в Алдорию ему было нельзя — однажды, в пылу битвы, он прирезал какого-то особо приближенного к королю чиновника, и за голову пирата-литанээ была назначена немалая награда; к тому же, на Аэдагге его хорошо знали и уважали за смелость и щедрость.

Подлечив ногу (вернее, то, что от нее осталось), поразмыслив и придя к выводу, что возврат к прежней жизни морского разбойника ему теперь претит, а, кроме этого, он умеет лишь Говорить с камнями, Микаэль решил заняться ювелирным делом — то есть, тем, от чего в свое время сбежал в море. Сначала изготовление самоцветных амулетов и талисманов показалось ему неимоверно скучным, но от природы литанээ не уйдешь. Постепенно бывший пират втянулся и даже начал получать удовольствие от работы с самоцветами; требуя за свои услуги куда меньшую плату, чем алдорские литанээ, Микаэль вскоре оброс обширной клиентурой из числа бывших собутыльников и товарищей по команде, и стал пользоваться славой отличного пиратского литанээ.

С Микаэлем я познакомилась год назад — когда Моррису потребовалось изготовить новый амулет видения взамен утерянного в последнем плавании. Вначале высокий смуглый человек неопределенного возраста, со впалыми щеками и радужными — как у всех Говорящих — глазами, показался мне слишком чопорным и высокомерным, но, пообщавшись с ним, я поняла, что это лишь маска — Микаэль не желал никого пускать в душу и предпочитал держать дистанцию, будучи на самом деле довольно приветливым и дружелюбным. Пару раз он предлагал мне сделать личный малый амулет из кошачьего глаза — от дурного глаза и порчи, обещая значительно сбить цену по дружбе, но я медлила, предпочитая вежливо отнекиваться. В сглаз я не верила, да и не было в ту пору у меня явных недоброжелателей.

Теперь же, вспомнив про Микаэля и его предложение, я усмехнулась. В свете недавно приключившихся со мной событий его упоминание про кошачий глаз показалось чуть ли не пророческим. "Связи между вещами глубже, чем кажется", — говорили мне монахи монастыря Белой девы

* * *

в Хайане, и с каждым новым витком моей жизни я все больше и больше верила им.

Итак, Микаэль...

Литанээ жил через две улицы от меня, в относительно тихом (по крайней мере, убийства и пьяные дебоши случались там в два раза реже, чем во всей остальной Аэдагге) Жестяном квартале. Глянув в окно, затянутое мутной пленкой бычьего пузыря и отметив, что, судя по проблескам солнца, пробивающимся меж серых облаков высоко в небе, до вечера еще далеко, я принялась заворачивать Камень в изрядно помятую и поистепавшуюся шаль Назиры, застегивать блузу и натягивать юбку. Нетерпение и радостное возбуждение, запевшее внутри при мысли о литанээ, подсказывали, что я на верном пути.

* * *

Я тщательнее надвинула капюшон плаща на голову, подобрала длинную полу и неторопливо направилась в сторону Жестяного квартала, стараясь не подходить близко к кособоким домам, чьи наспех налепленные друг на друга этажи грозно нависали над улицей. Их окна тускло смотрели на меня подслеповатыми бельмами; порой то одно, то другое распахивалось, и наружу высовывалась взлохмаченная голова, орущая непристойную песню; полуголая девица, зычно зазывающая к себе, или рука, выплескивающая на выщербленные булыжники ведро с помоями или блевотиной. Соленый запах моря и водорослей перебивал едкий "аромат" кислятины и подгорелого мяса, сочившийся из таверны "Песня сирены", мимо которой я прошла.

Близился вечер: лучи солнца стали постепенно приобретать золотисто-оранжевый оттенок, а тени — удлиняться. Часа через два-три стемнеет совсем, и хотелось бы к этому времени вернуться домой...

...После того, что случилось с Соколом, меня, едва не потерявшую рассудок от шока, приютил старый Одноглазый Том. Не знаю, чем я приглянулась ему, но старый пират поселил меня у себя, заботился, словно о дочери, и даже обучил кое-каким методам обращения с саблей и ножом.

-Тебе уготована жизнь в жестоком мире, — часто повторял он мне, вкладывая в мою руку оружие, — на Аэдагге женщинам приходится несладко, так что будет нелишним, если научишься постоять за себя.

Том никогда не говорил, что заставило его взять меня под свое крыло, кормить, учить и оберегать. На мои расспросы он отмалчивался или отмахивался; но я часто ловила на себе взгляд его глаза. В нем скользило сочувствие и...жалость, что ли.

Я же испытывала к старику нечто, вроде дружеской привязанности. Нельзя сказать, что он заменил мне отца, но он пришел мне на помощь в трудную минуту, и я была благодарна ему; он терпеливо возился со мной, приводя в чувство после пережитого шока, и ни разу не сделал ни единого гнусного поползновения в сторону недозволенного.

Жаль, что я так и не успела сказать ему "спасибо"...

...Старый Том погиб вместе с кораблем "Морской ветер", на котором он отправился в Хайань -понятия не имею, зачем. Старик не посвятил меня в свои планы, а лишь легко поцеловал в лоб и пообещал вернуться как можно скорее.

Обещания своего он так и не выполнил: в ночь после отплытия "Ветра" разыгрался страшный шторм, и корабль, вместе с командой, пошел ко дну на корм морским чудовищам. Об этом нам рассказал единственный выживший после этой трагедии — Аймак Крыса, которого, спустя три дня, подобрали в океане дрейфующим на обломке мачты. Пережитое наградило его белой, как луна, сединой и заиканием; кое-как придя в себя, Крыса поведал нам о жутком шторме, о разваливающимся, словно карточный домик, "Ветре" и о какой-то черной тени, будто бы метавшейся в грохочущем небе над разыгрывающейся трагедии. Выслушав Крысу, пираты перебрали в разговоре всех известных им монстров и чудищ, мифических и реальных, но так и не пришли к единогласному мнению, кто же это может быть. Пришлось сойтись на том, что в море разыгрался не только шторм, но и воображение Крысы.

В тот момент я тихо сидела в стороне, напряженно пытаясь уловить малейшие детали обсуждения. К горечи от осознания полнейшего собственного одиночества примешивался неприятный привкус ощущения себя лишней в этом мире.

Вместе с Томом ушла последняя опора, надежное плечо, на которое я могла опереться. Как никогда прежде остро я чувствовала себя песчинкой, потерянной в бурном океане.

Я не была и частью пиратского братства: единственная ниточка, связывающая меня с ним, оборвалась. Конечно, оставались еще мои песни; морские бродяги любили слушать их, собираясь вечерами по тавернам, но...в остальном меня сторонились. Том был лишь одной из причин; другой была неискоренимая пиратская суеверность.

Матерые морские волки, не боявшиеся ни богов, ни чудовищ, отчаянно пасовали перед миром духов и привидений; из пиратских баек и поверий о призраках можно было бы сложить толстенный том — на радость ученым мужам из столицы Алдории, увлекающимся народным фольклором. Однако записывать за ними было некому, а грамотой сами морские братья не владели, считая недозволительной роскошью. Поэтому байки и побасенки о привидениях оставались лишь в устном виде, переходя от пирата к пирату и обрастая густой бородой новых подробностей. Призраков боялись так отчаянно, что придумывали различные ритуалы, дабы не навлечь на себя гнев потустороннего обитателя.

Когда я убила Сокола и Волка, пираты, оправившись после этого невиданного на Аэдагге события, мигом разнесли слух о некоем довлеющим надо мной проклятием. Не желая мириться с тем, что слабой женщине, место которой — в постели или веселом доме, удалось в одиночку справиться с двумя бывалыми искателями приключений, морские братья мигом придумали причину — мол, всему виной злой дух, вселившийся в меня и моими руками отправивший на тот свет Сокола и Волка. Кто-то даже рассказывал, что видел, как рядом со мной мелькает чей-то призрачный силуэт, будто бы сотканный из дыма. Разумеется, никаких силуэтов рядом со мной не было, но это не мешало обитателям Аэдагги придумывать все новые и новые сказки о проклятой сыновьями Хэлля

* * *

Дикой Кошке. Конечно, эти слухи больше работали в мою пользу, нежели против: ни один пират не смел и притронуться ко мне... но все же неприятно ощущать себя полностью оторванным от мира человеком.

Иногда, закрыв глаза, я будто бы воочию наблюдала одну и ту же картину: в бушующем море, с ревом вздымающем к небу горбы волн, беспомощно болтается одинокая фигурка старика, молчаливо, но отчаянно цепляясь корявыми от вздувшихся вен руками за обломок палубы. Ураганный ветер свистит над ним, швыряя в лицо пригоршни соленых брызг, но потерпевший кораблекрушение и не думает сдаваться...

...Сверкает молния, освещая океан молочно-белым светом, будто на миг приоткрыв дверь в потусторонний мир. Мелькает гигантская плоская тень в разрыве туч, заслонив собой робко выглянувшую луну.

Океан пуст...

...Все, что у меня осталось от Тома — старый обшарпанный сундук, украшенный полустершимся вензелем какого-то давно забытого алдорского князя, и угловая комнатушка в доме на окраине Веселого квартала

* * *

*. За это обиталище, больше похожее на большую коробку, в котором помещалась лишь продавленная койка, пара полок и колченогий стол, я была готова молиться за упокой Тома всем известным и неизвестным богам: без крыши над головой, да еще и в моем незавидном положении, мне пришлось бы туго...

...Попадавшиеся мне навстречу пираты изредка вскидывали ладони или что-то буркали в знак приветствия, но большинству из них было не до меня. Их пальцы сжимали пузатые бутыли с лэем или островным ромом, а к груди некоторых с пьяным хохотом липли размалеванные девицы в вызывающе-ярких, но слегка потрепанных нарядах. Практически всех я знала в лицо — доводилось сталкиваться в закоулках Веселого квартала.

До дома Микаэля оставались считанные шаги, когда, огибая покосившуюся под тяжестью надстроенных этажей лачугу, я столкнулась с Рыжей Энн — соседкой по дому в Веселом квартале. Скорее всего, Энн была ненамного старше меня, но разгульная жизнь портовой проститутки и неумеренное потребление лэя сделали ее похожей на стремительно усыхающее яблоко, на которое густым слоем были намазаны белила. Свое прозвище Энн получила вовсе не из-за цвета волос — они были желтовато-белыми, как выгоревшая на солнце солома — а благодаря густой россыпи веснушек, обильно покрывающих ее белое тело.

Рыжая была одна; она нетвердо вышагивала в сторону Квартала, покачиваясь и прижимая к себе ополовиненную бутыль. Судя по ее довольному виду и маслено блестевшим глазам, ей попался щедрый клиент, не только оплативший услуги девицы, но и от души угостивший ее выпивкой.

-З-здравствуй, Кошка, — заплетающимся языком произнесла Энн, увидев меня, — куда это ты собралась, на ночь глядя?

Я посмотрела на небо: едва начинало смеркаться, но, наверное, в пьяных глазах Рыжей уже давно стемнело.

-Я спешу, — кратко ответила я, заглядывая через плечо соседки: в нескольких шагах от нас маячила дверь литанээ. Оставалось только отделаться от непрошенной собеседницы; желательно, не нарываясь на пьяный скандал. Энн неплохо относилась ко мне, больше всего, потому, что я не была ее коллегой по ремеслу, и не представляла в ее глазах конкуренции, однако с нее станется затаить на меня злобу и устроить какую-нибудь пакость. В отличие от пиратов, портовые проститутки никогда не страдали суеверными предрассудками.

Рыжая икнула, и меня обдало ароматом перегара и дешевых цветочных духов, которыми бродячие торговцы торгуют в разлив.

-Брось ты свои дела, — миролюбиво пробормотала она, — пойдем в "Три меченосца", говорят, там сегодня играет какой-то заезжий менестрель и проставляется Саймон Черный — он сегодня вернулся.

Я тяжело вздохнула: в данный момент меня не интересовал ни Саймон, ни все менестрели мира, вместе взятые. Тем не менее, от Рыжей было необходимо избавиться.

-Откуда вернулся? — добавив в голос каплю заинтересованности, спросила я. Энн вытаращилась на меня так, будто видела в первый раз.

-Кошка, на каком свете ты обитаешь? Черный поклялся ограбить купеческий морской караван, и, похоже, ему это удалось. Теперь он зовет всех в "Меченосцы" — обещает по кружке лэя и ломтю вяленого мяса, чтобы все отпраздновали его удачу.

Ее слова, вопреки ожиданиям, задели меня за живое. Я изобразила живейший восторг, с некоторой досадой отметив про себя, что возня с Камнем сильно выбила меня из колеи окружающих событий. О клятве Саймона я ничего не слышала, с головой погрузившись в разгадывание загадки первой вехи. Новости на Аэдагге проходили мимо, и мне, привыкшей быть в курсе всех событий, это очень не понравилось. Мне сто лет не был нужен Черный, но влиться обратно в струю хотелось; решение пришло моментально.

-Вот, что, — сказала я, — пожалуй, я загляну к вам...но позже. Сейчас мне все же надо разобраться кое с чем.

Видимо, полностью удовлетворившись моим решением, Энн кивнула, точнее, неуклюже уронила голову на грудь, и побрела прочь. Ее подрагивающая рука время от времени подносила к губам бутыль, а походка была неровной, будто Рыжая ступала по причудливо извивающейся по земле змее.

Я проводила соседку взглядом, пожала плечами и поспешила к дому Микаэля.

* * *

-Кошка? Какими судьбами?

Литанээ выпрыгнул мне навстречу из сумрака комнаты, опираясь на два неровно сколоченных костыля. Его левая нога, вернее, ее остаток, беспомощно болталась в туго завязанной узлом штанине, однако ее обладателя нельзя было назвать беспомощным. Несмотря на сухощавость, Микаэль обладал сильными руками и острым умом, позволившим ему не только выжить, но и неплохо проживать на Аэдагге.

-О, Хайлэ, Мик, — кивнула я, плотно прикрывая за собой дверь, — я к тебе по делу.

-Сразу хватаешь Хэлля за глотку

* * *

**, — литанээ поморщился и потер подмышку, которая, видно, ныла от долгого общения с костылем, — проходи, в дверях дела не обсуждаются.

Он посторонился, и я прошла в комнату — куда более просторную, чем моя, однако заваленную каким-то хламом: старыми полуистлевшими свитками, ящиками, в которых тускло поблескивали самоцветы, чучелами и скелетами неизвестных мне животных...Микаэль напомнил мне птицу кайгу, укращающую свое гнездо всем, что ей приглянется.

-Травяного чаю, Кошка? — литанээ, впрыгнувший в комнату следом, смахнул со скамьи, приставленной к грубо сколоченному верстаку, пыль и приглашающим жестом указал на нее, — присаживайся.

-Ты живешь на Аэдагге много лет, Мик, — усмехнулась я, выполняя его просьбу, — неужели ты до сих пор не понял, что здесь принятно предлагать гостям нечто, более крепкое?

Литанээ рассмеялся, обнажив потемневшие от некогда бурно потребляемого лэя зубы.

-Только не тебе, Кошка. Останки моего безвременно почившего воспитания не позволяют предложить даме крепкий хмель.

Это было чистой правдой: несмотря на дикие нравы и уклад пиратской общины, обтачивающие каждого новичка, как морская вода — гальку, Микаэль умудрился сохранить те крохи тактичности и манер поведения, которые прививаются во всех кланах литанээ. От пиратской жизни ему досталась хитрость и изворотливость, а также неистребимая любовь к наживе.

-Так что — чай? — уточнил Аметист, замирая у верстака. Я слабо улыбнулась и без лишних слов кивнула.

Пока литанээ возился, разжигая очаг, я задумчиво смотрела на его скособоченную влево спину, прикидывая, как бы получше объяснить цель моего визита. Распространяться на тему сокровищ не стоило — все же, Микаэль был морским разбойником больше, чем литанээ, и вполне мог перехватить мою инициативу по поискам вех.

Не придумав ничего стоящего, я вздохнула и решила начать разговор с чего-нибудь отвлеченного — авось, в процессе беседы осенит:

-Мик, ты встречал своих еще хотя бы раз, после того, как...после того, как покинул дом?

Спина литанээ на секунду напряглась, но Аметист ответил абсолютно спокойным голосом, не поворачивая головы:

-Нет. Вряд ли они обрадовались бы мне...хотя представляю себе их удивление — пропащий сын дома Аметист вдруг решил вспомнить заветы предков и вернуться к родовому ремеслу! Да не где-нибудь, а в самом сердце пиратского гнезда, на Аэдагге! Думаю, отца, если он еще жив, хватит удар, а глаза сестер и брата станут величиной с золотой дорий.

Я хмыкнула, представив себе выражения на лицах своей родни, узнай они, какую жизнь веду я.

Впрочем, не ручаюсь, что им было бы не все равно.

-Ты ничего не знаешь о своих? Неужели ни разу не захотелось поинтересоваться?

-А какой в этом толк? — в голосе литанээ прорезались обреченные нотки, — скорее всего, они давно похоронили меня...да и я уже много лет не чувмтвую себя полноценной частью Дома Аметист. Так, рыбешкой, отделившейся от стаи и прибившейся к косяку пилозубов.

Я не нашлась, что ответить на эту неожиданную исповедь.

Тем временем Микаэль покончил с очагом; в нем ровно загудело жаркое золотистое пламя, над которым литанээ повесил котелок с водой.

-Ну, Кошка, — спокойно сказал он, рывком преодолевая расстояние до меня и опускаясь напротив, — так что у тебя за дело? Не прикидывайся, что решила навестить меня исключительно ради интереса к моей родословной. Выкладывай, иначе мне придется накинуть лишние серебрушки за бестолково потраченное тобой время.

Поняв, что уже не отвертеться, я извлекла из-за пазухи аккуратно завернутый в шаль Камень, бережно распеленала его и положила на колючий верстак перед Микаэлем, приготовившись импровизировать.

-Мик, — серьезно сказала я, кладя ладони на теплую от моих объятий поверхность артефакта, — я не скажу тебе, что это такое и зачем мне это понадобилось. Я просто хочу узнать, камень ли это,и есть ли в нем что-то необычное.

Микаэль понимающе кивнул, неотрывно глядя на Камень, и с укоризной промолвил:

-Кошка, первое, что я говорю своим клиентам — мне неинтересны ваши тайны и помыслы, только платите деньги. Думаешь, я не знаю, что на Аэдагге чем меньше ты знаешь, тем крепче твой сон?

Его слова немного успокоили меня, но я решила все же не открывать перед ушлым литанээ всех карт.

Я примиряюще улыбнулась и легонько подтолкнула Камень к Аметисту; тот занес над ним мозолистые ладони, но не сразу опустил их, испытующе глядя на меня.

-Кошка, эта штука, похоже, сделана из янтаря, а мы не работаем с ним и с жемчугом.

-Мик, — начиная сердиться на нерасторопного литанээ, проговорила я, — я не знаю, из чего сделан этот шар. Давай выясним и это.

Литанээ пожал плечами и, предупредив, что мзду он возьмет в любом случае, опустил ладони на полупрозрачный Камень и прикрыл радужные глаза.

Я сжала шероховатую поверхность верстака, подавшись вперед и жадно глядя на Говорящего. Белки его глаз быстро двигались под тонкими, вздрагивающими веками, а плотно сжатые губы периодически болезненно кривились. Неожиданно Микаэль резко открыл глаза, заставив меня вздрогнуть, и озадаченно уставился в пространство перед собой.

-Ничего не понимаю, — медленно проговорил он, поглаживая Камень, — эта...штука определенно имеет отношение к самоцветам, но она не дает понять, к каким именно.

Я недоуменно наморщила лоб.

-Что ты имеешь в виду?

-Видишь ли... — литанээ рассеянно посмотрел на очаг, чертыхнулся и, ловко вскочив на костыли, прыгнул к нему, не прекращая говорить, — видишь ли, для литанээ, при использовании литовидения каждый камень поет свою Песнь, помогающую определить, что он из себя представляет, и как лучше работать с ним...ну, это детали, тебе неинтересно. Янтарь и жемчуг не имеют Песни потому, что они — плоды живых существ, а не осколки ожерелья

* * *

* * *

. Песнь же твоего камня слышна очень неотчетливо,

словно вынуждена пробиваться сквозь толщу воды. Я никогда раньше с таким не сталкивался.

Повисла тишина, прерываемая позвякиванием старого чайничка. Сноровисто действуя одной рукой, Аметист насыпал в него травяную смесь и залил кипятком из котелка; по комнате поплыл тонкий аромат болотной аюры

* * *

* * *

. Я жестом предложила помощь, но Микаэль возмущенно помотал головой, очевидно, не желая давать себе послабления и чувствовать себя калекой.

Пока он неловко ставил на верстак глиняные кружки, я тихо спросила:

-Это единственное, что ты видишь в нем необычного?

-Разве этого мало? — удивился Микаэль, — Кошка, ты достала где-то камень, сопротивляющийся литовидению, и еще недовольна?

Я разочарованно промолчала, стиснув зубы. Конечно, в глазах литанээ это выглядит настоящим чудом, только мне-то какой от этого резон? Вооружившись только этим знанием, вторую веху не найдешь.

Литанээ разливал по кружкам пахучий травяной чай, а я с тоской наблюдала за ним, подперев голову рукой. Придется начинать свои изыскания вновь...а я так надеялась на помощь Аметиста!

От невеселой перспективы и ощущения топтания на одном месте начала побаливать голова. Я отхлебнула немного отвара из аюры, абсолютно не ощущая вкуса, и, уткнувшись взглядом в шершавые серые доски верстака, принялась тихонько напевать себе под нос, чтобы успокоиться.

Внезапно верстак вздрогнул; подняв голову, я увидела, как Микаэль смотрит на лежащий рядом с ним Камень. В его взгляде сквозила тревожность, смешанная с озадаченностью.

-Повтори это еще раз, — отрывисто попросил он.

-Повторить — что?

-Напой, что ты там пела...неважно, что.

Я удивилась про себя, но исполнила его просьбу. Литанээ порывисто отставил свою чашку в сторону и вновь вцепился в Камень.

-Поразительно, — пробормотал он, — он отвечает...когда ты запела, его собственная Песнь будто бы стала громче, а внутри него что-то стало происходить.

Я почувствовала, как внутри лопнула натянутая струна, а по жилам разлилось теплое чувство эйфории. Неужели мы нащупали какую-то нить, ведущую к разгадке Камня?

-Изумительно, — тем временем бормотал литанээ, — вертя в руках Камень, — вот что, Кошка...ты уж прости, но я просто не могу сейчас отдать тебе этот камень. Оставь мне его хотя бы до завтра, а? Я хочу как следует изучить его и понять, что же такое с ним происходит.

Я с огромным сомнением посмотрела на Микаэля. Литанээ выглядел так, словно увидел женщину своей мечты; он держал Камень перед фанатично горящими глазами, бережно ощупывая его кончиками пальцев и беззвучно что-то шепча. В глубине души я прекрасно понимала и разделяла его чувства: то же самое я испытала, привезя Камень домой. А, с другой стороны, если вспомнить, с каким трудом мне удалось добыть эту веху и чего стоил побег из Ранаханна...сопереживание Микаэлю как-то быстро улетучивалось.

-Я не знаю, Мик, — наконец, с тяжелым вздохом призналась я, — видишь ли, этот камень мне очень дорог, и я не хотела бы доверять его кому бы то ни было...

Лицо Аметиста обиженно вытянулось, и на нем проступил отпечаток гнева.

-Кошка, я прошу оставить его мне всего лишь на одну ночь, — тихо проговорил он, стискивая Камень в ладонях, — я даже могу не брать с тебя денег. Завтра с утра зайдешь и заберешь его, даю слово.

В его тоне все яснее и яснее сквозили нотки какого-то безумия, и я слегка испугалась. Воистину, литанээ становятся ненормальными, когда дело касается мертвых самоцветов; будто мир живых их не интересует...

Заметив или же почувствовав мое сомнение, Микаэль подлил масла в огонь.

-Подумай сама, — вкрадчиво сказал он, — за эту ночь я могу обнаружить еще что-нибудь интересное в этом камне.

Я почувствовала, как чаша весов моих колебаний начала крениться в пользу литанээ. В самом деле, ведь именно Микаэль почувствовал что-то внутри Камня, когда я стала напевать; возясь с вехой в одиночку я часто пела, но ничего похожего не замечала. Я вновь взглянула в молящие глаза Аметиста и приняла решение.

-Ладно, — твердо сказала я, — но только на одну ночь. Завтра с утра я приду...

-Я знал, что ты поймешь меня, — возликовал было литанээ, но я жестом оборвала его и продолжила:

-Деньги ты получишь, и не отнекивайся. Мне не нужны подачки. И еще...мне нужен залог. Что-то, что послужит гарантией возвращения моего Камня в целости и сохранности.

Восторженное выражение на лице Аметиста чуть потускнело, но он, не раздумывая, вытянул из-под ворота рубашки какой-то кулон на цепочке и протянул мне.

-Разумное решение, — усмехнувшись сказал литанээ, — ты мне не доверяешь?

-Я никому не доверяю, — сухо сказала я, принимая от него кулон, — что это?

Микаэль чуть помедлил с ответом и негромко сказал:

-Аметистовый Глаз. Знак моего Дома. Самая дорогая для меня вещь — это единственное, что осталось мне в память о моей Семье.

Я рассмотрела кулон: действительно, он был сделан в форме серебряного глаза со зрачком из мерцающего сиреневого самоцвета. Значит, Аметист все же не отрекся от своих родных...и, возможно, даже хочет вновь повидать их.

Сжав ладонь, я залпом допила травяной чай и поднялась со скамьи.

-Спасибо за гостеприимство, Микаэль. Я зайду завтра, сразу после восхода солнца. Очень надеюсь, что тебе удастся отыскать в Камне что-то необычное.

-Береги кулон, — тихо промолвил Микаэль, умоляюще глядя на меня снизу вверх.

Я подняла руку к груди, и безделушка легко скользнула за кромку лифа.

-Не переживай, Мик, — широко улыбнулась я литанээ, — главное, чтобы моя вещь была у тебя в такой же сохранности.

* * *

Темнело. На Аэдаггу быстро опускалась ночь, овевая остров своим прохладным дыханием и зажигая в небе первые звезды. С моря доносились чьи-то покрикивания и мерный скрип кораблей, покачивающихся у причала; где-то высоко в небе тоскливо кричала припозднившаяся чайка.

Я стояла на пороге дома Микаэля, зябко кутаясь в плащ. Ноги, обутые в легкие плетеные сандалии, начали мерзнуть, а руки покрылись мурашками, но домой я не спешила, погрузившись в раздумья.

Таверна "Три мечехвоста", о которой говорила Рыжая Энн, совсем недалеко отсюда — нужно лишь дойти до конца Жестяной улицы и повернуть направо. Так почему бы не позволить себе небольшую передышку и не отправиться туда? Тем более, что повозиться с Камнем теперь предстоит Микаэлю, а я заслужила несколько часов веселья...

...Из таверны "Три мечехвоста" доносился неслаженный хор голосов; я без труда узнала зычный бас Алистера Беспалого, время от времени прорезавший эту разноголосицу; хрипловатый хохот Рыжей Энн и пронзительные вскирикивания Сайруса Щуки. Похоже, добрая треть всего пиратского населения Аэдагги набилась в это таверну. Неужели их так привлекла возможность выпить и закусить на дармовщинку, как обещал Саймон Черный? Конечно, морские волки любят покутить за чужой счет, но не столько же человек зараз...Хотя, вроде бы, Энн упоминала про какого-то менестреля.

Что ж, будет вдвойне грешно остаться в стороне от общего веселья.

Брезгливо обогнув чье-то пьяное тело, валяющееся в луже собственной блевотины у дверей таверны и втайне порадовавшись, что подол юбки не достигает земли, я толкнула тяжелую отсыревшую дверь "Трех меченосцев".

* * *

Первое, что меня поразило при входе в таверну — это действительно небывалое количество пиратов, вперемешку с проститутками толпившихся внутри. Все столы, уставленные кружками и заваленные солониной с какими-то овощами, были буквально облеплены морскими бродягами, однако большинство посетителей, тех, кому не хватило места, толпились в проходе, напирая друг на друга и вытягивая головы, всматриваясь куда-то в противоположный конец зала. Шум стоял такой, что приходилось кричать, чтобы можно было что-то услышать.

Я высмотрела невдалеке от меня Сайруса Щуку,с которым плавала в Ранаханн, протиснулась к нему и дернула за рукав,привлекая внимание.

-Что случилось? — прокричала я.

Сайрус обернулся и приветственно кивнул.

-О хайлэ, Кошка! — проорал он в ответ, — слышала про нового менестреля? Это какое-то...

Внезапно он прервался и стремительно отвернулся. Над толпой прокатился мелодичный звук, будто кто-то слегка тронул пальцами несколько струн.

Разноголосый хор моментально стих, и установилась такая звенящая тишина, что до моего слуха донесся стук собственного сердца.

Не успела я прийти в себя от изумления, как струны запели вновь, рождая неизвестную мне доселе мелодию. В ней слышалось дыхание леса и стук конских копыт, шелест птичьих крыльев и журчание ручья. Мелодия вводила в транс, обволакивая и рождая в мыслях какие-то расплывчатые дивные образы.

Через несколько мгновений в перезвон струн вплелся и голос — глубокий и сильный, заставляющий слезы наворачиваться на глаза, а тело — дрожать от восхищения.

Минул день,

Но я все еще здесь, с тобой,

Моя родная земля.

Твои леса, поля, холмы

И высокий купол небес...

Я все это вижу в последний раз.

О, ветер судьбы,

Подхвати меня,

Дай забыться,

Дай мне свободу,

Унеси за горизонт...

* * *

* * *

*

Менестрель пел, а я стояла, забывшись и прижав ладони к щекам, чувствуя, как из глаз невольно текут слезы. В какой-то момент, очнувшись от странного забытья, в которое меня погрузила песня, я огляделась, и увидела, что все — абсолютно все: суровые и жестокие морские волки, размалеванные проститутки, продавшие душу за звонкую монету, оборванные вонючие бродяги, застыли в едином восторженном порыве, полуприкрыв глаза и запрокинув голову. На их лицах отразилось выражение невероятного счастья и восхищения; кое у кого, как и у меня, на щеках поблескивали ручейки слез.

Неожиданно это зрелище воскресило в памяти наложниц калифа Ранаханна, и я почувствовала укол давно забытой паники. Неужели в качестве менестреля к нам явился еще один владыка Лах'Эддина?

Не теряя ни минуты, я начала проталкиваться вперед, безжалостно распихивая локтями присутствующих. Они, впрочем, будто и не замечали меня, чуть покачиваясь в такт дивной мелодии, в которую я отчаянно пыталась не вслушиваться.

Наконец, протиснувшись мимо превратившегося в собственную статую Алистера, я вынырнула из толпы к стойке хозяина таверны, облегченно перевела дух и только тогда обратила внимание на менестреля.

У высокой стойки, облокотившись на покрытую мутными разводами столешницу, сидел на высоком стуле темноволосый молодой человек в рубахе глубокого синего цвета со шнурованной горловиной и черных штанах, заправленных в стоптанные запыленные сапоги. Вся его поза — задумчиво опущенная голова, пальцы, будто бы самостоятельно перебирающие струны небольшой лютни, слегка ссутуленная спина — говорила о том, что сейчас он не видит и не слышит ничего вокруг, для него существует лишь мир, нарисованный его песней...и он не очнется, пока не допоет ее до конца.

Вряд ли он может быть еще одним воплощением твари с Забытых Пустошей...тогда в чем причина всего происходящего?

Неожиданно я ощутила слабый приступ зависти. Мои песни никогда не вызывали такой реакции у пиратской публики; каким же секретом владеет этот незнакомый музыкант?

Мои мысли были прерваны последними аккордами песни; дотронувшись до струн в последний раз — мягко и бережно, будто благодаря лучшего друга — менестрель опустил свой инструмент и поднял голову.

Отвлекшись от завистливых дум, я невольно отметила про себя, что, пожалуй, бродячий музыкант слишком красив для подобного занятия. Правильные, утонченные черты лица, в обрамлении чуть вьюшихся густых темных волос до плеч, подходили больше какому-нибудь богатому королевскому вельможе с родословной, уходящей в глубь веков, чем менестрелю, странствующему по тавернам и не имеющему ничего за душой. Однако в его лице было еще что-то, какая-то неуловимая тень, будто набрасывающая на его красоту незримую вуаль чего-то странного...жутковатого.

Тем временем, не догадываясь о моих мыслях, музыкант встал, оказавшись почти на голову выше меня, и легко поклонился, будто благодаря аудиторию за внимание. Таверна вновь взорвалась криками и свистом, и на сей раз в них звучало неподдельное восхищение, несвойственное, в принципе, пиратам. Кто-то, заходясь в ажиотаже вострога, даже колотил кружкой об стол, и я с досадой почувствовала, как моя ревность к подобной популярности менестреля усиливается.

"Молодец, парень!", "А веселое ты знаешь что-нибудь?", "Сыграй-ка песенку поживее, пока Серый не пришел!" — доносилось со всех сторон; чуть раздвинув губы в улыбке, певец поднял руку, прося внимания. Буря восторга слегка поутихла.

-Спасибо вам за столь теплый прием, — негромко проговорил он, но его голос, казалось, разнесся по всему помещению, — но, увы, мне пора. Я покидаю Аэдаггу на рассвете, и у меня осталось несколько неотложных дел...

Его последние слова были заглушены гвалтом — на сей раз, недовольным. Менестрель едва заметно поморщился и приготовился было еще что-то сказать, как вдруг Сайрус Щука, неведомым образом выбравшийся из толпы следом за мной, истошно заорал пьяным голосом:

-Ну, и убирайся с Аэдагги! У нас тут есть певцы и получше, правда, Кошка?

Застигнутая врасплох, я, тем не менее,была польщена, что обо мне не забыли в пылу восхищения песнями приезжего музыканта, и, едва сдерживая самодовольство, кивнула. Пиратская толпа, будто бы впервые увидевшая меня, обрадованно загоготала, а менестрель недоуменно посмотрел на меня, чуть сдвинув брови. Однако Сайрус и не собирался на этом останавливаться.

-Кошка! — вновь проорал он, уловив паузу во всеобщем шуме, — ну-ка, покажи этому красавчику, как ты умеешь петь! Пусть он узнает, что такое настоящая песня!

Предложение это было принято с неимоверным энтузиазмом; менестрель слабо улыбнулся, сдержанно кивнул мне и шагнул в сторону. Не успела я и слова сказать, как добрый десяток рук подхватил меня и поставил на самый крепкий стол в "Трех мечехвостах".

Оттолкнув наиболее назойливых пиратов, я отряхнула юбку, отбросила на спину волосы и оглядела толпу. Их глаза жадно пожирали меня; пираты, распаленные лэем и диковинными песнями приезжего мерестреля, явно жаждали услышать что-то свое, знакомое...и я знаю, что.

Я откашлялась, выпрямилась и, бросив горделивый взгляд на бесстрастно взирающего на меня менестреля, запела:

Я побывала во многих местах,

Я путешествовала по миру,

Все время в поисках чего-то нового...

Многоголосый рев десяток глоток на секунду прервал меня; морские волки моментально подхватили слова песни следом за мной:

Какая теперь разница,

Когда все дороги, по которым я ходила,

Кажется, всегда вели обратно к тебе...

Старые знакомые лица,

Каждый, кого ты встречаешь,

Следуя путям земли,

Камни мостовой и фонари

Очерчивают каждую улицу

И зовут меня вернуться домой...

* * *

* * *

**

Я пела, забыв обо всем на свете, чуть пританцовывая на скользкой столешнице; ответом мне был нестойный пьяный хор и восторг, льющийся отовсюду...

...Внезапное чувство близкой опасности обожгло меня изнутри; следом пришло настойчивое ощущение чьего-то пристального взгляда.

Поперхнувшись словами припева, я резко обернулась и замерла, чувствуя, как мой постамент уходит из-под ног.

В дверях таверны стоял капитан Коннар, неотрывно глядя на меня.

Поймав мой потрясенный взгляд, он нехорошо улыбнулся и кивнул мне — по ранаханнскому обычаю скрестив руки на груди.

*лэй — крепкий алкогольный напиток, изготавливающийся из перебродивших ягод и хлеба, пользующийся особой популярностью у пиратов;

**пилозуб — разновидность акулы. Обладает вытянутыми челюстями, усеянными несколькими рядами скошенных к глотке зубов; при захвате жертвы "перемалывают" ее при помощи этих зубов;

* * *

Белая дева/Дева Луны — верховная богина в космогонии княжества Хайань; считается покровительницей плодородия, весны и любви;

* * *

сыновья Хэлля — верховные демоны Нижнего мира в космогонии Алдории. Всего их шесть, покровительствующих шести основным человеческим порокам;

* * *

*Веселые кварталы — кварталы, где живут проститутки;

* * *

**аналог — брать быка за рога. Источник — алдорская легенда о Саане-избавителе, великом герое, победившем бога Хэлля и загнавшем его в Нижний мир. Саан победил, ухитрившись моментально схватить бога за глотку — самое уязвимое его место;

* * *

* * *

Легенда, записанная в Хрониках Камней, гласит, что род литанээ берет свое начало от Алайи — Праматери, родившейся в Мертвых снегах на окраине мира. У Алайи было ожерелье из самоцветов, которое она сорвала со своей шеи, как только оказалась под животворящим солнцем; это ожерелье она подбросила высоко вверх. Взмыв в воздух, оно порвалось, и самоцветы рассыпались пригоршней разноцветных сверкающих звезд. Их подхватил ветер и в мгновение ока разметал по четырем материкам. Каждый самоцвет, упав на землю, дал начало Семье литанээ, одарив каждую семью уникальными свойствами каждого отдельно взятого камня. Например, роду Сапфиров была дана способность наделения мудростью, Дому Берилл — просветлять разум и насылать болезни на врагов и т.д;

* * *

* * *

аюра — болотное растение, обладающее тонким, лимонно-мятным ароматом; внешне похожа на гибрид ромашки и мелиссы;

* * *

* * *

*Вольный перевод первого куплета песни гр.Rhapsody of Fire "Wings os Destiny";

* * *

* * *

**песня гр.Blackmore's Night, пер. Анна Сибуль.

Глава 8.

* * *

Сказать, что я испытала потрясение — значит, не сказать ничего. Мне на голову будто опрокинули ведро ледяной воды; дыхание перехватило, а на месте мыслей в голове вдруг образовалась звенящая пустота. Даже при появлении Морриса в моем сне я не испытывала подобного ужаса!

Время словно замедлило свое течение; все вокруг стало несущественным, кроме предмета моего страха, по-прежнему стоящего у двери и в упор глядящего мне в глаза.

И тут я сделала, наверное, самый глупый поступок за последнее время.

Чувствуя, как дыхание понемногу выравнивается, я заставила себя подавить приступ паники и, не теряя времени даром, легко спрыгнула со стола и нырнула в толпу, плотной стеной окружающую его.

Сквозь шум и гам, наполняющие помещение, ничего не было слышно, но отчего-то я была твердо уверена — капитан всенепременно захочет потолковать со мной по душам, и это вряд ли обернется для меня чем-то хорошим.

В "Трех меченосцах", как и в большинстве питейных заведений острова, позади стойки трактирщика был неприметный черный ход — на тот случай, если кому-то из гостей понадобится срочно ретироваться.

Например, мне.

Пробравшись к стойке трактирщика, не обращая внимания на недоуменные взгляды и кожей ощущая погоню, я обогнула стойку слева, столкнувшись с давешним менестрелем. Он хотел было что-то спросить, но я досадливо отмахнулась и, пробормотав извинение, скользнула за нее.

За полками, уставленными мутными бутылками с выпивкой, виднелась едва заметная щель, из которой слабо тянуло свежим воздухом, перебивающим "ароматы" таверны. Наугад ощупав стену и нашарив пальцами небольшое углубление в ней, я изо всех сил дернула дверцу на себя и выскочила на улицу.

Плотно прикрыв за собой двер, я опрометью бросилась во тьму переулка, кое-где прорезаемую желтым дрожащим светом фонарей.

Проскочив пару кварталов, я забилась в укромное место — угол, образовываемый домами, скрытый в глубокой тени, отбрасываемый тяжело нависающей сверху пристройкой — и немного перевела дух. Сердце колотилось, как бешеное, и все же мне удалось немного отдышаться и собраться с мыслями, ежась от холода — в преддверии сезона дождей ночи становились более, чем прохлаными, а плащ я в спешке оставила в "Трех меченосцах".

Интересно, какого Хэлля я кинулась прочь? Вот уж глупость, так глупость — поступив таким образом, я расписалась в том, что не только знаю капитана Коннара, но и прекрасно поняла его жест и явно враждебное ко мне отношение. Не поддайся я панике, могла бы уболтать капитана...или же вообще притвориться, что впервые его вижу.

Сверху сочилась вода, и пара капель попала на мои разметавшиеся по плечам волосы. Раздраженно смахнув их, я потерла виски и продолжила размышлять, ощущая, как внутри крепнет злость на саму себя.

Что мне теперь делать, зная, что капитан на Аэдагге, и неизвестно, надолго ли? Запереться дома, как трусливая мышь, боясь лишний раз высунуть нос наружу? Ходить по улицам с оглядкой и хорониться от каждого шороха?

Я скрипнула зубами и стиснула кулаки. Да уж, загнала я саму себя в ловушку...

Мимо угла, где скрывалась я, прошли два пирата, которые, судя по заплетающейся походке и долетевшему до меня запаху лэя, были изрядно набравшимися. На всякий случай вжавшись в стену, я проводила их взглядом. Нет, пожалуй, они мне не знакомы...

Легкий ветерок коснулся моего разгоряченного лица, и это слегка остудило мой взбудораженный разум и вернуло к жизни. В самом деле, чего мне бояться? Пираты вряд ли выдадут капитану, где я живу, так что просто постараюсь не попадаться ему на глаза...и разузнать, по мере возможностей, надолго ли он прибыл на Аэдаггу, и что заставило его покинуть Ранаханн.

Окончательно принятое решение успокоило меня и ослабило тугой комок, образовавшийся в груди, придав уверенности. Глубоко вздохнув и только сейчас ощутив запах моря, освежающий воздух, я гордо вскинула голову, вышла из своего укрытия и зашагала к углу дома...

...Чтобы, завернув за него, лицом к лицу столкнуться с капитаном Коннаром.

* * *

Он был огромен — полутьма переулка добавляла ему роста и массивности — и возвышался надо мной, как саблезубый северный медведь. Его черные волосы, по-прежнему не собранные в косу, разметались по широким плечам, еще больше усиливая сходство.

Глядя на него снизу вверх, я почувствовала, как решимость стремительно уходит из сердца, а ноги немеют, врастая в землю. Больше всего на свете мне захотелось оказаться подальше от этого проклятого переулка — желательно, в своей каморке, плотно-плотно укутавшись в одеяло. Звучало малодушно? Да, я знаю. Но я предпочитаю скорее уцелеть, чувствуя себя последней трусихой, чем хлебнуть полную чашу неприятностей с гордо поднятой от ощущения собственной храбрости головой.

Однако пути не было — ни назад, ни вперед, ни даже вбок.

Первым молчание нарушил капитан. Он вновь с нескрываемой издевкой поклонился мне и насмешливо промолвил:

-Здравствуйте, Каэррэ-хэннум. Честно говоря, меньше всего ожидал увидеть вас именно здесь. Или, может быть, правильнее назвать вас Дикой Кошкой Мелиан?

В его тоне звучала плохо сдерживаемая ярость, из чего я сделала вывод, что после моего побега из Ранаханна ему пришлось нелегко — и все, скорее всего, по моей вине.

Выхода не было, и мне оставалось лишь делать хорошую мину при плохой игре.

-Здравствуйте, капитан Коннар, — усмехнулась я, — честно говоря, менее всего ожидала увидеть Вас здесь. Неужели Вы решили сменить хлебную должность капитана дворцовой стражи на сомнительные удовольствия пиратской жизни?

Зря я взяла такой тон. Несмотря на полутьму переулка, я абсолютно ясно увидела, как лицо капита помрачнело, а зубы скрипнули, когда он стиснул массивные челюсти.

-Мне давно следовало догадаться, что ты из себя представляешь, — его голос был хриплым, как видно, от плохо сдерживаемой ярости, — но мне будто пелена застила глаза...

Я попыталась воспользоваться моментом и сделала шаг в сторону, но северянин двинулся следом, и я вновь застыла на месте. Тогда я решила вовлечь его в более содержательный, чем обмен любезностями, диалог — глядишь, и заболтаю его как-нибудь так, что смогу улизнуть.

-В Ранаханне вы были более любезным, капитан, — мягко промурлыкала я, — к чему эта беспричинная ненависть? Мы вполне можем решить все наши разногласия мирным путем и разойтись...по-дружески.

Ох, зачем я только это сказала! Когда я уже заканчивала фразу, капитан вновь шагнул ко мне и занес руку — такую огромную, что ей он легко мог бы свернуть мне шею. Я попятилась, отшатнувшись, но северянин оказался быстрее, крепко схватив меня за плечо и стиснув так, что я едва не закричала от боли.

-Знаешь, что делают в Ранаханне с убийцами? — глухо спросил он, нависая надо мной. Чувствуя, что вопрос чисто риторический, я, тем не менее, помотала головой, соглашаясь подтвердить или опровергнуть все, что угодно, лишь бы убраться отсюда невредимой.

-Чан с кипящим маслом — стоит опустить туда человека на минуту, как с него клочьями слезает кожа, обнажая нежное мясо. После этого он быстро становится похож на зажаренного перепела, — капитан произнес эту фразу с каким-то жестоким наслаждением. Было темно, но я видела, как слабо поблескивают его зрачки, буравя меня взглядом. Интересно, ему доводилось самолично отправлять человека на подобную казнь?

-Однако убийце самого калифа нечего рассчитывать на столь легкую смерть, — немного помолчав, продолжил северянин, — меня ожидала куда более худшая кара — мне хотели вырвать глаза и отсечь руки, бросив затем в змеиную яму...а все из-за одной проклятой ведьмы, которая пробралась во дворец, околдовала всех, воткнула нож в сердце калифа и исчезла. Если бы не друзья, я бы сейчас медленно разлагался в змеиных желудках.

Он крепче стиснул мое плечо, и я глухо зашипела от боли. Спорить с ним было бесполезно. Убеждать и доказывать что-то — тоже.

Но, может быть, все же стоило попытаться?

-Ты знаешь, кем на самом деле был твой драгоценный калиф? — морщась от хватки северянина, тихо спросила я, — в нем сидела одна из самых мерзких тварей, которых я когда-либо видела...если бы не твой кинжал, она бы прикончила меня, потом — девушек из гарема...а затем и принялась бы за вас!

Коннар молчал, не сводя с меня глаз, и я решила, что он начинает остывать.

-В каком-то смысле, — вкрадчиво продолжила я, — Ранаханн мне обязан. Я спасла его от участи вести жалкую жизнь под началом безумной нежити с изнанки мира.

В плечо будто впились раскаленные клещи, когда капитан встряхнул меня; не выдержав, я громко ахнула.

-Дура! — прорычал северянин, — неужели ты не понимаешь, что мне плевать на Ранаханн и всех его калифов и жителей, вместе взятых? Я наемник, понимаешь? У наемников нет привязанностей, нет хозяина, они выполняют лишь ту работу, за которую им платят! И, клянусь всеми богами Амальганны*, я выполнял ее хорошо! Пока не появилась ты...золотоглазая ведьма!

Пока он выплевывал мне в лицо свою обличающую тираду, я молчала, сжавшись в комок, боясь лишний раз пошевелиться. Однако его последние слова меня задели: глаза у меня и впрямь были карие с едва заметным золотистым отблеском...но почему...

-Почему ведьма? — тихо спросила я, — во дворце мне была нужна одна-единственная вещь...и не моя вина, что все так обернулось.

Бывший капитан громко расхохотался, запрокинув голову; я с тоской смотрела на него снизу вверх.

-Потому, что только ведьма способна беспрепятственно проникнуть в тщательно охраняемый дворец, прикинувшись знатной дамой. Только ведьма может накинуть свои чары на всех вокруг и заставить их подчиняться своей воле...

Северянин встряхнул меня и рывком приблизил к себе, нависнув в ударе сердца от моего лица.

-Только ведьма, — хрипло проговорил он, — могла околдовать меня и заставить помогать ей, забыв обо всем...вообразив, что моя единственная задача — оберегать ее покой...впервые забыв о Тириэнь, безвременно умершей невесте, единственной для меня на этом свете. И чем она отплатила мне за помощь? Тем, что выставила убийцей? Тем, что своими руками почти столкнула в змеиную яму?

Его горячее дыхание опалило мои щеки, и я с внезапно пронзившим меня ужасом, последовавшим за изумлением от подобного откровения, вдруг четко и ясно осознала, что за ним последует.

Так смотрел и говорил со мной Волк, когда Моррис привел меня, тогда еще такую глупую и наивно верящую в любовь, к нему.

Я не ошиблась.

Резко толкнув, капитан прижал меня спиной к осклизлой стене дома и, шагнув следом, впился в губы грубым поцелуем, крепко держа меня сильными руками.

Меня будто парализовало; все пережитое и, казалось бы, надежно похороненное в глубинах памяти, выплеснулось на ее поверхность, заставив тело оцепенеть. Я не сразу сообразила, что происходит, и, сообразив, начала яростно сопротивляться, пытаясь вывернуться из железной хватки северянина.

Тщетно. Он был непоколебим; с тем же успехом я могла бы пытаться сдвинуть с места валун.

Я изо всех сил стиснула зубы, отчаянно пытаясь не поддаваться его настойчивым попыткам раздвинуть губы...когда с вновь прокатившимся по спине холодом ужаса почувствовала, как его рука скользнула по моей груди, с треской разорвав блузку сверху донизу.

Кулон Аметиста с печальным позвякиванием упал на землю.

От ужаса и омерзения я глухо зарыдала, отказываясь признавать, что это происходит на самом деле. В этот момент я от всего сердца возненавидела северянина, горячо желая добраться и до его глаз..когда неожиданно откуда-то, словно из другого мира, донесся тихий голос:

-Оставьте миледи.

Хватка капитана моментально ослабла, и я наконец-то получила возможность глотнуть воздуха, едва сдерживая неистовое желание отплеваться.

Коннар отпустил меня и резко обернулся, а я оперлась на стену, чтобы не упасть от внезапно нахлынувшей слабости. Дрожащей рукой я стянула на груди разорванные края блузки, украдкой подняла с земли кулон и, до боли вытирая губы, заглянула за возвышающуюся передо мной массивную фигуру моего мучителя.

В просвете переулка виднелся силуэт кого-то, очень смутно знакомого. Темнота мешала разглядеть его во всех подробностях, но меня отчего-то посетила слабая надежда на то, что все еще может обойтись.

-Ты с ума сошел, что ли, певец? — в ярости спросил северянин, тяжело дыша, — иди, куда шел, и не лезь не в свое дело.

Силуэт не шелохнулся, а я моментально сникла — вряд ли приезжему есть до меня дело...да и массивные кулаки Коннара напугают кого угодно.

Однако менестрель отчего-то не торопился покидать нас.

-Отпустите миледи, — вкрадчиво повторил он и сделал шаг вперед, — я очень сомневаюсь в том, что ей нравится подобное обращение.

Коннар замер на мгновение, а затем разразился громким хохотом, в раскатах которого мне почудилось зловещее.

-Ты как ее зовешь, музыкант? Это она-то — миледи? — он обличающе ткнул в меня пальцем, и я против воли вздрогнула, — тоже мне, нашел благородную даму...это же ведьма, портовая шлюха со сладким голосом, пиратская подстилка!

От его слов во мне забурлило и потекло по жилам что-то темное. Страх и порожденное им оцепенение улетучились в один миг, и глаза начала застилать ярость. Сузив глаза, я подалась вперед, но вдруг что-то неуловимое будто бы окатило меня ледяным потоком, принудив остановиться и слегка прийти в себя.

В повисшей гнетущей тишине было слышно, как капает, просачиваясь откуда-то сверху, вода. Менестрель не торопился с ответом, но я кожей почувствовала разлитое в воздухе напряжение.

Наконец темноту прорезал его голос — абсолютно спокойный, отчеканивающий слова с убийственно-размеренными паузами.

-Прежде всего она — женщина, — хладнокровно промолвил он, — и то, что вы, воспользовавшись тем неоспоримым преимуществом, что дает вам сила, подняли на нее руку и попытались обесчестить, говорит лишь о том, что вы подлец и трус, способный на удар исподтишка.

Не ручаюсь, что северянин понял и половину из этой цветистой фразы; признаюсь, я и сама поразилась непривычному велеречию бродячего музыканта. Однако удар попал в цель — спустя удар сердца капитан выпрямился во весь свой огромный рост и взревел:

-Ты посмел назвать меня трусом?! Ты, жалкий сопляк!

Забыв про меня, он кинулся на менестреля, и я по-настоящему испугалась — теперь уже за певца. Они были одного роста, но на фоне могучей медвежьей фигуры северянина менестрель казался тонкокостным юношей, готовым сломаться от первого же удара кулака наемника.

Если на моей совести будет еще одна смерть ни в чем не повинного человека, уйду к монахам Белой Девы и приму обет молчания, строго сказала я себе. Хватит с меня и той порции ночных кошмаров, что приходили ко мне почти еженощно.

Однако дальше события разворачивались совершенно неожиданным образом.

Увидев несущегося на него Коннара, музыкант, тем не менее, не дрогнул и даже не шевельнулся в сторону отступления. Дождавшись, когда наемник замахнется на него, менестрель легко взметнул руку вверх и встретил громадный кулак северянина раскрытой ладонью, мигом сомкнувшейся вокруг сжатых пальцев капитана. И...все остановилось.

Я не сразу поняла, что происходит. Коннар глухо зарычал, пытаясь если не завершить начатое, то хотя бы выдернуть руку из ладони музыканта, а тот стоял, по-прежнему хладнокровно и, как мне показалось, с вежливым любопытством глядя на противника.

Внезапно слабый ветерок пронесся по переулку, и я уловила едва-едва — на грани тишины — различимый шепот, отозвавшийся тонким звоном в ушах. Капитан замер на несколько ударов сердца, а затем принялся яростно выдирать руку из хватки менестреля.

Тот молчал и не двигался, пристально наблюдая за противником.

Звон в ушах усилился, и я, отпустив разорванную блузку, зажала ладонями уши, силясь отгородиться от этого назойливого звука, вгрызающегося в мозг.

Внезапно все прекратилось.

Звон исчез. Менестрель отпустил руку северянина, который с хриплым ревом отшатнулся от него. Затем Коннар хрипло вздохнул, сплюнул на землю и, бросив мне сквозь зубы: "Еще встретимся, Кошка!", скрылся за углом.

Мы с менестрелем остались одни.

Признаться честно, после увиденного, безымянного музыканта я испугалась едва ли не больше, чем бывшего капитана. Мысль о том, что незнакомец вполне может оказаться каким-нибудь очередным темным колдуном, вторично посетила мой разум, и я едва ли не захотела, чтобы северянин вернулся, дабы не оставаться в этом проклятом переулке тет-а-тет с неизвестным.

Я вжалась в осклизлую стену, покрытую шершавой плесенью, и, вновь прижав руки к груди, завороженно взирала на стоящего передо мной менестреля. Примерно так же мышь смотрит на болотного лайзарда**, прекрасно зная, что их общение закончится у него в желудке, но ничего не в силах поделать.

Помедлив пару мгновений, музыкант едва слышно вздохнул и начал расстегивать куртку.

Я чуть было не разревелась вновь. Прав был Коннар — я дура. Понадеялась на помощь, а ему, видимо, нужно от меня все то же самое. Ненавижу!

Как же я их всех ненавижу...

...Расстегнув куртку, менестрель снял ее и...протянул мне.

-Накиньте на плечи, миледи, — тихо сказал он, — вам, наверноеnbsp;, холодно стоять...вот так вот.

До меня не сразу дошел смысл его слов, и я не шелохнулась, оцепенело глядя на него. Видимо, поняв мое состояние, менестрель подошел ближе и мягко опустил куртку на мои плечи.

-Она, конечно, старая и вытертая, — виноватым голосом сказал он, — но ничего другого у меня нет.

Когда мягкая кожа коснулась покрытых мурашками от холода плеч, внутри меня что-то оборвалось. Все накопившиеся от пережитого эмоции бурным потоком хлынули на поверхность, и по щекам потекли ручьи невольных слез. Я разревелась в голос и уткнулась лицом в грудь музыканта.

Немного помедлив, он мягко обнял меня за плечи.

* * *

По улицам Аэдагги гулял ветер, принося с собой капли дождя, но мне он уже не казался таким пронизывающим — куртка менестреля приятно грела тело и надежно оберегала от холода с тем лишь неудобством, что мне она была явно велика. Руки тонули в чересчур длинных рукавах, а полы спускались ниже пояса, отчего я чувствовала себя завернутой в теплый мешок.

Менестрелю, шагающему рядом со мной в одной рубахе, ветер тоже будто был нипочем. Он ни словом не обмолвился с момента той мизансцены в переулке, лишь обронив, что проводит меня до дома, дабы не случилось еще чего-нибудь нехорошего. Я не возражала: после пережитого навалилась безумная усталость, и хотелось только побыстрее добраться до дома, упасть в койку и забыться тяжелым сном.

Тем не менее, через некоторое время молчание начало меня немного утомлять; к тому же, мне выпала возможность получить ответы на некоторые вопросы. Кто знает, может быть, завтра он уже покинет Аэдаггу, а я так и не узнаю, почему...

-Почему ты помог мне? — сорвалось у меня с языка.

Если музыкант был удивлен внезапностью вопроса, то он этого не показал.

-Я мог бы сказать, что шел за вами от таверны, миледи, — усмехнулся он, — но это было бы неправдой. Все гораздо прозаичнее — дом, где мне любезно предоставили комнату, находится на пути мимо того переулка, где...хм...

-Я поняла, — перебила я его, — и ты решил просто так помочь незнакомой девушке? Прости, но я не верю в столь рыцарские порывы.

Менестрель развел руками:

-Верить или не верить — это ваше дело, миледи. Я не мог пройти мимо подобного. Теперь моя совесть чиста, и, поверьте, я ничего не прошу взамен.

Я смешалась. Меня разрывали внутренние противоречия: я не могла свыкнуться с мыслью, что мне решили помочь абсолютно бескорыстно. С другой стороны, последние годы общения с мужским полом научили меня, что полностью доверять им нельзя. Ни при каком условии.

Слишком горькой может оказаться расплата.

-Спасибо тебе, — мягко сказала я, — и все же...мое знакомство с капитаном Коннаром убедило меня, что это опасный и сильный человек. Как тебе удалось справиться с ним...так легко?

-Миледи... — начал было менестрель, но я нетерпеливо перебила его: подобное обращение начало резать слух:

-Брось. Какая я тебе миледи? Миледи танцуют на балах, закутанные в шелка, а я просто Мелиан. Мелиан Дикая Кошка, искательница приключений без роду-племени. Вот так-то.

Менестрель развел руками:

-Сила привычки. С ней справиться не так-то легко.

Я глубоко вздохнула:

-Уж постарайся. Поверь, таким титулом ты обижаешь меня гораздо сильнее, чем кап...Коннар.

Менестрель промолчал, но я отчего-то была уверена, что он улыбнулся.

-Я запомню это, ми...Мелиан, — учтиво сказал он.

Отчуждение, повисшее между нами, начало стремительно угасать.

-Вот и славно, — удовлетворенно сказала я, — а теперь, раз уж ты такой вежливый, то с твоей стороны нехорошо заставлять девушку ждать ответа на свой вопрос.

Менестрель пожал плечами:

-В этом приеме нет ничего хитрого. Я видел, как его часто используют кочевники, и решил, что и мне полезно было бы его освоить. Весь секрет в том, чтобы особым образом захватить пальцы противника и надавить на...

Дальше слушать было не очень интересно: я знала, что о средствах веденя боя мужчины способны говорить часами, и я аккуратно свернула разговор на другую тему:

-Ты общался с Воронами? Наверное, ты много, где побывал...

-Доводилось, — уклончиво ответил музыкант, — кстати, если уж вы...прости, ты упомянула того малоприятного человека, поспешу тебя заверить — больше он не посмеет тебя и пальцем тронуть. Без твоего на то согласия, разумеется.

Это было сказано так весомо, что я моментально насторожилась:

-Почему?

-Просто поверь мне, — кратко ответил менестрель. Это прозвучало столь безапелляционно, что мне не оставалось ничего другого, как выполнить его просьбу. Что-то с ним явно было не так, но что именно — выяснять не хотелось.

В конце концов, я уже не в первый раз убеждалась, что чужие тайны лучше не трогать.

Тем временем, завернув за угол, мы вышли к покосившемуся дому, на верхнем этаже которого находилась моя комнатушка. Дождь начал усиливаться, и, кутаясь в куртку, я в который раз порадовалась, что менестрель не прошел мимо.

Я легонько тронула его за рукав:

-Мы пришли. Спасибо тебе огромное, что проводил...и за все остальное.

На секунду закралась крамольная мысль, что менестрель может намекнуть на продолжение знакомства уже в моих апартаментах, но она исчезла почти сразу же, как появилась. Я готова была поклясться, что в ночной тьме, едва разгоняемой светом фонарей, на лице музыканта мелькнуло облегчение.

-Будь осторожна, Мелиан, — тихо сказал он и, слегка поклонившись, исчез в ночи, оставив меня в глубокой задумчивости стоять на пороге.

Лишь задвигая засов на двери своей комнаты, я сообразила, что не вернула своему спасителю его куртку.

И даже не спросила, как его зовут.

* * *

Вопреки ожиданиям, я проснулась на рассвете — от глухо рокочущих раскатов грома где-то вдалеке. За окном серело утреннее небо и шелестел дождь; за тонкой стенкой едва слышно похрапывала моя соседка. Интересно, как давно Рыжая вернулась к себе? И одна ли она сейчас лежит в кровати?

Мысли об Энн заставили меня — подробно и в красках — вспомнить вчерашний день, а куртка менестреля, оказавшаяся в свете наступающего дня и впрямь потрепанной, темно-рыжей, воскресила в памяти и прочие малоприятные подробности. Воспоминания заставили меня вздрогнуть и получше закутаться в старое одеяло. Желание провести весь день, не высовывая носа за дверь, вспыхнуло во мне, и я чуть было не поддалась ему...пока взгяд не выхватил из полумрака комнаты сиротливо поблескивающий на ветхом столике кулон.

Микаэль Аметист. Казалось, я была у него сто лет назад...но он будет ждать меня сегодня...и, возможно, он уже выяснил еще кое-что про мой Камень.

Осознание этого заставило меня лихорадочно выскочить из теплой постели и начать поспешно искать одежду и вытаскивать заботливо припрятанные в тайнике деньги.

* * *

Лицо Микаэля, каки в прошлый раз, встретившего меня на пороге, несло на себе отпечаток бессонной ночи: кожа литанээ посерела и обтянула череп, а под потускневшими глазами залегли черные круги. Однако Аметист держался бодро и поприветствовал меня с преувеличенной — как мне показалось — радостью.

-О хайлэ, Кошка! Чаю?

-Нет, спасибо, обойдусь на этот раз, — сухо отказалась я, проходя в его обитель и тщательно прикрывая за собой дверь. Попусту тратить время на чаепитие не хотелось, да и настроение к этому не располагало.

Мик пожал плечами и запрыгал на костылях следом за мной.

-Есть хорошие новости? — нетерпеливо поинтересовалась я, примостившись на давешнем месте у верстака. Микаэль задумчиво посмотрел на меня и неуверенно ответил:

-Да как тебе сказать...впрочем, я лучше покажу.

Подозрительно оглянувшись на меня, он извлек из скрипучего шкафа Камень, укутанный в шаль Назиры, и подскочил к столу, бережно прижимая к боку веху.

-Мне так и не удалось услышать его Песню, — с сожалением произнес он, аккуратно высвобождая Камень из шелковых объятий, — вот если бы ты оставила его еще на денек...

-Это исключено, — покачала я головой, уловив в его голосе просящие нотки. Литанээ тяжело вздохнул:

-Жестокая ты, Кошка...ладно. Я обнаружил кое-что другое.

Усмехнувшись при виде того, как я нетерпеливо наклонилась вперед, он вытащил из-за пазухи грубо выструганную старую флейту и поднеся к губам, извлек из нее несколько не сильно мелодичных звуков, жестом велев мне наблюдать за Камнем. После песни безымянного менестреля "музыка" Микаэля напомнила мне скрипение плохо смазанной уключины, и я невольно поморщилась, но затем стало происходить то, что заставило меня позабыть о подобных мелочах.

Как только зазвучала флейта, внутри вехи будто бы что-то замерцало. Через пару ударов сердца это "что-то" переросло в неровное золотистое мерцание, пульсирующее внутри Камня в такт скрипучим наигрываниям Микаэля, но стоило ему опустить инструмент, как все прекратилось. Сияние померкло, будто бы внутри Камня задули свечу.

Завороженная этим зрелищем, я шумно выдохнула и откинулась на спинку скамьи.

Микаэль хмыкнул и потер руки, видимо, очень довольный произведенным впечатлением.

-Музыкант из меня, конечно, тот еще, — с явно притворной скромностью сказал он, — но эксперимент, я думаю, удался.

Мне было не до его сентенций.

-А можно сделать так, чтобы он сиял сильнее? — жадно спросила я, исподволь чувствуя: вот оно. Похоже, путь ко второй вехе нащупан. Еще бы знать, как по нему пройти...

Микаэль сокрушенно покачал головой:

-Я играл перед ним почти всю ночь, после того, как обнаружил это. Пытался наигрывать разные мелодии...но, похоже, это мерцание не зависит ни от продолжительности игры, ни от ее содержания.

Я кивнула, с внутренним трепетом чувствуя, как ко мне приходит озарение:

"А что, если нужно сыграть какую-то определенную мелодию? На определенном инструменте? Не может ли он быть второй вехой?"

Ощущая, как по жилам растекается обжигающая волна азартного нетерпения, я спросила хриплым от волнения голосом:

-Сколько я тебе должна за труды, Мик?

-Я бы не взял с тебя ни медяка, согласись ты оставить мне этот камень еще ненадолго, — грустно сказал Аметист, — но это, как я уже понял, невозможно. Тогда три золотых — за срочность. Сверху ничего не накидываю, учти.

Я слушала его вполуха, дрожащими руками отсчитывая монеты. В любой другой ситуации я бы ожесточенно торговалась — литанээ заломил чересчур высокую цену — но сейчас мне было все равно.

Пододвинув требуемое к Аметисту, я положила сверху его кулон:

-Возвращаю в целости и сохранности, Мик. Как и договаривались. Спасибо за труды.

-Да чего уж там, — невесело произнес Аметист, забирая свою драгоценность и деньги, — заходи еще...

Я махнула ему на прощание рукой и поспешила к двери, чувствуя, как бешено колотится сердце.

-Кошка! — негромко окликнул меня Микаэль, когда я уже открывала дверь.

Я замерла на пороге и обернулась.

-Когда этот камень тебе уже не будет нужен...принеси его снова мне, хорошо?

Я рассмеялась:

-Договорились, Мик. Сберегу его специально для тебя.

* * *

Дождь все еще накрапывал, и я поежилась. Тонкая ткань платья, накинутого в спешке, не спасала от промозглой погоды, и я заторопилась домой, крепко держа Камень.

Однако не успела я сделать и пары шагов, как заметила в противоположном конце улицы знакомую фигуру: по выщербленным булыжникам быстро шагал мой вчерашний спаситель. Вопреки неприятным воспоминаниям, связанных с ним, я почувствовала отголосок смутной радости и даже шагнула вперед, дабы поприветствовать его.

Менестрель тоже заметил меня, едва заметно улыбнулся и ускорил шаг, направившись в мою сторону.

-Здравствуй, Мелиан, — мягко сказал он, подойдя ко мне, — рад, что у тебя все в порядке.

-Как ты узнал...о-о-о, — слова застряли у меня в горле, как только я подняла голову и впервые увидела его лицо при свете дня.

Только теперь я поняла со всей пугающей ясностью, что же мне казалось в нем неправильным. Жутковатым.

Его глаза были черными. Абсолютно черными, будто у молодого человека не было зрачков, а лишь бездонная тьма, полностью заливающая радужку. От этого его красивое лицо казалось потусторонне-отталкивающим, вселяя в сердце какой-то противоестественный страх.

Это могло означать только одно.

Менестрель был вампиром.

* * *

Я закашлялась и инстинктивно отшатнулась назад, едва не упав.

На Коннемаре ходили легенды о вампирах. Их представляли этакими порождениями Хэлля, пробирающимися по ночам в дома и крадущими младенцев из люлек. "Отмеченный вампиром", — говорили о том, на чьем теле было много родинок, ибо верили, что это — отметины от клыков кровососа. Говорят, однажды даже какую-то женщину сожгли, стоило нескольким родимым пятнам появиться на ее шее...

Я не особенно верила в эти россказни, но вампиров заранее опасалась, полагая, что легенды не могли возникнуть на пустом месте.

Однако воочию столкнуться с представителем этого рода мне довелось только сейчас.

Судя по изменившемуся лицу менестреля, он прекрасно понял мою реакцию.

-Мелиан... — начал он, делая шаг ко мне. Я вновь отпрянула в сторону, оступившись на торчащем из земли куске брусчатки. Молодой человек удержал меня за локоть, но я поспешно выдернула руку.

-Мелиан, — успокаивающим голосом повторил менестрель, поднимая ладони будто бы в знак смирения, — прошу тебя, успокойся. Мне следовало сказать тебе раньше о том, кто я...но, клянусь, я не причиню тебе ничего дурного. Да и зачем мне это делать именно сейчас? Вчера у меня на это было полно времени.

Я слегка перевела дух. Внезапно охвативший меня страх отступил, и я начала соображать более трезво. В самом деле, он в чем-то прав...да и во время его пребывания на Аэдагге не было слышно ни про какие случаи обескровливания.

Тем не менее, моя подозрительность была слишком велика, чтобы сразу поверить ему.

-Кто тебя знает, — нехотя произнесла я, — может быть,ты решил не нападать на меня сразу, а приберечь на особый случай...

Менестрель слегка склонил голову набок и посмотрел на меня так, что я почувствовала, какую сморозила глупость.

-Мы вовсе не такие монстры, какими нас иногда рисуют, — с плохо скрываемой горечью промолвил он, — я читал некоторые человеческие книги о вампирах и слышал много ваших историй...поэтому я прекрасно понимаю твой страх. Но еще раз прошу: поверь, тебе не нужно меня бояться. Все эти сказки — по большей части так и остаются сказками. К тому же, сегодня я покидаю Аэдаггу, и, скорее всего, мы увидимся очень нескоро. Если увидимся вообще.

Его последние слова выдернули меня из оцепенения. Выходит, я была права в своих случаных мыслях — он и впрямь не собирался задерживаться на нашем острове надолго. Вопреки ожиданиям, я отчего-то почувствовала легкое разочарование, досаду и...укол совести, вдруг вспомнив, что куртку-то ему я так и не вернула!

При мысли о последнем я нервно рассмеялась и махнула рукой, увидев недоумение на лице менестреля, быстро сменившееся чуть виноватой улыбкой. Страх, стиснувший сердце, вдруг и вовсе испарился, и я — уже во второй раз — поверила ему. Наверное, вампиры обладают каким-то особым даром убеждения.

А, может быть, мне попросту хотелось ему верить.

-Продолжаешь свои странствия? — спросила я первое, что пришло в голову, дабы замять неловкость.

В странных глазах менестреля отразилась благодарность.

-Можно и так сказать. Я направляюсь на второй материк — говорят, он еще полностью не исследован, и таит в себе много загадок, так что совмещу приятное с полезным. А что будешь делать ты?

Я вновь посмотрела на него — уже без внутреннего содрогания — и внезапно выложила, запинаясь и теряя нить повествования, — практически всю историю своих изысканий, Камня и вех, умолчав лишь о некоторых подробностях ранаханнских приключений. Сама не знаю, что сподвигло меня на подобный рассказ, но почему-то остро захотелось поделиться с менестрелем всем, что накопилось за все это время.

Молодой человек внимательно выслушал мой сбивчивый рассказ, и произнес лишь одно:

-Корниэлль.

-Что? — слегка растерялась я.

-Корниэлль, — терпеливо повторил музыкант, — самый крупный, после столицы, город Алдории. Там находится одна из старейших на материке библиотек, а в ней — свитки магистра Лейницца — единственного мудреца, занимавшегося исследованием Прихода Дракона и возникшей после этого секты. Мне кажется, что ключ к разгадке тайны твоего Камня — это инструмент, имеющий прямое отношение к Дракону, а сведения о подобном могут содержаться только в этих свитках. Искать обители сектантов бесполезно — женщин туда не пускают, да и вряд ли монахи захотят делиться своими тайнами.

Я потрясенно смотрела на менестреля. Полчаса назад я и придумать не могла, что делать со сведениями, полученными от Мика, а тут мне преподносят готовый ответ на этот вопрос!

Угрызения совести стали еще сильнее.

-Спасибо тебе, — тихо произнесла я, опуская голову, — извини за мои подозрения и удачи тебе в твоем путешествии! И — да, прости, что не вернула куртку.

Менестрель негромко рассмеялся:

-Пустяки. Раздобыть куртку — дело нехитрое, к тому же, мне кажется, это не последняя наша встреча. Желаю и тебе найти твое сокровище.

Он тепло улыбнулся и пошел было прочь, когда я вспомнила еще кое-что.

-Постой! — крикнула я ему вслед. Менестрель остановился и вопросительно взглянул на меня, — как твое имя?

Легкая тень промелькнула на лице молодого человека, и он коротко ответил:

-Кристиан.

*Амальганна — царство богов в космогонии северных народов.

**Лайзард — хищная ящерица размером с кошку; водится в болотах, питаясь мелкими грызунами. После поимки гипнотизирует жертву взглядом, беспрепятственно пожирая ее.

* * *

Одной из отличительных черт вампиров является цвет радужки глаз: у мужчин — черный, сливающийся со зрачком; у женщин — сиреневый.

Глава 9.

* * *

Я расстелила карту на полу, испещренном жилами щелей, придавила ее по краям булыжниками и начала обдумывать свой дальнейший маршрут, водя пальцем по шершавому пергаменту. За окном шелестел дождь, и комнату наполнял тот особый, серовато-сизый сумрак, какой бывает при плотно затянутом тучами небе. Очертания предметов расплывались и тонули в сонной дреме, нагоняя тоску.

Однако мне было не до непогоды. Передо мной стояла серьезная и ответственная задача: продумать, как в кратчайшие сроки и при наименьших затратах добраться до Корниэлля, лежащего, если верить карте, довольно далеко от побережья.

На первый взгляд, ответ напрашиваля сам собой: сесть на корабль, следующий в сторону Алдории, высадиться в любом порту и воспользоваться услугами скачка драконицы — благо, перевалочные пункты есть в любом мало-мальски уважающем себя порту.

Очень разумная и трезвая идея — на первый взгляд. Однако, не понаслышке зная, что алдорские драконюхи, работающие на пристанях, задирали цены едва ли не втридорога, пользуясь тем, что возможность в мгновение ока добраться до любой точки Алдории — в высшей степени соблазнительна.

Я покосилась на чуть выступающую доску в полу. Под ней хранились все мои сбережения — пятьдесят золотых дориев, сорок серебряных и несколько слитков. Отдельно лежал бережно запеленутый в бархат флакон мирисэлль.

Добрую половину моего состояния составляла выручка от продажи нарядов Назиры — поразмыслив, я рассудила, что такая кипа вещей занимает слишком много драгоценного места в моей каморке, и быстро нашла покупателя. Вернее, покупательниц — проститутки Аэдагги все же были женщинами, и не могли устоять перед красивыми тряпками...вдобавок, почти у каждой была припасена звонкая монета, и не одна.

Машинально погладив доску, я вновь вернулась к карте, чувствуя, как внутри нарастает отвращение к бесполезному разглядыванию.

К Корниэллю вело много трактов — он стоял на перекрестье четырех из пяти крупнейших алдорских путей и напоминал паука, засевшего в центре паутины. Поездка верхом на дракониде (или в двуколке) займет не менее трех дней. Если же отправиться на нанятом айоле* по Айласе — реке, рассекающей Корниэлль почти ровно напополам — получится и того больше. На карте Айласа сильно походила на капризно извивающуюся змею, чьи "петли" охватывали уж слишком большую территорию.

Я тяжело вздохнула, села и, подтянув колени к подбородку, с тоской уставилась в окно, в которое билась беспросветная дождливая мгла. Неясным образом, теплившийся на окне огарок свечи не разгонял сумрак, а лишь усиливал тоску, которую он приносил. Подобным же виделось мне и будущее: неясным, неопределенным и, оттого, пугающим.

Похоже, у меня все же не оставалось другого выхода, кроме как воспользоваться драконицей, если я не хочу тянуть с прибытием в Корниэлль. Не то, чтобы я боялась, что меня кто-то опередит в моих поисках — вряд ли кому-то могла прийти в голову идея искать сокровища Дракона именно сейчас. Меня, скорее, подхлестывало и гнало вперед нетерпение и желание поскорее отыскать вторую веху. Отчего-то я все больше и больше верила, что искать ее мне суждено в библиотеке Корниэлля.

* * *

-В Алдорию? А зачем тебе в Алдорию, Кошка?

Дик Сваальд, невысокий коренастый пират, отставил в сторону выщербленную кружку рыбного бульона и сумрачно глянул на меня левым глазом. Его правая глазница, ссохшаяся и сморщенная, пустовала — ее содержимое Дик потерял, правда, не в доблестном поединке с пятью королевскими гвардейцами, как он любил рассказывать. Однажды мне довелось стать невольной свидетельницей пьяного рассказа Дика о том, как дело обстояло на самом деле.

В тот день Сваальд хлебнул лэя больше обыкновенного. Было поздно, и почти все его собутыльники давно храпели под столами таверны "Зов ветра", а одноглазый пират все еще сидел за столом, покачиваясь, как хайяньская неваляшка**, и обводя мутным взглядом окрестности.

Именно в тот момент, когда он уже был готов упасть головой на столешницу, в "Зов ветра" вошла я, ища Сокола.

Стол, за которым, пьяно раскачиваясь, восседал Дик, стоял ближе остальных к двери, и взгляд пирата кое-как сфокусировался на мне. Уж не знаю, кем я привиделась ему: родной матерью, давно забытой женой или случайной подругой, только Дик нетерпеливо махнул рукой и сипло проорал:

-Поди сюда!

В то время я еще побаивалась аэдаггской публики, а без присутствия рядом Морриса чувствовала себя и вовсе беззащитно, поэтому мне не оставалось ничего, кроме как подчиниться.

-Плохо мне, — прохрипел Сваальд, когда я с опаской опустилась на лавку напротив, — все наперекосяк...а ведь был лучшим рыбаком...

И Дик поведал боявшейся пошевельнуться мне о своей жизни и честном рыбацком труде в деревушке на берегу Русалочьего залива; о том, как умерла от черной немочи

* * *

его жена, забрав с собой детей, а Дик от горя подался в пираты. О том, как гигантский меченосец лишил его глаза, когда Дик вышел в море с сетями в последний раз. Громадная рыбина, скользкая от ила и водорослей, извернулась в его руках, когда рыбак выпутывал ее из сети, и ткнула своим костяным носом прямо в глазницу...

...Закончив свой расссказ, путанный и местами невнятный из-за заплетающегося языка, Дик со стуком упал головой на стол и захрапел, а я, крадучись, покинула таверну.

Сокола в тот день я так и не нашла. Лишь много позже, уже после его смерти, я узнала, что он провел тот день в объятиях какой-то высокородной алдорской дамы, привезенной из Алдории в качестве заложницы...

...Теперь же Сокол покоился на дне океана, а Дик Сваальд сидел напротив меня, свирепо зыркая одним оком и явно не догадываясь, что мне известна вся подноготная его фанфаронства.

Мне даже было немного жалко его.

Выдержав его взгляд, я спокойно ответила:

-В корниэлльскую библиотеку хочу наведаться, Дик.

При слове "библиотека" пират откинул голову назад и гортанно загоготал:

-В ученые решила податься, Кошка? А читать-то ты умеешь? Или же будешь просто любоваться на закорючки?

Довольный своей шуткой, он повторил ее — на сей раз, погромче, и его зычный хохот подхватило полтаверны.

Почувствовав, как внутри плеснуло раздражение, я стиснула кулаки, до крови впившись ногтями в ладонь и постаравшись не измениться в лице. Ему ни в коем случае нельзя было показывать, что его насмешки задели меня — иначе потом житья не даст.

Я вскинула голову и насмешливо произнесла:

-А ты, Дик? Умеешь отличать эти закорючки от червяков?

Сваальд побагровел, а под сводами "Зова ветра" вновь прокатился хохот — теперь уже вызванный его замешательством.

Тем не менее, читать я умела. На Коннемаре эддре обучал деревенских ребятишек (в числе которых была и я) азам чтения и письма — не боги весть что, конечно, ведь в нашем распоряжении была лишь скудная библиотека коннемарского храма, но и этого хватило. Почти все пираты на Аэдагге были безграмотны и с презрением относились к тем, кто хоть как-то умел отличать одну букву от другой, считая их зазнавшимися выскочками. Именно поэтому я старалась лишний раз не козырять собственными навыками.

Я мягко улыбнулась одноглазому пирату и повторила вопрос.

-Какой корабль в ближайшее время идет к Алдории или, хотя бы, мимо?

Дик, одним залпом выхлебавший кружку бульона, насупившись, буркнул:

-"Крыло ворона". Он пойдет мимо алдорских берегов, и может ссадить тебя там, если договоришься с капитаном.

Я возликовала про себя: капитаном "Крыла" был Андрус Войге, старый друг Одноглазого Тома. Андрус хорошо знал меня и, вроде бы, неплохо относился...во всяком случае, буду надеяться, что он не обдерет меня, как липку.

-Где его найти?

Дик пожал плечами:

-Недавно здесь был, а там Хэлль его знает...

Я разочарованно прикусила губу, барабаня пальцами по столу. Искать Андруса по всем тавернам и борделям Аэдагги не хотелось. Сидеть и терпеливо ждать его здесь — тоже.

В вихревой поток мыслей ворвался скрип скамьи, застонавшей под чьей-то тяжестью.

Я машинально подняла голову и обомлела: напротив меня сидел Коннар, оттеснивший боязливо сжавшегося от его вида Дика.

Поймав мой взгляд, он криво усмехнулся и поднял руку в знак приветствия.

На смену радостному предвкушению мигом пришла глухая ярость, смешанная с легким уколом опаски: а ну, как менестрель попусту обнадежил меня, когда сказал, что северянин больше не представляет угрозы?

-Что тебе нужно? — гневно прошипела я, прикидывая, сколько времени мне понадобиться для того, чтобы как можно быстрее покинуть "Зов ветра".

Коннар осклабился, и меня едва не передернуло.

-Я слышал, ты ищешь Андруса? Я знаю, где он...более того, я даже знаю, когда он отправляется в Алдорию. Ведь он за этим тебе понадобился?

Я прищурилась, скрещивая руки на столе, и сухо обронила:

-Предположим. И что с того?

Коннар ответил мне таким же прищуренным взглядом и коротко зыркнул в сторону Дика. Тот кивнул дрожащей головой и мгновенно исчез.

Я почувствовала неладное и обернулась, дабы оценить расстояние до двери. Удивительное дело — в этот момент оно показалось мне увеличенным едва ли не вдвое.

Я повернулась и вновь натолкнулась на пристально разглядывающие меня темные глаза северянина.

-Кошка... — начал он, протягивая ко мне руку. Я инстинктивно отпрянула, а бывший капитан скривился:

-Да не бойся ты. Я тебя не трону.

-Я ничего и никого не боюсь, — мрачно сказала я, — однако у нас уже был неприятный опыт общения, и я бы не хотела его повторять. Прощай.

Я решительно поднялась с места, намереваясь закончить общение, однако северянин немедленно поднялся вместе со мной, заставив противный холодок пробежать по спине.

-Ты зря убегаешь, — примирительным тоном сказал он, не отставая от меня ни на шаг, пока я, стараясь не оборачиваться на него, спешила к двери, — так и будешь убегать при каждой нашей встрече?

Я поежилась и глухо пробормотала:

-Я очень надеюсь, что следующей нашей "встречи" не будет.

Положив руку на дверную ручку, я что было силы,дернула ее на себя, но северянин придержал дверь рукой.

-Отпусти, — процедила я.

-А если я хочу принести тебе свои извинения...за произошедшее? — послышался над ухом голос Коннара, и я спиной ощутила мощь его громадной фигуры, волнами исходящей от него.

Подавив безумное желание резко обернуться и расхохотаться ему в лицо, я саркастически заметила:

-Боюсь, одних извинений будет недостаточно.

Замерев на секунду, капитан выдохнул мне в затылок:

-Ведьма! — и отпустил дверь.

-Мерзавец! — не осталась в долгу я и, улучив момент, выскользнула на улицу.

* * *

Отдышавшись и немного придя в себя, я глубоко вдохнула прохладный воздух, напоенный влажностью, и попыталась взять себя в руки. В конце концов, совсем скоро я отплыву с Аэдагги и, надеюсь, наши пути с бывшим капитаном ранаханнской стражи больше никогда не пересекутся.

Эта мысль окончательно успокоила меня и придала сил. Для того, чтобы претворить эти планы в жизнь требовался самый пустяк — отыскать Андруса и уговорить его взять меня на корабль.

Поиски друга покойного Тома заняли у меня почти весь день. Когда на землю стали опускаться мутные от влаги сумерки, я почувствовала, что нахожусь на грани отчаяния: день близился к концу, но никаких следов Андруса я не отыскала. Пирата не было в его любимой таверне — "Крике чайки", куда, по словам Тома он часто захаживал; у проститутки Нэн, к которой меня отправил владелец "Крика", когда я поведала ему о цели своих поисков. Не было Андруса и в его комнатушке в Кожевенном квартале.

Порядком приуныв, я слепо бродила по улочкам Аэдагги, полностью отдавшись на волю случая и питая безумную надежду, что, если тому суждено сбыться, то судьба сама столкнет меня с Андрусом.

Как ни странно, но надежда оправдалась. Вильнув, очередной грязный переулок вывел меня в порт, где, с мерным скрипом, покачивались на воде пиратские судна. Большинство из них пустовало — вряд ли кому-то придет в голову выходить в море в дождь, да еще и с приближением ночи. Кое-где было заметно шевеление: то там, то сям по палубам прохаживались одинокие матросы, не то выполняя роль соглядатая, не то попросту слоняясь от безделья. Пару раз меня даже окликнули, но я ограничилась лишь вялым кивком — не хотелось точить с кем-то лясы и тратить время на ерунду.

Корабль Андруса я узнала сразу, даже при том, что никогда раньше не видела его.

Это был не очень большой бриг с необычно вытянутым носом, на которой был намалеван огромный птичий клюв и перья. По бокам корабля горели два желтых глаза, мутно светящиеся даже в сгущающихся сумерках. "Порошок из лунных медуз", — мигом смекнула я, подробно разглядывая "Крыло", — "наверное, Андрус велел добавить его в краску...". Представляю, какое ошеломляющее впечатление производит корабль на атакуемые суда, внезапно возникая из мрака, с горящими жутким мертвенным светом "глазами".

На палубе "Крыла" никого не было видно, однако стоило мне взглянуть в сторону капитанской каюты, как я поняла: мои скитания по Аэдагге не прошли даром.

В иллюминаторе теплился свет.

* * *

Беспрепятственно поднявшись на корабль, я столкнулась с неожиданной помехой уже на подходе к каюте капитана. У ее дверей застыл высокий хайянец, одетый в одни лишь матросские шаровары. Тусклые отблески магических светильников поблескивали на его желтоватой коже и заставляли лезвие кривой сабли, которую он сжимал в кулаке, бликовать. Раскосые, ничего не выражающие глаза пристально следили за мной, пока я подходила.

Этого парня я раньше не встречала на Аэдагге, и, признаюсь, от одного его непроницаемого вида становилось не по себе. Тем не менее, мне нужно было попасть к Андрусу, и я это сделаю.

-Капитан там? — кивнула я на дверь, подойдя поближе к "охраннику".

Он выдержал небольшую паузу, невидяще глядя на меня, и, наконец, медленно, будто у него затекла шея, кивнул.

-Тогда, я полагаю, мне можно войти? — мягко уточнила я.

Еще одно непродолжительное молчание — и вновь кивок, брат-близнец предыдущего. То ли хайянец плохо знал алдорское наречие, и ему требовалось время, чтобы перевести в уме мою фразу, то ли он попросту был не очень смышленым.

-Спасибо, — стараясь вложить в свой тон как можно больше искренности, поблагодарила я. Меня не покидало ощущение того, что я пообщалась с каменным изваянием.

В ответ "изваяние" неопределенно дернуло плечом, и я увидела, как его раскосые глаза сверкнули желтым.

Боги милосердные, да это же оборотень!

На секунду забыв об Андрусе, я уставилась на хайянца во все глаза. Для меня, видевшей этих созданий один или два раза за всю жизнь, столкнуться с ним было полнейшей неожиданностью.

К тому же, это был оборотень из Хайана, а всем известно, что хайанские рыси кардинальным образом отличаются от привычных волков...и, к тому же, окутаны множеством легенд и поверий.

Тем не менее, несмотря на мой завороженный взгляд, хайянец не торопился ни принимать свою звероформу, ни заводить разговор. Скользнув по мне ничего не выражающим взглядом, он еле заметно кивнул на дверь каюты и вновь устремил взгляд в никуда.

Стряхнув с себя наваждение любопытства, я пожала плечами и толкнула дверь.

* * *

Андрус сидел за старым столом, заваленный какими-то свитками и заставленным бутылками. Прямо над ним покачивался подвешенный к потолку круг, сплетенный из соломы и украшенный морынь-травой

* * *

— оберег степняков, защищающий от злых духов.

Андрус Войге был кочевником из Воронов, невесть, как попавшим в пиратское братство. О своей жизни он распространяться не любил, но обычаи и поверья своего народа свято чтил, даже в море надевая не удобную моряцкую одежду, а тяжелые кожаные штаны и жилет — привычную для Воронов униформу.

Когда я вошла, Андрус едва заметно повел бровью, но ничего не сказал. Он сидел полубоком к столу, держа в одной руке бутыль, а в другой — какой-то круглый, слегка поблескивающий предмет. Последний пират то и дело подносил к глазам, затем откидывался на спинку стула и отхлебывал из бутылки плескающуюся там мутную жидкость. Он повторил эту операцию трижды — пока я, чуть задержавшись на пороге — прошла внутрь и, подтащив к столу колченогий стул, уселась напротив.

В гробовой тишине, повисшей между нами, был слышен тихий шепот воды, ласково омывающей борта.

-Знаешь, что это? — внезапно спросил Ангус, резко поворачиваясь ко мне и суя под нос то, что держал в руках.

Я отодвинулась и осторожно взяла этот предмет, запоздало обнаружив, что держу...

-Глаз?

Жалея, что приличия не позволяют вышвырнуть его, я брезгливо поморщилась и торопливо вернула владельцу то, что и впрямь оказалось глазом — явно не человеческим. Он походил на большое яблоко с червоточиной-зрачком на левом боку, и мог бы сойти за стеклянный или каменный, если бы я интуитивно не чувствовала, что он настоящий.

Андрус кивнул, забирая у меня свою собственность.

-Это глаз кайташеррского тура, которого можно часто встретить в степях. Этот тур огромен настолько что, когда ты стоишь перед ним, тебе кажется, что сам Хэлль может спрятаться в его тени.

Я украдкой вздохнула и подперла подбородок рукой, приготовившись внимать словам пирата. Я совешенно не понимала, какое отношение имеет ко всему этот глаз, и почему Андрус начал разговор столь странным образом...но если это поможет мне договориться с ним, то почему бы и не послушать? Андрус вновь приложился к бутыли, удовлетворенно рыгнул и продолжил:

-Когда тебе исполняется тринадцать, тебя отправляют в степь. Одного. Без кольчуги. Твой клан не примет тебя, пока не вернешься с добычей — таким вот глазом.

Он снова продемонстрировал мне вышеупомянутый предмет. Я быстро изобразила восхищение; удовлетворившись этим, Андрус продолжил:

-Я убил его на седьмой исход луны, когда уже начал околевать от голода — с собой тебе не дают никакого оружия, кроме копья, а им запрещено добывать пищу, оно предназначено только для Рогатого.

Мы долго бились — я и сам не знаю, как мне удалось проткнуть ему сердце. Однако в какой-то момент он упал...а я вынул его глаз.

Пират умолк, уставившись в пустоту, затем тряхнул начинающими седеть космами и проговорил:

-Он был со мной все эти годы...наш шаман обмакнул его в жидкий песок

* * *

*, чтобы он стал твердым и не испортился. Теперь это мой талисман.

Я перевела дух — выходит, я держала в руках все же не совсем настоящий глаз. Однако в глубине души все равно ворочалось отвращение, и я вытерла пальцы о подол юбки.

Пират крутанул поблескивающий шарик и глухо проговорил — на сей раз, явно ни к кому не обращаяс:

-Иногда мне кажется, что я вижу в нем что-то...какие-то места, где я никогда не был. А иногда я вижу там ее...

-Кого? — с тоской уточнила я, чувствуя, что сейчас рассказ свернет в русло трагичной повести о несчастной любви.

Бывший Ворон свирепо воззрился на меня и хлопнул ладонью по столу. Это было столь неожиданно, что я вздрогнула.

-Мою дочь! Мою Сабину! В тот год, когда я отправился прочь, шло как раз ее тринадцатое лето, и вот-вот должен был наступить ее День Тура.

Я хотела было возмутиться варварским обычаем отправлять девочку на подобное предприятие, но потом вспомнила, что у Воронов размыты границы пола и женщины считаются ровней мужчинам, и успокоилась.

Лицо Андруса, чьи щеки были испещрены россыпью черных точек

* * *

**, дышало неприкрытым раздражением. Однако, буквально через мгновение его словно окатило водой, смыв это выражение,и передо мной вновь возник знакомый мне пират — полноватый, сутулый, своими взъерошенными черными волосами и скрипучим голосом и впрямь напоминающий ворона.

Он слегка поморгал, сфокусировал взгляд на мне и вдруг спросил так, будто впервые меня увидел:

-Кошка? Что тебе здесь нужно?

-Да уж явно не твои воспоминания о былом, — усмехнулась я, — еще чуть-чуть, и ты, чего доброго, кинулся бы на меня...в знак уважения к предкам.

Андрус устало прикрыл глаза:

-У меня нет сил на долгие разговоры, Кошка. Говори, зачем пришла, и проваливай.

Я уловила его взгляд, брошенный на бутылку, поняла, что он хочет остаться наедине с выпивкой и тенями прошлого, и приступила к делу:

-Дик Сваальд сказал мне, что "Крыло" скоро отправляется в плавание, и его путь пройдет мимо берегов Алдории. Мне нужно знать, сколько ты возьмешь, чтобы доставить меня туда.

Андрус задумчиво посмотрел на меня, катая в пальцах глаз тура, и поскреб застарелый шрам, рассекающий его подбородок надвое.

-Сваальд немного ошибся. Я не просто пройду мимо берегов, я зайду в один из южных портов — там мой приятель уже приготовил для меня партию живого товара из Набии. Взять тебя? Можно...два золотых дория — и плыви с нами хоть за солнечную околицу

* * *

* * *

.

-Сколько? — ахнула я, — у тебя есть хоть капля уважения к памяти твоего покойного друга, ты, старая ворона? Два дория! Да за такие деньги я обогну весь первый материк!

Возмущалась я картинно. Два дория были стандартной платой за поездку на корабле, но мне из принципа захотелось хоть как-нибудь сбавить цену.

Андрус сложил руки на животе и причмокнул нижней губой.

-Полтора дория. Исключительно из-за уважения к памяти усопших.

Мы еще немного попрепирались и сошлись на дории и тридцати серебрушках. Андрус шумно перевел дух и неодобрительно посмотрел на меня, а я, довольная собой, уточнила:

-Когда отправляешься?

-Послезавтра на рассвете, — был ответ, — если хочешь с нами, советую приходить затемно — я не выношу бесполезных задержек и ждать тебя не буду.

Я кротко кивнула,поднялась с места и вдруг вспомнила кое-что, упомянутое пиратом.

-За живым товаром отправляешься, Войге? — с легким оттенком насмешки спросила я, — решил свернуть на узкую тропу работорговца?

Андрус метнул на меня моментально посуровевший взгляд:

-Это не твое дело. Я согласился взять тебя с собой не для того, чтобы ты лишний раз распускала язык.

Его тон ни на секунду не напугал меня,и я пожала плечами, задав последний вопрос.

-А этот, — я кивнула на дверь, — твой охранник. Его ты тоже у кого-то купил?

Лицо Войге разгладилось, и взгляд смягчился.

-Нет, — пророкотал он, — Акира случайно прибился к команде, когда мы были в одной хайаньской деревушке. Он умолял меня взять его с собой, ну, я и решил, что будет неплохо иметь в команде оборотня.

Я нахмурилась: довольно-таки странное решение

* * *

* * *

. Впрочем, это не мое дело.

-Спокойной ночи, Андрус, — задумчво пробоомотала я, берясь за ручку двери.

-И тебе того же, Кошка, — с готовностью отозвался Войге, — жду тебя послезавтра. Оплата — вперед!

* * *

Весь день, отделявший меня до отплытия "Крыла", я посвятила сборам. Разумеется, я не собиралась взваливать на плечи объемный мешок или увесистый сундук, набитый бесполезными вещами; моей главной заботой была безопасность моего жилища на время моего отсутствия.

Прежде всего я заглянула к Микаэлю, на предмет охранных амулетов. Тот все еще хандрил и предпринял ненавязчивую попытку одолжить у меня Камень хотя бы на полдня. Однако я была непреклонна: не сейчас. Только, когда вернусь.

Затем я занялась продумыванием собственного образа, под личиной которого собиралась явиться в Корниэлль. До Алдории вполне могли дойти слухи о загадочной Каэррэ-хэннум, и нельзя было допустить,чтобы кто-то ненароком опознал ее во мне. Я решила идти от противного.

Сначала я хотела и вовсе переодеться в мужской костюм, однако, поразмыслив, отказалась от этой идеи. Мужская роль чревата скорым разоблачением, да и налагает на носящую его определенные правила поведения. Гораздо проще и разумнее не изображать из себя невесть, что,а лишь слегка приукрасить правду: ведь давноизвестно, что лучше всего спрятаното, что лежит на самом виду.

Я решила, что оденусь обычной жительницей юга Алдории, которую ну очень интересует все, что связано с древними религиозными культами и историей Дракона. В Корниэлле я проездом, и моя цель — визит в библиотеку. Как ни крути — довольно-таки стройная легенда, объясняющая и мой интерес к древним свиткам, и то, что я явилась именно с южных окраин страны.

Довольная собой, я улыбнулась и сунула в парусиновую сумку крепко завязанный узелок с деньгами — пригодится, чтобы обзавестись необходимым облачением в Корниэлле.

Тем не менее, слабый червячок сомнения все же подтачивал мою уверенность в успехе всего предприятия. Поколебавшись немного, я все положила в сумку мужские штаны и рубашку — просто так, на всякий случай.

* * *

Ночью, перед отплытием, разыгралась буря. Волны вздымались и с шипением, долетавшим до моего дома, яростно вгрызались в берег, а струи дождя косо хлестали по стенам, принося с собой холод и стылую влагу.

Аэдагга забылась в неспокойном сне, и, пометавшись немного в койке от волнения, я последовала ее примеру...

...Этот сон отличался от обычных моих кошмаров. В нем не было тьмы и чудовищ. Был лишь серый, унылый день, едва забрезживший над берегами Коннемары.

Я стояла на безлюдном побережье своей родины, зябко кутаясь в какое-то черное рваное покрывало, наброшенное прямо на голое тело. Где-то передо мной, теряясь в густом тумане, мерно шумело море, и в его шуме я будто бы слышала чьи-то тоскливые голоса.

Босые ноги неприятно покалывал черный песок, перемешанный с обломками ракушек, и я боялась пошевельнуться, дабы не изрезать ступни в кровь. Однако что-то подсказало мне, что бояться нечего — этот песок безобиден, и, успокоившись, я повернулась и побрела в сторону деревни, поминутно увязая в топком массе.

Она встретила меня молчанием и ледяным ветром, сквозившем среди закопченных остовов хижин. Воздух был на удивление чист, хотя, если приглядеться, то можно было заметить легкий дымок, курившийся от развалин, некогда бывших пристанищами моим сородичам. Ветер и молчание — все, что было вокруг. Деревня пустовала. Беззвучно поскрипывала створка ворот, висящая на одной петле. Деревенская стена бесследно исчезла, и ворота стояли посередине пустыря.

Перед ними я и остановилась, получше стянула на шее лохмотья попыталась еще раз оглядеться. Бесполезно. Местность вокруг еще поддавалась узнаванию, а вот более далекие окрестности тонули в клубящемся тумане, откуда то там, то сям прорывались отголоски чьих-то заунывных криков.

Мне было неуютно, но никакого страха или отвращения — как тогда, с тварью калифа, — я не чувствовала. Напротив, мне, скорее, хотелось узнать, зачем я сюда попала и что же тут произошло.

Тем временем неясные стенания превратились в более отчетливый гул, и мне показалось, что кольцо тумана стало стягиваться, а в его блеклой пелене будто бы замелькало что-то черное...словно некое гигантское животное пыталось вырваться из призрачных объятий — прямо ко мне.

С усилием заставив себя оторвать взгляд от этого завораживающего зрелища, я внезапно почувствовала еще одно движение — на сей раз, совсем рядом. Что-то подкрадывалось ко мне со спины, и, сжав кулаки я обернулась.

Чуть склонив голову, на меня немигающим взором смотрела сумасшедшая старуха Молли-Энн. Та самая, что так напугала меня в памятный день встречи с Моррисом.

Боги, как же это было давно...

-Что тебе надо? — мой голос показался мне хриплым карканьем, а язык еле шевелился, выталкивая слова.

Старуха встряхнулась, будто неряшливая мокрая птица. Ее лохмотья — точь-в-точь как мои — заплескались вокруг высохшего тела неопрятными обрывками, и Молли-Энн двинулась ко мне, выставив перед собой коричневый узловатый палец.

-Ищи синие глаза, — прошамкала она вместо ответа на мой вопрос.

Я поспешно отступила прочь, но старуха продолжала свое неумолимое наступление. Из ее беззубого рта, окруженного сталактитамми и сталагмитами бородавок, лилось бессвязное:

-Бойся его...ищи его...он проведет тебя по твоему пути...но за ним — пустота, боль и мрак...Синеглазый уже рядом, он оградит тебя...но будь начеку, ибо внутри — страшная опасность...

Как и два года назад, ее голос звучал странно низко, будто доносясь из глубокой бочки. Не обращая на это особого внимания, я запротестовала, желая побыстрее избавиться от нежелательной собеседницы:

-Кто рядом? Кого мне нужно бояться и в то же время искать?

И вновь Молли-Энн не удостоила меня ответом, а лишь простерла дрожащую руку, напоминающую корявую ветку, к чему-то за моим плечом.

Я круто обернулась.

Посередине дороги, ведущей сквозь деревню, виднелся неясный силуэт. Его очертания были размыты, и он слегка колыхался, словно отражение на тихой глади воды.

Забыв про старуху с ее бестолковым лепетом, я невольно поспешила вперед.

Стоило мне приблизиться, как неясная фигура, будто бы сотканная из черного дыма, с тихим шелестом повернулась вокруг своей оси.

На меня уставились два ярко-синих глаза, пронзительно горящих на том, что можно было бы назвать головой существа...

...Я проснулась от собственного вскрика.

* * *

Буря не утихала, и ночной мрак уже успел запустить холодные влажные лапы под мое одеяло. Однако мне не было до этого никакого дела.

Пережитый кошмар — если это вообще можно было назвать кошмаром — оставил в душе какие-то непонятные ощущения. Секундный страх сменился жгущим внутренности интересом, а на место тоскливому унынию пришло и вовсе непонятное ощущение эйфории, заставляющей сердце то замирать в сладостной истоме, то пускаться в дикий пляс. Я верила в вещие сны, и этот явно относился к таковым, но он был слишком путаный и сумбурный, чтобы дать мне однозначное предсказание будущего.

Да что же это такое?

Забыв о холоде, я выкарабкалась из койки и подошла к рассохшемуся платяному шкафу. Там, в потаенном уголке, хранилась бережно завернутаяв пергамент сандаловая коробочка с костяными и-дзэри

* * *

* * *

*. Мы с Моррисом привезли их из путешествия к берегам Хайяня, и, освоив гадательное искусство, я порой обращалась к ним, дабы получить ответы на кое-какие вопросы.

А сейчас у меня как раз назрел вопрос, требующий немедленного ответа. Может быть, именно и-дзэри прояснят то, что пытался донести до меня сон?

Я расстелила пергамент на наиболее чистом участке пола, зажгла маленький магичнский светильник и принялась бережно раскладывать миниатюрные плоские костяшки.

Первые две кладутся к краю пергамента, обозначая навершие треугольника. Это — будущееnbsp;. Оно неопределенно и туманно, поэтому таблички следует вынимать наугад, повинуясь слепому случаю.

Еще две таблички извлекаются из-под низа колоды и кладутся в левый угол. Левая сторона — нехорошая, поэтому здесь место неприятностям, горестям и обидам, которые готовит грядущее.

Две последние таблички берутся из середины, девятая и десятая с начала колоды. Они кладутся на правый угол треугольника, символизируя все приятные сюрпризы, которые сулит будущее.

Разложив таблички подобным образом, я придирчиво оглядела получившийся треугольник — он вышел слегка кривобоким — и, вздохнув, приготовилась к главному.

Теперь следовало сжать остатки стопки табличекв руках и, сосредоточившись, сформулировать вопрос. После этого вытащить из руки одну, наугад, и положить ее в центр фигуры; затем можно было переворачивать остальные талички из треугольника "лицом" вверх и по очереди смотреть, какие сочетания символов получаются вкупе с вытащенной из руки табличкой. Обычно ответ получается достаточно ясный — при условии, что происходит полная трактовка хайанских символов.

Итак...

"Что меня ждет в будущем?"

Мысленный вопрос прозвучал так ясно, что я невольно прижала пальцы ко рту, проверяя, не слетел ли он ненароком с языка.

Тем не менее...

Еще раз вздохнув, я разжала ладонь и ласково погладила пальцем по гладкой стопке табличек. Одна показалась мне более теплой, и, не колеблясь, я вытащила ее, положила в центр треугольника и принялась нетерпеливо переворачивать ее товарок.

Через несколько минут я озадаченно опустилась на колени и задумалась. Расклад получился какой-то странный и неопределенный, несмотря на то, что грамотой хайанского гадания я владела достаточно хорошо.

Может быть, дело в самом вопросе? Я могла бы спросить что-то более конкретное, но все события последнего времени указывали на одно — будущее меня ждет бурное, и размениваться на мелочи не хотелось. Хотелось, скорее, узнать все и сразу.

Однако таблички либо врали, либо капризничали, нежелая открывать мне истинной картины грядущего.

Мне досталось "шесть стеблей" — это означало бесконечную дорогу, что, в сущности, было предсказуемо. Но дальше начинались странности.

Дзиран и венок листьев слева, вместе с моей табличкой, недвусмысленно намекали на некую опасность, которую мне нес молодой мужчина. В то же время, шесть колосьев и рысь справа обещали, что в дороге меня непременно подстережет какая-то беда, которая принесет мне удачу.

Я потерла виски и начинающие слезиться от недосыпа глаза. Беда, несущая удачу? Те, кто придумал и-дзэри — большие шутники, хотя, может быть, я что-то неправильно понимаю?

И, наконец, верхние таблички и вовсе вносили сумятицу в получившийся расклад. Это был корень и радуга — два диаметрально противоположных по значению символа, недвусмысленно указывающие на то, что мой путь вполне может закончиться невероятной удачей и некоей нешуточной опасностью.

Я с сомнением посмотрела на безмолвные костяшки и, поддавшись секундному порыву, одним махом сгребла их в кучу. В самом деле, на что я рассчитывала? На то, что они откроют мне, кто же такой этот Синеглазый и чего от него ждать? Или укажут единственно верный и кратчайший путь к моей мечте?

Я в сердцах швырнула безделушки в коробочку, кое-как закутала ее в пергамент и вернула на место. В конце концов, что мне до этого гадания и каких-то там снов, если мне предстоит сделать следующий шаг во моем вполне реальном поиске?

* * *

Светало. Моросил холодный дождь, периодически залетающий за воротник и неприятно стекащий по шее. Море было неспокойным: невысокие волны то и дело с шумом хлестали о подгнившие доски причала, с шорохом растекаясь по ним и принося с собой мелких моллюсков и лохмотья бурых водорослей . Пахло сыростью и солью.

Я стояла у трапа "Крыла Ворона", дожидаясь Андруса, чтобы заранее вручить ему монеты и предупредить дальнейшую торговлю по этому поводу. Голова была гулкой и пустой: мне так и не удалось заснуть, и остаток ночи я провела, лежа на спину и уставившись в одну точку. Порывы ветра трепали куртку менестреля, которую я в последний момент решила накинуть на плечи, и неширокие холщовые штаны, и я похвалила себя, что стянула волосы в узел: не хотелось бы еще и отбрасывать с лица пряди. Одной рукой я придерживала дорожную сумку со своими нехитрыми пожитками, перекинвтую через плечо.

Мимо меня сновали матросы "Крыла", то и дело бросая мне пару-тройку слов. Я отделывалась незначащими фразами, нетерпеливо поглядывая на покачивающееся на волнах судно: мне не терпелось поскорее попасть в Алдорию.

Скрип досок позади и голос Войге, негромко спорившего с кем-то, приободрил меня; широко улыбнувшись, я обернулась...и застыла.

Рядом с Андрусом возвышался Коннар, надевший, как и кочевник, кожаные штаны и жилет, и опоясанный коротким мечом. Он хищно улыбнулся мне и промолвил:

-Доброе утро, Кошка. Разве капитан Войге не сказал тебе, что берет еще одного пассажира?

*айола — речное двухмачтовое судно с косыми парусами;

**традиционная деревянная куколка княжества Хайянь, представляющая собой грушеобразную фигурку воина или пряхи;

* * *

болотная чума;

* * *

морынь трава — степное растение, состоящее из длинного узловатого стебля, усыпанного жесткими листьями и невзрачными белесыми цветами. В засушенном виде ядовито;

* * *

*стекло;

* * *

**отличительная черта Кайташеррских Воронов — черные точки на щеках. По легенде, Ворон-Отец коснулся щеки первого кочевника своим крылом, оставив свой отпечаток и отмечая начало нового племени;

* * *

* * *

горизонт в наречии кочевников;

* * *

* * *

вода не держит оборотней, и они камнем идут ко дну;

* * *

* * *

*и-дзэри — хайянские гадальные прямоугольные таблички. Изготавливаются преимущественно из кости или ольхи. набор табличек обычно состоит из 88 штук, из которых 34 — изображения, а 54 разделены на три набора символов разной масти. Масть изображает три части священного растения Княжества Хайянь — бамбука, олицетворяющего предвидение, будущее, удачу и бесконечную жизнь: масть стеблей, масть листьев и масть корней.

Глава 10.

* * *

Зеленоватая вода рассерженно шипела, разбиваясь о борт "Крыла ворона". На лице оседали соленые брызги, пахнущие водорослями и илом; серебристые рыбки юркими стрелками скользили в морской глади, едва не касаясь спинками поверхности.

Я стояла, опираясь локтями о борт и задумчиво разглядывала рыбок. Им были неведомы тяготы и заботы моей жизни, а единственной проблемок этих тварюшек было не попасться на зуб более хищным товаркам.

Иногда мне хотелось превратиться в такую вот рыбку. Или птицу — чтобы взмыть высоко-высоко в небо, оставив все тревоги на земле.

И больше никогда туда не возвращаться.

-Эти рыбы называются морскими иголками, — послышался рядом со мной голос, который я так страстно желала не слышать вовсе.

Бывший капитан ранаханнской стражи, а теперь только обычный наемник, Коннар поднялся вместе со мной на палубу "Крыла ворона" день назад, и теперь неотступно следовал за мной везде, куда бы я ни направилась. Иногда он просто не сводил с меня колючего взгляда, стоя в отдалении и беседуя с капитаном или матросами, а иногда внезапно возникал рядом, как, например, сейчас. Разговор, однако, раньше он не пытался завязать. Единственным спасением от него была моя каюта: захлопнув дверь и задвинув тяжелую щеколду, я чувствовала себя свободной от настойчивого внимания северянина. Тем не менее, нельзя было провести взаперти все три дня пути до алдорских берегов, и поневоле приходилось терпеть.

-Мы их называли "змейками", — сухо ответила я, не меняя позы.

Коннара не смутил мой тон, и он подошел ближе и встал рядом, опершись о борт точно так же, как и я.

-Помнится, совсем недавно мы стояли точно так же в Хайсоре, — непринужденно сказал он, не уточняя, кого я имела в виду под словом "мы".

-Да, в то время ты был куда более учтивым, — не удержалась я от того, чтобы не ввернуть шпильку.

Дыхание наемника стало тяжелым: видно, ему не понравился мой ответ, но от ответной любезности он удержался. Тогда я решила повернуть беседу на другую тему:

-Тоже решил заделаться работорговцем? Или Андрус нанял — охранять товар?

Коннар помолчал несколько мгновений, потом произнес, четко разделяя слова, будто обдумывая каждое:

-На мою попытку извиниться ты сказала, что одних только слов будет недостаточно. Там, откуда я родом, не принято оставаться с непрощенным грехом на душе, и, поэтому, я принял решение последовать за тобой — куда бы ты не направлялась.

-Нет! — вырвалось у меня.

Пираты, сидящие на бочках напротив, прервали свой разговор и уставились на меня, но мне было все равно. Я вцепилась руками в волосы и глухо застонала. Кто тянул меня за язык? Выходит, я сама и привела северянина на "Крыло"...

Слегка успокоив не самые добрые чувства, бушующие внутри, я отняла ладони от головы и мрачно спросила Коннара:

-Зачем ты мне сдался?

Наемник дернул могучим плечом и коротко хохотнул:

-Хотя бы для охраны. Не знаю — пока не знаю — что ты там задумала, но уверен, что слабой женщине с этим не справиться. А ты всего лишь женщина, и твой удел — хранить дом и воспитывать детей, а не мчаться по всему свету в поисках приключений.

Меня это задело и не на шутку разозлило. Мне всегда было не по душе, когда кто-то пытался подчеркнуть превосходство мужчин надо мной, а уж если этот кто-то вздумал давать советы, как я должна, по его мнению, себя вести...

-Эта, как ты выражаешься, слабая женщина в одиночку справилась с чудовищем с изнанки мира, — сухо сказала я, чувсвуя, как голос дрожит от кипящего внутри гнева, — может быть, в ваших северных деревнях женщины и сидят покорно дома, превращаясь в скудоумных клуш, но это не значит, что и все остальные похожи на них. Я привыкла во всем полагаться на себя, и твои извинения и услуги мне не нужны.

Немного помолчав, я глухо добавила, не глядя на него:

-Да и не нужны мне твои извинения. Порасспрашивай на досуге матросню "Крыла", пусть скажут тебе, откуда Дикая Кошка получила свое прозвище..может быть, тогда ты хоть что-нибудь поймешь. К тому же...кто знает, что тебе придет в голову...в совместном путешествии. Вдруг опять перепутаешь меня с какой-нибудь своей невестой.

Последнее я явно сказала зря, но уж больно хотелось посильнее уколоть наемника в ответ на его слова.

На скуластых щеках Коннара вздулись желваки, черные глаза нехорошо сузились, и он рявкнул:

-Ты пожалеешь, что посмела открыть свой рот!

Это он опоздал с выводами: я уже пожалела, но было поздно. Наемник схватил попытавшуюся отступить меня за предплечье, дернул...и вдруг его лицо исказила гримаса страшной боли.

Выпустив меня, громадный северянин осел на колени, стискивая голову ладонями и хрипло рыча. Я вновь испугалась: на этот раз, от внезапности и странности происходящего. Где-то внутри шевельнулось подобие жалости к корчащемуся у моих ног недавнему обидчику, и я тихо спросила:

-Что случилось?

Коннар резко вскинул голову вверх, и я ахнула, прижав ладонь ко рту: и его глаз сочилась кровавая жидкость, подсыхая на щеках бурыми ручейками. Пара ударов сердца — и страшное выражение смертельно раненного зверя сошло с его лица: очевидно, боль схлынула. Выругавшись на не известном мне языке, бывший капитан поднялся на ноги, шатаясь, будто пьяный. Мотнув густой гривой волос, он устремил на меня мутные глаза и прохрипел:

-Твой дружок — колдун.

Я не стала уточнять, что Кристиан мне не дружок, к тому же, он вовсе даже не колдун, а вампир, да и виделись мы всего два раза. Меня затопило чувство какого-то тихого умиротворения, смешанного с суеверным страхом: значит, менестрель не обманул, сказав, что без моего согласия северянин не сможет до меня дотронуться.

Выходит, понимать его нужно было буквально. Коннар и впрямь не МОГ коснуться меня без ущерба для себя.

* * *

На Первый океан опустилась ночь, накинув на его беспокойные волны шелковое покрывало штиля. Она принесла с собой ту особенную прохладу и умиротворение, которое бывает только на открытой воде, когда чувствуешь себя безнадежно оторванной от твердой земли, и весь мир сжимается до размеров палубы корабля. На короткое воемя именно он становится твоим миром, а все, что ждет тебя дальше, кажется лишь призраком, которого ты вряд ли настигнешь.

Эти мысли неспешно, будто сонные змеи, роились в голове, пока я сидела на каком-то ветхом ящике, поставленном впритык к борту. Я обнимала согнутые ноги, запрокинув голову вверх и разглядывая раскинувшийся над сонным океаном небесный шатер. Там, наверху, перемигивались звезды и неспешно плыл рогатый месяц, отчего-то кажущийся мне больше, чем обычно. Иногда, отбросив мысли о грядущем, я отыскивала в звездных скоплениях знакомые с детства созвездия: Лапу Тайгора, Щит Саана, Гребень Русалки...по правую руку переливалось красноватым цветом Око Хэлля: давным-давно эддре Лэйдон говорил нам, тогда еще малолетним испуганным ребятишкам, что когда-нибудь наступит Закат времен, и Око Хэлля вспыхнет и разрастется, стремительно поглотив наш мир...

Тряхнув волосами, достигающими середины спины, я отогнала невеселые мысли и вновь уставилась на ночные светила. Интересно, что же все-таки заставляет эти огоньки зажигаться на небе каждую ночь? Алдорские храмовники учат, что это зерна из Священного колоса Трех Богов, которыми они засеивают небесное поле. Когда люди гневают их, одно зерно срывается вниз; стоит полю опустеть, как наступят Темные времена...

В Княжестве Хайянь верят, что по ночам небо становится таким ярким, что Белая Дева, жалея людей, набрасывает на него свое шелковое покрывало, дабы ночной жар неба не испепелил мир. Однако Черный змей Тэ-рэцу однажды захотел насолить богине и подослал мышей, дабы те сгрызли покрывало; мыши испугались гнева Девы и наделали лишь крохотныхдырочек в шелке, из которыхи прорывается ослепительно-белый свет настоящего неба...

А у племен набийцев витает одно общее поверье, что звезды — это глаза врагов великого Вождя Шимура, которые он собрал за бесчисленное количество битв. Слепые враги неопасны, рассудил Вождь, и, дабы они не сумели вернуть себе свои глаза, рассыпал их по небу.

Я вздохнула и слегка поморщилась: ночную идиллию нарушали нестройные выкрики и гогот, то и дело выплескивающиеся со стороны компании матросов, пристроившихся неподалеку от меня. Перевернув пустой бочонок и водрузив на него магический светильник, они играли в "монетку под горой"* время от времени сбиваясь на моряцкие побасенки, самыми приличными из которых были имена героев. На меня они не обращали почти никакого внимания, поэтому я невольно вздрогнула, когда один из пиратов выкрикнул мое прозвище.

— Эй, Кошка! — довольно благодушно проревел матрос внушительных размеров. Его вид натолкнул меня на мысль, что ему, наверное, не страшен даже самый сильный шторм: будет болтаться на волнах, как пробка.

Его лицо было мне незнакомо, поэтому я ограничилась сухим кивком головы и неохотным:

-Чего тебе?

-Спой нам ту песню...про деревню на берегу.

У меня неприятно екнуло сердце. Эту песню я сочинила через два-три дня после убийства Сокола, и, на свою беду, пела ее несколько раз в пиратских забегаловках. Незатейливая, на первый взгляд, песенка имела огромный успех, однако я ее недолюбливала — в ней была собрана вся моя горечь и слезы по безвозвратно канувшим в забытье счастливым временам.

Смахнув невовремя навернувшиеся на глаза слезы, я резко ответила:

-Нет.

Пираты недовольно загудели:

-Да ладно тебе!

-Кошка, не жмись! С тебя не убудет, а душа просит веселья.

Песня и впрямь была веселая, вернее, ее мелодия была таковой — задорной, лихой, искрящейся какой-то отчаянной радостью.

Поняв, что они не отстанут, я махнула рукой и встала:

-Хэлль с вами, пусть будет по-вашему.

Матросы обрадованно загудели, а я подошла ближе к ним, откашлялась и запела:

Я увидела три корабля, заплывающие в бухту.

Чужестранцам никогда здесь не рады, разве что только из любопытства.

Но они прибыли и когда прибыли, они стояли готовые

И все будет по-другому в нашей деревне на берегу.

Когда корабли подошли к пристани, жители деревни спрятались —

Обычно беду приносил прилив.

Когда пираты сошли на берег, они начали строить планы,

И с этого момента все было по-другому в нашей деревне на берегу.

Пираты пришли в наш город и многие попытались убежать.

Я не сдвинулась с места и столкнулась лицом к лицу с одним из них.

Время и морские путешествия обветрили его лицо и руки.

Он отличался от других в моей деревне на берегу.

Он рассказал мне о годах, проведенных в бушующем море.

Потом он произнес поэтические слова философии

И когда ему снова надо было уходить, он попросил моей руки

И я знала, я больше никогда не увижу мою деревню на берегу.**

Я чувствовала, как с каждым куплетом нарастает звон в голосе, а к концу сквозь пение и вовсе стали прорываться отголоски рыдания. Так никуда не пойдет, строго сказала я себе, злясь на собственную чувствительность. Нужно немедленно взять себя в руки.

Однако, похоже, никто из пиратов не обратил на это внимания. Их реакция была привычной: свист, топот и одобрительные выкрики; закончив песню, я коротко кивнула и устало опустилась рядом с толстым матросом.

-Хорошая песня, — одобрил он, поблескивая маленькими глазами, которых почти не было видно из-за щек. Я пожала плечами:

-Наверное.

-Споешь еще что-нибудь?

-Я... — продолжать выступление у меня не было никакого желания, и я хотела было отделаться привычной отговоркой про внезапно охрипший голос, но тут раздалось:

-Мне тоже понравилось, Кошка.

Из темноты показалась огромная фигура наемника-северянина, и он подошел к нашей компании. Растолкав недовольно заворчавших матросов, явно не рискующих высказывать свое недовольство в открытую, он уселся напротив, по-ранаханнски скрестив ноги и, пристально глядя мне в глаза, произнес:

-Кажется, я начал понемногу понимать тебя.

* * *

Возбужденный шепот, вызванный появлением северянина, быстро унялся. Матросы мигом завели с ним разговор, явно смекнув, что такой бывалый наемник сможет поведать им немало интересного. Про меня будто забыли, чему я была втайне рада: можно было спокойно посидеть и послушать что-то, а не говорить самой.

Оживленно жестикулируя и время от времени бросая на меня быстрые взгляды, Коннар рассказывал о своих похождениях. Скитания по ледяным пустыням Торосса

* * *

, схватки с огненными змеями, исследование самых отдаленных уголков недосягаемого третьего материка...я поморщилась. Уверена, что большую часть этих россказней можно считать пустопорожней болтовней, рассчитанной исключительно на то, чтобы произвести на меня впечатления. Другая часть баек бывшего капитана вполне может сойти за правду...преувеличенную в несколько десятков раз. Интересно, где он научился так складно и цветисто излагать всю эту чушь?

Пираты, однако, слушали речь северянина с немым восхищением. Их лица походили на абсолютно одинаковые маски хайяньского театра Нэ, застывшие в гримасе благоговейного восторга.

-А тебе доводилось встречаться с Пожирателем волн? — выдавил толстый почитатель моих песен, уловив паузу в рассказе наемника.

Коннар запнулся и недоуменно посмотрел на него:

-С кем?

-Пожирателем Волн, — с обидой в голосе уточнил матрос, — говорят, он живет за краем океанов, разинув пасть, широкую, как двадцать материков, и непрестанно глотает волны, перемалывая своими зубищами, размером с гору, корабли...

-Очень интересно, — с оттенком презрения отозвался Коннар, — думаю, если бы я встретил подобное чучело, вряд ли я сидел бы тут и разговаривал с вами.

Толстяк озадаченно умолк и насупился, а мне в голову пришла шальная идея.

-Раз уж ты везде побывал и столько повидал, — с вкрадчивой мягкостью начала я, — не видел ли ты человека...или существо с глазами, светящимися синим светом?

Северянин недоверчиво посмотрел на меня, словно не веря, что я заговорила с ним, и неохотно ответил:

-Нет. Да и вряд ли такой есть...посуди сама: у оборотней глаза желтые, у вампиров — черные и сиреневые, у ракшасов — оранжевые, а у демонов... — тут он сделал быстрое движение правой ладонью, будто смахивая что-то с себя, — у демонов они ярко-красные. А зачем тебе?

-Просто так, — пожала я плечами. Разочарования не было, но крохотный огонек надежды, все же теплившийся в душе, погас.

Коннар, прищурившись, продолжал буравить меня взглядом, и я поневоле отвела глаза. Сейчас мне все больше и больше казалось, что увиденное мной было всего лишь сном, обманчивым миражом, и ждать встречи с Синеглазым — глупо.

Тем временем, нить разговора подхватил приятель толстяка — коренастый коротышка, смахивающий на обезьяну. Сходство усиливалось, благодаря густым рыжим бакенбардам, обильно растущим вокруг лоснящейся, как блин, физиономии.

Важно причмокивая губами, он завел повесть о собственных приключениях, явно намереваясь если не переплюнуть, то хотя бы сравняться с северянином. Как на грех, коротышка начал рассказывать историю о своей встрече с русалкой и морским демоном — историю, которую я до этого слышала раз двадцать, и каждый раз — с новыми подробностями и новым главным героем.

Не сдержавшись, я прикрыла рот ладонью и тихонько захихикала; на лице Коннара, не сводящего с меня глаз, мелькнула улыбка. Мне стало неприятно, и я согнала с лица радостное выражение.

-...сказал демон, — тем временем рассказывал приземистый пират, важно обозревая слушателей, когда корабль вдруг вздрогнул и начал медленно крениться набок, будто столкнувшись с чем-то.

Пираты повскакивали со своих мест, разом загомонив и схватившись за оружие. В тусклом свете магических светильников замерцали лезвия сабель и кинжалов. Коннар вытащил из-за пояса короткий меч, всем своим видом показывая, что готов...к чему?

Палуба накренилась еще больше, и над кораблем прокатился, вибрируя, низкий рык, смешавшийся с истошными воплями дозорного, застрявшего в "вороньем гнезде" наверху.

Поднялась суматоха. Мои же мысли были заняты исключительно сохранностью Камня, лежавшего в моей каюте. Перед глазами живо встала картина: мое сокровище выпутывается из шали, катится по полу трюма, проваливается в возможную пробоину и со скорбным плеском погружается в воду...мне стало дурно от ужаса, и, расталкивая пиратов, я кинулась к каютам, балансируя на накренившейся палубе.

Бывший капитан Ранаханнской стражи что-то крикнул мне вслед, но я даже не обернулась. Все мои мысли были заняты артефактом, потеря которого ставила крест на моей мечте.

Оттолкнув пухлого матроса, возникшего на пути, я подскочила к крышке люка, едва заметной в темноте, и дернула прохладное кольцо на себя, не сразу поняв, почему палуба под ногами вновь пришла в движение.

Ноги не удержались на скользких досках, и я неуклюже упала на бок, не расжимая пальцев и больно ударившись локтем. Над головой вновь пронесся рык, вызвавший панику; рык, напоминающий волчий вой, всхлипывание пустынной сайги и рев тайгора.

Только на этот раз он прозвучал совсем близко от меня.

В поисках источника рыка, я обернулась и похолодела, чувствуя, как ладонь, держащая кольцо, судорожно сжалась от ужаса.

В паре ударах сердца от меня через борт корабля медленно переваливалась мешкообразная туша, размером с хорошего быка. Шлепая по доскам палубы чем-то, по звуку похожим на ласты (в темноте было не разглядеть), она с причмокиванием втягивала в себя воздух.

Матросы кинулись врассыпную от чудовища; лишь несколько смельчаков попытались навалиться на него и заставить убраться восвояси. Однако чудище будто бы и не заметило их: небрежно махнув толстыми отростками лап, оно отшвырнуло от себя матросов с той небрежностью, с какой красноголовка

* * *

выплевывает шелуху от шишек. Пираты с проклятьями покатились по палубе, отчаянно пытаясь ухватиться за что-нибудь, а неведомый зверь, издав утробное рычание, неуклюже пополз в мою сторону. Палуба подо мной задрожала от колыхания его жирного тела. Пахнуло гнилью и тухлой рыбой.

Я не закричала. Отчего-то в минуту опасности на меня иногда нападало оцепенение, и, вместо того, чтобы спасаться, я застывала на месте и сомнамбулически смотрела на угрозу.

Так и вышло на сей раз. Лишь спустя пару мгновений, когда монстр был полностью на палубе, я обрела способность двигаться и говорить.

Будучи твердо уверенной, что, стоит мне повернуться к нему спиной, как он немедленно в нее вцепится, я кое-как поднялась на дрожащие ноги и попятилась в сторону носа, стремясь оказаться как можно дальше от морской твари. Однако у последней явно были на меня другие планы.

Не успела я сделать и пары шагов, как чудище содрогнулось, и в мою сторону метнулась одна из его лап, показавшая завидную способность вытягиваться на приличное расстояние. Я отпрыгнула в сторону, но, видно, недостаточно поспешно: вокруг голой лодыжки обвилось что-то склизкое и холодное. Я попыталась вывернуться, но тварь оказалась сильнее: сдавив мою ногу так, что отчетливо хрустнули кости, она потянула щупальце на себя. Не удержавшись, я упала, а, спустя удар сердца, по коже словно вытянули огненной плетью. Мышцы ноги задеревенели, и я почти перестала ее чувствовать.

-Хэлль тебя раздери! — не выдержав, заорала я, пиная конечность твари свободной ногой и отчаянно нащупывая в палубе щели, за которые можно было бы зацепиться. Напрасно: пальцы скользили, а чудище сосредоточенно подтягивало меня к себе, удовлетворенно порыкивая.

Говорят, что перед смертью вся жизнь проносится перед глазами. У меня перед глазами встала лишь туманная пелена горечи и страшной обиды на то, что мне предстоит умереть здесь, на этой грязной палубе, не осуществив свою мечту.

Остров Дракона так и останется недосягаемым.

...На долю мгновения я внезапно совершенно отчетливо увидела перед собой пару синих глаз, горящих, будто огоньки над морем в бурю.

Отчего-то это придало мне сил, и я принялась извиваться с удвоенной злостью.

Тем не менее, тварь как будто и не заметила моих усилий. Напрягая свое жирное тело и шурша брюхом по доскам, она рывками подтаскивала меня все ближе; поняв, что помощи ждать неоткуда, я в последний раз лягнула ее, вложив в удар все силы, и обреченно прикрыла глаза, ожидая, что на моей лодыжке вот-вот сомкнутся острые зубы.

Однако этого не последовало. Вопреки моим невеселым ожиданиям, хватка чудища резко ослабла, а лапа — обмякла настолько, что сама соскользнула с моей ноги.

Недоумевая, я открыла глаза и увидела тварь, неподвижным кулем лежащую в ударе сердца от меня. Ее лапа, лежала чуть в стороне в неестественном положении, и, приглядевшись, я понялла, чо она отрублена. На корабельный настил аккуратно струилась темная кровь, собираясь в медленно расползающуюся лужу.

Я закашлялась и прикрыла лицо ладонями, почувствовав мерзкий гнилостный запах, исходящий от нее.

-Это мангор, — небрежно бросил Коннар, выдергивая из туши твари короткий меч и стряхивая с лезвия кровь, — обычно они водятся в глубине; странно, что он решил выбраться на поверхность.

Он поднес магический светильник на длинной ручке поближе к бездыханному телу, которое еще слегка подергивалось. В светло-желтых отблесках я сумела разглядеть узние, как лезвия, прорези глаз, нижнюю челюсть, сильно выдающуюся вперед, и острые клыки, выступающие из нее.

При мысли о том, что буквально несколько мгновений назад я могла бы быть легко нанизанной на эти самые клыки, на меня накатила дурнота. Кое-как подтянув онемевшее колено к груди, я принялась растирать ногу, устремив взгляд в пол. Мне не хотелось смотреть в глаза северянину, спасшему мне жизнь — от осознания того, что совсем недавно этот самый "спаситель" едва не изнасиловал меня, на душе было мерзко.

-Оберни ногу тряпкой, вымоченной в соленой воде, — бросил, помолчав, Коннар и отошел — помогать подбежавшим матросам избавляться от тела чудища. Я не стала смотреть ему вслед.

* * *

До каюты меня довел Андрус, прослышавший о ночном происшествии.

-Правильно говорят — баба на корабле — не к добру, — качая головой и сочувственно наблюдая за тем, как я ковыляю рядом с ним, ухватившись за любезно подставленный локоть. Пират предложил было свои услуги в качестве носильщика, но я отказалась — почему-то не хотелось выглядеть совсем уж беспомощной на глазах у северянина.

Хотя, казалось бы, куда уж беспомощнее...

-Так прикажи выбросить меня за борт, — огрызнулась я, едва не плача от боли: при каждом движении лодыжку словно пронзали раскаленные иглы.

Андрус обиженно посмотрел на меня, вызвав легкий укол совести.

-Ты чего такое говоришь-то, Кошка? А что мне на том свете Том скажет? Это ж я так болтаю...хотя вряд ли возьму еще кого в юбке на борт...хватит с меня и

* * *

.

Я не ответила. Мои мысли всецело занимал сегодняшний поступок наемника: он вызвал какую-то смутную идею, шевельнувшуюся на границе сознания, но пока четко не оформившуюся...

* * *

...Этой ночью — вернее, в тот ее отрезок, что остался до рассвета — мне плохо спалось. Я ворочалась на узкой койке, натягивая на себя засаленное одеяло, поминутно проваливаясь в тяжелую дремоту и тут же выныривая из нее, покрывшись холодным потом. Нога уже не болела, обильно натертая солью, но остался нестерпимый зуд, словно под кожу забрались тысячи мелких болотных мошек, и прогрызали в ней ходы. я стонала, стиснув зубы, и до крови раздирала ногтями лодыжки. это дарило минутное облегчение, но затем возвращалось вновь. к тому же, где-то там, на границе сна, меня подстерегали обрывки сновидений, теснясь и толкаясь в гулкой от недосыпа голове. Перед глазами неумолимо возникала мерзкая морда морской твари; короткий меч Коннара, покрытый липкой кровью, и выражение глаз наемника, в которых обида граничила с тревогой.

Как бы мне не претило это признавать, северянин был прав. В одиночку предпринимать путешествие за второй вехой было делом рискованным: а ну, как нападение чудища — только начало? Даже в Ранаханне нас было двое, и, хоть тайгорову долю

* * *

* работы проделала я, помощь Дарсана была существенным подспорьем. А тут выпал такой шанс получить и содействие, и профессиональную защиту абсолютно бесплатно, да еще и на добровольной основе...и без нежелательных посягательств с его стороны.

Чем больше я обдумывала эту заманчивую возможность, тем больше она мне нравилась. Останавливало лишь одно: как сказать об этом Коннару, не потеряв лицо и не выглядя при этом полнейшей дурой?

Я перевернулась на правый бок, прикусив согнутый палец.

Буду действовать по обстоятельствам. По крайней мере, моя способность к импровизации еще ни разу меня не подводила.

* * *

Лучи утреннего солнца уже вовсю купались в морских волнах, когда я поднялась на палубу. Мое появление прошло незамеченным: матросы яростно надраивали доски в том месте, где морское чудище вползло на корабль, Андрус стоял у штурвала, перебрасываясь короткими фразами с боцманом и Акирой, а Коннар неподвижно стоял у борта, спиной ко мне.

Я посмотрела на его могучий торс и отстраненно подумала, что, пожалуй, я приняла верное решение. Дело оставалось за малым...

-Эй, Кошка! — громко окликнул меня бывший Ворон, и я вздрогнула от неожиданности, — подойди сюда, есть разговор.

Я ощутила укол раздражения: не люблю, когда в мои планы вмешиваются, заставляя отодвигать важную беседу. Однако Андрус пока еще капитан на этом судне, и не стоит забывать, что именно благодаря ему я скоро окажусь в Алдории. Так что...

-Хин аш'най, Войге, — тепло улыбнулась я, выполнив просьбу капитана. Тот поморщился, давая понять, что я не к месту решила блеснуть познаниями в его родном языке.

-И тебе доброго утра, Кошка, — сухо сказал он, — через три-четыре часа мы подойдем к берегам Алдории, если ветер будет по-прежнему благоприятным, и мы с тобой распрощаемся.

-Ты для этого позвал меня сюда? — кротко уточнила я, присаживаясь на моток каната из сыромятной кожи. Андрус вновь метнул на меня гневный взгляд: было видно, что капитан "Крыла" находится не в самом лучшем расположении духа.

-В том числе, и за этим, — кивнул он и жестом попросил боцмана удалиться. Тот сбежал с капитанского мостика по лесенке, громко топоча деревянными башмаками. Акира проводил его ничего не выражающими глазами и устремил взгляд на меня, храня гробовое молчание. Я невольно поежилась и вполголоса обратилась к Андрусу:

-Может быть, стоит отослать и твоего оборотня перед прощанием?

-Он останется, — недовольно бросил капитан, — в конце концов...а, ладно, нет толку тянуть с этим.

Зачем-то оглянувшись на хайянца, он пошарил за пазухой и торопливо сунул мне извлеченное. Я недоуменно посмотрела на блеснувший в лучах солнца предмет, положенный на ладонь: небольшой кулон на ней в виде ольхового листа, в центре которого тускло мерцала капелька желтого агата. Судя по красноватому оттенку металла, из которого был сделан кулон, он был медным.

-Что это? — удивленно спросила я: странен был не сам выбор подарка, а то, что Андрус так внезапно расщедрился.

-Это тебе на память, — раздраженно сказал Войге, — и в знак уважения к моему покойному другу...

-Не лги, — вдруг послышался тихий голос, и Андрус поперхнулся, побагровев от злости. Я изумленно взглянула на оборотня: до этого я ни разу не слышала, чтобы он позволял себе прерывать чей-то разговор.

Хайянец чуть поклонился мне, выставив перед собой горизонтально сложенные ладони, и невозмутимо продолжил:

-Этот кулон хранился у Андруса достаточно давно, и, честно говоря, я не знаю, откуда он его взял. Но, увидев тебя, я понял, что предназначение этой вещи — оберегать твой покой...

-Подожди-подожди, — непонимающе перебила я его, — что значит "предназначение вещи" и "увидев меня"?

В раскосых глазах Акиры не отразилось не единой эмоции, а речь по-прежнему осталась спокойно-размеренной, с заметным хайянским акцентом:

-Мой народ верит, что любая вещь, появляющаяся в жизни, имеет свое предназначение. Желтый агат убережет тебя от злых духов и нечистой силы, дурного глаза и ядовитых укусов...видишь ли, рядом с тобой витает какая-то незримая угроза, которая связана не то с темным колдовством, не то с чьим-то проклятием, и этот амулет станет тебе неплохой защитой.

Я пораженно молчала, глядя на оборотня. При его словах на ум сразу пришла тварь из Лах'Эддина; неужели перед гибелью она успела наградить меня сомнительным сюрпризом в виде какой-нибудь порчи или сглаза? Или же Акира намекает на другой источник опасности? Во всяком случае, от такого подарка, да еще преподнесенного из благих побуждений, отказываться будет невежливо, а выяснение деталей по поводу проклятия можно оставить на потом.

Я сжала пальцы и тепло улыбнулась хайянцу, повторив его поклон:

-Спасибо. А больше ты ничего не чувствуешь...ну...связанного со мной?

Парень покачал головой:

-Мы чуем только влияние злых духов или вмешательство темных сил, но ничего точнее я сказать не могу. Купи медную цепочку и носи амулет, не снимая, на левой руке, уверен, он принесет тебе не только защиту, но и удачу.

-Брехня это все, — неожиданно взорвался Андрус, о котором я успела позабыть, — ну, сама подумай, как какой-то камушек защитит тебя от колдуна? Носи его, как побрякушку, ни на что более он не годится. Журавлика послушать — так эти его духи день-деньской бродят среди нас, ища, кому бы напакостить. Он и мне сегодня с утра все уши пропел, мол, отдай ей эту штуковину, отдай ей эту штуковину...

Войге грязно выругался, сплюнул и умолк.

Лицо Акиры осталось непроницаемым, но в глазах мелькнула жалость. Я только вздохнула: наверное, Андрус не верил в свойства оберегов и амулетов...интересно, как он тогда общается с литанээ?

Пряча подарок в складках юбки, я вдруг вспомнила последние слова Войге и не удержалась от вопроса:

-Почему ты назвал Акиру Журавликом?

-Потому, что я принадлежу клану О'Дзуру, — опередил хайанец капитана с ответом, — наш тотем — журавль.

* * *

**

Немного помедлив, он закатал рукав темно-синей рубахи и продемонстрировал мне правую руку. На внутренней стороне локтя красовалась красная татуировка: танцующий журавль, запрокинувший голову с полуоткрытым клювом.

Андрус угрюмо промолчал, а я не стала продолжать расспросы.

Готова была поклясться, что полное имя Акиры было Акира О'Дзуру-тэн.

* * *

* * *

И это объясняло ту легкость, с которой он отправился в морское путешествие.

Потому, что хайянские кланы оборотней весьма неохотно воспитывают своих незаконнорожденных отпрысков.

* * *

Еще раз сердечно поблагодарив капитана и Акиру за подарок, я легко сбежала о ступенькам капитанского мостика на палубу. Матросы уже разошлись, но Коннар все еще стоял, тяжело привалившись к борту. Морской бриз шевелил его черные волосы, змеями разметавшиеся по широким плечам, и напряженная спина без слов говорила о том, что северянин, как и Андрус, сейчас совершенно не в духе.

Однако моих планов это не отменяло, и я, глубоко вздохнув, подошла к наемнику, встала рядом, облокотившись спиной о борт, и лучезарно улыбнулась.

Коннар медленно повернул голову, еле слышно хмыкнул, отодвинулся и вновь устремил взгляд на бегущие мимо "Крыла Ворона" волны.

-Хороший сегодня денек, правда? — непринужденно сказала я, добавив в голос наибольшее количество веселья, которое только смогла выдавить.

-Чего тебе надо, Кошка? — мрачно пробормотал бывший капитан стражи калифа, показывая всем своим видом, что не разделяет моего веселья.

Я рассмеялась — наверное, чересчур звонко, потому, что Коннар поморщился.

-Почему я не могу просто так подойти и начать разговор? Обижаешь...впрочем, ладно, сознаюсь, — я подняла ладони в знак перемирия, — я пришла поблагодарить тебя за спасение моей жизни от мангора. Удивительно, что на этом корабле оказался лишь один человек, способный на смелый поступок...

Я чувствовала себя мерзко — словно актриса на сцене захудалого балагана, играющая плохую роль. Те слова, которые я произносила, были насквозь надуманными: я не выносила лести и лицемерия, но в данном случае было необходимо смягчить северянина прежде, чем приступить к сути дела.

-Надо думать, — нехорошо усмехнулся наемник, — на этой посудине собралось одно сплошное отребье, не способное даже сделать шаг навстречу опасности.

Я тихо возликовала: похоже, моя лесть подействовала: Коннар разговорился, и это был хороший знак.

-Благодарность принята, — кивнул северянин, — у тебя все?

-Да, пожалуй, — лениво протянула я, откинувшись назад и, полуприкрыв глаза, внимательно наблюдая за собеседником. Черты его лица на мгновение исказило жестокое разочарование, и я поняла, что решающий момент настал.

-Пожалуй, все, — повторила я, придавая голосу крайнюю безразличность, — о чем можно еще говорить, если ты, похоже, твердо передумал сопровождать меня в Алдорию...

Коннар вскинул на меня глаза с такой резкостью, какой позавидует и дикий рогач, перед носом которого помахали букетом аланий.

* * *

* * *

Я спокойно выдержала его горящий взгляд, устало улыбнувшись краешком губ.

-Что это за игры, Кошка? — хрипло спросил наемник, — если не ошибаюсь, первой отказалась от моего предложения ты!

-Каждый имеет право на ошибку, — промурлыкала я, одаривая северянина самым ласковым взглядом, на который только была способна. Внутри бушевала ущемленная гордость, требующая немедленно прекратить этот бездарный спектакль, но я жестко наступила на нее, твердо сказав себе, что моя конечная цель оправдывает любые средства.

Густые черные брови северянина сшиблись на переносице, и он процедил сквозь зубы:

-Любопытно...ты слишком резко изменила свое мнение. Сдается мне, не узнай ты о том, что со мной сделал твой дружок, ты бы и не взглянула на меня. Это так? Отвечай!

Последнее слово он рявкнул так, что я невольно отступила на шаг, но тут же овладела собой.

Я больше не боялась его. То ли это была заслуга Кристиана, то ли осознание беспомощности северянина передо мной добавило храбрости, но я могла безбоязненно смотреть наемнику в глаза, не заботясь о его реакции.

Пожав плечами, я спокойно произнесла, проигнорировав его вопрос:

-Мне показалось, что в моем предприятии мне и впрямь будет одиноко...к тому же, твой последний поступок несколько изменил мое мнение о тебе, почти убедив в том, что я могу доверить тебе свою жизнь.

Это было уже правдой — но безбожно приукрашенной.

Шумно вздохнув, северянин опустил голову и стиснул массивные кулаки.

Установилась тишина. Я терпеливо ждала.

-Ты и впрямь настоящая ведьма, Кошка, — сумрачно выдавил он, наконец, — я не знаю, что ты делаешь со мной, как играешь, будто кошка с мышью, но... Я не могу отступиться от своего слова.

Оттолкнувшись от борта, он порывисто опустился на одно колено передо мной, прижал правую руку со сжатым кулаком к груди и медленно проговорил, пристально глядя мне в лицо:

-Я клянусь защищать и оберегать тебя до тех пор, пока ты сама не освободишь меня от моего слова...или я не паду в бою. Ты принимаешь мою клятву?

Я сдержанно кивнула, не испытывая никакого благоговения: я знала, что это обычная клятва наемников перед их временным господином. Правда, после этого полагалось ударить по рукам, но ввиду определенных обстоятельств, северянин не стал протягивать мне ладонь: очевидно, решил, что это пойдет вразрез с моим желанием.

В этом он не так сильно погрешил бы против истины.

Мы закрепили наше соглашение лишь короткими поклонами: даже без рукопожатия слово наемника было нерушимым, и теперь можно было не опасаться предательства или какой-то хитрости с его стороны.

-Встретимся на палубе, когда "Крыло" подойдет к причалу, — коротко бросила я напоследок и поспешила к своей каюте — собираться в дорогу.

-Не боишься, что чары твоего дружка скоро спадут? — внезапно насмешливо крикнул мне вслед Коннар, — тогда ты никуда от меня не денешься!

Я застыла на месте, будто пораженная молнией: подобная мысль раньше не приходила мне в голову. Однако начало положено, и отступать назад уже поздно...и что-то подсказывало мне, что на Кристиана можно положиться.

-Я думаю, что к этому моменту я буду уже далеко! — расхохоталась я в ответ и, не оборачиваясь, поспешила к каюте.

* * *

Лиэнн — один из самых отдаленных от столицы южных портов Алдории встретил нас буйством красок, многолюдностью и пестротой цветов, в благоухании которых утопали многоярусные дома, облепившие холмы, начинающиеся невдалеке от побережья.

-Даже не верится, что в такой красоте ведется торговля людьми, — задумчиво пробормотала я, наблюдая, как неумолимо сужается полоска воды между "Крылом Ворона" и причалом.

Коннар, статуей застывший за спиной, сохранил безразличное молчание, а толстый пират, тот самый, что просил меня спеть, миролюбиво заметил, проходя мимо:

-Да ладно тебе, Кошка. В этой жизни всегда так: либо торгуешь ты...либо торгуют тобой.

Загоготав, он прошел дальше, а я, вздрогнув от отвращения, вновь уставилась вперед...

...Когда, спустя час, "Крыло Ворона" пришвартовалось, и на доски причала бросили трап, ко мне подошел Андрус, чье лицо выглядело еще более недовольным и будто бы припухшим. На сей раз, Акиры с ним не было.

-Прощай, Кошка, — пробасил он, источая запах лэя, — не слушай ты, что там нес Журавлик. У их братии вечно какие-то странности на уме...смотри, я буду проходить мимо этих берегов через пару лун

* * *

* * *

*, если еще будешь здесь, могу прихватить с собой.

-Спасибо, Андрус, — улыбнулась я старому пирату, решив не припоминать ему слова о том, что на борту " Крыла" больше не будет ни одной женщины, — я обязательно буду иметь в виду. Прощай и передай мой поклон Жу...Акире. Как бы то ни было, кулон мне понравился.

Бывший кочевник пробормотал что— то неразборчивое, но я уже спрыгнула на алдорскую землю.

Могучий северянин молчаливой тенью последовал за мной.

*"Монетка под горой" — матросская азартная игра. Ее смысл — угадать, под каким из трех "гор"— наперстков находится монетка. Тот, кто сделает это быстрее остальных, выиграет.

**Blackmore's Night, "Village on the Sand", перевод Анна Сибуль.

* * *

Торосс — страна вечных льдов на севере первого материка.

* * *

Красноголовка — небольшая птица с раздвоенным клювом, питающаяся шишками и орехами.

* * *

*Аналог — "львиная доля".

* * *

**Хайянские кланы оборотней разделяются по принадлежности к тому или иному тотему — духу-защитнику клана.

* * *

* * *

Кланы оборотней-рысей, как правило, растят бастардов до определенного возраста, а затем изгоняют их. Красный цвет татуировки, изображающей тотем клана, и постфикс "-тэн" — знак принадлежности обладателя к бастардам.

* * *

* * *

Дикий рогач — травоядный зверь, похожий на черного быка, с двумя парами рогов. Запах алании — горного цветка, с мелкими ярко-красными соцветиями и пушистыми листьями, сводит его с ума и заставляет впадать в неистовое бешенство.

* * *

* * *

*Лунных циклов.

Глава 11.

* * *

Мы сидели в портовой таверне "У наяды", решив перекусить и выработать дальнейший план действий. Таверна не отличалась каким-то особенным порядком или уютом, но в ней было немноголюдно, а, значит, не было лишних ушей.

Бывший капитан ранаханнской гвардии сидел напротив меня, скрестив на груди могучие руки и пристально глядя мне в глаза. На его лице была написана насмешка, разбавленная снисхождением: так старый тайгор смотрит на беспокойно вертящегося у его лап котенка, раздумывая, прихлопнуть ли мальца или подождать.

Я удерживала спокойный, чуть отстраненный вид, мягко улыбаясь наемнику. Судя о тому, как начинали насупливаться его брови, моя улыбка действовала ему на нервы. Сейчас ни в коем случае нельзя было подавать вид, что я напугана или растеряна: это лишь раззадорит его и укрепит в уверенности, что он — полноценный хозяин положения. Нужно было определиться с манерой поведения при нем: передо мной был уже не растерянный Дарсан, боявшийся каждого моего слова, а закаленный в боях воин, одного неосторожного движения которого хватило бы, чтобы с легкостью снести мне голову. Разговор с ним походил на прогулку по полю с огнецветами* — один шаг в сторону — и неосторожный путник рискует остаться без ноги.

Признаться, я уже жалела о том, что ввязалась во всю эту авантюру с северянином. Раньше я никогда не имела дела с наемниками и не представляла, насколько далеко распространяются мои права в отношении него. Вдобавок, я никак не могла разобраться со своим отношением к нему: с одной стороны, он спас меня от мангора, с другой — стойкая неприязнь, кипящая внутри, упорно перебивала все зачатки благодарности.

Убьет ли он, если я ему прикажу? Ограбит первого попавшегося, на которого укажет мой палец? Стоило раз и навсегда прояснить все вопросы, а также дать понять северянину, что я — его госпожа, пусть и временная, чтобы он не держал себя со мной, будто с провинившейся служанкой.

Я отпила разбавленного лэя, поморщившись от кислого вкуса, чуть отдающего плесенью, и, внутренне собравшись, вкрадчиво начала:

— Перед тем, как мы куда-то отправимся, я бы хотела — во избежание возможных недоразумений — обсудить кое-какие детали.

Коннар откинулся на спинку скамьи и скептически поднял черные брови, мол, давай, обсуждай. Я продолжила, чуть повысив голос и стараясь не обращать внимания на выражение его лица:

-Я признаюсь честно: мне в новинку путешествовать вместе с тем, кто присягнул мне а верность. Пусть я и не плачу тебе, но все же мне нужно знать: насколько далеко я могу зайти, приказывая тебе сделать что-то?

-Я поклялся защищать тебя, — пожал плечами наемник, — если твоей жизни будет угрожать серьезная опасность, я сделаю все, что в моих силах, чтобы ее отвести.

-Даже убьешь?

Губы Коннара вновь искривила снисходительная усмешка:

-Даже убью. Но не воображай, что я буду резать глотки направо-налево только потому, что тебе этого захотелось. Я не хорь**, и никогда не буду пачкаться ненужной кровью.

Я мысленно перевела дух. У бывшего капитана, несмотря ни на что, все же есть кое-какие зачатки благородства.

-Мне не нужны чужие жизни, — поспешила я внести ясность, — я просто не уверена, что то, что я задумала, пройдет гладко. Именно поэтому я и решила удостовериться в твоих возможностях.

Северянин дернул могучим плечом и, запрокинув голову, одним махом выпил все содержимое своей кружки. После этого он со стуком поставил ее на стол и вновь воззрился на меня начинающим тяжелеть взглядом из-под насупленных черных бровей.

-Кстати, об этом, — хрипло проговорил он, — ты так и не сказала мне, куда мы направляемся, а просто притащила в эту дыру. Так и будешь держать меня в неведении или все-таки попробуешь научиться мне доверять?

Я заколебалась. С одной стороны, открывать карты было рановато, с другой — не сообщая подробностей я рисковала нарваться на серьезную обиду с его стороны, что существенно осложнило бы наше дальнейшее путешествие.

В конце концов, я не обязана посвящать его во все тонкости моего плана.

-Нам нужно перебраться в Корниэлль, — уклончиво ответила я, — там находится билиотека, а там, в свою очередь — то, что мне нужно.

-Не скажешь, что именно? — сумрачно уточнил наемник, не сводя с меня глаз. Я отрицательно покачала головой.

-Это все, что тебе нужно знать.

Коннар мрачно кивнул, оглянулся на стойку трактирщика и внезапно хлопнул широкой ладонью по столу, рявкнув при этом так, что я вздрогнула и невольно отодвинулась:

-Еще лэя! И если это будет такое же пойло, как и в прошлый раз, я залью тебе его в глотку и заставлю поить свиней изо рта!

Трактирщик — сухопарый мужчина с неожиданно округлым животом — заметно побледнел и, заискивающе закивав, ринулся куда-то за стойку, откуда донеслось позвякивание бутылок.

"Наверное, не привык иметь дела со вспыльчивыми северянами," — безразлично подумала я, наблюдая, как ходят желваки на скулах моего спутника. Интересно, что его так взбесило? Неужели мое нежелание откровенничать?

Так или иначе, мне тоже поневоле придется привыкать к его тяжелому характеру.

Тем временем на нашем столе возникло две кружки, до краев наполненные напитком, чей аромат не шел ни в какое сравнение с вонью его предшественника. В воздухе витал запах молодой листвы с едва уловимым грушевым оттенком, и я догадалась, что ради нас хозяин "Наяды" откупорил бутылку дорогого ирлилэя

* * *

— явно из своих личных запасов.

Наемник коротко кивнул, мол, давно бы так, и пододвинул одну из кружек к себе. Я последовала его примеру.

Ирлилэй и впрямь оказался восхитительным: сладковато-терпкий вкус и пряное послевкусие придавали сил и благоприятно влияли на настроение. По крайней мере, осушив свою кружку, Коннар как-то смягчился и уже не смотрел на меня таким зверем.

-Как ты планируешь добраться до Корниэлля? — вкрадчиво спросил он. Я сладко потянулась и подавила зевок: от выпитого спиртного меня всегда клонило в сон.

-Скачок драконицы, — кратко ответила я. Северянин вновь помрачнел.

-Что-то не так?

-Не доверяю я этим скачкам, — явно через силу выдавил он, не глядя на меня, — три года назад мой друг и я... В общем, нам нужно было как можно быстрее убраться из одного места. Неподалеку находилось стоянка дракониц, ну, и... Я перенесся благополучно, но Арман...мой друг...

Коннар шумно вздохнул, отодвинул кружку и глухо продолжил, по-пржнему уставясь в окно справа:

-Когда он появился, я сначала не понял, что случилось. На нем не было лица. Не было лица в прямом смысле, понимаешь, Кошка? Кожа слезла с него, как перчатка, и на меня смотрел череп, обтянутый кровоточащим мясом.

Мне стало не по себе, и я тихо сказала:

-Я поняла. Не продолжай.

-Он упал на землю и больше не поднимался, — с надрывом сказал Коннар, не слышавший или не пожелавший услышать меня. Помолчав немного, он перевел на меня потемневшие от воспоминаний глаза и веско вымолвил, будто рубанув сплеча:

-Вот почему я не доверяю скачкам. Есть другой путь?

Я почувствовала легкое раздражение и ответила резче, чем хотелось бы:

-Есть — по реке. Но мое дело не терпит отлагательств, поэтому — нравится ли это тебе или нет — мы отправимся драконицами. Мне жаль твоего друга. Я не знаю, что с ним произошло, но я знаю, что такие случаи — единичны. Это мое последнее слово.

В воздух повисло напряжение. Коннар прищурился и больше прошептал, чем проговорил вслух:

-Ведьма.

-Напомни, пожалуйста, кто из нас наемник, а кто — господин, — мурлыкающим тоном отозвалась я.

Стук дверной щеколды не дал нашей перепалке перерасти в крупную ссору.

В "Наяде" появились двое: сухощавый мужчина в запыленных, потрепанных штанах и залатанном кафтане и его спутник — крепкий парень в щеголеватой белой рубахе и кожаных бриджах, заправленных в шнурованные сапоги. На его прилизанных волосах плотно сидела широкополая шляпа, а на поясе висел, покачиваясь, пристегнутый к ремню кнут.

Поприветствовав хозяина, он с видом превосходства оглядел таверну. Его взгляд остановился на мне, и, расплывшись в восхищенной улыбке, он отвесил шутливый поклон, приподняв шляпу. Его спутник лишь безучастно пожал плечами и направился к самому дальнему столу.

Коннар стиснул кулаки и начал было подниматься из-за стола, но я поспешила остановить его.

-Успокойся, — тихо произнесла я, слегка кивнув щеголю и приняв безразличный вид. На лице парня отразилось недоуменное разочарование, и он ретировался к своему спутнику, — не стоит кидаться на каждого, кто на меня посмотрит.

-Знаешь, кто это, Кошка? — перегнувшись через стол, уточнил северянин, — этот, с кнутом — работорговец. Имени его я не знаю, но встречал пару раз, когда наведывался в Набию. Мерзкий тип, из тех, кто полосует рабов за малейшую провинность. Второй мне незнаком, но, думаю, эти двое — волки из одной стаи.

* * *

Я вздохнула. К работорговцам я относилась прохладно, но без ненависти: в конце концов, каждый зарабатывает на жизнь так, как умеет. К тому же, занятия других — не мое дело, а любому мерзавцу рано или поздно все содеянное вернется сторицей.

-Мне абсолютно безразлично, кто они и что здесь делают. Нас это не касается. Я просто прошу тебя впредь не бросаться в бой, не дождавшись моего одобрения. Мне не нужны неприятности.

Наемник фыркнул, но промолчал. Не сдержавшись, я вновь покосилась на незнакомцев: они сидели, близко придвинувшись друг к другу и рьяно обсуждая что-то. Тот, кого Коннар назвал работорговцем, порой бросал на меня заинтересованный взгляды; перехватив мой, он толкнул спутника в бок и, без зазрения совести, указал в мою сторону пальцем. Подобная бестактность мне не понравилась и, нахмурившись, я повернулась к северянину:

-Думаю, нам стоит поторопиться. Перед скачком я хотела бы заглянуть к местному портному и подобрать себе приличное платье — в том, в чем я одета сейчас, появляться в Корниэлле не то, что стыдно, но и опасно.

-Хочешь, чтобы я побыл в роли твоего носильщика? — усмехнулся Коннар. Пропустив шпильку, я пожала плечами:

-Это не обязательно. Можешь ожидать меня в порту, не думаю, что выбор платья займет у меня много времени.

-Надеешься от меня избавиться? — хмыкнул наемник, вставая со скамьи и поправляя на поясе короткий меч, — не дождешься, Кошка. Если я дал клятву, я буду следовать ей до конца. Если хочешь поторопиться, тогда предлагаю идти — мы и так слишком долго здесь засиделись.

Я допила последние капли ирлилэя и, не оглядываясь на работорговцев, первая покинула таверну.

* * *

В Лиэнне все дышало приближающимся летом, цвело и благоухало. Низенькие глинобитные дома были увиты плющом и диким виноградом, а васильковая синева неба, глубокого, как перевернутый купол, пьянила и будоражила сердце.

В такой обстановке мысль о том, что совсем рядом клокочет и бурлит рабовладельческое гнездо — Большой Базар Лиэнна — отравляла всю радость существования, а в аромате огромных, как блюдца, наирий

* * *

* начинал мерещиться запах гнили и разложения.

Базар находился в восточной части города, и тянулся по его краю, как уродливая опухоль. К счастью, место, куда мы направлялись, лежало в противоположной стороне, и я втайне радовалась этому.

-Я думал, что перед тем, как отправиться в торговые ряды, мы заглянем на стоянку дракониц, — будто размышляя вслух, произнес Коннар, шагающий за мной. Как и положено верному телохранителю, он держался на полшага позади, зорко оглядывая окрестности и не забывая время от времени высказывать замечания. Прохожие — по большей части, женского пола — провожали гигантскую фигуру северянина заинтересованными взглядами. Молодые девушки, державшиеся группками по три-четыре человека либо густо краснели, либо сбивались плотнее друг к другу и начинали возбужденно перешептываться, несмело показывая пальчиками в сторону наемника. Я внимательно присмотрелась к их одежде, отметив про себя детали фасона: все они носили длинные платья с неглубоким квадратным вырезом и широкой юбкой, начинающейся прямо под грудью. Волосы же почти у всех были забраны наверх, составляя красивую прическу — нечто, вроде "короны" из косы, кругом уложенной на затылке.

-Кажется, ты пользуешься успехом, — увильнув от прямого ответа на вопрос, шутливо сказала я. Ситуация меня забавляла — ужимки девушек, каждая из которых была ненамного младше меня, казались мне глуповатыми. Как бы я ни силилась, я не могла представить себя на месте одной из них — это означало полнейший крах уважения к самой себе.

Северянин хмыкнул.

-Так всегда бывает. В этом мы с тобой схожи — на мужчин ты производишь такое же невероятное впечатление. Эти глупышки не стоят и одного твоего...

-Я хочу сначала купить все необходимое и раз и навсегда покинуть Лиэнн, — несколько громче, чем надо было, перебила я его, испугавшись, что он начнет развивать начатую тему и вновь вынудит меня пускаться в изнурительные объяснения.

-Как скажешь, — кратко бросил Коннар после недолгой паузы и умолк — на сей раз, надолго.

* * *

Лиэннские Торговые Ряды, в отличие от Базара, который был беспорядочным скопищем грязных палаток и шатров, представляли из себя длинную, пронизывающую почти всю северную окраину города, улицу. По обе стороны мощеной дороги громоздились трехэтажные дома, поставленные так близко друг к другу, что между ними практически не оставалась просвета. На первых двух этажах шла оживленная торговля; на третьем, как правило, проживали сами торговцы. Говорят, бывало так, что в одной и той же комнатушке сменялось несколько поколений торгового люда, не высовывавшего нос дальше Рядов.

На этой улице я была лишь однажды, вместе с Соколом, что и позволило мне быстро отыскать Ряды и на сей раз. И, как и в прошлый раз, они почти оглушили меня.

Через Лиэнн пролегал один из основных алдорийских торговых путей, начинающийся от порта и тянущийся вглубь страны, по Лиэннско-Бертоновскому тракту. По этом пути в страну стекались товары из многих стран: ранаханнские торговцы везли шелка и драгоценности; их шараккские коллеги — мешки пряностей и благовоний; выходцы из мелких северных стран и княжеств — бивни моржей и меха. Иногда попадались даже хайянские торговцы жемчугом, но это было редкостью: уроженцы этой страны предпочитали держать собственные лавки в алдорийских городах, а не скитаться по торговым путям, рискуя жизнью, товаром и, что самое главное, кошельком.

В Торговых Рядах оседала малая толика привозимого, зато выбор был велик и разнообразен: местные торговцы закупали у проезжающих собратьев товары небольшими партиями и по дешевке, разбавляя выбор местными диковинами: лиэннской хлопковой тканью и поделками из стекла. Вот и получалось, что, зайдя наугад в одну из лавок, от непривычки можно было запросто сойти с ума: кипы тканей и гроздья бус соседствовали с россыпями пряностей, гирляндами восточных сладостей и блестящими переливами шелка. На улице было не легче: каждый торговец считал своим долгом стоять у двери и зычно зазывать толпящийся народ, перекрикивая конкурентов. Особенно наглые даже пытались хватать за руку и тащить в свою лавку, однако присутствие Коннара моментально отбивало это желание.

-Зайдите ко мне, госпожа! Дханаямом

* * *

** клянусь — таких тканей вы не встретите больше ни по ту, ни по эту сторону континента! — надрывался тощий, как жердь, торговец, по плечи замотанный в расписную парвани

* * *

* * *

.

-Твои ткани годны только для устилания коровников, — насмешливо отвечал ему сосед, с легкостью превосходя его громкостью голоса, — ко мне, ко мне, госпожа! У меня закупает украшения сам король, но они меркнут перед вашей красотой!

Дойдя до середины Рядов, я обреченно зажала уши ладонями — сориентироваться и выбрать что-то в таком гвалте казалось невозможным; вдобавок, мне чудилось, что стоит только ступить за порог какой-нибудь лавки, как налетевшие продавцы налетят и разорвут меня в клочки, как стервятники.

Я уже совсем было отчаялась, когда заметила неприметную, на первый взгляд, лавочку, с запыленными окнами и жестяной вывеской у двери, изображающей портняцкий нож. Это был единственный дом в Рядах, обитатель которого не лез вон из шкуры, стараясь заполучить к себе как можно больше посетителей. По правде сказать, и обитателя-то рядом с ним не было, лишь была приоткрыта чуть скособоченная дверь. Обрадовавшись возможности немного перевести дух в тишине, я махнула рукой в сторону лавки:

-Туда! — и первая стала продираться сквозь толпу в нужном направлении.

-Пропусти меня вперед! — резко потребовал северянин и, не дождавшись моего ответа, легко оттеснил прохожих в сторону, шагнув за порог лавки первым. Возмущение, взметнувшееся было во мне, мгновенно улеглось, когда я вспомнила, что нанимала Коннара для охраны собственной персоны, так что лишняя предосторожность с его стороны не помешает.

* * *

В лавке было сумрачно — затянутые пыльной пленкой окна пропускали мало солнечного света, отчего очертания предметов внутри расплывались и тонули во мраке. Я нерешительно остановилась на пороге, вдыхая слегка затхлый воздух, в котором витали слабые ароматы лаванды, а северянин хозяйским шагом прошел вглубь, скрипя половицами и внимательно оглядываясь.

-Ни Хэлля не видно! — выругался он, когда его перебил резкий женский голос:

-Я могу вам чем-то помочь?

От неожиданности я вздрогнула, а наемник незамедлительно выхватил свой короткий меч.

Помещение озарил ярко-желтый свет магического светильника, который держала в руках женщина, стоявшая в дальнем углу комнаты. Она была уже немолода: смуглое лицо бороздили морщины, а в прямых черных волосах, шалью окутывавших ее плечи, пролегли белые полосы седины.

Женщина была одета в свободный бордовый балахон, подпоясанный золотистым шнуром, и держалась прямо, будто проглотив жердь.

-Я повторю свой вопрос, — жестко сказала она, делая шаг к нам, — что вы делаете в моей лавке?

-Я заметила вашу вывеску, — поспешно сказала я, не дав Коннару вымолвить и слова, — я ищу портного или торговца, у которого я могла бы купить хорошее готовое платье — не роскошное, но удобное, вдобавок, такое, которое не рассыпалось бы после дня носки. Причем, оно должно быть местного покроя и фасона.

Женщина повернулась ко мне и смерила оценивающим взглядом. Заглянув в ее глубокие темные глаза, я невольно поежилась и вдруг почувствовала себя очень неуютно, будто бы вновь вернулась в пору своего пятилетия и стояла перед матерью, ругающей меня за разлитое молоко.

-Есть у меня платья, — медленно произнесла хозяйка лавки, не сводя с меня глаз, — пожалуй, я подберу то, что вам понравится.

Она поставила светильник на круглый стол у окна и указала мне на небольшое кресло рядом с ним:

-Присаживайтесь, я сейчас принесу то, что у меня есть. А вам, — она беззастенчиво ткнула пальцем в сторону Коннара, которому едва доставала до плеча, — лучше убрать свою железку, выйти и подождать снаружи.

-Да как ты... — начал побагровевший от ярости наемник, но я внезапно для себя вмешалась:

-Побудь на улице. Я уверена, здесь мне ничего не грозит, а, случись что, я тебя позову.

Наемник с лязгом задвинул меч в ножны и, процедив: "Надеюсь ты знаешь, что делаешь", исчез, хлопнув дверью. Хозяйка исчезла за другой — дальней — дверью, которую мы вначале не заметили.

Я проводила наемника взглядом и спокойно опустилась в тесноватое кресло. Несмотря на первоначальную робость перед хозяйкой, опасности я и впрямь не чувствовала, скорее, любопытство и здоровый интерес. К тому же, мне впервые представилась возможность осмотреть внутренности лавки.

Чем-то она напомнила мне комнату литанээ Мика, с тем самым исключением, что, вместо разнообразного барахла, здесь громоздились кипы аккуратно свернутых в рулоны тканей, а по стенам были развешаны пахучие мешочки с лавандой — скорее всего, для отпугивания моли.

Пока я осматривалась, в комнате вновь появилась хозяйка, неся в руках несколько платьев, шуршащих по полу длинными юбками. Мельком взглянув на меня, женщина небрежно бросила на стол свою ношу, выудила из общего вороха одно платье и продемонстрировала его мне, держа перед собой на вытянутых руках.

Из общения с торговцами всех видов и мастей я твердо усвоила одно правило: никогда и ни под каким видом не выражать свой восторг по поводу товара при них. Неосторожное восхищенное восклицание — и цена взлетает до небес, а сбить ее потом — крайне сложно.

Именно поэтому, когда передо мной заколыхался невероятно красивый, отделанный жемчугом и золотой вышивкой наряд, точь-в-точь повторяющий фасоны нарядов местных жительниц, я сохранила на лице отрешенно-скучающее выражение. Нарочито небрежно оглядев платье, я покачала головой.

-Не подойдет.

Хозяйка нахмурилась, но промолчала. Отложив забракованный мной вариант, она вытащила второй, еще более роскошный. На сей раз передо мной предстало светло-розовое, будто закат, платье, покрытое тончайшей серебряной паутинкой вышивки, представляющей из себя повторяющийся узор из мелких крестиков.

В ответ на безмолвный вопрос хозяйки, я тяжело вздохнула:

-Не то. Совершенно.

На самом деле, это платье понравилось мне с первого взгляда, но мои восторженные фантазии о том, как неотразимо я бы в нем выглядела, в корне пресекались одной-единственной мыслью: в Корниэлле должна появиться не сногсшибательная красавица-богача, а ничем не примечательная жительница южных алдорских окраин. Такая вызовет гораздо меньше интереса, и вряд ли кому-нибудь запомнится.

-Может быть, померяете хоть что-нибудь? — не скрывая нетерпения, раздраженно спросила хозяйка, — или вы пришли сюда просто поглазеть? Я таких не люблю.

Меня удивил ее тон. Обычно торговцы общаются с посетителями, придерживаясь льстительно-вкрадчивых интонаций, даже если в глубине души они терпеть не могут клиента. Сейчас же я натолкнулась на почти неприкрытую враждебность.

Нарываться на ссору не хотелось, и я решила спустить все на тормозах.

-Я думаю, нам не стоит спорить, — примирительно улыбнулась я, — возможно, мы просто недопоняли друг друга. Я постараюсь объяснить более подробно, что я хочу... Видите ли, мне нужно платье, но самое простое, которое позволило бы не выделяться из толпы и не привлекать лишних глаз...я прошу прощения, если чем-то обидела вас в начале нашего общения, и искренне надеюсь на вашу помощь.

Говорить многословно и цветисто, при этом приятно улыбаясь, меня научил Сокол. "Мягкая лесть и обходительность откроют перед тобой гораздо больше замков, чем грубая сила", — любил повторять он.

Хозяйка долго молчала, всматриваясь мне в лицо. Наконец уголок ее губ дернулся, а неприступное выражение лица неуловимо смягчилось.

-Маритт, — кратко сказала она.

-Что? — удивилась я.

-Маритт, — с нажимом повторила она, — меня так зовут. Извини, если была резка с тобой — обычно в мою лавку заглядывают только те, кто хорошо знает меня или кого хорошо знаю я. Случайные посетители, вроде тебя, забредают ко мне очень редко. Я этому рада: мне, как и тебе, ни к чему лишние соглядатаи.

-Мелиан, — представилась я. Ее неожиданное откровение и резкий переход на "ты" слегка сбили меня с толку, — так вы покажете мне то, что я прошу?

　Маритт кивнула и вновь исчезла за дальней дверью. Когда она вернулась, в руках у нее было именно то, что я искала: светло-серое платье, украшенное лишь шелковой черной ленточкой, нашитой под грудью, и незатейливым цветочным узором того же цвета по краю подола.

-Примерь, — произнесла женщина, протягивая его мне, — у меня есть специальный закуток с зеркалом для этого. Не боги весть что, конечно, но лучше, чем ничего.

* * *

Видимо, Маритт была опытной портнихой потому, что платье село на мне, как влитое, а бесстрастное зеркало отразило преображенную меня, почти неотличимую от местных жительниц. Разницу составляла лишь прическа: нужно было придумать, как заколоть волосы в ту самую "корону", столь любимую встреченными нами местными девушками.

Я попыталась собрать что-то похожее на затылке, но потерпела неудачу: пряди рассыпались по плечам, а Маритт, молча наблюдавшая за мной, снисходительно усмехнулась:

-"Венок Бриссы" делается просто, если хочешь, могу помочь. Я не возьму с тебя за это лишнего медяка, не волнуйся...просто стой неподвижно.

-Бриссы? — уточнила я, наблюдая в зеркало, как женщина возится с моими волосами. Ее руки действовали слаженно и ловко, молниеносно выстраивая прическу из беспорядочных прядей.

-Богиня зимы, — пояснила она, — говорят, что она носит на голое волшебный венок, в который воткнуто веретено, помогающее управляться с метелью...

Помолчав, она добавила:

-Спасибо, хоть веретеном не украшаются.

-Я знаю, кто такая Брисса, — почти одновременно с ней сказала я, — меня просто удивило, что жительницы Лиэнна, южного города, вдруг так рьяно почитают богиню зимы.

Маритт пожала плечами, мол, это их дело. Заколов последнюю прядь, она отступила на шаг назад, довольно оглядывая свое творение, и удовлетворенно кивнула:

-Вот теперь совсем хорошо.

Я наклонилась к зеркальной поверхности, придирчиво оглядывая себя и восхищаясь в глубине души мастерством угрюмой хозяйки лавки. Преображение в жительницу Лиэнна было завершено; надеюсь, в Корниэлле мне не встретятся излишне любопытные люди, которым вздумается выведать всю мою подноготную.

-Если надумаешь назваться лиэннийкой, — вдруг тихо проговорила Маритт, — веди себя более скромно. В этом городе девушки не смеют смотреть так смело и прямо, как ты. И ладони старайся держать в рукавах — у нас считается неприличным выставлять их напоказ.

Я замерла, почувствовав, как захолонуло сердце. Неужели я чем-то выдала себя? Украдкой взглянув в зеркало, я поймала внимательный взгляд Маритт.

-С чего вы взяли, что я собираюсь кем-то притворяться? — возмутилась я, с ужасом чувствуя, как фальшиво это прозвучало, — мне просто нравится местная манера одеваться и причесывать во...

-Твои заботы — это только твои заботы, мне они неинтересны, — перебила меня женщина. — Ты просто понравилась мне, и я решила предостеречь тебя...на всякий случай. А теперь собирайся и уходи. С тебя причитается тридцать восемь серебрушек.

Резко взмахнув юбкой, она удалилась за перегородку. Поспешно убрав свою старую одежду в сумку, я поспешила следом.

Маритт стояла, оперевшись костяшками пальцев о круглый стол, задумчиво глядя в мутное окно. Ощущая непривычную робость перед этой странной женщиной, я отсчитала требуемое и осторожно пододвинула к ней поблескивающую горку монет.

-Спасибо за все, — пробормотала я.

-Будь осторожна, — произнесла хозяйка лавки, не поворачивая головы, — когда-то мне тоже пришлось убегать, и я помню весь тот страх, что преследовал меня. Никакие гончие в мире не сравнятся с тем, что грызет тебя изнутри...

-Боюсь, я не совсем вас понимаю... — протянула я. Столь внезапное откровение удивило меня, — уверяю вас, я ни от кого не убегаю...по крайней мере, пока.

-Я ненавижу этот город, — глухо процедила Маритт, по-прежнему не отрывая глаз от окна, — эти душные дома, этих напыщенных жителей, это палящее солнце...

В ее голосе прозвенели нотки плохо скрываемого безумия, и я опасливо попятилась к выходу, гадая, успею ли я подать сигнал Коннару. Тем временем женщина продолжала:

-Я живу здесь уже тридцать лет...тридцать лет вдали от детей, которые даже не знают своей матери; вдали родных мест...и до сих пор я просыпаюсь в страхе, ожидая, что откроется дверь и на пороге появится он.

-Кто? — осторожно уточнила я, оглядываясь через плечо на дверь. Маритт коротко хохотнула:

-Мой муж. Знаешь, откуда я?

Она резко повернулась ко мне, и я вынужденно покачала головой. Наверное, все мои эмоции были написаны на лице потому, что хозяйка произнесла более спокойным голосом:

-Ты боишься меня? Не бойся... Это лишь воспоминания. Твое появление пробудило их...

Она отошла от стола и нервно заходила по комнате, покусывая губы. Слова полились из нее бесконечным потоком, перемежаясь слегка истерическими всхлипами:

-Ты слышала о горских поселениях в Мраморных горах? Я родилась в одном из них. Мы строим дома прямо на отвесных склонах, лепим, как гнезда ласточек. Если ребенок появляется на свет хилым, его выбрасывают вниз прямо из окна... Мне повезло родиться здоровой...но не повезло в другом.

Остановившись на секунду, она отрывисто взглянула на меня невидящими глазами и возобновила свое хождение.

-Такие, как я, считаются проклятьем для всей деревни. Их либо приносят в жертву Осу, богу гор, либо отдают тому, кто изъявит желание. Обычно таких не бывает, ведь мало, кому захочется иметь дело с проклятой, но на мою долю нашелся один — полоумный Халитт. Ума у него и впрямь было немного, зато была в избытке жестокость...он взял меня, когда мне исполнилось восемь, а в десять я уже родила ему двоих детей.

Я невольно прижала ладонь к губам. Ее рассказ казался мне страшной сказкой: о горских племенах я знала немного, но представить подобное мне было сложно. К тому же, было непонятно одно...

-А в чем заключалось ваше проклятье? — не утерпела я, выхватив паузу из ее рассказа. Маритт вновь замерла и, невесело усмехнувшись, подняла правую ладонь.

Только теперь я заметила, что на ней было шесть пальцев.

-У нас считается, что лишний палец — это метка злых духов, — грустно сказала Маритт, заметив мое потрясение, — поэтому, когда Халитт колотил меня за провинность, настоящую или примерещившуюся ему, никто и не думал заступиться. Однажды он подвесил меня за ступни над пропастью, а однажды чуть было не отрезал лишний палец раскаленным ножом. В конце концов, я не выдержала этого и сбежала. Не помню, как я добралась до Лиэнна, как попала в услужение одной портнихе...жизнь словно застыла на месте. Я сижу в этой лавке, стараясь лишний раз не показываться наружу, и боюсь, что однажды Халитт придет за мной.

Я незаметно перевела дух. Женщина моргнула и сгорбилась.

-Не знаю, зачем я все это рассказала тебе, — пробормотала она, — наверное, почувствовала в тебе что-то близкое. У тебя ведь тоже есть что-то в прошлом? Что-то, что не дает покоя и сковывает сердце? Не отвечай... Я просто хочу надеяться, что у тебя будет хорошо.

Повинуясь внезапному порыву, я протянула руку и на секунду сжала ее ладонь.

-Мраморные горы далеко, — тихо сказала я, — не думаю, что твой Халитт отыщет путь к тебе спустя столько лет... Не хорони себя. Даже самая непроглядная ночь не может длиться вечно.

Маритт вскинула на меня безумноватые глаза, кажущиеся огромными из-за внезапно расширившихся зрачков; тепло улыбнувшись ей, я забрала сверток со своими вещами и плавным шагом покинула лавку, несмотря на то, что все внутри меня рвалось наружу, к яркому солнечному свету и глотку свежего воздуха.

* * *

Коннар ждал меня у дверей, приклонившись широкой спиной к стене и скрестив руки на груди. Оглядев меня с ног до головы, он неодобрительно скривил губы и пробормотал — негромко, но так, чтобы долетело до моих ушей:

-Ты стала похожа на блудницу в наряде храмовницы.

Отметив про себя "блудницу" — в прошлый раз он употребил более грубый вариант этого слова, я усмехнулась и ответила ему в тон:

-Какую только работу не приходится выполнять наемникам — даже оберегать покой таких, как я... Своему следующему господину можешь смело хвалиться тем, что выполнял приказы не только калифов, но и блудниц.

Черные глаза северянина сощурились от гнева.

-Ты бы заговорила по-другому, — хрипло проговорил он, отходя от стены, — если бы прежде узнала кое-что.

-И что же заставило бы меня покорно сносить твои дерзости? — насмешливо протянула я, направляясь по Рядам в обратную сторону, к порту. Солнце уже перевалило через зенит и стало приобретать золотисто-оранжевый оттенок — верный признак надвигающегося вечера. Поток прохожих и случайных зевак в Рядах заметно поредел, а крики торговцев утратили былую силу. В воздухе повеяло ароматом жареного мяса, и я ощутила болезненный спазм в желудке — визит к Маритт выпил у меня гораздо больше сил, чем я думала. Малодушно захотелось завернуть в ближайший трактир, однако я строго осадила себя, решив поужинать уже в Корниэлле. Задерживаться в Лиэнне дольше не хотелось.

-Помнишь того работорговца из "Наяды"? — вполголоса спросил наемник, прибавив шагу и поравнявшись со мной, — кажется, я видел его в Рядах вместе с его дружком.

Почувствовав, как нехорошо екнуло сердце, я нахмурилась и, отбросив насмешливый тон, серьезно уточнила:

-Ты в этом уверен?

-Готов поклясться Мечом Каноха

* * *

* * *

, — уверенно ответил Коннар, — я хорошо запоминаю лица, и видел их в толпе — не один, и не два раза. Они слонялись туда-сюда, будто вынюхивали что-то; потом, правда, исчезли.

Я задумалась. Северянин не шутил — насколько я знала, клятва Мечом была одной из самых серьезных у его народа. Интересно, что могло понадобиться работорговцу в рядах? Конечно, велика вероятность того, что он попросту покупал что-то...

А если нет?

В этом случае, мое внезапное перевоплощение могло вызвать лишние вопросы.

-Что будем делать? — тихо спросила я, осторожно оглядываясь по сторонам.

-Не вертеть головой по сторонам, — мрачно ответил северянин, — и попытаться запутать следы. Ты ведь собиралась к стоянке дракониц? Попробуем найти обходные пути.

-В незнакомом городе? — усомнилась я, — не боишься, что мы заблудимся и сами заведем себя в ловушку?

-Положись на меня, — усмехнулся северянин, — когда-то я был лучшим следопытом в своем клане... Главное — держаться нужного направления.

* * *

Оставив Торговые Ряды позади, мы свернули в первый же проулок, ответвляющийся от основой улицы и змеей уходящий на северо-восток. Стоило нам отойти от яркой обители торговцев и покупателей, как мне показалось, что мы переместились в совершенно другой город — и без помощи драконицы.

Лиэннские переулки, крохотные улочки и тупики — словом, все то, что таилось в недрах города, подальше от глаз прохожих, представляли собой достаточно жалкое зрелище. Я увидела одноэтажные домишки, осыпающиеся на глазах; грязное месиво под ногами; лохани с помоями, беззастенчиво выставленные за двери... Нос уловил "аромат" отхожих мест, и, тихо выругавшись, я прикрыла его ладонью.

Услышав это, Коннар иронично оглянулся на меня, но промолчал. На этот раз он шел впереди, настороженно озираясь по сторонам и предусмотрительно держа руку на эфесе меча. Я крепко прижимала к себе сумку со своими пожитками и, самое главное, Камнем, другой рукой придерживая подол, чьи края, невзирая на мою предосторожность, стали темнеть от грязи. На сей раз местные жители нам почти не попадались, лишь кое-где я заметила сгорбленные фигуры, жмущиеся к стенам, да в паре окон мелькнул тусклый проблеск.

-Удивлена? — с наигранным любопытством осведомился мой спутник, не поворачивая головы, — странно...мне казалось, что в вашем пиратском гнезде ты насмотрелась и не на такое.

-В нашем пиратском гнезде, — равнодушно ответила я, — было не в пример уютнее.

Пожалуй, я подобрал нужное слово. Несмотря на то, что Аэдагга могла и посоперничать с закоулками Лиэнна по количеству грязи и общей убогости, на пиратском острове никогда не ощущалось такой безнадежности и тоски, которая выглядывала из каждой щели этих безрадостных улочек. Казалось, стены дышат ей, и она медленно подползает к прохожему, стремясь просочиться в сердце.

Столь резкий контраст неприятно кольнул меня. Я зябко передернула плечами, сухо осведомившись:

-Долго еще, как думаешь?

-Думаю, через пару-тройку десятков ударов сердца будем на месте, — бесстрастно ответил Коннар.

И сглазил.

Завернув за угол дома, бывший капитан сначала замер, затем процедил какое-то незнакомое мне слово, и тихо сказал:

-Кошка, отойди и прижмись к стене.

-Зачем? — удивилась я, выглянула из-за его плеча и тихо пробормотала:

-Хэллье отродье...

В конце недлинной улицы стоял, нехорошо ухмыляясь, наш давешний знакомец — щеголь-работорговец. Рядом с ним, поигрывая толстой цепью, возвышался его угрюмый собеседник, а замыкал цепочку невысокий жилистый мужчина, отчего-то придерживающий правую руку. У последнего было по-волчьи вытянутое лицо и густые волосы, которые кудрявостью могли поспорить с любым бараном.

-Отойди, Кошка, — с нажимом повторил Коннар, медленно вытаскивая из ножен меч.

-Зачем только я им сдалась...— в сердцах пробормотала я, послушно отступая к стене.

-Ты их вряд ли интересуешь, — угрюмо ответил северянин, — боюсь, им нужна моя голова.

-Что?!

-Нет времени объяснять. Просто постарайся сейчас держаться подальше.

　Отставив вбок руку, держащую меч, наемник двинулся вперед скользящим шагом, а я прислонилась к нагретой за день стене дома, пристально наблюдая за ним и гадая, что бы значили его последние слова.

Впрочем, гадать мне долго не пришлось.

-Айгир

* * *

* * *

* Коннар, вот мы и встретились! — громко поприветствовал северянина кудрявый спутник наших недавних знакомцев. В его голосе звучала такая наигранная радость, что я насторожилась, почувствовав, что это мало походит на искренний дружеский восторг.

-О хайлэ, Таррин, — лаконично ответил наемник, коротко кивнув ему, — не думал, что встречу тебя здесь...

-Не думал, что я вообще жив? — вкрадчиво продолжил незнакомец, — вижу, ты не очень-то мне рад. А я ведь потратил почти целый день сегодня, следуя за тобой — так боялся упустить. Право, для меня было невероятной радостью услышать от моих друзей, что ты появился в Лиэнне.

Сердце кольнуло нехорошее предчувствие беды. Слежки за нами в последний час я не заметила, так что либо этот Таррин и его сопровождающие — мастера маскировки, либо мы потеряли бдительность.

Коннар промолчал. Он остановился в нескольких шагах напротив незнакомца, неторопливо покручивая меч и внимательно глядя на всех троих.

-Давай без лишних разговоров покончим со всем этим, — мрачно сказал он.

-Покончим? — удивленно переспросил Таррин, — брось, друг мой. Я всего лишь хотел поговорить. Думаю, нам есть, что обсудить. Убери свой меч, уверяю тебя, у меня абсолютно мирные намерения...

Похоже, он тоже питал склонность к цветистой речи. Я не верила ни единому его слову: похоже, он просто тянет время, только для чего?

Северянин, похоже, разделял мою тревогу. Пропустив мимо ушей последнюю просьбу Таррина, он поудобнее перехватил рукоять меча и бросил:

-Не думаю, что нам есть, что обсуждать. Либо пропусти нас добровольно, либо я заставлю тебя это сделать. Ты знаешь, что, если я захочу, живым от меня не уйдет никто.

Его голос прозвучал буднично, но даже у меня по спине скользнули мурашки от этой фразы: я почувствовала, что северянин и не думает шутить или бахвалиться.

А еще я вспомнила, какими сильными могут быть его руки, сжимаясь, будто стальные клещи.

Тем не менее, было похоже, что на Таррина это не произвело особого впечатления. Равнодушно дернув плечом, он кинул быстрый взгляд на своих спутников, безразлично глазеющих по сторонам, и произнес:

-У тебя короткая память, айгир. Неужели ты забыл Тириэнь? Совсем скоро исполнится десять лет с того печального дня, как она покинула нас. Впрочем... — он сделал эффектную паузу, хитро посмотрел на меня (я вернула ему насмешливую полуулыбку), — с такой красоткой под боком это немудрено. Где ты нашел такое сокровище, Коннар?

Наемник стоял ко мне спиной, и я не могла видеть его лица, однако до меня долетел звук его дыхания — хриплый, участившийся при упоминании имени Тириэнь. На руке, судорожно сжавшей рукоять, костяшки побелели так, что, казалось, еще чуть-чуть — и прорвут кожу.

-Ты не смеешь даже упоминать о ней! — рявкнул он, и в его голосе я почувствовала глубокую боль, прорвавшуюся сквозь тщательно выстроенные на ее пути заслоны. Кудрявый зацокал языком и укоризненно покачал головой:

-Спокойно, друг мой. Как насчет того, чтобы оставить все обиды в прошлом и вспомнить старые добрые времена? Пойдем, выпьем по кружечке лэя...я угощу тебя и твою прекрасную подругу, — Таррин наигранно глубоко поклонился мне, — кстати, ты не представил нас. Как ее зовут?

В противоположном конце переулка, из которого мы только что свернули, мне померещилось какое-то движение. Вздрогнув, я пристально вгляделась туда, однако узкий проем между домами был пуст.

-Хватит заговаривать мне зубы, — прорычал северянин, делая шаг по направлению к Таррину, — я никогда не поверю в твои "добрые" намерения, как бы ты тут ни распинался. Или дерись, как и положено мужчине, или проваливай вместе со своими прихвостнями!

Таррин глубоко вздохнул и сокрушенно покачал головой.

-Как скажешь, — кротко сказал он и внезапно кинулся вперед.

Дальнейшее произошло очень быстро. В руках мужчины сверкнул невесть, откуда взявшийся длинный нож, направленный на Коннара. Северянин легко ушел от удара, и лезвие со звоном скользнуло по подставленному плашмя мечу. Завязался поединок, в ходе которого Таррин делал стремительные, но будто бы ленивые выпады вперед, а наемник парировал их, пытаясь достать противника, который каждый раз уходил от удара, изворачиваясь, будто червь.

Мне наконец представилась возможность по достоинству оценить мастерство наемника. Нет слов, оружием он владел великолепно, а в его уверенных движениях чувствовался закаленный в боясь опыт... Однако, было видно, что нетерпение очень быстро захлестывали его разум, и он начинал идти напролом, словно шараккский боевой слон.

В переулке вновь что-то мелькнуло, будто чья-то тень скользнула по стене. Отвлекшись на удар сердца, я перевела взгляд на приятелей Таррина — и очень вовремя, потому что увидела, как один из них, внимательно следя за схваткой Коннара и Таррина, извлек из-за спины два недлинных обоюдоострых кинжала.

-Хэллий сын! Сзади! — вскрикнула я. Северянин ударом меча отшвырнул от себя слегка замешкавшегося мужчину и обернулся, а я отпрянула в сторону, чтобы Таррин не рухнул на меня.

Однако кудрявый удержал равновесие в последний момент и, стряхнув с лица доброжелательно-улыбчивое выражение, заорал:

-Коннар — мой! Не дайте ему уйти! Оршаг, держи девчонку, она мне тоже пригодится!

Вначале я подумала, что Оршагом он назвал работорговца, но в следующую секунду уже была готова поверить, что схожу с ума.

У ближайшей ко мне стены будто выросли руки. Две черные сухощавые, будто сучковатые ветви, руки, на каждой из которых было по четыре пальца, украшенные длинными изогнутыми когтями. Вслед за руками от стены отделился и их обладатель.

Мне уже доводилось встречаться с ракшасами, однако они еще никогда не находились в такой близости от меня. Высокий — на голову выше Коннара — тощий, как жердь, со смолянисто-черной кожей, ракшас двинулся ко мне, уставившись вперед близко посаженными к носу круглыми глазами, которые горели ярко-оранжевым огнем.

　Глядя в его уродливую морду, которую пересекал рот с торчащими из-под нижней губы клыками, я почему-то подумала, что вопрос о том, как нас выследили, решился сам собой

* * *

* * *

**.

-Ну, ты и страшилище, — пробормотала я, медленно отступая от своего преследователя.

Ракшас взревел и прыгнул вперед, пытаясь схватить меня, но мысль о том, что его когти могут испортить новое платье, неожиданно показалась кощунственной и придала сил. Я увернулась и отскочила вбок, прижимая к себе сумку с Камнем.

Сумку...

С Камнем.

Времени на сомнения не было. Подпустив чудовище поближе и вновь чудом уйдя от его расставленных рук, я размахнулась и опустила свою ношу на голову ракшаса, вложив в удар всю свою силу.

Что-то хрустнуло, и на землю закапала кровь чудища — светло-зеленая, тускло отсвечивающая на солнце. Исторгнув утробный рык, ракшас грузно рухнул мне под ноги, а я поспешно отбежала подальше, отчего-то думая лишь о сохранности платья... Лишь пару мгновений спустя эти переживания показались мне никчемными и глупыми, и я опустила руки, прерывисто дыша.

-Я уж было приготовился отбивать тебя из его лап, — послышался сзади насмешливый голос наемника. Я обернулась: Коннар стоял, нарочито медленно вытирая кровь со своего меча. Работорговец с рассеченным горлом, из которого хлестала кровь, валялся у стены; чуть поодаль лежал его приятель с раскроенной головой. Таррин лежал на спине прямо у ног наемника, устремив вверх невидящие глаза. Его руки были скрещены на груди — в последней, тщетной, попытке выдернуть из нее его же собственный нож.

Я повидала достаточно мертвецов, поэтому просто отвела глаза.

-Если бы не я, вряд ли ты вышла бы из этой передряги невредимой, — снисходительно усмехнулся наемник.

-Если бы не ты, — холодно парировала я, — я бы вообще в нее не попала.

И, перешагнув через трупы, поспешила в сторону порта.

* * *

-Кто это был? — спросила я у Коннара, пока драконюх готовил двух наших дракониц к Скачку. Драконицы — Лайна и Роталь — нервничали, переступая на месте изящными чешуйчатыми лапами, и недовольно косились на нас.

-Таррин Хэллоуэй, — неохотно ответил Коннар, с неприязнью глядя на зверей, — когда-то он был моим приятелем. Не могу сказать, что мы были закадычными друзьями, так, кутили по тавернам... Он был неплохим парнем... До тех пор, пока не увидел Тириэнь, мою невесту.

Скрипнув зубами, северянин помолчал немного, и продолжил:

-Она говорила, что он не раз предлагал ей убежать с ним в Алдорию, обещал показать мир... Я не верил, думал, мало ли, что ей могло послышаться... Пока однажды ее не нашли в море.

Я тактично промолчала, чувствуя, что наемнику хочется выговориться, и перебивать его не следует. Не глядя на меня, северянин говорил, и его голос звучал монотонно, будто Коннар перечислял малоинтересные события обыденной жизни:

-Ее коса была обмотана вокруг шеи, и в глазах застыл вечный ужас... Я так и не узнал, кто это сделал, но только на следующий же день Таррин исчез из нашего селения. Я встретил его пару лет спустя, когда уже в качестве наемника сопровождал караван одного ранаханнского купца. Таррин упросил меня взять его в напарники, и я согласился. Видно, в тот день боги затуманили мой разум... Когда мы пересекали пустыню Наби, караван был атакован барханными разбойниками. Они перерезали всех, кроме меня и Таррина, и их главарь дал ему ятаган, чтобы он самолично прикончил меня.

Северянин испустил тяжелый вздох.

-Я выбрался из их плена, но Таррину вновь удалось бежать. И вот теперь мы встретились снова...

Он умолк. Драконюх, видимо, слышавший весь его рассказ от начала до конца, потрясенно смотрел на нас широко раскрытыми глазами, держа в дрожащей ладони два медальона-ориентира.

Я благодарно улыбнулась парню, забрала их у него и протянула взамен десять серебряных дориев — плату за парный Скачок. Затем, взявшись за поводья драконицы Лайны, задумчиво сказала наемнику:

-Не так давно ты сказал, что начинаешь понимать меня. Пожалуй, сейчас я могу сказать то же самое о тебе.

Коннар криво усмехнулся, а я, рывком вскочив в седло, добавила:

-Надеюсь, что в дальнейшем нам больше не встретятся призраки твоего нелегкого прошлого.

И, сжав ногами прохладные бока животного, натянула ездовые перчатки из кожи игуарона.

Корниэлль ждал меня.

*огнецвет — растения с некрупными, желто-оранжевыми цветками. При малейшем касании вспыхивают неярким, но обжигающим пламенем;

**хори — одна из каст наемников, занимающаяся исключительно заказными убийствами;

* * *

"Ирли" — сорт груши. Ирлилэй — настоянный на грушевых побегах ягодный алкогольный напиток;

* * *

аналог — одного поля ягоды;

* * *

*наирия — кустарник с крупными, ярко-розовыми, цветами;

* * *

**Джанаям — один из низших шараккских богов, покровитель торговли;

* * *

* * *

парвани — шараккская верхняя мужская одежда. Представляет собой длинный сюртук, который носится застегнутым на все пуговицы, длиной обычно ниже колена;

* * *

* * *

Канох — бог войны и мечей у северных народов;

* * *

* * *

*Айгир — "друг" на северном наречии;

* * *

* * *

**Ракшасы умеют сливаться с окружающей обстановкой, словно хамелеоны, что делает их незаменимыми разведчиками;

Если Вы нашли эту книгу в сети, пожалуйста, дайте знать оценкой или отзывом Ваше отношение к произведению. Авторская страница на СИ: http://samlib.ru/k/kruz_o

Глава 12.

* * *

Ратина Ол, смотрительница Корниэлльской библиотеки, с величайшей предосторожностью свернула пергамент и, аккуратно перевязав его лентой, убрала в деревянный тубус. Затем она потянулась, разминая мышцы, затекшие после долгого сидения, потерла слезящиеся от напряжения глаза и подавила зевок.

Ей шел уже пятый десяток, и монотонная работа в библиотеке настолько въелась в ее жизнь, что Ратине стало казаться, что она и родилась здесь — среди бесконечных полок, спиралью уходящих ввысь; древних пергаментов, на которых беззвучно звучали голоса мудрецов прошлого, и той особой пыли, которой больше нигде не встретишь, и которая имеет свой собственный запах. У Ол не было семьи, а ее подруги давным-давно вышли замуж и разъехались по разным концам Алдории, оставив женщину тосковать в полном одиночестве и постепенно превращаться в старую деву. Сначала это пугало ее, но постепенно она привыкла к мысли о том, что ни один мужчина не позарится на бnbsp;**хори — одна из каст наемников, занимающаяся исключительно заказными убийствами;

есцветную, как мышь, старую деву с жидкими волосами, стянутыми в тугой пучок, и блеклыми глазами. Точно также и осознание того, что совсем скоро она сгинет в забытьи вместе с библиотечными свитками, внушало ей какое-то странное облегчение: всегда приятнее, когда знаешь свою судьбу наперед. На смену пергаментам постепенно приходили книги, написанные на бумаге, которую не так давно научились делать мудрецы из Королевской Академии; пусть они и были пока привилегией знати, но что-то подсказывало Ратине, что еще каких-то десять-пятнадцать лет — и книги будут доступны любому, даже живущему в самой непроходимой глуши, крестьянину.

Скрип двери, разорвавший глухую тишину библиотечного зала, застал Ратину врасплох. Очнувшись от своих невеселых дум, она дернула костлявыми плечами и подняла голову.

К ее столику нерешительным шагом приближалась первая за этот день посетительница библиотеки — молодая девушка, судя по виду, прибывшая с южных окраин страны. Ее платье, прическа и золотисто-смуглый загар с головой выдавали в ней провинциалку, а то, как зажато она держалась, боязливо опуская глаза долу и нервно ломая пальцы, лишь усиливали это впечатление.

Ратина ощутила непривычный всплеск смешанных эмоций — от приступа снобизма жительницы крупного города до черной зависти к молодости и привлекательности — с этим не поспоришь — незнакомки. свободный крой платья не могу скрыть точеную, как у восточной статуэтки, фигуру, а высокой груди и красиво очерченным губам могла позавидовать иная придворная красотка.

-Чем могу помочь? — неприветливо буркнула старая дева, устыдясь своего малодушного порыва.

Девушка вздрогнула и опустила голову еще ниже.

-Простите, что беспокою вас, — смиренно пролепетала она, — я ищу труды магистра Лейницца. Видите ли, я очень интересуюсь историей религий, особенно, древними верованиями и сектами. Мне сказали, что труды мудрого Лейницца — кладезь сведений о послушниках секты Дракона...

Ратина крайне удивилась. Ей нечасто доводилось встречать молодых девушек, всерьез интересующихся историей. Неприязнь к посетительнице начала постепенно испаряться.

-Все верно, — осторожно подтвердила она, — наша библиотека — едва ли не единственное в Алдории хранилище древних свитков, и у нас действительно есть исследования этого магистра... Конечно, вынести вам их будет нельзя, но мы располагаем отличным читальным залом...

-Покажите мне их! — нетерпеливо перебила Ратину девушка и резко подняла голову. Старая дева недовольно поджала губы. Зависть, на сей раз, смешанная с каким-то смутным подозрением, вновь всколыхнулась в ней. "Не так-то ты проста, милочка," — подумала она. Выражение глаз незнакомки никак не вязалось с ее внешним видом: они были цепкие и лукавые, горящие неуемной жаждой жизни.

Видимо, заметив недоумение на лице библиотекарши, южанка вновь потупила взгляд.

-Прошу прощения, — пробормотала она, — ничего не могу с собой поделать, так хочется поскорее взять в руки эти свитки...

Что-то в ней было не так, но что именно, Ратина сказать не могла. Тогда она решила пойти на маленькую хитрость.

-Я с удовольствием провожу вас к ним. — изо всех сил стараясь придать голосу любезности, сказала она, — но мне необходимо записать ваше имя. Как вы сказали, вас зовут?

Это не было обязательным правилом для посетителей библиотеки, но крупицы сомнений, зароненных в душу Ол, настоятельно требоавли подстраховаться. На всякйи случай.

На этот раз глаза южанки, когда она подняла голову, были абсолютно бесстрастными и тусклыми — словно она накинула кисею на бушующий в них огонь.

-Малиен, — просто представилась она. Ратина черкнула пером по пергаменту и быстро убрала его в ящик стола, достав оттуда связку ключей.

-Пожалуй, все в порядке, госпожа Малиен, — со злорадным удовлетворением произнесла она, поднимаясь со своего места, — Очень приятно. Меня зовут Ратина Ол... прошу вас следовать за мной.

* * *

Пока смотрительница библиотеки степенным шагом пересекала круглый библиотечный зал, я следовала за ней, стараясь не отставать, и кляла себя за неосторожность. Впредь нужно тщательнее следить за эмоциями и помнить о своей роли. Сейчас я — пугливая провинциалка, первый раз посетившая большой город и крайне растерявшаяся от обилия впечатлений. Если эта Ратина заподозрила неладное, то нет гарантии, что то же самое не произойдет с более опасным собеседником.

Тем не менее, досада на саму себя быстро улеглась, и я стала осматриваться.

Нескладная снаружи — здание напоминало гигантскую луковицу, поставленную стоймя — изнутри библиотека представляла собой огромную перевернутую продолговатую чашу, чьи стенки были увешаны сотнями полок. На них аккуратными рядами лежали деревянные коробочки, на дне каждой из которых убористым почерком были написынны несколько слов. У зала-"чаши" дна не было; вместо него в потолке сияло круглое отверстие, забранное стекло, а промежутки между полками украшали затейливые фрески, изображающие Ниэлла — бога знаний и его девять ниэллид — хранительниц книг и свитков.

Не успела я задаться вопросом, как мы доберемся до верхних полок, если лестницы нет, как смотрительница библиотеки подвела меня к небольшой платформе, огороженной с трех сторон резными деревянными перилами. В правом дальнем углу платформы была установлена трехгранная деревянная ножка, на которой покоился кусок дымчатого кварца.

-Прошу сюда, — лаконично сказала женщина, первой всходя на нее. Ее тонкие бледные губы дрогнули, когда она увидела мою нерешительность — на сей раз, неподдельную.

-Не бойтесь, госпожа Малиен, — с легким налетом насмешки произнесла она, — только держитесь покрепче.

Я кивнула и последовала ее совету. Ратина коснулась куска кварца, тот едва заметно замерцал, и платформа начала подниматься в воздух.

Я покосилась на невозмутимую Ол. Ее глаза были абсолютно обычными, значит, литанээ она не была.

-В самоцвет встроено заклятие левитации, — снисходительным тоном пояснила женщина, видимо, почувствовав мой невысказанный вопрос, — оно подчиняется мысленным приказам. Наверное, вы видите подобное в первый раз?

По ее голосу было заметно, что Ратина пренебрежительно относится к провинциалам; что ж, значит, свою роль я играю убедительно. Это приободрило меня, и я любезно ответила, стараясь улыбаться как можно милее:

-Мне доводилось встречать похожие устройства, но никогда — передвигаться на них.

На невзрачном лице женщины мелькнуло удовлетворение.

-Труды мудрого Лейницца находятся почти на самом верху, — уже более приветливо сказала она, — если точнее, то на пятьдесят четвертом ярусе от пола, на полке, обозначенной литерами "Л" и "Ц".

Я решила подогреть ее доброжелательность и пустила в ход лесть, промолвив сладким голосом:

-Просто удивительно, как вы помните расположение этих свитков, учитывая то, что за ними не так часто заходят. Наверное, вы держите в уме кладезь бесценных сведений...

Самодовольство засияло на лице смотрительницы так ярко, что можно было гасить магические светильники — оно вполне могло озарить весь зал.

-Приходится, — с явно фальшивой скромностью сказала она, — когда в одиночку присматриваешь за такой библиотекой, много, чего приходится запоминать.

-Как — в одиночку? — искренне удивилась я, украдкой кинув взгляд вниз и судорожно сжав перила: мы поднялись на довольно-таки приличную высоту, — разве у вас нет помощников?

Женщина махнула свободной рукой и поджала губы:

-Мало, кто согласится добровольно похоронить себя в этих горах пергаментов... Мы на месте.

Сняв ладонь с кварца, она остановила платформу и хозяйским взглядом окинула стену из деревянных тубусов, громоздившихся перед нами. Затем, пробормотав что-то себе под нос, библиотекарша протянула руку и, аккуратно вытянув один из них, на дне которого значилось: "Религиозные секты трех материков. Храмы Дракона", протянула мне:

-Кажется, это именно то, что вы искали.

Чувствуя, как нетерпение жжет мне руки, подстегивая спрыгнуть вниз и помчаться в читальный зал, я поспешно взяла у нее тубус и воскликнула:

-Огромное вам спасибо! Теперь вы покажете мне читальный зал? Мне не терпится приступить к изучению свитков...

-Разумеется, — кивнула Ратина, с легким удивлением наблюдая за мной. Она вновь взялась за самоцвет и плавно направила платформу вниз.

Крепко прижимая к себе тубус с заветными свитками, я завороженно наблюдала на уплывающие вверх полки. Глаза бездумно скользили по названиям на деревянных донышках: "Жизнеописание полководца Гибура", "Летопись Трехсотлетней войны", "Жития святых Изона и Вирия", "Трактат о вампирах".

При виде последнего тубуса со столь емким названием, я отчего-то замерла и, сама того не ожидая, попросила:

-Остановите, пожалуйста.

Смотрительница библиотеки недовольно нахмурилась, но подчинилась. Платформа резко замерла, и я, едва не рухнув вниз, вытащила тубус, привлекший мое внимание.

Ни слова не говоря, библиотекарша благополучно приземлила платформу, и только потом решилась:

-Не думала, что вас интересуют описания других разумных рас, — пробормотала она, кивая на тубус, — тем более, под авторством магистра Синтара. Он был...своеобразным.

-Что вы имеете в виду? — уточнила я, машинально ощупывая шершавые стенки своей ноши. Удивление, вызванное столь внезапным порывом, исчезло, уступив место смутному желанию воспользоваться шансом и побольше разузнать о той расе, к которой принадлежал Кристиан, мой случайный спаситель. Одно то, что он упоминал про себе подобных, уже будило любопытство, а уж если вспомнить, что он сделал с Коннаром...

Ратина сжала губы так, что они превратились в тонкую бледную полоску. По ее краям резко обозначились морщины, придав их обладательнице сходство с хайянским мопсом:

-Магистр Синтар жил около семидесяти лет тому назад. Одно время он был ректором Королевской Академии, но быстро потерял к этому интерес, отправившись путешествовать. Он был одержим идеей, что все расы и народы должны обмениваться мудростью и опытом, накопленным веками...

Она сделала паузу, потерев впалые щеки, отчего на них выступили красные пятна, и продолжила:

-Он долго изучал культуру и быт разных народов и рас, пока одно из исследований не занесло его на остров Интуру, близ коралловых рифов по эту сторону третьего материка. На этом острове обитало племя вайпурри, промышляющее людоедством... Магистр в ту пору был уже в годах, но твердая уверенность в том, что подобные племена обладают неким тайным знанием, недоступным цивилизованным людям, гнала его вперед. Он хотел отыскать это тайное знание — или его зачатки — у вайпурри.

-И? — нетерпеливо спросила я, заинтригованная историей.

Женщина вздохнула:

-Конечно, никаких тайных знаний у вайпурри не было. Магистра Синтара съели на второй день пребывания на острове.

Я не выдержала и расхохоталась, но, столкнувшись с гневным взглядом смотрительницы, была вынуждена подавить смех и прикрыть рот ладонью.

Лицо Ратины окаменело.

-Прибыв на остров, его ученики обнаружили лишь череп магистра, насаженный на палку. Дикари использовали его, как погремушку в своих примитивных молитвах и обрядах. С вашей стороны было непростительно грубо смеяться хотя бы из уважения к маистру... Не говоря уже о том, что он был моим предком!

Смех застрял у меня в горле, но почему-то особенного раскаяния я не почувствовала. Виной тому был чересчур напыщенный вид женщины, когда она сообщала о своем родстве.

-Пройдемте за мной, — меж тем, сердито приказала она и, яростно вздернув подбородок, первая шагнула с платформы.

* * *

Читальный зал располагался за нешироким проемом, закрытым тяжелым парчовым занавесом, и представлял собой точную копию библиотечного зала, только уменьшенного в несколько раз. Те же чашеобразные стены, плавно уходящие ввысь, то же отверстие на потолке; только вместо книжных полок все его пространство было заставлено тщательно отполированными круглыми столиками, на каждом из которых стоял миниатюрный магический светильник и лежало самопишущее перо.

-Если вам потребуется пергамент — можете взять его там, — смотрительница библиотеки холодно кивнула на небольшой стол, стоящий у проема. Он был покрыта аккуратно сложенными стопками пергамента, — если же я вам понадоблюсь, я буду на своем месте. Приятного чтения. Ах, да...

Неприязненно глянув на меня, она порылась в широком кармане платья и достала небольшой, плотно закупоренный деревянной пробкой, пузырек.

-Эта мазь предохраняет свитки от касания ваших пальцев, — монотонно сказала она, передавая пузырек мне, — пожалуйста, не забывайте мазать ей руки перед тем, как откроете тубус.

-Да, конечно, — заверила ее я, изнывая от нетерпения. Библиотекарша сунула мне в руки тубус со свитками магистра Лейницца и удалилась, сохраняя все тот же воинственный вид.

Удивившись ее злопамятности, я села за ближайший столик, густо намазала кисти рук тягучей субстанцией, приятно пахнущей мятой, и принялась осторожно откручивать крышку заветного тубуса, отложив второй в сторону.

Крышка с легким хлопком открылась, и мне на ладони упали пожелтевшие от времени пергаментные листы, заметно обтрепанные по краям; затаив дыхание от волнения и чувствуя, как бешено колотится сердце, я аккуратно расправила первый из них и склонилась над столешницей.

* * *

Труды магистра Лейницца представляли собой достаточно скучное описание быта и нравов последователей секты Дракона; особое внимание мудрец уделял диковинным ритуалам и поверьям сектантов, мало заботясь об упоминании их внешнего вида. Он многословно и затейливо рассказывал о таких странных обычаях сектантов, как торжественное срезание клока волос в дни зимнего и летнего солнцестояния с последующим его сожжением, опускание в глотку горящей головни, многочасовое бдение нагишом на пронизываемой всеми ветрами скальной площадке и т.д.

Язык, которым были написаны труды, давно устарел, и мне приходилось тратить несколько минут на то, чтобы осилить одно предложение, занимающее, подчас, едва ли не половину пергамента. Прошло уже, наверное, часа два, а я так и не нашла ничего, что могло бы помочь в поисках второй вехи; у меня лишь заныли виски, а шею заломило от неподвижного сидения за пергаментом. Желание бросить все и выйти на свежий воздух росло с каждой минутой, однако это было проявлением малодушия. Легко же сдаваться я не собиралась.

Встав из-за столика, потянувшись и пройдясь взад-вперед, я вновь ринулась в борьбу с мудреным текстом. Вскоре мои усилия были немного вознаграждены — на пятом листе пергамента стало попадаться кое-что поинтереснее заунывного описания жизненного уклада сектантов.

"Вполне очевидно," — писал магистр, — "что верования драконопоклонников разительно отличаются от тех догматов и принципов, коим привержены последователи Синха* или Жарамма**. В отличие от названных, стремящихся приблизить явление своих богов народам нашего мира, или, хотя бы, отыскать новых пророков или избранных сих божеств, те, кто называет себя почитателями Дракона, прикладывают все силы, чтобы не допустить второго пришествия своего господина в мир."

Я прервала чтение, с удивлением отметив, что головная боль стремительно сходит на нет — чтение неожиданно стало увлекательным. Азартно прикусив губу, я продолжила читать.

"Тем временем, ни один из встреченных мною драконопоклонников так и не смог толком объяснить, что же такое или кто такой был Дракон на самом деле. Все мы — не только сектанты — знаем, что он положил начало нашему миру, но что он из себя представлял на самом деле? Безусловно, ответить на этот вопрос не представляется возможным, ибо все, что могло бы поведать нам об истинной природе Дракона, кануло во времени. Огонь, говорят драконопоклонники, он нес с собой огонь. И поклоняются огню, который днями горит в их храмах, высеченных в горах или спрятанных глубоко в лесах или болотах. Громадные чаши с огнем стоят в главном зале храма, где на стене нарисовано их божество в виде гигантского столпа пламени с уродливой головой.

Если он вернется, его огонь сожжет наш мир, говорят они. Если не поддерживать наши огни, это приблизит его возвращение, говорят они. Он зажег огонь внутри каждого из нас, но не каждый может хранить его".

Я потерла слезящиеся от напряжения глаза и недоуменно посмотрела на эти строки. То ли магистр как-то неверно понял то, что говорили ему сектанты, то ли не сумел это донести: связь между последними тремя предложениями ускользала от меня, лишь мелькало назойливым рефреном слово "огонь".

Интересно, почему секта драконопоклонников, как называет их Лейнниц, так быстро исчезла, ведь, если верить его словам, две сотни лет назад их было множество?

Пометив на своем листе пергамента этот вопрос, я снова склонилась над трудами мудреца. Стопка свитков неумолимо таяла, а я так и не нашла ничего, что могло хоть как-то сдвинуть мои поиски с места. Неужели все было тщетно, и мне придется начинать все сначала? Сердце захолонуло от такой мысли, но я строго приказала самой себе не расстраиваться раньше времени.

Последний пергамент был помечен заголовком "Похоронные обычаи драконопоклонников" и содержал в себе лишь несколько строк. Чувствуя, как вера в чудо иссякает, я все же принялась за чтение, стараясь не пропускать ни слова.

"Тех, кто отдал свою жизнь в служении секте, драконопоклонники называют "шари-мхья" — "верный друг", и с почестями относят в так называемые Башни Скорби. Эти Башни представляют собой, как ни странно, глубокие колодцы, высеченные в скалах, близ горных храмов Дракона. Интересен обычая погребения — сначала мертвое тело помещается на скалистой площадке, дабы солнце и ветер иссушили плоть и обнажили кости, а затем то, что осталось, спускается в Башню Скорби. Меня не пустили ни к одной из этих Башен, но, думается мне, что они доверху наполнены телами этих несчастных."

Следующие строки содержали то, что заставило меня впиться ногтями в столешницу. Неужели мои поиски второй вехи увенчались успехом?

"Перед тем, как опустить голые кости в Башню, к тому, что раньше было шеей, привязывается "архьи-ма", флейта, вырезанная из закаленного в огне черного камня. Она необычна тем, что представляет собой миниатюрные языки пламени, запечатленные в камне. На ней, помимо пяти отверстий, вырезаны слова молитвы Дракону; считается, что в послесмертии шари-мхья встретится с господином и игрой на этой флейте умилостивит его, отсрочив возвращение Дракона в наш мир".

После этого было написано еще что-то, но я даже не стала дочитывать. Рука будто бы сама собой начала лихорадочно переписывать все сведения об архьи-ма. Меня захлестнуло невероятное возбуждение: выходит, Кристиан был прав!

Кстати, о Кристиане...

Занеся в свой пергамент все, что было нужно, я бережно сложила свитки и убрала их обратно в тубус; затем, вновь смазав руки, положила перед собой "Трактат о вампирах", удовлетворенно отметив, что мне не придется тратить на него много времени: пресловутый "Трактат" состоял лишь из одного листа, да и тот не был исписан полностью. Похоже, вампиры не вызывали особого интереса у покойного Синтара; или же ему не удалось добыть о них достаточно сведений. Кроме того, в отличие от сложносочиненных трудов его коллеги, "Трактат" читался куда проще: наверное, исследователь, написавший его, жил совсем недавно.

Итак...

"Говоря о вампирах, нельзя не вспомнить многочисленные легенды и суеверия, что так популярны как у алдорийцев, так и у многих других народов. Кровососущие монстры — вот, как их называют многие. Меж тем, большим заблуждением было бы ставить вампиров в один ряд с гулями или упырями, что иногда встречаются в отдаленных местах нашей страны.

Известно, что общими предками народов четырех материков являются иретонийцы, кои и явились свидетелями прихода в этот мир тех, кого мы сейчас зовем вампирами. Само слово "вампир" произошло от древнеиретонийского "вимпаро", что означает "пришедший извне". Доподлинно не известно, откуда именно они пришли; сами вампиры — те, с кем мне удалось переговорить — не знают или не хотят рассказывать ничего о своем прошлом.

Тем не менее, некоторые суеверия, связанные с этой расы, все же имеют под собой разумное объяснение. Вампиры действительно вынуждены пить кровь — раз в два или три дня, иначе им грозит медленная и крайне мучительная смерть. Я сам был свидетелем того, как один из них корчился в страшных судорогах, пока ему не поднесли стакан козьей крови. На вопрос, стоит ли людям опасаться за свои жизни, вампиры реагируют с крайним гневом; я полагаю, что опасности для человека они не представляют.

Что же касается боязни серебра, осины и чеснока, то мне представилась возможность лично убедиться, что все это — не более, чем сказки. Серебряные украшения они с охотой надевают на себя; без каких-либо неприятных последствий держат в домах осиновую мебель и употреляют в пищу чеснок. Источники этих отсталых людских поверий мне неизвестны.

Известно также, что вампиры стараются держаться подальше от людских и прочих селений, в собственных родовых замках и поместьях. Это крайне замкнутый и чопорный народ, ревностно хранящий свои традиции и чистоту рода; при общении с ними возникает крайне неприятное чувство собственной ничтожности. Даже будучи крайне приветливым, вампир все равно дает понять, насколько он выше и мудрее, чем вы..."

Я прервала чтение и усмехнулась. Никакой "чопорности" или надменности я в Кристиане не заметила; да и вообще, вряд ли я догадалась бы о его принадлежности к кровососущей расе, если бы не глаза.

С другой стороны... Я постучала пальцем по столу, задумчиво глядя на лежащий передо мной пергамент.

В свете изложенного магистром Синтаром, выглядит очень странным тот факт, что Кристиан скитается по свету, зарабатывая себе на хлеб трудом менестреля. Быть может, существуют вампиры, не обладающие родовыми землями?

А, может быть, его сородичи попросту решили избавиться от собрата? При этой мысли я почувствовала озноб, скользнувший по позвоночнику.

Что же тогда он должен был совершить?

"Повышенная стойкость к ранениям, чрезвычайно длинная продолжительность к жизни, способность к гипнозу и отменная физическая сила — немудрено, что почти все расы недолюбливают вампиров," — писал тем временем магистр Синтар, — "особую неприязнь питают к ним все, без исключения, кланы оборотней. Мне доводилось слышать рассказы о неких весьма кровопролитных войнах, вспыхивавших между этими двумя расами. Сейчас между ними, вроде бы, установлены мирные отношения, но особой любви друг к другу они не испытывают".

Дальше магистр углубился в пространные философские разглагольствования о взаимоотношениях тех или иных народов, и я, разочарованно проглядев текст до конца, скатала свиток обратно. Похоже, вампиры прохладно встретили интерес мудреца к своей расе, и не сообщили ему и десятой доли того, о чем он спрашивал. Разочарованный магистр поспешил переключиться на другие объекты исследований. Однако даже то, что я почерпнула из этого свитка, казалось чем-то невероятным и слегка пугающим: для меня, выросшей в глухой деревеньке, в окружении простонародных предрассудков, само существование некоего места "извне", откуда могли прийти вампиры, было, скорее, сказкой, чем чем-то реальным.

От обилия сведения слегка закружилась голова. Осознание того, что я, похоже, вновь ступила на верный пусть к Призраку, пьянило и наполняло сердце сладкой эйфорией; откинувшись на спинку стула, я полуприкрыла глаза и с упоением представляла себе, как беру в руки ту самую флейту, кладу перед собой Камень, и...

Постойте-ка. А где я возьму эту флейту?

Эта мысль, неожиданно возникшая в сонме сладостных фантазий, одним махом вернула меня с небес на землю, заставив забыть обо всех вампирах и менестрелях, вместе взятых.

Сделав один шаг вперед, я вновь наткнулась на каменную стену.

Где мне найти хотя бы один горный храм драконопоклонников, если магистр Лейнниц не указал ни одного маршрута, а на то, чтобы обыскать все алдорийские горы, уйдут месяцы странствий?

Стиснув зубы, я стукнула кулаком по столешнице.

Я брошу все силы на то, чтобы в кратчайшие сроки найти хотя бы один храм. Чего бы мне это ни стоило.

* * *

Свежий воздух и мягкий свет весеннего солнца, встретившие меня после душного помещения библиотеки, показались благословением небес, и мрачные думы отступили на задний план, заставив по-новому взглянуть на положение дел.

Итак, у меня появилась новая цель — архьи-ма. Чтобы достать ее, мне нужно всего лишь отыскать человека, знающего месторасположение любого горного храма драконопоклонников — или хотя бы того, что от него осталось. Задача эта не из легких, но Корниэлль — большой город, и я отчего-то пребывала твердой уверенности, что мне непременно повезет. Это разгоняло тучи, сгустившиеся в душе, и придавало сил.

Приободрив себя, я победоносно вздернула голову и оглядела улицу.

В Корниэлль мы прибыли вчера, под вечер, голодные и уставшие. Конечно, осматривать город, который порой называют "второй жемчужной Алдории", не было ни сил, ни времени, и, остановившись на первом попавшемся постоялом дворе, мы наспех перекусили холодным мясом и разошлись по своим комнатам, разделенным стеной — наемник придирчиво осмотрел их и настоял на том, чтобы нас поселили как можно ближе друг к другу — на всякий случай. Я не возражала — после событий в Лиэнне мне и впрямь было спокойнее спать от осознания того, что рядом находится тот, кто в любую минуту готов встать на мою защиту; однако, это не умаляло моего настороженного отношения к самому "защитнику".

Наутро я отправилась на поиски библиотеки, с трудом убедив северянина, что не следует сопровождать меня, следуя по пятам — вполне достаточно держаться на почтительном расстоянии, дабы, в случае чего, услышать мой крик. Не то, чтобы я не опасалась неприятностей — скорее, мне хотелось отдохнуть от общества угрюмого наемника и побыть наедине со своими мыслями...

...Я постояла немного на мраморных ступеньках библиотеки, опоясывающих подножие ее круглого здания, и с наслаждением вдыхая воздух полной грудью. Несмотря на то, что я не питала особой приязни к большим городам, Корниэлль начинал мне нравиться. В нем не чувствовалось враждебности к чужакам, а дух старины, который источали трех— и четырехэтажные дома с остроконечными крышами и стрельчатыми окнами, действовал завораживающе и убаюкивал, настраивая на умиротворенный лад. Казалось, весь город устремляется вверх вслед за крышами своих зданий, над которыми парит, расправив крылья, каменный коршун, высеченный на вершине стеллы, установленный на центральной площади города. Пожалуй, если мне когда-нибудь вздумается начать оседлую жизнь, я начну ее именно здесь.

Я слегка улыбнулась своим мыслям и стала осторожно спускаться по крутым ступеням, придерживая подол платья. Буря, бушевавшая внутри, утихла, и я начала обдумывать, с чего начать поиски храма. Хотелось бы, конечно, еще заглянуть и к оружейнику — Лиэнн наглядно продемонстрировал мне, что ходить по улицам, будучи безоружной, не просто опасно, но и глупо.

Пожалуй, в этом вопросе стоило обратиться к наемнику — как-никак, он лучше меня разбирается в...

-Ты нашла, что искала?

Вскрикнув от неожиданности, я резко обернулась на звук, прижав ладонь к губам.

Коннар восседал на постаменте статуи Ниэлла, установленной в самом низу лестницы, и лениво полировал лезвие своего короткого меча, с прищуром глядя на меня. Издалека он был похож на громадного ворона, поджидающего свою добычу, а смолянисто-черная грива волос лишь дополняла этот образ. Мой мимолетный испуг, похоже, позабавил наемника, потому что он довольно осклабился и вернулся к своему занятию.

Я почувствовала досаду на собственную впечатлительность, и не на шутку разозлилась на северянина, перед которым обнажила свои эмоции.

-Ты специально поджидал меня здесь, чтобы вот так вот напугать? — сухо спросила я, избавляясь от маски наивной провинциалки. Наемник хмыкнул:

-Не думал, что ты окажешься такой ненаблюдательной, чтобы не заметить меня.

-И не мечтай, — холодно отпарировала я. Возвышенно-оптимистичное настроение улетучилось в один миг, и я приготовилась к очередной порции пикировок со своим спутником.

Северянин легко поднялся со своего места, не замечая — или делая вид, что не замечает — моих гневных глаз, вернул меч обратно в ножны и непринужденно уточнил:

-Ты не ответила на вопрос.

-Нашла, — сдержанно сказала я, сходя с последней ступеньки, — теперь я хочу, чтобы ты сопроводил меня к оружейнику, так как думаю, что...

-Раз уж мы заговорили о твоих поисках, — перебил меня Коннар, внезапно становясь крайне серьезным. Я невольно умолкла, удивленная столь быстрой сменой тона, — ответь мне на следующий вопрос: куда мы направляемся теперь?

Прямо отвечать мне по-прежнему не хотелось, и я попыталась выкрутиться:

-Думаю, что...

-Послушай, Кошка, — тихо, но веско сказал наемник, вставая прямо передо мной и внимательно глядя мне в глаза; я с вызовом ответила ему тем же, подняв голову, — может быть, пора прекратить юлить и научиться полностью доверять мне?

Предпоследнее слово он произнес с нажимом, и, почувствовав в нем укор, я слегка смутилась, но глаз не отвела.

-Мне безразличны твои секреты, мне неважно, какую цель ты поставила перед собой. Можешь быть уверена, что все услышанное умрет во мне и вместе со мной — если понадобится. Таково неписаное правило всех наемников. Но коль скоро наши пути пересеклись, я хочу знать, куда мы идем и что ищем. В конце концов, я не могу полностью ручаться за твою сохранность, еслnbsp;и не буду в курсе твоих замыслов.

Он умолк, выжидающе глядя на меня. Я прикусила губу: привычка вечно таиться и хранить сокровенное внутри намертво въелась в мою душу, но что-то подсказывало мне: Коннар был прав. В конце концов, путешествие к храму драконопоклонников может оказаться рискованным, и, если я не сумею довериться наемнику, кто знает, чем оно обернется для меня и моих поисков Призрака?

Очевидно, почувствовав мои сомнения, Коннар добавил:

-Я виноват перед тобой, и я прекрасно это осознаю. Но ты прекрасно знаешь, что я не причиню тебе вреда — в любом смысле, так почему бы не поговорить начистоту?

Внезапное озарение подсказало мне, как действовать дальше.

Я лукаво улыбнулась наемнику, отчего он нахмурился, видимо, не ожидая такой реакции.

-Я признаю твою правоту, — вкрадчиво промолвила я, отчего подозрение в глазах наемника вспыхнуло с удвоенной силой, — если ты требуешь от меня откровенности, то изволь: я не доверяю и не собираюсь доверять никому, кроме себя, ибо однажды мое доверие было жестоко предано. Тем не менее, я думаю, что мы и впрямь не можем блуждать дальше в потемках.

Я сделала многозначительную паузу, не сводя глаз с северянина, жадно ловившего каждое мое слово, и продолжила:

-Я ищу храм тех, кто принадлежит к секте Дракона, вернее, не сам храм, а Башню Скорби, что должна находиться рядом с ним. Знаю, что отыскать его будет не так легко, ведь почти все храмы были разрушены, а драконопоклонники рассеялись по материкам... Почему ты смеешься?

Кривая улыбка, возникшая на лице наемника в начале моей речи, внезапно превратилась в громогласный хохот, который не на шутку испугал случайных прохожих.

-Знаешь, Кошка, — внезапно прервавшись, сказал наемник, победоносно глядя на меня, — думаю, теперь тебе точно не придется жалеть о своем решении разделить свой путь со мной.

-Почему? — спросила я, несколько сбитая с толку.

-Я знаю, где находится один из таких храмов, вернее, его останки. Когда-то давно я участвовал в строительстве монастыря Лиара

* * *

, который воздвигали прямо на них.

*Синх — один из богов Солнца третьего материка;

**Жарамм — самозванец, называющий себя воплощением Элоха; умер за триста лет до описываемых событий, однако успел основать весьма мощное движение своих последователей;

* * *

Лиар — бог Света, один из четырех верховных богов в пантеоне Алдории;

Интерлюдия 1.

* * *

Северо-восточный ветер, принесший с собой прошлогоднюю лиственную труху и редкие снежинки, яростно взвыл в открытых балюстрадах, пронизывающих отвесную скальную стену. Мусор, нанесенный веками на полы, взметнулся в воздух и закружился спиралью, будто возмущаясь, что его посмели потревожить.

Где-то внутри, в горе, рождалось едва слышимое потрескивание и слабый гул, будто исходящий от гигантской печи, запрятанной глубоко в скальных недрах. 　

Все вокруг безмолвствовало. Не было даже слышно криков снежных гарпий, что обжили ущелье близ этой горы; лишь порывы ветра вновь и вновь яростно набрасывались на балюстраду в тщетной попытке не то снести, не то хотя бы сдвинуть хотя бы один камень.

Где-то там, внизу, цвела и благоухала весна; здесь же бессменно владычествовал холод, который, казалось, навеки сковывал любое движение. Любую мысль.

Любую жизнь.

Заходящее солнце выкрасило горный кряж в цвет крови; сделав слабую попытку разбудить это ледяное царство, и, не найдя отклика, стало плавно опускаться за хребет.

В синих сумерках, быстро сгустившихся под крышей балюстрады, почудилось какое-то движение. Жемчужно-серый силуэт отделился от стены, скользнул вдоль колонн и завис у перил, рассеивая вокруг себя молочно-белое сияние. Спустя мгновение его неясные очертания, размытые в потемках, стали приобретать более четкие формы; еще через пару ударов сердца около перил стала видна полупрозрачная фигура человека — молодого мужчины с длинной раздвоенной бородой и наголо выбритой головой, на которой тускло мерцали какие-то знаки. Его одежда состояла из длинного — до пят — камзола с широкими рукавами, сквозь который неясно просвечивала белая рубаха, и сапог с загнутыми носами, выглядывающих из-под полы камзола.

Призрак медленно обвел взглядом окрестности, что-то бормоча себе под нос и скорее по привычке, чем осмысленно, пощипывая бороду. Затем он сунул ладони в раструбы своих широких рукавов, бросил последний взгляд на горы, и величаво поплыл к стене. Приблизившись к ней, призрак легко, будто дым в трубу, растворился в каменной кладке, оставив после себя лишь едва дрожащий воздух и быстро угаснувшее серебристое мерцание.

На горы опустилась ночь.

* * *

Каменные ступени, круто уходящие вниз, тускло освещались дрожащим светом магических светильников, многие из которых были явно близки к угасанию. По обеим сторонам лестницы тянулись потемневшие от времени стены, когда-то обшитые дубом, от которого сейчас остались изгрызенные древоточцами деревяшки. Кое-где были видны светлые круги, показывающие, что раньше на этих стенах что-то висело.

Возникший из каменного массива призрак скользнул глазами по лестнице, выпростал одну ладонь из-под рукава и зачем-то дотронулся до одного из этих кругов; мгновение спустя он сердито нахмурился и дернул плечом, будто смахивая что-то. Опустив рукав, он поспешил вниз по лестнице, больше ни обращая внимания ни на что вокруг.

Лестница привела его в узкий коридор, где светильники горели ярче, но все же оставляли ощущение полутемных катакомб. Стены коридора были испещрены множеством дверей, но призраку не было до них дела; он летел вперед, больше не задерживаясь нигде.

Миновав несколько поворотов и лестничных переходов (вниз, вниз!), он застыл перед огромной двустворчатой каменной дверью, на которой не было ручек, а лишь поблескивал узор, представляющий собой змею, кусающую себя за хвост. Змея была выложена из сине-лавандового содалита, и недобро смотрела на посетителя глазами, роль которых выполняли самоцветы потемнее.

Призрак не стал рассматривать узор. Уверенным, явно многажды отработанным жестом, он поднял руку и аккуратно провел указательным пальцем по змее, повторяя ее узор — от головы до кончика хвоста, засунутого в пасть.

От его прикосновения самоцветы тускло загорелись, и змея пришла в движение, с некоторой натугой освободив хвост и распрямившись. Стоило ей прийти в горизонтальное положение, как створы дверей, лязгнув, пришли в движение. Между ними, сопровождаемая негромким скрипом, стала шириться щель; не дожидаясь, пока дверь раскроется полностью, призрак скользнул в нее.

Перед ним предстал круглый зал, середина которого была наполнена мягким желтым свечением; в центре зала высился массивный каменный стол в виде полумесяца, а вдоль стен стояли навытяжку тринадцать прямоугольных саркофагов, также сработанных из камня. Крышки двенадцати из них, украшенные крупными круглыми самоцветами, были плотно задвинуты. Крышка же одного — того, что находился прямо напротив двери — была аккуратно сдвинута в сторону, приоткрывая зияющую тьму внутри. 　

Тем не менее, призрака увиденное будто бы совсем не удивило, а, напротив, даже обрадовало.

-Я рад, что бодрствуете именно вы, диль* Азарион, — сказал он громко — если шепот вообще можно назвать громким.

Что-то шевельнулось во тьме саркофага, и на каменный край легла рука, больше напоминающая высохшую до окостенения серую клешню; с негромким уханьем из саркофага появился... Старик?

Существо, вышедшего из своего убежища, действительно походило на очень старого человека, сгорбленного неумолимым временем. Однако, при более пристальном взгляде на него становилось понятно: оно вряд ли имеет что-то общее с человеческой расой.

Серовато-белая кожа туго обтягивала кости черепа с сильно выпирающей затылочной частью, а скулы были такими острыми, что, казалось, вот-вот разрежут ее. Губы небольшого рта давно ссохлись и провалились вовнутрь, а редкие пряди волос, ниспадающие на сутулые плечи, были желтовато-сивыми.

Обитатель саркофага едва доставал призраку до пояса и передвигался странным образом: он вытягивал длинные руки-клешни вперед, прижимал ладони к полу и делал быстрый рывок. Полы длинной темной мантии, укутывавшей его с шеи до пят, волочились за ним.

Призрак бесстрастно наблюдал за тем, как тот, кого он назвал Азарионом, подползает к нему. Последний, сделав последнее усилие и поравнявшись с ним, поднял голову (в какой-то момент призраку показалось, что его непропорционально большая голова со стуком упадет на пол) и произнес неожиданно звучным низким голосом, никак не сочетающимся со столь тщедушной внешностью:

-Мне всегда было любопытно, друг мой, почему вы каждый раз открываете дверь в наши покои, тогда как все остальные не представляют для вас препятствий? Призрак снисходительно улыбнулся. Азарион задавал один и тот же вопрос в тысячный раз, и, разумеется, прекрасно знал ответ, однако не отступал от своей традиции. Скорее всего, эта фраза стала для него чем-то, вроде приветствия.

-Вы же знаете, диль, — почтительно произнес призрачный обитатель каменных покоев, — что Ваш Совет Старейшин велел мне запечатать эту дверь, дабы никто — ни в жизни, ни в послесмертии не мог проникнуть внутрь и потревожить ваш покой без вашего на то разрешения.

Его собеседник довольно кивнул и позволил своим морщинистым губам растянуться в нитку — так, наверное, он изображал улыбку.

-Верно, верно... Не надоело ли вам, мой друг, коротать вечность бок о бок с нами? Тринадцать тысячелетних вампиров — ведь нет компании скучнее!

-Как Хранитель этого Дома я не могу покинуть его пределы, — терпеливо сказал призрак. Он знал, что Азарион обожал педалировать тему этого Дома, историю, с ним связанную, а также всячески подчеркивать немощность и никчемность вампирского Совета Старейшин. Это нужно было просто перетерпеть.

* * *

Они появились здесь около двух тысяч лет тому назад — как раз отгорела Двухсотлетняя Война, и Дом Содалитов, одного из самых малочисленных Домов литанээ, был разрушен почти до основания. Полчища наемников, в чьих карманах гремели дории Семьи Опал, прорвали оборону големов у подножия горы, и ворвались в Дом, превратив его в наполненную обугленными обломками и трупами литанээ пещеру. В живых осталась лишь Марианна, восемнадцатилетняя дочь Главы Дома, но и она доживала свои последние дни, корчась на обломках кровати и хрипя: в ее горло был воткнут опаловый серп. Призрак-Хранитель не мог ничем помочь, и ему оставалось лишь находиться рядом с девушкой, безучастно наблюдая, как из ее тела сочится белая дымка — душа. Он знал, что совсем скоро тело девушки съежится в небольшой кусочек содалита, а он присоединится к Великому Разуму. В тот момент он, как никогда, чувствовал свою принадлежность к междумирью — ему оставались считанные минуты пребывания в мире живых. Смерть всех членов Семьи означал и конец пребывания Хранителя в этом мире.

Он усмехнулся, вспомнив горечь и боль, так непривычно наполнявшие его внутренности. Он не хотел уходить... Вот так вот. Видимо, он был никчемным Хранителем, раз не смог защитить свой Дом от резни, которую устроили мечи Опалов. Он всегда недоумевал, почему именно ему, ничем не примечательному казначею Семьи Содалит, выпала честь стать ее Хранителем, однако он не оправдал этого внезапно обрушившегося на него доверия. Он истово желал остаться, дабы получить возможность показать, что не так уж он и плох, хоть как-то проявить себя — пусть теперь от его сородичей остались лишь мертвые куски камней.

Вампиры возникли рядом с ним словно из ниоткуда. Он даже не услышал их шагов, просто увидел в затянутой дымом комнате тринадцать фигур — согбенных и прямых, будто жерди, высоких и низких, с хищными чертами лиц, на которых застыла удивительная отстраненность и бесстрастность.

Хранитель никогда раньше не видел воочию представителей этой расы, и их визит застал его врасплох. Однако, не успел он задать им и одного вопроса, как вперед выступил Тариан — самый рослый из всех, и предложил призраку сделку. Им нужно было пристанище, крепкое и надежное, укрытое от посторонних глаз и ушей, — сказал он. Им нужна была надежная охрана и защита. Они могли восстановить сам Дом в кратчайшие сроки. Более того, они могли даже подарить Марианне жизнь — но все это при том условии, что Хранитель отдаст Дом в их полное распоряжение, оставшись при этом его Хранителем, оберегающим последнего члена семьи Содалитов. Вампирам нужна была защита Дома, его аура, наполняющая их жизненной силой и вселяющая мудрость. Все это мог передать им — и исключительно добровольно — только Хранитель Семьи Содалит.

В тот момент, незадачливому Хранителю показалось, что праматерь Алайна** услышала его истовое желание и отправила помощь, пусть даже и такую своеобразную. Он охотно согласился, даже не удосужившись поинтересоваться, как незваным гостям удалось так быстро прибыть на место трагедии. Впрочем, в последующие года это, казалось бы, совершенно логичное желание у него ни разу не возникало. Серп вытащили из горла Марианны, и Азарион влил в открывшуюся рану собственную кровь, после чего разорванные края кожи мгновенно срослись, и молодая Содалит судорожно вздохнула — на сей раз, без ужасного хриплого сипа. Однако...

...Вампиры не обманули Хранителя — девушка и в самом деле выжила. Беспробудный сон — это тоже жизнь.

То ли кровь вампира подействовала на литанээ не так, как рассчитывал Азарион, то ли Марианна не захотела бороться за возвращение к реальности, но призрак видел собственными глазами, как, вздохнув пару раз и пробормотав что-то, молодая литанээ закрыла глаза, чтобы больше их не открывать.

Лианон, собрат Азариона, помог отнести девушку в семейный склеп Содалитов и положить на каменную плиту, окружив бесчувственное тело стеклянными сосудами, в которых хранились небольшие кусочки самоцветов — то, что осталось от ее предков

* * *

. Первое время Хранитель часто наведывался в склеп, проверяя состояние Марианны, однако вскоре ему стало не по себе от того, что он там видел.

Вампирская кровь не только заживила раны девушки. Со временем черты Марианны стали меняться: щеки ввалились, а губы истончились, превратив миловидное личико в подобие смертной маски; вдобавок, из-под верхней губы показались концы вампирских клыков, которые, в отличие от тех, что принадлежали новым хозяевам Дома, были длинными и походили на иглы.

Тем не менее, Марианна жила, давая Хранителю зыбкую надежду на то, что однажды все вернется на круги своя. Несколько вампиров, взятых новыми владельцами Дома в качестве обслуги, раз в три дня исправно приносили ей стакан крови. "Без этого она умрет", — пояснил Азарион, с любопытством наблюдая вместе с Хранителем, как красные капельки просачиваются сквозь плотно сжатые губы девушки. После этого Марианна ненадолго возвращалась в свой прежний облик...чтобы через некоторое время вновь обратиться подобием чудовища.

О том, кто такие на самом деле незваные гости, Хранитель начал смутно догадываться (прямых вопросов он избегал, побаиваясь натолкнуться на ледяной взгляд Ириона, самого старого из вампиров), когда, спустя пару лет обустройства Дома, к его новым обитателям потянулись и другие представители их расы. Они приходили небольшими группками, чаще всего под покровом ночи, но случались и дневные визиты; Диамон и Киара — Хранитель уже успел запомнить имена постоянных служителей своих новых хозяев — встречали их и о чем-то расспрашивали на неизвестном призраку языке. После этого кого-то сопровождали в нижний зал, где раньше Содалиты собирали семейные советы, а теперь стояли лишь саркофаги новых владельцев, а кого-то отправляли восвояси. Именно в этом зале, за плотно закрытыми дверями, тринадцать старейших вампиров, выстроившись в строго определенном порядке, беседовали со своими посетителями. Беседа часто затягивалась, и могла обернуться чем угодно: спором, судилищем или даже...

...Пытками.

Вампиры не возражали против присутствия Хранителя на своих сборищах — они все равно велись на их собственном наречии, которого призрак так и не научился понимать. После того, как при нем Диамон невозмутимо отсек голову какому-то вампиру за то, что тот убил нескольких людей при попытке последних украсть что-то из его замка (это растолковал призраку Азарион, по непонятной причине проникшийся к нему подобием дружеских чувств), Хранитель стал осознавать, что пришельцы — это нечто, вроде совета судей у вампирской расы. Его догадку подтвердил тот же Азарион, почувствовавший или догадавшийся, какой вопрос терзает Хранителя.

-Нас слишком мало в этом мире, друг мой, — сказал он в момент своего очередного бодрствования (в промежутке между собраниями новые хозяева Дома предпочитали коротать время, погрузившись в глубокий сон, вроде того, что окутывал Марианну, и плотно задвинув крышки саркофагов. Впрочем, время от времени то один, то другой возвращались в реальность), — и кто-то должен следить за тем, чтобы мои братья и сестры жили в мире со всеми остальными народами, уж прости за каламбур.

Выдержав паузу и изучающе глядя на безэмоциональное лицо призрака, старый вампир продолжил:

-Мы взяли на себя смелость исполнять именно эту миссию. Да, может быть, иногда мы судим наших братьев слишком строго... Но каленое железо оставляет куда более заметный след, чем шелковый платок.

-Значит, вы называете себя судьями? — уточнил Хранитель. Азарион скучающе покачал головой:

-Судьи — слишком узкое название... Скорее, наставники — достаточно мягкие, чтобы присматривать за своими неразумными учениками, и достаточно жесткие, чтобы держать их в узде. Наши братья называют нас Советом Старейшин, и мне по душе это название.

Помолчав немного, Азарион добавил, понизив голос до едва различаемого шепота:

-Я не знаю, почему именно мы были выбраны для этой роли. Наши боги перестали говорить с нами, едва только мы переступили порог Перехода между мирами, и теперь нам лишь остается исполнять свое предназначение.

Призраку доводилось раньше слышать о принадлежности вампиров к иному миру, однако именно в момент того памятного диалога он получил неоспоримое подтверждение этого факта — из уст самого вампира. К тому же, Азарион впервые позволил себе некую откровенность, и призрак решил поймать момент.

-Вы помните что-то о своей родине? — рискнул спросить он. Азарион усмехнулся — не без тени самодовольства, хотя это выглядело так, будто побитый непогодой булыжник прорезала горизонтальная трещина:

-Я слишком стар, друг мой. Я был в годах еще в момент Перехода... Неужели ты думаешь, что в моей трухлявой памяти что-то сохранилось?

Хранитель не думал. Он знал: его древний собеседник кривит душой, и при желании может поведать много любопытного о том и этом мире.

Только вряд ли подобное желание когда-нибудь у него возникнет.

* * *

-Что заставило тебя навестить наши скромные покои, друг мой? — вкрадчиво спросил Азарион, с хрустом потягиваясь и разминая шейные позвонки. Призраку в который раз стало не по себе от этого зрелища: ему казалось, что старец-вампир рассыплется прахом от любого неосторожного движения.

Однако он знал, что внешность была обманчива: любой из присутствующих здесь вампиров был на редкость крепким и сильным.

Отогнав от себя неприятные мысли, призрак кашлянул и прошелестел:

-Однажды вы попросили мне рассказывать вам обо всем необычном или подозрительном, что мне повстречается.

Азарион замер и медленно, будто большая черепаха, повернул голову. На Хранителя уставилась пара крошечных, будто булавочные головки, глаз.

-Сдается мне, друг мой, — проскрипел вампир, — что ты готов поведать мне что-то интересное. Изволь.

Если бы призрак был человеком, он бы набрал воздуха в грудь, готовясь к пространной тираде. Однако бесплотному существу это не требовалось, и он ограничился лишь неглубоким кивком:

-Вы знаете, что мне доступны пласты междумирья — иногда я наведываюсь туда, дать себе небольшой отдых от суеты мира живых.

Азарион важно кивнул:

-Я бы тоже был бы не прочь вот так вот... Передохнуть. Продолжай.

-Несколько часов назад — не могу сказать сколько, в междумирье время то летит, то застывает, как кисель — я наткнулся на весьма странную вещь. Вернее, даже не одну.

Хранитель позволил себе небольшую паузу, наслаждаясь выражением жадного внимания, появившемся на лице старого вампира.

-Ну? — нетерпеливо поторопил его тот. Призрак продолжил, нарочито растягивая фразы:

-В одном из пластов междумирья я обнаружил отпечаток некой сущности, коия при жизни явно принадлежала стране Лах'Эддин. Вы слышали о колдунах Лах'Эддина, мой диль?

Выражение жадности сменилось невероятным изумлением и — призрак изумился не меньше — мимолетным испугом.

-Лах'Эддин? — медленно повторил вампир, — да, верно... Я слышал про него. Но они все вымерли много веков назад. Что значит этот твой "отпечаток сущности"?

-Это самое интересное, мой диль, — Хранителю не терпелось приступить к главному, и он заговорил быстрее, — я раньше с таким не сталкивался. Кто-то еще проник в междумирье и уничтожил лах'эддинца. Кто-то, не принадлежащий миру призраков. Кто-то живой.

Все эмоции разом покинули лицо Азариона, и он, опустив плечи, будто от громадной усталости, осел на пол.

-Разве это возможно? — с нотками растерянности спросил он, — я думал, что доступ в междумирье открыт только таким, как ты.

-Я думал так же, мой диль, — кивнул Хранитель, — но факт налицо. Мало того, что кому-то удалось проникнуть туда, куда не следовало — он сумел уничтожить бестелесное создание...

Азарион властным взмахом руки прервал собеседника и, рывком поднявшись с пола, заковылял по залу, лихорадочно бормоча себе под нос:

-Я предчувствовал, что грядет еще что-то... Кажется, мы все-таки совершили большую ошибку.

Призрак неотрывно следил за ним, чувствуя неугасающий интерес. Он никак не ожидал, что его сообщение возымеет такой эффект.

-Это так важно? — вежливо поинтересовался он. Старый вампир заломил руки к вискам, будто пытаясь унять сильную головную боль:

-Может быть, и не важно, друг мой, — проворчал он, — но что-то подсказывает мне, что этим стоит заняться более подробно.

-Вы опасаетесь, что появятся еще лах'эддинцы?

-Лах'эддинцы мертвы! — рявкнул старик так, что под сводами зала заметалось испуганное эхо, а призрак невольно вздрогнул, — все, до единого! Скорее всего, это был какой-то счастливчик, изыскавший путь выживания... Меня больше волнует тот, кто уничтожил его!

Азарион остановился и наставил на Хранителя узловатый костлявый палец:

-Ты сможешь отследить, откуда и как именно пришел в междумирье этот...живой? И, самое главное, куда и как он ушел?

-Это возможно, — подумав, сказал призрак. Вампир поджал губы.

-Тогда займись этим как можно быстрее, друг мой. Мы уже совершили один промах, оставив того мальчишку в живых... Я не хочу, чтобы это повторилось.

Хранитель прекрасно понял, кого имел в иду Азарион. Несколько лет назад перед судом тринадцати предстал молодой вампир, ненароком или по злому умыслу укушенный оборотнем; это не на шутку испугало древних вампиров, ведь подобного, по их словам, еще не случалось. Юношу заперли в каменном погребе и дали ему пережить первое полнолуние — скорее всего, из желания посмотреть, что произойдет (призрак невольно передернул плечами, вспомнив, чем именно обернулся молодой вампир), а затем, после долгого и изнурительного совещания, решили выслать его за пределы Алдории. Решение было принято благодаря незначительному перевесу голосов — семь против шести; шестеро истово ратовали за казнь, но их собратья по каким-то причинам воспротивились этому. Азарион, одним из первых выступающий за смерть юноши, трясся от гнева, пересказывая Хранителю подробности собрания; негодовал он и сейчас:

-Беда никогда не приходит одна, друг мой. Я знаю, мальчишка сейчас далеко, но кто знает, чем обернется вся эта история с ним и этим убийцей лах'эддинца для нас в будущем?

Он умолк, понурив голову; призрак терпеливо ждал, не улавливая, однако, никакой связи между юношей-изгнанником и убитым лах'эддинцем. Наконец Азарион встряхнулся, как старый ворон, попавший под дождь, и властно приказал:

-Ступай в междумирье. Сообщай мне о любой подозрительной мелочи. Как только отыщешь следы того живого — немедленно говори мне — я прикажу бросить все силы на его поиски.

Хранитель склонил голову и поспешил покинуть зал.

*диль — почтительное обращение к старшему по возрасту или рангу на вампирском наречии;

**Алайна — по преданиям литанээ — праматерь их расы;

* * *

После смерти тела литанээ превращаются в камни их Семей;

Глава 13.

* * *

-Не может быть! — выдохнула я, во все глаза глядя на него. Коннар тихо рассмеялся и развел руками, мол, увы.

На долю мгновения мне захотелось вцепиться ему в лицо, чтобы стереть с него эту ухмылку. Я тряхнула волосами, отгоняя это настойчивое чувство, и процедила сквозь зубы:

-Ты же наемник, что ты делал на стройке монастыря?

Северянин смотрел на меня сверху вниз, и в его взгляде неуловимо нарастало, плескаясь в темных озерах глаз, превосходство.

-Это было около десяти лет назад, — помедлив, сказал он, — я только покинул свое поселение... Ни о какой Вольнонаемной гильдии я тогда не думал; я вообще ни о чем не думал, кроме денег. На счастье, мне подвернулся храмовник, он звал всех на строительство нового монастыря своего бога. Обещал хороший заработок, крышу над головой и сносную пищу.

-Но ты же поклоняешься совершенно другим богам, — пробормотала я. Коннар скривился:

-Богам Амальганны нет дела до таких мелочей. Или ты думаешь, что они следят за каждым моим шагом? Это моя жизнь, и я не хотел заканчивать ее, корчась от голода где-то в подворотне.

Я промолчала. Наемник тоже, а затем возобновил свой рассказ, на сей раз, глядя в сторону:

-Мы — я и еще несколько таких же дураков — провели три месяца в том проклятом месте. Мы расчищали завалы, сносили руины старого храма — да, Кошка, сейчас я уверен, что это был храм твоих драконопоклонников — и таскали тяжелые мраморные глыбы. Работа, достойная Сильва.* И все это ради каких-то жалких пяти золотых — именно столько нам заплатили за три месяца.

Его лицо потемнело от воспоминаний, и он, сплюнув, умолк. Меня же совершенно не интересовало, кто такой Сильв, да и подробностей нелегкой жизни наемника я тоже не жаждала узнать. Меня больше занимало другое.

-Там был колодец? Или что-то, похожее на него?

Коннар нахмурился.

-Был, — угрюмо проговорил он, — глубокая дыра, вырубленная в скале. Мы даже заглядывать туда не стали — стоило чуть отодвинуть каменную крышку, как оттуда понеслась такая вонь...будто на сыромятне побывал. Тот храмовник — не помню, как его звали — велел больше не прикасаться к колодцу, закрыть его и засыпать крышку дробленым камнем. Мы так и сделали.

Северянин протянул ко мне правую руку, и я, вздрогнув, отступила назад. Однако наемник не пытался дотронуться до меня; он всего лишь продемонстрировал свою ладонь. Ее пересекал широкий блестящий шрам.

-Вот, что оставил тот колодец мне на память, — мрачно прокомментировал Коннар, — края его крышки были острыми, и мне едва не отсекло пальцы. Потом эта рана долго болела, и из нее сочилась какая-то черная дрянь, но мне попался хороший знахарь.

Дернув мускулистым плечом, он убрал руку. Я сочувствующе покачала головой, но упрямо гнула свою линию:

-Вы засыпали колодец? И только? Его можно вновь открыть?

-Я не знаю, что с ним сейчас сейчас, — последовал ответ, — но десять лет назад на его месте осталась пустая площадка, покрытая осколками камней. Не думаю, что она пустует до сих пор.

Я не слушала его дальнейшие рассуждения. В голове пульсировало лишь одно: "Он знает, где монастырь. Он проведет меня к нему". Остальное было неважно; эта мысль настолько засела в сознании, что не допускала и малейшей возможности неудачи. Размышлений о том, что на засыпанном колодце вполне могли что-то воздвигнуть — тем более.

Оставались сущие мелочи.

-Где находится тот монастырь? — нетерпеливо спросила я, покусывая губы от бьющегося внутри лихорадочного возбуждения. Коннар громко расхохотался:

-Кошка, разумеется, десять лет назад я знал, что встречу тебя, и, конечно же, запомнил!

Возбуждение погасло, превратившись в тоскливо-щемящее чувство безысходности. Я сжала кулаки и отвернулась, чтобы северянин не заметил злых слез, на несколько ударов сердца навернувшихся на глаза.

-Успокойся, — услышала я голос северянина. Нотки самодовольства в нем стали еще отчетливее, и это заставило меня скрипнуть зубами, — я помню, что неподалеку от того места, где мы возводили монастырь, была двурогая гора. Наш десятник тогда назвал ее Козлиной, мол, ее вершины очень напомнили ему рога. Так и повелось. Правда, у горы было и другое название, но, я думаю, тебе оно не понравится...

-И как нам поможет этот ориентир? — перебила я северянина; тот недовольно дернул губой:

-Думаю, любой храмовник, служащий Лиару, мигом сообразит, что именно ты имеешь в виду, как только ты упомянешь при нем про двурогую гору и монастырь.

-Надеюсь, — вполголоса произнесла я. Коннар пытливо смотрел на меня; под его взглядом мне, как всегда, стало неуютно, и я поспешила нарушить нехорошую паузу, повисшую между нами:

-Монастырем займемся чуть позже.

-Мне казалось, ты рвешься в бой, — недоуменно протянул северянин; я подняла глаза на него, одарила чарующей улыбкой и промурлыкала:

-Все верно. Но ты, как опытный воин, не можешь не признать, что глупо пускаться в бой, не обзаведясь оружием.

* * *

Поблескивающий на прилавке товар был великолепен. Короткие мечи, чьи рукояти были украшены черненым серебром и изумрудами; кинжалы, в крестовине которых переливались аметисты и рубины; изящные малахитовые кастеты; длинные, тонкие, как пергамент, сабли — казалось, посмотри на них сбоку — и увидишь лишь тончайшую полоску...

Все они были прекрасны. И все они были одинаково бесполезны.

-Что-то не так , госпожа? — торговец был само обаяние и обходительность. Смешливый пухлый человечек с черной бородкой, он явно никогда не держал в холеных белых руках кузнечный молот. Скорее всего, все, что находится в лавке, делают какие-нибудь мастера в близлежащей кузнице, а его задача — сбыть плоды их труда.

Я тяжело вздохнула и нарочито медленно провела пальцем по разложенному передо мной великолепию.

-Они чудесны, — грустно сказала я, — однако все это больше похоже на украшения придворных дам, чем на настоящее оружие. Против тайгора или валкаса** с этим, — я наугад вытащила крохотный кинжальчик в форме лепестка лилии, инкрустированный бирюзой, — не пойдешь. Сломается прежде, чем извлечешь на свет.

Глаза торговца на мгновение округлились, однако годами отработанная выучка взяла верх, и он лишь еле слышно кашлянул.

-Я все понял, госпожа, — меда в его голосе не убавилось ни на каплю, — почему же вы сразу не сказали мне, что хотите подобрать оружие, достойное вашего наемника? Извольте подождать несколько мгновений, я мигом.

-Постойте, — устало сказала я, услышав, как за спиной Коннар шумно вздохнув, обдав мою шею горячим дыханием, и едва различимо пробормотал: "Не мешало бы". Торговец замер, нахмурившись, глядя на меня.

-Я благодарю вас за рвение, но, боюсь, мы опять не поняли друг друга, — произнесла я, чувствуя легкую досаду на то, что из-за излишней предупредительности торговца приходится объяснять все по несколько раз, — оружие нужно мне. И я прошу вас показать настоящие клинки. Те, которые точно защитят меня в случае опасности, а не осядут на мне лишней побрякушкой.

Видимо, в моем голосе начал звенеть холод, потому, что на лице торговца расплылось виноватое выражение — точь-в-точь преданный слуга, нечаянно наступивший хозяину на ногу.

-Простите, госпожа, — сдавленным голосом произнес он, низко склоняясь передо мной, — простите мою непонятливость. Старею, что уж тут поделаешь, привык выполнять одни и те же просьбы. Не сомневайтесь, я покажу вам лучшее, что у меня есть — клинки Барроуза покупает сам барон Энрик, а это что-то, да значит!

Имя барона для меня не значило ничего, да и эту привычку торгового люда — хвастаться именами знатных особ, "постоянно" отоваривавшихся у них, даже если эта особа заглянула в лавку лишь раз, да и то ради того, чтобы выпить стакан воды, — я знала хорошо. Оставалось мягко улыбнуться, показывая, что я не сержусь, и кивнуть, чуть приподняв бровь. Торговец, назвавшийся Барроузом, сжал мою ладонь в знак пущей признательности и, одним махом сметя с прилавка все принесенное раньше добро, исчез за ширмой, которая возвышалась прямо за его спиной.

-Старый пройдоха, — мрачно резюмировал северянин, скрестив руки и недоверчиво глядя ему вслед. Я лишь пожала плечами:

-Посмотрим, что он принесет на этот раз.

* * *

Выложенные Барроузом на прилавок клинки были и впрямь хороши. Не берусь сказать, что они были превосходного качества, но довольно-таки добротные, без лишних изысков, с хорошей балансировкой и крепкой гардой. Их я рассматривала более тщательно, поочередно вскидывая к глазам то один, то другой, передавая особо приглянувшиеся северянину — для профессиональной оценки. Коннар хмурился, качал головой и быстро возвращал их на прилавок, то и дело цедя сквозь зубы:

-Паршивая железка. Если бы валиррийский кузнец посмел бы выковать такое, его бы выставили против пещерного медведя, вооружив его же оружием — и поверь, Кошка, живым из схватки этот кузнец бы не вышел.

Барроуз, стоявший тут же, при этих словах наемника покраснел, затем побледнел, но возразить не решился — наверное, страх перед огромным северянином пересиливал. Когда стопка клинков на прилавке совсем поредела, а отвергнутые, напротив, лежали рядом неопрятной кучей, я демонстративно горько вздохнула и повернулась к наемнику:

-Похоже, здесь мы ничего стоящего не найдем. Наверное, у барона Энрика совсем непритязательный вкус, раз он довольствуется подобным хламом. Интересно, во всех оружейных лавках Корниэлля такой скудный выбор?

-Подождите, госпожа, — взволнованно выпалил торговец (теперь на его щеках ярко алели пятна, формой напоминавшие расплющенные яблоки), с опаской поглядывая на приготовившегося что-то сказать Коннара, — я мигом! Только не уходите! У меня есть то, что абсолютно точно вам понравится!

Ширма колыхнулась, когда он юркнул за нее; Коннар недоверчиво хмыкнул:

-Пойдем отсюда, Кошка. Нам просто не повезло, нарвались на пустозвона, который решил по привычке всучить завалявшуюся у него в закромах дрянь.

-Погоди, — осадила я его, — может быть, он и впрямь предложит нам что-то стоящее?

-Что стоящего может отыскаться у торговца, к которому ходят лишь городские неженки, в жизни не бравшие в руки настоящего меча? — парировал наемник. В его низком голосе почувствовалось закипающее раздражение, и я на мгновение запнулась, обдумывая, что бы такого ответить, чтобы не злить его еще больше. На язык просилось множество колких фраз, однако не хотелось усугублять напряжение, повисшее между нами. Оно искрилось и потрескивало, выпивая силы со скоростью изнывающего от жажды тайгора, дорвавшегося до водопоя.

По ширме повторно пробежала дрожь, и Барроуз вновь возник за прилавок.

-Вот, — отдуваясь, сказал он, выкладывая груду клинков, — на сей раз я готов побиться об заклад, что из этих-то вам точно что-то глянется. Если нет — можете и дальше бродить по лавкам Корниэлля — ничего лучше не сыщете.

Отметив про себя резкую смену его тона — с подобострастно-учтивого на прохладно-деловой, я в третий раз углубилась в перебирание товара. Это занятие уже начало мне надоедать, и я стала склоняться к тому, чтобы выбрать первый же попавшийся клинок и уйти отсюда.

Тем временем северянин не отставал от меня. На сей раз клинки задерживались в его руках намного дольше, да и выражение лица наемника немного смягчилось.

-Знаешь, Кошка, — едва слышно пробормотал он, краем глаза следя за Барроузом, — пожалуй, на сей раз этот торгаш не солгал. Здесь есть хорошие клинки, только упаси тебя Боги громко восторгаться ими, иначе с нас сдерут три шкуры.

-Я не вчера родилась, мой капитан, — отпарировала я с милой улыбкой, заметив, как лицо северянина застыло при последних словах, — я прекрасно знаю правила торговли, так что не стоит учить меня прописным истинам.

Наемник хрипло выдохнул и, скрипнув зубами, швырнул короткий меч, который держал в руках, в общую кучу. Клинки жалобно зазвенели, а Барроуз вздрогнул, но делать замечания не решился.

Тем временем, не придав значения секундной вспышке гнева северянина, я вытянула из предложенного нам ассортимента клинок, бросившийся мне в глаза уже давно. Это был недлинный кинжал, очень похожий на данк

* * *

, но с рукоятью, чуть более толстой, чем у последнего. Рукоять была оплетена тонкими сыромятными ремешками, а по ее бокам явственно нащупывались какие-то продолговатые выступы, надежно скрытые под оплетом.

-О, госпожа, у вас хороший вкус! — приободрившимся голосом возвестил Барроуз, заметив, как я примериваю кинжал к руке, — это не совсем обычный клинок. Если вы позволите, я покажу...

Дождавшись моего одобрительного, хоть и слегка удивленного кивка, торговец взял у меня данк и, вытянув перед собой, нажал пальцами на те самые продолговатые выступы. Клинок с легким шелестом нырнул в рукоять.

-Ого! — не выдержала я. Коннар что-то пробормотал, однако по его лицу тоже промелькнуло тщательно скрываемое изумление.

-Изобретение моего брата, — горделиво сказал торговец, явно наслаждаясь произведенным эффектом, — не знаю, каким образом он добился этого, но получилась крайне полезная вещь. Легкое движение руки — и ваш враг будет повержен, даже не подозревая о том, какое смертельное оружие у вас припасено.

Он сделал слегка неуклюжий выпад вперед, вновь надавив на бока рукояти, и сверкающее лезвие выскочило из своего укрытия. Я невольно вздрогнула, заметив, что Коннар порывисто дернулся ко мне.

-Очень интересно, — как можно более скучающим голосом протянула я, мгновенно взяв себя в руки, — и сколько вы хотите за него?

Барроуз повертел данк в руках.

-Девяносто серебрушек, — деловито сказал он, — сразу скажу, что торговаться не буду, так как это и так божеская цена за такую тонкую работу.

Я поджала губы: я рассчитывала уложиться в пятьдесят серебряных монет, и мне показалось, что девяносто — непомерно высокая цена.

Видимо, почувствовав мое настроение, наемник решил включиться в игру. Шагнув вперед и загородив меня своим массивным телом, он тяжело оперся об прилавок, недовольно скрипнувший под его весом, и тихо сказал, нависнув над разом съежившимся торговцем:

-Девяносто серебряных за такую поделку тебе равно никто не заплатит, уж поверь мне на слово. Поэтому тебе было бы лучше согласиться на шестьдесят...

-Пятьдесят, — шепотом подсказала я.

-Пятьдесят, — мигом исправился Коннар, — пятьдесят монет.

Барроуз нахмурился. На его круглощекое лицо набежала тень глубокой обиды.

-Это грабеж, — дрогнувшим голосом сказал он, пятясь к своей ширме, — на этот клинок было потрачено железной руды на гораздо более высокую цену...

Коннар пожал плечами, распрямился и будто бы с легкостью сбросил на пол несколько клинков.

-Советую подумать, — спокойно прокомментировал он.

Я подавила усмешку, увидев неподдельный ужас на лице торговца.

-Хорошо-хорошо! — во вскрике Барроуза прорезались истерические нотки, — умоляю, не трогайте тут больше ничего! Я согласен снизить цену, я уступлю вам этот клинок за семьдесят пять монет, но, клянусь, я не могу снизить цену еще больше! Я не хочу остаться нищим!

Было понятно, что он преувеличивал: один клинок вряд ли может наделать столько убытков. Однако мне стало жаль этого трясущегося от ужаса толстяка: я прекрасно знала, какой ужас может внушить Коннар при первой встрече. Поэтому я тихо сказала:

-Мы согласны.

Наемник резко повернулся ко мне, смерил недовольным взглядом, но промолчал. Он отошел в сторону, пропуская меня к прилавку, где я расплатилась с дрожащим Барроузом и забрала данк. В глазах торговца, направленных на северянина, поверх моего плеча, медленно таял испуг, смешанный с сочувствием.

-Благодарю вас, госпожа, — еле слышно сказал он, — что-нибудь еще?

"Нет", — хотела было ответить я, уловив в голосе толстяка сильное желание захлопнуть за нами дверь и больше никогда не видеть. Однако затем я вспомнила еще кое-что.

-Подойди сюда, — попросила я наемника. С подозрением глянув на меня, он приблизился, вызвав тем самым новый всплеск паники на лице Барроуза. Не обращая внимания на него, я вкрадчиво обратилась к северянину:

-Совсем недавно по моей вине ты утратил свой кинжал. Я не люблю быть обязанной кому-то, поэтому предлагаю тебе выбрать любой клинок из тех, что здесь есть... В знак извинения. За мой счет.

Темные глаза Коннара сузились — не то от изумления, не то от ярости.

-Мне не нужны твои подачки, Кошка, — почти рявкнул он. Я не отвела взгляд и мягко возразила:

-Считай это моим подарком.

На скулах наемника вздулись желваки, и он, не глядя, выхватил из кучи клинков, первый попавшийся.

-Этот! — рыкнул он.

-Сорок восемь серебряных, — пролепетал Барроуз. Очаровательно улыбнувшись ему, я принялась отсчитывать монетки.

Выходя из лавки, Коннар захлопнул дверь с такой силой, что здание вздрогнуло.

* * *

Прозрачно-бледная луна, чуть надгрызенная с левого бока, медленно поднималась в темнеющем небе. Неистово пахло жасмином и шиповником. Откуда-то издалека неслись веселые крики и пение, заглушаемые грохотом повозок, то и дело проезжавших по мощенным улицам Корниэлля.

Я стояла, оперевшись на подоконник раскрытого окна своей комнаты. В голове царил какой-то сумбур.

С одной стороны, нужно было передохнуть и уложить в голове вынесенную из библиотеки информацию; с другой — сердце ныло от неясной тревоги. Неужели я где-то допустила какую-то оплошность? Я лихорадочно перебрала в уме события последних дней: нет, не похоже. Тогда что это?

Я бездумно перевела взгляд на поблескивающий над остроконечными крышами домов шпиль какого-то храма, будто ища у него поддержки. Последние лучи солнца выкрасили его в кровяно-золотистый цвет, и он казался клинком, пронзающим сиреневеющее небо.

Сердце сжалось вновь, и я вдруг все поняла.

Это была не тревога. Меня грызло тоскливое нетерпение, исступленно нашептывающее: "Поспеши! Нельзя терять ни минуты! Ты же не хочешь, чтобы тебя опередили?"

Опередил — кто? Вторую веху ищет еще кто-то?

Я сжала виски ладонями, запустив пальцы в "венок Бриссы", из которого уже начали выбиваться пряди. Ерунда это все, вряд ли кому-то могло прийти в голову начать поиски Призрака одновременно со мной.

Однако это ни капельки меня не успокоило, и, вновь взглянув на потускневший шпиль, я неожиданно приняла решение.

Уснуть сейчас все равно не получится, только скомкаю кровать беспокойным метанием, так почему бы не прогуляться? Все лучше, чем терзать себя, запершись в четырех стенах.

Не успела я подумать об этом, как с плеч будто бы сорвалась тяжелая ноша, и мысль о предстоящей прогулке показалась вдвойне привлекательной.

Впервые за весь вечер улыбнувшись, я поспешила к двери и, встав к ней боком, осторожно приоткрыла, выглянув в образовавшуюся щелку.

Площадка перед нашими комнатами пустовала. Дверь, ведущая в комнату северянина, была плотно закрыта; значит, наемник либо находился у себя, либо — в нижнем, питейном, зале постоялого двора. Первое было предпочтительнее, так как во втором случае придется придумывать что-то на ходу, а я уже убедилась на собственном горьком опыте, как сильно мой спутник не переносит лжи и притворства.

Не то, чтобы я совершенно не боялась бродить в одиночестве по улицам Корниэлля; однако внутреннее чутье подсказывало мне, что сегодняшним вечером там опасаться нечего. К тому же, мне хотелось хотя бы немного погулять наедине с собой, привести в порядок мысли, не ощущая лопатками буравящий спину тяжелый взгляд Коннара и не вступая с ним в изнуряющие пререкания на пустом месте.

В конце концов, обходилась же я до этого без его помощи. И прекрасно, надо сказать, обходилась.

Я тихо выскользнула из комнаты и, тщательно заперев дверь за собой, побежала вниз по лестнице.

* * *

В питейном зале Коннара не оказалось; облегченно выдохнув, я прошла мимо немногочисленных посетителей, не удостоивших меня особым вниманием, и вышла на улицу.

На крыльце я чуть было не столкнулась с новыми посетителями "Зеленого леса", нашего постоялого двора: у крыльца стояла двуколка, из которой, опираясь на руку прислужника, выбиралась молодая белокурая девушка, одетая в темно-красное дорожное платье. Судя по прическе и отделке наряда, деньги у нее явно водились.

Поблагодарив служку и сунув ему пару медяков, девушка поспешила к крыльцу. Я посторонилась, пропуская ее; проходя мимо, она одарила меня странным взглядом, в котором ясно читались мольба и безысходность. Повинуясь наитию, я ободряюще улыбнулась ей. Губы у незнакомки дрогнули, словно она собиралась что-то сказать, однако, явно передумав, она будто бы стыдливо отвела глаза и скользнула за дверь.

Я пожала плечами и обратила внимание на прислужника — молодого конопатого парня, который, как зачарованный, наблюдал за ней.

-Разве тебе не нужно разгружать двуколку? — невинно поинтересовалась я. Парень вздрогнул и растерянно пробормотал:

-Да... Я и забыл.

Он поспешил к повозке, а я, опершись о перила крыльца, нарочито небрежно спросила:

-Скажи, пожалуйста...

-Рин, — подсказал прислужник, вытаскивая из двуколки небольшой сундучок, обитый кожей. Судя по усилиям, который прилагал Рин, и по испарине, выступившей у него на лбу, сундучок был набит чем-то тяжелым.

-Скажи мне, пожалуйста, Рин, что это за такое виднеется над крышами домов? — я кивнула в сторону шпиля, уже почти неразличимого в сгущающихся сумерках.

Рин аккуратно опустил свою ношу на мостовую и вытер лоб.

-Красиво, да? Это храм пресветлого Лиара, — с оттенком благоговения произнес он, сотворяя надо лбом круг

* * *

. Я удовлетворенно кивнула.

-Сейчас туда можно зайти, как думаешь?

Рин с усмешкой посмотрел на меня:

-Госпожа, службы идут до глубокой ночи. Если вы поторопитесь, то вполне можете застать Вынос Солнечного Шара

* * *

*. Знаете, как туда дойти?

Кажется, паренек был одним из прихожан храма, и теперь спешил если не обратить меня в свою веру, то хотя бы показать дорогу к одному из ее оплотов. Меня это позабавило. Я лукаво улыбнулась ему и промурлыкала:

-Нет, но если ты расскажешь мне, то я буду искренне тебе благодарна.

Воодушевленный, Рин в подробностях описал путь до храма ("Пройдете две улицы, свернете у лавки мясника направо и вниз по переулку — и увидите его!"), бурно жестикулируя; получив от меня несколько монеток в знак благодарности, он вернулся к сундучку, а я спустилась с крыльца.

Похоже, у моей вечерней прогулки появилась цель.

* * *

По дороге к храму я немного задержалась, заплутав в извилистых улочках Корниэлля, показавшихся мне абсолютно идентичными друг другу, и, когда я вышла к обители Лиара, вокруг уже клубилась ночная темень, разгоняемая лишь золотистыми светом фонарей — больших шаров-светильников, водруженных на чугунные столбы.

Прямо у ворот храма, облокотившись на высокую белую стену, изрезанную барельефами, стоял северянин и со скучающим видом разглядывал подаренный мной клинок, время от времени бросая взгляд на улицу. Заметив меня, он выпрямился, заткнул клинок за пояс и скрестил руки на груди; лицо его при этом приобрело непроницаемо-угрюмое выражение.

-Знаешь, Кошка, нанимать наемника для охраны, если сама то и дело норовишь сбежать от него, — по меньшей мере, странно, — бесцветным голосом сообщил он, дождавшись, пока я подойду поближе.

Я глубоко вздохнула, справляясь с неприятным шоком, который вызвала эта встреча, и мрачно произнесла:

-Дай-ка я угадаю... Рин, слуга из "Зеленого леса"?

Коннар дернул широким плечом:

-Я не узнавал, как его зовут. Меня больше интересовало, куда пропала та, за сохранность которой я поручился. Твоя комната была заперта, а хозяин сказал, что совсем недавно ты покинула постоялый двор. Этот твой Рин с готовностью выложил все, что знал, — с каким-то мстительным удовольствием сообщил северянин, не сводя глаз с моего лица, — и поджилки у него, по-моему, тряслись от страха, когда я с ним беседовал.

Я не хотела уточнять, как именно протекала их беседа, хотя внутри слабо отозвалась жалость к бедолаге Рину; ясно было одно — моя вечерняя прогулка пройдет под неусыпным оком наемника. С неприязнью глянув на северянина, я сухо сказала:

-Если ты помнишь, я не очень-то горела желанием брать тебя с собой, и в любой момент могу избавиться от твоих услуг.

На скулах наемника вновь заходили желваки.

-Если бы не я, мангор сожрал бы тебя!

Я прикусила губу, чувствуя, как внутри закипает гнев.

-Я бы придумала, как справиться с ним, — дрожащим голосом парировала я. Мне вдруг хотелось закричать, выплеснуть на него все, что накопилось, но я понимала, что делать этого ни в коем случае нельзя — это только подстегнет его собственную ярость, и неизвестно, что он может потом предпринять.

Впрочем, кричать и не пришлось — на лицо Коннара словно набежала туча, а зрачки его глаз расширились, почти слившись с радужкой.

-Если бы не тот проклятый колдун, — процедил он сквозь зубы, исподлобья пожирая меня глазами, — я бы заставил тебя укоротить свой язык! Женщина не смеет так смотреть, так разговаривать и держать себя со мной так, будто я — жалкий юнец, на губах которого еще пенится молоко!

Он стиснул кулаки и надвинулся на меня — огромный, страшный; ахнув, я невольно отступила назад, инстинктивно выставив вперед ладони. В этот момент я больше всего испугалась того, что он дотронется на меня — и окажется, что гипноз Кристиана рассеялся.

Что я тогда буду делать?

Рука Коннара остановилась в ударе сердца от моего плеча; северянин прерывисто вздохнул, а я замерла, как вкопанная, окутанная каким-то странным оцепенением.

-Хэллева Кошка! — вдруг рявкнул наемник, и, сбросив с себя сомнамбулическую муть, я отшатнулась подальше от него, — ведьма, ты же знаешь, что я не могу коснуться тебя, и нарочно меня дразнишь!

Сплюнув на землю, он выругался на незнакомом мне языке и отошел; я позволила себе выдохнуть, чувствуя, как в груди будто ослабли каменные тиски. Видимо, не только во мне копилось невысказанное.

Краем глаза я заметила какое-то робкое движение справа; повернув голову, я увидела замерших неподалеку двух юношей в золотисто-сиреневых одеяниях храмовников: широких бесформенных балахонах, колышущихся у самых пят. Оба храмовника были коротко подстрижены, и на их головах чудом держались остроконечные шапочки, похожие на миниатюрные пирамидки.

Поняв, что их присутствие обнаружено, юноши заметно смутились и, синхронно поклонившись мне, двинулись в сторону ворот храма.

Я решила, что мне подвернулась неплохая возможность выяснить все, что мне нужно, поскорее, и отправиться восвояси. Желание и дальше гулять по вечернему городу исчезло ровно в тот момент, когда я увидела Коннара.

-Погодите, — окликнула я храмовников; те остановились и вопрошающе посмотрели на меня. Затем, переглянувшись между собой, отвесили мне неглубокие поклоны, прижав ладони к животам.

-Вам что-то угодно, сестра

* * *

**? — спросил меня тот, что стоял справа; короткие волосы на его голове отливали медью, а на бледном лице едва заметно угадывались веснушки. Его товарищ хранил молчание, неотрывно глядя на северянина, вернувшегося на прежнее место.

Меня одолели сомнения: стоит ли повторять жест храмовника? С обычаями почитателей Лиара я была знакома весьма приблизительно, поэтому решила, что благоразумнее всего будет без обиняков приступить к делу.

-Угодно, — мягко сказала я, — видишь ли, меня очень интересует один из монастырей вашего бога. Он находится...

-Прошу прощения, сестра, — вежливо, но твердо прервал меня храмовник, — я еще не нахожусь на той ступени, что позволила бы мне благословлять вас на паломничество. Вы ведь хотите отправиться к монастырю, верно?

Чувствуя, что начинаю нащупывать верную почву, я с готовностью кивнула:

-Да-да, ты абсолютно прав.

-В таком случае, я могу проводить вас к мейстеру Алихиму, только он в нашем храме может выдавать благословение...

Фраза про выдачу благословения показалась мне забавной, и я хихикнула, прикрыв губы ладонью. Видимо, я действительно многого не знала про обители бога света — насколько мне было известно, в святилищах других алдорских богов благословениями не промышляли.

Спутник моего собеседника покосился на меня, но промолчал. Послав ему, на всякий случай, вежливую улыбку, я обратилась к "своему" храмовнику:

-Пожалуй, я не прочь пообщаться с вашим мейстером, только при условии, — я бросила неприязненный взгляд на Коннара, угрюмо ожидавшего у стены, — при условии, что мой наемник последует со мной.

-Разумеется, — юноша с явным любопытством оглядел северянина: видимо, ему нечасто доводилось общаться с этим народом, однако свои мысли оставил при себе, ограничившись кратким:

-Прошу за мной, сестра.

* * *

Внутренний двор храма Лиара был невелик, однако его пышное убранство словно разбухало, занимая собой больше пространства, чем нужно. Круглая площадка, огороженная высоким — в два моих роста — беленым забором, была посыпана мелким песком и уставлена узкими каменными лавочками, на которые кое-где сидели, тихо переговариваясь, люди. Между ними то там, то сям возвышались странные конструкции — деревянные треножники, увитые плющом. На самом верху треножников были прикреплены каменные ястребы, широко раскинувшие крылья и запрокинувшие головы вверх; у их лап находилось каменные же блюда. Из них курился дымок; подойдя поближе к одному из треножников, я увидела, что в блюде тлеют, догорая, какие-то узкие листья, ягоды ливвы

* * *

* * *

и птичьи перья.

-Вы опоздали на вечернюю церемонию Выноса Шара, — с сожалением сказал мой провожатый, молчаливым кивком прощаясь со своим безмолвным спутником. Мои познания насчет этой церемонии ограничивались лишь упоминанием о ней Рина, поэтому мне ничего не оставалось делать, как неопределенно пожать плечами. Коннар следил за мной колючим взглядом, и мне с трудом удавалось сохранять невозмутимый вид, чувствуя, как по спине ползут мурашки.

Храмовник помялся, видимо, чего-то ожидая от меня, затем вздохнул и тихо сказал:

-Подождите меня здесь, сестра. Я позову мейстера Алихима.

И он удалился, вновь поклонившись на прощание со сложенными на животе руками. Чтобы скоротать время в ожидании, я стала разглядывать храм, возвышающийся прямо перед нами. Он чем-то напоминал одновременно и Корниэлльскую библиотеку, и раковину улитки — высокий белый конус, плавными завитками поднимающийся над землей и переходящий в длинный узкий шпиль — тот самый, что я увидела из окна постоялого двора. . В его стенах были проделано множество продолговатых отверстий, словно грачки

* * *

* * *

избрали его местом своего обитания. В этих импровизированных окнах плясали багряные отблески пламени — видимо, внутри храма было зажжено много свечей или факелов.

Прямо перед узкой стрельчатой дверью, ведущей внутрь здания, была установлена статуя, изображающая мужчину, прижавшего левую руку к груди и вытянувшего правую руку вверх. На ладони правой руки у него мерцал небольшой черный шар, выточенный, похоже, из авантюрина. У ног статуи замерли, сплетясь в сложносочиненный клубок, мраморные змеи

* * *

* * *

*.

-Какой-то он худосочный, — презрительно бросил Коннар. Краем глаза я заметила, что он уже стоял у меня за спиной. Я не вздрогнула — обычай наемника подкрадываться бесшумно, как тайгор на охоте, меня уже не пугал.

-Это Бог Света, ему не обязательно обладать мускулами воина, — спокойно ответила я. Наемник хмыкнул:

-Если ты бог, и хочешь, чтобы тебя почитали, то должен вызывать уважение одним своим видом. А этот похож на евнуха, которому и меча в руки дать нельзя — завалится вместе с ним.

Его негромкий, но зычный голос привлек внимание посетителей храма, и те начали недовольно осуждающе оглядываться на нас. Привлекать внимания мне совсем не хотелось, и я с нажимом произнесла:

-Когда ты находишься в чужом храме, никто не требует от тебя верить в этого бога, но проявить уважение к верующим ты обязан.

Коннар скривился, показывая, какого низкого мнения он о подобных предрассудках, и безапелляционно перебил меня, глядя на статую Лиара:

-Перед лицом богов должны трепетать все — в том числе, и те, кто придерживается другой веры — иначе что это за боги? Когда в наше селение приезжали купцы из других стран и видели изваяние того же Энрона — бога огня, на их лицах отражался самый настоящий священный ужас. Их колени дрожали, и ничто не могло заставить их пройти мимо статуи бога в сумерках — я был тому свидетелем не раз. К тому же, наших селениях есть изображения не только Энрона, уж поверь.

Он вздернул волевой подбородок и посмотрел на меня с победосносно-торжествующим видом. Это неприятно царапнуло мое самолюбие, но я заставила себя помолчать несколько мгновений, тщательно подбирая слова, дабы не подбрасывать поленьев в огонь самодовольства северянина.

-Интересно, — вкрадчиво промурлыкала я, покусывая согнутый палец и напуская на себя смиренный вид, призванный скрыть клокочущее внутри раздражение, — я не видела этого твоего Энрона, но и желанием как-то не горю. Как по мне, так лучше уж приносить подношения кому-то, вроде Лиара, чем трястись от ужаса при виде страшилища, вера в которого держится на тщательно подогреваемом ужасе.

Черты лица северянина окаменели, и он процедил сквозь стиснутые зубы:

-Что ты понимаешь в наших богах, чтобы судить о них? Наши женщины даже не смели произносить вслух его имени!

Раздражение стало стремительно превращаться в ярость, и я все с большим трудом сдерживала рвущиеся с языка гневные слова.

-Да? — насмешливо спросила я, — и что он мне сделает? Твое поселение далеко, и что-то я сомневаюсь, что его власть распространяется на земли за его пределами!

Это прозвучало звонче, чем нужно. Теперь все внимание посетителей храма было точно приковано к нам; я понимала, что слишком дразню драконида

* * *

* * *

**, но ничего поделать с собой не могла. Внутри меня, словно заноза, сидела обида на наемника, и ее зуд стал просто нестерпимым, заставляя меня выплескивать все накопившиеся эмоции.

-Ты слишком часто упоминаешь ваших женщин и ваши обычаи, — продолжала я, тяжело дыша и глядя в лицо Коннара. Тот угрюмо молчал, не отводя глаз, однако его неестественно расширившиеся зрачки и подрагивающие губы выдавали крайнюю степень гнева. На сей раз это не произвело на меня никакого впечатления; я порывисто прижала ладони к горящим щекам и глухо произнесла, веско выделяя каждое слово:

-Впредь держи свои соображения при себе, наемник, если не хочешь, чтобы мы немедленно распрощались. Мне нет ровным счетом никакого дела до того, во что ты веришь, как у вас было принято себя вести, что говорить и как держать себя! Слышишь? Ни-ка-ко-го, Хэлль бы тебя побрал!

Все-таки я сорвалась. Хрипло выругавшись, я замолчала и прижала тыльную сторону ладони ко рту.

Черные брови северянина сошлись на переносице. Коннар едва слышно пробормотал что-то и уже громче произнес — на удивление спокойным голосом:

-Тебе плевать на меня, да, Кошка? Ты постоянно норовишь сбежать от меня, но отчего-то не торопишься вернуть мне мою клятву. В чем же дело? Если я тебе так неприятен или безразличен, мы можем разойтись здесь и сейчас.

Я с усилием выдохнула, отчего-то ощущая острую нехватку воздуха. Он был прав, я могла разом покончить со всеми нашими размолвками, просто отпустив его от себя...

...Но я этого не делала. Почему?

Это была загадка даже для меня. Что-то мешало. Я несколько раз думала об этом, и каждый раз что-то останавливало, будто бы шепча: "Еще рано".

Только как это объяснить северянину?

Он ждал, и под его горящим взглядом волна гнева, захлестнувшая рассудок, схлынула, оставив внутри тоскливое опустошение. Я впилась зубами в губу, истошно желая, чтобы статуя Лиара ожила, забрав проклятого наемника с собой и избавив меня от необходимости объясняться с ним.

Однако спасение пришло немного с другой стороны.

-Боюсь, что вы распугали всех озаренных Светом

* * *

* * *

* * *

, — послышался откуда-то сбоку тихий мужской голос. Северянин вздрогнул, будто от удара мечом, а мне наконец-то удалось сделать глубокий вдох. Поспешно растянув дрожащие губы в улыбке, я повернула голову и увидела, что по правую руку от нас стоит высокий худощавый мужчина, который, скрестив руки на животе, терпеливо наблюдает за нашей перепалкой. Его одежда — многослойная хитоль

* * *

* * *

* * *

цвета расплавленного серебра, чуть колыхалась на ветру, задевая краями песок. Заметив неширокий — в половину ладони — ремень из змеиной кожи, перехватывающий хитоль посередине, я поняла, что передо мной стоит мейстер Алихим, которого собирался позвать молодой храмовник, уже забытый мной.

Коннар сохранил ледяное молчание, а я поспешила принести мейстеру свои извинения: еще не хватало, чтобы из-за какой-то ссоры мои поиски второй вехи сорвались.

-Прошу прощения, мейстер, — торопливо заговорила я, лихорадочно подбирая выражения поцветистее и кляня про себя северянина, — иногда мне попросту не удается совладать с этим своенравным наемником. Я понимаю, что наша...м-м...беседа велась непозволительно громко.

Я бессильно развела руками и одарила храмовника еще одной улыбкой, надеясь, что она получилась куда более искренней и очаровательной.

Мужчина неодобрительно посмотрел на Коннара и укоризненно произнес:

-Храм светлого бога — не место для шумных ссор и перепалок. Но он учит смирению и прощению, и я не могу держать на вас зла. Я мейстер этого скромного обиталища частицы Света Лиара, Алихим. Могу ли я узнать ваше имя, сестра*?

Вот Хэлль! Я поняла, что у меня совершенно вылетело из памяти имя, которым я назвалась при визите в библиотеку Корниэлля. Однако чересчур длинная пауза при ответе на этот вопрос могла показаться мейстеру слишком подозрительной, и я со вздохом представилась:

-Меня зовут Кассандра, мейстер.

Северянин многозначительно хмыкнул — достаточно тихо, чтобы это долетело до ушей мейстера, но так, чтобы услышала я. Тем временем Алихим понимающе кивнул и со значением повторил, проникновенно глядя мне в глаза:

-Сестра Кассандра, добро пожаловать в наш храм. Вы ведь прибыли с юга, если не ошибаюсь? Что привело вас к нам? Вы ведь не Озаренная Светом?

Его взгляд задержался на моей правой ключице.

Я машинально поправила юбку, возвращаясь в образ провинциальной южанки. Теперь следовало вести себя крайне осторожно и тщательно следить за беседой: по всей видимости, мейстер был достаточно наблюдательным человеком, и малейшая фальшь может если не разрушить, то уж точно испортить все мои дальнейшие планы.

-Вы проницательны, мейстер, — склонила я голову, — при рождении меня посвятили Бриссе, но я всегда чувствовала, что мое место — у алтаря

* * *

...

Алихим понимающе кивал в такт моим словам, отчего казалось, что он полностью погружен в свои мысли. Однако я чувствовала, что он ловит каждую мою фразу, и это мне не очень нравилось.

Я не могла сказать, что мне нравится и сам мейстер Алихим.

-Сестра... — начал тем временем он, когда я умолкла, однако нас прервали.

Из дверей храма выскочила невысокая рыжеволосая девушка в простой полотняной хитоли; прошуршав босыми ногами по двору храма, она подбежала к моему собеседнику и, мельком взглянув на меня, протянула ему круглые деревянные четки. До меня долетел слабый запах можжевельника.

-Мейстер Алихим! — задыхаясь, выпалила она, — вот! Я же говорила, что не брала их! Вы уронили их за одну из чаш омовения!

Храмовник запнулся на полуслове. В его глазах мелькнуло что-то нехорошее, однако это никак не отразилось на лице; с тем же благодушным выражением он повернулся к девушке.

-Благодарю тебя, сестра-в-Свете, — спокойно сказал он, принимая четки из рук, — я понимаю твое желание порадовать меня как можно скорее, но тебе не стоило ради этого перебивать нашу уважаемую гостью, что хочет обратиться к Свету.

Девица медленно перевела взгляд на меня; я невольно отметила про себя, как вздрогнули ее худенькие плечи.

-Прошу прощения, — бесцветным голосом сказала она; Алихим глубоко вздохнул и отеческим жестом приобнял девушку за плечи. Она сгорбилась и стала почему-то оглядываться по сторонам.

-Пустое, сестра. Так на чем мы остановились? — этот вопрос был обращен ко мне, и, мигом забыв про рыжеволосую храмовницу, я решительно приступила к делу, вдохновенно сочиняя на ходу:

-Мейстер Алихим, как я уже сказала, я хочу войти в храм и принять Озарение.

-Это похвально, сестра, — одобрительно пробормотал мейстер.

-Однако для меня простого принятия озарения было бы недостаточно, — продолжала я, чувствуя, как начинаю и впрямь ощущать себя истовой поклонницей Лиара, — перед церемонией Озарения я хотела бы совершить паломничество в один из его монастырей.

-Это вдвойне похвально, — произнес мейстер, и на этот раз в его голосе прозвучала легкая растерянность, — брат-в-Свете Джонар передал мне, что вы пришли за благословением, однако я не вижу смысла делать этого перед церемонией.

Я почувствовала, что моя выдумка начинает уводить разговор в совершенно ненужную сторону. Конечно, никакое Озарение мне было не нужно, однако нужно было как-то выбираться из тупика.

И тут меня осенило.

Понизив голос до полушепота, я нарочито растерянно захлопала ресницами, чуть склонилась к мейстеру и сказала:

-Несколько дней назад я увидела во сне самого Лиара. Он указал мне путь к своему Свету и поведал, что, если я хочу стать одной из его сестер, то непременно должна совершить это паломничество именно перед Озарением. Я верю в вещие сны, мейстер, и именно поэтому я стою перед вами.

Глаза рыжеволосой округлились, но она промолчала. На месте ее и храмовника я бы не поверила в эту историю ни на миг, но, видимо, мейстер успел повидать достаточно экзальтированных прихожанок. Он понимающе кивнул и с величайшим терпением ответил:

-Вещие сны — это одно из чудес, что дарует нам Лиар. Хорошо, сестра Кассандра, вы убедили меня; я дам вам, что просите. Что это был за монастырь?

Наконец-то мы подошли к самому главному! Я смущенно потупилась и, чувствуя, как сердце замирает в сладкой истоме предвкушения, пробормотала:

-Лиар не назвал мне его. Он лишь показал. Кажется, этот монастырь окружен скалами, потому, что рядом с ним возвышалась двурогая гора. Я так надеюсь, что вы знаете, где это...

Странное молчание со стороны храмовника заставило меня поднять голову.

Выражение его лица испугало меня.

Пальцы мейстера Алихима скрючились и впились в плечо девушки; та охнула и попыталась вырваться, а я, недоумевая, стала медленно отступать, чувствуя, что сказала что-то не то.

-Вон! — проревел храмовник, вытянув вперед руку и ткнув в мою сторону поднятой ладонью, — вон из храма! Мерзкая лгунья! Лиар не терпит лгунов!

Я отшатнулась, а между нами немедленно, словно из-под земли, вырос Коннар. Не тратя времени на разговоры, он отшвырнул Алихима так, словно тот был легким, как перо гхалги. Рыжеволосая вовремя вывернулась из-под руки мейстера и отскочила в сторону, а наемник, брезгливо вытерев ладонь о штаны, повернулся и сухо бросил мне:

-Я думаю, стоит вернуться в "Зеленый лес", Кош... Кассандра. Здесь нам явно не рады.

* * *

Я сидела, забравшись с ногами на кровать, и задумчиво расчесывала деревянным гребнем влажные волосы. За дверью только что исчезла прислуга, помогавшая мне мыться — отчего-то после визита в храм мне захотелось немедленно залезть в настойку мыльного корня. Образ южанки слегка померк — я не смогла бы в точности воспроизвести "венок Бриссы", но сейчас это волновало меня меньше всего.

Купание не принесло мне желаемого облегчения — голова гудела, а внутри поселилась тяжесть от осознания того, что я вновь стою перед стеной.

Безучастно взглянув в окно, за которым ночное небо подмигивало мне гирляндами звезд, я закусила губу и вновь впилась в волосы гребнем.

Что пошло не так? Где я допустила ошибку? Что теперь делать?

Мейстер взъярился после упоминания двурогой горы. С ней связано что-то?

Или, может, не стоило ссылаться на якобы приснившегося мне Лиара? Кто знает, вдруг у него нет обычая посылать девицам вещие сны?

Дверь слегка скрипнула — наверное, от сквозняка. Швырнув гребень на кровать, я порывисто встала и подошла к ней, плотно задвинув засов. Мягкий свет магического светильника вдруг стал раздражать меня, и, потушив его, я бросилась животом на кровать. В темноте мне всегда лучше думалось.

Вопросы, вопросы, вопросы. Они будто мухи роились вокруг меня, прогнав сон, а впереди маячила тоскливая неизвестность.

-Катись к Хэллю, мейстер Алихим, — прошипела я, сжимая кулаки, — Корниэлль большой. Найду более покладистого храмовника, который даст мне благословение.

А если не найду?

Я зарычала и беспокойно заворочалась, чувствуя, как на глазах набухают злые слезы. Должен же быть выход!

Холодок, пробежавший по спине, заставил меня замереть.

Я была в комнате не одна.

Кто-то или что-то стояло за кроватью, прямо за моей спиной. Я ощущала это присутствие кожей, но оцепенение, сковавшее тело, было слишком сильным, чтобы я повернулась и посмотрела на незваного гостя.

Страх пришел чуть позже — со вторым ударом сердца. Горло сдавило, и, попытавшись вскрикнуть, я лишь глухо засипела.

Однако бездействовать в бесконечном ожидании удара в спину я не могла, и, сделав над собой огромнейшее усилие, я все же повернулась — медленно и тяжело, будто в сонном дурмане.

В дальнем углу комнаты застыла неясная тень, немного не достающая до потолка. Во мраке помещения ее очертания терялись, расплываясь, однако в ее присутствии сомневаться не приходилось.

-Кто ты? — прошептала я, даже не удивившись вновь обретенной способности говорить, — что тебе нужно?

Тень будто бы колыхнулась в мою сторону, и я поспешно отпрянула к спинке кровати, судорожно натягивая на себя покрывало дрожащими пальцами.

Тень застыла на месте, а, мгновение спустя, тьму комнаты прорезала тусклая вспышка света.

На высоте человеческого роста над полом загорелись два ярко-синих огонька-глаза.

-Синеглазый? — ахнула я, и мой голос показался мне оглушительно громким.

В следующий миг пространство заполнил другой голос — бесстрастный, лишенный какого-либо оттенка или тона, но пугающе-низкий, будто гул осеннего ветра в печной трубе.

"Берегись следа Лах'Эддина, Мелиан".

Это было так неожиданно, что страх невольно притупился, и я рискнула переспросить:

-Это как-то связано с... С теми событиями в Ранаханне?

Синеглазый не шелохнулся, но его голос зазвучал вновь. Я жадно ловила каждое слово, пытаясь услышать знакомый тембр — но тщетно.

"Береги себя, Мелиан. Только ты можешь спасти его".

-Кого спасти? — совершенно сбитая с толку, я комкала покрывало, — объясни, что это значит?

Глаза-огоньки потухли. Тень медленно растворилась во мраке комнаты.

-Постой! Подожди! — я поспешно рванулась вперед и...проснулась.

За окном розовел рассвет. Я лежала все в той же позе — навзничь — на кровати, лихорадочно стиснув покрывало. Подушка валялась на полу, а мысли были погружены в сонный туман, обволакивающий тело.

Я порывисто обернулась. Комната была пуста.

-Что за Хэллева напасть? — пробормотала я, машинально потирая лоб. Ладонь ощутила бисеринки холодного пота, — это был сон?

Дверь вздрогнула от мощного удара.

-Просыпайся, Кошка! — услышала я возбужденный голос наемника, — к тебе пришли. Уверен, это тебя заинтересует!

*Сильв — герой многочисленных северных легенд. В одной говорится о том, что он похитил дочь Ниэрдда, бога морей, разгневав его. Ниэрдд отрубил ему ноги, запряг в плуг и заставил в таком состоянии распахивать морское дно;

**Валкас — шестилапый медведь, обитающий в предгорьях Зеркальных гор;

* * *

Данк — недлинный коннемарский кинжал, с узким лезвием и без крестовины;

* * *

Знак Лиара

* * *

*Вынос Солнечного Шара — традиционная ежевечерняя служба, проходящая в обителях Лиара; заключается в том, что мейстер — старший храмовник — и четыре храмовника рангом помладше по кругу обходят храмовый двор, неся в руках большой шар, вытесанный из авантюрина — священного камня бога. Это символизирует путь Лиара — Хранителя солнца — по небу, и благословение всего сущего на отход ко сну;

* * *

**стандартное обращение служителей культа Лиара к окружающим;

* * *

* * *

Ливва — разновидность кустарника, произрастающего на юго-востоке Алдории. Имеет узкие стреловидные листья и крупные темно-зеленые плоды, похожие на вишню. Плоды съедобны, имеют горьковато-кислый вкус, но сильно вяжут рот. Обычно из них давят ливвийное масло;

* * *

* * *

Грачки — мелкие хищные птицы, обитающие на побережье Двух Океанов. Похожи на ласточек, но с длинным клювом, усеянном зазубринами; этот клюв позволяет им хватать рыбу, заплывающую на мелководье. Грачки строят свои гнезда, прорывая норки в крутых берегах;

* * *

* * *

*Змея — священное животное Лиара; она спасла ему жизнь, когда он упал с неба в море. По алдорской легенде, змея нырнула в воду и, обвившись вокруг его тела, вытолкнула на поверхность;

* * *

* * *

**Аналог — "заходить слишком далеко";

* * *

* * *

* * *

Верующие в Лиара считают своим долгом пройти церемонию Озарения Светом. Она заключается в часовом пребывании на солнце под неустанное восхваление бога и нанесения мейстером особой татуировки в виде солнца на ключицу нового Озаренного — знака благоволения Лиара;

* * *

* * *

* * *

Хитоль — ритуальное одеяние храмовников Лиара высшей ступени. Представляет из себя свободную мужскую безрукавую рубаху, обычно подпоясываемую ремнем;

Если Вы нашли эту книгу в сети, пожалуйста, дайте знать оценкой или отзывом Ваше отношение к произведению. Авторская страница на СИ: http://samlib.ru/k/kruz_o

Глава 14.

* * *

Дверь снова вздрогнула от удара кулака северянина. Этот стук отозвался в гудящей от бессонной ночи голове тупой болью, и я от всей души пожелала северянину отправиться к ракшасам.

К сожалению, на данный момент это желание было неосуществимым, и я хрипло простонала, чувствуя, как першит в горле:

-Передай ему... Тому, кто пришел, чтобы катился к Хэллю! Сейчас слишком рано для серьезных разговоров.

За дверью воцарилась тишина. Не успела я обрадоваться, что легко отделалась, как услышала приглушенный голос Коннара. В нем тоже чувствовалось недовольство, сквозь которое проскальзывали и нотки странного удовлетворения:

-Еще вчера ты была готова на все, лишь бы раздобыть сведения о двурогой горе, а теперь хочешь пожертвовать этим ради сна?

Упоминание о горе подействовало на меня лучше, чем ушат ледяной воды: я моментально соскочила с кровати и лихорадочно заметалась по комнате, натягивая первое, что попалось под руку, прямо на голое тело. Этим "что-то" оказалось давешнее платье, и, кое-как зашнуровав его, я попыталась расчесать волосы, сбившиеся за время сна в колтун. Гребешок впился в спутавшиеся пряди, заставив меня зашипеть от боли. Решив не заботиться об этом, я перевязала то, что некогда было аккуратной прической, обрывком ленты, глубоко вздохнула, успокаиваясь, и отодвинула тяжелый засов.

Коннар стоял, облокотившись локтем о стену. При виде меня он усмехнулся, окинув меня недвусмысленным взглядом с ног до головы, и насмешливо спросил:

-Что, плохие сны снились, Кошка?

Я вернула ему гневный взгляд, лихорадочно собирая расползающиеся, будто златозубки* по весне, мысли, и сухо напомнила:

-Ты сказал, что меня кто-то ждет. Или в такой час ты вытащил меня из постели, только чтобы позубоскалить?

Усмешка сползла с лица северянина, однако в его темных глазах продолжал плескаться смех. Коннар кивком указал на лестницу:

-Тебя ждут внизу. Она не захотела ничего рассказывать одному мне, настаивала на том, чтобы выслушала ееименно ты.

"Она?" — чуть было не переспросила я, но прикусила язык. Неприязненно глянув на Коннара, я первая направилась к лестнице.

* * *

Нижний зал постоялого двора, отведенный под таверну, пустовал. Тишину, повисшую над столами, разрезало лишь шумное дыхание хозяина "Зеленого леса"; он дремал, оперевшись на стену, за своей стойкой. Издали могло показаться, что он погружен в глубокий сон, но, проходя мимо, я заметила, что его тяжелые, набрякшие веки подрагивают: даже в таком состоянии он следил за порядком.

Сначала мне показалось, что, кроме нас троих, в зале больше никого нет, но затем я разглядела за дальним столиком, спрятанным в углу, тоненькую фигурку, съежившуюся на скамье.

-Это она? — шепотом спросила я у наемника, идущего за мной след в след, — та, что спрашивала про меня?

Он кивнул, не проронив ни слова, и я поспешила к нежданной гостье.

Услышав мои шаги, она вздрогнула всем телом и подняла голову. Бледное личико с выпирающими скулами показалось мне знакомым, и в следующий миг я с огромным удивлением узнала рыжую служительницу храма Лиара — того самого, из которого нас выставил недоброй памяти мейстер Алихим. Она сменила хитоль храмовницы на простое платье, наглухо закрывающее шею, из грубой домотканой ткани, и повязала на голову широкий платок, из-под которого выбивались непослушные медные прядки.

-О'Хайлэ, — как можно мягче сказала я, — мой наемник передал мне, что ты хотела меня видеть.

Напряжение покинуло лицо служительницы Лиара, однако настороженность из ее глаз никуда не делась. Окинув меня цепким, изучающим взглядом, она наклонилась вперед и свистяще прошептала:

-У меня очень мало времени. Если хотите узнать о том монастыре, садитесь напротив и не перебивайте!

Я выполнила ее просьбу; северянин же привычно застыл за моей спиной. Опасливо косясь на него, рыжеволосая порывисто оглядела зал "Зеленого леса" и принялась лихорадочно говорить, торопясь и проглатывая окончания слов:

-Вас, наверное, послали сыновья Хэлля! Иначе объяснить это нельзя...

-Объяснить — что? — деликатно уточнила я; собеседница свирепо раздула ноздри и шикнула:

-Я же просила не перебивать!

Я послушно подняла ладони и изобразила дружелюбную улыбку, хотя ее шиканье мне не понравилось; девушка мгновение разглядывала меня, недоверчиво прищурившись, а затем вновь заговорила:

-Мейстер Алихим — сумасшедший. Кроме Лиара для него не существует никого и ничего — только и знает, что целыми днями пропадает в своей келье и восхваляет Лиара. Наверное, ему кажется, что за такое усердие его возьмут в Пресветлый чертог.

Девушка поджала губы и возмущенно фыркнула. Я терпеливо глядела на нее, в глубине души сочувствуя ей: эддре Лейдон не был столь истовым адептом веры, и даже позволял прихожанам коннемарского храма некоторые вольности или послабления. "Вера — дело каждого из нас", — говорил он, — "богам не нужны те, которых загоняют храм плетьми".

-При чем тут ваш мейстер? — угрюмо прогудел из-за моей спины низкий голос Коннара, — нас интересует монастырь в горах. Если ты пришла пожаловаться, то не советую тратить наше время.

Услышав его, девица сжалась испуганным комочком, затравленно глядя на громадного северянина поверх моей головы. Досадливо оглянувшись на наемника, я как можно мягче обратилась к ней:

-Ты уверена, что между вашим мейстером и тем монастырем есть связь?

На лице рыжеволосой промелькнуло торжество, и она, мгновенно стряхнув с себя испуг, горделиво вздернула подбородок:

-Ха! Конечно, есть!

Она наклонилась к столу, навалившись на него грудью, и впилась ногтями в столешницу.

-Алихим — ненормальный, но по сравнению с Генаром он просто воплощение Винны**, — девушка шмыгнула носом, тряхнула волосами и продолжила:

-Тот горный монастырь называется Лит-ди-Лиар — "Облаченный светом Лиара". Мейстер Генар — его настоятель; он посвятил всю свою жизнь служению. Правда, посвятил — немного не то слово. Лиар и монастырь — это его жизнь. Любого, кто посмеет при нем сказать что-то про бога, что покажется ему оскорбительным, он... — голос рыжеволосой взлетел до визга и сорвался. Она откашлялась и продолжила, явно для большей убедительности тараща и так выпуклые глаза:

-Мейстер Генар посещал наш храм в прошлом году. Хальмут, один из недавно Облаченных Светом, споткнулся на Церемонии выноса Шара и случайно выронил его в песок. Генар тут же вытащил кнут — он с ним никогда не расстается — и ударил Хальмута рукоятью вот сюда, — девушка дотронулась до виска и поморщилась — наверное, от воспоминаний. Быстро проведя двумя пальцами по лицу, словно стряхивая что-то с себя

* * *

, она заговорила вновь:

-Он умер не сразу. Мы похоронили его на заднем дворе Храма, а Генар только сказал, мол, поделом ему. Лиару не нужны нерадивые Облаченные.

Я зябко передернула плечами. Похоже, обмануть такого Генара будет посложнее, чем Алихима. Однако это не объясняло той непонятной ярости, что обрушил на меня последний.

-А почему... — начала я, но рыжеволосая меня перебила:

-Генар следует самым суровым заветам служения Лиару. Вы же знаете, что Пресветлый победил девятируких гигантов, которые служили Хэллю и пытались прорваться в Пресветлый Чертог?

Эддре Лейдон часто рассказывал нам об этом, и я кивнула.

-Гиганты напали на Лиара, улучив момент, когда он остался в одиночестве — пошел к Источнику Радуг, что бил в кипарисовой роще, невдалеке от его чертога. Об этом им стало известно от сестры Лиара — Ликты, которая была влюблена в Хэлля. Она предала брата ради подземного владыки, — рыжеволосая рассказывала эту легенду монотонно, подперев щеку ладонью. Было видно, что эту историю она слышала в разных вариантах, и та успела ей порядком наскучить.

-Хэлль пообещал ей, что женится, если она предаст брата. Она так и сделала, и, если бы не чудесное копье Ойр, которое Лиар взял с собой, то гиганты убили бы его.

За моей спиной Коннар громко презрительно фыркнул, в который раз демонстрируя, какого низкого мнения он о слабосильных богах, которые столь уязвимы и неосмотрительны. Храмовница сумрачно взглянула на него поверх моего затылка, и с нажимом сказала:

-Узнав о предательстве сестры, Лиар заточил ее в хрустальной горе, поклявшись, что больше не будет иметь дело ни с одной женщиной. Однако через несколько сотен лет он встретил Алиру — богиню плодородия...

Запнувшись, рыжеволосая посмотрела на меня. Я с трудом подавила зевок: сказывалась ночь без сна; девушка мгновенно забыла о любовных перипетиях истории Лиара.

-Настоятель монастыря Генар, — строго сказала она, — настолько предан Лиару, что ненавидит всех женщин, считая, что они похожи на Ликту, — она закатила глаза и утробным низким голосом проговорила, явно подражая неизвестному мне мейстеру, — "женщины — насквозь порочные и лживые существа. Ни от одной представительницы этого рода не стоит ждать искренности, любви и преданности..." — она выдохнула и произнесла уже своим обычным голосом, — именно поэтому он позаботился о том, чтобы монастырь Лит-ди-Лиар был закрыт от женщин. Туда допускаются только мужчины, и живут там тоже только мужчины.

Это известие больно щелкнуло по лицу. Я сцепила пальцы в замок так, что побелели костяшки, почувствовав, как в груди образуется сосущая пустота, и тихо спросила:

-А зачем ты рассказала все это нам?

-Я ненавижу мейстера Алихима, — деловитым голосом сказала рыжеволосая, — видите ли, госпожа, я подкидыш и выросла при храме. Однако это не дает ему права делать меня своей прислужницей и заставлять насильно почитать Лиара, — она скривила губы при произнесении этого имени, — я потихоньку таскаю монеты из клети для пожертвований. Как только их скопится достаточно, я убегу отсюда. Я ненавижу все эти пляски вокруг алтаря. Лиар — не мой бог, и внутри все переворачивается, когда меня заставляют восхвалять его.

Она многозначительно уставилась на меня своими выпуклыми водянисто-голубыми глазами. Поняв намек, я заверила ее:

-Не волнуйся, за сведения о монастыре ты получишь хорошее вознаграждение. А как ты нас-то нашла?

Храмовница дернула плечом:

-Это было нетрудно. Твой наемник слишком громко прокричал название этого постоялого двора, — она обвела ладонью вокруг себя, — каждое утро мейстер отправляет меня за свежим молоком и сливками, и я воспользовалась случаем, чтобы заглянуть сюда. Думаю, что я достаточно долго валялась на каменном полу подвала храма и заслужила свободу.

-А как добраться до этого Лит-ди-Лиара? — мне было жаль девушку, но тратить время на выслушивание бесполезных россказней мне не хотелось.

-Он находится в Черных горах, недалеко от Турусовой расщелины, — сказала рыжеволосая, — путь отсюда до него занимает семь с половиной дней — это все, что я знаю.

Я прикусила губу и задумалась, обхватив ладонями виски, в которых начала прорезаться тупая боль.

Зная ориентиры и название места назначения, не составляло труда составить маршрут: достаточно было обратиться к знающему свое дело картографу. Специфические представления настоятеля о том, какого пола должны быть почитатели Лиара, меня тоже не смущали, и я мысленно хвалила себя за предусмотрительность, заставившую меня захватить мужской костюм. Похоже, что мы ступили на прямую дорогу к второй вехе...

-Забыла еще кое-что, — прорезался сквозь мои мысли голос рыжеволосой, — поодиночке в монастырь не пускают. Только, если вы идете вместе с другими паломниками.

На фоне охватившего меня радостного возбуждения я не придала особого значения этому замечанию, однако Коннар уточнил:

-Паломники часто ходят туда?

-Насколько я знаю, раз в тридцать дней, — сказала храмовница, опасливо поглядывая на северянина, — как раз три дня назад очередная группа как раз отправилась в ту сторону — к нам заходило двое паломников за благословением.

Сердце захолонуло — тридцать дней! Это же целая вечность! Я не буду ждать так долго.

-Спасибо за все эти сведения, — медленно произнесла я, поднимаясь из-за стола. Мои ноги ощутимо дрожали — не то от нервного возбуждения, охватившего тело, не то из-за панической боязни опоздать. Рыжеволосая внимательно следила за мной.

-Подожди здесь, — тихо сказала я, — сколько ты бы хотела получить за этот разговор?

Девушка прищурилась.

-Судя по всему, это все очень важно для вас, — медленно, словно раздумывая, проговорила она, — поэтому, я думаю, что полтора дория будут справедливой ценой.

Я была готова отдать все мои деньги за шаг к своей мечте, поэтому, велев наемнику оставаться на месте, поторопилась наверх.

* * *

Расплатившись с рыжеволосой храмовницей, я снова закрылась у себя в комнате, торопливо расчесала сбившиеся в плотный ком волосы, и достала из своей сумки мужской костюм, разложив его на кровати — просторные холщовые черные штаны и рубаху желтовато-орехового оттенка, какой бывает у грубой домотканой материи. Сверху легла куртка Кристиана.

Взглянув на нее и невольно вспомнив своего спасителя, я слабо усмехнулась. Он выручил меня два раза — тогда, в переулке (при воспоминании об этом меня прошиб холодный пот), и рассказал про Корниэлльскую библиотеку. А я даже не вернула ему куртку... Выходит, я должна ему, и не единожды?

Глубоко вздохнув, я отложила куртку и принялась примерять мужской наряд. Штаны оказались длинноваты, но это было поправимо; рубашка же, несмотря на свою мешковатость, предательски топорщилась на груди, которую никак не подразумевал покрой. Придется еще и обзавестись где-нибудь полосками широкой ткани. К тому же, не мешало бы найти мужскую обувь, которая хотя бы приблизительно села по ноге.

Я твердо решила сегодня же отправиться к картографу, и уже к вечеру тронуться в путь, чтобы можно было догнать паломников. Очень уж не хотелось стучаться в захлопнувшиеся перед лицом ворота монастыря...

Одевшись, как следует, я торопливо запихнула вещи обратно в сумку, чтобы не попались на глаза любопытной служанке, вышла из комнаты и тщательно заперла за собой дверь.

Сердце ухало от плохо сдерживаемого волнения.

* * *

Дом "лучшего в городе картографа", как отрекомендовал его нам владелец "Зеленого леса", оказался узким, будто бутылочное горлышко, строением, втиснутым между двумя роскошно украшенными домами. Он тянулся ввысь, опасно нависая над проулком двумя надстроенными этажами, угрожающими вот-вот обрушиться на головы незадачливым прохожим.

-Видать, услуги картографа в Корниэлле совсем не дороги, раз он живет в такой дыре, — негромко, но явно для меня, хмыкнул Коннар. Я промолчала, не желая показывать, что согласна с ним.

Наемник первый поднялся по скрипучей расшатанной лестнице, приставленной к стене, и, обернувшись, протянул мне руку. Я выразительно взглянула на него и покачала головой: как бы ступеньки не стонали под ногами, сама мысль о добровольном прикосновении к северянину вызывала дрожь где-то под ребрами.

Коннар скривился и грохнул кулаком по щербатой двери, прогнувшейся от его удара. Я невольно вцепилась в шершавые перила, испугавшись, что дом сейчас рухнет вместе с нами.

Однако ответом наемнику послужила тишина, и он, сдвинув густые брови, занес руку для второго удара.

-Может быть, я попробую? — вкрадчиво предложила я, — если ты вынесешь дверь, то вряд ли нам придется рассчитывать на радушие хозяина.

Коннар сплюнул вниз и мрачно усмехнулся:

-Ты? Не думаю, что твоим нежным ручкам под силу достучаться до обитателя этой норы, если он такой тугой на ухо, что не слышит меня.

Задавив всплеск раздражения, я мило улыбнулась и промурлыкала:

-Рада, что тебе нравятся мои руки, раз уж ты уже снизошел до комплимента.

Северянин метнул на меня тяжелый взгляд и нехорошо сощурился.

-Не думай... — начал он.

-Не думаю, что вы явились ко мне исключительно для того, чтобы разносить в щепки мое жилище, — перебил его спокойный низкий голос.

Наши усилия не прошли даром: многострадальная дверь приоткрылась. В первый момент мне показалось, что за ней никого нет, однако, опустив глаза, я увидела хозяина дома, взирающего на нас с вежливой выжидательностью. Мне пришлось приложить усилие, чтобы сохранить на лице приветливое выражение и не единым движением брови не выдать своего замешательства.

Вначале мне показалось, что картограф потерял ноги в какой-то стычке или из-за несчастного случая, и вынужден передвигаться на деревянной тележке — мне доводилось встречать таких, но потом я поняла: с ногами у него все было в порядке.

Просто "лучший в Корниэлле картограф" был карликом.

* * *

-Что вам угодно? — с мягкой настойчивостью повторил обитатель дома. Это словно пробудило Коннара, уставившегося на него в молчаливом оцепенении. Не успела я сделать ему предупреждающий знак, как мало заботящийся о тактичности наемник изумленно выругался:

-Хэлль подери! Недоросток!

Хэлль бы побрал его несдержанный язык!

Я принялась лихорадочно бормотать неуклюжие извинения, но картограф прервал меня властным жестом.

-Я бы предпочел, чтобы меня называли Донован, — спокойно сказал он, распахивая дверь шире, — не беспокойтесь, госпожа, за свою некороткую жизнь я наслушался всякого, так что мне не привыкать. К тому же, я прекрасно понимаю, что многие попросту обделены воспитанием.

Он выразительно посмотрел на бывшего капитана ранаханнской стражи, выразительно дернув бровью. Я улыбнулась, почувствовав прилив расположения к Доновану; заметив это, Коннар резко изменился в лице. Его глаза потемнели, а ладонь легла на рукоять меча, выглядывающую из-за пояса. Зная, что с него станется в порыве ярости отсечь ни в чем не повинному картографу голову (и, тем самым, лишь осложнить наше дальнейшее путешествие), я негромко попыталась спасти ситуацию, тщательно скрывая чуть подрагивающий от нервов голос:

-Очень рада знакомству, господин Донован. Меня зовут Кассандра, — имя всплыло в памяти само собой, — а это мой охранник. К сожалению, он бывает вспыльчивым — человеку, прошедшему горнило Альтаурских стычек

* * *

, трудно свыкнуться с обыкновенной жизнью.

Донован быстро взглянул на Коннара, и удовлетворенно кивнул (мне показалось, что я услышала даже вздох облегчения):

-Я наслышан об Альтаурских стычках. Должен признать, что лишь храбрейшие и достойнейшие воины смогли уцелеть в них... Однако мы преступно долго стоим на пороге, а я даже не спросил, что вам угодно.

Он, видимо, умышленно, снизил голос к концу фразы, ожидая моего ответа, и я с благодарностью подхватила:

-Нам нужно попасть кое-куда, господин Донован. Чем быстрее это будет, тем лучше, поэтому без вашей помощи нам никак не обойтись.

-Что ж, прокладывание кратчайшего пути между двумя точками всегда было моим любимым занятием, — словно про себя отметил карлик, внимательно глядя на меня, и посторонился, делая приглашающий жест, — прошу, госпожа Кассандра. Надеюсь, что с моей помощью вы попадете туда, куда нужно...в нужный срок.

* * *

Огонек свечи потрескивал, выпуская время от времени крохотные струйки ароматного дыма. В этом доме свечи были расставлены повсюду, куда я только ни бросала взгляд, однако не все они были зажжены, отчего внутри царил мягкий желтоватый сумрак. Исключением было, разве что, яркое пятно света над картографом, сосредоточенно склонившимся над картой с циркулем и маятником Эдо

* * *

* в руках. Канделябр, возвышающийся над ним, был таким массивным, что казался едва ли не больше головы хозяина.

-Почему вы не пользуетесь светильниками? — рискнула я спросить хозяина полушепотом, — ведь свечи не дают достаточно света.

-Они...безжизненные, — ответил карлик слегка недовольным голосом, — прошу меня простить, госпожа, но, отвлекая меня от работы, вы можете остаться без точного и наилучшего пути.

Я кивнула, признавая его правоту, и погрузилась в терпеливое ожидание, исподтишка оглядывая помещение. Вопреки моим ожиданиям, обиталище карлика не было маленьким, под стать ему, а, напротив, достаточно просторным, с высокими потолками и массивной мебелью. Наверное, хозяин не хотел ощущать свою ущербность, окружая себя предметами по росту.

Коннар стоял у противоположной стены в своей любимой позе — скрестив на груди руки. Он не проронил ни слова с тех пор, как мы зашли, неотрывно буравя меня ничего не выражающим взглядом. Это немного пугало при том, что я научилась не обращать внимания ни на какие взгляды или реплики северянина.

В углу, по правую руку от моего спутника, громоздилось непонятное сооружение, плохо различимое в потемках. Оно представляло собой что-то, вроде аккуратной пирамиды, на которой топорщились какие-то мелкие детали. Разглядеть более подробно было сложно, а спрашивать у хозяина я больше не решалась.

Когда у меня стали затекать колени от сидения в не совсем удобном кресле, картограф, наконец, оторвался от своего занятия, аккуратно отложил в сторону инструменты, и жестом подозвал меня к столу.

-Госпожа Кассандра, — с налетом торжественности сказал он, — я справился с вашей проблемой. Это было нетрудно — путь от Корниэлля до монастыря Лит-ди-Лиар давным-давно проложен, но я нашел несколько обходных маршрутов, которе помогут вам несколько сократить время вашего путешествия.

Я оперлась об стол и впилась взглядом в разложенную передо мной карту. Донован пододвинул канделябр так, чтобы мне было лучше видно, и стал объяснять, вооружившись янтарной указкой:

-Вам нужно будет нанять лодку, дабы спуститься вниз по реке Айласе, которая протекает через Корниэлль, до портового городка Миртона. Потом — день на двуколках или драконидах (как вам будет предпочтительнее) мимо небольшого города Олама. Затем вам нужно будет пересечь долину устья реки Гаас, миновать Диваль и Рикентильд — это достаточно крупные города, я рекомендую вам передохнуть там, а затем — прямая дорога к подножию Черных гор. Именно там вы ступите на уже проторенную тропу пилигримов, которая выведет вас прямиком к монастырю.

Я прикусила губу, стараясь не выдавать охватившего меня разочарования.

-Сколько времени это займет? — коротко спросила я.

Картограф на мгновение задержал взгляд на своих короткопалых руках.

-Шесть дней, — отрывисто бросил он. Не сдержашись, я охнула:

-Шесть дней? Шесть? Но мы не ус... Это слишком долго! Нет ли другого пути?

Донован пристально посмотрел на меня, и медленно покачал головой:

-Боюсь, что нет, госпожа. Спешу заметить, кстати, что, если предложенный маршрут не устраивает моего клиента, то я все равно запрашиваю полную стоимость своих услуг.

Я слушала его вполуха, напряженно всматриваясь в карту. Внутри меня что-то бурлило, застилая глаза черной пеленой. Надо же — подойти так близко к намеченной цели — и потерпеть такой сокрушительный крах!

Я стиснула зубы.

Нет. Никакого краха не будет. Я найду выход. Я всегда его нахожу.

И тут я заметила кое-что...

-Донован, что это за дорога?

Я указала на едва приметную прерывистую линию, идущую прямо от долины реки Гаас до самой тропы пилигримов. Донован шумно вздохнул, и от меня не укрылось, как стремительно побледнело его лицо.

-Это... Старая дорога, госпожа Кассандра, — дрогнувшим голосом сказал он, — ей уже давно никто не пользуется.

Внутри меня вспыхнул слабый огонек надежды, и я нетерпеливо уточнила:

-Сколько времени мы сэкономим, если поедем по ней?

-Три, а то и четыре дня, — запнувшись, сказал карлик безжизненным голосом, — но, госпожа, заклинаю вас, даже не думайте об этом!

-Почему?

Донован обошел стол, взобрался на стул напротив меня и уставился прямо мне в лицо:

-Конечно, вы знаете об Алдорском землетрясении, госпожа Кассандра...

Это была полуреплика-полувопрос, и я кивнула. Алдорское землетрясение — одно из сильнейших на нашем континенте, произошло семь лет назад. До Коннемары докатились его отголоски в виде огромных волн, с невиданной яростью бросающихся на берег. Одной такой волной унесло в открытое море девятилетнего Данкана, младшего сына нашей соседки. Старый эддре Сайлан, дослуживающий последние годы своей жизни в коннемарском храме, объявил, что морской бог прогневался на Коннемару (правда, так и не объяснил, почему) и посылает нам наказание в виде этой бури. В кипящую от злости воду тут же полетели нехитрые съестные припасы — стремясь задобрить бога, мы швыряли в волны все, что только казалось нам привлекательным. Спустя три дня буря улеглась, а торговцы раковинами, заглянувшие в наши края, рассказали о страшном землетрясении, от которого вздрогнули Алдория и Петва.

Выходит, не одна Коннемара навлекла на себя гнев богов.

Наверное, на Донована тоже нахлынули воспоминания. Он прикрыл глаза и низким голосом проговорил, старательно произнося каждое слово:

-Оно не прошло бесследно для Алдории, госпожа. Так ураган, пронесясь по земле, оставляет после себя пустыню; нам же на память осталось множество разрушенных домов и осиротевших людей.

Я сочувственно вздохнула и деликатно спросила:

-Именно оно разрушило ту дорогу, о которой мы с вами заговорили?

Донован откинулся на спинку кресла и потер уставшие глаза.

-Дорога в порядке, — тихо сказал он, — во всяком случае, та ее часть, что ведет от долины Гаас. Дело тут в другом.

Он рывком наклонился к столу и ткнул пальцем в карту.

-Здесь, на полпути к тропе пилигримов, стоял шахтерский поселок, Омния. Скалы в тех краях богаты изумрудами, и литанээ неплохо платили за них. Так вот, после землетрясения поставки прекратились. Омнийцев больше никто никогда не видел. Конечно, туда были тут же снаряжены спасательные отряды — все мы оказались примерно в одном положении и должны были помогать друг другу. Однако они пропали.

Я моргнула.

-Как пропали?

Донован выдавил сухой невеселый смешок.

-Никто из десяти человек, отправленных на поиски, не вернулся. Потом было еще несколько попыток разведать, что произошло, и вытащить, если понадобиться, кого нужно. Запрягли даже трех дракониц, мол, с воздуха будет безопаснее, но...

Донован сглотнул. Голос его задрожал.

-Назад вернулась только одна драконица. Без наездника. Она была изранена так, что упала, не долетев до долины всего чуть-чуть. И, госпожа, говорят, что эти раны были нанесены не разумным существом — она была исполосована чьими-то когтями. Или зубами. Спустя два дня она умерла.

Повисло молчание. Где-то в глубине дома капала вода. Я лихорадочно обдумывала услышанное.

-В долине и на тропе пилигримов установлены аванпосты, — вновь заговорил карлик, заставив меня вздрогнуть от неожиданности, — на случай, если со стороны Омнии кто-то попытается прорваться.

Он вперил в меня тяжелый взгляд и весомо произнес:

-Но за семь лет никто так и не попытался.

Коннар шумно вздохнул за моей спиной, и я будто бы очнулась.

-Что это может быть? — ничего не выражающим голосом спросил северянин, но в его тоне я почувствовала нешуточное напряжение.

Картограф пожал плечами.

-Никто не знает. Если вы спрашиваете мое мнение, то оно таково: никто не знает, кто или что может скрываться под землей, — он указал пальцем на пол, — я думаю, что омнийские шахтеры случайно углубились куда-то, куда не следовало лезть. А землетрясение завершило работу за них.

-Шар'ракх

* * *

**! — донеслось из темноты, где стоял Коннар. Я была более сдержанной на язык и лишь нервно покусывала губу. Как ни странно, эти известия о тропе не поумерили моей решимости. Скорее, наоборот.

Донован испытующе смотрел на меня.

-Надеюсь, вы изменили свое мнение, госпожа? Я не хочу, чтобы на моей совести были ваши смерти.

-Да-да, конечно! — горячо заверила я его, стараясь придать лицу максимально испуганное выражение, — огромное спасибо вам за сведения, теперь мы ни в коем случае не пойдем той дорогой!

То ли свет в помещении был излишне тусклый, то ли я вложила в слова все свои способности к убеждению, но карлик испустил вздох облегчения. Его глаза больше не были столь колючими.

-Вы успокоили меня, госпожа Кассандра, — устало пробормотал он, утирая лоб ладонью, — я буду молиться известным мне богам, чтобы они хранили вас в пути.

Я горячо поблагодарила его и стала собираться, скатывая карту в рулон. Коннар молча прошел к выходу и замер у дверей, ожидая меня.

Расплачиваясь с Донованом, я не удержалась от любопытства:

-А что это у вас в углу?

Карлик обернулся и, расплывшись в понимающей улыбке, сдернул мягкую темную ткань.

Бледно-розовые сполохи магических светильников заплясали на бронзовой поверхности статуи. Коннар прошипел что-то и, судя по лязганью, опять схватился за оружие, а я непредусмотрительно ахнула и тут же умолкла, боясь обидеть хозяина. Однако тот лишь добродушно рассмеялся.

-Внешний вид легко может напугать непосвященного, но бояться тут совершенно нечего. Это Нбогу Ферр, хранитель дома и защитник от злых духов.

Двумя скрещенными пальцами — указательным и безымянным, Донован коснулся лба статуи, а я продолжала загипнотизированно разглядывать ее.

Напугать — слишком сильно сказано, скорее, внушить отвращение. Любое уродство притягивает, а Нбогу Ферр был на редкость уродлив. Мне даже мельком подумалось, что случайный злой дух, рискнувший сунуться в этот дом и напоровшийся на "хранителя", от неожиданности и страха мигом самоустранится.

Два огромных глаза, покоящиеся на раздутых, будто от укуса осы, щеках. Оттопыренные уши с отвисшими мочками. Карикатурно маленькое, по сравнению с огромной головой, тело — при мысли о том, что по соседству с эдаким чудищем можно спокойно жить, меня пробирала нервная дрожь.

Карлик покачал головой и вновь накинул на Нбогу Ферра покрывало. Я перевела дух, а северянин от души выругался и мрачно сказал:

-Что-то я не припомню поклонников таких уродцев на этом континенте.

Картограф смерил его холодным взглядом и спокойно парировал:

-Ничего удивительного. Я уроженец второго континента.

Мгновенно позабыв о непривлекательной статуе, я уставилась на Донована, ощущая прилив почти детского любопытства. До сих пор я не сталкивалась с жителями стран, что лежали за Вторым Океаном. Конечно, на Аэдагге не было пирата, не имевшего в арсенале баек о своих путешествиях туда, на второй и третий континент, но я сильно подозревала, что все рассказы об этом ограничивались лишь фантазией рассказчика. И все же меня исподволь мучили размышления: может, в этих баснях и есть крупица истины? Может быть, там, за горизонтом, действительно лежат земли людоедов, гигантов, возводящих алтари из свежих человnbsp; Донован пристально посмотрел на меня, и медленно покачал головой:

еческих костей своим жестоким богам? Бродят ли там невиданные звери, покрытые чешуей с ног до макушек двух или трех голов?

Карлик, стоящий передо мной, портил аэдаггским сказочникам всю картину. Он не походил ни на людоеда, ни на зверя, и был вполне учтив и образован. Лишь загадочный Нбогу, безмолвно возвышающийся под покрывалом, вносил оттенок тайны в образ картографа.

Прилив любопытства смешался с сильным приступом досады: времени было в обрез и расспросить Донована обо всем я бы точно не успела.

-Я слышал здешние разговоры о моей родине, госпожа, — вежливо произнес карлик, верно угадав мои мысли, — второй континент велик, много больше этого, а страна, откуда я родом, отнюдь не огромная. Всех тайн тех мест я тоже не знаю, однако за свои края могу поручиться — там нет и десятой доли тех ужасов, о которых толкуют здесь.

Я промолчала. Мириады вопросов, готовых слететь с языка, куда-то мигом испарились. Однако Коннар заговорил вместо меня.

-Говоришь, нет ужасов, а поклоняетесь таким вот чучелам, — с усмешкой кивнул он на Нбогу. В глазах Донована зажглась холодная ярость, и я попыталась сгладить ситуацию.

-Уж кто бы говорил, — зашипела я, — сам недавно расписывал мне, что бог должен внушать страх!

Коннар снисходительно взглянул на меня.

-Священный страх, — поправил он, — а не омерзение. Подобных тварей я навидался в Ильдарских трясинах*, только с божком их роднила одна внешность, — он брезгливо скривился и мстительным голосом добавил, — с их клыков сочится ядовитая слюна, которая обжигает кожу и разъедает глаза, а единственный способ справиться с ними...

-Госпожа Кассандра, боюсь, наш разговор исчерпал сам себя! — повысил голос карлик, с трудом перекричав северянина. Лицо Донована сделалось белым, как сахар, а губы запрыгали. Обстановка накалилась и буквально кипела от их взаимной неприязни, и я поняла, что еще чуть-чуть — и эти двое вцепятся друг другу в глотки.

Хэллев Коннар! А ведь все так мирно начиналось...

-Хватит! — рявкнула я. Оба слегка приумолкли; северянин с видом победителя переводил глаза с Донована на меня.

-Сердечно благодарю вас за помощь, уважаемый Донован, — дрожащим от ярости голосом сказала я, отступая к выходу. Слова шли на язык с огромным трудом, — очень надеюсь, что это не последняя наша встреча, и нам удастся пообщаться в более спокойной обстановке.

Карлик холодно поклонился мне и молча захлопнул за нами дверь.

* * *

Мы шли по извилистым улицам Корниэлля по направлению к "Зеленому лесу". Коннар вышагивал рядом со мной, время от времени меряя меня непонятным взглядом; я угрюмо молчала, поглаживая шероховатые бока свернутой карты. Это немного успокаивало и остужало разгоряченные чувства, однако северянину по-прежнему хотелось выцарапать глаза.

Будто чувствуя мое состояние, наемник держал язык за зубами. Он заговорил только тогда, когда перед нами выросли двери "Зеленого леса".

-Нет, — лаконично сказал он. Я замерла, уже взявшись за дверную ручку, и медленно повернула к нему голову.

-Что, прости? — вкрадчиво переспросила я.

Коннар осклабился, будто ждал этого момента целый день.

-Я успел достаточно хорошо изучить тебя, Кошка. Когда ты так прищуриваешь глаза и улыбаешься, кажется, будто под твоим обличьем прячется целое скопище орбурдов

* * *

* * *

. Этот недоросток — полный простофиля, раз поверил тебе!

-Что ты хочешь сказать? — утробным голосом произнесла я, стискивая ручку.

Наемник с гулким стуком ударил в дверь кулаком, заставив меня отпрянуть.

-Мы не пойдем по той дороге, — четко разделяя слова, выговорил он, — ты слышала, что говорил о ней недоросток, а мне дорога моя шкура, чтобы расставаться с ней из-за прихоти глупой бабы! Будь ты хоть четырежды ведьма — а в этом я уверен, иначе не узнала бы о моем участии в Альтаурских стычках — туда я не пойду. И тебя не пущу!

Он вновь саданул по двери, отозвавшейся жалобным стоном, и умолк, глядя на меня и ожидая ответа. Его темные глаза угрожающе сверкали из-под черных косм, упавших на лоб, но я уже не испугалась.

Я ведь тоже успела изучить его.

-Чудесно, — промурлыкала я, скрещивая руки перед собой, — а теперь позволь и мне сказать тебе кое-что.

Северянин покровительственно усмехнулся и сделал приглашающий жест рукой: давай, мол.

-С каждой минутой, проведенной рядом с тобой, я чувствую себя так, будто бы взвалила на плечи тяжелый груз. Ты вызвался защищать меня — спасибо! — но до сих пор мне кажется, что с твоим появлением опасностей вокруг меня стало только больше! Будто бы нарочно! Забавно, правда? Вдобавок, — я ткнула в его сторону пальцем и повысила голос, — мне надоела твоя грубость и неотесанность! Из-за нее чуть было не сорвалась важная для меня встреча с...

-Недоростком? — насмешливо подсказал наемник.

-С картографом, — презрительно перебила я его, — а еще ты смеешь дерзить мне и указывать, что делать, а что — нет. Все, хватит! Мое терпение лопнуло! Я разрываю наш с тобой договор и возвращаю тебе твою клятву.

Я шумно выдохнула и замолчала, в упор глядя на Коннара.

На лице северянина не дрогнуло ни единой жилки, лишь глаза будто бы стали еще темнее.

-Прекрасно, — выплюнул он, — кажется, я даже ждал этого.

Он опустился на одно колено и ударил себя правой ладонью в грудь, после чего выбросил руку в мою сторону.

-По уставу наемников полагается пожать руку нанимателю, — ядовито сказал он, — но, я думаю, в нашем случае без этого можно обойтись. Прощай, Кошка.

Он легко вскочил на ноги и размашистым шагом пошел прочь, бросив на ходу:

-Передай хозяину "Леса", что я заберу свое барахло позже. Когда ты уедешь.

Я не проронила ни слова, задумчиво наблюдая за тем, как удаляется его широкая спина.

Правильно ли я сделала? На душе заметно полегчало, но глубоко внутри все еще сидела червоточина сомнения.

Не придется ли мне пожалеть о принятом решении?

Я упрямо прикусила губу и толкнула дверь.

Может быть, и придется. Но сейчас у меня есть куда более важные заботы.

* * *

Я торопливо собирала сумку. Карта, составленная Донованом, была надежно спрятана в потайном кармане; рядом улегся Шар.

Машинально погладив его прохладные бока, я досадливо взглянула в окно: солнце уже перевалило зенит, а это значит, что до вечера было рукой подать. Судоходство на Айласе было достаточно оживленным, и айолы отправлялись едва ли не каждые два часа. Я же рассчитывала уже утром быть в порту Миртона. Ну, а там — прямой путь на дракониде (с двуколками я связываться не хотела — меня в них слегка укачивало) до Олама и долине реки Гаас.

В ушах отчетливо прозвучало предостережение Донована, но я только отмахнулась от него. В историю с шахтерами, "откопавшими" нечто, не очень-то и верилось: я опять вспомнила аэдаггских пиратов, вдохновенно приукрашающих свои небылицы, и пришла к выводу, что шахтеры решили попросту покинуть свой разрушенный поселок, а все остальное сочинили местные жители.

Расправив и встряхнув мужской костюм, я вновь аккуратно сложила его в сумку. Сверху лег длинный отрез плотной ткани, купленный в ближайшей лавке, на него я положила гребень и ворох заколок, незаслуженно забытый агатовый амулет-листик Акиры (к нему все никак не удавалось приобрести цепочку) и флакон мирисэлли, после чего принялась тщательно завязывать тесемки.

"А как же драконица?" — внезапно подумалось мне, и между лопаток прыснула струя холодных мурашек, — "та, что умерла через два дня после возвращения из долины?"

Я прижала ладони к щекам, с неудовольствием отметив, что они дрожат, и строго сказала сама себе:

-Не было там никакой драконицы. Или была, но благополучно здравствует по сей день. Все остальное — сказки. К тому же, прошло семь лет, и никаких происшествий больше не было, так что бояться нечего!

Тревожные мысли исчезли, но в глубине сердца ворочалось смутное предчувствие плохого. К тому же, я с изумлением поняла, что успела если не привязаться, то хотя бы привыкнуть к присутствию наемника рядом с собой. Угрюмый и несносный на язык, он все же приносил ощущение могучего плеча рядом, да и после перепалок с ним становилось веселее на душе.

-Вот Хэлль... — задумчиво произнесла я, опустившись на кровать.

Неужели я все-таки простила его за ту страшную ночь на Аэдагге? Я тряхнула волосами и прислушалась к себе. Не похоже, однако воспоминания об этом как будто бы померкли, подернувшись белесой дымкой, и уже не отзывались холодной яростью, режущей сердце.

Так, может быть, я все-таки поторопилась?

Я встала и подошла к небольшому овальному зеркальцу, повешенному над кроватью, вглядываясь в свое отражение.

-Ты становишься слишком сентиментальной, Мелиан, — тихо произнесла я, дотрагиваясь пальцем до стеклянной поверхности, — разве ты забыла о том, что нельзя верить никому? Нельзя ни о чем жалеть? Все, что бы ты не сделала — единственно правильно и принесет тебе только удачу?

Это окончательно прогнало тучи с моей души и настроило на более умиротворенный лад.

Пора было отправляться в дорогу.

Окинув последний раз взглядом комнату, я вышла за порог и аккуратно прикрыла за собой дверь.

В следующее мгновение до моего слуха донесся горький плач, исходящий из-за приоткрытой двери напротив.

*златозубки — вид мелких жучкой с золотыми пятнышками на голове.

**Винна — одна из богинь низшего пантеона Алдории, отвечающая за кротость, смирение и послушание. Изображается сухонькой старушкой с опущенной головой, облаченной в длинную хитоль.

* * *

жест, призванный "стряхнуть" с тела чужую беду.

* * *

Альтаурские стычки — ряд сражений на северо-западных границах Алдории, призванных подавить вторжение вторжение войск Петвы — соседнего государства. В боях участвовала как регулярная армия, так и отряды наемников.

* * *

*Маятник Эдо — выточенный из циркония, "камня путешественников", маятник, подвешенный на серебряную цепочку. Помогает картографу выстроить кратчайший маршрут.

* * *

**ранаханнское ругательство.

* * *

* * *

Орбурды — мифические существа в космогонии жителей Северных окраин; представляются в виде маленьких человечков с козлиными головами и кошачьими лапами; строят мелкие козни против людей.

Глава 15.

* * *

Плач повторился. Он был надрывный, с частыми всхрипами, словно плачущему не хватало воздуха, и временами переходил в утробный вой.

Я остановилась на полпути к лестнице, в нерешительности сжимая сумку. Нужно было идти, но что-то останавливало меня, сжимая сердце ледяной рукой. Я кожей чувствовала чужое горе, волнами изливающееся из-за двери напротив, и попросту не могла сдвинуться с места, не предложив своей помощи.

Поколебавшись, я решительно развернулась и постучала в дверь, тут же толкнувшуюся под рукой.

Плач моментально стих, сменившись тяжелым прерывистым дыханием. Я тактично кашлянула и негромко сказала:

-Прошу прощения за вторжение и за то, что, возможно, лезу не в свое дело. Я случайно услышала ваш плач и решила спросить, не требуется ли вам помощь...

-Нет-нет, все в порядке, не стоит беспокоиться! — перебил меня тоненький девичий голос, в котором ясно угадывались недавние слезы. — Мне... мне не нужна никакая помощь, уверяю вас!

Постояв у двери несколько мгновений, я пожала плечами и направилась к лестнице, ощущая нешуточное напряжение, с которым невидимая плакальщица ожидала моего ухода.

Однако стоило мне ступить на первую ступеньку, в спину долетел порыв воздуха и все тот же голос окликнул:

-Подождите...пожалуйста!

Я резко обернулась.

В дверном проеме стояла, нервно цепляясь за косяк и покусывая тонкие губы, белокурая девушка, в которой я без труда узнала незнакомку, встреченную мной вчера у выхода из "Зеленого леса". Ее миловидное лицо было припухшим и покрасневшим от слез, а лихорадочно блестевшие глаза без слов говорили об ее состоянии.

Поймав мой взгляд, девушка явно смутилась и, потупив голову, едва слышно пролепетала:

-Это правда...ну, то, что вы говорили о помощи?

Я ободряюще улыбнулась ей и мягко произнесла:

-Я никогда не даю пустых обещаний и ложных надежд. Выходит, вы все-таки передумали?

Девушка отчаянно затрясла головой, и ее волосы заметались по плечам, как щупальца медузы, колышущейся у поверхности воды.

-Я не знаю, что и думать! — запинаясь, истерически выкрикнула она и, с опаской оглядевшись по сторонам, уже тише произнесла:

-Я ужасно боюсь, понимаете? Я запуталась, ужасно запуталась, и не вижу выхода из того капкана, в который сама себя и загнала...

Ее губы задрожали, и она стала всхлипывать и прерывисто дышать, будто пытаясь подавить рыдания, рвущиеся наружу.

Мне стало ужасно жаль ее. В этой девушке я внезапно увидела что-то смутно знакомое; что-то, напомнившее меня саму тогда, в ту ужасную ночь два года тому назад. Я тоже была в ловушке, но рядом оказался Одноглазый Том, протянувший мне руку. У белокурой незнакомки же рядом никого не было.

Кроме меня.

Так неужели я не поступлю так же?

* * *

-Меня зовут Руанна.

Девушка мяла в руках тонкий батистовый платочек, от слез превратившийся в жалкий комок. Я кивнула, отчего-то почувствовав во рту привкус хайяньского шоколада, и представилась:

-Кассандра. Так что у тебя случилось?

Покрасневшие от лихорадочных покусываний губы Руанны искривились в жалостливой усмешке. Она хрипло вздохнула и тихо заговорила, заикаясь и путая слова:

-Я из Мерании, это провинция недалеко отсюда. Вчера я сбежала из дома...

-Почему? — мягко спросила я, увидев, что при этих словах глаза девушки заблестели. Она глубоко вздохнула, явно делая над собой усилие, и с трудом выдавила:

-Я...я наверное убила Марка...

И, разрыдавшись, спрятала лицо в ладони, отшатнувшись от меня. Слегка удивившись такому откровению (на убийцу Руанна походила в последнюю очередь), я попыталась тактично выведать у нее подробности:

-Кто такой Марк?

-Мой отчим, — глухо послышалось из-за плотно стиснутых ладоней, — мама умерла полгода назад, и, выдержав траур, он потребовал, чтобы я заняла ее место, как самая старшая. А я его ненавижу, ненавижу, ненавижу, он жирный, как ордол* по весне, и у него мерзкая бородавка на носу! А еще он жестокий и приказывает сворачивать головы нашим домашним кроликам прямо у меня на глазах!

Плач грозил перерасти в истерику, и я рискнула легонько коснуться ее плеча. Она не отодвинулась, только явственно вздрогнула от прикосновения моей руки.

-Прежде всего тебе нужно успокоиться, — сказала я, поглаживая ее по вздрагивающей спине, — что именно случилось вчера?

Руанна сглотнула слезы и низким голосом проговорила:

-Вчера вечером он пришел ко мне и сказал, что завтра — то есть, сегодня — мы пойдем в храм Лиара и скрепим наш союз Светом. А, так как моя мать не родила ему кровного наследника, то он будет ждать его от меня.

Она прошептала что-то неразборчивое и с омерзением произнесла:

-Видели бы его, Кассандра... От этих слов на меня будто морок какой-то напал; я схватила тяжелый бронзовый кувшин и запустила ему в голову. Он...он упал...

Она отняла ладони от лица и принялась нервно ломать пальцы.

-На полу, под его затылком, растеклась лужа — темно-красная, блестящая. Он пытался подняться, но не смог и упал обратно. И эти глаза...

Она больно вцепилась мне в руку скрюченными, словно в агонии, пальцами и прохрипела:

-Я никогда не забуду его глаза, когда он посмотрел на меня. Я думала, что они сейчас выкатятся мне под ноги, как...как спелые яблоки!

Я невольно передернула плечами от омерзения, живо представив себе всю эту картину. Руанна лихорадочно дышала, облизывая сухие губы, и я чувствовала, как бешено колотится у нее сердце.

-Я испугалась, что сейчас в комнату кто-нибудь зайдет и увидит его... Меня. Я схватила все деньги, что у меня были и бросилась бежать. Не помню, как добралась до первого попавшегося трактира, где наняла двуколку и отправилась сюда... Я не знаю, как мне быть дальше!

-Вот, что, — успокаивающим голосом перебила я ее мягко, но настойчиво высвобождаясь из-под ее хватки, — ты уверена, что убила своего отчима?

Руанна опустила руки и непонимающе посмотрела на меня. В ее глазах полыхало отчаяние, однако мне показалось, что среди него промелькнул слабый лучик надежды.

-Я же видела кровь, — тихо сказала она. Я с сомнением покачала головой:

-Это еще ничего не значит. Он мог сильно удариться головой, мог даже на какое-то время потерять сознание, но что-то подсказывает мне, что твой отчим остался жив.

Руанна сцепила руки в замок, вытянув их перед собой и принялась раскачиваться из стороны в сторону, словно хайяньская фарфоровая статуэтка**.

-Не обнадеживайте меня попусту, Кассандра, — нетвердым голосом произнесла она, — это было бы слишком просто.

Я внимательно посмотрела на нее и положила ладонь поверх ее рук. Девушка нахмурилась, но не отодвинулась и не вздрогнула.

-Человеку свойственно всегда предполагать худшее, — задумчиво сказала я, — однако это вовсе не значит, что реальность будет отражением его страхов. Я больше, чем уверена, что с этим твоим ордолоподобным Марком сейчас все в порядке.

Руанна резко вырвала руки и ахнула, с ужасом глядя на меня. Ее мгновенно высохшие глаза заблестели от плохо сдерживаемой паники.

-Вы предлагаете мне вернуться?!

-Когда я такое говорила? — искренне удивилась я, — я предлагаю тебе совершенно обратное.

Я поднялась со своего места и встала перед Руанной. Та запрокинула голову, недоверчиво прищурив глаза и пристально глядя на меня.

-Я направляюсь в Миртон — это городок вниз по реке отсюда. Ты можешь отправиться туда вместе со мной, а потом уйти, куда пожелаешь. Денег я тебе дам. У тебя есть друзья или родственники, могущие приютить на какое-то время?

Руанна медленно отвела глаза влево и чуть наморщила лоб.

-Тетя Гленда, — с расстановкой проговорила она, пощипывая кожу между указательным и большим пальцем, — это старшая сестра мамы. Она живет в Иртасе, до него не так далеко от Миртона, если взять двуколку. Думаю, тетя выручит меня, тем более, она всегда ненавидела Марка...

При этих словах девушка встрепенулась, оборвав сама себя, и недоумевающе затрясла головой.

-Я ничего не понимаю, Кассандра. Почему вы помогаете мне? Вы совсем не знаете меня, и тем не менее, предлагаете помощь! Я не верю вам, здесь какой-то подвох! Если это так, то убирайтесь из моей комнаты, я справлюсь со всем сама!

Она сжала кулачки и с вызовом уставилась на меня.

Я не смешалась. Чувства, обуревающие Руанну, я прекрасно понимала и разделяла: окажись я на ее месте, тоже видела бы в любом встречном врага. Точнее сказать, на ее месте я уже побывала один раз. И, если бы не Одноглазый Том, протянувший мне руку, неизвестно, где бы я была сейчас.

"Есть особые долги," — написано в каменных скрижалях Храма Молчания

* * *

, — "долги, отложенные в судьбе. Их оставляют те, кто дарит тебе частицу своей доброты; рано или поздно в жизни появятся люди, потребующие вернуть этот долг".

Кажется, в моей жизни одним из таких людей стала Руанна.

-Послушай, — вкрадчиво, но твердо сказала я, присаживаясь перед ней на колени и беря ее руки в свои, — я не ручаюсь за то, что сейчас тебе встретится человек, искренне готовый предложить помощь. Как я. Не хочу тебя пугать, но, возможно, это твой единственный шанс продолжить свой путь и без приключений добраться до тетки.

Руанна заколебалась. Я отчетливо увидела сомнение в ее глазах и веско добавила:

-В своей жизни я тоже сталкивалась со злом и понимая, что люди могут быть злыми. Коварными. Жестокими. — мой голос дрогнул, — Главное, чтобы в тот момент, когда ты это понимаешь, рядом оказался тот, кто протянет тебе руку помощи.

Руанна нервно сглотнула, во все глаза глядя на меня. Затем крепко сжала мои пальцы.

-Я вам верю, Кассандра, — тихо произнесла она.

* * *

-Вы не говорили, что мы отправимся именно по реке! Есть же путь посуху, вдоль Айласы!

В голосе Руанны вновь прорезались истерично-пронзительные нотки, и она больно вцепилась мне в руку. Инстинктивно стиснув зубы, я сухо сказала:

-Кратчайший путь до Миртона лишь один, и он проходит по воде. Я действительно хочу тебе помочь, Руанна, но если ты имеешь что-то против этого маршрута, то нам придется распрощаться.

Девушка не ответила. Она тяжело, с присвистом, дышала, глядя на серебристо поблескивающую водную гладь, несущуюся мимо.

Мы стояли на подмостках Корниэлльского речного порта. Над нашими головами тоскливо покрикивали чайки и кряквы, покачиваясь в вечереющем небе. На поверхности Айласы покачивались айолы, пришвартованные к берегу; на одной из них матросы споро разворачивали ухающий от порывов сильного ветра парус. Влажный воздух был пропитан запахами тины и рыбы.

В широко раскрытых глазах Руанны, которые она переводила с меня на реку, безошибочно читался страх, даже ужас, какой охватывает человека перед лицом самых потаенных страхов.

-С тобой все в порядке? — выждав несколько мгновений, уточнила я: затянувшееся молчание девушки начало немного действовать мне на нервы; к тому же, пора было отправляться в путь.

Руанна вздрогнула и хрипло проговорила:

-Кассандра, если бы вы только предупредили меня раньше... Я очень боюсь воды. Около нашего дома тоже есть речка, и однажды зимой, когда я еще была ребенком, я провалилась туда. Течение было быстрое, и меня утянуло прямо под лед. Я пыталась кричать и биться изнутри, но меня затягивало в глубину, туда, где было что-то черное...

Она сглотнула и смахнула с глаз невидимые слезы.

-До сих пор не понимаю, как мне удалось выбраться, — более спокойным голосом продолжила она, — но с тех пор я ужасно боюсь даже приближаться к рекам. И не только к рекам.

Она с шумом выдохнула и с беспомощной тоской в глазах взглянула на меня. Я пристально смотрела ей в лицо, чувствуя, как внутри меня жалость к существу, на долю которого Хэлль отсыпал столько неприятностей, борется с нетерпеливым раздражением: нужно было отправляться немедленно, и ни о каком другом транспорте речи не могло и быть — слишком много времени потеряем.

-Мне очень жаль тебя, — сказала я наконец, — но, увы, я ничего поделать не могу. Выбирай: либо ты отправляешься со мной по реке, либо наши с тобой пути расходятся здесь.

Руанна глядела на меня так обреченно, что я чуть было не растаяла и даже на мгновение заколебалась: правильно ли я поступаю? Однако девушка все же опустила голову и едва слышно произнесла:

-Я последую за вами, Кассандра. Все равно у меня нет другого выхода, а со своим страхом я постараюсь что-нибудь сделать.

Я ободряюще похлопала ее по плечу.

-Вот и славно. Нужно бороться со своими страхами, Руанна, иначе они поглотят тебя, и ты сама не заметишь, как станешь их рабыней.

Руанна понуро опустила голову и промолчала. Я ободряюще улыбнулась ей и поспешила к сходням айолы, стоящий около которых матрос уже подавал мне нетерпеливые знаки.

* * *

Над рекой медленно плыла луна, масляно поблескивая на черной поверхности воды, журчащей за бортом. Свежий ночной ветер приносил с собой запахи домашней еды и скота, доносящиеся из прибрежных селений, чьи окна перемигивались кое-где желтыми точками; внизу, под палубой, раздавался мерный шорох ножных колес

* * *

, которыми матросы приводили в движение судно — с наступлением ночи ветер утих, и обвисшие паруса пришлось свернуть за ненадобностью.

Я ходила взад-вперед по палубе, иногда заглядывая в трюм — туда, где ровными рядами стояли пассажирские скамьи. На них вповалку дремали наши немногочисленные попутчики: в большинстве своем, мастеровые, мелкие торговцы и наемники, кочующие из города в город в поисках заработка. Мне же не спалось: на душе было неспокойно, и, усевшись на лавку, через какое-то время я вскакивала и поднималась наверх.

Что же так терзало меня? Я и сама не могла взять в толк: к уже привычному нетерпению примешивалась смутная тревога, плещущаяся в глубинах сердца. Это были явно не муки совести, постыдно пробудившиеся во мне совсем недавно; скорее, некое дурное предчувствие.

Потолок трюма давил на меня, вызывая совсем уж ненужные воспоминания о ранаханнском гареме, и я спешила на палубу. Наверху, на свежем воздухе, становилось немного легче, но странное чувство никуда не исчезало, а, скорее, притуплялось ненадолго.

Руанна неподвижно сидела на лавке, в самом дальнем углу, ссутулившись и крепко обхватив поджатые колени руками. Ее глаза были устремлены в одну точку, и, позвав ее пару раз по имени, я будто бы наткнулась на глухую стену: на лице девушки не дрогнул ни один мускул, а глаза не обрели осмысленного выражения.

Она так сильно боится воды?

Впрочем, не мне ее судить. Подспудные страхи терзали и меня, однако, если я хоть как-то научилась с ними справляться, то моя случайная попутчица явно решила последовать по более легкому пути.

...Край неба уже подернулся бледно-голубой каемкой — верный признак приближающегося рассвета, когда я в бессчетный раз ступила на доски палубы. Вокруг все утихло, погасли береговые огни, и наступила та особая ночная пора, когда все вокруг замирает, будто бы в боязливом исступлении перед началом нового дня.

Я любила это время суток. На Коннемаре ходило поверье, что именно в такой час, когда Мидаха

* * *

* готовится поднять свое покрывало, вся нечисть и нежить становится куда более опасной, торопясь ухватить хотя бы кусочек отведенной им ночи. Я не верила в эти байки и порой специально не спала ночами, карауля у окна: а ну, как появится кто-то из обещанных мне ночных монстров!

Однако за все мои годы, проведенные среди унылого коннемарского пейзажа, никто так и не появился.

Я улыбнулась детским воспоминаниям и оперлась о борт айолы, свесив локти над водой, и принялась всматриваться в темные очертания величаво проплывающих мимо берегов: может быть, хотя бы сейчас мелькнет что-то интересное?

Берега оставались безучастными к моим надеждам, и громкий стук прервал мои мысли; оторвавшись от сомнамбулического созерцания, я с внезапным ужасом ощутила, что сумка с Камнем, с которой я была неразлучна, каким-то образом выскользнула из-под рук и упала на палубу. Мигом забыв обо всех монстрах вместе взятых, я принялась лихорадочно засовывать обратно вещи, вывалившиеся из нее. Внезапно что-то кольнуло ладонь; машинально помянув Хэлля, я нащупала серебряный листок с агатовой каплей — подарок Акиры. Перевернув его, чтобы убрать в сумку, я замерла от нахлынувшего изумления.

Агат светился.

Вернее, тускло мерцал, будто где-то в глубине него зарождался трепещущий светло-желтый огонек, слабо подсвечивающий пространство вокруг.

Не веря своим глазам, я повертела самоцвет перед глазами. Свечение не исчезло, но и не усилилось; огонек мерцал ровно.

Что же это такое?

Забыв о сумке, я попыталась вспомнить все, что мне было известно об агате; выходило немного: я не была литанээ и не могла заговорить с камнем, чтобы выпытать у него причину мерцания. Вспоминались лишь слова хайянского оборотня: "Желтый агат убережет тебя от злых духов и нечистой силы, дурного глаза и ядовитых укусов".

Так что же — меня пытаются отравить или же где-то рядом притаились злоумышленники?

Я инстинктивно обернулась: палуба была пуста. Впрочем, это ничего не значило: никто не мог поручиться за то, что среди тех, кто сейчас дремлет в трюме, нет замысливших недоброе.

Я убрала агат и торопливо запихнула оставшиеся вещи в сумку, крепко затянув и завязав тесемки. Близилось утро, а это значит, что и конец нашего речного путешествия был не за горами. Оставалось уповать на то, что до порта Миртона мы доберемся без происшествий, а уж там будет видно, как действовать дальше.

В ту ночь я так и не уснула.

Если Вы нашли эту книгу в сети, пожалуйста, дайте знать оценкой или отзывом Ваше отношение к произведению. Авторская страница на СИ: http://samlib.ru/k/kruz_o

* * *

Ранние лучи солнца вызолотили кроны ясеней, густо обступавших порт: в отличие от корниэлльского, он был небольшим, едва-едва вмещающим три-четыре айолы. Меж деревянных одноэтажных береговых построек царило запустение: кое-где виднелись человеческие фигуры, однако бОльшую часть обитателей порта составляли жирные чайки, важно прогуливающиеся по деревянному настилу и недобро посматривающие на нас, склонив головы набок.

-Этот город не пользуется особой популярностью, госпожа, — объяснил мне матрос, с грохотом спуская сходни на берег, — тут нет ничего интересного, и обычно мы проходим мимо.

Я кивнула, изображая заинтересованность, но на деле с трудом сдерживая зевок. Бессонная ночь и полный тревог день сказывались не лучшим образом: перед глазами стояла мутная пелена, и мне приходилось с особой осторожностью переставлять ноги, спускаясь с корабля, чтобы не упасть.

Руанна следовала за мной безмолвной тенью. Под глазами у нее залегли огромные круги: видно, ночь у нее тоже выдалась беспокойной. Она все так же затравленно озиралась по сторонам, а от воды, случайно плеснувшей на сходни, отпрянула так, что я испугалась, что она сейчас рухнет вниз и захлебнется. Заметив мою попытку броситься к ней на помощь, Руанна помотала головой и улыбнулась. Эта улыбка выглядела вымученной попыткой оправдать собственную неуклюжесть.

-Все в порядке, Кассандра, — тихо сказала она, цепляясь за мою руку и осторожно сходя на берег, — я боялась, что будет хуже, но, похоже, все обошлось.

Я промолчала, на ходу потирая ладонь, на тыльной стороне которой медленно проступали красные пятна: хватка у моей новой знакомой была что надо, в этом я уже не раз успела убедиться. Да и вообще, несмотря на внешнюю забитость и полную беспомощность перед ударами судьбы, Руанна начинала казаться мне куда сильнее, чем на первый взгляд. Это исподволь радовало, но, вместе с тем, и слегка настораживало: очень не хотелось бы получить внезапный удар в спину от нее.

Матрос был прав — в Миртоне не было ничего примечательного. Узкие пыльные улочки, уставленные одноэтажными домишками, сложенными из серого камня; поджарые собаки и куры, возящиеся в песке и провожающие нас ничего не выражающими желтыми глазами; тощие дракониды, скучающие у драковязей. Местные жители, попадающиеся нам по дороге, удивленно разглядывали нас, но вопросов не задавали — то ли сторонились чужачек, то ли в принципе были неразговорчивыми.

Я вновь зевнула, прикрыв рот ладонью. Мысли путались и плясали безумным веретеном, мешая сосредоточиться. Нужно было торопиться вперед, в долину реки Гаас, ведь времени оставалось совсем мало! Однако сейчас я бы отдала все за возможность вздремнуть часик-другой.

-Вам бы отдохнуть, — сказала Руанна, словно прочитав мои мысли, — вы с ног валитесь. Вон, глядите, может быть, хотя бы ненадолго остановитесь там?

Она указала рукой на темнеющее невдалеке приземистое здание — единственное на этой улице, которое хоть как-то выделялось из общей невзрачной массы домов благодаря установленному на коньке покатой крыше флюгеру в виде чайки и вывески над дверями. На последнем истершиеся буквы, выполненные явно с претензией на вычурную староалдорскую манеру начертания, складывались в незамысловатое название "Приют путника".

Только взглянув туда, я почувствовала прилив сильнейшего желания бросить — хотя бы ненадолго — поиски и безумную гонку за второй вехой, и упасть на первую же попавшуюся кровать.

Нет! Нельзя сейчас поддаваться этому малодушному порыву и терять время на бесплодный сон!

-Все в порядке, — выдавила я, с ужасом почувствовав, что даже язык отказывается мне повиноваться, с огромным трудом выталкивая слова, — мне нужно спешить. А ты...

-Мне нужно в Иртас, к тете Гленде, я говорила вам, — в голосе Руанны послышалась легкая укоризна, — это не так далеко отсюда, путь займет полдня, не более. Не волнуйтесь обо мне.

-Верно. Тебе надо к тете, — повторила я, хоть и с трудом, но припоминая наш разговор в Корниэлле. Я еще обещала дать тебе денег...

-Не надо!

Я остановила руку, тянувшуюся к сумке за монетами, и удивленно посмотрела на девушку.

-Что значит, не надо? Ты хочешь добираться до Иртаса, не имея в кармане ни медяка?

Руанна отчаянно замотала головой, и длинные белокурые пряди на мгновение окутали ее лицо золотистой дымкой.

-Кассандра, вы и так слишком добры ко мне, — горячо сказала она, — и мне неудобно обременять вас еще больше! Теперь со мной все будет в порядке, не волнуйтесь!

Я молча посмотрела в ее широко распахнутые светлые глаза. Руанну будто бы подменили: из забитой, дрожащей от страха девчушки, она превратилась в девушку, которая всем своим видом излучала уверенность, что ей все по плечу. Такая разительная перемена не могла не радовать: мне приятно было осознавать, что я тоже поспособствовала этому и не дала сгинуть этой, в какой-то степени, товарке по несчастью.

И все же столь разительное превращение слегка пугало.

Не проронив ни слова, я вытащила из сумки пригоршню серебряных монет и почти насильно сунула в руки девушки.

-Не болтай глупости. Держи, пока я не передумала.

-Ай!

Руанна отдернула ладони так резко, что серебрушки, звеня и подпрыгивая, просыпались на булыжники, торчащие из дороги. Девушка спрятала руки за спину и упрямо затрясла головой.

-Не уговаривайте, Кассандра, не уговаривайте меня!

Какой-то мальчишка, вертевшийся неподалеку и с любопытством поглядывающий в нашу сторону, кинулся к монеткам, но я так цыкнула на него, что он, шарахнувшись, дал деру вниз по улице. Его желтовато-серая рубашка, покрытая пятнами пота, вздулась пузырем за тощей спиной.

-Я не буду тебя упрашивать, — спокойно сказала я, подбирая серебрушки и не подавая вида, что ее поведение удивляло меня все больше и больше, — надеюсь только, что, намеренно усложняя себе жизнь, ты не накличешь на свою красивую головку еще больших бед.

-Спасибо, — с глубоким чувством благодарности в голосе произнесла Руанна. Я поднялась на ноги и сунула деньги в сумку, не удержавшись от соблазна и вновь глянув в сторону "Приюта путника".

Образ кровати не замедлил вновь появиться перед глазами — на сей раз, в тысячу раз ярче.

Голова гудела так, будто в ней поселился рассерженный пчелиный рой, а обоняние уловило едва слышимый запах можжевельника, неизвестно, откуда взявшийся в этом пыльном городишке. Я поняла, что больше не могу бороться сама с собой и была вынуждена признать поражение: в конце концов, лучше потерять немного времени и восстановить силы, чем оказаться без сознания на полпути к

* * *

.

-Знаешь, что, — с огромной неохотой пробормотала я, — пожалуй, ты все же оказалась права. Мне действительно стоит отдохнуть.

Руанна моментально просияла — похоже, она и впрямь неподдельно волновалась за меня. Это было приятно. Внезапно она бросилась вперед и крепко-крепко обняла меня; я ахнула от неожиданности, почувствовав, как хрустнули кости под ее напором.

-Конечно, Кассандра! — горячо прошептала она мне на ухо, — даже час глубокого сна полностью преобразит вас и придаст сил. Моя мама всегда говорила: "Сон — это лучшее лекарство от всех тревог и забот".

-Она была мудрой женщиной, — хрипло сказала я, осторожно высвобождаясь из кольца ее рук. Руанна отступила назад и, взглянув на меня сверкающими глазами, отвесила порывистый поклон.

-Огромное спасибо вам за помощь, Кассандра! Клянусь, я не забуду этого, никогда!

Я слабо улыбнулась в ответ, мечтая как можно скорее рухнуть в кровать.

Руанна помедлила, видимо, ожидая моего ответа.

-Будь счастлива, Руанна, — пробормотала я. Девушка с готовностью кивнула, развернулась и поспешила прочь, звонко бросив на ходу:

-Я уверена, что мы встретимся вновь!

* * *

"Приют путника" не отличался особой роскошью, а кровать в наспех снятой комнате, была жесткой, с торчавшей во все стороны из матраса соломой, и тонким шерстяным одеялом, просвечивающим многочисленными дырками. Однако мне это ложе показалось пределом мечтаний — в конце концов, моя койка в Аэдагге была немногим лучше. Сунув сухопарой старухе — владелице "Приюта" — требуемую мзду — две серебрушки — я плотно закрыла дверь, скинула туфли, расшнуровала платье и камнем упала в постель, чувствуя, как долгожданный сон завладевает мной, не жав даже коснуться головой подушки...

* * *

...Раз-два-три. Раз-два-три.

Шаг, другой.

Поворот, поворот.

Поклон.

Раз-два-три. Раз-два-три.

Это бал. Я точно знаю, что это бал. Все вокруг сверкает и переливается разноцветьем пышного убранства огромного танцевального зала, освещаемого тысячами магических светильников. Мимо меня скользят фигуры, я слышу костяные постукивания каблуков и шелест многочисленных платьев. Краем глаза я даже могу видеть неясные фигуры, проносящиеся мимо в танце, больше похожим на завихрения тумана под порывом сильного ветра.

На месте лиц — плотные сгустки сизо-серого дыма.

А кто танцует со мной?

Моя рука — в его руке, другая лежит на его плече, а он держит меня за талию. Я напрягаю все силы, чтобы увидеть хоть что-то передо мной, но вижу лишь неясную, неверную тень.

Шаг, другой, третий.

Раз-два-три. Раз-два-три.

Поворот, поворот.

Поклон.

Звучит неизвестная мне музыка — прекрасная, завораживающая, но и пугающая одновременно; под звук лютней и волынок чей-то чарующий голос поет песню на незнакомом мне языке; мелодия столь невыразимо чудесна, что на мои глаза сами собой наворачиваются слезы и скатываются по щекам.

Музыка моментально стихает, и я чувствую, как чьи-то пальцы касаются моего лица, бережно стирая слезы.

Мы прекращаем наш танец, и фигуры незримых танцоров вокруг одна за одной растворяются в тумане.

-Кто ты? — шепчу я, слово боясь громким голосом спугнуть это видение.

Он молча качает головой — это выглядит, как резкие движения тени в ряби воды.

-Я знаю тебя?

Будто бы что-то знакомое чудится в его фигуре.

-Или нет?

Внезапно я чувствую, как обе его руки ложатся мне на плечи.

-Как прекрасен лик твой, озаренный светом луны.

Я знаю этот голос?

Сердце подпрыгивает и пускается в бешеную пляску, заставляя тело дрожать, а колени — безвольно подгибаться. По телу волнами растекается непередаваемо-сладкая муть.

Что со мной происходит?

Он мягко, но настойчиво притягивает меня к себе, и я чувствую прикосновение его губ к своим.

Прямо передо мной вспыхивают два ослепительно-синих огня.

Синеглазый?!

* * *

Захлебнувшись застрявшим в горле криком, я резко открыла глаза, почти оглохнув от безумного грохота сердца, эхом отдающегося в ушах. Мгновения мне хватило, чтобы согнать с себя наваждение, унять неистовое биение сердца и осознать, что поцелуй мне вовсе не привиделся.

Только вместо Синеглазого в мои губы впилась... Руанна.

Она нависала над лежащей на спине мной, крепко прижимая мои запястья к матрацу и вдавливая коленями мои ноги в кровать. Глаза девушки сверкали во вздохе от моего лица, а рот плотно закрывал мой, не давая толком глотнуть воздуха. От Руанны волнами исходил жар, смешанный с сильнейшим ароматом можжевельника, а сама девушка прерывисто дышала, сосредоточенно вжимая меня в кровать.

Что за Хэллева напасть?!

Глухо вскрикнув, я принялась изо всех сил извиваться под ее стальной хваткой. Бесполезно: хрупкая на первый взгляд девушка превратилась в неподъемную ношу; с таким же успехом я могла пытаться скинуть с себя набийского далира

* * *

* * *

.

Мои усилия не прошли незамеченными: скосив глаза, Руанна нахмурилась и усилила напор, не давая мне сдвинуться ни на йоту.

Что на нее нашло?!

У меня не было времени разбираться или задавать вопросы; я бешено сопротивлялась, пытаясь всеми силами отвоевать хотя бы крошечный кусочек пространства, дабы сбросить с себя свою недавнюю попутчицу. Руанна пресекала все мои попытки вырваться, хмурясь и что-то нечленораздельно мыча.

Слегка устав от бесплодных усилий, я прикрыла глаза, лихорадочно соображая.

Неужели я, Мелиан Дикая Кошка, в одиночку расправившаяся с двумя опаснейшими пиратами, не в состоянии совладать с какой-то тщедушной девицей?

Внезапно я почувствовала, что хватка Руанны будто бы немного ослабла: наверное, почувствовав, как я расслабилась, она решила, что я сдалась. Похоже, пришла пора действовать!

Не открывая глаз, я резко дернулась вверх, запрокинув голову назад, и с силой бодая воздух. Нанесенный вслепую, удар нашел цель — мой лоб больно врезался во что-то, отозвавшееся хрустом; в то же мгновение мои руки оказались на свободе.

Открыв глаза, я увидела, что Руанна сидит на моих ногах, с утробным стоном закрывая ладонями лицо и с ненавистью глядя на меня. На ее колени аккуратно струилась кровь: похоже, что я сломала ей нос.

Не теряя времени даром, я стремительно повернулась на бок, подтянула колени к груди и пнула девицу в живот, швырнув ее на пол. Она упала на доски, быстро откатившись к стене.

Я села и начала растирать ноющие запястья.

-Я не знаю, какого Хэлля ты творишь, — холодно сказала я, наблюдая, как Руанна медленно поднимается на четвереньки, пачкая пол алыми каплями, — но я не думаю, чтобы давала тебе повод так с собой обращаться. Что с тобой происходит?

Внезапно девушка мелко затряслась, и я с изумлением поняла, что, несмотря на свое состояние, она еле слышно смеется.

-А ты сильная, — произнесла она своим звонким голоском, — похоже, что я немного просчиталась, и с тобой придется повозиться.

-Что ты несешь? — скорее, от неожиданности, чем от ярости, рявкнула я.

Все так же неторопливо, будто любуясь собой, Руанна поднялась на ноги. На ее лицо было страшно взглянуть — не знаю, как у меня так вышло, но на месте носа зияла открытая рана с торчащими оттуда лохмотьями мяса и белыми обломками костей. Несмотря на ужасный вид, было похоже, что она не причиняла девушке особого беспокойства — Руанна с хрустом потянулась и шагнула ко мне.

Ничего не понимая, я отпрянула, готовясь в любое мгновение спрыгнуть на пол.

Окровавленные пальцы девушки легли на спинку кровати.

-Зря ты настаивала, чтобы я следовала за тобой, — вкрадчиво сказала она, странно склоняя голову набок. Белокурые пряди змеями упали на скомканное покрывало, и я отстраненно подумала, что не удивлюсь, если они сейчас поползут ко мне, — хотя чего уж там, ты не знала...

-О чем?

Руанна вновь тихо рассмеялась, и мне захотелось вырвать ей язык, лишь бы не слышать этого мерзкого смешка.

-Я не буду распинаться тут перед тобой, — промурлыкала она, — к чему тратить время, когда уже все решено?

-Я закричу, если ты сделаешь хотя бы шаг в мою сторону, — предупредила я, стараясь говорить как можно более спокойным голосом.

-Тебя никто не услышит, — хихикнула девушка, — все, что происходит в этой комнате, останется здесь... Пока я не разрешу.

-Хэллево отродье, — прошипела я сквозь зубы. Руанна безразлично пожала плечами и вдруг, не давая мне опомниться, кинулась вперед, по-звериному выставив перед собой руки и метя мне в лицо. Я едва успела увернуться, упав на пол и отшатнувшись от кровати.

Тут меня осенило.

Где-то рядом лежит моя сумка.

А в сумке — кинжал, купленный в Корниэлле.

Осталось только ее найти.

Я отвлеклась на мгновение, пытаясь оглядеться, и упустила тот момент, когда Руанна вновь прыгнула в мою сторону, швырнув на пол и вцепившись руками в горло.

-Мне было приятно познакомиться с тобой, Кассандра! — ласково пропела она мне на ухо, стискивая пальцы.

Отбиваясь изо всех сил, я судорожно глотала воздух, захлебываясь в нетерпимом аромате можжевельника и чувствуя, как жизнь, капля за каплей, выдавливается из меня.

Свет вокруг начал постепенно меркнуть.

*ордол — животное, похожее на крупного кабана, покрытого жесткой черной щетиной. От кабана отличается раздвоенным пятаком и небольшими рожками у самых ушей;

**предмет народного промысла княжества Хайянь — фарфоровые фигурки с непрерывно качающимися, как маятник, головками. Обычно изготавливаются в виде мелких божков, приносящих удачу, а также животных и птиц; преимущественно собак, кошек, лисиц и сов;

* * *

Храм Молчания — главный храм Белой Девы Хайяня;

* * *

в штиль речные суда приводятся в движение ножными колесами — широкими деревянными колесами с лопастями, спрятанными внутри судна. Внутрь колеса помещается пара человек, которые, при помощи быстрого бега, приводят заставляют колеса вращаться;

* * *

*Мидаха — богиня ночь в коннемарском пантеоне;

* * *

**далир — крупное пресноводное пресмыкающееся, напоминающее гавиала, только с шестью парами лап и более широкой пастью.

Глава 16.

* * *

В непроглядной тьме, обступавшей меня, то тут, то там мелькали багровые сполохи. "Словно гроза над океаном", — отстраненно подумала я.

Сожаления не было. Было лишь осознание того, что, похоже, моему поиску суждено оборваться вот так — бессмысленно и глупо.

Что ждет меня там, за порогом? Вечное блаженство в Пресветлом чертоге Лиара? Хотелось бы верить, да только я далеко не праведница, да и в Лиара не верю.

Очередной оборот Колеса Перерождения?* Было бы неплохо, но не хотелось бы очнуться в новом теле и начинать жизнь с чистого листа, отринув все, что я знаю и о чем мечтаю сейчас.

Острова Счастья? Вечное небо Великой Степи?**

Дышать стало легче. Ощущение тисков, сжимающих шею, пропало. "Похоже, что я и впрямь умерла — все мучения остались в том мире", — мелькнула мысль, и я поразилась той холодной безразличности, с которой я ее восприняла

Тут что-то будто бы толкнуло меня под ребра. Острая боль, отозвавшаяся где-то рядом с сердцем, слегка притупила ощущение нереальности и дала почувствовать собственное тело вновь.

Неужели еще не конец?

Тьма начала рассеиваться — медленно и неохотно отползая. Жадно глотая воздух, я постепенно начала чувствовать, как жизнь вновь разливается по телу — толчками, вместе с потоками крови, разносимой сердцем, распространяя тепло и вселяя надежду.

Что же произошло? Неужели Руанна одумалась и отпустила меня?

Тело еще плохо повиновалось мне, и пришлось сделать некоторое усилие, чтобы поднять веки. Свет больно обжег глаза, и, отчего-то испугавшись, я надрывно закашлялась, инстинктивно скорчившись и схватившись за горло.

-Тебе повезло, что она жива, тварь! — услышала я донельзя знакомый голос. Сощурившись и неуклюже смахивая со слезящихся от кашля глаз пелену плохо слушающимися пальцами, я с трудом повернула голову на источник звука. Шея была ватная, и на несколько мгновений я всерьез испугалась, что она может переломиться.

-О хайлэ, капитан.

Прямо передо мной стоял Коннар, загораживая меня своей массивной фигурой. Кое-как проморгавшись от дымки слез, я разглядела длинные черные волосы, неаккуратными прядями облепившие блестящие от пота плечи, широкую спину и запыленные штаны, заправленные в сапоги. Все это подрагивало отдельными деталями и плыло в глазах, никак не желая складываться в полноценную картину.

Северянин даже не повернул головы на мой голос. Он сделал резкое движение руками, перехватывая стремительно бросившееся на него что-то, а затем слегка отклонился назад, с явным усилием удерживая какую-то извивающуюся тень. Сначала я не поняла, что именно происходит, однако спустя несколько ударов сердца окружающие предметы приобрели более отчетливые очертания, и я различила Руанну, с перекошенным лицом и растрепанными волосами, рвущуюся ко мне, и бывшего капитана ранаханнской стражи, пытающегося совладать с ней. Диковинное было зрелище: хрупкая светловолосая девушка раз за разом бросалась вперед, оскалив зубы и судорожно царапая скрюченными пальцами воздух, и огромный, как скала, северянин, с заметным трудом ловящий ее и пытающийся удержать на месте, не подпуская к кровати, на которой бессильно лежала я. Руанна была словно обмазана маслом, и все попытки Коннара скрутить ее оставались бесплодными.

Поймав мой взгляд, девушка сморщилась, будто проглотив ягоду браженики*, и свистяще прошипела:

-Я еще доберусь до тебя! Мне никто не сможет помешать! Не упущу такой лакомый кусок!

-Заткнись, тварь! — взревел Коннар, с видимым усилием удерживая ее за длинные волосы. В какой-то момент мне даже показалось, что белокурые пряди моей мучительницы сами обвились вокруг его руки, как древесные змеи.

Руанна скосила на него глаза и тоненько захихикала; я вздрогнула, вновь услышав этот жутковатый звук, и горло отозвалось саднящей болью.

-Как вовремя ты появился, северянин! Я чую на тебе кровь своих сестер; ты уверен, что сможешь одолеть меня, если не справился тогда с ними?

Каких еще сестер? Они что, знакомы?!

-Ты не учла одного... — на удивление спокойным голосом сказал наемник, вставая вполоборота ко мне и медленно накручивая ее волосы на руку. Руанна зарычала, упираясь ладонями в его широкую грудь и пытаясь вырваться.

-Плохое решение — идти за ней, — задыхаясь, захрипела она, — когда по пятам следует тьма междумирья, она может прихватить еще и...

-Ты не учла одного, — теперь низкий голос северянина раскатисто прогремел под низким потолком комнаты, — я уже давно не тот юнец, что попался твоим сестрам!

С этими словами он с усилием дернул на себя пряди, а другой рукой плотно обхватил Руанну за шею и одним резким движением дернул вправо.

Раздался неприятный хруст, и тело девушки обмякло. Наемник отступил назад, брезгливо бросив его на пол.

В комнате ярко вспыхнул можжевеловый аромат и тут же угас, словно рассеявшись стремительным порывом ветра. Не глядя в мою сторону, Коннар принялся не спеша отряхивать руки, словно счищая с них какую-то липкую гадость.

Впрочем, от меня не укрылись его глаза — покрасневшие, с лопнувшими прожилками. Что же это — неужели он меня касался?

-Спасибо, — с трудом переборов боль в горле и собственную гордость, тихо сказала я, — как ты тут очутился?

Северянин мельком взглянул на меня и с деланным — как мне показалось — безразличием пожал плечами:

-Когда наемнику возвращают его клятву, он обретает свободу. Свободу от желаний и приказов хозяина, но не от собственной совести. Она не позволила мне оставить тебя, зная, что ты отправишься в ту долину.

Я глубоко вздохнула, массируя пострадавшее горло, и села, подтянув колени к подбородку. Голова кружилась, но не так сильно, как прежде, и сознание постепенно обретало ясность.

-Ты следовал за мной? — заранее зная ответ, уточнила я.

-Загнал двух драконидов, — с горькой усмешкой сказал бывший капитан, — путь посуху до этой дыры куда длиннее, и в город я въехал, когда уже был день. Я не видел, куда ты направилась, зато разглядел эту кшайсу, которая карабкалась по стена прямиком к твоему окну.

Он поддел тело Руанны кончиком сапога, и оно неожиданно легко перекатилось на спину, издав едва слышный шелест, словно наемник разворошил кучу сухих листьев. Я вздрогнула, но отвернуться не успела, и моим глазам предстало лицо моей бывшей попутчицы. Оно уже с трудом поддавалось узнаванию: кожа на черепе натягивалась почти на глазах, будто невидимая рука стягивала ее на затылке. Кое-где зазмеились трещины, обнажающие розоватую плоть, а белки глаз стали вываливаться из орбит.

-Ты знала, что кшайсы могут взбираться по стенам, почти как оборотни? — безразличным тоном спросил Коннар, вынимая из-за пояса кинжал и легонько касаясь кончиком лица Руанны. Туго натянутая кожа лопнула от его касания, и на пол брызнула белесая, как простокваша, жидкость.

-Убери ее! — услышала со стороны я свой собственный крик. К горлу подкатила тошнота, обжигая гортань, и я порывисто отвернулась к окну.

Кровать подо мной дрогнула и со скрипом приподнялась, а затем опустилась, издав приглушенный стук.

-Можешь поворачиваться, — услышала я голос наемника. Нехотя подчинившись, я увидела, как он стоит, аккуратно укладывая прикроватный коврик на прежнее место. Видимо, заметив движение с моей стороны, он выпрямился во весь свой исполинский рост и невесело усмехнулся. Глаза его при этом хранили колючее, недоброе выражение, однако где-то в их глубине я увидела отблеск тщательно скрываемого беспокойства.

-Кшайсы имеют свойство быстро истаивать после смерти, — сообщил он, кивая на кровать, — очень скоро здесь останется груда костей.

-Что такое кшайсы? — вопрос сам собой сорвался с языка. Меня все еще лихорадило от стремительно развернувшихся событий, а мысль о том, что своим спасением я обязана северянину, которого совсем недавно сама же и прогнала, ледяными шипами впивалась в сердце.

Коннар покачал головой, глядя на меня с насмешливой укоризной.

-И это спрашивает Дикая Кошка — та, что похвалялась своими подвигами и приключениями?

-Я сейчас вцеплюсь тебе в глотку, — не выдержав, прошипела я, с ненавистью глядя на него. Знакомое раздражение, смешанное с гневом, заклокотало внутри, как ни странно, успокоив меня.

Северянин усмехнулся еще шире, помолчал мгновение и вдруг неожиданно серьезно заговорил:

-Кшайсы — твари, что любят прикидываться людьми, завлекать доверчивых бедолаг в укромное место и высасывать жизнь.

Он бросил быстрый взгляд на кровать, хрустнул пальцами и продолжил:

-Обычно они подгадывают момент, чтобы остаться с тобой наедине, усыпляют и обездвиживают, а затем просовывают язык — а он у них очень длинный — тебе в глотку, чтобы впиться в сердце. Если им это удается, то можешь готовиться к встрече с Финнаром

* * *

— пары мгновений кшайсе хватит, чтобы высосать твою жизнь.

Я почувствовала накатившую волну озноба и обхватила себя руками за плечи, подвинувшись подальше от края кровати.

-Ты уже встречался с кшайсами, — скорее, уточнила, чем спросила я. Северянин скривился и сплюнул в сторону, пробормотав какое-то проклятие.

-Встречался, — сухо сказал он, — не знаю, как эта тварь прознала про это. Это случилось после праздника Посвящения — когда тебе впервые дают хлебнуть пшеничного пива и попробовтаь женщину. Мне было пятнадцать. Две кшайсы пробрались в наш поселок и прикинулись заблудившимися путницами. Попросили провести их к какому-то дому, затащили в переулок и... Не знаю, как они это делают, только мои крики оставались без ответа, хотя кричал я громко.

Я понимающе кивнула, вспомнив слова Руанны о том, что никто меня не услышит, пока она сама того не позволит.

-Поганый язык одной уже бился у меня во рту, как полудохлая рыба, когда мой дядя, каким-то чудом оказавшийся в том переулке, снес кшайсе голову, а вторую окунул в сугроб и держал там так долго, пока она не сдохла. Потом дядя сказал, что они боятся воды, — по перевернувшемуся лицу Коннара было видно, что эти воспоминания не доставляют ему никакого удовольствия, но меня это мало волновало. Минувшие события постепенно обретали смысл и складывались в малоутешительную картину.

-Они боятся воды, — задумчиво повторила я, — так вот почему Руанна так не хотела плыть на айоле. Серебро они, похоже, тоже недолюбливают, — добавила я мгновение спустя, вспомнив эпизод с монетками. Северянин дернул плечом.

-Я не пытался расплатиться с ними, — саркастически сказал он, но я перебила его:

-Ты сразу понял, что Руанна — это кшайса, и именно поэтому последовал за мной?

Уж не знаю, почему, но ответ на этот вопрос мне было очень важно получить.

В течение нескольких ударов сердца Коннар буравил меня пытливым взглядом, затем шумно вздохнул, словно решившись, и негромко произнес:

-Когда наемнику возвращают его клятву, он волен следовать, куда ему угодно. Я же не мог оставить одну безрассудную девчонку, что очертя голову бросается навстречу опасностям, ибо, пусть она и отвергла мою защиту, я бы не смог простить себе, если бы с ней что-то произошло.

Он замолчал, угрюмо глядя мне в лицо. Я же растеряла все слова, потрясенно глядя на него снизу вверх и не представляя, что ответить на подобное заявление.

Коннар невольно пришел мне на помощь.

-Так что, если надумаешь и дальше искать неприятностей на свою хорошенькую головку, то знай — я всегда буду неподалеку, даже если тебе этого не хочется.

Я стиснула края покрывала. Мне очень не нравилось то, что северянин посягает на запретную территорию и пытается устанавливать свои правила, однако я не могла не признать то, что без него мне вряд ли удалось так быстро отделаться от кшайсы.

Если бы удалось вообще.

-Ты прав, — повторяя его интонации, сказала я, степенно складывая ладони на коленях. Наверное, со стороны это выглядело, как невинная пастушка, заговорившая со случайным прохожим, — мне совсем не нравится перспектива ощущать твои шаги за своей спиной и высматривать в любой тени твой силуэт, — невеселая усмешка скользнула по лицу северянина, но я невозмутимо продолжила:

-Именно поэтому я и хочу, чтобы дальнейший путь мы продолжали вместе. Как и раньше.

Наемник моргнул, и я отстраненно подумала, что впервые вижу столь ярко выраженное изумление на его лице. Это позабавило и придало сил.

-Впрочем, я не буду связывать тебя узами клятв, и ты имеешь полное право покинуть меня в любой момент, — весело сказала я, впервые за весь день искренне улыбаясь.

Коннар с шумом выдохнул и запустил пальцы в черную гриву волос. В его глазах, устремленных на меня, росло и крепло недоверие.

Я безмятежно улыбалась, чувствуя, как истаивает тяжелейший груз, давивший на плечи. Под сердцем разливалось теплое умиротворение, словно все встало на свои места.

-Будь по-твоему, — отрывисто сказал наемник, — в таком случае будь добра поторопиться — ты ведь все еще хочешь успеть в свой монастырь? Собирайся и спускайся вниз — я буду ждать тебя у входа в эту дыру.

Резкий порыв воздуха, взметнувшийся от хлопка двери, закрывшейся за наемником, приятно охладил мое лицо. Пошатываясь (голова все еще неприятно кружилась), я встала с кровати и принялась зашнуровывать платье чуть дрожащими пальцами.

Я не знала, что ждало нас впереди. Однако судьба столь настойчиво скрещивала наши с северянином пути вновь и вновь, что дальше это было игнорировать просто нельзя. Именно поэтому я твердо решила идти дальше рядом с Коннаром — идти, покуда мы не достигнем той самой точки, ради достижения которой нас и свело вместе.

* * *

Солнце уже перевалило через зенит, когда мы выехали на дорогу, мощеную крупными булыжниками, и во весь опор помчались к долине реки Гаас. Я сидела боком в старом, вытертом седле, и это не доставляло мне никакого удовольствия: длинная юбка постоянно цеплялась за шипастую спину драконида, а ноги безвольно висели над дорогой, отчего мне казалось, что я вот-вот соскользну в дорожную пыль.

Капитан скакал впереди, иногда оборачиваясь и бросая на меня ничего не выражающие взгляды. От этого мне начинало казаться, что он лишний раз пытается удостовериться, не свернула ли я куда-нибудь и не исчезла ли, подобно мороку.

Дракониды, наспех купленные северянином у драконюхов в Миртоне, производили достоточно жалкое впечатление, однако выбирать было не из чего, и оставалось только надеяться, что они выдержат безумную гонку со временем и дотянут до тропы пилигримов прежде, чем издохнуть.

Широкую дорогу, извивающуюся меж невысоких холмов, поросших кудрявым сибаем

* * *

, нельзя было назвать безлюдной. По ее обочинам были разбросаны крохотные поселения, порой даже не нанесенные на карту, с которой я кропотливо сверялась. Пару раз мы останавливались ненадолго то в одном, то в другом, дабы дать небольшой отдых измученным драконидам и перехватить что-нибудь съестное. Конечно, еда не отличалась особым вкусом или изысканностью, но она неплохо утоляла голод и придавала сил. К сожалению, обменять наших доходяг на что-то, более вразумительное, так и не удалось.

То и дело нам попадались небольшие торговые повозки, странствующие храмовники в синих балахонах — служители морского бога Аманта (наверное, сейчас у них тоже наступила пора паломничества), группки бродячих музыкантов... Один раз нас даже обогнала подпрыгивающая на ухабах двуколка, запряженная двумя существами странного вида. Они были похожи на драконидов, но с гладкими темно-коричневыми шкурами, блестевшей на солнце, и вытянутыми мордами.

Я вытянула шею, силясь разглядеть их получше, но двуколка мчалась слишком быстро, и вскоре они уже скрылись за поворотом. Заметив это, Коннар притормозил своего драконида и, поравнявшись со мной, зычно крикнул, перекрывая цокот когтей по булыжникам:

-Это лошади!

-Кто? — я досадливо опустилась в седло, с сожалением бросив попытки разглядеть диковинную упряжку. Северянин снисходительно посмотрел на меня и объяснил:

-На них обычно ездят кровососы, дракониды их к себе не подпускают. Их разводят в вампирских замках, так что, похоже, один из таких где-то здесь, неподалеку.

-Никогда не слышала о лошадях, — удивленно проговорила я, искоса разглядывая своего спутника. Его лицо ничего не выражало, но то неудовольствие и пренебрежение, с которым он отозвался о вампирах, свидетельствовало о том, что в прошлом у него с ними был не очень приятный опыт общения.

Коннар пожал плечами, но от язвительных комментариев, вопреки моим ожиданиям, воздержался, и, пришпорив драконида, вновь пристроился впереди.

Я задумчиво смотрела на его широкую спину, покрытую темными полосами пыли и пота.

В "Трактате о вампирах" я не встретила ни единого упоминания о лошадях. Странно, что магистр Синтар, столь живо интересующийся вампирской темой, упустил эту деталь.

Впрочем, помимо этого, мне было, о чем подумать. Из головы никак не шел образ кшайсы Руанны, и раз за разом перед глазами невольно возникало зыбкое видение — груда костей, медленно покрывающаяся слоем пыли в сумраке подкроватного пространства. Но не только это вызывало слабую дрожь — в ушах все еще звенел голос Руанны, имеющий мало общего с человеческим.

"Тьма междумирья следует по ее пятам", — сказала она обо мне, и я начала запоздало жалеть, что наемник так скоро покончил с ней, не дав договорить. Что она имела в виду? Может быть, это смогло бы объяснить странные видения и сны, мучающие меня в последнее время? Смогло бы хоть частично помочь мне разобраться со всей той хэллевщиной, что творилась вокруг меня?

А вдруг...

Я почувствовала, как закружилась голова, и крепко сжала поводья, чтобы не очутиться под когтями драконида.

Вдруг Руанна смогла бы объяснить мне, кто такой Синеглазый и почему он преследует меня?

* * *

Мы достигли реки Гаас — широкой протоки, катящей клокочущие волны сквозь широкую, выгнутую как глиняное блюдце долину — когда солнце уже приобрело вечерний золотистый оттенок, и окрасило кромки редких деревьев в багряный цвет. Вечер был совсем близко, и на востоке уже замерцали первые звезды.

Донован не обманул нас, когда рассказывал об аванпостах. Две грубо сколоченные вышки с приплюснутыми караульными строениями у самых оснований сразу бросились в глаза, когда мы въехали в долину. Они темнели по левую руку от нас, возвышаясь по обе стороны едва заметной тропы, уходящей на юго-запад, в сторону шумевшего вдалеке леса.

Коннар знаком показал спешиться и первый остановил тяжело дышащего драконида, спрыгнув на землю. Я последовала его примеру, и отошла в сторону, дав возможность северянину накормить животных припасенными лентами вяленого мяса.

-Знаешь, Кошка, что странно? — не поворачивая головы, спросил наемник, похлопывая жадно глотающего еду драконида по боку.

-Что? — рассеянно спросила я, с удовольствием разминая ноги, прохаживаясь взад-вперед по мягкой траве. Туфли мгновенно стали влажными от обильной предвечерней росы, но ощущение прохлады было приятным.

Коннар щелкнул по плоскому носу скакуна, попытавшегося ухватить его за пальцы, крепко взял драконидов под уздцы и ткнул рукой в сторону аванпостов.

-Огонь не горит, голоса не слышны. У меня такое ощущение, что там вообще никого нет.

Я вгляделась и была вынуждена признать его правоту. Вышки и впрямь производили впечатление нежилых, что шло вразрез с рассказами и предупреждениями карлика-картографа.

-Ерунда какая-то, — скорее, для себя, чем для наемника, пробормотала я, — какой смысл покидать это место, если местные жители постоянно ждут опасность со стороны тропы?

-У меня тот же вопрос, — мрачно сказал наемник, — либо недоросток попытался одурачить нас своими россказнями, либо опасность преувеличена, и охрану уже давно не выставляют. Чего-то подобного я и ожидал... Оставайся тут. Я посмотрю, что там к чему.

Он обнажил короткий меч и, держа его наготове перед собой, двинулся в сторону аванпостов, ведя следом драконидов. Мне оставалось только держаться на почтительном расстоянии и ждать.

* * *

-Шар'ракх!

Это было первое слово, с которым Коннар вышел из второй караульной. Дракониды, привязанные к железным кольцам на стене, устало покосились на него, а я уточнила:

-Что случилось?

-В том-то и дело, что ничего!

Наемник вновь выругался — на сей раз, на неизвестном мне наречии, тяжело опустился на порог, и угрюмо уставился на меня.

-Похоже, что, если стражу когда-то и выставляли здесь, то давно уже забросили это дело. Везде слой пыли толщиной в ладонь, оружия нет, следов — тоже, а единственные, кто тут живет — крысы и эккцеты.

Я пожала плечами. С одной стороны, отсутствие стражников вызывало недоумение, с другой — избавляло от множества проблем. Теперь, по крайней мере, нам не придется объясняться ни с кем, когда мы двинемся по запретной тропе. Впрочем, Донован упоминал еще и об аванпостах на самой тропе; интересно, с ними дело обстоит так же?

-Ты думаешь, там кто-то будет оставаться, если отсюда все ушли? — презрительно спросил Коннар, когда я задала ему этот вопрос, — сильно сомневаюсь. Скорее всего, эти деревенские дурни, устав ждать нападения, попросту свернули все свои пожитки и убрались подобру-поздорову. Судя по обстановке внутри, мы первые, кто перешагнул порог этих лачуг, за последние три года.

-Значит, как минимум, последние три года здесь ничего не происходило, и со стороны шахтерского поселка никто не пытался прорваться, так? — нетерпеливо подытожила я. Наемник замолчал и недоверчиво посмотрел на меня, будто ожидая подвоха. Не дождавшись, он медленно склонил голову, словно соглашаясь со мной, но при этом терзаясь какими-то внутренними сомнениями.

Я обошла вокруг караульных, проводя ладонью по шершавым стенам, сложенным из потемневших от времени бревен. Узкие окна, затянутые покрывшимися плесенью промасленными тряпками, придавали строениям вид уставших от жизни стариков, согнувшихся к земле под тяжестью прожитых лет. Северянин неотрывно следил за мной, но попыток встать с порога не предпринимал.

-Значит, так, — решила я, — задерживаться здесь не имеет никакого смысла. Времени у нас очень мало, а это значит, что трогаться в путь нужно незамедлительно!

Коннар недобро усмехнулся, выразительно посмотрел на потемневшее небо, затем — на тяжело, с присвистом, дышащих драконидов. Я ждала, внутренне собравшись для словесного поединка, скрестив руки на груди и сощурив глаза.

И дождалась.

-Ты предлагаешь отправляться в ночь. Когда ни один разумный путник не поедет по незнакомой дороге. На смертельно уставших драконидах. Через шахтерский посёлок, о котором ходят не самые обнадеживающие слухи, — издевательским тоном, от которого внутри меня все перевернулось, перечислил Коннар, — преклоняюсь перед твоим разумным планом, Кошка.

-Мы не можем ждать до рассвета! — перебила я, чувствуя, как голос начинает вибрировать от ярости.

-Лучше подождать до рассвета, чем сгинуть на зубах у какой-то неведомой твари! — повысил голос наемник и начал неторопливо подниматься, возвышаясь надо мной гигантским пещерным медведем. Я опасливо сделала шаг назад, но продолжала твердо стоять на своем:

-Малейшее мгновение промедления — и мы окажемся у закрытых ворот монастыря!

-Лучше переждать ночь и нагнать упущенное время быстрой ездой!

Рассудок подсказывал мне, что северянин прав. Но это был именно тот случай, когда я нутром чуяла, что сейчас лучше поступить по-моему, поэтому упрямо помотала головой. Коннар взъярился, и я почти увидела, как бешено загорелись его глаза:

-Я останусь у драконидов и не дам тебе отвязать их!

-Тогда я отправлюсь пешком! — гневно прорычала я, — и тебе не останется ничего другого, кроме как последовать за мной! Ведь именно это и был твой выбор, когда ты отправлялся из Корниэлля, не так ли?

-Нойта

* * *

*! — рявкнул северянин, надвигаясь на меня. Отшатнувшись, я в который раз мысленно поблагодарила Кристиана.

-Сатайред

* * *

**!

Это ругательство само всплыло на языке, заставив живо вспомнить, как детстве я схлопотала за него пощечину от матери, не гнушавшейся крепких словечек.

Наемник скрипнул зубами, окинув меня сумрачным взглядом, до краев полным отчаянной тоски.

Я ждала, сжав губы и тяжело дыша.

-Драконидов надо напоить и искупать, — сквозь зубы процедил северянин, — иначе они падут на середине дороги. Ты дашь мне время хотя бы на это?

Победа была на моей стороне. Тем не менее, накатила страшная усталость, словно мы только что скрестили реальные, а не словесные мечи.

Я молча махнула рукой. Думаю, это не займет много времени, а у меня как раз будет возможность сменить наряд — вряд ли это получится сделать в пути, да и провоцировать лишний раз бывшего капитана ранаханнской гвардии не хотелось.

-Я буду в караульной, — тихо сказала я.

Коннар небрежно кивнул и принялся отвязывать скакунов, позвякивая уздой. На третьем ударе сердца он остановился, вспомнив что-то, и сухо сказал:

-Поищи кремень и что-нибудь, из чего можно было бы сделать факел. Свет в дороге нам не помешает, да и почти вся нечисть боится огня.

-Я надеюсь, что мы никого не встретим, — импульсивно возразила я.

-Мне бы тоже хотелось на это надеяться, — бесстрастно сказал наемник, — но те люди пропали не просто так, да и драконицу кто-то все же покалечил. Аванпосты стоят здесь, значит, истина в словах недоростка есть. Помни об этом.

После этих слов он потянул за собой драконидов и размашистым шагом направился к реке.

* * *

Я сосредоточенно обматывала длинный отрез эластичной материи вокруг груди. Мужские штаны свободно болтались вокруг ног, но это легко маскировалось тяжелыми сапогами, туго зашнурованными на лодыжках. К сожалению, караульная не располагала такой роскошью, как зеркало и магические светильники, и проверить тщательность своей работы по перевоплощению было невозможно. Оставалось полагаться на собственное умение, да на мнение наемника, когда я закончу маскарад и покажусь ему.

Закончив обмотку и аккуратно завязав концы ткани, я натянула рубашку и осталась довольна — показалось, что она села почти как влитая. Заткнув за пояс корниэльский кинжал и пройдясь по узкому помещению взад-вперед, стараясь делать походку по-мужски широкой, я принялась искать то, что попросил Коннар.

Обстановка караульной не отличалась излишеством. Кособокий стол, две лавки по стенам, явно использующиеся и для сидения, и для сна, широкая полка над окном. Пошарив на ней, я спугнула недовольно запищавшую крысу, с шипением оскалившуюся на меня. Кроме нее, на полке обнаружился только ворох каких-то полусгнивших от сырости пергаментов, и я поспешила убрать руку. В остальном же, кроме пыли и груды мелких костей — не то крысиных, не то птичьих — в караульной ничего не обнаружилось. Попытавшись проникнуть в сторожевую вышку, я также потерпела неудачу — входная дверь была наглухо заколочена.

Во второй караульной мне повезло больше — под одной из лавок я нашла три крохотных осколка кремня, а на столе — глиняную миску с воткнутым в нее огарком свечи, а также небольшой кувшин с чудом сохранившейся на дне лужицей прогорклого масла, покрытого бугорками дохлых мух. Дело оставалось за малым.

На факелы я без сожаления решила пустить нижнюю юбку от платья. В конце концов, вряд ли оно мне еще пригодится, так что пусть сослужит последнюю службу.

Однако все мои попытки разорвать ее успехом не увенчались — ткань была хоть и тонкая, но на удивление прочная. Ее даже не взял мой кинжал, и мне не оставалось ничего другого, как обратиться с этой просьбой к наемнику.

Он подошел к караульным именно в тот момент, когда я с юбкой наперевес вышла на крыльцо. Холодный свет месяца высеребрил его мокрые волосы и замерцал в капельках воды на голых плечах, когда северянин подошел поближе, и я мельком пожалела, что не искупалась сама. Впрочем, мы и так потратили слишком много времени.

-Думаю, дракониды доберутся до тропы пилигримов, — заметив меня, сказал северянин, — не ручаюсь за их скорость, но дух они перевели, и это уже хорошо. Ты нашла что-нибудь?

Я молча протянула ему кремни, масло и злополучную юбку. Наемник повертел их в руках и одобрительно хмыкнул:

-Ну, хотя бы что-то. Думаю, с этим мы сможем протянуть ночь.

Оставив меня приглядывать за драконидами, северянин растворился в ночной тьме, а я присела на порог караульной и бездумно уставилась на колышущееся море травы, устилающее долину реки. Со стороны Гаас веяло влажной прохладой и раздавался мерный плеск воды, омывающей мелкую гальку. На какой-то момент я показалась самой себе очень одинокой, оторванной от всего мира и заброшенной куда-то вглубь времен, когда по материкам еще ходили дикие дракониды, а человечество не знало о Драконе...

Эти мысли, сам того не желая, прервал наемник, бесшумно вынырнувший из ночи с ворохом сучковатых палок в руках.

-Это подойдет, — немногословно сказал он, швыряя свою ношу на землю рядом с караульной. Растянув мою многострадальную юбку, он с едва уловимым усилием развел руки, и та с треском порвалась пополам. Проделав эту операцию несколько раз, он передал мне длинные полосы из ткани, с торчащими во все стороны нитками, взял две и тщательно промазал их неприятно пахнущим маслом.

-Надеюсь, оно еще сохранило способность гореть, — пробормотал он, поочередно обматывая полосы вокруг концов двух палок. Я безмолвно пожала плечами.

Положив импровизированные факелы на ступени, Коннар принялся с усилием ударять кремнями друг о друга, и я испугалась, что он может по неосторожности раскрошить их. Однако, по всей видимости, наемник хорошо знал свое дело, и через несколько десятков мгновений на промасленную ткань упали первые искры...

...Когда факелы разгорелись, выхватив вокруг себя приличный круг света, Коннар воткнул один в землю, а второй поднял перед собой, пристально глядя на меня. В золотисто-оранжевых отсветах огня его угрюмое лицо казалось высеченным из камня, и напоминало погребальную маску великих вождей кочевников.

-Я смотрю, ты тоже не теряла времени даром, Кошка, — вдруг громко произнес он, застигнув меня врасплох.

-А... Да, — я вдруг вспомнила, что так и не рассказала ему о своем маскараде. Вскочив с места, я повернулась на месте, — что скажешь, могут меня в этом наряде принять за мужчину?

Коннар насмешливо фыркнул:

-Только за очень женственного. Даже евнухи при дворе Хайсора такими не были. Клянусь богами Амальганны, Кошка, ты не проведешь и слепого!

Я удрученно опустила голову. Неужели все зря, и теперь придется придумывать другой план?

-Что именно не так? — попыталась допытаться я. Коннар криво усмехнулся и обошел вокруг меня, беззастенчиво разглядывая с головы до ног. Мне это не понравилось, но на сей раз пришлось стиснуть зубы и терпеть.

-Если не обращать внимание на волосы и голос, — подытожил наемник, — то за юнца-девственника ты еще сможешь сойти. Волосы можно обрезать, а вот голос...

Я испуганно схватилась за волосы, свисающие до середины спины. Отрезать их не хотелось ни в коем случае, и я планировала спрятать их под шляпой или платком, но что-то подсказывало мне, что эту идею северянин не одобрит.

Так и случилось.

-Ты же не будешь носить шляпу, не снимая, — резонно заметил он, — да и с голосом тоже нужно что-то делать.

Я до боли прикусила согнутый указательный палец и принялась ожесточенно мерять шагами освещенный факелом участок земли, остервенело размышляя. Коннар наблюдал за мной, скрестив руки на груди.

-Я могу сказаться немым, — наконец предложила я. Наемник пожал плечами:

-Можешь. Не самая лучшая идея, конечно, но у меня нет других.

-А волосы... — я бросила быстрый взгляд на густую гриву, разметавшуюся по широким плечам северянина, и меня осенило.

-Я не хочу обрезать их, — медленно начала говорить я, и Коннар чуть вздернув бровь, — можешь счесть это моим капризом, мне все равно. Я хочу поговорить о другом.

Я остановилась напротив наемника и набрала побольше воздуха в грудь. Принятое решение казалось безумным и пугающим одновременно, но внушало надежду на осуществление задуманного.

-Когда я впервые увидела тебя, — вновь заговорила я, и северянин нахмурился. В его глазах вспыхнул и загорелся огонек подозрительности, — когда я впервые увидела тебя, то удивилась тому, что свои волосы ты носишь распущенными, хотя я знаю, что мужчинам из твоих краев принято заплетать их в кому. Скажи, ты еще не разучился плести такие косы? Сможешь заплести ее мне?

* * *

Если бы небо над нами разверзлось, и в долину сошел Дракон, думаю, Коннар не был бы так поражен. Услышав и осознав мою просьбу, он отшатнулся назад, глядя на меня уже не с подозрением — с неприкрытой враждебностью.

-Что это значит, Кошка? Опять твои ведьминские штучки? Чего ты добиваешься?

Я глубоко вздохнула и смахнула с лица капельки росы чуть дрожащими ладонями. После высказанной вслух просьбы, ставшей неожиданностью даже для меня, говорить дальше было проще.

-Я добиваюсь только того, чтобы ты просто помог мне заплести косу, — спокойно ответила я, надеясь, что мой голос звучит достаточно убедительно, — видишь ли, мне пришла идея — мы могли бы выдать себя за братьев. Скажем, из тебя бы получился вполне достоверный старший брат, сопровождающий младшего и помогающий тому исполнить его заветное желание — посетить монастырь Лиара.

-Бред! — перебил меня Коннар, — ты же знаешь, что для моего народа имя вашего Лиара — пустой звук! С какой стати моему "брату", — это слово он подчеркнул с особой издевкой, — вообще соваться в Алдорию и тащиться в этот монастырь?

-А если предположить...

-И вообще, не заговаривай мне зубы! — прорычал северянин, не обращая внимания на мои слабые попытки протестовать, — не ты ли совсем недавно и близко меня не подпускала, а сейчас сама добровольно разрешаешь дотронуться до себя?

-Во имя Пресветлых богов, я же просто попросила помочь мне с косой! — выйдя из себя, рявкнула я, — это не значит ровным счетом ничего! Хэлль с ней, сказку для паломников и храмовников я придумаю по дороге! Просто помоги мне!

Повисла напряженная тишина. Наемник, набычившись, разглядывал меня, играя желваками на скулах; я прерывисто дышала, успокаивая сама себя.

Пламя факела в руках северянина затрещало и выпустило в ночное небо струйку дыма. Коннар вздрогнул, и по его лицу словно скользнула невидимая ладонь, неуловимо смягчая черты.

-Поворачивайся и доставай гребень, — хрипло сказал он.

* * *

Руки северянина споро управлялись с прядями моих волос, время от времени подтягивая и дергая их. Я стояла, до боли в спине выпрямившись и боясь лишний раз шелохнуться.

Умом я понимала, что здорово рискую, подарив наемнику такую долгожданную возможность притронуться к себе без риска очутиться на земле с кровоточащими глазами. Абсолютной уверенности в том, что северянин не окажется законченным подонком и не воспользуется удобной ситуацией, у меня не было. Но почему-то очень хотелось верить, что у Коннара есть хоть какие-то крупицы чести.

Наемник молчал и лишь шумно дышал за моей спиной. Меня обдавало жаром от близкого присутствия его громадного тела, и холодная дрожь пронизывала позвоночник, когда я невольно представляла себе его пальцы, смыкающиеся на моей шее... Или нечто, гораздо хуже.

Мгновения казались мне вечностью, когда я почувствовала легкий толчок в плечо и услышала приглушенный голос Коннара:

-Готово. Можешь поворачиваться.

Что-то оборвалось внутри, и нереальная легкость затопила меня, когда я поняла, что эта добровольная пытка закончилась. Я медленно обернулась, ощупывая диковинно сплетенную косу, идущую наискось — от правого уха к плечу. Чтобы закрепить ее, наемник использовал одну из полос, оставшихся от нижней юбки, и, затянув тугой узел, оставил два свободных конца.

-Обычно в нее еще вплетают перья ястреба или горицы, — бесцветным голосом сказал северянин, не глядя на меня, — но здесь их вряд ли сыщешь.

-Спасибо, — с глубоким чувством сказала я, толком не понимая, за что именно благодарю — то ли за помощь, то ли за то, что бывший капитан ранаханнской гвардии не оправдал моих худших опасений.

Он дернул плечом.

-Близится середина ночи, Кошка. Не думаю, что нам есть смысл оставаться здесь и далее.

И, выдернув факел из земли, первый направился к драконидам.

*Колесо Перерождения — одно из ключевых понятий в религиозных верованиях Шаракка. Подразумевает собой весь жизненный цикл человека, от рождения до смерти, который он проживает ради исполнения своего предназначения. Если предназначение не исполнено, то Колесо делает новый оборот, и человек перерождается в новом теле;

**Острова Счастья — мифические Острова, поросшие гиацинтами и нарциссами, затерянные во Втором Океане, судя по верованиям Коннемары. Туда отправляются все умершие, прошедшие загробный суд у змееголового бога Канши; Вечное небо Великой степи — Верхний мир, куда уходят после смерти кочевники Кайташеррских степей после сожжения на ритуальном костре;

* * *

Финнар — владыка Подземного мира в космогонии северных народов;

* * *

сибай — разновидность мха;

* * *

*Нойта — северн. "ведьма"

* * *

**Сатайред — коннемарск. "ублюдок"

Глава 17.

* * *

Темные своды леса закрывали усыпанное звездами небо зубчатым пологом. Листва еле слышно шелестела под легкими порывами свежего ветерка, и в унисон ночным шорохам протяжно перекликивались невидимые птицы.

Эти звуки и мерное покачивание в седле убаюкивали меня, и я часто вздрагивала, судорожно хватаясь за поводья, чтобы в полудреме не свалиться под тяжелые когти драконида и не опалить факелом лицо.

Впереди маячило желтое пятно факела. Северянин то поднимал его высоко над головой, то поводил им в стороны, выхватывая из обступавшей нас тьмы грозно встопорщившиеся кусты дикого шиповника, поросшие мхом и лишайником валуны и заваленные хвоей холмы муравейников.

— Что ты надеешься увидеть там, капитан? — насмешливо окликнула его я, когда он в очередной раз очертил огненный круг вокруг себя.

— В темноте могут прятаться опасные твари, Кошка, — назидательно сказал Коннар, — лишняя осторожность не помешает.

С его стороны послышалось звяканье поводьев и недовольный храп драконида: наемник остановил своего скакуна и спрыгнул на землю. Я последовала его примеру и нагнулась вперед, чтобы понять причину остановки.

Северянин воткнул факел в землю и, еле слышно выругавшись, принялся оттаскивать с дороги уродливую корягу, преградившую путь.

Я молча наблюдала, как его руки поднимают и отбрасывают в сторону толстые ветви, словно те весят не больше пушинки.

— Я не доверяю темноте, — тем временем проговорил Коннар, — никто не знает, что она таит в себе. Что может кинуться на тебя в следующий момент.

Его голос прозвучал хрипло и низко, выдавая затаенную тревогу, и я невольно подумала: а не сталкивался ли бывший капитан с этим самым "чем-то"?

— Были случаи? — невозмутимо спросила я: пугаться одной только таинственности, явно тщательно нагнетаемой северянином, не хотелось.

— Бывали, — резко бросил Коннар и отшвырнул в придорожные кусты остатки коряги, — когда-нибудь расскажу.

Он запрыгнул в седло и причмокнул, понукая понурившегося драконида. Я пожала плечами: потом так потом, и тронулась следом.

— Кстати, об опасностях, — вдруг вновь заговорил Коннар, прогнав остатки дремы, что начала подкрадываться ко мне, — давно хотел спросить: от кого ты бежишь?

— В каком смысле? — удивилась я.

— Да брось, Кошка, — хмыкнул северянин, — я же не слепой и не дурак. Ты постоянно называешься чужими именами. Придумываешь разные истории о себе. Заметаешь следы, одним словом. Так от кого ты скрываешься?

Я смешалась. В его словах мне почудился непонятный упрек, но ответить мне было нечем.

Ответа я и сама не знала.

Предательство Сокола, жизнь на Аэдагге, в самом сердце гнезда пиратов и головорезов, научили меня не только тому, что нельзя доверять никому, а иногда даже и самой себе.

Я также привыкла быть всегда в тени чужой личины, не давая никому проникнуть за нее.

Коннар не доверял темноте. А я опасалась удара, могущего прилететь в спину откуда угодно.

Все это совершенно не ложилось на язык, да и пускаться в пространные объяснения тоже было не время. Пришлось ограничиться сухим:

— Я не хочу оставлять следов, по которым могут пройти.

— Кто? — жадно спросил наемник, оборачиваясь, чтобы взглянуть мне в глаза.

Я легко улыбнулась ему, но взгляд выдержала. Ответ пришел сам собой.

— Кто угодно. Ты же прошел.

— Шар'ракх!

Наемник сплюнул и отвернулся. Я подумала, что он больше не проронит ни слова, когда услышала его голос вновь:

— Почему ты ни разу не назвала меня по имени?

Я моргнула, повторно застигнутая врасплох. Об этом-то я ни разу не задумывалась, а ведь и впрямь...

Капитан. Только так я обращалась к наемнику, и мне и в голову не приходило назвать его иначе. Посему пришлось ограничиться неопределенным пожатием плеч, хотя Коннар и не мог этого увидеть.

Но у этой глерны было и другое крыло.*

— Странно, что ты об этом спрашиваешь, — миролюбиво сказала я, — ведь и ты никогда не упоминал мое имя в разговоре. Один раз даже пиратской подстилкой назвал! — голос непроизвольно дрогнул от прорвавшегося наружу гнева, — может быть, ты позабыл его?

Бывший капитан ничего не ответил. По его спине сложно было что-то понять, и дальнейший путь мы продолжили в молчании.

* * *

Ожидание опасности сначала пугает, потом заставляет нервничать, а потом и вовсе притупляется, заставляя саму опасность блекнуть в туманной дымке неопределенности.

Дорога ложилась под когти драконидов спокойно и плавно, а окружающий пейзаж будто бы дремал, ничем не выдавая таящейся в нем угрозы.

Угрозы ли?

С каждым мгновением я все больше и больше сомневалась в правдивости слов Донована. Может быть, то, что таили в себе эти леса, горы и разрушенная Омния, давным-давно исчезло? Кануло в небытие? Да и люди, некогда несущие стражу на аванпостах, покинули свои места.

Что ж, тем лучше. По крайней мере, это означает, что до монастыря мы доберемся в срок и без приключений.

Я пощелкала пальцами над плечами, отгоняя сглаз. По телу драконида пробежала легкая дрожь, и он тяжело вздохнул, словно решил полностью покориться судьбе. Я ободряюще похлопала его по шее...едва не задев широкую ладонь, опустившуюся на чешую моего скакуна.

Инстинктивно отдернув руку, я увидела северянина: он придержал своего драконида и теперь ехал наравне со мной. Встретив мой взгляд, наемник дернул верхней губой и убрал ладонь.

— Что-то неладное творится, Кошка, — отрывисто бросил он. — Ты ничего не слышишь?

Я послушно напрягла слух, но в воздухе трепетала тишина. Она приобрела звенящий оттенок: шорохи растворились во тьме ночи, а птицы то ли отправились на ночлег, то ли набирались сил перед новыми трелями.

— Прислушайся хорошенько, — настаивал Коннар, получив от меня отрицательный ответ, — иначе я решу, что спятил.

— Да что такое...

Северянин махнул рукой, призывая меня замолчать, и резко остановил драконида. Я тоже натянула поводья, и оба животных замерли на месте, недоуменно поводя тупыми мордами и порыкивая друг на друга.

Коннар красноречиво взглянул на меня, и я застыла, полностью обратившись в слух.

Ночной воздух сгустился, превратившись в вязкое желе, впитывающее в себя малейшее дуновение ветерка. Время — и то словно застыло на месте, а мир вокруг начал медленно сжиматься до размеров бутылочного горлышка.

Сердце гулко стукнуло в груди.

Я поняла, что имел в виду бывший капитан ранаханнской гвардии.

То, что я сначала приняла за звон в ушах, действительно оказалось тихим позвякиванием. Так побрякивают на ветру хайянские серебряные колокольчики. У меня был такой, с подвеской в виде золотой рыбки из сандалового дерева. Когда налетал порыв соленого ветра, рыбка покрывалась испариной морских брызг и качалась взад-вперед, грустно глядя на меня.

Воспоминание о рыбке царапнуло сердце, пробудив другие — о Соколе, водящем меня по хайянским лавкам, о нежно-розовых лепестках дикой сецалии**, водопадом осыпающихся на подставленные ладони, о терпком шиповниковом вине...

Прочь!

Я прижала пальцы к глазам и часто заморгала, заставляя так некстати выступившие слезы быстрее высохнуть.

— Услышала наконец-то? — нетерпеливо спросил наемник, который, похоже, ничего не заметил.

Я кивнула.

— Это доносится оттуда, — наемник кивнул вперед, — причем, возникло совсем недавно. Ты уверена, что хочешь продолжать путь?

Вместо ответа я посмотрела на драконидов. Те сохраняли спокойный, даже безмятежный вид, не выказывая никакого беспокойства. Видимо, почувствовав взгляд, мой скакун покосился на меня и широко зевнул. В свете факела тускло блеснули подпиленные драконюхами клыки.

— Вперед, — сказала я с решимостью, которая на самом деле была зыбкой, — если повернем на полпути, то потеряем уйму времени.

Коннар поднял брови, но, вопреки моим ожиданиям, возражать не стал. Он переложил факел в другую руку и поправил меч на боку.

— Как скажешь, госпожа, — в его голосе мне почудился сарказм, — надеюсь, мне под силу будет защитить тебя. Если что.

* * *

По мере того, как мы приближались к Омнии, настырный звон усиливался и походил на зудение болотного гнуса. Разница заключалась в том, что он не гудел размеренно и ровно, а долетал до нас урывками, словно волна, с шорохом накатывающая на берег.

С каждым шагом драконидов тень, сковывавшая черты северянина, становилась все мрачнее. Он больше не тратил время на освещение придорожных кустов, а держал огонь прямо перед собой. Некоторое время наемник еще держался около меня, но потом, не сказав ни слова, всадил пятки в бока драконида и вырвался вперед.

Вскоре лес поредел, а затем и вовсе отступил. Стало заметно светлее, и мне показалось, что даже воздух посвежел, словно мы вышли из душной комнаты.

Пятно света, источаемого факелом Коннара, дрогнуло и дернулось в сторону: северянин остановил драконида и спрыгнул на землю.

— Дальше дороги нет, — сухо объявил он, — придется идти пешком.

— Как это — дороги нет? — несмотря на огромное нежелание вылезать из седла, я все же спешилась и подошла к наемнику. Тот без лишних слов посторонился и очертил впереди нас широкую огненную дугу. Я последовала его примеру, осветив путь перед собой.

Моим глазам открылось пространство, вдоль и поперек изрытое глубокими котловинами и длинными извилистыми каналами, как лицо старика — морщинами. Дорога, по которой мы следовали, обрывалась в трех шагах от моих ног, повисая пучками жухлой травы на краю неширокого оврага, и дальше ее следов я разглядеть не могла.

Коннар шумно вздохнул, сплюнул и угрюмо пробормотал:

— Здесь порезвился подземный дорг

* * *

, не иначе.

— Здесь порезвилось землетрясение, — тихо поправила я его, — хотя я никогда не слышала о таких сильных, которые могли бы так искорежить землю. Погоди-ка, а это что такое?

Я указала вперед, и северянин послушно поднял факел над головой.

Над изуродованной поверхностью возвышались беспорядочные скопления высоких — в разы выше громадного наемника — конусообразных столбов с бугристой поверхностью. В темноте они походили на гнилые зубы гигантского зверя, но получше их разглядеть не удалось — ближайший к нам находился вне границ круга света.

— Понятия не имею, — проворчал Коннар, опуская факел, — и, знаешь, Кошка, никакого желания проверять это у меня нет. Давай-ка быстрее уберемся отсюда, я шкурой чую что-то неладное.

Возражений у меня не было. Внутри ворочалось тяжелое предвкушение чего-то плохого, которое возникло, стоило мне взглянуть на эти столбы. Предостережения Донована эхом отдавались в ушах, и я вяло удивилась тому, как отчетливо помню его голос.

Несколько утешало то, что настырное позвякивание уже не так действовало на нервы, почти слившись с окружающим фоном.

Мы взяли драконидов под уздцы и принялись осторожно перебираться через овраг. Животные недовольно пофыркивали, но, в отличие от нас, не проявляли заметного беспокойства. Периодически то один, то другой поднимал массивную голову и с шумом втягивал воздух, но этим все и заканчивалось.

— Может, это набийские термиты? — предположила я, когда мы очутились по ту сторону оврага. Преодоление его далось не очень легко — земля скользила, а нога то и дело проваливалась во что-то мягкое и губчатое. Опустив факел, северянин указал мне на бурые грибы размером с его ладонь, волдырями вздувшиеся на стенках оврага. При касании они издавали легкое шипение и выплевывали облако бурого дыма.

— Похоже на них, — согласился Коннар, — но не думаю, что они забрались так далеко на север. Да и я никогда не встречал таких огромных термитников.

Когда на нашем пути вырос первый столб, дракониды принялись артачиться. То один, то второй до предела натягивали поводья, явно намекая, что хотят убраться подальше от этого места. Я начала злиться на ни в чем не повинных животных: преодоление взрытой землетрясением земли и так давалось нелегко, и возня с тяжелой чешуйчатой тушей совсем не облегчала задачу. Северянину было проще: после нескольких попыток вырвать узду, его драконид получил такой шлепок по крупу, что пошатнулся и едва устоял на лапах. После этого наемник обхватил его плоскую морду обеими ладонями и надавил большими пальцами на подушечки под глазами, отчего драконид вздрогнул всем телом и, понурив голову, послушно пошел за хозяином, не делая больше попыток вырваться.

— Какая-то северная хитрость? — спросила я наемника, невольно наблюдая за его манипуляциями.

— Это их самое чувствительное место, — сухо пояснил Коннар, — порой им полезно напоминать, кто здесь главный. Это — самый действенный способ, но продлится его действие недолго. Тебе бы тоже неплохо освоить его, Кошка.

Дрожащее пламя выхватило из темноту его кривую усмешку. Я не успела придумать ответную колкость: как раз в этот момент мой скакун тонко взвизгнул и попытался встать на дыбы, загребая землю передними лапами. Ахнув, я едва не покатилась по земле и только чудом удержалась на ногах, повиснув на поводьях всем телом.

Наемник покачал головой и отобрал у меня узду, вручив взамен факел.

— Держись на небольшом расстоянии, Кошка, — угрюмо ответил он на мои попытки протестовать, — если эти твари взбесятся, я их удержу, но и тебе может достаться.

— Справишься? — зачем-то спросила я вместо благодарности.

— Я участвовал в гладиаторских боях, — безразлично сказал наемник, — порой на арене приходилось сталкиваться с тварями и покрупнее. Не очень хочется ждать, пока они вырвут тебе руки из суставов.

Я пожала плечами и сделала шаг в сторону.

* * *

Опасения капитана не подтвердились: дракониды больше не предпринимали попыток вырваться. Столбы, мимо которых мы проходили, все еще волновали их, но теперь животные ограничивались только недовольным фырканьем и шипением.

Я держалась на расстоянии двух-трех шагов сбоку от северянина, вытянув факел так, чтобы все мы попадали внутрь пятна света. Рытвины и расщелины стали попадаться все чаще и чаще, и от спусков и подъемов слегка закружилась голова.

Дрожащее пламя потрескивало, несмело разгоняя обступавшую темноту. То и дело из нее выныривали серые бугристые поверхности загадочных столбов, похожие на бородавчатые щеки старика. Я хотела подойти поближе к одному из них, но северянин упреждающе мотнул головой, сведя брови.

— У нас рассказывали байку о любопытной вересковой кошке, — с неодобрительной усмешкой бросил он, — она вечно забиралась туда, куда не следовало, и в результате поплатилась. Хочешь знать, как?

— Не очень, — без энтузиазма пробормотала я. Коннар хмыкнул и продолжил, явно смакуя каждое слово:

— В то время по северным краям бродил колдун, явившийся из-за Первого Океана. По ночам он отправлялся в пещеру на берегу, настрого запретив даже приближаться к ней. Никто и не приближался. Кроме кошки. Ее мучило любопытство: что такого там делает колдун, если из пещеры вырывается зеленоватый свет? Три ночи выжидала она, кружа вокруг и борясь со страхом, пока однажды любопытство не пересилило. Она отправилась вовнутрь...

Северянин сделал паузу и оглянулся на меня с торжествующим видом. Мне не хотелось признаваться, но интерес уже бурлил внутри.

— И что же случилось дальше? — стараясь казаться безразличной, спросила я.

Коннар победоносно ухмыльнулся:

— Наутро колдун обзавелся амулетом из кошачьего черепа, ожерельем из ее когтей и ребер, а над входом его пещеры повисла, подрагивая на ветру, пустая полосатая шкурка.

— Что за ерунда? — не удержавшись, разочарованно фыркнула я, — так что было в пещере?

— Кошка уже не расскажет, — философски заметил северянин, — а коли уж тебе так интересно — доберись до нее и узнай сама.

— Нет уж, спасибо, — отмахнулась я, — да и колдун тот наверняка уже давным-давно развлекает Хэлля.

Бывший капитан раздраженно повел плечом.

— Дело не в колдуне, — сказал он, — просто прежде, чем сунуться куда-нибудь, вспомни о вересковой кошке. Не очень хочется потом собирать твои ошметки по окрестностям.

Это грубоватая забота чуть смутила меня, и я, сама того не ожидая, улыбнулась краешком рта.

— Вересковая кошка просто забыла про осторожность, — промурлыкала я, — но другая Кошка помнит о ней всегда.

* * *

— Привал, — коротко объявил северянин. Он стянул поводья драконидов тугим узлом и обмотал их головы широкими лентами — останками моей безвременно почившей юбки. Животные засопели, но с места не двинулись, послушно понурив головы.

— Кажется, я уже упоминала про то, что времени у нас в обрез, — сухо сказала я, с отчаянием наблюдая, как наемник опускается на пригорок.

— Мы прошли уже больше половины пути, — сверкнул он глазами, — и я устал, как талан на нересте

* * *

. Ты считаешь меня горным козлом, который скачет по ухабам? Дай мне немного передохнуть, если хочешь, чтобы я не упал замертво в полусотне шагов от твоего монастыря.

Я заскрипела зубами. Небо над нашими головами оставалось черным, но я чувствовала, что совсем скоро горизонт заалеет лучами восходящего солнца. Счет шел на мгновения, и упускать хотя бы одно из них было кощунством.

Коннар наблюдал за мной, нехорошо прищурившись. Я не отводила глаз, в глубине души не особо веря в его усталость: не мог же такой многоопытный наемник выдохнуться от двух дней пути! С другой стороны, поделать с ним я ничего не могла.

Вполголоса послав бывшего капитана к Хэллю, я перешагнула через трещину в земле и опустилась на кочку напротив него, воткнув факел в землю. Стоило мне это сделать, как ноги налились каменной тяжестью, а колени заныли. Гигантская гора усталости опустилась на мои плечи, и веки неумолимо набрякли.

— Похоже, ты и сама не прочь перевести дух, — насмешливо сказал наемник.

— Хэлль тебя побери... — каждое слово весило, как хороший булыжник, и выталкивать их из глотки удавалось с трудом.

— Плохая примета — часто его поминать, — покачал головой северянин, — так, кажется, у вас говорят?

Я бессильно взглянула на него. Чего он добивается? Зачем каждый раз нарочно злит меня? Находит в этом какое-то извращенное удовольствие?

Не дожидаясь моего ответа, Коннар оглянулся, наклонился ко мне и сказал вполголоса:

— Ладно, Кошка. Не будем препираться. Есть две вещи поважнее.

Сон тут же отступил под натиском лихорадочного возбуждения, подогреваемого интересом.

— Ты поэтому решил остановиться? Какие?

— И поэтому тоже, — уклончиво сказал северянин, — первая — недоросток говорил, что на этом месте был шахтерский поселок, верно?

— Донован, — в который раз поправила я, — да, Омния. И что?

— Когда землетрясение разрушает какое-то поселение, от него обязательно что-то остается. Развороченные дома, колодцы, сторожевые башни — в общем, любые следы, говорящие о том, что на этом месте жили люди. Здесь же, — северянин постучал каблуком сапога по земле, — пусто. За все то время, что мы провели на этом пустыре, я не встретил ни одного, даже самого завалящего, осколка кирпича. Только эти столбы вокруг, но за каким шаррак'хом шахтерам их строить?

Я помолчала, нарочно не торопясь с ответом.

— Ты прав, — неохотно признала я, — я тоже обратила на это внимание. Ну, и что с того? Тебе именно сейчас хочется заниматься изысканиями причины полного исчезновения Омнии? Не ты ли совсем недавно рассказывал мне о кошке, поплатившейся за любопытство?

Наемник откинулся назад, и его лицо поглотила тень.

— Я чую, что без ответа на этот вопрос мы можем не выйти отсюда.

Мрачная уверенность, прозвучавшая в его голосе, больно хлестнула меня по лицу, и в сердце вновь зашевелились потаенные страхи.

— Ты говорил о двух вещах, — стараясь унять дрожь в голосе, сказала я, — какая же вторая?

Северянин не ответил, продолжая сидеть в той же позе. Мне показалось, что он не расслышал меня, когда ответ пришел сам собой.

Звон, что так настырно сопровождал нас почти всю дорогу, прозвучал вновь.

На сей раз совсем рядом.

* * *

— Что за...

Коннар казался не менее удивленным, чем я. Он вытянул руку с факелом над головой, придирчиво вглядываясь в находку. Я напряженно наблюдала за ним, держась поближе к присмиревшим драконидам.

Ярко-желтые огоньки факела взлетали в безумном танце, бликуя на возвышавшемся прямо перед нами столбе. В их отсветах отчетливо была видна небольшая детская погремушка в виде простого деревянного колесика с привязанными к нему сыромятными ремешками. На конце каждого поблескивали медные горошины бубенцов. Погремушка торчала прямо из столба, на несколько пальцев увязнув в его буграх.

Ремешки покачивались, то подпрыгивая вверх, то бессильно опадая, заставляя бубенцы звенеть — одновременно жалобно и задорно.

— Капитан... — севшим от волнения голосом произнесла я.

— Я знаю, Кошка, — тихо ответил он, не оборачиваясь, — ветра нет.

Словно в насмешку, ремешки замерли в воздухе, а затем вновь взметнулись вверх, путаясь и переплетаясь, как паучьи лапы.

— Уходим, — еле слышно пробормотал Коннар.

"Кажется, теперь поиск причины исчезновения поселка уже не кажется тебе такой уж хорошей идеей, а, капитан?" — с толикой злорадства подумала я, наблюдая, как широкая ладонь северянина опускается на рукоять кинжала. Злорадствовала я, скорее, по инерции: все эмоции перекрывал тягучий страх, медленно ползущий по внутренностям и подбирающийся к сердцу. Коннар начал медленно отступать, не сводя глаз со страшного столба и прикрывая меня собой; подхватив факел, я следовала за ним, чувствуя, как от нарастающей паники немеют ноги.

— Что это за хэллевщина? — прошептала я. Язык с трудом ворочался во рту.

— Это приманка, — резко ответил северянин. Его кинжал с шелестом вынырнул из-за пояса, — нутром чую, что повесили эту дрянь тут не просто так.

— Но кто мог...

Глухой гул, прокатившийся под ногами, заставил меня умолкнуть. В следующий миг земля дрогнула и пришла в движение, а дракониды захлебнулись в страшном крике, переходящем в тонкий визг.

Наемник подскочил к драконидам и резким взмахом рассек узел на поводьях. Белое пятно повязки мягко спланировало на землю, и я услышала глухой звук шлепка: северянин наградил обоих ударами по крупу.

— Пошли, пошли!

Повторять два раза животным не пришлось: испуганно храпя, дракониды сорвались с места в галоп и с цоканьем унеслись в темноту.

Земля дрогнула вновь, и я едва устояла на ногах. Коннар вновь очутился передо мной и отрывисто приказал:

— Давай руку, Кошка! Попробуем убраться отсюда и не переломать костей.

Без лишних раздумий я протянула ему ладонь; крепко схватив меня за запястье, наемник помчался прочь от страшного столба, ловко перемахивая через все препятствия. Я старалась не отставать, отгоняя от себя навязчивую мысль: стоит мне оступиться, как у меня будет либо вывихнуто плечо, либо сломана лодыжка. И это в лучшем случае!

Подземный гул будто бы следовал за нами, периодически заставляя землю вздрагивать и осыпаться с неприятным шелестом. Обернувшись, я увидела, что канава, через которую мы перебрались несколько мгновений назад, поглотила сама себя, обвалившись вовнутрь огромными кусками почвы.

Уточнять, правильное ли наемник выбрал направление, уже не было смысла: впереди замаячило темное пятно леса. До него оставалось не больше трех десятков шагов, когда твердая земля под ногами исчезла.

Я не сразу успела понять, что произошло, как небо над головой резко ушло вверх, а рука северянина разжалась. Все вокруг затопила кромешная темнота, и я упала на колени, больно ударившись обо что-то, похожее на россыпь мелких камней. Глубокий вдох обжег легкие резким запахом прокисшего хлеба; я глубоко закашлялась и провалилась в небытие.

* * *

Я не хочу, чтобы мои сны возвращались. Не желаю вновь чувствовать тупое лезвие кошмара, вспарывающее подсохшую корку моих ран. Почему бы всем этим кошмарам, темным видениям и призракам прошлого не остаться там, где им самое место — в дремотной трясине, именуемой Междумирьем?

Да только меня никто не спрашивал о моих желаниях.

Удар сердца, больно отозвавшийся в подреберье, отогнал вязкую муть, обволакивавшую меня, и заставил широко открыть глаза.

На сей раз я не ощутила ни удивления, ни страха. Лишь обреченность, граничащую с крупицами интереса.

Это место было до зуда в скулах знакомо мне — и незнакомо одновременно.

Черный жесткий песок, перемешанный с хлопьями сажи и золы, обволакивающий босые ноги. Сизые волны моря, в беззвучной ярости бросающиеся на берег. Уродливый дольмен, возвышавшийся по правую руку от меня, облепленный черными жуками так густо, что кажется, будто он шевелится, поблескивая в тусклом свете, льющемся из ниоткуда. Ветхая роба, накинутая на голое тело, истрепанная до прозрачности, будто с последнего моего визита сюда минули столетия.

А, может быть, здесь и время течет по-другому? В Коннемаре по ту сторону Междумирья?

Я медленно побрела вдоль берега, внутренне содрогаясь каждый раз, когда нога проваливалась в вязкий песок. Отчего-то чудилось, что пальцы вот-вот нащупают чей-нибудь жесткий панцирь, замершие в ожидании клешни или жадно раззявленную слюнявую пасть.

Отгоняя эти жуткие образы, я тряхнула волосами и беспомощно огляделась.

Туман, поглотивший остров, стал гуще и плотнее с прошлого раза. Теперь я могла разглядеть только одинокие скалы, гнилыми зубами торчащие из песка, да каменистую почву, обрывающуюся во мгле шагах в пяти от меня.

Ветра не было, но воздух едва заметно колыхался, обдавая кожу ледяным дыханием или запуская мерзлые щупальца под лохмотья.

Зачем я здесь?

Пожалуй, только один... Только одно существо может дать ответ.

Я остановилась, подняла голову и громко, что было сил, прокричала:

— Синеглазый!

Вокруг не шелохнулось ни песчинки. Лишь волны продолжали яростно грызть берег.

Я сжала кулаки и крикнула еще раз:

— Синеглазый! Отзовись, Хэлль тебя побери! Я знаю, что ты здесь, ты всегда оказываешься рядом, когда я проваливаюсь в эти кошмары!

И вновь мне ответом была тишина.

Я медленно опустила руки и замерла, пытаясь уловить хотя бы ничтожный звук.

Тщетно.

Как странно. Почему я так упорно жду его появления, когда я даже не знаю, кто он такой?

Наверное, я уже привыкла к его незримому присутствию и неожиданных появлениях то тут, то там.

Я сделала глубокий вдох, ощутив легкий аромат затхлости, и предприняла последнюю попытку.

— Синеглазый или как там тебя зовут на самом деле!

Связки в горле завибрировали, но своего голоса я не услышала. А еще через мгновение...

По окутывавшему все вокруг туману прошла волна пульсации, заставившая его пласты дрогнуть и сдвинуться — точь-в-точь кислый кисель

* * *

*. Океан вздыбился и отхлынул, обнажив полосу пористого песка, а мощный порыв ветра, возникший из ниоткуда, с гневным свистом пронесся надо мной, почти сбив с ног. Я инстинктивно вцепилась в лохмотья, показавшиеся едва ли не родными: ветер шипел и рвал их, как обезумевший любовник.

Я даже не успела толком удивиться стремительной перемене погоды.

Все вокруг стало светлым, как в ночь на изломе лета. Небо словно съежилось и посерело, затем окрасилось в ярко-алый, закатный цвет.

Я замерла, чувствуя, что в горле встает преграда, мешающая сделать вдох. Под ребрами потянуло и закололо: что-то подсказывало мне, что вот-вот произойдет нечто жуткое.

Комок в горле лопнул, и воздух ворвался в легкие, отозвавшись покалыванием в висках. Небо над головой вспыхнуло и расцвело десятками обжигающе ярких солнц. Меня опалила волна огня, ринувшегося на землю, и я упала навзничь, прикрыв голову руками. Конечно, я сделала это, повинуясь слепому инстинкту: при таком пекле я сгорю через удар сердца!

Тем не менее, я осталась цела. Прокатившись по земле безжалостной лавиной, огонь исчез, не оставив на моей коже даже волдырей. Подарив на прощание яркую вспышку, солнца в небе сгинули так же стремительно, как и появились, оставив меня в кромешной тьме.

Отдышавшись, я села на колени, утирая лицо от налипшего песка. Руки дрожали, а сердце отплясывало лихой кракадан

* * *

** после пережитого.

— Что это за хэллевщина? — пробормотала я, обращаясь в пустоту: очень хотелось услышать звук собственного голоса и окончательно убедиться в том, что я жива. На сей раз у меня это получилось, правда, из горла вырвался лишь беспомощный сип.

Погибнув в Междумирье, гибнешь и по ту сторону. В этом я прекрасно убедилась на примере лах'эддинца.

Дыхание перехватило вновь. Повинуясь внезапной догадке, я подняла голову к небу и не ошиблась: вокруг опять посветлело. На этот раз обошлось без вспышек: пришел черед острова.

Стоило мне моргнуть, как местность вокруг кардинально изменилась. Море испарилось, а песок приобрел оттенок белого золота; такой яркий, что из глаз немедленно покатились слезы. Я очутилась в пустыне, с торчащими то там, то сям черными скалами, угрожающе скалящимися острыми вершинами в небо.

Сначала мне показалось, что пустыня бугрится небольшими округлыми кочками, но потом поняла: это человеческие черепа!

Вокруг меня были разбросаны сотни выбеленных временем костей, черепов и позвонков. Где-то наверху мельтешило что-то черное.

Воздух, набившийся в легкие, стал жарким и жестким, как пемза, и я скорчилась, пытаясь откашляться.

Вдох. Внутренности стискивает невидимая когтистая лапа.

Небо стало темно-алым, как свернувшаяся кровь. Из-под земли взметнулись странные, скрученные в рог тура, деревья, меж которых замерцали продолговатые лиловые и зеленые огни.

Вдох.

Голубое, стремительно темнеющее небо, в котором пульсирует, то расширяясь, то сжимаясь, абсолютно черное солнце, окруженное белым нимбом.

"Спящее солнце", — шепчет кто-то мне на ухо, но рядом никого нет...

Вдох.

Меня захлестывает зеленоватая волна со светящейся пеной. Твердая земля исчезла, и я проваливаюсь под ледяную воду, молотя руками изо всех сил, чтобы вынырнуть.

Вдоха не получается: легкие полны вязкой, горькой воды.

Бег миров вокруг меня начинает ускоряться, заключив меня в центр гигантского калейдоскопа. Обессилев, я упала на землю, не в состоянии даже запоминать то, что представало глазам лишь на мгновение, на долю мгновения, чтобы затем кануть в небытие. Все это казалось все более и более фантомным.

И только боль, пронзившая правую руку, была реальной.

* * *

Чувство реальности, ворвавшееся в сознание вместе с глотком воздуха, показавшегося упоительно сладким, затуманило разум. Однако у меня не было избытка времени, чтобы оценить всю прелесть возвращения из небытия. К тому же, рука болела все сильнее, а тело отчего-то отказывалось повиноваться, сколько я бы не пыталась пошевелиться.

Когда я открыла глаза, меня поджидал неприятный сюрприз.

Кто-то вытащил меня из расщелины, и я оказалась распластанной по одному из "конусов". Первые лучи солнца, робко пробившиеся из-под горизонта, скользнули по темно-серой вязкой массе, покрывшей все тело до шеи и полностью обездвижившей меня.

Из-за мутной консистенции этой дряни я не могла рассмотреть свою многострадальную руку, в которой, по ощущениям, поселился целый выводок ос, беспощадно жаливших кожу изнутри.

— Что за...

С трудом повернув голову, я обнаружила северянина, в точно таком же жалком положении, на соседнем столбе. Его голова беспомощно повисла, и спутанные черные пряди колыхались на ветру. Похоже, Коннар был без сознания. Ему повезло чуть больше, чем мне: кокон, поглотивший его, имел прореху слева, и я видела запястье и кисть руки наемника.

Самообладание стало покидать меня, отступая перед густой волной страха, ползущей вверх по позвоночнику. В такую передрягу я еще не попадала, и на сей раз понимание ничтожности своих шансов выбраться из нее было ужасающе ясным.

Звон погремушки, преследовавший нас всю дорогу, утих. Царила глухая тишина, и я слабо порадовалась тому, что есть хотя бы возможность сконцентрироваться и придумать, как избавиться от этой мерзости на теле.

Изо всех сил напрягая мышцы, я начала отчаянно пытаться пошевелить хотя бы мизинцем. Мои усилия оказались напрасными: все, что я ощущала, была шероховатая внутренняя поверхность серой мерзости, нагретая моим телом.

— Я так просто не сдамся, — прохрипела я, до боли дергая суставы, — не знаю, какое хэллево отродье это со мной проделало, но без боя оно меня не получит! Да еще и пожалеет!

Шанс осуществить свои угрозы не преминул представиться. Пока я тратила силы на тщетные попытки если не высвободиться, то хотя бы двинуть мизинцем, за спиной раздался низкий, утробный клекот, переходящий в шипящий рык.

Я окаменела и инстинктивно вжалась в столб. Интуиция подсказала мне: вот он, тот, кто заключил тебя в этот кокон. Готова встретиться с ним лицом к лицу?

Праздновать труса совсем не хотелось, и все же я с великой неохотой признала: абсолютно не готова. Скованная по рукам и ногам, я была отличной добычей для любого монстра. И все же, отдавать свою жизнь без боя я не думала ни на мгновение!

Собрав остатки мужества, я высоко подняла голову, сделав глубокий вдох. Неизвестность всегда пугает больше, чем сама опасность, и чудовище вполне может оказаться не таким уж страшным в реальности...

...Спустя несколько ударов сердца я прокляла и свою глупую самоуверенность, и интуицию.

Существо, появившееся из-за "моего" столба, нельзя было назвать жутким. Давным-давно почивший в забвении лахэддинец мигом показался милым котенком по сравнению с тем, кто появился передо мной.

Таких тварей мне еще никогда не доводилось видеть. Она будто бы вся состояла из ломаных линий и уродливых острых конечностей. Костлявое тело, короткое, как обрубок, топорщилось четырьмя длинными тонкими лапами с вывернутыми, как у кузнечика, суставами. Между ними, отрицая существование шеи, сидела плоская голова, похожая на щит дзирана, поставленный боком. Все это покрывала пепельная кожа — точь-в-точь кокон, в котором мы с наемником находились.

Я беспомощно наблюдала, как существо неспешно выползает из-за колонны, волоча за собой длинный крысиный хвост. Время от времени оно задирало свою отвратительную голову и клекотало, то ли насмехаясь над моей неудачливостью, то ли торжествуя победу.

— Гадость какая, — вслух подумала я, — и что ты собираешься с нами делать?

Существо замерло и резко развернулось на звук голоса. Его движения были отрывистыми — вылитая ящерица на раскаленном песке. До меня донесся клокочущий звук, и ребро плоской головы нацелилось в мою сторону. Наверное, чудище разглядывало меня; я говорю "наверное" потому, что глаза у него отсутствовали. Вместо них по обеим бокам "щита" топорщились овальные наросты, наглухо заросшие чешуйчатой кожей.

Клокотание утихло. Тварь застыла на месте, чуть покачиваясь. Можно было подумать, что я здорово удивила ее тем, что осмелилась очнуться.

Покачивание продолжалось около ста ударов сердца. За это время мне удалось-таки немного выпростать мизинец и безымянный палец левой руки, но порадоваться этому я не успела. Оболочка кокона издала легкое шипение и сжалась, тисками сдавив тело.

— Капитан! — прошипела я, чувствуя себя курицей, приготовленной для потрошения, — чтоб тебя демоны драли в этой твоей Амальганне! Это так ты выполняешь свою клятву защищать и оберегать меня?

Мне показалось, что голова Коннара шевельнулась, но это было иллюзией. Лишь ветер продолжал безмятежно раскачивать его черные волосы.

Меж тем раскачивания чудища прекратились, и оно припало к земле, как кошка, приготовившаяся к атаке.

— Катись к сыновьям Хэлля, поганый сатайред! — заорала я, почуяв близость смерти.

Отчаяние и гнев придали мне сил. Прикусив губу, я дернула левую руку, рискуя лишиться ее насовсем.

Бесполезно. Чуда не произошло, зато плечо сдавило так, что я услышала треск костей.

Существо торжествующе рыкнуло и взметнулось в воздух.

Наблюдать за его плавным полетом сквозь будто бы загустившийся воздух было некогда. В меня словно вселился демон, и я предприняла еще одну попытку, всем существом ощущая ее ничтожность.

Что-то заскрежетало, и я не сразу поняла, что это рвется, не выдержав, мерзкая оболочка. По левому боку пролегла глубокая трещина, и чувство свободы с левой стороны мгновенно напитало меня безумной надеждой.

Я выбросила руку из образовавшейся щели и встретила ничего не подозревавшую тварь в воздухе. Похоже, голубка Гвиленны

* * *

* * *

села на мое плечо, ибо ладонь встретила сухую чешую, покрывавшую грудь чудища. От толчка рука могла запросто сломаться, но этого не произошло. Собрав остатки сил, я отшвырнула мерзкую тварь, и та, явно не ожидая такого сопротивления, кулем повалилась на спину, беспомощно хватаясь за воздух острыми, загнутыми как ранаханнские ятаганы, когтями.

У меня не было времени и желания дожидаться, пока это чучело придет в себя для следующего прыжка. Нужно было с умом использовать те крупицы времени, что попали в мое распоряжение.

Свободная рука саднила так, словно вместе с серой массой я сорвала кусочки кожи. Мельком взглянув на нее, я убедилась, что это не так, и она лишь сильно покраснела и распухла. Ну, да ничего, главное — она меня слушается!

Я начала остервенело обдирать кокон на груди. На землю полетели темно-серые хлопья; отвратительная масса намертво пристыла к коже, однако там, где тело было прикрыто одеждой, она поддавалась без особых усилий.

Я стремилась добраться до кинжала, висевшего на груди. В его наличии сомневаться не приходилось — я кожей ощущала тяжесть клинка. Оставалось только добраться до него прежде, чем кузнечикообразное чудище доберется до меня.

Оно тоже не теряло времени. Для того, чтобы оправиться после падения и перетечь в прежнее положение, потребовалось не более двадцати ударов сердца, и оно снова припало к поверхности, готовясь к следующей атаке. Тонкая веревка хвоста беспорядочно извивалась среди пыли, а плоскую морду прорезала горизонтальная полоска, превратившаяся в оскаленную пасть, усеянную мелкими зубами.

На землю тягуче капнула желтая слюна.

Пальцы заплясали, но я продолжала рвать кокон, стараясь сосредоточиться только на этом. Я знала: если поддамся страху или панике — тут же окажусь в желудке этой мерзости.

В тот момент, когда рука коснулась кинжала, тварь взмыла в воздух. Не встретив на этот раз никакого сопротивления с моей стороны, она вцепилась в камень всеми лапами. Ее голова оказалась прямо над моей макушкой, а подрагивающее тело — перед лицом.

На меня дохнуло жаром, пахнущим прокисшим тестом. Теперь, когда зверь был совсем близко, я могла разглядеть складки, избороздившие его тело так, что оно казалось усеянным тысячей ртов.

Я вытянула шею, запрокидывая голову, насколько хватало сил, попутно нащупывая выпуклости на боковинах кинжала. Не хотелось бы лишиться головы за удар сердца до освобождения!

Чудище словно прочитало мои мысли. В горле у него послышалось уже знакомое мне клокотание, заставившее складку на груди мелко подергиваться, и оно плотно прижалось ко мне, вдавив в волнистую поверхность столба. Я ощутила, как по его телу прошла волна дрожи, и чешуйчатая кожа пришла в движение. Я не могла видеть, что происходит, но ясно чувствовала, как складки на его теле раздаются, выделяя что-то липкое и отвратительно пахнущее.

Больше медлить было нельзя, но и торопиться — тоже. Малейшее неверное движение — и единственный мой ключ к спасению полетит на землю.

Кинжал удобно лег в руку, и я потащила его, отчаянно борясь с массивной тушей и нехваткой воздуха в груди. Однако в том, чтобы вытянуть рукоять со спрятанным внутри лезвием, было только полдела. Приставить его к телу моего тюремщика, орудуя одной рукой, да еще и вслепую — вот, где скрывалась настоящая проблема.

Потерпев несколько неудач и едва не обронив кинжал, я, наконец, нашла выход. Не спуская глаз с чудища, я принялась раскачивать свое орудие верх и вниз, одновременно подтягивая его к себе. Дело пошло на лад; рукоять туго, но все же поддавалась.

Тем временем липкая жидкость, капающая на меня, судя по ощущениям, начала деревенеть. Это подстегнуло меня, и я сделала резкий рывок. Рукоять подскочила вверх, окунув меня в беспросветный ужас, но вовремя остановилась так, как и было надо: упираясь задней частью мне в грудь, а прорезью — в тушу чудища.

Кажется, оно почуяло что-то неладное. Маятник плоской головы качнулся надо мной, и взгляду опять предстали ряды игольчатых зубов.

— Жаль, что у тебя нет глаз, — доверительно сообщила я ему, — мне ужасно хочется их выцарапать!

Не думаю, что оно поняло мои слова. Издав глухой клекот, мой захватчик сделал выпад. Одновременно с ним я надавила на выступы рукояти.

Пальцы ушли внутрь, встретив несильное, но тугое сопротивление. Я не увидела, но почувствовала, как лезвие выскочило с легким щелчком, отдавшись скачком в ладони.

Клекот захлебнулся. Туша пришла в движение: чудовище резко отпрянуло от столба. Я вцепилась в кинжал, чтобы не упустить, и вспорола кожу, как старый пергамент.

Тонкий визг затопил уши с запозданием. Наверное, чудище не ожидало сопротивления, но было уже поздно.

В лицо прыснула бурая кровь. Зажмурившись, я почувствовала, как по мне потекли горячие струи, однако атаку не прекратила. Пусть и в полной дезориентации, я продолжала вслепую наносить удары, каждый удар сердца ожидая, как на моей шее сомкнутся острые зубы. Откуда-то взялись силы, и зародившаяся в сердце злость на себя, на Коннара, на окружающий мир, подпитывала их, заставляя бить все яростнее и яростнее.

Говорят, так ведут себя иссерки

* * *

* * *

на поле боя. Похоже, мне довелось понять, что они чувствуют.

Через некоторое время я вдруг поняла, что больше не слышу визга и не чувствую присутствия монстра рядом с собой. Несмело отведя руку, я утерла лицо тыльной стороной кисти и открыла глаза.

Сквозь бурую пелену, больно обжигающую веки, я увидела безымянное чудовище лежащим на земле. Серповидные когти все еще вздрагивали, шаря по воздуху, но вывалившийся из пасти сиреневый раздвоенный язык уже утонул в луже крови, расползающейся под телом.

— Я не знаю, что ты такое, — сказала я, обращаясь к трупу. На меня вдруг напало неудержимое желание поболтать, — но так уж вышло, что сегодня один из нас оказался более удачливым, чем другой. Надеюсь, ты не держишь на меня зла, и уже отправился в какой-нибудь ваш Небесный Чертог. Хотя, наверное, тебя туда не пустят, если ты так любишь ловить каждого встречного!

Это показалось мне до безумия смешным, и я расхохоталась, прижав к себе спасший кинжал. Смех сам вырывался из горла, и я ничего не могла поделать с разбушевавшейся истерикой.

Чуть успокоившись, я занялась освобождением. Липкая дрянь, которую я чувствовала все это время, оказалась той самой темно-серой субстанцией, что поглотила мое тело. На воздухе она быстро закостеневала и уже была похожа на твердый тутор, слегка пружинящий под пальцами.

Процесс очищения от этой мерзости затянулся. Я не очень привыкла орудовать левой рукой, и приходилось действовать медленнее, чем хотелось бы, дабы не распрощаться с драгоценным клинком. Это было несложно; навык приобрелся быстро. Гораздо труднее было справиться с зудом нетерпения и страха: я не знала, сколько еще тощих тварей бродит по округе. Второго же нападения я могла и не пережить.

Наконец последние остатки кокона спланировали на землю. Не удержавшись на столбе, я упала вслед за ними: затекшее тело плохо слушалось, и противные мелкие иголки сразу вонзились в конечности, стоило пошевелиться.

Неуклюже перевалившись на спину, я взглянула на свое временное пристанище, едва не превратившееся в могилу. Оболочка столба, такая же темно-серая, как и кокон, поистерлась в месте соприкосновения с моей спиной. В образовавшемся просвете виднелся грязно-желтый узор в виде трех параллельных, чуть закругленных линий. Стоило мне посмотреть на них, как по позвоночнику пробежала морозная дрожь. Я торопливо отвела глаза, хотя причину собственного испуга так и не поняла.

Зуд в правой руке был невыносим; казалось, что проще отрезать себе кисть, чем избавиться от него. Еле переборов это опасное желание, я внимательно осмотрела руку, пытаясь отыскать его причину. Это удалось не сразу: снаружи конечность была совершенно здоровой, если не считать покраснения и легкой припухлости; лишь приглядевшись, я заметила три крохотные дырочки у самого основания ладони, прямо над запястьем.

— Это ты мне оставил, а? — мрачно спросила я у чудовища, — чтобы запомнила тебя покрепче?

Конечно, на ответ я не надеялась, и все же замерла на несколько мгновений. Почему-то подумалось: если оно сейчас поднимет голову и заговорит со мной, то я ничуть не удивлюсь.

Эта мысль испугала меня, пожалуй, еще больше, чем схватка с чудищем.

— Успокойся, Кошка, — строго сказала я самой себе, неловко поднимаясь. Ноги дрожали, а колени ходили ходуном, — дорога в безумие отклоняется от жизненного пути сначала всего лишь на один ноготь...

Потирая ноющую руку, я заковыляла к бесчувственному северянину, повиснувшему на столбе, шепча про себя:

— Уверена, что ты еще дышишь, капитан. Такие, как ты, не умирают в глуши от когтей тощих чудищ, не сдержав своих обещаний!

* * *

Обрывки кокона осыпали меня, как черный снег, ложась вокруг ног неровным кругом. Не обращая внимания на зуд, раздирающий кожу; на панический страх, терзающий сердце, я сосредоточенно работала лезвием, шаг за шагом освобождая Коннара от мерзких объятий иссушенной серой мерзости.

Это был уже второй кинжал в нашей с наемником истории. Первым я — правда, косвенно — едва не убила бывшего капитана. Теперь же я спасаю его, пользуясь вторым. Забавно, верно?

Недаром в Алдории говорят, что на трех лицах богини судьбы Намуты застыли иронические улыбки.

Когда из-под отвратительной оболочки появилась широкая смуглая грудь северянина, я прижалась к ней и облегченно вздохнула: сердце билось, а грудная клетка еле заметно поднималась в такт слабому дыханию.

— Попробовал бы ты умереть, — саркастическим тоном сказала я наемнику, вновь берясь за клинок, — я разыскала бы тебя на полях Междумирья и расцарапала тебе лицо!

Эти слова, вырвавшиеся помимо воли, заставили меня поджать губы и прислушаться к себе. Что за нелепость? Почему я, совсем недавно проклиная наемника, теперь искренне переживаю за него?

— Потому, что он может здорово облегчить мне задачу поиска флейты! — процедила я сквозь зубы.

Надеюсь, северянин никогда не узнает об этих мыслях.

Наконец пришел миг, когда массивное тело Коннара накренилось и повалилось прямо на меня. Отбросив кинжал, я повернулась спиной и подхватила бесчувственного наемника.

— Ох-х-х!

Плечи заныли от невыносимой тяжести, а я почувствовала себя портовым грузчиком, взвалившим на себя мешок с камнями. Ноги не выдержали, и я опустилась на колени, поддерживая северянина. На то, чтобы переложить его спиной на землю, ушло еще немало усилий, и я в изнемождении уселась рядом с ним, утирая пот, градом катившийся по лицу. Кожа под ладонями почему-то показалась шершавой и неровной, но я не обратила на это внимания.

— Капитан, — слабым голосом позвала я, — очнись, капитан. Или я зря проделала эту хэллеву работу?

Коннар лежал безмолвно и неподвижно, склонив голову в черном озере волос к левому плечу.

Внутри вспыхнула дикая ярость, багряным пламенем слизнувшая здравый смысл.

Шипя от злости, я встала на колени и, размахнувшись, отвесила наемнику пощечину.

— Значит, все впустую?! Значит, мне придется тащить тебя и дальше на своих плечах?! И кто тогда из нас слабый и беспомощный?!

Его веки даже не дрогнули, и это подхлестнуло меня еще больше.

— Не прощу! — прорычала я, занося руку для следующего удара, — ничего не прощу! Сначала чуть не надругался, а теперь бросаешь в этой обители Хэлля!

Звуки от ударов разрывали звонкую тишину. Я вошла в раж и затряслась от истерического хохота, перемешанного со слезами отчаяния.

— Думаешь, я потащу тебя отсюда? Много чести! Брошу тут, и пусть эти тощие твари решают твою судьбу!

— Другого я от тебя и не ожидал.

Слабый, на грани шепота, но все же принадлежащий Коннару голос застиг меня врасплох. Я застыла с поднятой для очередной пощечины рукой, беззвучно вздрагивая от колотивших тело эмоций.

Под дрогнувшими веками северянина прорезалась быстро растущая белая полоска. Было заметно, что ему стоит немалых усилий открыть глаза.

— Неужели ты добровольно дотронулась до меня? — хрипло хмыкнул северянин, медленно садясь и яростно растирая глаза, — вот Хэлль... Все тело будто дерьмом мангора набили. Что произошло?

— По дороге расскажу, — пробормотала я, чувствуя себя абсолютно обессилевшей. Истерика отхлынула, обнажив сосущую пустоту в груди, и я бесстрастно взирала на спасенного мной наемника, — давай убираться отсюда. Можешь встать?

— Дай мне пару мгновений, — усмехнулся Коннар. Отняв ладони от лица, он тряхнул головой и часто заморгал, — глаза горят.

Он поднял взгляд на меня, щурясь и морщась, будто от сильной боли. Я невольно отвела глаза, когда его вскрик заставил меня вздрогнуть.

— Шар'ракх! Кошка, что случилось с твоим лицом?!

*глерна — мифическая птица с головой змеи, покровитель алдорских моряков. Обычно вырезается в виде плоской фигуры; если смотреть на нее сбоку, кажется, что у нее всего одна лапа и одно крыло, однако, при взгляде в анфас видно, что и того, и другого — две штуки. Отсюда и пошло выражение — "у глерны два крыла" (аналог "у монеты две стороны");

**сецалия — священное растение княжество Хайань; дерево, приносящее два раза в год крупные, размером с кулак, черные плоды, по вкусу напоминающие алычу. Почитается за способность цвести раньше, чем появятся листья; в этом усматривается торжество зарождения жизни на фоне царства мертвого зимнего снега;

* * *

дорг — хищное животное, размеров с добермана, живущее под землей. Сплошь покрыто грубой кожей; имеет шесть лап, заканчивающихся разделенными перепонками пальцами, которые помогают ему быстро прорывать подземные ходы. Дорги слепы, но имеют отличное обоняние и слух, питаясь мелкими животными, которые удается схватить с поверхности;

* * *

талан — речная рыба. В время нереста часто выбрасывается на берег и подыхает от изнеможения;

* * *

*кислый кисель — коннемарский алкогольный напиток. Приготавливается из муки, крахмала и ячменных зерен; после брожения приобретает густую желеобразную консистенцию, и его скорее едят, чем пьют;

* * *

**кракадан — матросский танец;

* * *

* * *

Гвиленна — богиня удачи в коннемарском пантеоне. Изображается в виде прекрасной рыжеволосой женщины в зеленом платье с белой голубкой на плече; считается, что если голубка Гвиленны сядет на плечо, человеку будет неизменно сопутствовать удача;

* * *

* * *

иссерки — особые отряды воинов северных племен. Перед боем они пьют отвар из дранга (одного из видов мха, растущего на болотах Севера). Этот отвар устраняет чувство страха и нейтрализует болевые ощущения, одновременно многократно усиливая боевую ярость и жажду крови;

Глава 18.

* * *

— Есть только один вариант, — я кивнула в сторону распластанного тела чудовища.

Судя по усилившейся вони, оно уже начало разлагаться.

Я поведала капитану о своих злоключениях на столбе, умолчав, правда, о странных видениях. Наемник молча поднялся и подошел к бездыханной твари.

— Неплохо ты его отделала, — донесся до меня насмешливый голос северянина, приглушенный ладонью, которой он, видимо, защищался от трупного запаха. В нем угадывались нотки одобрения, и я с удивлением почувствовала, что это мне слегка льстит. Виду я, однако, не подала, лишь пожала плечами.

— Очень уж не хотелось щеголять без головы на плечах. Так что кровавый душ — малая плата за жизнь.

Я вспомнила острые зубы чудища и поежилась.

Коннар брезгливо сплюнул и поддел носком сапога темно-бурую кучу внутренностей, вывалившихся из искромсанного в ленты брюха.

Я вытащила кинжал, спасший мне жизнь, выщелкнула лезвие и медленно поднесла его к глазам. Желание подробнее разглядеть себя боролось с глухим ужасом перед тем, что я увижу в отражении.

Кожа побурела, сморщилась и стала шершавой, как кожура орехов ларра*. Веки скукожились и плохо закрывались, обнажая алые от лопнувших сосудов глаза. Эта напасть расползалась не только по лицу — темный "воротник" сползал к ключицам, и отдельные бурые островки пионами зияли на тыльной стороне рук. Меньше всего пострадали волосы — они только покрылись темно-желтым налетом по линии лба.

Будто во сне я послюнила палец и потерла щеку. Влага охотно впиталась в кожу, но не произвела никакого эффекта.

— Похоже, у этого булладха** ядовитая кровь, — тихо сказала я, — другого объяснения нет.

Желваки на острых скулах северянина вздулись, и он с яростью опустил ногу на труп. Раздался сухой треск.

— Я впервые вижу подобную тварь, — признался он, — и ей еще повезло, что она издохла прежде, чем я пришел в себя! Клянусь, я не оставил бы ни единой целой кости в ней за то, что она сделала с тобой!

Я подавила нарастающее раздражение. Наемник не изменил себе, распаляясь по любому поводу, даже если тот был пустячным.

Сама же я чувствовала странную отрешенность. Не то, чтобы мне было плевать на произошедшее, но и сильных переживаний я не ощущала.

Я глубоко вздохнула и убрала кинжал.

— Пора уходить отсюда, — мой голос звучал безразлично и отчужденно, — если никто не показывается, это еще не значит, что больше этих тварей здесь нет.

Коннар ухмыльнулся.

— Поражаюсь твоему хладнокровию, Кошка, — сказал он, — иной раз мне думается, что ты и не женщина

вовсе...

Я пожала плечами. С языка едва не сорвалась колкость, но я решила придержать ее при себе. Молча встав, я повернулась, чтобы продолжить путь к лесу, когда услышала удивленный возглас наемника.

Столб, на котором совсем недавно мы с чудовищем так весело проводили время, привлек его внимание, и он стоял перед ним, вглядываясь во что-то.

— Подойди, Кошка, — необычно серьезным голосом позвал он, — кажется, тебе тоже было интересно, куда пропали люди из этой деревушки.

Его слова пробили брешь в броне отчужденности, и я безропотно подошла и встала рядом.

— Ох, Хэлль!

— Оценила? — невесело хохотнул наемник, — вот так думаю: вроде бы, многое повидал, много, где побывал, но встречаешь подобное — и все летит к демонам. В этом он был прав. Мне тоже никогда не доводилось слышать о чем-то подобном, хотя земля Аэдагги полнилась самыми фантастическими историями.

То, что сначала показалось мне белесыми линиями, оказалось человеческими ребрами, плотно застывшими в ноздреватой серой массе, как гнус — в янтаре. Северянин достал меч и без особых усилий отковырнул еще несколько кусков этой странной субстанции. Перед нами появилось еще несколько костей и нижняя челюсть.

— Готов поспорить на свою руку, что эти штуки битком набиты скелетами, — угрюмо резюмировал наемник, затыкая клинок за пояс. — Вот тебе и ответ.

— Северные медведи не едят свою добычу сразу, — медленно, как сомнамбула, проговорила я, — сначала они зарывают ее в землю на несколько дней. Только когда мясо слегка подпортится и покроется червями, они вырывают его и пожирают.

Слова сами срывались с языка, и, начиная фразу, я не знала, чем она закончится. Словно кто-то говорил моим голосом, отведя мне роль безмолвного наблюдателя.

Коннар с удивлением взглянул на меня и кивнул:

— Примерно так. Скорее всего, это огромные столовые. Твари делали запасы впрок. Наверное, мы тоже должны были стать закуской.

Он скривился и отошел от столба. Я постояла еще немного, завороженно глядя на останки неизвестного мне человека. Кем он был? Землепашцем? Шахтером? Или это то, что осталось от матери большого семейства, дородной женщины с добрыми глазами? Или от девушки, которая только-только вступила во взрослую жизнь, окрыленная надеждами и мечтами?

Прямо как я.

Обжигающий огонь ярости вспыхнул в душе, когда я подумала о том, что и мои надежды и стремления могли бы быть погребены под толщей этой мерзости. Мутная пелена упала на глаза, горло сдавило резкой болью, и в ушах зашумело.

— Кошка!

Громкий оклик северянина привел меня в чувство. Я обнаружила, что стою, прижавшись лбом к "погребальному" столбу, сжав кулаки так сильно, что еще чуть-чуть — и ногти прорвут кожу.

— Я в порядке, — откликнулась я, не без труда выпрямляя дрожащие пальцы, — поспешим. Я больше не хочу находиться на этом...могильнике.

Коннар без лишних слов подал мне сумку с Камнем, сиротливо валявшуюся неподалеку, и тронулся в путь первым.

* * *

Осознание того, что наш путь к заветной цели сокращается шаг за шагом, пьянило. Поглощенная мыслями о каменной флейте, я совершенно забыла о наших драконидах, сбежавших в лес накануне. Вспомнив же о них, я приуныла: с исчезновением скакунов шанс в скором времени добраться до монастыря становился ничтожным. Учитывая то, что факелы потерялись где-то на страшной пустоши, а без драконидов время в дороге растягивалось вдвое, если не втрое, мысли мои приобретали все более и более мрачный оттенок. На чудо я не надеялась и была твердо уверена, что скакуны уже далеко от нас и наверняка закончили свои жизни в желудках каких-нибудь хищников.

Именно поэтому вид двух драконидов, мирно разгуливающих между деревьев у самой кромки леса, поразил меня до глубины души.

Судя по чуть расширившимся глазам северянина, он тоже этого не ожидал.

— Пожалуй, стоит послать драконюху пару дориев, — хмыкнул он, седлая животное, — наверное, та зубастая тварь решила оставить их на закуску, только добраться сюда уже не смогла.

— Либо мы показались ей более вкусными, — в тон ему поддакнула я, вставляя ногу в стремя. Продырявленную ладонь кольнуло, и голова закружилась: забытье на столбе продолжало сказываться. Неуклюже побалансировав, я все же запрыгнула в седло и взяла поводья, вопросительно взглянув на Коннара. Тот почему-то медлил.

— Скажи, Кошка, — задумчиво проговорил он, — ты по-прежнему хочешь продолжать путешествие? Несмотря на все, что с тобой случилось? Впереди могут ждать вещи и пострашнее.

Я в изумлении прикусила губу и нахмурилась. С чего бы это наемника потянуло на подобные расспросы?

— Я сама выбрала этот путь, — безаппеляционно отрезала я, давая понять, что не очень горю желанием продолжать этот разговор, — и пройду его до самого конца. Каким бы он ни был. Что бы не ждало меня впереди. Я должна. Иначе моя жизнь потеряет смысл.

Голос задрожал от волнения, а фразы стали отрывочными. Внезапное желание излить душу на мгновение накрыло меня с головой, но я вовремя спохватилась и одернула себя.

Капитану Коннару незачем много знать о Дикой Кошке Мелиан.

Впрочем, он особо и не возражал. Уставившись в пустоту перед собой, он выдержал паузу и тихо произнес, будто говоря сам с собой:

— Сейчас я даже рад, что Феррг

* * *

скрестил наши дороги, Кошка. Я пройду с тобой до конца, и если случится так, что я попаду в Серебряный Чертог Амальганны, то я хотел бы, чтобы последним, что я увидел, была ты.

Не дождавшись моего ответа, северянин подстегнул драконида и поскакал вперед.

Его неожиданная откровенность застала меня врасплох, но я быстро справилась с собой.

Бросив прощальный взгляд на кладбище омнийцев, я всадила пятки в бока драконида, и тот послушно порысил следом за удаляющейся спиной наемника.

Отложим наш задушевный разговор, капитан.

* * *

Ткань рвалась с сухим треском, беспомощно повисая на ладонях северянина широкими лентами.

— Из телохранителя я постепенно превращаюсь в горничную, — угрюмо проворчал Коннар, расправляясь с очередним лоскутом материи, — сначала помоги выбрать платье, потом — заплести косу... Что дальше? Прикажешь стирать твое белье?

Я только неопределенно хмыкнула, оставив наемнику простор для фантазий, и сделала еще один виток вокруг лица.

Идея замаскировать лицо, плотно забинтовав его тряпками, пришла нам в голову почти одновременно. Попрепиравшись некоторое время (наемник был горячо убежден в том, что история о пострадавшем в бою выглядит убедительнее), мы разработали легенду. Исходя из нее, я была юным уроженцем Северных земель, с рождения страдающим от неизлечимого недуга, превратившего мое лицо в уродливую маску. Вдобавок ко всему, мой герой был немым, на что северянин саркастически заметил, что "такого доходягу в нашем поселке утопили бы в бадье с водой сразу после рождения".

Коннару же досталась роль "моего" старшего брата. По сути, от него требовалось всего лишь оставаться самим собой, с поправкой на наличие безголосого родственника.

— У вас были случаи, когда приходилось обращаться к чужим богам? — спросила я наемника, когда приготовления были почти закончены. Вопрос не был праздным: еще свежа была память о том презрении, с которым Коннар высказывался о Лиаре.

Северянин задумался на удар сердца и ответил, пренебрежительно скривив губы:

— Никогда. Отвернуться от Владык Амальганны — все равно, что всадить нож в спину отца.

Я скептически подняла бровь. Яростные вспышки религиозности всегда настораживали меня, не привыкшую полагаться ни на кого, кроме себя. Но, в конце концов, каждый имеет право верить, во что хочет: хоть в уродливых карликов второго континента, хоть в суровых воинственных божеств, рожденных северными лесами.

Я затянула последний узелок на затылке. Широкие полосы ткани плотно закрывали всю голову и лицо, выпуская наружу лишь косу и оставляя неширокую прорезь для глаз. Дыхание быстро сделало плотную материю горячей и влажной, и я поняла, что первое время буду бороться со страстным искушением стянуть маскировку с лица.

Коннар придирчиво наблюдал за моими манипуляциями.

— Сойдет, — наконец кивнул он, — главное, не давай себя толком разглядывать, помни о том, что ты немая, и все может получиться.

Эти слова будто разбили ледяную стену спокойствия внутри меня. Сердце гулко стукнуло и ухнуло в низ живота. Я схватилась за сумку, как потерпевший крушение хватается за обломки корабля.

— Все может получиться, — хрипло повторила я.

Кажется, Коннар почувствовал мое состояние. Подняв бровь, он насмешливо спросил:

— Что такое? Отважная "я пройду до конца" все-таки чего-то боится?

Волна гнева слизнула ростки страха. Стиснув зубы, я мило промурлыкала:

— Пожалуй, я погорячилась. Я всего лишь глупая слабая женщина, которая сама не понимает, куда лезет. Конечно, если бы не она, то великий воин сейчас догнивал бы на столбе... Но, право слово, это пустяки, ведь нет участи почетнее!

Лицо Коннара потемнело.

— Когда-нибудь я заставлю тебя ответить за все твои дерзости, Кошка, — с угрозой в голосе предупредил он, — еще никто и никогда не смел говорить мне подобное в лицо, и не думай, что я спущу тебя это просто потому, что ты женщина!

Я благожелательно улыбалась под маской, довольная произведенным эффектом. Как обычно, стоило мне вернуть колкость, гнев быстро пошел на убыль. Наемник не мог этого видеть, но я была уверена, что он все чувствовал.

Видимо, так и было. Опалив меня тяжелым взглядом, северянин вышвырнул ставшими ненужными тряпки на обочину.

— В путь, Кошка, — процедил он сквозь зубы, подходя к дракониду и берясь за поводья.

— Как скажешь, мой капитан, — с фальшивым послушанием пропела я и вдруг воскликнула:

— Постой-ка, а это что?

Когда наемник протянул руку к шее драконида, мой взгляд остановился на внутренней стороне его локтя.

Чуть пониже сгиба зияли три аккуратных точки — в точности такие, на на моей ладони.

Не обращая внимания на озадаченное лицо бывшего капитана, я подлетела к нему и схватила за руку, изучающе всматриваясь в находку.

Как только мои пальцы коснулись его кожи, Коннар отчетливо вздрогнул. Спустя мгновение поверх моей ладони легла его. Я была слишком поглощена разглядыванием и не сразу посмотрела на северянина.

В его глазах медленно, по крупицам, разгоралось темное пламя, в котором плавно кружили, сменяя друг друга, удивление и слабый отблеск надежды.

Пропустив удар сердца, я опомнилась и отдернула руку.

Пламя погасло в тот же миг, словно на него выплеснули ушат воды, и Коннар стал прежним — угрюмым, колючим наемником.

— Что это такое? — повторила я, уже просто потому, что нужно было разрядить обстановку.

Северянин нахмурился и сухо ответил:

— Эта дрянь, которая чуть не превратила нас в надгробия для самих себя, укусила меня перед тем, как я отрубился. У нее, скорее всего, ядовитая слюна или что-то в этом роде — я спал, как убитый, и очнулся бы на полях Йаллы

* * *

, если бы...

Наемник замолчал, помрачнев еще больше. Я тоже не торопилась с ответом, обдумывая его слова.

Если слюна той твари действительно усыпляла, почему же тогда я "проспала" совсем недолго? Неужели всему виной мои непрекращающиеся визиты в Междумирье?

Лязг сбруи отвлек меня от мыслей; Коннар уже запрыгнул в седло и взялся за поводья.

— Скоро начнет смеркаться, — коротко бросил он, не глядя на меня, — поторопись. Или тебе тут так понравилось, что ты решила поселиться на этой дороге?

Я послала ему гневный взгляд, но сделала это больше по инерции, чем от настоящего раздражения.

Мой драконид протяжно вздохнул и ткнулся жесткой мордой мне между лопаток.

— Уж где-где, а здесь мне не понравилось совершенно, — пробормотала я, забираясь на него, — пусть призраки этих мест здесь и остаются. С меня вполне хватает моих собственных.

* * *

На булыжники легла сумеречная роса, превратив их в блестящие скользкие бугорки, выпирающие из земли. Из-за деревьев медленно просачивался белесый туман, повисая клоками на раскидистых ветках. Моя маска отсырела и обвисла на лице лягушачьей коже, неприятно холодя при каждом прикосновении.

Бока драконида тяжело подрагивали, а капающая с клыков пена расползалась по земле неаккуратными кляксами. Как только мы свернули на тропу пилигримов, я безжалостно погнала его вперед, больше всего на свете боясь опоздать, упустить паломников и стукнуться об захлопнутые прямо перед носом ворота.

В самом начале мой страх был легким и прозрачным, как утренняя дымка. Казалось, что времени еще много, да и путь до монастыря достаточно длинен, так что у меня есть все шансы столкнуться с долгожданными паломниками за поворотом.

Однако день пролетел в веретене безумной скачки, перемежаемой редкими привалами, но нам никто так и не встретился. Чем ближе подкрадывался вечер, тем сильнее становилась моя паника, и, когда солнце уже зацепилось краем за деревья, я была близка к истерике. На протяжении всего дня северянин хранил молчание, лишь изредка роняя какую-нибудь малозначительную фразу. Я была признательна ему за это: в таком состоянии мне очень не хотелось распыляться на ненужные препирательства и пустопорожние споры. Да и все вокруг не очень-то располагало к болтовне: этот лес был похож на огромный собор, в котором даже самый тихий шепот разносится вокруг оглушительным криком.

Когда на смену сумеркам пришла ночная мгла, наемник обогнал меня и, схватив драконида за уздцы под нижней челюстью, заставил замедлить бег.

— Притормози, — едва шевеля губами, сказал он, — эта шкура с костями падет прежде, чем взойдет луна. Да и скоро тут станет темнее, чем у набийца в заднице, хочешь свернуть шею?

Я метнула на него гневный взгляд и упрямо потянула на себя поводья. Конечно, Коннар был прав, но понимание того, что любое снижение темпа может обернуться непоправимым опозданием, свербящей занозой сидело в груди.

Драконид сипло всхрапнул и заплясал на месте, не зная, кому из нас подчиниться. Северянин нагнулся и прошипел что-то ему на ухо, но зверя это мало успокоило.

Я вновь дернула узду, но наемник предупреждающе поднял ладонь. Его лицо было трудно различить в темноте, однако я вдруг кожей почувствовала волну удивления, хлынувшую с его стороны.

— Да ладно, — пробормотал он, — не может быть.

И, понизив голос, спросил:

— Ты тоже это слышишь?

Я напрягла слух. Очевидно, у северянина с этим было получше, но теперь и я различила далекие голоса, не то перекликивающиеся, не то тянущие заунывную, как степной ветер, мелодию.

— Шар'ракх, — выругался Коннар со смесью удивления и облегчения, — прямо как по заказу. Похоже, твои хилые боги услышали тебя и подкинули нам эту встречу!

Я не стала ничего отвечать, ограничившись слабым кивком. Все мысли и чувства ярко вспыхнули внутри и сосредоточились в одной-единственной точке — монастыре, который, наконец, обрел вполне реальные очертания.

Впрочем, северянин истолковал мою молчаливость по-своему.

— Привыкаешь к роли? — деловито осведомился он, — ну, и правильно, а то развяжешь язык в самый неподходящий момент, обьясняйся потом, почему у моего "брата" голос прорезался, да не какой-нибудь, а бабский.

Я криво усмехнулась. Запах сил на то, чтобы злиться на наемника, иссяк.

— Уверена, это всегда можно обьяснить чудом Лиара. Думаю, у него, как у всех богов, своеобразное чувство юмора, — прошептала я и подстегнула драконида.

* * *

Отрезок времени между тем, как мы увидели мелькающие далеко впереди огни, и тем, когда мы добрались до них, показался мне вечностью. В голову безостановочно лезла всякая чепуха: каждый шаг то приближал цель, то будто отбрасывал на несколько шагов назад; отблески пламени вдруг становились призрачными, как мираж в пустыне, а дракониды начинали дышать тяжело, с присвистом, грозя свалиться замертво. Такой бури эмоций я никогда не испытывала, и к тому моменту, как мы достигли цели, меня колотило так, что я при всем желании не могла пошевелить языком.

Факелы, послужившие нам ориентиров, были воткнуты в землю у дороги в виде большого полумесяца. В их дрожащем свете кружились фигуры, облаченные в темные хитоли; их количество было сложно назвать из-за постоянного перемещения. Не замечая нас, замерших совсем рядом, они тянули какую-то заунывную мелодию, состоящую только из одного звука "о", и передавали друг другу большой шар, светящийся золотисто-молочным светом. Его отсветы выхватывали из темноты потрепанные края капюшонов одеяний незнакомцев, надежно укрывая от нас их лица.

Коннар фыркнул, казалось, со всем презрением, что накопилось внутри.

— Мы даже на похоронах такую тягомотину не пели, — едко заметил он, — под нее хочется добровольно в костер прыгнуть.

Я хихикнула про себя. Северянину нельзя было не поверить. Не так давно Коннар рассказал мне, что, когда на Севере умирал кто-то из мужчин-воинов, соплеменники либо сжигали его со всей воинской амуницией в погребальном пламени, либо отправляли по реке в ладье, завернутого в листья тука. Все это происходило под аккомпанемент разудалых песен, а хмельная брага лилась бочками. Северяне верили, что за смертной чертой воина ждали вечные радости жизни: славные битвы рука об руку с легендарными героями прошлого, хмельные пиры в чертогах Амальганны и рощи, полные девственниц и умерших возлюбленных.

Сомнительные радости, как по мне.

На мой вопрос о загробных перспективах женщин наемник расплывчато намекнул, что их тоже ждет счастливое послесмертие: самые везучие удостоятся почетной роли служанки за пиршественным столом или наложницы в тех самых рощах. О том, что случится с менее удачливыми, северянин предпочел умолчать, однако после моего насмешливого замечания, что уж куда-куда, а на его родину или в Амальганну мне попасть совсем не хочется, заметно помрачнел.

Рисунок танца сменился, и песня стихла. Фигуры в хитолях выстроились в два ряда, встав лицом друг другу и дав мне, наконец, сосчитать их.

Всего их оказалось тринадцать: по шесть с каждой стороны и один — во главе, лицом к дороге. Ряды протянули друг к другу руки с вывернутыми к небу ладонями и, воздев головы, затянули еще более тоскливую песню. На сей раз, она заключалась в монотонном чередовании звуков "а" и "э" и напоминала заунывный плач недавно родившихся детей.

— Интересно, надолго ли они тут собрались? — проворчал Коннар, — не удивлюсь, если они проторчат тут всю ночь, так и не заметив нас.

И невольно сглазил.

Светящийся шар вновь возник на сцене. Он возник в руках фигуры, что стояла особняком, не дав мне даже понять, откуда.

Незнакомец принялся плавно описывать круг шаром, двигая его посолонь; в какой-то момент шар явственно дрогнул и едва не упал на землю, а раструб капюшона обратился в нашу сторону.

Остальные даже не повернули голов, из чего я сделала вывод, что они либо слишком погружены в свои рулады, либо стоят с закрытыми глазами.

Нас наконец-то заметили.

Несмотря на явное замешательство, "глава" не прервал странного танца. С грехом пополам покончив с кругом, он вытянул руки прямо перед собой и медленно, двинулся вперед, сквозь частокол рук своих сотоварищей, прорезая их, как костяной плавник речного трирама

* * *

— лед по весне.

В конце пути он вручил свою ношу ближайшему товарищу и поспешил к нам, путаясь в широкой хитоли и сбрасывая с головы капюшон.

Это оказался высокий человек с абсолютно лысой головой, тонкими бескровными губами и впалыми щеками. Желтый свет факелов сделал его похожим на жертву зыбучих песков Ароайны

* * *

**, до последнего боровшуюся за свою жизнь.

— Вы кто такие? — буквально выкрикнул он, раздувая щеки, — что делаете на этой священной тропе? Случайным зевакам сюда нельзя!

Ох, как обидно, что мой язык был связан! В горле страшно защекотало от желания указать ему на откровенное отсутствие логики: вряд ли "случайных зевак" занесло бы в такую глушь, так что наш визит в любом случае выглядит запланированным. Коннар в гневе сузил глаза, и я мысленно застонала: похоже, наше предприятие может провалиться к Хэллю, даже толком и не начавшись. Однако капитан, похоже, сумел побороть собственную натуру. Он заговорил вполне мирным голосом, лишь легкой хрипотцой выдавая свою ярость:

— Мы не хотели нарушать ваш...кхм...танец. Просто мы очень торопились, чтобы догнать вас...

— Это не танец, а походный ритуал Выноса Шара! И зачем вам понадобилось догонять нас? — с подозрением спросил мужчина. Он сильно вытянул шею, подробно разглядывая Коннара, и на лице его плясал нескрываемый страх.

Я вполне понимала его чувства. Наемник и при свете дня не выглядит милым невинным созданием, а в неверных бликах пламени — и подавно. К тому же, грязь и ошметки застывшей слизи, намертво приставшие к коже и запутавшиеся в волосах, не добавляют в образ привлекательности. Конечно, перед тем, как тронуться в путь, мы ополоснули лицо и руки в мелкой речушке, что протекала близ Омнии, но толку от этого было чуть.

Северянин вздохнул и простер руку ко мне. Его пальцы повисли в ударе сердца от моего лица, и он стал похож на актера из королевского театра, готовящегося сыграть жизненно важную роль. Я взглянула на него и мысленно пожелала удачи: от убедительности Коннара зависело то, попадем ли мы в Лит-ди-Лиар без приключений или будем прорываться туда с боем.

— Мой брат тяжело болен, — заговорил наемник, и я с облегчением услышала в его голосе почти настоящую скорбь, — это случилось с ним в пять лет, и с тех пор мы мотаемся по всему свету в поисках средства, которое исцелит его...

Браво, капитан. Без преувеличения — браво. Не знай я всей подоплеки, поверила бы безоговорочно. Жаль, что сейчас неподходящий момент, а то бы я встала и зааплодировала.

Пожалуй, налью тебе ирли-лея за свой счет, когда все закончится.

Лысый незнакомец пожевал губами и неприязненно сказал:

— И вы решили, что мы поможем твоему брату? По-твоему, мы лекари?

Коннар пожал плечами.

— Лекари не справились с этой хворью. Я не очень-то верю в целительную силу веры, но мой брат где-то узнал о том, что в Лит-ди-Лиаре могут помочь и сделать его прежним. Теперь он постоянно думает о том, чтобы попасть в этот монастырь... Мы узнали, что туда могут пустить только, если идешь с паломниками, и смиренно просим вас взять нас с собой.

По лицу незнакомца прошла рябь недоверия, и он обратил внимание на меня.

— И от кого ты это услышал?

Я развела руками и смущенно покачала головой.

— Мой брат Мерран немой с рождения, — расколол молчание резкий голос северянина.

Значит, теперь и северянин ступил на извилистый путь придумывания имен. Я повторила это имя про себя несколько раз, чтобы примерить и запомнить потверже.

Паломник слегка смутился, но это ничуть не изменило его суровости.

— Сожалению, друзья мои, — судя по тону, у Хэлля он таких друзей видал, — но наш монастырь — не лечебница. К тому же, насколько я понял, вы даже не алдорийцы...

Коннар мрачно склонил голову, подтверждая это. Незнакомец широко развел руками, будто пытаясь обнять кого-то очень толстого и невидимого.

— И не отмечены светом Лиара. Я не возьму вас в монастырь, ибо не вижу в этом никакого смысла. Сожалею.

Он низко опустил голову и стал быстро-быстро осенять себя кругом.

Мы с северянином молча уставились на него. Кажется, Коннар заскрипел зубами; я же почувствовала себя так, будто только что добралась до вершины крутой горы, но пальцы соскользнули, и я покатилась вниз, обдирая кожу об острые булыжники.

Подмога подоспела с совершенно неожиданной стороны.

— Что случилось, брат-в-Свете Шомас? — прозвенел над поляной молодой мужской голос. Его звук подарил мне крошечный лучик надежды, и я немного воспрянула духом.

Нас обступили другие паломники. Скинув капюшоны, они застыли молчаливым полукругом, с недоверчивом опаской разглядывая незваных гостей. Вперед выступил высокий юноша с буйными темными кудрями, рассыпавшимися по плечам. На его лице, как присосавшаяся пиявка, сидела продолговатая родинка.

Лысый Шомас недовольно взглянул на него и нехотя ответил:

— Ничего не случилось, брат-в-свете Джолан. Они уже уходят...

— Я скажу, что произошло! — вдруг перебил его Коннар, и, кажется, от его громкого рыка вздрогнула не только я, — этот ваш Шомас, — он беспардонно ткнул пальцем в сторону последнего, — отказывается не просто помогать, но и просто подарить надежду на исцеление моему брату! — тот же жест, но уже в мою сторону.

На лице молодого Джолана отразилось крайнее возмущение.

— Брат-в-свете Шомас, — срывающимся голосом произнес он, — это правда?

Лысый паломник пронзил наемника яростным взглядом, но наткнулся лишь на бесстрастные черные глаза.

— Он утверждает, что его брат болен, — процедил он, — но я не понимаю, чем поход в Лит-ди-Лиар может помочь ему. Лекарей там и в помине нет, а настоятель не занимается ничем подобным!

Его голос булькал от возмущения. Северянин дал ему договорить и легко перехватил инициативу.

— Иной раз вера творит чудеса, — спокойно сказал он, — и я уверен, что это именно такой случай. Мой брат уверовал в Лиара. Как бы я сам не относился к вашим богам, я хочу его выздоровления, с помощью ли Лиара, Бриссы или демонов Хэлля.

По ряду паломников пробежал шепоток. Джолан со свистом втянул в себя воздух.

— Брат-в-свете Шомас! — с праведным негодованием воскликнул он, — как же так? Вы отказываете в помощи человеку, который действительно в этом нуждается? А как же сила вашей веры? Неужели вы забыли о третьей заповеди Лиара: "Помоги всем убогим и обиженным, и да приумножится Свет-в-тебе"?

Хэлль побери, этот парень мне определенно нравится!

Наверное, почуяв, куда ветер дует, Шомас торопливо заговорил:

— Мы не знаем, что за болезнь у этого юноши, не знаем, заразна ли она! А если из-за него мы все умрем? Как говорится, пусти паршивую овцу в стадо — испортит всю отару!

— За все то время, что мы шлялись по этой стране, из-за брата никто не умер, — заметил Коннар. По его оттенку сарказма в его голосе я поняла, что северянин начинает терять терпение.

Джолан растерянно посмотрел на Шомаса, потом перевел взгляд на меня и участливо спросил:

— Что именно с тобой произошло?

— Мальчишка немой, — резковато бросил Коннар, — это уж точно не вылечишь. Мерран, покажи им!

Мне стало жалко Джолана: такое несчастное выражение появилось на его лице. Захотелось ободряюще улыбнуться парню, но я сдержалась и выполнила требование северянина, спрыгнув на землю и приспустив перед всеми свою повязку.

Кто-то охнул, кто-то помянул Лиара. Шомас начал громко молиться, а Джолан, явно наспех сотворив круг, начал с любопытством вглядываться в мое лицо. Постояв так несколько ударов сердца, я почувствовала себя неуютно, как обезьянка в шатре бродячих циркачей. Решительным движением спрятав лицо, я отступила в тень, а Коннар занял мое место.

— Убедились? — хмуро спросил он, — я-то на это уже вдоволь насмотрелся, на две жизни вперед, а с непривычки может и удар хватить.

С этим он, конечно, хватил через край, но никто и слова ему поперек не сказал. Опасливо поглядывая на наемника, паломники сгрудились в кучу и принялись переговариваться между собой так тихо, что до нас долетало только приглушенное шипение, словно ветер шуршал в камышах. Бросив на нас враждебный взгляд, Шомас нырнул в самую гущу обсуждения, и до нас периодически доносился его негодующий шепот.

Я молча посмотрела на северянина. На его лице было написано безразличие, но оно явно было наигранным: чуть подрагивающая верхняя губа выдавала внутреннее напряжение. У меня же в подреберье кольнула и заныла тянущая, как удар хлыста, боль предвкушения, и я начала нервно переступать на месте, не в силах справиться с муками ожидания.

Шепот стих, и к нам направился Джолан, сияющий, как начищенный медный кувшин.

— Мне удалось переубедить брата-в-свете Шомаса! — радостно воскликнул он, — вы отправляетесь в Лит-ди-Лиар с нами!

*орехи ларра — орехи, растущие в тропических лесах на юго-восточном побережье Второго материка. Имеют упругую кожистую оболочку коричневого цвета, испещренную морщинами, и ярко-розовую мякоть;

**булладх — нецензурное ругательство (коннемарск.). Самый мягкий перевод — 'сволочь';

* * *

Феррг — в космогонии северных народов бог-кузнец, выковывающий судьбу. Изображается трехруким великаном с седыми волосами, в которые вплетены сосновые иглы.

* * *

Поля Йаллы — загробный мир в космогонии северных народов, куда попадают те, кто умер не в бою.

* * *

*трирам — речная рыба, размером с ладонь взрослого мужчины. Имеет на спине треугольный костяной плавник, при помощи которого вспарывает лед на реке, когда идет на нерест ранней весной;

* * *

**Ароайна — пустыня неподалеку от Запретных пустошей. Изобилует очагами темно-желтых зыбучих песков, которые вытягивают всю жидкость из живого существа, угодившего в них;

Если Вы нашли эту книгу в сети, пожалуйста, дайте знать оценкой или отзывом Ваше отношение к произведению. Авторская страница на СИ: http://samlib.ru/k/kruz_o

Глава 19.

* * *

Серая стена, покрытая розетками лишайника и шкурками мха, выросла из-под земли, как порождение суровых скал, обступивших нас. По всей каменной поверхности недоброжелательно скалились острые железные штыри, словно кто-то прошелся по полю брани, собрал охапку копьев и небрежно разбросал их по всему периметру ограды. Чахлые плети дикого винограда бессильно повисли на них, как пожелтевшие от времени волосы старухи. Между штырями виднелись помутневшие от времени продолговатые медальоны из авантюрина. Где-то за стеной ветер свистел на раздвоенной вершине горы, чья макушка виднелась, если приподняться в стременах.

— К чему такая предосторожность? — спросил Коннар Джолана, поеживаясь. Глядя на него, я тоже невольно передернула плечами: на горной тропе, по которой тянулась наша процессия, было прохладнее, чем в лесу, и время от времени холодный воздух врывался под одежду.

Джолан разглядывал стену, поскребывая щеку и широко улыбаясь. Его глаза сияли, как у ребенка, получившего огромный сладкий леденец.

— Я не знаю, господин Коннар, — признался он, — мы все тут в первый раз. Возможно, где-то поблизости живут горные гиганты или бродит стая алых шакалов*, и настоятель боится за жизнь и сохранность послушников.

Он умолк и вопросительно взглянул на наемника, как щенок, ожидающий подачки. Я заметила, что с момента нашего знакомства юноша старался неотступно следовать за северянином, заискивающе заглядывая тому в рот. Так подмастерье ходит за мастером, и я не сомневалась, что Джолан назначил моего телохранителя на роль старшего брата. Северянин этого либо не замечал, либо искусно притворялся слепым, сохраняя свой привычный мрачновато-отчужденный облик.

Коннар неопределенно дернул головой, и Джолан вернулся к восхищенному любованию стеной, к которой мы неуклонно приближались. Северянин слегка сбавил шаг драконида и поравнялся со мной.

— Заметил, как почернели эти железки? — спросил он, — не удивлюсь, если увижу на них еще и пузыри. Такое случается, если обмазывать железо соком дерева зирнир, слышал про такой?

Я не слышала и покачала головой; Коннар с видом явного самодовольства сказал:

— В этом соке яд, который сохраняет свои свойства очень долго. Когда он попадает в кожу, то все вокруг него чернеет, и плоть начинает проваливаться внутрь, образуя зловонную пузырящуюся дыру. Не советую тебе трогать их: пусть яд действует только при проникновении под кожу, но обжечься тоже можно здорово. Кстати, видишь еще кое-что? Эти штыри большие, значит, в монастыре постоянно в ожидании нападения кого-то огромного. Интересно, случаи нападения уже были? Не вижу следов крови и кусков трупов, хотя, может быть, их часто убирают.

Очень захотелось закричать и послать его к Хэллю. За все то время, что мы провели с паломниками, наемник словно прощупывал, как далеко распространяются границы моего терпения и самообладания. Он то и дело рассказывал какие-то невообразимые гадости, а потом умолкал и наблюдал за тем, как я борюсь с собой, чтобы не ответить ему тем же.

Это водилось за ним и раньше, но сейчас он стал просто невыносимым.

— Как ты разговариваешь с ним? Я думал, такие, как он, понимают только особые жесты.

Коннар замолчал, и мы невольно синхронно обернулись. Позади нас трусил драконид, на котором мешком болтался низенький паломник, прозванный мной за глаза "Ласточкой" за раздвоенный, будто разрубленный пополам, нос.

Этого паломника на самом деле звали Жонг, и он был приятелем Шомаса: по крайней мере, они общались между собой чаще, чем все остальные.

И, кажется, Ласточка тоже был не в восторге от нашего присутствия, судя по полным подозрения случайным взглядам, которые я то и дело ловила.

— Мой брат немой, но не глухой, — грубо отрезал Коннар, и Жонг попятился, несмотря на то, что был в седле.

— Я просто спросил, — пробурчал он и отгородился от нас, натянув на подбородок капюшон хитоли.

Наши взгляды с Коннаром встретились, и я прочла в его глазах то, о чем подумала сама.

Шомаса и Ласточки следовало не просто опасаться. Опасаться — означает каждое мгновение ожидать внезапной неприятности за любым поворотом. Эти же двое производили впечатление людей, не просто прячущих за пазухой нож, а уже занесших его над головой, и поэтому следить за ними нужно было в оба.

Стена придвинулась совсем близко, закрыв половину неба сплошной серой пеленой. На высоте человеческого роста я увидела высеченный в камне диск, на окружности которого одиноко мерцал небольшой авантюриновый шар.

Наверное, литанээ дома Авантюрин были счастливы, получив такой большой заказ, усмехнулась я про себя. Вокруг раздались восторженные вздохи и невнятный шепот. Обернувшись, я увидела, как все паломники замерли в едином порыве, уставившись на диск с абсолютно одинаковым выражением полнейшей отрешенности.

Коннар пренебрежительно фыркнул, но не достаточно громко, чтобы это можно было расценивать, как неуважение к Лиару. Наши взгляды снова пересеклись, и я уловила отблеск его мысли.

Здесь мы чужие, Кошка, красноречиво говорили его глаза. Мы никогда не поймем их и не станем такими же.

Выдержав его взгляд несколько мгновений, я медленно отвела глаза. Это вовсе не означало того, что я не согласна с ним; напротив, мне совсем не хотелось открыто демонстрировать свое согласие. Общее оцепенение нарушил Шомас. Неуверенно крякнув, он пришпорил драконида и вразвалку подъехал к стене. Я пристально наблюдала за ним, чувствуя себя всходящей на сцену танцовщицей, от умения которой зависит то, будет она сегодня что-нибудь есть или обойдется сухими корками.

Только в моем случае от успеха зависел весь дальнейший путь.

Шомас кашлянул и принялся ощупывать стену, приподнявшись в седле.

— Не похоже, чтобы здесь были ворота! — выкрикнул он, не оборачиваясь, — тут даже щели никакой нет!

— Может быть, все паломники до этого просто перепрыгивали? — пробормотал Коннар: замешательство Шомаса явно доставляли ему удовольствие. Услышавший его Джолан прыснул в кулак. Я прикусила губу, чтобы не фыркнуть: воображение у меня было хорошее.

— Брат-в-свете Шомас, — заволновался кто-то сзади, — как же мы попадем вовнутрь? Вместо ответа лысый паломник удвоил усилия и начал кричать, требуя, чтобы им открыли путь. Мне было видно, как покраснела от напряжения его шея, и я не сомневалась, что на лице у него сейчас играет не самое благолепное выражение. Когда стало ясно, что никто не откликнется, его плечи поникли. Я догадалась, что еще чуть-чуть, и он будет готов скомандовать: "Поворачиваем назад!"

Наверное, так и случилось бы, если бы его рука не легла на авантюрин в каменном диске. Шомас вздрогнул всем телом и зачем-то навалился на него, воскликнув:

— Кажется, он поддается! Помогите мне! Похоже, тут какой-то замок!

Через несколько мгновений у стены образовалась бурлящая толпа из паломников, единодушно приникших к стене и пытающихся сдвинуть камень с места общими усилиями. Сердце невольно кольнула жалость, и я, подхлестнув драконида, тоже положила ладонь на гладкую поверхность самоцвета, нагретую множеством рук. Толпа испустила дружный вздох, и внутри стены что-то щелкнуло. Авантюриновый шар с натугой поддался общим усилиям, и тяжело, будто противясь, заскользил по кругу.

Под аккомпанемент протяжного скрипа каменную кладку прорезала зигзагообразная щель, как трещина во льду по весне. Вздрогнув, стена начала медленно разъезжаться на две части, щерившиеся острыми зубьями выступов.

Луч солнца, упавший на наши лица, осветил просторный внутренний двор, усыпанный светлым речным песком, и статую Лиара из белого мрамора. Лиар кутался в просторную мантию, ниспадающую глубокими складками, и улыбался так, будто говорил: "Забудьте обо всем плохом. Забудьте о проблемах, бедах и неурядицах. Я здесь, а это значит, что теперь вы будете вечно счастливы".

Я замерла, глядя на статую, а затем вспомнила о том, что где-то впереди кроется то, за чем я проделала такой долгий и опасный путь.

Вторая веха. Каменная флейта.

На мгновение мне показалось, что Камень в моей сумке стал очень горячим, и этот жар разлился по всему телу. Забыв обо всем, я рванулась вперед, вслед за паломниками, которые вереницей потянулись через ворота.

Низкий голос Коннара грубо вернул меня с небес на землю.

— Не торопись, брат мой, — громко сказал он. Поглощенная мыслями, я не сразу поняла, к кому он обращается, а, вспомнив все, поспешно остановила драконида. Северянин медленно поравнялся со мной.

— Нас уже ждут, — спокойно сказал он, простирая руку перед собой, и тут же стало ясно, что под словом "нас" он имеет в виду всех присутствующих.

У пьедестала статуи Лиара стоял высокий мужчина в простой белой хитоли, подвязанной обычной пеньковой веревкой. Его широкое лицо излучало теплую отеческую любовь, а полные губы были растянуты в ласковую улыбку. Эта улыбка была самой приветливой из тех, что мне когда-либо встречались. И насквозь фальшивой.

Все впечатление портили прозрачно-серые глаза, колючими льдинками сияющие над линией губ. Они впивались в каждого и словно в одно мгновение перетряхивали всю его подноготную, выцепляя то, что могло показаться подозрительным.

В это мгновение я поняла, что все страшилки о Генаре, настоятеле Лит-ди-Лиара, поведанные рыжей служительницей из Корниэлля, не так уж сильно преувеличены.

Страха перед ним у меня не появилось, но я бессознательно подалась назад, за спины паломников, когда мейстер направился к нам, все так же лучась добром и светом. Ибо мне было, что скрывать.

— Да осветит Лиар ваш путь, мои братья-в-Свете! — торжественно провозгласил Генар, осеняя всех собравшихся широким кругом, — приветствую вас в нашем оплоте истинного Лиара, и да пребудет с нами Свет его! Вы прошли первое испытание, и оно показало, что вы достойны ступить на эту священную землю...

Пока он говорил, я, как загипнотизированная, смотрела на его губы. Они беспрестанно шевелились и, казалось, существовали совершенно отдельно от лица. Будто кто-то наложил трафарет и щедро мазнул красной краской.

Глубокая тишина привлекла мое внимание, и я поняла, что все взгляды направлены на нас. Настоятель пристально разглядывал северянина и меня; он по-прежнему улыбался, но глубокие складки, появившиеся по краям рта, выдавали его напряжение.

— Нечасто к нам заглядывают гости, — вкрадчиво заметил он, чуть склонив голову набок, — что привело вас в Лит-ди-Лиар?

Вот он, момент истины. Волнение взыграло во мне во много раз сильнее прежнего, и я поняла, что все пережитое до этого было лишь репетицией перед главным действом.

— Мой брат болен, — сухо сказал наемник. Он принял вид человека, неуютно и непривычно стесненно чувствующего себя в чуждой ему обстановке, — и мы пришли сюда просить вас... Лиара о помощи. Нам сказали, что именно в этом монастыре могут излечить болезнь.

В светлых глазах настоятеля вспыхнул смутный интерес, и он указал на меня.

— Это, значит, твой брат? Занятно, весьма занятно... Что же это за болезнь такая? Не успела я и опомниться, как его короткие пальцы пробежали по моему лицу и ловко сдернули маску. Я запоздало вздрогнула и спиной почуяла, как напрягся Коннар.

— О, Лиар всемилостивейший! — выдохнул настоятель, поворачивая мое лицо то так, то эдак, — что же это такое? Твой брат, бедняга, был красивым мальчиком?

— Должен был быть, — спустя короткую паузу ответил наемник, — это случилось с ним в детстве. Думаю, что, если бы не эта мерзость, красивее него никого бы на свете не было.

Мои щеки слегка потеплели от этих слов, и я поразилась: раньше невольные комплименты со стороны северянина воспринимались гораздо отстраненнее.

Настоятель покачал головой.

— Я думаю...

— Мейстер Генар!

Я в ярости скрипнула зубами. Хэллев Шомас, не мог просто помолчать!

— Зачем вы так рискуете, мейстер? — озабоченно воскликнул послушник, неприязненно поглядывая на меня, — ведь вы, не приведи Лиар, заразитесь!

— Я уже говорил, что эта дрянь не заразна! — рявкнул Коннар, и Шомас исподлобья покосился на него с неприкрытой враждебностью.

Паломники вокруг зашептались. Генар властно поднял руку, и все стихло.

— Как тебя зовут, брат-в-Свете? — спросил мейстер. Его голос был тихим, но казалось, что он громыхает, заглушая все сторонние звуки.

До меня донеслось, как судорожно сглотнул лысый паломник.

— Шомас, мейстер Генар, — пролепетал он.

— Брат— в-Свете Шомас, вы верите в Лиара?

Паломник уставился на него, похоже, не понимая, что настоятель имеет в виду. На щеке у него часто-часто задергалась жилка.

— Похоже, ваша вера недостаточно сильна, брат-в-Свете Шомас, — укоризненно продолжил Генар, не дождавшись ответа, — позвольте напомнить вам третью заповедь из Светоча Мудрости** Лиара: "И да воссияет

Свет мой над вами подобно крыльям орла, и да защитит он каждого, кто носит в своем сердце частицу Его". Лиар хранит меня, вернейшего служителя своего, и что мне какая-то болезнь, если меня омывает Свет!

На дне глаз мейстера Генара вспыхнул огонь, придав им сходство со свечами Айды

* * *

. Черты его лица разгладились и застыли, как посмертная маска, а руки взметнулись к небу, будто настоятель стремился дотянуться до солнца.

Я смотрела на него, боясь пошевелиться.

Похоже, рыжая служительница была права. В голове мейстера Генара явно не хватало заплаток.

Но восхваление Лиара на этом не закончилось.

— Не иначе, как сам Лиар направил вас сюда! — экзальтированно воскликнул настоятель, — разумеется, лекари не справились с этой болезнью. Что они могут, с их травками и припарками? Это все вздор! Все болезни происходят от недостатка Света в человеке! Этот юноша, — он стиснул мое плечо, заставив меня скрипнуть зубами от боли, — вот пример того, что даже выходец из темных северных земель может обратиться к истинному Свету. И я, разумеется, сделаю все, чтобы вылечить этого беднягу!

Воцарилось молчание. Паломники благоговейно взирали на настоятеля. Джолан даже приоткрыл рот, а Шомас моргал, утирая слезы и униженно бормоча восхваления Свету.

Мне стало противно от такого слепого раболепия, и я отвела взгляд.

Мейстер Генар глубоко вздохнул и, полуприкрыв глаза, торжественно заговорил:

— Возрадуйтесь, мои братья-в-Свете, ибо мы можем явиться живыми свидетелями чуда Лиарова! И да пусть Свет Его распространится по самым потаенным уголкам четырех земель, и да уверуют неверующие!

Паломники испустили дружный возглас восхищения, а я спохватилась, поняв, что киваю в такт словам настоятеля. Тот, в свою очередь, произнося эту речь, то и дело поглядывал на Коннара, и стало понятно, что мейстер собирается пополнить свою паству не только мной.

Покончив с торжественными речами и, похоже, удовлетворившись произведенным эффектом, настоятель объявил более будничным голосом:

— Вы пробудете здесь три дня, братья, и я уверен, что это время и это место запомнятся вам на всю жизнь, ибо нет во всем мире занятия восхитительнее, чем, отдавая самое себя, славить лучезарный Свет Лиара.

И снова единодушные выдох согласия. Мейстер ласково потрепал меня по голове, и я внутренне сжалась, заставляя себя сохранять спокойствие.

— Если мы выкажем должное усердие и соблюдем все подобающие ритуалы, то Лиар несомненно снизойдет на помощь этому несчастному юноше. Ну, а теперь, братья, передохните с дороги, и я буду ожидать вас в трапезной. Служители Лит-ди-Лиара сопроводят вас по кельям.

Осенив всех кругом на прощание, мейстер ушел, взметнув полами белый песок, а к нам подошли взявшиеся непонятно откуда худощавые мужчины в черных хитолях. У каждого из них на шее посверкивала авантюриновая капля, подвешенная на серебряной цепочке. Не проронив ни слова, служители монастыря жестами приказали двигаться за ними.

— Знаешь, что, братец, — прошипел Коннар, когда мы тронулись вслед за паломниками, — ищи то, за чем пришел, и давай убираться отсюда. Я нутром чую, что тут не самое приятное место на этом свете, и буду гораздо спокойнее, когда мы выйдем на ворота.

* * *

Сиреневый дым, поднимавшийся от каменных чаш, разбивался об потолок из белого кварца. Просторный зал наполняло мерное гудение почти полусотни голосов, сладковатый аромат курящихся листьев ливвы обволакивал легкие и заползал в голову, заставляя ее тяжелеть и падать на грудь.

Я сидела на коленях, привалившись к стене и отчаянно борясь со сном. Ночь, проведенная в лагере паломников, была не самой спокойной. Тогда мной овладела навязчивая идея, что я могу невзначай закричать во сне и отправить все наши труды к Хэллю. От этого я постоянно просыпалась и тревожно озиралась по сторонам.

Мои страхи оказались напрасными. Даже если я и вскрикивала, это никого не разбудило.

Гул утих, сменившись мерным речитативом. Служители монастыря и уже знакомые мне паломники смешались, образовав людское озеро, черное от хитолей. Они тоже сидели на коленях, мерно раскачиваясь и повторяя то ли молитву, то ли хвалебную песнь, слова которой терялись, растворяясь в общем потоке.

Мне тоже выдали хитоль, а Коннара заставили разоружиться и сдать оружие. Мол, негоже в священном месте бряцать клинками, которые могут быть обагрены кровью. Помыслить о том, чтобы переодеваться при всех, было невозможно, и я укрылась в келье. Мейстер Генар рассудил, что негоже разлучать любящих братьев, и отвел нам с Коннаром одну на двоих. В глубине души я даже испытывала к нему некую благодарность: мысль об одиночестве в стенах этого монастыря отчего-то вселяла неподдельный ужас.

Сосущее чувство тревоги поселилось внутри в тот самый миг, когда мой драконид перешагнул порог Лит-ди-Лиара. Я пыталась списать это на самовнушение или излишек воображения и сосредоточиться на мыслях о каменной флейте, но тревога никуда не уходила. В белых стенах вдруг начинали проступать кости шахтеров, навечно оставшиеся в Омнии, а меня вдруг начало преследовать ощущение пристального взгляда, уткнувшегося в спину. То и дело казалось, что краем глаза я уловила мелькнувшую за спиной тень, но, стоило обернуться, как все пропадало.

Ко всему прочему примешивалось ноющее чувства голода. В монастырской трапезной нас накормили вареным диким рисом с какими-то травами, и это только раздразнило аппетит. На вопрос северянина, будет ли хотя бы мясо, мейстер Генар загадочно улыбнулся и разразился тирадой о том, что невежественным народам нужно время, чтобы осознать важность усмирения духа во имя Лиара. Коннар промолчал, но я почувствовала, как ему хотелось свернуть настоятелю шею во имя того же Лиара.

Не подозревающий об этом мейстер настоял на том, чтобы "несчастный юноша", как он называл меня, обязательно посещал все служения, посвященные Лиару. "Так ты откроешься потоку чистого Света и непременно ускоришь свое выздоровление!" — восторженно заявил мне он и препроводил на первую церемонию. Наемника туда не пустили, и, улучив момент, он шепнул мне, что обследует Лит-ди-Лиар.

Речитатив становился все тише и тише, пока не умолк совсем. Восьмикратно коснувшись лбами песчаного пола, молящиеся начали неторопливо подниматься и шепотом переговариваться. Я тряхнула головой, отгоняя сонное оцепенение, и тоже встала на ноги.

— Юноша Мерран!

Я скрипнула зубами. Подобрав развевающиеся полы хитоли, ко мне спешил мейстер Геран.

— Мне нравится то благоговение, с которым ты внимаешь нашим молитвам, — покровительственно произнес он, встав передо мной, — единожды встав на тропу к Свету, с нее уже не свернешь. Поверь мне, я знаю об этом не понаслышке: когда-нибудь я поведаю тебе о том, как хорь, внутри которого Света было не больше, чем у плоских рыб на дне океана, вдруг осознал, что вся его жизнь — это гнилой мешок, наполненный страданиями и болью, которые он причинял другим. И, поняв это, он ужаснулся и взмолился небесам о спасении. Небеса ответили: рядом оказался эддре из храма Лиара, который и вывел несчастного к Свету.

Глаза мейстера подернулись туманной дымкой и уставились сквозь меня. Я заморгала и попыталась принять наиболее одухотворенный вид, хотя в истории о стремительном перевоспитании закоренелых преступников, а, тем более, бывших наемников-убийц, никогда не верила. Меня вдруг осенило, что то, что я поначалу приняла за очередную притчу из Счеточа, которые в изобилии сыпались с языка мейстера Генара, вполне могло оказаться его собственным жизнеописанием. Настоятель посмотрел на меня, слегка склонив голову набок.

— Я уверен, ты чист и телом, и помыслами, — промолвил он кротким тоном, — не пропускай ни одного служения Свету и повторяй слова молитвы Лиару, а, самое главное — безоговорочно вверяй ему всего себя, и ты лишь ускоришь свое долгожданное чудо! Ты понимаешь меня?

Разумеется, понимаю. Долгожданное чудо для меня — это вторая веха. Интересно, поможет ли Лиар ее добыть? Если да, то я даже готова помолиться ему.

Мейстер ждал ответа, и я преувеличенно заискивающе закивала. Настоятель расплылся в широкой улыбке и потрепал меня по голове.

— Ты славный мальчуган, — ласково сказал он, — Лиар лишил тебя языка, но, как говорится в Светоче: "Не сетуй на судьбу: там, где один видит прореху, другой увидит узор".

Его ладонь задержалась на моих волосах, и я заставила себя вытерпеть это. Прикосновения мейстера были неприятны, и мне стоило больших усилий оставаться на месте, втайне радуясь, что повязка остается на лице, и настоятель не может видеть всю гамму моих эмоций. К тому же, меня постоянно терзал подспудный страх, что малейшая гримаса может выдать меня, и тогда весь маскарад полетит к Хэллю.

-Мейстер Генар! — окликнул настоятеля кто-то с улицы, и тот отдернул руку.

— Дела не ждут, — пояснил он мне с неизменной улыбкой, — ступай, кажется, твой брат уже заждался тебя.

* * *

Коннар мерил широкими шагами площадку перед храмом. Его лицо было насуплено и угрюмо; служители монастыря обходили наемника по широкой дуге, бросая на него опасливые взгляды.

— Вот и ты, братец, — хмуро поприветствовал меня северянин, — пойдем, прогуляемся, расскажу кое-что.

Я оглянулась на храм: паломники собрались вокруг мейстера, и, по обрывкам фраз, летавшим в воздухе, поняла, что следующее служение будет перед закатом. Кивнув настоятелю, я пошла следом за "братом", недружелюбно оглядывающимся по сторонам.

Песок поскрипывал под ногами, а от горного воздуха кружилась голова. Северянин довел меня до монастырской стены, огляделся и, удостоверившись, что за нами не следят, начал свой рассказ:

— Странное это место, Кошка. Пусть меня демоны возьмут, если я понимаю, как тут все устроено.

Что устроено? Опасаясь лишний раз открыть рот, я вопросительно уставилась на него.

Коннар правильно истолковал мой взгляд.

— Помнишь ворота, через которые мы проходили? Не возьму в толк, как они там открываются, если с этой стороны нет ни рычагов, ни замков, ни даже признаков того, что ворота есть! Сплошная стена. Как же они выходят наружу?

"Может быть, им и не надо покидать Лит-ди-Лиар?" — захотелось спросить мне, и Коннар ответил на этот вопрос, сам того не подозревая.

— Здесь есть что-то вроде огорода и загона для коз, но не могут же они совсем отгородиться от внешнего мира!

"Почему нет?" — подумала я, — "судя по всему, мейстер не горит желанием очутиться извне. Другое дело, паломники: как они будут выбираться? Может быть, подразумевается, что они останутся здесь?".

Однако то, что сообщил мне Коннар, здорово усложняло нашу задачу. Придется искать пути побега, и что-то подсказывало мне, что это будет нелегко.

Тьма невысказанных вопросов обжигала язык, но я пересилила себя. Бросив опасливый взгляд по сторонам, я присела и быстро вывела пальцем на песке:

"Как ты объяснил то, что осматриваешься тут? Тебя не заподозрили?"

Убедившись, что наемник прочел, я одним махом стерла написанное.

— Пытались, — не без самодовольства сообщил Коннар, — но я сказал им правду. Я действительно строил этот монастырь, и мне было интересно узнать, во что он превратился.

Я занесла руку над золотисто-белой поверхностью площадки. Сердце подпрыгнуло и учащенно заколотилось где-то в горле.

"А колодец? Ты его нашел?"

Легкая песчаная волна, поднятая ладонью, погребла эти слова.

Северянин мотнул головой, и мое сердце упало.

— Он должен быть внутри одного из этих сооружений, — наемник широким жестом обвел внутренние постройки монастыря. Я узнала трапезную — прямоугольное здание с треугольной крышей; храм — вытянутое строение с яйцевидным куполом из белого кварца; вытянутое, как змея, здание, усеянное крохотными круглыми окошками, обращенными к солнцу: там располагались кельи. Предназначение остальных сооружений, вроде невысокого полукруглого строения, напоминающего шар, наполовину вкопанный в землю, или угловатого, неустойчивого на вид, здания, было мне неизвестно.

Я медленно поднялась, отряхивая песок с хитоли, и задумчиво уставилась на спутника.

— Насколько я помню, — сказал Коннар, разглядывая увечную ладонь, — этот колодец был где-то там, — он осекся и понизил голос: мимо нас, шурша хитолью, прошел служитель монастыря. Он бросил на нас настороженный взгляд, но ничего не сказал.

— Где-то там, — шепотом повторил северянин, когда невольный свидетель нашего разговора скрылся из виду. Наемник указал на загадочное полукруглое здание, — оно появилось, когда меня тут уже не было, но примерное расположение того колодца я помню. Если его там не окажется, готов съесть живую крысу.

Я усмехнулась и кивнула, без лишних раздумий выведя на песке:

"Значит, мне придется поверить тебе на слово и этой ночью совершить небольшую прогулку".

Коннар поднял бровь и тихо уточнил:

— Хочешь, чтобы я пошел с тобой?

Я покачала головой и уничтожила надпись.

— Что ж, — ухмыльнулся наемник, не поскупившись на сарказм, — хотя спасибо и на том, что не сбегаешь от меня, как ты это любишь делать.

* * *

Ночь билась огромным мотыльком, пытающимся протиснуться в крошечное отверстие, считающееся в Лит-ди-Лиаре окошком кельи. Коннар спал, лежа на спине и закинув руки за голову, и тонкий лунный луч серебрил его темные волосы, разметавшиеся по каменной кладке.

Я лежала без сна, считая мгновения до ухода. Камень холодил кожу сквозь хитоль: из всех удобств в келье были два продолговатых углубления, выдолбленных в полу. В них и полагалось спать. Больше в узком помещении, едва вместившем в себя нас обоих, ничего не было, даже опостылевшие изваяния Лиара отсутствовали.

Наверное, бог полагал, что даже самый завалящий матрац — излишняя роскошь для его почитателей.

Снаружи кто-то шаркал по песку: то ли мейстер выставлял своих подопечных нести стражу, то ли кому-то тоже не спалось. Вдалеке ухал гнусный тонкий хохот алых шакалов, и мне вдруг отчетливо представилась картина: длинные лапы, покрытые косматой рыже-черной шерстью, возникают на кромке монастырской стены, и на песок бесшумно опускается поджарый зверь с острой вытянутой мордой и стоячими, как развернутые паруса, треугольными ушами.

Я как-то раз видела алого шакала, правда, мертвого: в комнате у Микаэля Аметиста стояло чучело, набитое соломой. Агаты, вставленные вместо глаз, тускло поблескивали в полумраке, и мне иногда мерещилось, что они проворачиваются в глазницах, следя за каждым движением. Честно говоря, я побаивалась оставаться с ним наедине.

Я помассировала виски, отгоняя видение. Стоило мне пошевелиться, как острые бортики каменного ложа больно впились под ребра, и я тихо зашипела.

Коннар вздрогнул во сне, заставив меня замереть. Не хотелось его будить, даже ненароком: наемник вполне мог увязаться следом, невзирая на давешнюю договоренность.

Шарканье снаружи утихло, и мотылек угомонился. Я принялась медленно выбираться из каменной "кровати".

По келье вдруг прошелестел тихий шепот, будто под потолком проскользнула стая сверчков. Стены дрогнули и поплыли в темноте, смазываясь, как рисунок на песке, настигнутый морской волной. Вокруг меня повисла темно-серая муть, прорезываемая багровыми сполохами, как грозовая туча — молниями.

Рука соскользнула, и я упала обратно в каменное углубление, цепляясь за хитоль у горла так, будто она могла защитить меня.

От чего?

Единственной связью с реальностью оставалась холодная твердь камня подо мной. Все остальное утонуло в непроницаемом тумане, который вел себя, как живой: наползал, заставляя пятиться; скручивался спиралями и тянул жадные щупальца, будто торопясь обследовать каждый уголок кельи.

Что это за очередная хэллевщина?

Словно в ответ на мои мысли по туману пробежала дрожь, и он отпрянул от меня. В грязно-сером полотне появилась прореха, через которую из ниоткуда шагнула высокая тень, обладающая до боли знакомыми очертаниями.

— О хайлэ, малышка, — прозвучал в голове насмешливый голос Сокола.

"Какого Хэлля!" — хотела выкрикнуть я, но не смогла. Что-то больно стягивало губы, и, когда я поднесла к ним ладонь, то с ужасом обнаружила, что они плотно сшиты чем-то, на ощупь напоминающим жилы. Я с ненавистью посмотрела на Морриса и отняла руку от лица. На ладони остались темные капли крови.

Сокол внимательно наблюдал за мной, и на его лице отражалось глубокое удовлетворение. Тьма немного рассеялась, и он предстал таким, каким я видела его в последний раз. Можно было подумать, что он живой, если бы не синеватый оттенок кожи и темные провалы, сочащиеся черной кровью, зияющие на месте глаз.

— Кажется, теперь ты получила возможность в полной мере почувствовать, что значит по-настоящему быть немой, — заметил он.

"Булладх!"

— Должен признать, что у тебя вышел очень достоверный больной мальчишка, — растягивая слова, как смолу, промолвил Сокол, — я и не догадывался, что в тебе пропадает такая талантливая актриса.

Я вздрогнула, застигнутая врасплох. Откуда он это знает? Следил за мной? Значит, его взгляд я чувствовала все это время?

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сочувственно сказал Моррис, прохаживаясь туда-сюда, — и, так как ты не можешь говорить, отвечу на твой вопрос. Да, мне было весьма любопытно наблюдать за всем этим представлением, которое ты тут устроила. Однако, кроме меня, тут были и другие зрители.

Спину ошпарило холодом, словно между лопатками вытянули ледяным хлыстом.

— О, я не скажу тебе, кто они, — и опять этот тягучий голос, — совсем скоро придет время, и ты узнаешь сама. Представление обычно заканчивается аплодисментами, и, будь уверена, ты их получишь сполна.

Сокол замер и обратил пустые глазницы поверх моего правого плеча. -Когда ты мертв, начинаешь видеть вещи немного глубже, если ты понимаешь, о чем я.

Воцарилась тишина. Я смотрела на бывшего возлюбленного во все глаза, гадая, зачем он опять явился ко мне; тем временем Моррис продолжил:

-По твоим следам скоро пройдут, Мелиан. Морская волна смывает следы на берегу, но Междумирье тщательно хранит отпечаток любого, кто посмел потревожить его. В этом мире есть создания, для которых мир реальный и мир призрачный — едины, а грань между этими мирами зыбче, чем пленка на яйце.

Его голос дрогнул, и в нем прорвалась искренняя ненависть:

— Ты не заметила, крошка, как зачастила в Междумирье? У него еще есть одно свойство: оно затягивает тебя, и я не могу дождаться того момента, когда ты уже не сможешь вернуться!

Он вдруг осекся, глядя куда-то поверх меня, помедлил и, повернувшись ко мне спиной, растворился в тумане.

Почему-то я была уверена, что, обернувшись, увижу Синеглазого.

Я ошибалась.

Келья была пуста.

* * *

Туман давно рассеялся, а я все еще лежала без движения, боясь лишний раз пошевелиться. Рука так и застыла у лица, и уверенность в том, что, стоит мне притронуться к губам, как я нащупаю мерзкие жилы, крепла с каждым ударом сердца.

Прощальный подарок от Сокола?

Краем глаза я заметила, как подрагивают веки северянина. Наверняка он проснулся во время визита моего бывшего возлюбленного, только что же он видел? Серый туман? Ледяную пустоту или бесконечное ничто?

Выяснять совершенно не хотелось. Туманные намеки Сокола о каких-то неведомых "зрителях" достигли своей цели, вселив в меня отупляющий страх. Теперь мне казалось, что отовсюду, из самых потаенных уголков кельи, ко мне тонкими нитями паутины тянутся липкие жадные взгляды, укрыться от которых нет никакой возможности.

Прекрати, Кошка. Это был всего лишь ночной кошмар. Сокол уже являлся тебе — тогда, в Ранаханне, помнишь? И ничего страшного не произошло.

Да, если не считать той мерзкой твари из медальона калифа. Она-то и устроила мне экскурсию в Междумирье.

Мысль сбилась. В ушах зазвучал сиплый голос, когда-то принадлежавший Руанне:

"Тьма Междумирья следует за тобой по пятам".

Я судорожно скорчилась, прижимая ладони к ушам.

Сквозь шум тока крови продолжал пробиваться настойчивый шепот Руанны. На сей раз он звучал как шипение волны, набегающей на песок, и можно было разобрать только:

"Берегись... Берегись... Берегись!"

Шипение нарастало, и мне оставалось только сильнее прижимать руки. Я готова была молиться всем известным мне богам, лишь бы это прекратилось, когда все перекрыл громкий голос, в котором я не сразу опознала старую Молли-Энн:

— Синие глаза, девочка! Найди их во что бы то ни стало!

И все тут же стихло. Оцепенение отпустило меня, будто с тела сдернули плотную сеть, и я смогла разогнуться и отнять ладони от головы.

Повисла тишина, но уже не такая давящая, как прежде. Зловещая тьма превратилась в самую обыкновенную ночную, и ощущение назойливых взглядов испарилось. Мотылек как ни в чем не бывало возобновил свои гудящие попытки пробиться внутрь, и я поняла, что времени больше терять нельзя.

Первый день нашего пребывания здесь иссякал.

* * *

Неполная луна высеребрила белый песок и накинула тончайшую белую вуаль на окружающие меня здания, отчего все вокруг стало казаться неестественно-призрачным.

Выскользнув за дверь кельи, я немного постояла, прижавшись спиной к стене и внимательно оглядываясь. Все вокруг было погружено в темноту; монастырские постройки возвышались над землей, как стадо диковинных животных, явившихся на водопой.

Удостоверившись, что меня никто не видит, я направилась к полукруглому сооружению, что показал мне Коннар, стараясь делать как можно более широкие шаги. Хруст песка под ногами казался мне неправдоподобно громким, и я постоянно ждала, что меня вот-вот кто-нибудь окликнет.

К тому же, черная хитоль на фоне белых стен — не самая удачная маскировка.

Никто не подал голоса, и я с облегчением прижалась к полукруглой стене. Воздух начал царапать горло, и виски сдавило еще больше, чем прежде, но я не обращала на эти мелочи внимания. Теперь оставалось только найти дверь.

Это было нетрудно. Темное продолговатое пятно обнаружилось, когда я обогнула строение. Пошарив по прохладному отполированному дереву, я наткнулась на небольшой железный крючок и, недолго думая, откинула его.

Дверная створка легко поддалась под моим весом и медленно провалилась вовнутрь.

* * *

В помещении царил такой же полумрак, как и в келье. Полукруглый потолок взмывал ввысь, будто желая дотянуться до неба отверстием в форме семиконечной звезды, зияющим прямо над головой. В "звезде" мерцали звезды и бесшумно носились ночные насекомые.

Комната была не очень большой, и я быстро обошла ее. С каждым шагом мое разочарование крепло: за исключением нескольких статуй Лиара, расставленных вдоль стен и неглубокого каменного бассейна, здесь ничего не было. Бассейн был до половины заполнен прозрачной водой, которая тонкой струйкой журчала из отверстия в стене.

Ничего. Ни намека хоть на что-нибудь.

Отчаяние захлестнуло меня, и я прижалась лбом к белой стене, яростно поминая Хэлля, его демонов и страстно желая увидеть, как мейстер Генар медленно тонет в этом бассейне.

Бесполезно. Теперь придется начинать поиски с начала, а это значит, что один день из отведенных нам трех потрачен зря.

Оглянувшись в последний раз, терзаемая безумной надеждой на то, что сейчас произойдет чудо, и колодец драконопоклонников возникнет посреди комнаты, я потянула на себя дверь.

И обмерла, услышав шелест песка снаружи.

Кто-то неспешным шагом пересекал площадку.

*алый шакал — горный хищник, похожий на волка, но размером с быка. Покрыт темно-красной шерстью. Имеет длинные загнутые когти, помогающие взбираться по отвесным плоскостям, и два ряда зубов. Среди мудрецов Алдории бытует мнение, что алые шакалы обладают зачатками разума, так как их лай очень похож на примитивную речь;

**Светоч Мудрости Лиара — сборник притч и заповедей, приписываемых Лиару. Записаны неизвестными мудрецами через пятьдесят лет после Прихода Дракона. Янтарные плиты, на которых высечены эти притчи, хранятся в Королевской Библиотеке Алдории;

* * *

Айда — в алдорской космогонии — морская богиня, повелительница штормов и бурь. По преданию, появляется в разгар тайфуна, верхом на дельфине, держа в руках медный канделябр, на котором горят бледные огни — предшественники крушения;

Глава 20.

* * *

От этого звука горло словно сдавило железными тисками. Я вдруг почувствовала, как давит повязка на груди, а маска показалась душной и не пропускающей воздух. Забыв, как дышать, я приникла к узкой дверной щели, пытаясь рассмотреть того, кому не спится в такой час.

Над песком плыл золотой шар магического светильника. В его приглушенном свете угадывался владелец — высокий мужчина с узким лицом. Его возраст было сложно определить из-за глубоких теней, залегших под глазами и около тонкого носа.

Это еще кто? Откуда он здесь, если вход в монастырь перекрыт?

Дойдя до середины площадки, ночной посетитель Лит-ди-Лиара остановился и поставил на песок светильник и свою ношу — большой продолговатый ящик, похоже, обтянутый кожей, судя по едва заметному мерцанию. Отряхнув полы своего одеяния — мне показалось, что это был длинный камзол — он выпрямился, сложив руки на груди, и повернулся спиной ко мне, в сторону храма.

Это был отличный шанс проскользнуть за дверь и сбежать. Только я не успела им воспользоваться по двум причинам. Первая заключалась в том, что на меня напало давящее оцепенение, не дающее пошевелиться, и я, как завороженная, смотрела вперед.

А вторая, в лице неясной темной фигуры, уже спешила к незнакомцу.

— Вы же собирались наведаться к нам позавчера, ольдер* Гвендон, — заискивающе проговорил тот, в ком я с удивлением опознала мейстера Генара. Куда делся отечески-покровительственный тон, которым он обычно общался с обитателями монастыря? Для полного достижения образа под названием "Раболепие" мейстеру нужно было только упасть на колени и поползти к ночному визитеру. И что это за обращение такое — "ольдер"? В какой стране его используют?

— Надеюсь, вы понимаете, что я не совсем волен распоряжаться своим временем, — ответил ему голос последнего, в котором едва только не кристаллизовались кусочки льда. Он говорил на алдорском достаточно чисто, но слишком тягучие гласные и раскатистое 'р' выдавало в нем чужеземца, — к тому же, не припомню, чтобы мы когда-нибудь давали вам отчет о своих действиях. Помните свое место, Генар,

Фигура мейстера униженно раскланялась. Я внимательно наблюдала за ним, гадая, с чего бы ему взбрело в голову так преклоняться перед этим человеком, который, похоже, был еще и намного моложе?

— Позвольте уверить Вас, что это было лишь обыкновенное любопытство, — елейным тоном сказал мейстер, — и, поскольку я очень ценю ваше время и расположение ольдера Улафа, то предлагаю сразу пройти к источнику.

Источнику? Я резко обернулась к каменному бассейну и почувствовала, как на висках выступают капли пота. Что это еще за источник?

Ответа от Гвендона не последовало, и мейстер наклонился над ящиком, лежавшим на песке. Он не успел коснуться его, как ночной гость резко одернул Герана:

— Не трогайте его! Я сам донесу.

Мейстер вздрогнул и выпрямился.

— Я всего лишь хотел...

— Мне безразлично, что вы там хотели, — перебил его Гвендон, — ненавижу, когда посторонние тянут руки к моим вещам. Прочь!

Геран отступил, и гость легко подхватил ящик с песка.

— Не будем мешкать, — сухо сказал он мейстеру и повернулся к моему укрытию, поднимая перед собой магический светильник.

Последнее, что я увидела перед тем, как юркнуть за дверь, было перекошенное от ненависти и ярости лицо мейстера Генара, обращенное к спине Гвендона.

* * *

У меня было лишь несколько ударов сердца, чтобы оценить масштабы надвигающейся катастрофы и придумать план отступления. Мысли завертелись в голове осиным роем, и окружающая меня реальность сузилась до размеров комнаты.

Дождаться мейстера и его неприветливого спутника? Как я объясню свое присутствие здесь, учитывая собственную немоту? Опять упражняться в каллиграфии на песке?

Спрятаться? Где? Схорониться в песке, как плоская змея? Других вариантов убежища здесь нет.

Или есть?

Я лихорадочно озиралась, чувствуя, что еще чуть-чуть — и дверь с щелчком распахнется. "Что ты делаешь здесь, мой мальчик?" Правда, я что-то сомневаюсь, что мейстер употребит именно эти слова, скорее, без долгих расспросов, прихлопнет меня на месте. Я вспомнила рассказ рыжей храмовницы и содрогнулась. Получить рукоятью плети в висок — достойное завершение всех моих приключений, ничего не скажешь.

Взгляд упал на вереницу статуй Лиара, хороводом расставленных вдоль стен. Мои глаза уже настолько привыкли к темноте, что почти без труда различали детали. Здесь были представлены самые разные события из мифов о боге: вот Лиар заносит копье, намереваясь поразить двуглавого вепря, болотного духа, уничтожавшего целые города; вот бог простирает руки к пересохшему источнику, беззвучно умоляя его хранителя вновь пустить воду и напитать все пересохшие реки в этом мире; вот Лиар стоит, вскинув на плечо голову демона Маруга, предводителя армии Хэлля. У его ног лежал сломанный напополам меч, а опирался Лиар на щит.

Щит!

Он был достаточно широким, чтобы укрыть меня — не в полный рост, конечно, но если я встану на колени и пригнусь...

У двери послышалась возня.

— Я же лично запирал замок, — прозвучал гневный голос мейстера Генара, — ничего не понимаю!

— Похоже, память — не самое сильное ваше качество, — едко ответил ему другой голос.

Я выдернула себя из объятий оцепенения и метнулась к статуе Лиара. Одного удара сердца хватило, чтобы втиснуться в достаточно узкое пространство между каменным щитом и стеной, сползти вниз и, прижавшись к внутренней стороне щита, замереть, скорчившись в позе морского конька и подобрав полы хитоли.

Послышался легкий скрип двери, и под сводами комнаты прошелестели шаги. В зазор между статуей и стеной мне был виден только кусок стены, озарившийся теплым светом магического светильника, и две тени, проскользнувшие внутрь.

— Почему вы всегда являетесь за водой лично, мирр Гвендон? — вкрадчиво спросил голос мейстера Генара, — человек в вашем положении может послать вместо себя слуг.

Послышалось шуршание, глухой удар об песок и щелканье.

— Доверить лурам** из обслуги такое ответственное дело? Вы издеваетесь что ли, Генар? Они выльют половину по дороге, а оставшуюся половину попробуют выпить, а вы сами знаете, чем это чревато.

Голос спутника мейстера звучал тихо, но в нем сочился змеиный яд, словно Гвендон разговаривал с законченным дураком. Я передернула плечами, и новая мысль захватила меня.

Что же такого особенного в этой воде, если пить ее "чревато"? Похоже, что этот Гвендон — важная персона в какой-то стране, и...

В голове словно блеснула зарница, и я чуть не выпала из-за статуи от внезапного озарения. Если этот Гвендон издалека, то как он попал в закрытый монастырь? Тут есть тайный ход или ворота все же открываются изнутри?

Мейстер Генар принялся рассыпаться в уверениях, что и в мыслях не держал оскорбить столь высокого гостя, когда Гвендон перебил его:

— Заканчивайте этот бездарный спектакль, Генар. Я прекрасно знаю, что вы меня ненавидите, и вынуждены терпеть из уважения к ольдеру Улафу. Мои чувства к вам не сильно отличаются от ваших, поэтому прикусите язык и просто постойте рядом, пока я не разрешу вам открыть рот.

Готова побиться об заклад, что выслушать это для мейстера было равносильно пощечине.

Что-то звякнуло, хлопнуло, и приглушенное журчание возвестило о том, что вода льется в какую-то емкость. Я почувствовала, как ноги начали затекать, и попыталась немного сменить положение. Звук трущейся о каменную поверхность щита хитоли показался мне оглушительным, и я испуганно замерла. Сердце грохотало, и я стала всерьез опасаться, что этот звук долетит до мейстера и его спутника. Ведь, если рассудить, комната совсем небольшая, и одному из них не составит никакого труда заглянуть за статую, услышав подозрительные звуки...

— Кстати говоря, Генар, — с оттенком пренебрежения сказал Гвендон, и я вздрогнула от неожиданности, — никому ваши фокусы с водой не кажутся подозрительными? Неужели за столько лет не возникало вопросов?

Какие еще фокусы с водой? Я жадно ловила каждое слово, но никаких разъяснений не последовало. Послышалось тяжелое хриплое дыхание: я не сомневалась, что мейстер смотрит на своего гостя, яростно раздувая ноздри.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — высокомерно сказал он, — я оказываю этим бедолагам великую честь, приобщая их к Свету Лиара, но не каждому удается пройти это испытание...

— Ну-ну, — усмехнулся Гвендон, — в таком случае, я тот еще благодетель.

— Вы богохульник! — вдруг вскричал мейстер Генар, явно потеряв терпение, — и Лиар покарает вас за то кощунство, что вы творите с его священной водой!

— Буду ждать, — насмешливо перебил его Гвендон, — кончайте со своей патетикой, Генар! Я не верю в богов, а их власть распространяется только над их поклонниками, верно?

Ответа не последовало. Тяжелое дыхание участилось, и в нем появились присвисты. Вновь послышался хлопок, щелканье и скрип поднимаемой тяжести.

— Похоже, на этом сегодня мы с вами и расстанемся, — сказал ночной визитер, — велите подготовить свежую драконицу. Предыдущая едва дышит, и вряд ли осилит обратный перелет.

Услышав эти слова, я дернулась так, что едва не вывалилась на песок. Драконицу? Так вот, как сюда попал этот Гвендон! Но на картах, что показывал нам Донован, не было указано, что здесь есть стоянка дракониц? Впрочем, плевать! Если это так, то нам нужно будет отыскать ее, и вопрос, как выбраться отсюда, решится сам собой.

Я поймала себя на том, что начала непроизвольно сжимать и разжимать пальцы. Ладони горели от нахлынувшего возбуждения, и онемевшие от неподвижности ноги уже не доставляли такого неудобства.

— Как прикажете, ольдер Гвендон, — угрюмо пробормотал Генар, окончательно отбросив все показное раболепие.

Магический светильник вновь проплыл мимо меня, и мейстер со спутником молча покинули помещение. Дверь тихо закрылась, щелкнув замком, и я осталась наедине со своими мыслями, разбавляемыми лишь тихим журчанием воды.

Сначала я не совсем поняла, что произошло. В голове билась старая морская присказка: "закинув невод за мелкой рыбешкой, вытащил мешок с золотом". Колодец я пока не отыскала, пусть так, но зато убедилась в том, что побег отсюда более, чем возможен. Стоянка дракониц наверняка спрятана где-то в недрах монастыря, и, если мы найдем колодец, то выйти на нее будет и вовсе плевым делом!

Шаги мейстера и ночного посетителя смолкли вдали. Повременив еще немного, я принялась медленно разгибать ватные ноги, едва дыша от нахлынувшего возбуждения. Внезапно меня будто ледяным потоком окатило.

Драконица может унести нас отсюда, да только куда? Ведь они повинуются транспортным амулетам, четко указывающим на конечную точку маршрута. Что, если здесь существуют только амулеты, настроенные на страну, откуда прибыл этот Гвендон? Вспомнив про это, я обмерла на месте, но мысль беспощадно работала дальше.

Только сейчас я поняла, что это был за щелчок с обратной стороны двери.

Похоже, мне придется провести здесь остаток ночи.

* * *

Когда первый шок от осознания случившегося прошел, я сделала несколько глубоких вдохов-выдохов и, прикрыв глаза, попыталась сосредоточиться на главном. В том, что я оказалась в положении лисицы, попавшей в капкан, была только моя вина. Прояви я хоть каплю расторопности, давно бы спокойно дремала в своей келье. Вот, что бывает, когда медлишь, пропуская хотя бы удар сердца.

Выдохнув в последний раз, я с отвращением содрала с себя опостылевшую маску и подставила лицо прохладному ночному воздуху, наполнявшему комнату. Мне показалось, что вода в бассейне зажурчала громче, словно соблазняя если не умыться, то хотя бы окунуться. Искушение было так велико, что я едва не кинулась к каменной чаше. Все тело загудело и заныло, яростно зудя под застарелым слоем пота, смешанным с грязью. Во что превратились волосы, я даже не хотела и думать.

За все время, что минуло с момента ухода из Омнии, мне удалось сполоснуться только один раз и то наспех. О том, чтобы принять предложение мейстера воспользоваться монастырской купальней наравне с остальными паломниками, речи, разумеется, вообще не могло быть. Тогда северянин наплел что-то про обет немого брата не мыться до исцеления. Это прозвучало достаточно убедительно, но в глазах стоящего рядом Шомаса мелькнул огонек брезгливости. "Грязные отсталые северяне", — ручаюсь, в тот момент он так и подумал.

На подавление этого порыва ушло по-настоящему хэллево усилие. Из разговора мейстера Генара и Гвендона я сделала вывод, что с водой из этого бассейна явно что-то нечисто. Что именно, проверять на собственной шкуре не хотелось. Стараясь отвлечься, я принялась яростно растирать ноги. Онемение отхлынуло, оставив на память мириады крошечных невидимых жучков, бегающих под кожей. Я не особо обращала на них внимания; гораздо больше меня заботило наступление утра.

Интересно, есть ли у местных старожил традиция делать обход монастырских построек после восхода солнца? Если да, то стоит придумать убедительную отговорку, объясняющую мое появление тут... с учетом того, что вслух ее сказать будет нельзя. Или северянин все же вспомнит о моем намерении наведаться сюда и освободит с утра пораньше?

Плавное течение мыслей дрогнуло и сбилось, превратившись в сумбур. Спина покрылась колючими мурашками, и я непроизвольно сжалась. Позвоночник пронзило знакомое ощущение следящего взгляда. Оно было очень сильным, словно каждый камень в стене неожиданно прозрел и открыл глаз, нацеленный в мою сторону.

"Опять ты, Сокол?" — хотела выкрикнуть я, но голос не шел. Горло сжалось, выдавив сдавленное шипение. Ледяные щупальца обуявшего меня страха впились глубоко под ребра, и я прижалась боком к стене, надеясь, что все закончится быстро. Хотелось зажмуриться, крепко-крепко, но под веки будто воткнули распорки.

Над головой прокатился шумный вздох. Откуда-то пришла твердая уверенность — я здесь уже не одна.

Кто-то появился там, за массивом щита, закрывающим мне обзор. Кто-то бродил по пустому помещению, едва уловимо дыша, словно вынюхивая меня. Песок жалобно поскрипывал под тяжестью шагов, то приближающихся к "моей" статуе, то удаляющихся от нее. Я сама уподобилась статуе, невидящим взглядом вперившись в светлую поверхность каменного щита, боясь выглянуть за него.

Боясь того, что я могу там увидеть.

Шлеп-шлеп-шлеп.

Я будто перенеслась в глубокое детство. Иногда, проснувшись посреди долгой коннемарской ночи, я лежала, уставившись в темную стену и слушая, как невдалеке море разбивается об острые скалы. Порой в его шуме слышалось протяжное низкое гудение. "Это охотничий рог Эниоха

* * *

", — говорила мать поутру.

Шлеп-шлеп-шлеп. То ближе, то дальше.

Может быть, я схожу с ума? Это объяснило бы все кошмарные видения во сне и наяву. Может быть, и нет никакого Призрака, а мне уготована прямая дорога в приют при храме Лиркии

* * *

?

Усталость навалилась на плечи, вынуждая, соблазняя, уговаривая лечь и немного передохнуть.

Со стороны бассейна донесся громкий всплеск.

Это оказалось последней каплей, пробившей брешь в моем одурманенном состоянии. Веки сами накрыли зудящие от недостатка влаги глаза, и я, что было сил, вжалась в стену.

Понимание того, что камень нагревается от соприкосновения с телом уж слишком быстро, пришло не сразу. Сначала тепло было незаметным, будто я касалась чуть нагретого солнцем валуна. Но жар быстро нарастал, пока не опалил мой бок и плечо, заставив резко отпрянуть.

Это еще что такое?

Усталость мгновенно испарилась утренней росой на ярком солнце, а я недоуменно уставилась на стену. На вид — камень, как камень, а вот на ощупь...

Я отдернула руку, коснувшись раскаленной, как жаровня, поверхности. Стена уже не была твердой; она пружинила под пальцами, смахивая на густое желе. Спустя несколько ударов сердца на том месте, где я трогала камень, образовалось крохотное отверстие, затянутое тенью. Оно росло и ширилось на глазах, пока не превратилось в прямоугольный проем, протянувшийся почти до потолка. Оттуда потянуло плесенью и чем-то сладковато-гнилым, невыносимо отвратительным, но страшно знакомым.

Забыв о невидимом "соседе" и затекших ногах, я медленно поднялась и шагнула на порог проема.

Я постояла немного, не решаясь шагнуть во тьму. Что-то настойчиво нашептывало мне: он там, то, что ты ищешь, колодец драконопоклонников! От него тебя отделяет несколько шагов, так какого Хэлля ты медлишь?

Меня не пугала темнота, пусть она и была почти абсолютной. Перед лицом клубилось непроницаемое нечто, поглощающее рассеянный серый свет, царящий в помещении. Я опасалась куда более приземленной вещи: кто знает, что ждет там? А ну, как прямо за порогом твердая земля обрывается в пропасть, из которой не выбраться, а колодец поблескивает где-то на дне? Тогда уж никакая каменная флейта не выручит.

Словно в ответ на мои страхи темнота начала рассеиваться. В глубине проема один за одним вспыхивали, медленно разгораясь, магические светильники. Светло-желтые пятна разрастались, вырисовывая крохотную глухую комнату, удивительно напоминавшую склеп, но без черепов и костей в стенах

* * *

. Роль гроба исполнял колодец.

Я почувствовала, как сладостно ухнуло сердце, и схватилась за стену, чтобы не упасть. Это правда. Моя интуиция не подвела. Коннар не обманул. Он и впрямь тут, только руку протяни. Словно меня нарочно дожидался...

Недолго думая, я зашла внутрь "склепа" и медленно обошла колодец. Он оказался куда меньше, чем рисовалось в моих ожиданиях: крышка едва доставала до пояса, а для обхвата вполне могло хватить наших с северянином рук. Стены колодца, сложенные из крупных камней, покрытых темным налетом времени, резко выделялись на фоне светлых стен и пола. Отвратительный запах никуда не делся; казалось, что он сочится из всех щелей каменного колодезного кольца, оседая на нем зелеными проплешинами плесени.

Что-то шевельнулось в глубинах памяти. Я была абсолютно уверена в том, что знаю этот "аромат"; он настойчиво стучался в виски, требуя опознать его, но, сколько бы я ни напрягала память, ничего не получалось. В конце концов, я отбросила все попытки вспомнить и сосредоточилась на крышке колодца.

Она была сделана из крепких досок, толщиной в две ладони, плотно подогнанных друг к другу. Почему-то мысль о том, что придется дотронуться до нее, вызвала у меня дрожь омерзения, но делать было нечего. Стараясь дышать через раз, я положила ладони на прохладную деревянную поверхность, уперлась носками в пол и толкнула изо всех сил.

Ничего не произошло. Крышка даже не шелохнулась. Я повторила попытку, потом еще и еще, с каждым разом набрасываясь на колодец с нарастающей яростью. Бесполезно. Проклятая деревянная заглушка будто впитывала в себя все мои усилия, оставаясь на прежнем месте.

— Хэлль тебя побери, — прошипела я, со злостью пнув колодезную стенку. Голос разодрал горло сиплым карканьем, парадоксальным образом доставив неописуемое удовольствие. Раньше я и подумать не могла, какое это счастье — просто говорить!

Выдержав еще несколько неравных и безрезультатных схваток, я устало привалилась к стене. Может быть, крышка скрывает какую-то хитрость? Потратив пару ударов сердца на обдумывание этой идеи, я с тяжелым сердцем отринула ее: чутье подсказывало, что мне попросту не хватило сил. Это означало, что опять придется прибегнуть к помощи наемника.

Раздосадованная, я покинула "склеп" и подобрала беспомощно валяющуюся на песке маску. Глоток свежего, не отравленного удушливой вонью воздуха, освежил меня, подарив силы добрести до противоположной стены и опуститься на песок. Заматывая лицо, я исподлобья наблюдала, как гаснут магические светильники и тьма капля за каплей заполняет затягивающийся в стене проем. Когда стена приняла свой прежний вид, я почувствовала, как веки наливаются тяжестью, а в голове разбухает, вытесняя все мысли, звенящая пустота. Сопротивляться этому было бесполезно, и я улеглась на песок, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Плотное одеяло сна накрыло меня без остатка, и, покачиваясь на его теплых волнах, я вдруг поняла, что больше не чувствую чьего-либо присутствия рядом.

То, что совсем недавно бродило около бассейна, ушло.

* * *

Приглушенный щелчок извне разбудил меня. Сонно моргая и приготовившись к худшему, я быстро села. Дремотная одурь отступала нехотя, мешая как следует прийти в себя.

Дверь тяжело ухнула, и дрожащий серый утренний свет разрезала массивная тень.

— Шар'ракх, Кошка, объясни мне, как ты умудрилась запереть сама себя? — прогрохотал под сводами помещения голос северянина. Я подняла голову, поморщившись от ноющей боли в затекшей шее, и улыбнулась под повязкой.

— Не только мне пришла идея прогуляться этой ночью. Долгая история, капитан, лучше скажи мне: никто не заметил, как ты входил сюда?

Коннар презрительно поморщился:

— Все местные святоши еще спят. Я проснулся с первыми лучами солнца, смотрю — тебя нет, ну, и сразу понял, где тебя искать. Ты нашла то, за чем пришла?

Я вздохнула с облегчением. Значит, у нас было немного времени, чтобы разобраться с колодцем.

— Пойдем, — прохрипела я сиплым после сна голосом, поднимаясь на ноги, — покажу кое-что.

Наверное, по моему голосу Коннар все понял. Не задав ни единого вопроса, он сдержанно кивнул и последовал за мной.

Честно говоря, я так и не поняла толком принципа, по которому открылся проход в "склеп" с колодцем. Помянув, на всякий случай, богиню удачи, я сначала ощупала стену за статуей Лиара кончиками пальцев, а затем прижалась к ней всем телом.

— Кошка, что это за... — недоуменно начал Коннар. На его лице появилось недвусмысленное: "Кошка, да ты свихнулась, раз тебе мерещится всякая чушь!" Я досадливо шикнула на него, полностью отдавшись нетерпеливому ожиданию. Руки мелко дрожали от волнения: никакой гарантии, что все получится, у меня не было.

Как и ночью, стена вначале оставалась неумолимо холодной к моим усилиям. Однако спустя несколько ударов сердца под пальцами разлилось знакомое тепло, быстро перерастающее в солнечный жар, и я поспешно отодвинулась. Через несколько мгновений камни растворились в черном зеве проема, а нас обдало уже знакомым мне мерзким ароматом. Я поплотнее надвинула маску на нос, а наемник смачно выругался.

— Воняет, как на скотобойне! — с отвращением прошипел он, сплевывая в песок. Ну, конечно! Теперь я поняла, почему этот "аромат" показался мне таким знакомым. Именно так пахло на заднем дворе Фергуса, главного коннемарского мясника. Он славился среди хозяек своим умением за несколько мгновений отделять еще дымящееся мясо от костей и в один присест забивать коров и свиней.

— Ты что, хочешь показать мне свалку трупов? — саркастически осведомился наемник, — меня этим не удивишь, я еще и не такую дрянь видел!

Я молчала, ожидая, пока разгорятся магические светильники. Из-за неожиданной догадки мои мысли потекли в очень мрачном направлении, и при воспоминании о колодце я зябко передергивала плечами.

Потому, что теперь мне казалось, что он доверху полон мертвецов. Казалось, что я даже слышу клацанье их челюстей, зияющих дырками на месте давно выпавших гнилых зубов, а совсем рядом в воздухе витает тонкий, как писк гнуса, звук скрежета мертвых ногтей по внутренней поверхности крышки...

— Кошка!

Я растерянно заморгала. Наваждение сгинуло, и даже запах как будто разочарованно отхлынул.

Коннар испытующе смотрел на меня, облокотившись на колодец.

— Это и есть то, что ты искала? — после крохотной паузы спросил он, и я почувствовала, что сказать наемник хотел другое.

Я кивнула и рассказала — правда, не без неудовольствия — о неравной борьбе с крышкой. В глазах Коннара вспыхнуло самое ненавистное для меня выражение — превосходства, приправленного презрением. Не проронив ни слова, северянин наклонился над колодцем и принялся толкать крышку. Поначалу он делал это без натуги, играючи, словно проверяя свои силы. Когда это не принесло результата, его толчки стали натужнее, а на руках вздулись змеящиеся вены. Глаза Коннара сузились под упрямо сведенными бровями, и из груди размеренно вырывались хриплые выдохи — в такт покачиванию тела.

И колодец сдался.

С тихим шуршанием деревянный круг сдвинулся на пару пальцев. Увидев это, я бросилась на подмогу северянину, встав бок о бок с ним. Уничтожающе глянув на меня, наемник прохрипел:

— Мне не нужна помощь немощных женщин.

"Вцепиться бы тебе в лицо за такие слова", — отстраненно подумала я и произнесла так ласково, как позволяло дыхание:

— Шуточки у вас, капитан...иной раз немощной женщине тоже хочется почувствовать свою сопричастность!

Коннар едва слышно пробормотал что-то насчет своих мыслей о такой сопричастности и налег на крышку грудью. Я последовало его примеру, и вскоре деревянное полотно сдвинулось еще на пару пальцев. Все дальнейшие усилия были тщетны. Сколько бы мы ни старались, проклятая крышка оставалась на месте, как прилипшая. Запах, хлынувший из разверстого отверстия, был намного сильнее, чем раньше, и у меня заслезились глаза, а северянин, кажется, вообще старался не дышать.

Я сдалась первой, оглядев плоды наших усилий. Черный полумесяц, образовавшийся благодаря нам, был достаточно широким, чтобы пропустить меня в недра колодца. При одной мысли о том, что от каменной флейты меня отделяет всего лишь несколько шагов, я почувствовала, как забурлила кровь, и голова сладко закружилась. Стук в ушах заглушил все, заставив забыть о сильнейшей вони, и я шагнула к колодцу, положив ладони на края.

— Мне нужна веревка и что-то вроде факела — осветить путь, — услышала я свой голос со стороны. Коннар подошел ко мне, заглянул в черную бездну и недоверчиво уточнил:

— Ты что, на самом деле полезешь туда? Одна?

— Одна, — безаппеляционно отрезала я, — я уверена, что прекрасно справлюсь и достану ф...то, за чем я вообще сюда явилась.

— И, конечно же, ты так и не скажешь мне, что это, — подытожил северянин, скрещивая руки на груди и жестко глядя на меня. Я отрицательно покачала головой, и Коннар отвернулся.

— Я в этом и не сомневался, — сказал он, и сквозь кружева безразличия в его голосе проскочила искра глубокого разочарования, — ты остаешься верна себе — полезешь в самую глотку Хэлля, если втемяшишь в голову, что жить без этого не можешь. Твое безрассудство граничит то ли с безумием, то ли с глупостью, и у меня это уже в кишках сидит!

Каждое его слово било в точку, и я разозлилась:

— Не думай, что знаешь меня, капитан! Если невмоготу — тогда убирайся, клятва тебя давно уже не связывает!

Плечи северянина напряглись, и он стремительно развернулся ко мне. Я с вызовом вскинула подбородок, готовясь отразить очередную словесную атаку, но Коннар только с издевкой расхохотался.

— А знаешь, Кошка, я никуда не уйду! Не потому, что путь отсюда перекрыт — если захочу, я даже из задницы Пожирателя Волн выберусь — а потому, что мне интересно, как далеко на этот раз такая полоумная ведьма, как ты, зайдет!

Ярость бешено застучала маленькими молоточками в висках. Коннару раз за разом виртуозно удавалось выводить меня из равновесия парой-тройкой фраз. Я сорвала с лица ткань и со свистом втянула воздух, чтобы высказать северянину, все что думаю.

Слова обожгли гортань, но застряли на самом кончике языка.

Последняя реплика наемника заставила меня мгновенно остыть, напомнив кое о чем, несоизмеримо более важном, чем наши постоянные пикировки.

— Тебе говорили, что у тебя отвратительный характер? — хладнокровно осведомилась я, возвращая маску на место, чем заметно обескуражила северянина. Он нахмурился и с явным замешательством посмотрел на меня.

— В чем дело, Кошка? Только что ты, по-моему, хотела глотку мне перерезать, и вдруг такое спокойствие!

— Женщины — существа переменчивые, — расплывчато ответила я, — к тому же, я вспомнила, что нашла способ побега отсюда.

Северянин потер переносицу большим пальцем и недоверчиво протянул:

— Да ну? Урожайная у тебя выдалась ночка. И что же это за способ?

Когда я рассказала про дракониц, Коннар хмыкнул, давая понять, что ничуть не убежден в их существовании.

— Я обошел весь этот хэллев монастырь, и нашел только толпы святош в хитолях, коз и песок. Хочешь уехать отсюда на козе?

— А я провела здесь ночь, — я гневно топнула ногой. Все-таки наемник был неисправим, — и сумела не только найти колодец, но и узнать много полезного! Так что советую засунуть свои насмешки подальше и постараться найти, где они прячут дракониц!

Я балансировала на грани, в этом не было никаких сомнений. С каждой новой ссорой взгляд наемника становился все тяжелее и тяжелее, грозя когда-нибудь рухнуть на меня неподъемной скалой.

— Что еще желает ваше высочество? — со свистящей вкрадчивостью спросил северянин и вдруг переменился в лице. Я вопросительно подняла брови, и Коннар тихо произнес:

— Святоши проснулись. Я слышу, как снаружи кто-то прошел.

Эти два слова окончательно отрезвили меня. В самом деле, что за глупость — препираться на пустом месте, тратя драгоценные мгновения!

Глаза северянина быстро смягчились, потом посерьезнели, и он коротко уточнил:

— Значит, драконицы?

— Да, — в тон ему ответила я, — а еще веревку подлиннее, факел, свечу, да хоть гнилушку, лишь бы я не потерялась в этой вонючей обители Хэлля.

И, помолчав удар сердца, едва слышно добавила:

— Пожалуйста.

Несколько ударов сердца Коннар молча смотрел на меня, словно прикидывая, смеюсь ли я или говорю серьезно. С улицы донесся тягучий вибрирующий звук, и северянин оглянулся на выход.

— Надеюсь, никто и никогда не узнает, что я был на побегушках у полоумной ведьмы, — негромко произнес он, явно заботясь о том, чтобы я не пропустила ни слова.

— Вернемся сюда сегодняшней ночью, — ровным голосом перебила я его, — надеюсь, это наша последняя ночь здесь.

* * *

Мейстер Генар стоял там же, где мы увидели его впервые — в тени статуи Лиара. Бог с отеческой любовью взирал на собравшихся около него паломников; казалось, еще чуть-чуть, и он умильно улыбнется, склонив голову набок. Лицо мейстера Генара, стоявшего у подножия статуи кумира, не выражало ничего подобного. Его черты застыли каменной погребальной маской, оставив живыми лишь глаза. Те неустанно скользили по толпе, словно стремясь запомнить каждого присутствующего.

Впрочем, не сомневаюсь, что так и было.

Мы с северянином встали позади всех — на всякий случай. Я не знала, почему мейстер вдруг решил обьявить общий сбор, но чувствовала, что это отнюдь не повседневная традиция. Паломники, перемешанные со служителями монастыря, тоже пребывали в недоумении, переглядываясь и перешептываясь. Местные обитатели отличались большей сдержанностью, но и они то и дело склонялись друг к другу, почти соприкасаясь капюшонами хитолей. Меня же терзали нехорошие предчувствия, и я постоянно оборачивалась, отыскивая и оценивая все возможные пути к отступлению. То, что виновницей этого собрания была открытая по моей вине ночью дверь, сомневаться почти не приходилось. Рассчитывать на быстрый и незаметный побег было глупо, поэтому я готовилась к открытому бою.

На скулах Коннара ходили желваки. Он обернулся только раз, стремительно охватил взглядом все вокруг, и хмуро кивнул мне. Я догадалась, что его терзали похожие раздумья. Небольшим утешением было то, что нам удалось незаметно выскользнуть из строения с колодцем и присоединиться к собранию — так, чтобы попасться на глаза мейстеру. Ни к чему вызывать лишние подозрения и вопросы, рассудила я.

— Возлюбленные мои братья-в-Свете! — провозгласил мейстер. Стоящие рядом с ним служители синхронно опустили свои инструменты: изогнутую трубу в виде змеи и металлический диск, в который колотили длинной палкой с блестящим набалдашником. Шум, производимый ими и заставил нас явиться, — не ради праздного развлечения я собрал вас здесь! Произошло немыслимое, и мне больно лишь от одной мысли о том, что один из нас начал отворачиваться от Света!

Паломники испустили нестройный вздох, а я замерла. Значит, мейстер все-таки догадался?

Коннар искоса глянул на меня и процедил:

— Не переживай так, брат, а то эти святоши решат, что с тобой тоже нечисто.

— Как вы можете так говорить, господин Коннар! — возмутился кто-то рядом, и я узнала Джолана, — ваш брат еще даже не обращен к Свету, но я и подумать не смею, что этот немой бедняга отвернется от того, в чем он видит свое спасение от ужасной болезни...

Коннар презрительно хмыкнул, но я заметила жалость в его глазах, когда он посмотрел на Джолана.

— Подведите сюда этого преступника! — скомандовал мейстер, и к нему вытолкнули невысокого худощавого мужчину в хитоли, которая была ему явно велика. Он переводил испуганный взгляд с мейстера на толпу и беззвучно шевелил губами. Я узнала в нем одного из паломников, имя которого бесследно стерлось из памяти, и удивилась: до этого он производил впечатление глубоко верующего человека.

В толпе невидимой змеей скользнул ропот недоумения. Паломники, без сомнения, узнали своего недавнего товарища, и явно недоумевали, в чем его обвиняют.

Мейстер начал говорить не сразу. Сначала он выдержал паузу, с видом невыносимо оскорбленного человека подняв голову, и лишь потом молвил:

— Сей презренный человек посмел усомниться во Владыке нашем, Лиаре! — он толкнул паломника в грудь. Тот пошатнулся и открыл рот, умоляюще глядя на Генара, — перед сегодняшним утренним бдением* он подошел ко мне и задал вопрос...о чем ты спросил меня, недостойный?

Мужчина глядел на него, и глаза его расширились настолько, что едва держались в черепе.

— Я всего лишь хотел узнать, — еле слышно выдавил он, и по сильному заиканию и дрожи в голосе было понятно, что паломник еле удерживает рассудок от страха, — я только хотел узнать, почему так похожи легенда о Семи столпах Лиара и сказание о Ишимари Куджо

* * *

!

Рот мейстера презрительно искривился, и Генар жестом велел паломнику замолчать.

— Вы слышали, братья-в-Свете? — звенящим голосом вопросил он, — сей человек, что и человеком-то недостоин зваться, сей червь, что извивается в пыли у ног Лиара, отважился предположить, что Светоч может иметь что-то общее с глупыми сказками грязных узкоглазых варваров!

В глазах мейстера зажглась искра сумасшествия, и я почувствовала себя очень неуютно. Услышать о крутом нраве настоятеля — одно, а увидеть его воочию, во всей красе — совершенно иное. Собственно, и причина-то гнева мейстера была пустяковой.

Собравшиеся откликнулись на слова Генара гулом гневного согласия, который покоробил меня. Я с тоской оглядела толпу: сурово насупленные брови, поджатые губы, ни малейшего признака смягчения в глазах. Кто-то выкрикнул: "Изгнать этого червя!" — и я узнала голос Шомаса.

Попадались и те, кто стояли, растерянно взирая на соседей, но их было меньшинство. Встретив почти единодушную поддержку, Генар благолепно улыбнулся и похлопал сьежившегося под огнем всеобщего гнева бедолагу.

— Лиар мудр и добродушен, — проворковал настоятель, — и раскаяться никогда не поздно. Раскаиваешься ли ты в хуле своей на Свет, недостойный?

Мужчина в растерянности посмотрел на своего собеседника.

— Но я ведь ничего такого...

— Я спрошу еще раз! — возвысил голос Генар, — понимаешь ли ты всю глубину своей вины и готов ли держать ответ перед лицом Лиара?

В наступившей тишине было слышно козье блеяние, раздавшееся где-то вдалеке. Я насторожилась: последняя фраза мейстера почему-то смутила меня.

Паломник судорожно сглотнул, и этот звук получился довольно громким.

— Готов, — выдавил он.

Улыбка Генара стала еще шире.

— Лиар всемилостив и справедлив, — промурлыкал он, поглаживая беднягу большим пальцем по щеке, — уверен, он не будет держать на тебя зла и отпустит тебе эту нечаянную ересь!

На лице мужчины задрожала испуганная улыбка, и он обессиленно склонился перед мейстером, униженно бормоча слова извинения. Генар кивал в такт произносимым речам, с видом глубочайшего смирения. Рукава хитоли упали на голову паломника, почти скрыв от зрителей его лицо, когда мейстер вдруг сделал резкое движение, будто стряхивая что-то с руки, и быстро отпрянул.

Воздух стал горьким и душным.

Тело бедолаги зашаталось, и белый песок обагрился струей крови, хлещущей из распоротого горла паломника. Из-под нижней челюсти того торчала длинная рукоять ножа.

Глухой стук возвестил о падении того, что мгновение назад было паломником, навзничь.

В глазах у меня потемнело, и я согнулась над землей, зажимая руками рот и отчаянно хватая воздух.

Голову плотно обвило кольцо мутной пелены, расчерченной иглами страха. В горле яростно бился тугой комок, и мне пришлось стянуть с лица повязку, чтобы немного унять паническую тошноту.

Я повидала многое, но сейчас все произошло слишком внезапно, чтобы можно было сохранить невозмутимое спокойствие. Если раньше мейстер казался "святошей", одержимым религиозной придурью, то теперь я почувствовала себя надежно запертой в клетке, в которой рыщет сумасшедший фанатик.

— Шар'ракх! — донесся до меня далекий голос Коннара, — ничего себе порядочки! Братец, ты еще не передумал вступать сюда? Они же тут людей режут, как поросят!

Северянин был явно более закаленным и говорил с убийственным спокойствием. Это слегка разрядило обстановку, дав толчок к настороженным перешептываниям вокруг. Меня его слова привели в чувство, пусть и покоробив цинизмом, и я разогнулась, закрывая лицо. Наемник поймал мой рассерженный взгляд и презрительно изогнул губу, мол, ты сама сюда сунулась, теперь получай сполна. Гул толпы становился все громче, и мейстер, сохраняя прежний благолепный оскал, воздел обе руки к небу.

— Да восславится Лиар! — воскликнул он, — да узрит он наши старания во благо и во имя его!

Ветер трепал белоснежную хитоль, на которой подсыхали кровавые цветы.

— Слава Лиару! — вдруг завопил кто-то из толпы, и нестройный хор голосов подхватил этот крик. Постепенно он перерос в знакомый речитатив, и люди принялись раскачиваться взад-вперед, аккомпанируя себе хлопками.

От всеобщего безумия мне вновь стало дурно, и мы отошли от беснующихся поклонников Лиара. Краем глаза я заметила, как помощники мейстера, оставив свои музыкальные инструменты, оттаскивают тело паломника прочь. Их невозмутимость и деловитость свидетельствовали о том, что подобные занятия им далеко не в новинку. В этот момент я подумала: может, бросить все и убежать подальше отсюда? Стоило только представить свою комнатку на такой далекой отсюда Аэдагге, как нахлынула такая волна радости, что я едва удержалась на ногах.

Однако ее быстро перебило другое воспоминание — о Камне, сиротливо лежавшем в келье, обо всем, через что я прошла в лихорадочном поиске Призрака. Оставить все это в тот момент, когда пальцы почти коснулись каменной флейты? Да ни за что!

— Сборище недоумков, — кратко резюмировал не подозревающий о моих терзаниях Коннар, и я молча кивнула.

— Гляди-ка, — продолжил северянин, — похоже, кому-то удалось сохранить остатки мозгов!

Я пригляделась, и поняла, что он имел в виду.

Не все были охвачены сумасшедшим религиозным экстазом. Кое-кто, как и мы, пытались выбраться из эпицентра поющих, и на лице у них был написан неподдельный ужас. Среди них был и Джолан; он поглядывал на мейстера с перевернутым от страха лицом, и я испугалась, что парнишка вполне может пополнить ряды трупов на сегодня, свалившись с разрывом сердца.

Но молодой паломник оказался крепче, чем я думала. Покачиваясь, как пьяный, он выкарабкался из круговорота тел, и направился к нам, бормоча что-то под нос.

— Что, парень, не нравится уже тебе твой Лиар? — насмешливо, но беззлобно спросил Коннар. Джолан вздрогнул и судорожно вздернул подбородок. В этот момент он очень походил на вампира, благодаря зрачкам, расширившимся почти до краев радужки.

— Лиар тут ни при чем, господин Коннар, — еле слышно проговорил он, покусывая прыгающие губы, — я не понимаю одного. В Светоче сказано: "Не причини смерть живому, вольно иль невольно". Но мейстер Генар первый нарушил эту заповедь...что же это такое получается?

— Получается, что этот святоша спятил, — хмыкнул наемник, и на впалых щеках Джолана вспыхнул румянец.

— Я не хочу в это верить! — горячо прошептал он, — уверен, всему есть обьяснение! Я поговорю с настоятелем, расскажу про свои сомнения, и он поможет мне советом!

— Поможет советом, — с горькой иронией повторил Коннар, обращаясь уже ко мне: не дожидаясь ответа, Джолан порывисто отошел от нас, — ничему этот мальчишка не научился. Думаю, этот святоша опять сделает так, чтобы советы парню давал сам Лиар.

Я тяжело вздохнула. Мне было жаль Джолана, но нужно было прежде всего думать о своей цели.

— Займись моей просьбой, — прошептала я, — если мы не исчезнем отсюда до утра, то можем застрять тут надолго.

Коннар искоса взглянул на меня.

— Это говорит страх?

— Предчувствие, — коротко отрезала я.

* * *

Северянин появился только к вечерней трапезе.

— Есть новости, братец, — прошептал он, низко наклоняясь над столом. Ближайший к нам служитель монастыря даже не повернул голову, меланхолично отправляя в рот дикий рис. Глаза у меня загорелись. Что это значит? Наемник нашел дракониц? Раздобыл веревку и светильник? Или что-то еще? Забыв про зуд, я едва не вцепилась северянину в руку, чтобы увести из трапезной и расспросить подробнее.

— Спокойно, брат, — усмехнулся Коннар, — ты успеешь сделать то, что желаешь. Опомнившись, я чинно сложила руки на столешнице и уставилась в пространство. Время замедлило свой бег, и мгновения до конца ужина казались мне бесконечными.

Когда последние крохи исчезли из деревянных плошек, мейстер Генар, восседавший во главе длинного стола, поднялся со своего места и трижды хлопнул в ладоши, привлекая внимание. Звук получился приглушенным и напомнил треск ломающихся сухих веток, но все перешептывания тут же стихли.

— Возлюбленные братья-в-Свете мои! — обратился он к собравшимся, — на исходе уже второй день пребывания в Лит-ди-Лиаре наших гостей, а это значит, что пришла пора вкусить благословенной Слезы Лиара из священного ключа.

Я насторожилась. Слезой Лиара называли воду, освященную храмовником. Паломники слаженно поднялись со своих мест и поклонились, сияя улыбками. Мейстер сделал знак, и в трапезную внесли небольшой бочонок, на крышке которого стоял матово поблескивающий ковш, похоже, сделанный из серебра и украшенный авантюринами.

Сердце сжало очень плохое предчувствие.

'Никому ваши фокусы с водой не кажутся подозрительными?'

Слова Гвендона прозвучали в ушах четко, будто он стоял прямо за моей спиной. Это что, вода из того самого бассейна? Генар что-то сделал с ней?

Два служителя монастыря, бормоча что-то, приняли из рук мейстера ковш и начали медленно обходить стол с нашей стороны. Около каждого паломника они останавливались и давали пригубить из ковша. Я внимательно наблюдала за причастившимися, но с ними ничего не происходило.

Однако я решила не испытывать судьбу и до Слезы не дотрагиваться.

Я искоса взглянула на северянина, развалившегося на лавке с безучастным видом.

Надеюсь, он помнит мой рассказ и тоже не захочет рисковать.

Коннар чуть вздрогнул и поймал мой взгляд.

— Брат?...

— Возлюбленные братья-в-Свете мои! — прогремела прямо над ухом опостылевшая фраза, и я едва не опрокинулась назад. На плечо легла короткопалая рука, вызвавшая ледяной спазм гадливости.

Инстинктивно сжавшись, я обернулась на настоятеля, и тот покровительственно кивнул мне. Краем глаза я заметила, как подобрался наемник, буравя взглядом мейстера.

— Поднесите Слезу сему юноше, — торжественно попросил Генар и пояснил оторопевшей мне, — пусть ты пока и не один из нас, но совсем скоро им станешь. Увы, твой брат не изъявил желания удостоиться такой чести...

Ковш поплыл ко мне, и, заметив, как дрогнули руки Коннара, я упреждающе качнула головой. Любая неожиданность с нашей стороны могла испортить все дело, а уж вывернуться из этой ситуации я смогу сама.

В глазах северянина промелькнуло: "Надеюсь, ты знаешь, что делаешь", и он немного расслабился.

Я смело отодвинула повязку, приникла к Слезе Лиара и отхлебнула немного, не различив совершенно никакого вкуса. Вода как вода, только очень холодная.

Мейстер дождался, когда я сглотну, и, не сбавляя тон, обьявил:

— Братья мои! Сегодня брат Ридон покинул нас...

"Покинул? Хэлля тебе в глотку, ты же сам его спровадил к Лиару!" — яростно подумала я, пытаясь незаметно отодвинуться от Генара. Ридоном, видимо, и звали того несчастного паломника. Рука мейстера сжалась сильнее.

— Посему, братья-в-Свете, я решил проявить истинное великодушие, как учит нас Всемилостивейший. Я, конечно же, ратую за всецелое соблюдение традиций, но иной раз некоторыми можно и пренебречь.

Я смотрела на него во все глаза, не понимая, к чему он клонит.

— Ежели Лиар сделает свой выбор в пользу сего юноши, — провозгласил Генар, кивая на меня, то назавтра он совершит омовение в священном ключе и примет Озарение Светом!

* * *

Первое, что я сделала, вернувшись в келью — с отвращением выплюнула воду, что все это время держала во рту.

— А если это обычная вода? — насмешливо спросил Коннар, наблюдая, как по каменному полу расплывается неаккуратная клякса слюны.

— Лучше откупорить бутыль вина заранее, чем обнаружить в ней уксус потом, — нехотя ответила я и нетерпеливо сменила тему, — лучше расскажи, удалось ли найти что-нибудь?

Вместо ответа Коннар подошел к своей "кровати" и продемонстрировал мне ворох каких-то черных тряпок. Вытащив одну, я обнаружила, что это хитоль.

— Думаю, тебя не слишком заботит их чистота, — сказал северянин, — святоши сваливают эти хламиды кучей недалеко от трапезной, а потом волокут на стирку. "Хламида" источала резкий запах пота, но привередничать я не собиралась.

— Думаю, если связать их вместе, то должно хватить, — задумчиво проговорила я, разгребая завал служительской одежды. Из него со звоном выпал мой кинжал и короткий меч северянина. Всего я насчитала девять хитолей.

Коннар молча кивнул и кинул поверх кучи магический светильник.

— Оружие они прятали на задворках трапезной, а светильник позаимствовал из храма, — с недоброй улыбкой прокомментировал он, — не думаю, что его сразу хватятся.

Я взяла в руки прохладный шар, и тот тускло загорелся. Погладив его бока, я вернула шар на место.

— Спасибо, — с чувством сказала я, — а драконицы? Тебе удалось их найти?

Северянин скрестил руки на груди и торжествующе взглянул на меня с высоты своего роста.

— Сначала я думал, что все твои россказни про дракониц — пустая брехня. Мало ли, что тебе могло почудиться или послышаться ночью. Но потом я заметил странную штуку, когда проходил мимо козьего загона.

Пропустив мимо ушей шпильку, я насторожилась:

— Какую?

— Козы то и дело мечутся по загону, втягивая воздух. Загон упирается в скалу, и мне думается, в этой скале что-то есть. Что-то, что волнует коз.

— Может, там дракониды, на которых мы приехали, — резонно возразила я. Коннар фыркнул.

— Их держат в другом месте. А в козий загон один из святош то и дело таскает вяленое мясо. Думаешь, козы его едят?

Я взволнованно заходила по комнатке, отчаянно скребя руки и лицо. Зуд стал просто невыносимым, словно под кожей протянули тонкую металлическую струну и медленно проворачивали ее.

— Все готово для того, чтобы закончить наше дело сегодняшней ночью! — выпалила я. — иначе завтра они быстро поймут, что к чему, когда потащат меня на омовение.

Наемник расхохотался.

— Да уж, святоши сильно удивятся, когда обнаружат, что у моего брата есть...

— Вот Хэлль! — прошипела я, впиваясь ногтями в кожу. Металлическая струна зуда обросла шипами и раскалилась добела.

— Шар'ракх! — выдохнул Коннар в унисон, глядя на меня.

Под пальцами что-то лопнуло. На ладонь посыпались длинные темно-коричневые ошметки.

Не проронив ни слова, наемник молча протянул мне свой меч. В его равнодушной поверхности отразилось мое лицо, покрытое сползающей, как старая оболочка змеи, темной чешуей. В просветах виднелась здоровая кожа.

— Похоже, Лиар все-таки излечил меня, — с тревожным смешком сказала я, — но не думаю, что мейстер слишком этому обрадуется.

*ольдер — почтительное обращение к вышестоящему лицу мужского пола, принятое в Нольдхейме — стране, расположенной на северо-востоке первого материка;

**лур — кретин (нольдхеймск.);

* * *

Эниох (коннемарск.) — покровитель приливов. Считается, что в ненастную погоду он охотится на рыбу, которую выносит ближе к берегу, скача по приливной полосе на морском дракониде и трубя в витую раковину;

* * *

Лиркия — в алдорском космогонии — богиня-покровительница душевного здоровья. Изображается обнаженной женщиной, одна половина тела у которой красного цвета, а вторая — зеленого. Красный цвет символизирует различные душевные болезни; зеленый — нормальное состояние психики. При храмах богини существуют специальные приюты для душевнобольных, за которыми ухаживают служители культа;

* * *

У состоятельных жителей Алдории существует традиция вмуровывать черепа и берцовые кости преданных слуг, упокоившихся от старости, в стены фамильных склепов хозяев;

* * *

Сказание о Семи Столпах Лиара повествует о битве Лиара с семью демонами Хэлля, которых тот отправил для уничтожения бога. Лиар в одиночку победил их, поочередно заключив в семь обсидиановых башен, принудив томиться там вечность. Башни эти были настолько высоки, что почти попирали небо, и были преградой на пути грозных северных ветров.

Ишимари Куджо — легендарный герой народных преданий княжества Хайянь. Он странствовал по свету, помогая людям; однажды он пришел в деревню, одолеваемую невидимыми злыми духами, которые вселялись в уши людей, заставляя тех глохнуть. Куджо извлек духов из ушных раковин крестьян и заточил в семь обсидиановых шкатулок, забросив те на небо. Эти шкатулки упали к ногам Белой девы, и та превратила их в горную гряду на западе княжества, ставшую преградой вторжениям с моря.

Глава 21.

* * *

Колодец манил меня, как манит в жаркий день кувшин с водой, в которой плавает ледяная крошка. Похоже, в наше отсутствие здесь никто не побывал, и крышка по-прежнему обнажала зловещую полуулыбку, открывающую вход в бездну.

Запах то ли слегка рассеялся, то ли стал более привычным. Когда мы переступили порог, он не сбил с ног, а превратился в неприятную деталь обстановки.

— Ты действительно уверена, что хочешь спуститься? — угрюмо спросил северянин. Он занимался тем, что связывал рукава хитолей, то и дело подергивая их и проверяя на прочность. Я стянула свою хитоль через голову и протянула ему, оставшись в костюме, в котором и прибыла сюда.

— Ждешь, что я скажу "нет"?

— Знаешь, как ловят синего тайпеня*? — вопросом на вопросом ответил наемник, — обвязывают корову веревкой и кидают в воду, в том месте, где она бурлит от кишащей там рыбы. Через несколько мгновений вытягивают. Обычно этого времени хватает, чтобы на веревке уже болтался голый скелет, облепленный тайпенем. Пока рыба доедает то, что осталось от коровы, можно надевать перчатки из игуарона и счищать ее ножом.

— Рассчитываешь напугать меня? — хмыкнула я, обвязывая рукава последней в связке хитоли вокруг талии. Коннар прищурился:

— Просто неохота вытаскивать из этой вонючей дыры твои останки, если что.

— В таком случае можешь не вытаскивать, — хладнокровно парировала я, помолчала и добавила, пристально взглянув северянину в глаза, — если что.

Лицо наемника окаменело.

— Лезь в колодец, Кошка! — рявкнул он, — или я сам тебя туда сброшу!

Я одарила его кроткой улыбкой и промурлыкала:

— Полагаюсь на вас, капитан.

Коннар молча подхватил свободный конец импровизированной веревки, и я твердым шагом направилась к колодцу.

* * *

Молочно-белого свечения, испускаемого магическим светильником, было недостаточно, чтобы разогнать плотную тьму, что плескалась внутри каменных стенок. Мне удалось разглядеть только куски серо-коричневой каменной кладки и влажный отблеск в глубине, словно по дну протекал ручей, но плеска воды слышно не было. Брошенный вниз камень отозвался глухим шлепком, давая понять, что колодец не такой глубокий, как казалось.

Жалящий, как медуза, страх уже начал запускать липкие щупальца в сердце, лишь только я думала о том, что вот-вот останусь наедине с бездной, в глубине которой — неизвестность, и именно в ней мне предстоит найти каменную флейту. Именно мысль о ней выдергивала из объятий паники. Взобравшись на каменный бортик, я повернулась к северянину и сказала на прощание:

— Как только я отыщу то, что нужно, подам знак.

Коннар неохотно, как мне показалось, кивнул и произнес короткое:

— Удачи.

— Постараюсь, — слегка невпопад пробормотала я и начала спуск.

* * *

Подошвы сапог скользили по стенкам, заставляя меня то и дело останавливаться и нащупывать опору. От усиливающейся вони воздух сгущался по мере моего спуска. Я порадовалась, что не стала избавляться от давящей на грудь повязки: она мешала вдохнуть глубже. Маску же с лица пришлось снять и завернуть в нее магический светильник, плотно примотав его к запястью, чтобы освободить руки. Ткань неплохо пропускала свет, но яркий факел пригодился бы мне сейчас куда больше. Стоило остановиться хотя бы на мгновение, как меня принимались терзать две мысли. Вопреки желанию перед глазами упорно вставала картина: один из узлов моей "веревки" расплетается, и моя мечта о Призраке летит вместе со мной в темные недра. В такие моменты руки покрывались холодным потом. Я судорожно сжимала ткань, что служила моим единственным путем наверх, переводила дух и упрямо двигалась дальше.

Вторая мысль тоже не доставляла радости. Полумесяц выхода сиял уже достаточно высоко над головой, а ноги так и не коснулись твердого дна. Я тоскливо ждала, что голос северянина вот-вот крикнет: "Веревка кончилась!", и я повисну в пространстве, не решаясь прыгнуть. Прошло еще несколько мгновений. Сердце гулко стучало в тишине, и казалось, что с каждым новым рывком веревки светильник становится все тусклее. Спина вздрогнула от озноба, и в густой тьме мне почудилось движение. Ни единый шорох не нарушил мрачного безмолвия, но теперь я была уверена: я здесь не одна.

Тело охватила стремительная паника, и я дернулась в безумном желании выбраться из колодца, послав к Хэллю каменную флейту. Белесый шар качнулся, грозя упасть с запястья, и совсем близко под собой я увидела серебристый отблеск, похожий на отражение луны в луже. Через мгновение мои ноги коснулись дна.

* * *

Стоило мне перенести тяжесть тела на ступни, как под ними раздался протяжный влажный треск, будто начали ломаться мокрые ветки. Пол оказался податливым, словно рыхлый весенний снег, и я моментально провалилась в него по колено. Ноги ощутили неприятное покалывание и острый холод. Ахнув, я вдохнула слишком много отравленного вонью воздуха, и забилась в приступе отчаянного кашля.

Стараясь двигаться как можно осторожнее, чтобы не нырнуть по горло, я обвела светильником вокруг себя. Молочно-белое пятно скользнуло по огромной груде костей и черепов, покрытых маслянистой пленкой.

Вот оно! Кладбище всех почивших здесь драконопоклонников!

Я наклонилась и попыталась разгрести кости в поисках флейты. Те поддавались не очень охотно: мешала густая слизь. Останки бывших хозяев этого места увязали в ней, как муха, угодившая в густое желе. Когда я подняла один из черепов, за ним потянулись обвислые тенета розоватой мути.

— Магистр Лейницц ничего не упоминал о том, что драконопоклонники чем-то поливали своих покойников, — пробормотала я, откидывая череп в сторону. Он тяжело откатился в сторону, замер и ощерился на меня безгубой улыбкой.

Бросив на него прощальный взгляд, я принялась за поиски флейты. По локоть погрузив руки в пласты костей, я начала разбрасывать их, тщательно ощупывая склизкие бока, холодные головки костей и страшные провалы глазниц. Отвращение сдавливало горло, но ничто не могло заставить меня бросить поиски.

Одна из костей показалась мне тяжелее остальных. Замерев, я скользнула пальцами вдоль ее боков. Поверхность была испещрена бугорками и углублениями, которые будто бы складывались в определенный узор.

Неужели нашла?

Закусив губу от напряжения, я рванула находку на себя, чуть не ободрав запястье. Та сопротивлялась, застряв в костяном лабиринте, и мне пришлось повозиться, извлекая ее наружу. Наконец странная "кость" поддалась и выскользнула мне в руки со звуком, который издает бутылка лэя, когда вытаскивают пробку. Дрожа от волнения, я стала обтирать находку рукавом рубашки. Через несколько мгновений из-под грязи и слизи проступили вполне внятные очертания.

Это было пламя, застывшее в камне. Неизвестный мне мастер запечатлел своенравные изгибы и буйную пляску его языков, расступившихся только перед двумя извилистыми прорезями, залегшими на покатых боках. Между ними через одинаковое расстояние друг от друга были вырезаны пять идеально круглых отверстий.

Каменная флейта!

Я забыла, как дышать, благоговейно разглядывая ее. Магистр Лейницц, клянусь, если вы еще живы, пошлю вам бутыль дорогого яндарийского** вина, как только найду сокровища Дракона!

Ладонь сама стиснула осклизлые бока флейты. Дело сделано, и больше меня здесь ничего не держит. Пора подавать знак северянину.

Когда я взялась за веревку, уходящую вверх, к кривой усмешке выхода, по шее пробежала ледяная дрожь.

Кто-то появился там, в темноте, позади меня.

* * *

— Синеглазый? — спросила я севшим от напряжения голосом.

Впереди во тьме что-то щелкнуло, и череп хрустом покатился по костям. Этому звуку вторило потрескивание, многократно усиленное эхом, словно тысячи маленьких лапок кружили вокруг меня, подбираясь все ближе и ближе.

— Кто здесь? — пролепетала я, пытаясь нащупать спасительную веревку. Пальцы стали ватными и царапали только пустоту.

Под аккомпанемент шорохов, пощелкиваний и постукиваний из-под костей начал сочиться красноватый туман. Серебряное свечение фонаря помутнело от нитевидных струй, потянувшихся вверх.

— Зачем тебе архьи-ма?

Бесполый голос возник из ниоткуда, рассыпавшись сотнями болезненных уколов в висках. Я стремительно оглянулась, но стена тумана стала слишком плотной, чтобы дать разглядеть хоть что-нибудь.

Магический светильник мигнул, и меня придавило усталое равнодушие. Страшно захотелось лечь на кости, закрыть глаза и забыться вечным сном, послав глубоко к Хэллю все Призраки, вместе взятые.

Остатков воли хватило только на то, чтобы повторить вопрос:

— Кто здесь?

Шорохи стихли. В непроницаемом коконе тишины медленно тлел костер страха перед тем, что могло разорвать ее в следующий момент.

В самой глубине колодца, под пластами слежавшихся скелетов и каменных флейт, зародилось монотонное мычание. Ветра не было, но туман вздрогнул и начал рассеиваться, обнажая стройные ряды теней, обступивших круг света, в котором находилась я. В неверном сиянии магического светильника можно было разглядеть около двадцати полупрозрачных фигур: высоких и низких, с четкими очертаниями или размытых, как утренняя дымка над озером. Кожу закололо от уверенности в том, что за границей моего круга уходят во тьму десятки и десятки безмолвных призраков. У некоторых даже просматривались лица, неясные, смазанные, будто песок у кромки моря.

Равнодушие уступило место слабому страху, но тот быстро угас: я всегда больше боялась неизвестности, чем возможной опасности, появившейся прямо передо мной.

— Кто вы? — нетвердые губы сами вытолкнули вопрос.

Сонм призраков качнулся, напомнив косяк рыб, увернувшихся от хищника. Их очертания поблекли, и напротив меня выткался еще один силуэт. В отличие от остальных, в нем больше всего угадывался человек, сутулый, с длинным седыми волосами и глазами-бельмами.

— Зачем тебе архьи-ма? — повторил голос.

Интуиция подсказала, что он принадлежит призраку передо мной. Слово было очень знакомым, но никак не поддавалось вспоминанию. Я развела руками, покачав головой.

Белесая рука коснулась флейты, и голос тихо произнес снова:

— Архьи-ма.

Я молча смотрела на него.

Впервые мне довелось встретиться пусть и развоплощенным, но все же настоящим драконопоклонником.

* * *

— Храм Дракона, верно? — прошептала я, — вы из тех, кто поклонялся ему! Но почему вы явились мне? Что вам от меня нужно?

Призрак медленно убрал руку. Со стороны это выглядело так, будто клок тумана растворился в воздухе, рассеянный порывом ветра.

— Мы были здесь всегда, — проговорил он. Я не заметила шевеления в том месте, где должны были быть его губы, но голос настойчиво звучал в голове, — это место — наш дом. Наша святыня. И наша усыпальница.

Он повернул голову в сторону черепа рядом со мной. Плечи содрогнулись от озноба, пронзившего тело.

— Значит, вот, кто наблюдал за мной все это время, — сил на то, чтобы говорить в полный голос, не хватало, и я продолжала шептать, — вот, чьи взгляды я ощущала!

— Поразительная дерзость, — бесстрастно прервал меня храмовник, — за сотни лет нога женщины не ступала на землю Храма Дракона, но вот ты здесь. Ты не просто проникла сюда, но нарушила покой Колодца Скорби, потревожила дух наших предков, и схватила архьи-ма! С какой целью, девочка? Тебе подобным не место в таких местах, женщины должны пестовать детей и преклоняться пред мужчинами, чтить господина своего и поддерживать огонь в домашнем очаге. Есть есть места, куда заказан путь беспомощной женщине, и не подобает ей пытаться бросить вызов установленным правилам!

Итак, Кристиан был прав и на этот раз. Драконоплонники не жаловали женщин, и в этом они были страшно похожи на мейстера Генара.

"Гляди-ка, — в ярости подумала я, — это дряхлое привидение пытается мне указывать? Вылитый Коннар!"

Стиснув флейту, я холодно отрезала:

— Меня привели сюда поиски Призрака, а нравится вам это или нет — не моя забота.

Тишина, обрушившаяся после моих слов, дохнула морозным холодом на руки и лицо. По туману прошла рябь, и очертания моего собеседника смазались, но через несколько мгновений стали вновь четкими.

— Ты ищешь Призрак? — на этот раз голос драконоклонника звучал неясно, будто бы издалека, — ты хочешь сказать, что услышала его зов?

— Понятия не имею, что вы имеете в виду, — сердито сказала я, — я здесь только потому, что меня привела первая веха, а ее я получила...впрочем, неважно. Никакого зова я не слышала.

После непродолжительного молчания, во время которого привидения то и дело принимались мерцать, снова раздался голос драконопоклонника:

— Что толкает тебя раз за разом подниматься на ноги и отправляться в путешествие за очередной вехой, когда, кажется, поиск зашел в тупик?

Я смешалась, но быстро ответила, стараясь придать голосу побольше твердости:

— Желание найти сокровища Дракона.

— Значит, ты еще сама не поняла, — перебил меня собеседник, — иначе почему, ты думаешь, мы ни разу не пытались отыскать путь к Призраку, имея на руках все вехи и подсказки, как проложить по ним путь?

Я задумалась. Этот вопрос возникал у меня несколько раз, но я каждый раз отмахивалась от него, как от неважного.

— Призрак сам воззовет к тому, кому суждено его найти, — прогудел голос. Его нельзя было упрекнуть в излишней торжественности, но воображение быстро дорисовало ее, — таково поверье. Будь то старик, ребенок или...

— Или женщина, — усмехнулась я. Поверхность духа вновь содрогнулась от ряби, и он согласился:

— Да. Но об этом мы никогда не задумывались.

Мне стало немного жаль этого неизвестного мне человека. Прожить большую часть жизни, цепляясь за неразумные ограничения, а потом столкнуться с их несостоятельностью в послесмертии — не самая завидная доля.

— А какая из себя третья веха? — торопливо спросила я, решив воспользоваться счастливым случаем и узнать все из первых рук, — скажите мне, раз уж нас с вами свел Призрак!

Черты драконопоклонника помутнели и смазались.

— Архи-мья сама подскажет тебе, девочка. Легкие пути часто кончаются бездной.

"Напыщенный старый сектант", — разочарованно подумала я, — "с твоих костей давно слезла плоть, а ты продолжаешь изображать из себя великого мудреца".

И с отчаянием попросила:

— Тогда хотя бы скажите, каковы они — сокровища Дракона? Уж это-то вы должны знать наверняка!

— Девочка, — пророкотал голос, и стая призраков колыхнулась, — сокровища, богатства, все, что застилает тебе глаза — бесполезная чепуха. Призрак хранит гораздо большее...

— Похоже, что не знаете, — пробормотала я, и лицо драконопоклонника на миг обрело очертания.

— Храм Дракона хранит его наследие, но никогда не стремится узнать то, что намеренно укрыто от любопытных глаз, — кажется, я раззадорила его, и в голосе промелькнула назидательная нотка, — Дракон — это величайшая тайна и великая беда, и наша задача — не дать ему вернуться в этот мир вновь!

— Странный у вас тогда Храм! — невольно вырвалось у меня, — почему так относитесь к своему кумиру?

Единодушный вздох овеял лицо потоком холодного воздуха, и привидения резко отпрянули, будто боясь случайно дотронуться до меня.

— С приходом Дракона начался этот мир, — прошелестело в ушах, — но задумывалась ли ты над тем, что его же появление положило конец миру старому?

Вспомнив тварь с Забытых пустошей, я кивнула, не очень охотно признавая его правоту.

— Все указывает на то, что Великий Дракон появлялся не единожды, и рано или поздно возникнет вновь, — голос драконопоклонника становился все тише и тише, а призрачные силуэты таяли, как дым на ветру, — ищи Призрак, девочка, но не пытайся разгадать то, что должно оставаться в тени тайны. Иные сундуки нужно держать запертыми.

Последний клочок тумана растворился в темноте. Я сидела, не двигаясь, в сомнамбулическом оцепенении уставившись на кости. Перед глазами все плыло, и голова была тяжелой после очередного общения с обитателями Междумирья. Звенящая тишина обрушилась на меня, придавив к костям. Я поняла, что если не нарушу ее, то сойду с ума.

Схватив череп, я швырнула его об стену. Старая кость разломилась с неприятным треском, и осколок царапнул меня по щеке.

— Чтоб тебя Хэлль забрал, старый хрыч! — в ярости закричала я, ударив ладонью по костям, — зачем ты явился мне? Зачем вы все мне явились? Что вам вообще от меня надо, если даже не хотите указать путь?

Новый шум зародился в тишине, будто огромная птица захлопала крыльями. Пара судорожных вдохов — и легкие затопила вонь, о которой я успела позабыть.

Стараясь дышать только ртом, я начала выкарабкиваться из-под костяных залежей. Ноги успели затечь, и каждое движение было сопряжено с щекочущей болью, пронзающей мышцы.

— Поторопись!

Громкий оклик зародился из хлопающего шума. Я замерла на месте и, нервно посмеиваясь, спросила пустоту:

— Вы передумали и решили рассказать о третьей вехе?

Каждое слово показалось тяжелым, как булыжник, и очень смешным. Хотелось прислониться к стене и смеяться, смеяться, смеяться до колик.

Невидимая плеть вытянула по щеке обжигающую полосу боли. Истерика тут же улеглась, а окрик повторился:

— Торопись!

Я схватилась за лицо, но искать источник шума не стала. Кто бы тут не был, он был прав: я и так потеряла слишком много времени и теперь должна была ускорить свое возвращение. Я вспомнила о веревке и торопливо пошарила рукой по поясу — та была на месте.

— Спасибо, что привел меня в чувство, — обратилась я во тьму, проверяя прочность хитоли. Хлопанье умолкло, оставив на память мимолетный отблеск двух синих, как сапфиры, огней.

— Долго же ты не появлялся, Синеглазый, — усмехнулась я, — признаться, я даже немного соскучилась.

И повисла на веревке, что есть сил потянув ее на себя.

* * *

Подьем оказался в несколько раз тяжелее спуска. Вымотанное до предела тело плохо слушалось, руки дрожали и приходилось постоянно заставлять себя усиливать хватку. Флейта покалывала кожу: боясь обронить, я сунула ее под ткань, которой была затянута грудь. От магического светильника пришлось избавиться, как от лишнего груза, и теперь он мерцал одинокой звездой в недрах последнего пристанища драконопоклонников.

— Давай, Кошка, — подбадривала я себя, — еще немного, еще несколько рывков, и ты выползешь из этого царства теней! Всего чуть-чуть...

Это помогало, но немного. Когда в ушах начинало гнусно звенеть, я повисала над бездной, предоставляя Коннару вытягивать меня, и переводила дух, заставляя себя дышать глубоко и размеренно.

— Еще чуть-чуть, Мелиан, — прохрипела я. Изогнутый оскал проема светился над головой. Каждый раз, когда я поднимала голову, мне казалось, что он остается на прежнем месте, а я просто впустую трачу силы, барахтаясь в кромешной тьме.

Когда я поднялась достаточно высоко, чтобы чувствовать дуновения свежего воздуха, что-то пошло не так.

До меня донеслась какая-то возня и слабые отголоски медвежьего рыка северянина, доносящиеся сверху.

Хитоль, на которой я висела, дрогнула, как туго натянутая струна лютни под пальцами музыканта.

— Что проис...

Веревка мелко задрожала, и стена под ногами пришла в движение.

Тело заскользило вниз, медленно, неторопливо, ускоряясь под собственным весом. Насмерть перепугавшись, я истошно закричала:

— Капитан, Хэлль тебя побери, что происходит?!

Тишину разрывал только свист скользящей ткани, а мгновения улетучивались вслед за надеждой на спасение. За спиной разверзлась бездна, полная смерти, и я принялась отсчитывать удары сердца до неизбежного.

Короткий рывок и потрескивание ткани оборвали мое падение.

* * *

После вонючей темноты колодца свет, заливающий крохотную комнатушку наверху, ослепил. Глаза немедленно заслезились от рези; пытаясь избавиться от нее, я часто заморгала. Две крепкие руки подхватили меня под локти и вытащили из разверстого зева.

— Капитан, ты внезапно решил свести со мной счеты? — гневно спросила я, утирая слезы ладонью, — почему тогда передумал в последний момент?

Гробовое молчание со стороны наемника, никогда не остающегося в долгу, насторожило. Кое-как обретя способность видеть, я огляделась и поняла, что только что отправила к Хэллю нас обоих.

Мне в глаза пораженно смотрел мейстер Генар, беззвучно шевеля губами. За его спиной высились два служителя монастыря, крепко держащие северянина. Тот стоял, едва заметно покачиваясь, и его загорелое лицо приобрело пепельный оттенок. Широкую грудь северянина покрывала подсыхающая кровавая пленка, и, взглянув в его глаза, я прочитала о себе все.

— Я прекрасно помнил, что прошлой ночью дверь была заперта, — протяжно проговорил мейстер Генар, — и мне стало любопытно: кто же сей дерзновенный, что осмелился нарушить покой этого святилища? Вернется ли он и этой ночью? Как вижу, я был прав...

Он принялся мерно раскачиваться с носка на пятку, буравя меня немигающим взглядом.

Нет, я погубила нас еще раньше. В тот самый момент, когда проникла сюда в самый первый раз.

— Мальчик мой, — благоговейно прошептал мейстер Генар, — Лиар услышал наши мольбы и послал тебе исцеление! Воистину, велика его сила! Ты не только избавился от страшной болезни, но и обрел способность говорить!

"Мейстер, вы слепой?" — захотелось спросить, когда настоятель, умильно улыбаясь, разглядывал меня. С другой стороны, под рукой не было зеркала — посмотреть на себя после увеселительного спуска в колодец. Может быть, я уже и на женщину мало похожа?

— О, нет, — вдруг прошептал Генар. Я ахнула от боли: его ледяные пальцы больно сдавили скулы и принялись поворачивать голову то влево, то вправо. Спустя мгновение рука наставника скользнула вниз и задержалась чуть пониже пояса.

— Нет, нет, нет! — заикаясь, пробормотал он, медленно отступая, — не может быть! Видит Лиар, я был слеп, непростительно слеп!

Кажется, я поспешила с выводами. Истинное лицо "братца" Коннара больше не было тайной.

От этой мысли меня охватил азарт. Терять было уже нечего: неверное движение подтолкнуло нас к самому краю пропасти, и теперь нужно сделать все возможное, чтобы удержаться на нем.

Вот только я совершенно не знала, что делать.

— В стены священного монастыря проникло проклятое отродье, да проклянет Лиар весь его род до двенадцатого колена! — громко, как от боли, закричал мейстер Генар. Я вздернула голову и уставилась прямо на его перекошенное ненавистью лицо.

— Зачем вы так говорите, мейстер? Откуда вам знать, вдруг Лиар превратно истолковал ваши молитвы и послал мне еще и женское тело?

Очень глупая шутка, но я не смогла удержаться. Восхваления Лиара уже сидели в печенках.

Мейстер поперхнулся. Его дыхание стало прерывистым и свистящим, как у больного грудной костью*.

— Как посмела ты осквернить чистое имя Лиара своим грязным ртом? — взвизгнул он.

— Вы осквернили его гораздо сильнее! — я слишком долго молчала, и теперь слова срывались с языка, опережая мысли, — сомневаюсь, чтобы этот ваш Лиар завещал вам резать глотки из-за простых вопросов! Скольких вы отправили во тьму до этого, а, настоятель?

— Замолчи! — прошипел Генар. Его руки мелко тряслись: видимо, ему очень хотелось что-то со мной сделать, но он медлил. Воспользовавшись этим, я принялась торопливо дергать скользкий от слизи узел на поясе. Веревка из хитолей пуповиной связывала нас, и мне хотелось поскорее избавиться от нее.

"Интересно, почему он ничего не предпринимает?" — отстраненно подумала я, искоса наблюдая, как мейстер покачивается взад-вперед, не сводя с меня глаз, — "беднягу Ридона он сразу потащил на расправу, а сейчас почему не торопится?"

— Я знаю! — победоносно вскрикнул мейстер и направил на меня подрагивающий палец, — теперь я понял! Лучезарный посылает мне испытание, он проверяет, насколько крепка моя вера! Обратив безвинного юношу в порождение Бездны Хэлля, он искушает меня!

— Порождение Бездны Хэлля, — мрачно повторил Коннар, — точнее и не скажешь.

Я бросила на него мимолетный взгляд. Наемник каменным истуканом застыл между двух служителей. Только вздувшиеся желваки на скулах свидетельствовали об его нешуточном напряжении. Мейстер тоже посмотрел в его сторону.

— Это испытание послано всем нам, — строго сказал он, — ибо нельзя по-настоящему прийти к Свету, не пройдя сквозь Тьму. Я покажу это моим братьям-в-Свете, и вместе мы станем свидетелями перерождения твоего брата и торжества настоящей веры!

Глаза Коннара превратились в два черных провала, усыпанных острыми льдинами. Он тяжело двинулся вперед, но "святоши" повисли на нем. Наемник болезненно поморщился и остановился.

Пальцы свело судорогой. Узел показался монолитом, безразличным к моим усилиям, а в висках гулко застучало.

— Неужели вы даже на мгновение не можете допустить мысль, что я с самого начала была женщиной и попала сюда вовсе не из любви к Лиару? — в бессильном отчаянии спросила я.

Лицо мейстера оказалось прямо перед моим. Я невольно дернулась в сторону и тут же почувствовала боль в плече: настоятель клещами вцепился в него.

— Ш-ш-ш, молчи, отродье, — прошипел он, — я избавлюсь от тебя,как избавляются от занозы, что глубоко засела в теле!

Я сглотнула, приготовившись услышать свист лезвия и почувствовать, как оно рассекает горло. До меня долетели звуки борьбы: похоже, наемник пытался стряхнуть с себя назойливых служителей монастыря. Мейстер больше не обращал на них внимания, полностью сосредоточившись на мне.

— Ничего не бойся, мой мальчик, — покровительственно промурлыкал он, — не поддавайся сему порождению Хэлля, что пытается поглотить тебя! Только истинный Свет очистит тебя от скверны и поможет вернуть все на круги своя!

Не сводя с меня глаз, он зычно крикнул:

— Созывайте всех на площадь! Пусть солнце воссияет только для достойных Света!

* * *

Я поняла, что если сейчас ничего не предпринять, то лежать мне на площади, заливая белый песок собственной кровью. На северянина надежды было мало, если судить по его стремительно сереющему лицу.

Оставалось только выбрать подходящий момент.

Один из послушников исчез в открытом проеме, оставив товарища один на один с Коннаром. Мейстер коротко кивнул храмовнику и потащил меня к выходу, невзирая на сопротивление.

— Трепещешь, отродье? — спросил он, и в его голосе прозвучало нескрываемое злорадство.

— Нет, — честно призналась я, — после всего пережитого ваши ужимки меня не напугают.

Я сказала правду. Страха не было. Его последние остатки покоились на дне колодца, меж старых костей и ощерившихся черепов.

Генар обернулся и оглядел меня совершенно пустыми глазами. Было заметно, что его мысли витают где-то далеко, и моих слов он не слышит и не понимает.

— Не позволю Хэллю забрать тебя к себе, мой мальчик, — пробормотал настоятель, — скажи, когда это произошло? Когда искуситель явился к тебе, когда ты ослабил свое стремление к Свету и впустил его?

Я поняла, что спорить бесполезно. Мой маскарад оказался настолько убедительным, что маска прочно приросла к лицу и не давала настоятелю разглядеть и поверить в очевидное.

"Сюда бы того драконопоклонника", — мелькнула у меня мысль, — "они нашли бы, о чем потолковать".

Мы очутились в зале со статуями и бассейном. Вода хрустально журчала, разбиваясь о мраморные борта, и это было единственным звуком, нарушавшим глухую тишину. Впрочем, через пару мгновений после того, как мы вошли в зал, к нему присоединился еще один: тяжелое громыхание низкого голоса Коннара.

— Шар'ракх, святоша, хватит подпирать меня! Я тебе не какой-нибудь гнилой столб!

Я оглянулась и увидела, как наемник замахивается на служителя монастыря. Тот, однако, сохранил полнейшую невозмутимость, а северянин, наоборот, скривился и схватился за грудь. Между пальцами проступила кровь.

— Вижу, бедняге тяжело пережить случившееся с его братом, — участливо проговорил мейстер Генар, останавливаясь и с любопытством наблюдая за этой сценкой, — ну, да ничего, совсем скоро он обнимет тебя вновь, мой мальчик.

Мутно-серые тучи смертельной тоски разошлись, и в просвет хлынул золотистый поток озарения.

Я поняла, что нужно делать.

Я могу кричать, могу доказывать что-то, пытаться заговорить, но если мейстер втемяшил себе в голову, что по прихоти бога юноша может запросто оборотиться женщиной, то мне остается только поддержать эту игру, чтобы он меня услышал.

— Не обнимет, мейстер, — хрипло промурлыкала я, — мальчика больше нет. Я заняла его место.

Настоятель вздрогнул и едва не выпустил конец веревки, подарив мне проблеск надежды.

— Я сразу это понял, — прошептал он, — сразу, как только услышал голос отродья из колодца!

Я обворожительно улыбнулась и шагнула к мейстеру, вытянув вперед руки. Он попятился.

— Мальчик даже не сопротивлялся, — с наигранной задумчивостью сказала я, — мало, кто может сопротивляться власти господина нашего Хэлля...

— Лиар Лучезарный — мой господин! — в гневе воскликнул мейстер. Я покачала головой, мягко улыбаясь:

— Все так говорят, мейстер. Поначалу. А потом я касаюсь их, и сладостное небытие поглощает разум!

Боги, ну и бред я несу!

Однако на Генара это, похоже, подействовало. Он медленно отступал перед моим напором, дрожащими руками сотворяя перед собой круг.

— Я изгоню тебя, отродье!

Я с укоризной покачала головой и начала придвигаться ближе, скользя ладонями по веревке. Рыжеволосая служительница храма в Корниэлле, сама того не ведая, подсказала мне, что нужно сказать, и я мысленно пообещала себе отблагодарить ее при удобном случае.

— Кто ты такой, чтобы справиться с Ликтой, сестрой самого Лиара? Жалкий человек, который вообразил себя подобным богам! Ничего, я избавлю тебя от этого бремени...

Лицо мейстера разом потеряло краски, и он едва слышно переспросил:

— Ликта? В сию благословенную обитель проникла хэллевская шлюха?

— Ты поплатишься за эти слова, человечек, — сладким голосом пропела я и резко дернула веревку на себя.

Кажется, в последний момент мейстер почуял неладное. Рукав хитоли почти вылетел из его кулака, но он успел перехватить взвизгнувшую ткань.

— Тебе не заполучить меня, Ликта, — тяжело дыша, сказал Генар, и лицо его стало страшным, — я отправлю тебя в Бездну Хэлля прежде, чем взойдет солнце, а вместе с тобой туда канут и все отвергнутые господином нашим!

Мейстер не потерял патетического велеречия, даже угодив в переплет.

Веревка больно врезалась под ребра, а настоятель встряхнул руками, набрасывая длинные рукава на запястья.

Я ведь уже видела это движение и совсем недавно!

— Кошка, в сторону!

Резкий оклик наемника не успел толком дойти до сознания. Крепкая рука решительно толкнула меня в грудь, и я полетела на белый песок. Перед глазами все завертелось, какая-то могучая сила придавила меня к полу. Конечности налились расплавленным железом, и все, на что хватило сил — утереть дрожащими руками лицо от налипших песчинок.

Слух уловил звуки борьбы, а глаз — в беспорядке мечущиеся на стене тени. Через несколько мгновений утробный рык северянина и изумленный вскрик мейстера слились воедино. Что-то тяжелое рухнуло в бассейн, и я почувствовала, как на волосах оседают холодные брызги.

— Как посмел ты, невежественный варвар, сотворить такое?! — хлестнул по ушам истерический крик мейстера, захлебнувшийся нечленораздельным бульканьем. Кое-как преодолев слабость, я села на колени и увидела, как настоятель Лит-ди-Лиара пытается выбраться из бассейна, елозя руками по мраморным бортикам. Когда он выкарабкался почти наполовину, распластавшись животом по полу, то получил удар в голову от северянина, стоявшего у бассейна наготове. От этого удара мейстер отлетел обратно, стукнувшись спиной об стену, и погрузился в воду с головой.

Связка хитолей сиротливо лежала рядом со мной.

Коннар обернулся ко мне, и я увидела, как по его щеке стекает, подрагивая, бордовая струйка. Лицо его было посеревшим, но горящие глаза безмолвно говорили: без боя наемник сдаваться не собирался. Я бросила взгляд назад: так и есть, служитель, что охранял Коннара, теперь лежал поодаль без признаков сознания.

— Жива, Кошка? — коротко спросил наемник.

Сил на ответ почти не осталось, и я просто повела плечом.

— Идти сможешь? Надо убраться отсюда, пока сюда не налетели остальные святоши.

— А как же мейстер Генар? — спросила я, с трудом поднимаясь на ноги. Наемник мотнул головой.

— Надеюсь, не всплывет после моего удара. Этот ублюдок раскроил мне плечо, когда пытался оттащить от колодца, так что, думаю, мы в расчете...

Его прервал влажный шлепок.

На мрамор упала ладонь, а вслед за ней появился и ее обладатель.

С головы мейстера струились потоки воды, превращая волосы в слипшуюся массу. Глаза настоятеля безумно вращались, даже не пытаясь сфокусироваться на чем-то.

— Господин мой Лиар! — взвился ввысь его вой, — ты, как никто другой, знаешь о моей преданности! Вверяю тебе жизнь свою и верю, что не допустишь ты...

Последняя фраза захлебнулась в надрывном кашле. Генар простер дрожащие руки к потолку и затянул речитатив молитвы.

— Кажется, святоша свихнулся, — хмыкнул Коннар, оттесняя меня от бортика бассейна.

— А раньше ты этого не замечал? — мрачно спросила я, наблюдая за мейстером. Тот уже не торопился покидать воду. Тяжело закружившись на одном месте, он громко объявил:

— Верую в тебя, господин наш в Свете, Лиар Лучезарный! Услышь своего раба, даруй же мне свою благосклонность!

Вода бурлила вокруг его коленей и звонко плескалась, разбиваясь о мрамор.

— Даруй мне... — вскричал настоятель и вдруг осекся, прошептав:

— Нет...нет, не может быть!

Не сговариваясь, мы с северянином одновременно шагнули назад, а мейстер прижал скрюченные пальцы к лицу и заголосил — протяжно, тонко и надрывно, как смертельно раненный зверь. По его щекам поползли розоватые струи, и в воздухе разлился уже знакомый запах разложения.

— Это еще что за хэллевщина? — слишком громко от неожиданности выругалась я. Ответ Коннара потонул в криках Генара.

— Нет! Нет! Не верю! Этого не могло случиться со мной! Я же верный пес Лиара...

Поверхность воды помутнела от расползающегося по ней масляного розового пятна. Мейстер в буквальном смысле таял на глазах — плоть сползала с его костей, а он кричал, непрерывно и страшно, заламывая руки и проклиная всех и вся.

— Будь ты проклят, Лиар! — в агонии захрипел он, клацая побелевшими челюстями, — будьте прокляты вы все...

* * *

— Всемилостивый бог, э? — хмыкнул Коннар и тут же вполголоса выругался, прижав руку к груди. Кажется, рана давала о себе знать.

Я промолчала. Что-то страшно знакомое было в розовом пятне слизи, колышущемся на воде. Это узнавание поманило за собой, юркой рыбкой мелькнув в сознании, но северянин его тут же спугнул.

— Так и будем тут торчать? — грубовато осведомился он, — или ты ждешь, когда подоспеют остальные?

Ему вторило уже знакомое гудение трубы и лязг металлического диска, долетевшие из-за дверей.

Я покачала головой и передернула плечами, сгоняя с себя сеть оцепенения. Взгляд последний раз задержался на покачивающемся в воде скелете. То, что было мейстером, ушло, оставив после себя голый костяк, но я бы не удивилась, вздумай настоятель остаться в этих стенах в виде призрака.

Вода плеснула на стену как-то особенно громко, и в тишине слух уловил едва заметный шелест, будто что-то незримое стремительно пронеслось мимо меня. Кожа покрылась мурашками от ощущения десятков ледяных взглядов. Я поняла: они здесь. Бесплотные духи с самого дна колодца почтили своим появлением этот зал, не то провожая мейстера в Междумирье, не то торжествуя по поводу его кончины. Не удержавшись, я даже прикрыла глаза на мгновение, представляя, как призрачный сонм драконопоклонников окружает бассейн, протягивая руки к трупу и безмолвно понукая его присоединиться к ним.

Скрип песка под тяжелой поступью северянина спугнул наваждение. Открыв глаза, я увидела, как наемник деловито обыскивает тело служителя монастыря. Победно присвистнув, он извлек из-под его хитоли свой короткий меч.

— Пришлось отдать его, — нехотя пояснил северянин, поймав мой вопросительный взгляд, — тот святоша, который сейчас болтается в воде, пригрозил, что иначе он перережет веревку.

Я вспомнила, как висела между небом и землей в непроглядной тьме, и невольно сглотнула, вцепившись в кинжал на шее.

— Что они с тобой сделали? — хрипло спросила я, намекая на рану наемника. Мне удалось разглядеть только длинную темную полосу, наискось пересекающую его широкую грудь от правого плеча до живота.

Северянин скривился и пнул бездыханное тело храмовника.

— Шар'ракх! Их главный ворвался первым и слегка меня покромсал. Окажись я менее проворным, мне бы выпустили кишки. Признаюсь, не ожидал, что святоши могут быть настолько прыткими!

— Главный святоша — бывший хорь, — усмехнулась я, — может, тебя это утешит?

Коннар замер и прошипел, запихивая меч за пояс: — Дважды шар'ракх, Кошка! За каким Хэллем ты выбрала такое гиблое место? Не удивлюсь, если окажется, что тут хорье гнездо, а мы не успеем оглянуться, как нас освежуют!

— По крайней мере, от рук наемных убийц тебе будет не так обидно принять смерть, чем от храмовников! — в тон ему ответила я. Внутри будто лопнула туго натянутая струна: судя по горячности, северянин был ранен не так серьезно, как представлялось.

Мне показалось, или осознание этого действительно доставляло мне радость?

Нет, одернула я себя. Чушь! Радость мне принесла только мысль о том, что у нас появилась надежда выбраться отсюда целыми и относительно невредимыми!

Северянин с размаху ударил ногой по двери, и та послушно распахнулась.

— Святоши или кто они там есть, — с угрозой в голосе произнес он, — но сдохнуть мне тут совсем не хочется.

Волна свежего воздуха ураганным потоком омыла стены зала. Вдохнув полной грудью, я почувствовала жжение в груди и поняла, что вот-вот потеряю сознание. Ноги задрожали, и пол начал быстро крениться налево. Все вокруг быстро затянуло туманом, в котором замельтешили неясные тени.

— Кошка! — донесся до меня предупреждающий оклик Коннара. Низкий голос северянина звучал глухо, будто пробиваясь сквозь подушку, прижатую к лицу.

— Все в порядке, я справлюсь, — пробормотала я больше для себя, чем для него, и прошептала:

— Прощайте, духи колодца. Пожелайте мне удачи. Призрак ждет меня! Стоило мне сказать это, как тонкая струйка песка со свистящим шелестом осыпалась в воду, а ввысь полетел, замирая, глубокий тоскливый вздох, как последнее призрачное "прощай".

*синий тайпень — небольшая хищная рыба, обитающая в северных морях. Обладает несколькими рядами мелких острых зубов; нападает на добычу стаей и сжирает ее за считанные мгновения;

**Яндария — провинция на юге Алдории, славящаяся изысканным белым вином;

Глава 22.

* * *

Я плохо помню, что происходило дальше. Свежий воздух сыграл со мной предательскую шутку. Горло загорелось, и мир начал уходить во мрак. Я отчаянно цеплялась за реальность, и сознание милостиво вырывало для меня лоскуты из окружающего мира, перемежая их вспышками абсолютной тьмы. Себе я казалась сторонним зрителем, равнодушно наблюдающим за представлением в замочную скважину.

Сколько храмовников окружило нас там, у входа? Пять? Десять? Сто? Кажется, собрались все паломники, но много ли на площади служителей монастыря?

Труба ревела, и лязгал металл, размеренно отбивая ритм.

Удивленно распахнутые глаза Джолана возникли передо мной. В них неестественно быстро пульсировал зрачок, а губы потрясенно шептали: "Что с вашим братом, господин Коннар?"

Эти глаза я еще не скоро забуду. Они займут достойное место в моих кошмарах.

Кажется, никто так до конца и не поверил в то, что несчастный немой юноша оказался женщиной. Наверное, решили, что с ним опять приключилось какое-то редкое заболевание. Разве что Шомас выкрикнул пару раз: "Я же предупреждал вас! Я знал с самого начала, что с этими двумя что-то не так!", но его поддержал только Ласточка. Голос Шомаса растворился в ночном воздухе, исчез вместе с вылетевшим изо рта облачком, и людские ряды вновь сомкнулись.

Может, все просто растерялись, ведь рядом уже не было мейстера, у которого в запасе всегда было обьяснение всему происходящему, вкупе с мудрым указанием, как поступить.

И чью глотку вспороть следующей.

Кстати, о мейстере Генаре. Когда о нем вспомнили?

Из мрака ко мне протянулись чьи-то руки, жаждавшие схватить за горло, и несколько голосов взвыло в унисон: "Убийцы! Как вы посмели..."

Тьма стала осязаемой, чернильными лохмотьями липнущей к коже. Рот наполнился вязкой, горькой слюной с привкусом гнили. Осколки реальности на удар сердца приостановили свой бег, а затем взмыли вверх, подхваченные порывом ледяного ветра. Все смешалось в его сумасшедшем вое: крики, проклятия, обрывки фраз и звон клинков.

Я очутилась в эпицентре разгорающегося урагана. Звуки слились в оглушительный грохот, а единственное, что я ощущала — твердь земли под ногами. Это было одновременно и похоже, и непохоже на то, что мне пришлось испытать на развалинах Омнии, с той поправкой, что на сей раз вместо диковинных картин я наблюдала только бешеное мельтешение.

Еще удар сердца — и все стихло. Буря улеглась, и меня обступил непроницаемый мрак. Звенящая игла тишины проткнула уши, и тело съежилось от пронзительного потустороннего холода.

Я больше не была единственным наблюдателем в этой кромешной тьме. Кто-то смотрел на меня с жадным любопытством, будто стремясь полностью растворить меня и впитать. Это был кто-то новый, кто-то, кто представлял опасность во много раз большую, чем все встреченные до этого призраки, вместе взятые. Для него я была не более, чем экзотической птицей, случайно попавшейся на пути. Понимание этого пришло само, оглушающим потоком ворвавшись в голову. Сердце тревожно заныло, стоило мне осознать еще кое-что: почувствовав мое присутствие, невидимка начал искать меня, вслепую шаря вокруг себя.

Ох, Хэлль! И что же мне делать? Вряд ли встреча с этим некто сулит мне что-то хорошее!

Ощупывающий, изучающий взгляд тонкими нитями тянулся ко мне издалека, из самых глубин мрака. Спрятаться было негде. Я запаниковала, тщетно пытаясь укрыться от назойливого ощущения слежки.

Куда идти, куда бежать, если вокруг — только непроницаемое ничто?

Тьма сама пришла мне на помощь. Она начала медленно рассеиваться, обнажая лицо реальности, возвращая меня в материальный мир.

Чужое разочарование, почти осязаемое в своей ярости, едва не сбило меня с ног. Пошатнувшись, я устояла, поразившись про себя силе этого чувства.

— Счастливо оставаться! — насмешливо крикнула я вслед трусливо уползающему мраку, — может быть, при следующей встрече ты будешь в лучшем расположении духа!

Ответа не последовало. Невидимый наблюдатель растворился в ночном воздухе, и на мгновение я засомневалась: а не было ли все случившееся лишь плодом моего воображения?

Реальность грубо вторглась в мое пространство. Откуда-то сбоку вынырнул Коннар, рявкнувший: "С кем ты разговариваешь, Кошка?!" Я не успела ответить, потому, что увидела храмовников.

Они замерли, будто впервые увидев меня. Так замирают рыбы, побыв в лохани со стоячей водой: повисая вертикально и ловя воздух подрагивающими губами.

Первым оцепенение нарушил Шомас. Глухо зарычав, он сделал шаг ко мне. Его движение повторил Ласточка, потянув за собой остальных. Массивная тень наемника упала между нами, но северянин не успел ничего сделать.

Отчего-то ноги стали ватными, и я рухнула вниз, даже не успев толком ничему удивиться. Вслед за мной начали падать и храмовники. И все это — в абсолютном безмолвии.

Как страшен запах песка, в который падаешь лицом...

* * *

Я не чувствовала собственных костей. Казалось, что мышцы превратились в студень, растекшийся по песку. Жалящие разряды боли скользили под кожей, а внутренности скрутило в гигантское веретено. Язык разбух и высох, превратившись в шершавый бесполезный придаток, едва помещающийся во рту.

Шумно хлопая черными крыльями, надо мной носился голос наемника. Коннар что-то кричал, но слова растворялись в утробном гуле.

Время растягивалось и завивалось спиралью, оставляя меня корчиться в облаке боли. Когда боль, наконец, пошла на спад, мне показалось, что минули столетия, хотя, на самом деле, это вполне могли быть и пара мгновений.

Едва почувствовав собственное тело, я перевернулась на спину и попыталась открыть глаза. Слипшиеся веки нехотя послушались, и мне удалось увидеть клочок неба, лицо наемника и его руку, почти касающуюся моей щеки.

Встретившись со мной глазами, северянин заметно расслабился и убрал ладонь.

— Я было подумал, что тебя демоны взяли, — угрюмо сказал он.

Я тут же вспомнила о невидимке, что скрывался во тьме, но говорить о нем не стала. Просто лежала на спине, раскинув руки по сторонам и наслаждаясь тем, что могу дышать полной грудью без головокружения и боли.

Коннар моей радости не разделял.

— Давай уберемся отсюда, Кошка, — мрачно сказал он, поглядывая вокруг себя, — тут до этого было не сладко, а сейчас и вовсе какая-то хэллевщина творится... Сама посмотри, в общем.

В его голосе звучало такое искреннее недоумение, что я рывком перекатилась на бок и приподнялась на локте. От увиденного у меня неприятно засосало под ложечкой.

Песок был усеян телами паломников. Кто-то еще бился в частой агонии, до предела выгибая шею, но большинство уже лежало неподвижно. Их лица застыли погребальными масками, а пальцы рук скрючились, будто стремясь вырвать из воздуха кусок. Но взгляд притягивало не это. Скользнув по паломникам, глаз зацепился за фигуры, неподвижно возвышающиеся между телами. Эти люди просто стояли, безвольно повесив руки и глядя в пустоту перед собой. Никто из них даже не шевельнулся, когда Коннар заговорил.

"А с ними что?" — хотела спросить я, но из горла вырвалось только шипение и надрывный кашель, оросив песок тягучей, как кисель, слюной.

— Так и стоят тут. Наши святоши попадали, как перезревший горох, а эти просто замерли столбами, — сказал наемник, правильно угадав ход моих мыслей.

Я поспешно отвела глаза. Почему-то показалось, что храмовники могут почувствовать мой взгляд и кинуться на нас.

Голос наконец-то прорезался, и я сипло спросила:

— Долго я так пролежала?

— Шесть-семь ударов сердца, не больше, — нетерпеливо ответил Коннар. Он рывком поднялся с песка и мотнул головой, приглашая меня за собой.

Я попыталась подтянуть ноги к животу, чтобы встать, но ничего не вышло. На месте колен ощущалась пустота, впитавшая в себя все остальные ощущения разом. Помянув Хэлля, я напрягла мышцы, пытаясь заставить ноги сдвинуться с места, но тщетно. Каждое усилие только отзывалось набатом боли по всему телу.

Северянин молча наблюдал за моими потугами. Что-то в его глазах разозлило меня, и я до крови закусила губу, стыдясь своего унизительного положения.

"Если он посмеет хоть что-нибудь сказать по этому, я его убью!" — в ярости подумала я, но Коннар произнес только два слова:

— Позволишь мне?

— Что? — его голос вихрем разогнал сумятицу мыслей, и я растерянно взглянула на наемника. Тот досадливо поморщился:

— Шар'ракх, Кошка, я же не слепой и вижу, что ты идти не можешь! Прекрати корчить из себя гордячку и разреши мне помочь. Иначе придется тащить тебя силой, но до выхода мы тогда вряд ли доберемся!

Он был прав. Хэлль, наемник был прав. Чувствуя, как от осознания беспомощности на глазах выступают злые слезы, я молча вытянула руку.

— Так-то лучше, — одобрительно усмехнулся Коннар и легко подхватил меня под колени.

* * *

— Только не смотри вниз, — предупредил наемник, и я, разумеется, посмотрела.

Изломанное судорогой тело Джолана лежало прямо под сапогами северянина. Лицо парнишки белесым пятном плавало в прозрачной ночной темноте, белки закатившихся под лоб глаз влажно поблескивали. Кажется, он уже не дышал.

— Хэлль! — вырвалось у меня. Коннар невесело усмехнулся и остановился.

— По-прежнему считаешь моих богов кровожадными, а, Кошка?

Я не ответила, разглядывая Джолана. Нос уловил знакомый до отвращения запах разлагающейся плоти. По виску паренька медленно сползала мутная капля. Внезапное наитие нахлынуло на меня, и я велела:

— Опусти меня!

Северянин посмотрел на меня, как на умалишенную.

— Но ты же...

— Опусти, — жестко отрезала я и добавила чуть мягче, — мне просто нужно кое в чем убедиться. Коннар покосился на храмовников: те по-прежнему неподвижно стояли меж бездыханных тел. Тогда северянин пожал плечами и наклонился вперед. Его руки разжались, дав мне упасть на песок рядом с Джоланом. Собравшись с силами, я подползла к пареньку и, дотянувшись, коснулась капли. Пальцы погрузились в вязкую субстанцию. На ощупь она была похожа на нагретую солнцем смолу. Я медленно отняла руку, наблюдая, как тянутся за ней, поблескивая в лунном свете, тонкие нити, словно невидимый паук решил навечно связать нас с Джоланом. В голове что-то заворочалось, шурша обрывками мыслей и картин пережитого, никак не желающими складываться в единое целое.

Бассейн.

Мейстер.

Джолан.

Вода.

Гвендон из Нольдхейма.

Слеза Лиара.

Пронзительный хохот алого шакала встрепенул тишину, и перед глазами вспыхнул яркий свет, рассыпав тысячи звенящих осколков.

Разрозненные куски с оглушительными щелчками начали соединяться между собой, образуя завершенную картину, пугающую своей простотой и оттого еще более отвратительную. Сердце глухо заколотилось в горле, выталкивая на поверхность кипящие слезы.

Шакал сорвался на лающий визг, и, вторя ему, разрыдалась и я, чувствуя, как нарастает, обжигая горло, истерика.

Молодой паломник лежал, грустно глядя в ночное небо, и при каждом взгляде на него становилось все тяжелее и тяжелее внутри. Что-то дрожало в низу живота, гудело, как туго натянутая струна. Вдруг страшно захотелось, чтобы он повернул голову, посмотрел на меня, улыбнулся и произнес: "Все хорошо, господин Мерран. Не беспокойтесь, со мной все будет хорошо".

Давясь слезами, я попыталась закрыть ему глаза — почему-то показалось, что тем самым можно помочь пареньку — но под ладонью что-то лопнуло, и из-под опавших век тягуче потянулась мутная жижа.

Я захлебнулась собственным воплем и упала на песок, прямо в собственные ладони, перемазанные мерзкой субстанцией.

— Прости меня, — глухо выкрикнула я, — простите меня! Я не хотела, я правда не хотела, чтобы все так получилось, я не знала, что все к этому придет!

У кого я просила прощения? За что?

Белые точки замельтешили перед глазами. Рыдания разорвали горло, и я забилась в истерической агонии, лежа бок о бок с мертвым Джоланом. Перед глазами все смешалось, и я уже не понимала, кого оплакиваю: безвременно погибших паломников, стерегущего меня во тьме Междумирья Сокола, Одноглазого Тома или же самое себя, сеющей вокруг только страдания и погибель...

Оклик Коннара немного вернул меня к действительности. Наверное, наемник уже долго пытался докричаться до меня, но его голос не мог пробиться сквозь какофонию моих собственных мыслей.

— Кошка, шар'ракх, что с тобой?!

Я резко обернулась к нему и увидела совсем рядом широкую ладонь — как и в прошлый раз, северянин явно хотел схватить меня за плечо, чтобы растолкать, но не решился. Не думая и о чем, я судорожно вцепилась в его руку и умоляюще взмолилась:

— Пожалуйста, забери меня отсюда! Куда угодно, как угодно, но только не оставляй здесь! Это не монастырь, это...это...это самый настоящий котел смерти!

Наемник замер, а потом, не произнеся ни единого слова, бережно поднял меня на руки. Слезы задушили меня, и я уткнулась в его широкую грудь, изо всех сил зажимая ладонями глаза и молясь всем известным богам о спасительном забытье.

Боги не услышали меня.

Но горячая рука северянина, крепко сжавшая мои плечи, неожиданно даровала мне непонятное облегчение, превратившись в надежную ограду от внешнего мира.

Истерика пошла на убыль, отливной волной унося с собой кошмарные видения.

Потом они вернутся. Но сейчас мне было все равно.

* * *

Три драконицы шумно дышали, разглядывая нас прозрачными, как горные озера, глазами. За стеной шумно топотали и блеяли козы, разбуженные нашим приходом. Торопясь попасть в стойла дракониц, Коннар достаточно бесцеремонно расшвырял в стороны животных, лезущих под ноги, и теперь их жалобные сетования прорывались сквозь толстую бревенчатую стену.

— А если бы дверь была заперта на ключ? — вяло поинтересовалась я. К ногам постепенно возвращалась чувствительность, и мне даже удалось самостоятельно встать и прислониться к стене.

Коннар метнул на меня угрюмый взгляд исподлобья и сухо ответил: — Так не была же! Ну, а случись такое, я бы всех святош перетряхнул, но ключ достал... Эй, пошла прочь!

Драконицы оказались не менее любопытными, чем козы. Одна даже потянулась тупым носом к северянину, но была грубо отпихнута. Коннар прошипел свое излюбленное проклятие и быстро повернулся ко мне спиной. Я успела заметить, как он ощупывает свою рану. Мелькнула широкая ладонь, выкрасившаяся красным.

— Очень больно?

— Не подохну, — огрызнулся наемник, шаря рукой по стене, — шар'ракх, да где же они?

Я знала, что ищет северянин. Без медальонов-ориентиров пытаться улететь на драконице было бессмысленно: она могла скакнуть куда угодно. И нет никакой уверенности в том, что в случайной точке выхода из скачка будет безопаснее, чем здесь. Помочь ему я не могла даже при всем желании. После истерического припадка тело сдавило сонное оцепенение, и теперь оставалось только безучастно следить за всем происходящим. Мысли — и те испарились, оставив после себя вязкий тягучий туман. Не раз, и не два я ловила себя на желании лечь и уснуть, чтобы проснуться далеко-далеко отсюда.

— Нашел! — с торжествующим злорадством заявил Коннар. В его руках поблескивала небольшая шкатулка. Северянин потряс ею, и внутри что-то забряцало.

— Святоши не слишком-то заботятся о своих секретах, — фыркнул он, срывая крышку, — выемка в стене — вот и весь тайник.

"Мейстер Генар, наверное, и подумать не мог, что сюда проберутся посторонние. Чтобы найти стойла дракониц, нужно о них знать, а мейстер не торопился никому о них говорить. Да и я-то узнала из-за случайного совпадения. Ничего удивительного", — хотела сказать я, но сил хватило только на слабый кивок.

Коннар извлек из шкатулки связку блестящих медальонов и поднял повыше.

— Куда направимся, Кошка? Мы здесь по твоей милости, так что тебе и выбирать.

С этими словами он кинул ее мне. Пальцы плохо слушались, и я чуть не выронила гладкие кругляши, если бы не длинные кожаные шнурки.

— Какая похвальная предусмотрительность со стороны мейстера, — задумчиво пробормотала я, рассматривая медальоны. К каждому был аккуратно приклеен кусочек кожи, на котором виднелось название города. Линдир, Уртир, Мартиэль... Мейстеру явно не сиделось в монастыре. Иные названия ничего не не говорили, и я решила, что это обозначения чужеземных городов. Наверняка среди них есть и тот, откуда прибыл ночной посетитель монастыря.

А это еще что такое?

— Корниэль? — не веря своим глазам, я вытащила из связки ориентир и показала северянину, — подумать только, мы могли не гнать драконидов, а очутиться здесь за одно мгновение!

Коннар взял его у меня и потер надпись пальцем, будто сомневаясь в ее подлинности.

— Было бы забавно встретиться с ним там, — саркастически хмыкнул он. Камень полетел обратно ко мне, но на этот раз я не сумела его поймать, и самоцвет упал в песок, — тогда тебе пришлось бы придумывать историю позаковыристее, чем притворяться немым мальчишкой.

— Интересно, что мейстер там делал? — вслух подумала я, подбирая медальон. Коннар дернул плечом и мрачно усмехнулся:

— Он тебе уже не расскажет. Мертвецы — ребята не из болтливых. "А, может, и расскажет", — рассеянно подумала я, вытаскивая два камня из общей связки, — "кто знает, какие призраки стерегут меня в Междумирье?"

— Кстати, Кошка, — тон наемника сменился на настороженно-подозрительно, — что это было с тобой там, снаружи? Сначала ты чуть концы не отдала, потом скорчилась, а потом и вовсе...

Я жестом попросила его замолчать и протянула ориентиры, тихо сказав:

— Я сойду с ума, если проведу здесь еще хоть сколько-нибудь времени. Поговорим обо всем, когда будем в Берке.

Северянин смерил меня долгим, ничего не выражающим взглядом, и уточнил:

— Думаю, бесполезно спрашивать, почему именно Берк, э?

— Абсолютно бесполезно, — подтвердила я, пытаясь изобразить мягкую улыбку. Губы дрожали и не слушались, — по крайней мере, сейчас.

Северянин вполголоса выругался и принялся надевать медальоны на дракониц. Вопреки моим опасениям, те стояли спокойно и только поворачивали чешуйчатые морды, наблюдая за его действиями.

Седла, стремена и перчатки отыскались в деревянном ящике позади стойл. Ноги подкашивались, не выдерживая тяжести тела, и мне оставалось только бессильно опуститься на корточки и наблюдать, как Коннар ловко управляется с крылатыми зверями. Голова сильно кружилась, глаза то и дело застилала сизая муть, от которой все вокруг качалось и плыло.

Постепенно все звуки — фырканье дракониц, голос северянина, козье блеяние — вытеснил стук моего собственного сердца. Незаметный поначалу, он как-то неуловимо возрос до оглушительного грохота, заполнив все пространство вокруг.

Тук-тук-тук.

Вдох.

А там, за дверями, ветер чертит волны на песке, заметая

(мертвецов)

Наши следы.

Тук-тук-тук.

Выдох.

Дни не замедлят свой бег. Кости паломников побелеют и врастут в землю, а через месяц в ворота монастыря вновь постучат — это явились новые поклонники Лиара, чтобы

(остаться здесь навечно)

Вознести хвалу своему господину.

Интересно, есть ли среди них грешники, жаждущие

(крови?)

Прощения?

Тук-тук-тук.

Вдох.

Дым от курящихся листьев ливии потянется к небу. Зазвучат под сводами храма Лиара песнопения, и заскрипят

(кости)

песчинки под ногами нового мейстера.

Тук-тук-тук.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Синий полумрак надежно укрывает мраморный бассейн. Вода в нем почти успокоилась, и только редкие брызги оседают на холодных бортиках.

(плотно ли задвинута крышка?)

Колодец ждет новых гостей.

Хэлль, как же путаются мысли...

Обновление от 24.02.15

* * *

— Мальчик мой, — прокаркал мейстер Генар, протягивая ко мне руки. Кусок плоти отвалился от его щеки и с влажным шлепком упал на пол. Я попятилась и попыталась сделать шаг назад, но ноги по щиколотку погрузились в мутный густой студень. Его дрожащая масса заколыхалась под моим весом и медленно поползла наверх, подбираясь к коленям.

— Куда же ты убегаешь от меня, мальчик? — насмешливо спросил мейстер. Студень не был для него проблемой: Генар просто парил над ним в воздухе, двигаясь прямо на меня. Он не обращал никакого внимания на свои быстро обнажающиеся кости, а куски мяса продолжали падать, съеживаясь и чернея на глазах.

Я дернулась, но пол затянул меня уже по пояс; хотела закричать, но голоса не было; только воздух с шипением вырывался из гортани. Схватившись за горло, я провалилась пальцами в огромную рваную дыру.

Мерзко захохотал, клацая челюстями Генар. Вернее, то, что от него осталось — голый череп, повисший в воздухе напротив меня. Его челюсти вихлялись вверх-вниз, клацая удлинившимися зубами.

— Не хочешь ли испить водицы, мальчик?! — оглушительно закричал надо мной голос, и студень с уханьем засосал меня с головой...

...Острая боль в пересохшем горле заставила меня проснуться.

Я обнаружила себя скрючившейся в углу кровати, одной рукой зажимающей рот, а другой — сдавливающей горло, прямо под подбородком.

— Хэллевы кошмары, — слабым голосом пробормотала я, откашливаясь и перекатываясь на спину, чтобы отдышаться. Воздух с хрипом вырывался из груди, сердце стучало, как обезумевший маятник, и горький пот заливал глаза.

Край простыни отлично подошел для обтирания. Однообразные движения немного успокоили, и я даже смогла подняться с постели, чтобы распахнуть окно. В комнату ворвался ветер с моря, пахнущий йодом и гарью: по ночам горожане жгли костры перед домами. От этого Берк, полого спускающийся к воде, казался россыпью гигантских светлячков, прицепившихся к огромному платку.

Один из магических светильников тревожно мигал. Пришлось обхватить его ладонями, напитывая собственной энергией, чтобы он вновь засиял. Остальные испускали ровный светло-желтый свет, проникающий в самые дальние углы комнаты, но это не означало, что любой из них может потухнуть в любой момент. Придирчиво осмотрев и подпитав на всякий случай каждый, я вернулась в постель и, положив подбородок на ладони, принялась наблюдать за ними.

Темнота лжива. Она подкрадывается мягко, вкрадчиво обволакивая тело, чтобы незаметно пронзить его иссушающим страхом и швырнуть на растерзание монстрам, что притаились в темных углах.

Веки потяжелели и стали смыкаться. В голове поселился красный туман, и тело обмякло, не желая слушаться. Рассудок отчаянно запротестовал против этого, но сон неумолимо завлекал меня в свои сети, стрекоча в ушах невидимыми сверчками и не давая шелохнуться.

— Нет... Пожалуйста, нет... Оставьте меня в покое, — шептала я, а перед внутренним взглядом уже неслись клочки сновидений, грозящие вот-вот превратиться в настоящие кошмары.

Робкий стук в дверь спугнул их рой. Недовольно ворча, чудовища уползли прочь.

— Госпожа Кассандра, — раздался испуганный шепот, — мы принесли то, что вы просили. Откинув защелку, я впустила в комнату молоденькую служанку, чье имя никак не могла запомнить. Следом за ней дюжий парень с соломенными волосами втащил два огромных ведра с водой. От одного поднимался пар. По моему знаку он опорожнил его в жестяную лохань, стоявшую у стены, и принялся разбавлять водой из второго ведра.

— Достаточно, — коротко сказала я, окунув палец в воду, — спасибо, можете идти.

Перекинувшись взглядом с девушкой, парень безропотно покинул комнату, а она задержалась, жадно наблюдая за тем, как я отсчитываю медяки.

— Неужели вы так и не выходили отсюда все эти три дня? — спросила она. Я молча покачала головой, — странная вы какая, госпожа. Простите мою болтливость, но в себя-то вы еще позавчера пришли, так неужели ни разу...

— Ни разу, — холодно перебила ее я, вручая ей оплату за воду, — по-моему, я плачу вам за то, что могу помыться и поесть, когда пожелаю, а не за пустые разговоры.

Девушка поджала губы, но, натолкнувшись на мой ледяной взгляд, молча взяла монеты и юркнула за дверь. Щеколда вернулась на место. Я же, испустив вздох облегчения, скинула платье и погрузилась в воду по шею.

Первое правило, которое надо соблюдать во время Скачка драконицы: ни в коем случае не открывать глаза. Что бы ни мерещилось там, по другую сторону век, нужно терпеть, иначе можно лишиться не только жизни, но и рассудка. Говорят, первые смельчаки, оседлавшие дракониц, не знали об этом, и возвращались из Скачка мало похожими на людей. Самые счастливые лишились кистей рук или ступней ног, но сохранили остатки разума.

Мне было не до этого. Все, о чем я могла думать во время скачка — как бы не соскользнуть с шеи животного. Морозный холод, разлившийся по телу, постепенно лишал чувствительности руки, и мне оставалось только считать мгновения и гадать, что случится первым: драконица вынырнет из Скачка или разожмутся мои пальцы?

Пальцы разжались спустя удар сердца после того, как я глотнула воздуха по ту сторону.

Вода ласково гладила шею. Жар, обволакивающий меня, был обжигающе приятным. Пусть в моем распоряжении не было ни ранаханнских благовоний, ни душистого отвара из мыльного корня — только глиняная плошка с золой и жесткая мочалка из щетины — все это было неважно. Главное, что я могла наконец-то вымыться, стереть, соскоблить с себя отвратительную запекшуюся корку слизи и грязи. Подкупив служанку, я забиралась в лохань по несколько раз в день, как только немного пришла в себя после прибытия в Берк. С ее же помощью я раздобыла чистое платье, нижнее белье и легкие сапоги.

Всю одежду, в которой я побывала в монастыре, я завязала в узел и велела сжечь.

Намокнув, волосы заметно потяжелели и облепили плечи. Я запрокинула голову и погрузилась еще глубже, оставив на поверхности только лицо.

Если бы только можно было раствориться в воде, стать речной наядой — говорят, в них превращаются утопленницы — чтобы стереть из памяти все-все-все и спокойно доживать свой век, слушая журчание ручьев и плеск волн.

Внезапно мне показалось, что дно лохани исчезло. Не успев даже вскрикнуть, я с головой ушла под воду. Что-то, похожее на огромную змею, обвилось вокруг пояса, дернув вниз с такой силой, что из легких вылетел последний воздух. Ужас сковал горло не тогда, когда, глянув наверх, я увидела колышущуюся над головой поверхность воды, которая почему-то быстро удалялась, а тогда, когда я вспомнила, что сама заперла себя изнутри. Щеколда была не очень надежной, и тот же Коннар мог бы с легкостью выбить ее плечом, но...

Но я даже не могла закричать.

Снизу потянуло холодом.

Несколько мгновений я завороженно наблюдала, как вверх быстро бегут пузырьки.

"Змея" усилила напор. В ушах зазвенели крохотные серебряные колокольчики.

Я очнулась и принялась яростно выкручиваться из смертоносных объятий, беспорядочно колотя руками и ногами по "змеиному" шершавому телу. В ответ оно лишь сильнее сжималось, и, кажется, ребра уже трещали, не выдерживая напора.

Судорожный вдох. Глотку опалила струя воды, отрезавшая мне любую надежду на спасение. В отчаянии я рванулась вверх, к спасительному свету, и... Проснулась, вжимаясь в жесткий бортик.

— Сон? — слабо прошептала я и закашлялась от знакомой боли в горле.

Дрожащей рукой я вытерла холодный пот со лба и в изнеможении откинулась назад. Кошмары становились все более и более реалистичными, но это были всего лишь бесплотные видения, которые не могли дотянуться до меня из призрачного мира.

Я опустила глаза вниз и похолодела.

Или могли?

Талию опоясывала широкая красная полоса.

Тело действовало быстрее разума. Через мгновение я уже сидела на кровати, по шею завернувшись в простыню и испуганно глядя на лохань. Вода колыхалась, ловя золотистое сияние светильников, и в этом колыхании померещилось, будто на дне шевельнулось что-то темное.

Тяжелый удар в дверь грохочущим набатом разорвал тишину.

— Кошка! — голос Коннара был хриплым не то от недосыпа, не то от ярости, — я знаю, что ты не спишь, я слышал твой крик! Что у тебя происходит?

Я не произнесла ни слова, уткнувшись подбородком в сложенные ладони и глядя перед собой.

— Кошка! — в тоне северянина появилась угроза, и я почувствовала, как дверь испуганно задрожала под очередным мощным ударом, — ты же знаешь, что я смогу зайти и без твоего разрешения, если захочу!

— Все в порядке, — бесстрастно произнесла я, — мне приснился плохой сон. Уходи.

За дверью воцарилась тишина, дав понять, что наемник обдумывает мои слова.

— Три дня, — наконец, тихо, но жестко повторил он, — три дня ты не выходишь наружу. Три дня не желаешь видеть меня. Просто запираешься в этой шар'ракховой комнате безо всяких объяснений. И после этого я должен поверить, что все в порядке?

Я медленно сползла на спину и свернулась в клубок, поджав колени к животу.

— А я не прошу верить мне. Я просто хочу отдохнуть. Я очень устала от всего. Даю слово, что объясню, если не все, то хотя бы часть происходящего. Обещаю.

Коннар выругался вполголоса и угрюмо сказал:

— Надеюсь, твои объяснения хоть немного оправдают пребывание в этой дыре! Я скоро ракушками обрасту, пока твое высочество изволит валяться в кровати днями напролет!

— Ты по-прежнему свободен передо мной от клятвы наемника, — тусклым голосом произнесла я, поворачиваясь спиной к двери.

— Спокойной ночи, Кошка! — гневно рявкнул Коннар и, судя по звуку, саданул кулаком по стене рядом с дверью. Его сапоги прогрохотали мимо комнаты, и скоро в коридоре вновь воцарилась тишина.

Я лежала неподвижно, вслушиваясь стук своего сердца и тонкое жужжание гнуса, налетевшего на свет. Это немного успокаивало, отгоняя панические мысли о том, что я могу вновь провалиться в сон.

Колючие мурашки пронизали кожу на спине, возвестив о том, что мое одиночество было вновь нарушено. Тягуче-сладостная волна всколыхнула волоски у основания шеи, и я медленно произнесла:

— О Хайлэ, Синеглазый. Давненько мы не виделись лицом к лицу.

Ответа не последовало. Тогда я неторопливо приподнялась на локте и оглянулась через плечо.

Темная фигура стояла, почти вплотную приблизившись к моей постели. Синие огни глаз то потухали, то разгорались ярче, будто два узких пульсирующих сердца. Сияние магических светильников причудливым образом рассыпалось, наткнувшись на него, и образовывало сияющий нимб вокруг расплывчатых очертаний всего его существа.

— Что, тоже явился попенять мне на затворничество? — вкрадчиво спросила я, отодвигаясь к стене и обхватывая колени руками. Присутствие Синеглазого странным образом успокаивало.

Продолговатая тень метнулась вперед и нависла прямо надо мной, черным пологом заслонив свет. Я ахнула от неожиданности и прижалась лопатками к стене. Синие огни ослепительно вспыхнули в паре ударов сердца от лица.

"Чудовища Междумирья разорвут тебя, если ты и дальше будешь подпускать их так близко!"

— Я никого не подпускала, — растерянно прошептала я. Огни сузились, превратившись в острые лезвия, будто Синеглазый прищурился.

"Твой страх манит их, как светильник в кромешной тьме влечет насекомых. Погаси этот свет, Мелиан. Ты нужна ему живой!"

— Кому? — тут же переспросила я, чувствуя, как со дна измученного тела поднимается горячая волна разбуженного любопытства.

Очертания стали расплываться, а глаза — меркнуть. Призрачный силуэт таял, отплывая прочь.

— Подожди! — я соскочила на пол, откинув простыню, — может быть, ты наконец скажешь, кто ты такой и что от меня хочешь? Хэлль тебя побери, хватит говорить загадками! У меня голова уже от них трещит!

Последние черные клочки быстро растворялись в золотистом сиянии светильников.

"Скоро все узнаешь сама", — прошелестел в ушах бесплотный голос, и в нем промелькнула едва уловимая насмешка.

— Хэллев сатайред! — в бессильной ярости выкрикнула я и вдруг осознала, что иссушающий страх, сковывающий тело все эти дни, бесследно исчез. Вместо него в жилах застучал, набирая силу, обжигающий поток крови, вскипевшей от пока неясного, но волнующего предвкушения чего-то многообещающего.

Дорожная сумка, позабытая в углу комнаты, раскрылась сама собой. Из нее выкатился Камень, со стуком подкатившийся к ноге. Я перевела на него взгляд и наклонилась, чтобы поднять.

— Страх, говоришь? — промурлыкала я, поглаживая прохладные бока, — кажется, теперь мне ясно, как его отогнать.

* * *

Солнце медленно поднималось над Берком, окрашивая красным стены приземистых домов, сложенных из ракушечника. Город постепенно просыпался, изгоняя сонное оцепение, которое улетучивалось в небо вместе с дымом ночных костров. Повсюду слышалось шипение: горожане выходили на крыльцо и деловито окатывали кострище водой, гася его до следующей ночи.

Я не выдержала и подошла к низкому плетню, опоясывающему один из домов. Прямо за ним отчаянно зевающая женщина в темно-коричневом платье забрасывала угли песком.

— Почему вы жжете костры каждую ночь? — спросила я потому, что молчать было невозможно.

Женщина утерла тыльной стороной руки лоб и взглянула на меня ничего не выражающими глазами.

— Белые мухи, — недружелюбно пояснила она таким тоном, будто эти два слова должны были все мне обьяснить.

— Что?

— Белые мухи, — с нажимом повторила она и махнула рукой в сторону гор, синей громадой возвышающихся над городом, — прилетают по ночам. Если не жечь костры, заберутся в ноздри и задохнешься.

Я пристально посмотрела на нее. Чем-то эта женщина напоминала мою давно забытую мать, оставшуюся в Корниэлле; наверное, исподволь чувствующейся неприязнью к незнакомцам, нарушающим давно заведенный распорядок неуместными расспросами.

Интересно, вдруг подумалось мне, как родные пережили мой побег? Горевали обо мне? Или вздохнули с облегчением: одним ртом меньше?

Почему-то нестерпимо захотелось задать этот вопрос хмуро разглядывающей меня женщине. Будто почувствовав мои мысли, она поджала губы и смахнули частички пепла с налипших на лоб темных волос, в которые уже начала прокрадываться седина.

— Что-то еще? — буркнула она. Пересилив себя, я пожала плечами и изобразила непринужденную улыбку:

— Нет... Нет, все в порядке.

Она долго смотрела мне вслед, пока я уходила вниз по улице.

Этот взгляд, ощупывающий, настороженный и недоверчивый я еще долго встречала на улицах Берка.

Я выскользнула из своей комнаты рано утром, когда рассвет только-только разогнал ночную мглу. Острейшее нетерпение гнало меня прочь из комнаты, резко опостылевшей мне за эту ночь. Мне впервые удалось уснуть. Пусть ненадолго, пусть мой сон был не очень спокойным — где-то в его темных глубинах бродили, порыкивая, невидимые чудища, но они больше не пытались приблизиться ко мне.

Все мои мысли теперь были сосредоточены только на одном.

Третья веха.

Последний рубеж, отделяющий меня от Призрака.

Пытаясь справиться с возбуждением, брызжущем через край сознания, я бесцельно бродила по Берку, гладя бродячих кошек, поддразнивая эккцетов, попискивающих из ветвей придорожного кустарника, и заходя в лавки, распахивающиеся навстречу новому дню.

Когда утренняя роса спала, а воздух потеплел, дорога вывела меня за пределы города, на пустынную косу из серого песка, усыпанного галькой. Из него, как скрюченные от старости пальцы, торчали черные коряги. Я побрела прочь от Берка, перешагивая через них и уворачиваясь от сухих веток, цепляющихся за юбку. Песок захлестывал ноги по лодыжку, подошвы сапог скользили по мокрой от соленых брызг гальке, и я быстро сдалась, присев прямо около полосы прибоя и уставившись на море. Серо-зеленые волны мерно шумели, ласково гладя берег и выбрасывая длинные бурые косы водорослей мне под ноги. Высоко в небе плакали чайки, а по правую руку виднелись белые и серые лоскутки парусов рыбацких лодок. Глядя на необъятную водную ширь, распростершуюся под куполом неба, таким высоким, что дух захватывало, я почувствовала себя не больше песчинки, затерянной на бесконечном пляже мироздания. Что изменится от того, если ветер перенесет песчинку на другое место? Поменяются ли местами солнце и луна? Вздрогнут ли боги? Разумеется, нет.

Волны продолжали отбивать свой непрерывный ритм. Вперед-назад. Вперед-назад. Вперед-назад.

Почувствовав, как возбуждение постепенно сходит на нет, и в мыслях появляется ясность, я растянулась на песке, устремив глаза в небо. Высоко надо мной величественно плыло облако, похожее на тучного краба. Зацепившись взглядом за него, я вернулась мыслями в минувшую ночь.

Третья веха.

Самым сложным было заставить себя прикоснуться к каменной флейте. Розовая слизь на ней подсохла и превратилась в коричневую коросту, отдирать которую было сложно. Острые хлопья впивались в кожу и застревали глубоко под ногтями, но я справилась.

Отмыв флейту в лохани, которую уже покинули монстры, я присела на кровать, положила на колени Камень, поднесла инструмент к губам и подула в него изо всех сил.

Флейта издала тихую трель, в которой стремительно сменяли друг друга приглушенный сип, посвистывание соловья, стрекотание цикады и хохот алого шакала. Но не это было главным.

Камень засветился. То неотчетливо, словно внутри притаился крохотный светлячок, то разгораясь ярче, пульсируя в такт звукам флейты. Меня захлестнул невероятный восторг, и я начала терзать каменный инструмент, снова и снова взглядываясь в беспорядочное мерцание Камня, пока не поняла, что все тщетно.

В этих вспышках не было ничего. Никакой системы, никакой подсказки, просто ярко-желтый свет, вырывающийся из недр первой вехи. Разочарование было таким же сильным, как и первоначальный безумный энтузиазм, однако я не собиралась опускать руки. К тому же, драконопоклонники не обманули.

Две вехи быстро указали на третью.

Теперь я не сомневалась, что все, что мне нужно — правильная мелодия.

Только где ее найти?

— Где ее найти? — тихо повторила я, прикрывая глаза.

Дорога, что привела меня в Берк, оборвалась в бездонную пропасть, и над ней не было ничего, напоминающего мост. Похоже, все придется начать сначала, с той единственной разницей, что в начале пути у меня на руках было совершенно ясное направление. Камень смиренно ожидал в Ранаханне, погребенный под грудами калифского золота, готовый столетиями ждать того, кого приведет неуемное желание найти Призрак.

Ранаханн...

Я слабо улыбнулась.

Какую же песенку я напевала тогда, ночью, стоя на балконе и любуясь на сад?

Ах, да, вспомнила.

Остров буре отдан.

Перемен не ждём.

Ржавый якорь мокрый,

Имя судна — стон.

Море, где мой берег? И приюта нет.

Мне маяк пусть светит там, где есть рассвет.*

По берегу хлестнула мощная волна, замочив подол моей юбки. Все вокруг затопило ласковое солнечное тепло и аромат гайаты.

Перед внутренним взором вспыхнула яркая молния, и я резко открыла глаза.

Я знала, где начинать поиски третьей вехи.

* * *

Эйфория от догадки полностью захватила меня. Страхи полностью померкли, поглощенные густой дымкой радостного возбуждения. Я запрокинула руки за голову и потянулась до сладостного хруста в костях, ощущая мощный прилив сил. Захотелось вскочить и немедленно броситься в путь.

"А что, если я ошибаюсь?"

От этой мысли меня пробрал озноб. Эйфория начала рассеиваться, а новые вопросы сами собой всплывали в мозгу.

"Если это ложный путь?"

"Тупик?"

"Если догадка насчет третьей вехи неверна?"

— Хватит! — прошипела я, прижимая ладони к ушам: мне стало казаться, что в голову ворвались мириады стрекочущих голосов, атакующих безжалостными вопросами. Их хор становился громче и громче, пока не превратился в какофонию, поглотившую все остальные звуки.

— Хватит! — повторила я уже не так уверенно и не услышала собственного голоса. Тогда я попыталась сосредоточиться на другом.

Отвлекись, Мелиан. Не поддавайся панике. Риск, конечно, есть, но ты с самого начала ходишь по острию лезвия, так неужели не справишься с любой трудностью?

Думать об этом было тяжело. Возникло ощущение, что я пытаюсь кричать с плотно сжатыми губами, пытаясь пробиться сквозь разноголосицу в голове. Сначала все попытки проваливались, а от бесполезных усилий только разболелась голова. От этого меня наполнила злость, щекочущими ручейками растекшаяся по мышцам. Я стиснула зубы и полностью отрешилась от всего, сосредоточившись на цели.

Тонкий луч света будто пронизал разум изнутри, и стрекочущие голоса начали отступать, постепенно растворяясь во мраке. Боль утихла, и я откинулась на спину, удовлетворенно вздохнув.

Злость и растерянность уступила место решимости. Теперь я больше не сомневалась ни в своих силах, ни в правильности выбранного пути. У меня все получится. Все непременно получится, ведь по-другому и быть не может!

— Как думаешь, Кошка, что здесь забыл святоша?

Голос Коннара, прозвучавший совсем рядом, нарушил стройный ход мыслей, но ему не удалось сбить мой настрой. Я улыбнулась и тихо ответила, не открывая глаз:

— Не имею никакого понятия, капитан. Почему тебя это заинтересовало именно сейчас?

По правую руку от меня послышался скрип песка. Я села и повернула голову: северянин присел рядом. Положив руки на согнутые в коленях ноги, он, прищурившись, наблюдал за зеленоватыми волнами.

— Просто пришло в голову, — признался он, искоса взглянув на меня, — в этом городишке нет ничего, кроме рыбы и камней, и пусть меня разорвет тайгор, если здесь могут быть храмовники Лиара.

Я повела плечом и тоже подтянула колени к груди.

— Меня это совершенно не волнует, — небрежно призналась я, — если хочешь, можешь вернуться на досуге в монастырь и порасспросить тех, кто там остался.

В ответ Коннар фыркнул, не то с презрением, не то с раздражением.

Некоторое время мы молчали, сосредоточенно разглядывая бурые ленты водорослей, извивающихся в желтовато-белой пене.

— Как ты нашел меня, капитан? — задала я первый пришедший на ум вопрос. Наемник хмыкнул и подкинул на ладони небольшой плоский камушек.

— Это было нетрудно. Хозяин постоялого двора так удивился тому, что ты покинула свою комнату, что решил поделиться этим со мной.

Камушек с плеском пересчитал горбинки волн и с печальным всхлипом ушел под воду. Северянин проследил за ним и, повернувшись ко мне, впился в глаза колючим взглядом.

— Ну, а найти твои следы было делом нехитрым. Эта дыра не такая уж и большая, а ее жители — не такие уж и неразговорчивые.

Я выразительно посмотрела на бугры его мускулов. Коннар взял другой камень.

— Значит, с затворничеством покончено? — уточнил он, запуская его вслед за первым.

Я примиряюще улыбнулась и проговорила:

— Пожалуй, да. Я устала от долгого сидения взаперти и решила, что пришло время продолжать путь...

— Э, нет, Кошка, — перебил меня северянин, — перед этим ты объяснишь мне хоть немного из того, что происходит! Мне надоело чувствовать себя телком, которого ведут на бойню с завязанными глазами!

Я успокаивающе подняла ладони и кротко промурлыкала:

— Успокойся, капитан. Именно это я и хотела сказать. Я тоже считаю, что пришло время нам с тобой поговорить по душам.

Коннар смерил меня недоверчивым взглядом и кивнул:

— Приступай.

Я усмехнулась и обвела рукой пространство вокруг:

— Трудно выбрать более неподходящее место и время для разговора, капитан.

— И что же ты считаешь более подходящим местом? — вкрадчиво спросил Коннар, и в его голосе прозвучала вскипающая ярость.

Я склонила голову набок и как ни в чем не бывало ответила:

— Моя комната. Я буду ждать тебя на закате. Тогда и поговорим.

* * *

Последние лучи солнца окрасили комнату цветом раскаленных углей. Из приоткрытого окна пахнуло дымом: Берк снова расцветал десятками костров, и этот запах поглотил даже благоухание ночных цветов, раскрывающихся с появлением первых звезд.

Коннар плотно прикрыл дверь за спиной и посмотрел на меня так, словно увидел в первый раз.

— Что такое, капитан? — невинно спросила я, — неужели ты боялся, что я тебя не дождусь?

— Мне кажется, что даже самим богам Амальганны неведомо, что творится на уме у одной золотоглазой ведьмы, — хмыкнул северянин, беззастенчиво оглядывая меня с ног до головы. Я смело выдержала его взгляд и кокетливо расправила длинную юбку травянисто-зеленого платья, купленного этим утром.

Надеюсь, он не заметил того, как дрожат мои руки.

Некоторые решения даются не очень легко.

— Присаживайся, капитан, — улыбнулась я, делая приглашающий жест в глубь комнаты, — кажется, разговор нам предстоит долгий.

Коннар без лишних слов пересек помещение и опустился на кровать, поджав ноги по ранаханнскому обычаю и не сводя с меня испытующего взгляда.

— Что с тобой, Кошка? — ухмыльнулся он, — никогда не поверю, что ты можешь вот так вот запросто впустить меня к себе, ничего не замышляя.

Я пожала плечами.

— Я же сказала, что нам нужно подходящее место для обстоятельного разговора.

Коннар прищурился, наблюдая за тем, как я беру с прикроватного столика две небольшие глиняные бутылки.

— Что там?

— Ирли-лэй, — ответила я и протянула ему одну, — подумала, что нам не помешает. Но сначала — к делу.

Северянин взял напиток из моих рук, а я принялась расхаживать взад-вперед, думая, с чего начать разговор. Коннар невольно пришел мне на помощь.

— Ты сказала, что догадываешься о том, что творилось в монастыре, — подсказал он. Я с благодарностью посмотрела на наемника.

— Верно, но это только догадки, хоть я и чувствую, что они недалеки от истины. Думаю, все дело в воде.

Коннар вздернул бровь.

— В воде?

— Ну, да. Меня натолкнул на эту мысль ночной посетитель, который явился к Генару. Ему нужна была именно вода, и тогда он сказал что-то про то, что она опасна. Помнишь, что было на следующий день?

— Святоша решил угостить всех какой-то водой, — задумчиво пробормотал Коннар. Его глаза слегка затуманились, будто обратившись к чему-то, не видимому для меня. Я кивнула:

— Да, Генар устроил преждевременное причастие, заставив всех выпить воды, той самой, из бассейна. Мне даже пришлось набрать ее в рот, чтобы отвести подозрение от себя. Тогда еще я не догадывалась, чем это может быть чревато, ну, а потом увидела, что случилось с настоятелем, упавшим в бассейн.

Коннар дернул плечом.

— Шар'ракх, — вполголоса выругался он, — от роду не видел такой мерзости.

Я печально вздохнула.

— То же самое стало происходить и с другими паломниками, которые пили воду. Мне кажется, что, попав внутрь, она что-то делает с телом, отчего оно превращается... Не знаю, в кисель, что ли? Сползает с костей одним словом. Наверное, я все же случайно сделала небольшой глоток. Наверное, чем больше пьешь, тем быстрее это происходит. Мне еще повезло, я просто не могла стоять какое-то время, не то, что...

Я вспомнила мертвого Джолана и грустно умолкла, понурившись. Коннар скривился и брезгливо сплюнул в угол комнаты.

— Зачем ему это было нужно?

Я пожала плечами:

— Он уже не ответит, хотя, думаю, причина все та же: "испытание верности Лиару", "жажда милости Лиара" и прочий хэллев бред.

Наемник промолчал, мрачно вертя в руках бутыль с ирли-лэем. Я мерила шагами комнату, продолжая говорить и чувствуя, что остановиться уже не в силах:

— Догадываюсь, что такая участь постигала всех паломников, что приходили в Лит-ди-Лиар. Даже знаю, как он избавлялся от трупов.

Я задохнулась от накатившей волны отвращения и ответила на невысказанный вслух вопрос Коннара:

— Колодец. Тот самый, куда я спускалась. Там, внизу, груда костей, оставшихся от старых хозяев того места. Мне кажется, что, если покопаться там, можно легко отыскать и свежие, сброшенные туда сравнительно недавно. И там все залито слизью, той мерзкой розовой слизью, как та, что осталась от настоятеля Генара!

Приступ тошноты оборвал меня на полуслове, и я часто и глубоко задышала, чтобы заставить его отступить. Коннар угрюмо уставился в пол.

— Надеюсь, святоша попал к демонам, — жестко сказал он, — и давно ты обо всем догадалась?

Я слабо улыбнулась:

— Все-таки у меня было три дня на размышления.

— А что ты искала в монастыре? — вдруг спросил северянин, дав понять, что хочет уйти от неприятной темы.

Нельзя сказать, что наши желания не совпадали.

— Пока еще не время об этом говорить, — мягко сказала я, — но, поверь мне, это того стоило. То, что я там нашла, указало дорогу дальше.

— И куда же она ведет? — нетерпеливо спросил Коннар. Его лицо выражало досаду, смешанную с предвкушением. Я помолчала немного, успокаивая заходящееся в нервном стуке сердце, и нарочито спокойно ответила:

— Мы возвращаемся в Корниэлль.

Теперь черты северянина исказило огромное разочарование.

— Какого Хэлля ты там забыла?!

— Мне нужно вновь посетить Корниэлльскую библиотеку, — невозмутимо ответила я, — я хочу проверить кое-какие свои догадки. После этого отправимся дальше.

— Пусть тебя демоны раздерут, Кошка, с твоими капризами... — в ярости начал северянин, но я опустилась напротив него и подняла бутыль ирли-лэя:

— Давай не будем ссориться, капитан. Завтра нам предстоит тяжелый день, поэтому сейчас лучше выпить и расслабиться.

Темные глаза наемника сузились. Не говоря ни слова, он одним махом скрутил тяжелую пробку и отхлебнул шипящий напиток. Я последовала его примеру.

Один глоток ароматной жидкости немного успокоил меня и подарил возможность собраться с силами перед тем, что должно было произойти.

Отступать было поздно. Я приняла это решение, и, хоть оно далось мне нелегко, оно было бесповоротным.

Все же бывший капитан ранаханнской гвардии много сделал для меня.

— Помнишь, Кошка, как однажды я сказал тебе, что ты напоминаешь мне Тириэнь, мою покойную невесту?

Его слова застали меня врасплох. Я закашлялась, потрясенно глядя на Коннара, а тот смотрел на меня так, что не оставалось делать ничего, кроме как кивнуть.

— Я ошибался, — медленно произнес северянин, — теперь я понимаю, что ты больше похожа на мою мать.

Он сделал еще глоток лэя и поднял руку, предупреждая мои вопросы.

— Моя мать была жрицей храма Огня с Желтых островов**. Отец привез ее оттуда вместе с другими пленницами и храмовыми сокровищами после налета на Острова.

— Твой отец промышлял разбойничаньем? — усмехнулась я. Черные брови Коннара сшиблись на переносице.

— Не смей так говорить о нем! — прорычал он с такой яростью, что я невольно отодвинулась подальше, — это была честная битва, и не его вина, что защитники храма были такие немощные, что не смогли уберечь ни свои ценности, ни своих жриц!

Я пожала плечами, оставшись при своем мнении, и наемник немного сбавил тон.

— Моя мать была самой красивой и самой непокорной из всех женщин, что встречались отцу. Он поклялся, что сделает ее своей, и сдержал обещание.

На его лице заиграла плохо скрываемая улыбка, и он вновь отхлебнул ирли-лэя. Я слушала, затаив дыхание.

— Она не сразу подчинилась ему, но выбора у нее не было. Потом она полюбила его и одарила девятью прекрасными сыновьями. Я был седьмым.

— Почему ты рассказываешь это мне? — тихо спросила я, решив не уточнять, жива ли мать Коннара до сих пор.

Северянин осушил бутыль до конца и тряхнул длинными волосами.

— Потому, что когда твое путешествие закончится, — сказал он тоном, не терпящим возражений, — я увезу тебя с собой. Ты станешь моей женщиной, моей королевой, и подаришь мне прекрасных сыновей и дочерей, таких же золотоглазых, как и ты сама...

Нужный момент настал.

Я покачала головой и придвинулась ближе, мягко закрыв ладонью его рот. Коннар умолк, и в его глазах мелькнула такая непривычная для него растерянность.

— Ни слова больше, капитан, — прошептала я, и, отняв руку, прильнула к его губам.

Время остановилось.

Шумно выдохнув, северянин ответил на мой поцелуй — сначала с недоверием, но потом оно переросло в стремительно крепнущую жадность. Так путник, затерянный в пустыне, приникает к случайно обнаруженному источнику.

Спустя удар сердца я почувствовала руки Коннара на своих плечах. Не прерывая поцелуя, наемник решительно толкнул меня назад, навис сверху, скользнув ладонью вверх по талии, нетерпеливо дернул шнуровку на платье и... Бессильно опустился вниз, придавив меня тяжестью своего тела.

Выждав несколько ударов сердца для верности, я осторожно выбралась и поднялась с кровати.

— Прости меня, капитан, — тихо произнесла я, глядя на неподвижное тело Коннара. Северянин лежал ничком, повернув голову набок; его глаза были плотно закрыты, а из груди вырывалось размеренное хриплое дыхание.

Настой из листьев бурой гвельды

* * *

, купленный этим же утром у местного знахаря, не подвел меня.

Зачем я сделала это? Точный ответ на этот вопрос скрывался даже от меня самой, но чутье, еще ни разу не подводившее хозяйку, подсказывало, что это решение — единственно верное. Внезапное откровение северянина только подтвердило его.

— Прости меня, — повторила я, хотя прекрасно знала, что Коннар меня не слышит, — ты оказался не таким уж плохим человеком, как мне казалось поначалу. Я прощаю тебя. Спасибо тебе за все, что ты сделал для меня, но здесь, в Берке, наши пути разойдутся. Дальше я пойду одна.

Я поправила шнуровку на платье, подхватила сумку с Камнем и, немного подумав, накинула на плечи куртку Кристиана: ночь обещала быть прохладной.

Взявшись за ручку двери, я обернулась и взглянула на северянина.

В последний раз.

— Прощай, — решительно повторила я, — может быть, я и похожа на твою мать, но я не желаю той участи, что досталась ей.

Дверь мягко закрылась за моей спиной.

* * *

— Не боитесь отправляться на ночь глядя, госпожа? — спросил меня хозяин постоялого двора. Я отрицательно покачала головой и вручила ему три золотых.

— Теперь меня ничем не испугаешь. Это плата за наши комнаты и небольшое вознаграждение сверху.

Мужчина уставился на монеты и недоверчиво протянул:

— Слишком уж большой задаток, госпожа...

— Мало ли, что может случиться непредвиденного, — улыбнулась я.

Коннар должен очнуться только к утру, и, зная его нрав, я думала, что моих монет едва-едва хватит на то, чтобы покрыть расходы на ремонт комнаты, которую он, скорее всего, разметет в клочья.

Хозяин понимающе кивнул и сгреб деньги.

— А как же ваш спутник? Уедете без него?

— У него своя дорога, — туманно ответила я, — где мне найти драконюхов со свежими драконидами?

Владелец заведения объяснил мне дорогу и пожелал счастливого пути, не удержавшись от еще одного проявления любопытства:

— Куда будете держать путь, госпожа?

— На запад Алдории, — твердо ответила я и, не оборачиваясь, шагнула за порог.

Разумеется, я солгала. Коннар не должен был пройти по моим следам.

Моей следующей целью был Лирнэлль, юго-восточный порт Алдории. Там я найму корабль, который доставит меня на острова Лотоса. О них мне когда-то рассказал калиф Теймуран — именно там он наткнулся на развалины храма драконопоклонников, хранивших Камень.

Я была уверена — поиски третьей вехи следовало начинать именно оттуда.

Ночные шорохи поглотили мои следы.

*Текст песни Nightwish, "The Islander". Перевод Lagoon

**Желтые острова — архипелаг, расположенный к югу от Ранаханнского побережья. Его жители поклоняются безымянным богам шести стихий: Огня, Воды, Воздуха, Земли, Крови и Разума.

* * *

бурая гвельда — разновидность бурого мха, растущего на кочках болот в южных лесах. Его настойка погружает человека в глубокий сон, чья продолжительность зависит от ее концентрации в напитке

Эпилог

* * *

Синие в предрассветных сумерках вершины гор обволакивала тишина. Плотные облака беззвучно сползали по скалистым склонам и рассыпались тяжелыми каплями тумана, покрывая камни инеистой сетью.

Вырубленные в скале балюстрады дома Содалит пустовали. Слежавшиеся пласты снега лежали на них, застыв горбами волн и словно вобрав в себя всю жизнь, что когда-то бурлила в этих местах. Только единожды в потемках между каменными балясинами мелькнуло что-то белое, но и оно быстро исчезло, будто опасаясь нарушить торжественное молчание окружающего мира.

Впрочем, это вполне могла быть всего лишь струйка снега, ссыпавшаяся сверху.

* * *

Хранитель Дома Содалит поднес руку к лицу и задумчиво посмотрел сквозь нее на неверное сияние магических светильников. Он был готов поклясться, что мгновением раньше ясно ощутил боль в сломанном когда-то запястье. Однако стоило ему попытаться сосредоточиться на этом ощущении, как оно испарилось. Хранитель слышал о том, как болят давно отрубленные или отрезанные знахарями части тела, но все его конечности были на месте, когда он умирал. Почему же тогда он чувствует эту боль? Или бесплотные призраки, раз и навсегда отрезанные от своего тела, тоже способны чувствовать его, даже спустя десятилетия?

Жаль, что поведать об этом некому. Делиться чем-то подобным с древними вампирами, нынешними обитателями Дома Содалит, претило Хранителю. Разве что Марианна...

Иногда Хранитель спускался в помещение, где лежала последняя из Дома, балансируя между жизнью и смертью. Вглядываясь в хрупкие, как птичьи кости, черты девушки, призрак видел всех Содалитов, вихрем проносящихся мимо него. Порой ему мерещилось, что веки Марианны едва заметно дрожат, будто она пытается разомкнуть их. В такие моменты Хранитель жалел, что со смертью утратил способность к осязанию, и все, что ему оставалось — беспомощное созерцание застывшей в вечности молодой литанээ с бледной, словно припорошенными снегом, кожей.

"Забавно", — в который раз подумал призрак, медленно плывя по вырубленному в скале коридору, — "почему мне грустно? Как я вообще могу что-то чувствовать? Или это сродни боли в несуществующей уже руке, что давно сгнила в земле?"

Тихие шаги, долетевшие откуда-то снизу, прервали плавный ход его невеселых мыслей. Хранитель невольно остановился и прислушался.

Ошибки быть не могло. Кто-то спускался туда, где лежала Марианна.

* * *

Близился очередной день для подпитки кровью, ставшей печальной необходимостью, и лицо Марианны начало приобретать хищные черты вампира. Из-под тонких синеватых губ уже поблескивали кончики острых клыков, а под глазами пролегли жуткие черные тени. В это время Хранитель невольно старался держаться подальше от девушки: она казалась ему чужой, более не принадлежавшей к роду литанээ. Однако в этот раз что-то подтолкнуло его, и он, не колеблясь, поспешил в склеп семьи Содалит.

Там, окруженная склянками с останками предков Марианны, стояла каменная плита с неподвижным телом девушки. В ногах литанээ громоздилась уродливая тень, и Хранителю сперва показалось, что это алый шакал или скарабарра*, неведомым образом пробравшиеся внутрь дома. Но, когда призрак появился на входе в склеп, тень разогнулась, и он узнал своего старого знакомого, вампира Азариона.

— Что вы делаете здесь, мой диль? — не удержался от изумленного возгласа Хранитель и тут же подумал, что со стороны его голос наверняка звучит не громче шелеста осенних листьев. Древний, похожий на скелет, вампир, неторопливо сполз на каменный пол и уставился снизу вверх на призрака. Лицо Азариона было бесстрастным, но в потускневших от времени глазах ворочалось что-то, похожее на любопытство.

— Порой пребывание в моем тесном узилище страшно утомляет, — проскрипел он. Его зубы, в отличии от иссохшейся кожи, остались на удивление крепкими и только пожелтели от времени. Когда вампир говорил, они громко стучали, как ирканские кастаньеты**.

Хранитель промолчал. Азарион оглянулся на Марианну и продолжил:

— Что толку в бесцельном шатании, когда я могу проведать это прелестное дитя? В каком-то смысле, мы повязаны с ней кровью, и мне иногда становится любопытно: какой она будет, когда очнется?

Хранитель изумленно уставился на него. Вольно или умышленно, вампир высказал вслух его потаенную надежду.

— Вы полагаете, это может произойти скоро, мой диль? — спросил он. Азарион развел руками, похожими на ветки мертвого дерева.

— Я не в силах предвидеть будущее, мой друг. Могу только сказать, что когда-нибудь это случится.

Хранитель вновь перевел взгляд на Марианну. За время разговора с Азарионом ее клыки удлинились еще на палец. Вампир пристально наблюдал за ним.

— Скажи мне, друг мой, — вкрадчиво проговорил он, — помнишь ли ты наш разговор о непрошенном госте в Междумирье? Может быть, тебе удалось отыскать что-то, что указывало бы на него?

Призрак отвлекся от сомнамбулического созерцания Марианны и медленно перевел взгляд на вампира. Ему нечасто доводилось чувствовать свое превосходство над этим древним существом, и он хотел растянуть этот момент.

— Более того, мой диль, — сказал он, — кажется, я даже почти увидел его.

* * *

— Междумирье тщательно хранит все, что попадает в него. Оно чем-то похоже на паутину. Даже если мухе удается выпутаться из нее, на ее теле остаются несмываемые следы паучьей сети.

Азарион мерно кивал в такт рассказу Хранителя. В движении его головы угадывалось нетерпение, но торопить призрака вампир не спешил. Он ковылял за Хранителем по извилистым переходам Дома Содалит, ловя каждое его слово.

— Сначала я не нашел ничего, кроме старых следов того, кто уничтожил лах'эддинца. Но потом новые отпечатки его сущности стали попадаться мне все чаще и чаще, пока я не почувствовал его присутствие неподалеку от себя.

Призрак помнил это ощущение: плотная ткань Междумирья содрогнулась, будто ее проткнули раскаленным ножом, и расступилась, протестуя против дерзкого вторжения живого существа.

— Ты увидел его? — громко вскрикнул Азарион. Хранитель склонил голову в знак согласия и вежливо поправил его:

— Ее, мой диль. Я полностью не уверен, но, кажется, это была женщина.

Вампир вцепился крючковатыми пальцами в остатки волос на голом черепе.

— Где она? — хрипло прокаркал он, — кто она? Тебе удалось это узнать?

Призрак печально покачал головой.

— Увы, нет, мой диль. Я только слышал эхо ее голоса. Она была слишком далеко от меня, и все, что мне удалось сделать — попытаться дотянуться до нее. В Междумирье очень сложно определить расстояние или направление, и все, что остается — представить себе цель и постараться сосредоточиться на ней.

Хранитель вспомнил собственный гнев и разочарование, захлестнувшие его такой мощной волной, что он невольно испугался. Азарион опустил руки и уставился на него. Теперь во взгляде вампира явственно проступила злость. Призрак сделал вид, что не заметил этого, и вампир отвернулся.

— Продолжай свои поиски, мой друг, — сухо сказал он, — мне кажется, что у нас с ней найдется несколько тем для увлекательной беседы.

— Как скажете, мой диль, — покорно ответил Хранитель, глядя ему в спину.

Он утаил от Азариона кое-что.

Незадолго до появления незваной гостьи Междумирье всколыхнулось от мощной вспышки Воронки Миров — редчайшего явления, свидетелем которого призраку посчастливилось побывать уже во второй раз.

Почему он умолчал об этом?

Диль Азарион не являлся его настоящим хозяином. В конце концов, ему необязательно было знать все.

*скарабарра — хищная шестипалая ящерица, обитающая в горах.

**Иркания — феодальное княжество, расположенное к юго-востоку от Алдории.

Хозяин Болота (секретная сцена)

* * *

В эту ночь луна была похожа на лепестки патульи* — такая же апельсиново-рыжая, отороченная по краям черным кантом. Казалось, что этот огромный диск источает горьковатый аромат, окутывающий опрокинутый купол небес и мерцающие точки звезд.

— Это добрый знак, — объявил досэ** богини Калимбоситы

* * *

Мигель. Он стоял, запрокинув голову назад и вглядываясь во тьму, — Калимбосита благосклонна к нам. Сегодняшняя Ночь Мертвых пройдет хорошо!

Его слова были встречены радостным гулом, несмелым только от того, что люди боялись потревожить покой усопших. После захода солнца прошло совсем немного времени, а всем было известно: не хочешь гневить духов — не начинай веселье раньше времени.

Мигель очертил вокруг себя круг и осыпал толпу, обступившую его, ячменной мукой.

— Возблагодарим Калимбоситу за эту чудесную ночь! — провозгласил он, — порадуемся вместе с нашими предками!

Как цветки настурции, в ночи вспыхнули десятки свечей. Темнота отпрянула, сдаваясь перед их теплым сиянием. Людей охватило радостное возбуждение, и они потянулись на кладбище, напевая и оживленно переговариваясь.

Предки ждали их там, под сенью задумчивых тиковых деревьев и пушистым одеялом из мха.

* * *

— Доброй ночи, мадрез, — прошептала Лаура, опуская букет патульи на деревянное надгробие. Прошел почти год с того момента, как ее мать отправилась на Гору Цветов

* * *

, а пустота внутри никак не желала затягиваться. Девушку то захлестывала щемящая, но светлая грусть, то беспричинная радость: она знала, что матери хорошо там, в царстве мудрой богини.

Сухая ладонь отца тяжело упала ей на плечо.

— Она порадуется, когда увидит эти цветы, — пророкотал он, — это ее любимые.

Лаура смахнула слезинки с глаз и благодарно улыбнулась ему. Она знала, как отец любил свою жену, и она отвечала ему тем же, несмотря на разницу в возрасте.

Донхе

* * *

* Мариньо стукнуло пятьдесят, когда он женился на двадцатилетней Амалье. Вначале это походило на жест жалости: Амалья была круглой сиротой, а Мариньо — эстебанезом

* * *

**, самым уважаемым и богатым человеком в Паньосе, их родном городе. Сплетницы Паньоса изощрялись вовсю, придумывая причины этой свадьбы, но одна, самая простая, не приходила им в голову. Амалья и Мариньо действительно любили друг друга. Через год у них родилась Лаура, и казалось, ничто не способно омрачить их жизни.

Кроме одного.

Когда Лауре исполнилось семнадцать, Амалью забрал Хозяин Болота.

Девушка хорошо помнила тот день. Ее мать встала рано поутру, до первых лучей солнца, и блуждала по дому, как призрак, не отвечая на вопросы испуганной дочери и мужа. Ее потухшие глаза смотрели сквозь предметы, словно женщина пыталась разглядеть что-то, находящееся за гранью этого мира. Лаура и Мариньо хорошо знали, что это означает: Амалью звал к себе Хозяин Болота. На закате она ушла в джунгли. Той же ночью Лаура проснулась, осененная страшным пониманием: матери больше нет.

Болото не возвращает тел тех, кого призвал к себе Хозяин. Мариньо воздвиг деревянное надгробие над пустой могилой, принес Калимбосите необходимые дары и зажег магический светильник перед портретом Амальи. Как и Лаура, он верил, что, пока горит этот свет, жена чувствует их любовь...

...Со стороны статуи Калимбоситы, воздвигнутой в центре кладбища, донеслись веселые хмельные крики и пение: жители Паньоса уже вовсю праздновали Норхе де Муартиз, Ночь Мертвых. Журчало китальмовое

* * *

* * *

вино, льющееся в сахарные черепа, звонко шлепали по булыжникам кладбищенских дорог пятки плясунов, водивших хоровод вокруг Калимбоситы. Один из танцоров обернулся и, поймав взгляд Лауры, широко заулыбался и призывно замахал ей рукой. Девушка улыбнулась в ответ, но с места не сдвинулась, только поглубже закуталась в тонкую шерстяную шаль и прижалась к отцу.

— Не хочешь веселиться? — удивленно спросил ее Мариньо, поглаживая блестящие черные волосы дочери, — ты же всегда любила потанцевать с друзьями в эту ночь. Гляди, вон и Пауло зовет тебя.

— Не сегодня, — мотнула головой Лаура, — сейчас мне просто хочется постоять тут, с тобой, подумать о маме...

Она прерывисто вздохнула и сглотнула горячий комок. Ей было хорошо здесь, рядом с отцом. Ночь веяла прохладой, но вокруг девушки царило тепло и удивительное спокойствие. Она чувствовала, что Амалья уже здесь, стоит рядом с ними, обнимая мужа и дочь. Лауре даже показалось, что она слышит ее голос, нашептывающий что-то неразборчивое, но ласковое и наполненное любовью.

Лаура благодарно вздохнула. Ночь Мертвых — по-настоящему волшебное время. Даже Болото подчиняется этому волшебству и отпускает всех, кого забрало, повидать родных и близких. Если чуть-чуть прислушаться, то можно разобрать шелест шагов мертвецов — они спешат сюда, пробираясь через джунгли.

Девушка с легкой улыбкой посмотрела на черную стену джунглей, что окружала кладбище, и вдруг нахмурилась. Шаги, что слышались неподалеку, были слишком громкие для мертвецов, к тому же, явно принадлежали одному человеку. Тот, кто пробирался сквозь заросли, был явно живым.

Но кому понадобилось ломиться сквозь джунгли в такое глухое время, да еще и в одиночку?

В нескольких ударах сердца от могилы ее матери она заметила движение среди деревьев и испуганно вцепилась в руку отца. Мариньо с трудом отвел взгляд от надгробия жены и рассеянно посмотрел на дочь:

— Что случилось, Лаурита?

— Там... — рука девушки, направленная в сторону джунглей, тряслась, — там кто-то есть!

— Что ты такое говоришь? — удивился эстебанез, — кто там может...

И не договорил.

Пришелец из джунглей ступил в ореол света, взглянул на отца Лауры мутными глазами и, пробормотав что-то неразборчивое, рухнул прямо под ноги девушке. Лаура пронзительно завизжала, а Мариньо оттолкнул ее в сторону и повелительно крикнул остальным:

— Тащите сюда побольше веревок и режьте курицу! Если будем медлить, беды не оберемся!

* * *

Железные прутья выгораживали угол в эстебано

* * *

* * *

. Железо было редкостью в Паньосе, но Мариньо не пожалел денег в свое время, чтобы приобрести их. Всякое может случиться, рассудил он, и нужно быть готовым ко всему.

Непорядки в городке вспыхивали редко. Дело обычно ограничивалось склоками между соседями или пьяными драками, так что зарешеченный угол в эстебано простаивал пустым. Жители Паньоса знали: Хозяин Болота денно и нощно наблюдает за ними. Они чувствовали его незримое присутствие, ощущали особый запах, что всегда сопровождал Хозяина: гнили, прелых водорослей и металла. Страх перед Хозяином гасил любые ссоры, ибо люди знали: зачинщиков ждет суровое наказание. Иногда в углу хранили овощи или калавеньо — домашнее вино, но нынешняя ночь заставила Мариньо и пару его помощников освободить импровизированную темницу. Туда отнесли бесчувственное тело ночного гостя. Эстебанос лично повесил на дверь каменный замок и приготовился ждать — столько, сколько нужно, не спуская глаз с пришельца.

Когда начало светать, и комната утонула в сизой предрассветной дымке, незваный гость очнулся. Он громко, прерывисто задышал и резко открыл глаза. Они быстро обежали помещение и остановились на Мариньо.

— Боннес дьоз, — суховато сказал тот, настороженно изучая пришельца. На первый взгляд, ему было не больше двадцати пяти, и он вполне годился эстебаносу в сыновья. Но Мариньо знал: с такими, как он, никогда не стоит доверять своим глазам. Это...это существо вполне может оказаться в два-три раза старше него самого.

Пришелец закашлялся и сплюнул темную от куриной крови слюну. Его отчетливо лихорадило, но выглядел он гораздо лучше, чем минувшей ночью. Резко выдохнув, он произнес несколько слов, которые показались Мариньо абсолютной бессмыслицей. Эстебанез развел руками:

— Не понимаю, парень. Ты не из Тегулькана? Знаешь наш язык? Несколько мгновений незнакомец разглядывал его, глядя из-под спутанных прядей, упавших на лицо.

— Где я? — наконец тихо спросил он с ужасающим акцентом. Мариньо почувствовал смутное облегчение: похоже, с ним можно попытаться договориться.

— В Паньосе, хотя это название вряд ли много тебе скажет.

Ночной гость слабо кивнул и попытался приподняться. Попытка провалилась, и он тяжело рухнул на деревянный пол.

— Нужно идти, — прошептал он. Эстебанос энергично мотнул головой, отметая малейшие возражения.

— Никуда ты сейчас не пойдешь, парень. Отдохни немного, наберись сил, а уже потом уходи. Долго я тебе в городе оставаться не дам, не обольщайся, но до заката подержу. Вам же, вимпарез, все едино, день, ночь, верно?

Пришелец, не мигая, смотрел на него. Мариньо усомнился, понял ли он хоть что-то из его тирады. Однако вимпарез медленно кивнул и отодвинулся к стене.

— Крепкие? — спросил он, кивая на прутья. Мариньо сразу подобрался, насторожившись.

— Сбежать не получится, пока я не сниму замок, — с прохладцей в голосе сообщил он.

Пришелец вновь одарил его ничего не выражающим немигающим взглядом.

— Сбежать, — едва слышно повторил он, — сбежать не надо. Они должны удержать меня. Тут.

— А... — начал изумленный эстебанос, но не успел договорить: незнакомец вновь безжизненно обмяк, закрыв глаза.

Обновление от 16.04.15

* * *

Он очнулся, когда наступил вечер. Тело зудело и ныло, словно на него обрушились тысячи хайянских бамбуковых палок. Беспамятство отступило, и детали всего, что случилось, постепенно проявлялись из багрового тумана, что плыл перед глазами.

Он вспомнил, как брел по джунглям, сбившись с дороги. То, что истекал третий день без крови, он понял слишком поздно. Когда затрещали кости,проворачиваясь под кожей, а кожу пронзили тысячи стальных иголок, силы моментально покинули тело. Оставалось только положиться на милость судьбы: после всего, что с ним случилось, он начал задумываться, так ли уж заблуждались древние алдорские мудрецы, верящие в предопределение и линию судьбы, начертанную для каждого. Раньше он только посмеивался над этими идеями, полагая, что каждый сам творит свой путь, однако теперь ему стало казаться, что в этих идеях есть немалая доля истины.

Звук голоса отвлек его от этих мыслей. Подняв голову, он увидел молодого парня, пристально наблюдающего за ним из-за толстых прутьев решетки.

Решетка... Это хорошо. Это правильно. Она поможет ему удержать того, другого.

Поймав его взгляд, парень поджал губы и выплюнул несколько фраз. Из сказанного он разобрал только "чужой", "убирайся" и "вампир".

Вимпарез. Вампир. Так его называют здесь, в Тегулькане. И, надо сказать, отношение к нему выказывается почти такое же...прохладное, как и в Алдории.

Он развел руками и тихо сказал, собирая крупицы известных слов из глубин памяти:

— Не понимать.

Парень поморщился и с явной неприязнью спросил, на этот раз, помедленнее:

— Что тебе тут надо?

— Эль авьяро, — коротко пояснил вампир, в который раз жалея, что его познания в этом языке ограничены, — путник.

Парень прижался лицом к решетке и выкрикнул с нескрываемым гневом:

— Тогда уж отправляйся в свой путь побыстрее! Нечего тебе делать в Паньосе!

Вампир молча смотрел на него. От неподвижности тело начало затекать, и ему пришлось сесть, подтянув одну ногу к себе. Стоило ему пошевелиться, как парень отпрянул от его камеры, как ошпаренный. Вампир, чуть склонив голову набок, кратко сказал:

— Не могу. Заперто.

Его невольный собеседник опустил глаза на каменный замок и зло пробормотал что-то. На этот раз вампир не понял ни слова. Он ограничился неопределенным пожатием плечами и тихо сказал, перейдя на свой родной язык:

— Думаешь, мне нравится быть тут и слушать тебя? Но я что-то не вижу, чтобы кто-то предлагал мне выбор. Да и ты, думаю, не обрадуешься, если я вдруг не удержу того, другого, взаперти.

На середине этой речи парень умолк и начал напряженно вслушиваться в речь вампира. Его глаза недобро сузились, а тело напряглось, как туго натянутая стрела. Вампиру это показалось забавным, и он продолжил, слегка наклонившись вперед:

— Я могу сделать так, что ты выпустишь меня отсюда прямо сейчас. Могу отойти во мрак, и тогда тот, другой, разметет здесь все. Но я не стану этого делать, и знаешь, почему?

Парень вздрогнул и громко прокричал что-то, повернувшись к путнику спиной. Услышав страх в его голосе, вампир усмехнулся и привалился к стене, прикрыв глаза.

— Потому, что я ненавижу бессмысленную жестокость, — глухим шепотом закончил он.

Движение воздуха и новые голоса возвестили о том, что к нему пожаловали еще два гостя.

*патулья — бархатцы;

**досэ — общее название для жрецов всех богов Тегулькана. Тегулькан — страна на юге второго континента, полностью покрытая джунглями и непроходимыми топями;

* * *

Калимбосита — богиня мертвых в пантеоне Тегулькана. Изображается в виде худощавой женщины с черепом вместо головы. Череп раскрашен в яркие цвета, а сама богиня наряжена в платье из кожи гремучих змей и лепестков патульи;

* * *

Гора Цветов — обитель мертвых, которой управляет Калимбосита;

* * *

*донхе — тегульканское обозначение высокопоставленного человека;

* * *

**эстебанез — начальник стражи и главный судья в городе;

* * *

* * *

китальма — продолговатые ярко-желтые фрукты, с терпким вкусом;

* * *

* * *

эстебано — здание, в котором располагается городская стража.