Расхваливаемый на все лады Хитрец немного погордился, стоя у костра рядом с Тинкой, а потом вернулся к своей торбе с овсом.
Перед сном я еще раз полечила раненного волка: заново намазала лапы эликсиром и напоила целебным зельем. Зверь, уже не чинясь, опустошил плошку. Перед этим он с аппетитом умял миску каши и благодарно шевельнул хвостом. На ночь Ванятка сложил над ним что-то вроде шалаша из еловых лап — на случай дождя. Мы же улеглись у костра, разложив вокруг веревку и активировав защитное заклинание.
Утром мы обнаружили, что волк исчез. Кроме того, пропала моя сумка с травами и зельями.
И опять — никаких следов, и никто ничего не видел (хотя Горыныч клялся, что всю ночь не спал, да и Тинка утверждала, что дремала вполглаза), защитный контур не сработал, веревка тоже спокойно впустила и выпустила незваного гостя.
Я нисколько не сомневалась в том, что самостоятельно волк уйти не мог. Даже с учетом заклинаний и моих снадобий костям, чтобы срастись, должно было потребоваться не менее пяти дней. Ну, четырех. Меньше — никак. Но кому (да и зачем?!!!) могло потребоваться забирать отсюда несчастного раненного зверя и куда-то его тащить? Бред сумасшедшего.
А пропажа моей сумки — это вообще была катастрофа! Не считая нескольких склянок с готовыми снадобьями и пятка мешочков с травами, небрежно рассованных мною по карманам, у нас не осталось ничего: ни сборов, оберегающих от нежити, ни целебных зелий. Без своего привычного арсенала я чувствовала себя совершенно незащищенной. Да и осознание того факта, что кто-то (да кто же это, демоны его побери?!!) совершенно спокойно следует за нами и в любой момент способен подойти к нам незамеченным, уверенности мне не прибавляло.
— Народ, вот что я думаю: наверное, надо вам возвращаться в Черный Лес. Наше путешествие приобретает всё более опасный оттенок. Поэтому мне кажется, что будет разумно, если Тинка отвезет Ванятку, Степу и Горыныча домой, а я на Хитреце быстренько разыщу этого несчастного Медника и поговорю с ним.
— Ха-ха-ха! — слаженно ответили мне вышеперечисленный народ. Эти нахалы даже не соизволили на меня обидеться. Просто проигнорировали мое предложение, а Горыныч ещё и напомнил ехидно, что уж он-то — птиц вольный, хочет — туда летит, хочет — сюда летит!
Правда, вскоре сумка нашлась. Она скромно поджидала нас прямо на лесной тропинке примерно в четверти версты от того места, где мы с нее свернули, заслышав шум драки. Тинка с Ваняткой, ехавшие впереди нас, остановились, как вкопанные.
— Слав, смотри, — заворожено позвал мальчик. Я толкнула коня пятками, обогнула замершую кобылу и с воплем, которому позавидовала бы взрослая гарпия, выкатилась из седла.
И как это мне до сих пор удалось не свернуть себе шею?
Почти все было на месте — правда, в сильно помятом и разворошенном виде. Не хватало лишь нескольких зелий: сильного обезболивающего 'Сон наяву', порошка, отбивающего нюх у любого животного, ранозаживляющей мази на настойке лисьего перца, да того эликсира, которым я вчера мазала перебитые волчьи лапы. Также исчезли все снадобья, способствующие быстрой регенерации тканей и ауры.
Могло быть гораздо хуже.
Я задумчиво перебирала мешочки и склянки:
— Сдается мне, ребятки, что наш неуловимый гость не только утащил волка, но к тому же собрался его лечить. Интересно, зачем?
Интересно было всем, правда, знаний у нас от этого не прибавилось. Последнее время у нас прибавлялись только вопросы, на которые не было ответов...
...И в довершение всего на нас напали настоящие лесные разбойники!!
До речки Пиляйки мы добрались примерно за полдня. То есть, у нас вообще не было никакой уверенности в том, что мы движемся в правильном направлении: солнце снова устроило себе выходной, и низкие облака затянули весь горизонт, позволяя только строить догадки относительно того, где тут закат, где восход, в какой стороне горы, а в какой — долы. Мы с умным видом осматривали деревья, прикидывая, где сколько растет веток (с полуденной стороны, как известно, их должно быть больше); искали муравейники. Все эти нехитрые народные приметы были призваны помочь нам сориентироваться в пространстве, поскольку лесная тропа приказала долго жить и впредь обходиться без нее. Так что, оставалось только надеяться, что, в конце концов, мы выехали именно к Пиляйке, а не к какой-нибудь другой речке.
Похоже, что эта вроде-бы-Пиляйка никак не могла определиться со своим статусом: то ли она река горная, то ли — равнинная. Там, где мы к ней вышли, она прыгала со скалы в широкую спокойную заводь говорливым водопадом, на некоторое время затихала и разливалась, но затем, словно спохватившись, вспоминала про свой норов, вновь собиралась в узкое русло, разгонялась в каменистых берегах и принималась сварливо ворочать по дну громадные валуны.
Да! И мы снова нашли какую-то тропинку! Ура!
Кузнечный старшина сказал, что нам нужно переправиться на противоположный берег своевольной Пиляйки, но не уточнил, где именно. Поэтому мы ехали не торопясь, старательно пытаясь обнаружить хоть какие-то признаки брода.
Разбойники отправились на черное дело вчетвером, предварительно вооружившись до зубов: на всю компанию у них было две порядком ржавые сабли, плохонький лук с полудюжиной стрел и порядочный дрын, вырезанный в соседнем орешнике. Мягко шлепая лаптями и путаясь в полах своих тулупов, мужички высыпали из-за деревьев на тропинку и заметались перед лошадиными мордами. Один даже сдуру попытался схватить Хитреца под уздцы, однако на свое счастье промахнулся (после истории с волком могу себе представить, что бы конь тогда сделал с наглецом — а так лишь за руку цапнул). Дядька в сапогах и надвинутой на брови шапке, выскочивший на дорогу последним, должно быть, главарь шайки, весело замахал руками (на одной я углядела наладонник , щедро 'украшенный' шипами!!) и гаркнул:
— А ну, бросай оружие, спешивайся и гони мошну!
Мы с Ваняткой смотрели на них с жадным интересом: как же, как же, первые встреченные нам душегубцы! Хитрец храпел и выразительно скалился. Тинка ухмылялась. Мужики, смущенные реакцией потенциальных жертв, топтались в паре саженей от нас; выглядели они голодными и неухоженными. Не дай-то Боги, кинутся на нас, ведь за это наш воинственный жеребец, да при поддержке моёго оборонного заклинания — ни лук, ни самострел я доставать не собиралась — их по окрестным соснам размажет!
— Эй, вы чего, блаженные? — озадачился главарь. — Сказано же: сдавайтесь сами и гоните добро! А не то... — он угрожающе потряс наладонником, а один из трех оставшихся лесных кровопийц неуверенно помахал перед собою саблей.
Мы не сдались, и предводитель разбойников начал медленно багроветь:
— Ах, вы так?
В этот момент из-за Ванькиного плеча выглянул заспанный Степан.
— И что мы тут орем на весь лес? — грозно насупился он.
Очень зрелищно! Даже никогда и не ожидала, что несколько простых слов, сказанных обыкновенным котом, могут произвести такое ошеломляющее действие! Мужички, жавшиеся у края тропинки, слаженно побросали инвентарь и брякнулись на колени с воплями 'Свят-свят-свят' и 'Изыди, демон', а их несдержанный атаман заорал 'Оборотень! Оборотень!' и попытался драпануть в заросли малины.
Ай, как нехорошо — товарищей бросать! Очень некрасиво!
Я крутанула кистями рук, и дядька забился в ловчей сети, как сом в неводе. Поманила к себе — и опутанный мерцающими нитями разбойник резво выехал из малинника, хрипя что-то среднее между 'Прости, господи!' и 'Ведьма проклятая!' Надо же! Сколько раз я раньше пыталась разучить заклинание захвата, и всё было без толку, только полдюжины крынок расколотила, а тут — на тебе!
Пустячок, а приятно!
Степка спрыгнул с чересседельных сумок и подскочил к пленнику.
— Это кто тут оборотень? Кто ведьма проклятая? — хмуро поинтересовался кот, неодобрительно следя за тем, как мужик пытается перекреститься рукой с надетым на пальцы наладонником, а потом рявкнул: — А ну, отвечай, кто таков?!
Разбойник быстро сообразил, что его экзорцизм не возымел действия, закатил глаза и очень натурально обмяк. На тропинку рядом с ним грузно опустился Горыныч, летавший поразмять крылья и осмотреться.
— А это, Степа, ещё одни 'знахари леса', — наставительно проговорил он и тюкнул крепким клювом мужика по темечку. Тот сразу ожил и попытался отползти в сторону. — Вот, хотели на корню извести постороннюю заразу в твоем лице, значит...
Мужички, не вставая с колен, принялись дружно креститься и бить поклоны. Сразу видно последователей учения Молодого Бога. Приверженцы старых Богов так слаженно действовать не обучены.
— Ну, и что мне с вами делать, дяденьки? — вздохнула я. — Да встаньте вы, наконец! Сыро же! Степа, Горыныч, не пугайте прохожих, отойдите в сторонку.
Дяденьки подобного коварства не ждали, перепугались ещё больше и закрыли глаза, готовясь принять лютую смерть. Я терпеливо ждала. Ванятка от нетерпения ерзал в седле. Наконец один из душегубов осмелел настолько, что приоткрыл один глаз и прохрипел:
— Г-г-госпожа в-в-ведьма, смилуйтесь, пощадите сирот!
Остальные сироты, включая спеленатого атамана, энергично закивали, не открывая глаз.
— Как же, сироты, — язвительно хмыкнула я. — Сами кого хочешь осиротите!
— Так мы ж не от хорошей жизни, — пробурчал главный сирота. — Всё от голода и нищеты!
— Работать не пробовали? — насмешливо поинтересовался кот. — Что-то я не слыхал, чтобы в Синедолии были лишними рабочие руки! Вон, в тех же Истопках каждую весну работников со стороны нанимают. Или по лесам зипуна добывать вольготнее да прибыльнее?
Мужички тоскливо вздохнули, а атаман заворочался и бросил с досадой:
— Как же, наймешься в ваших Истопках, живо скрутят, да в город сотнику на руки сдадут, а у того разговор короткий: вздернет за милу душу!
М-да, могли бы и сами догадаться. Похоже, страна знает своих героев в лицо. Однако скудный арсенал и откровенная пугливость лихоимцев наводила на мысль, что слава была приобретена совсем недавно и серьёзным опытом не отягощалась.
— Может, развяжете, госпожа ведьма? — безнадежным голосом поинтересовался главарь.
— Может, и развяжу, — сурово ответила я, — если ты уверен, что снова не начнешь глупости делать. А то потом бери из-за вас грех на душу! — Я не собиралась изображать карающий меч правосудия, но вот Хитрец, похоже, придерживался иного мнения. Мне стоило больших трудов удерживать на месте жеребца, готового ринуться на супостата.
Мужичок рьяно закивал, выражая искреннюю готовность навсегда позабыть про ошибки молодости. Я щелкнула пальцами, и светящиеся нити втянулись в мои руки. Разбойник тяжело перевернулся, встал на колени, а затем с наслаждением выпрямился. Вслед за ним с кряхтением поднялись и остальные 'головорезы'. Теперь все четверо умильно смотрели на меня.
— А что, мужички, и где тут ближайший брод через речку? Это ведь Пиляйка, верно?
Мужички, ожидавшие чего угодно: расправы, требования выкупа там, но никак не расспросов,— остолбенели. Потом робко закивали, подтверждая название водоёма.
— Брод-то есть, госпожа, тут недалече, отсюда верст с пяток и будет, — подал голос стоящий с краю дядька, тот самый, что первым сообразил запросить пощады. — Да только зачем он вам?
— Мне на тот берег надо.
Мужики уставились на меня, как на привидение.
— Э-э-э, госпожа, не стоило бы вам туда ходить, — осторожно посоветовал всё тот же дядька. — Наши-то все давно зареклись там бывать.
— Это ещё почему? — удивилась я.
— Да не возвращается оттуда никто. Люди бают, нежити да нечисти там всякой ужас сколько! — тут он смущенно покосился на Степку с Горынычем. Кот не растерялся и глумливо показал разбойничку язык.
— Вы, госпожа, ясен день, — могучая волшебница (наглый кот непочтительно заржал), нет слов, да только там и чародеи пропадали, не только наш брат-лесовик, — вступил в разговор главарь. — Да, вот ещё: люди бают, живет на том берегу ниже по течению страшный колдун. Черные зелья варит, обряды разные творит, мертвых из могил поднимает! Силы он немереной. И подчиняются ему, колдуну проклятому, и упыри, и оборотни, и нетопыри, и даже драконы!
— Даже драконы? — старательно изумилась я. — А где он их берет? В Синедолии же драконы не водятся.
— Там много чего водится, — туманно ответствовал главарь, махнув рукой на противоположный берег Пиляйки.
— Но как же стало известно про нежить и про колдуна, коли с того берега ещё никто не возвращался? — вежливо поинтересовался молчавший прежде Ванятка. Мужик с неудовольствием глянул на шибко умного мальчишку, встревающего в разговор взрослых серьёзных людей, но проигнорировать его всё же не посмел:
— Так, может, кому-то и повезло...
— Ну, а тропинка эта куда ведет?
— А леший ее знает, тропинка и тропинка. Может, жители Заминок протоптали, это деревенька такая, в дюжине верст вверх по течению будет.
Очень содержательно!
Мы тепло распрощались с разбойниками. Даже Тинка не отказала себе в удовольствии пожелать им крепкого здоровья и доброго пути, чем внесла свежую порцию паники в ряды неудавшегося противника: говорящая лошадь оказалась ещё круче, чем говорящий кот. Наши лихоимцы скоренько похватали с земли разбросанные сабельки и отчалили в бузину — подальше от чокнутой ведьмы и ее болтливого зверинца.
— Как ты думаешь, Горыныч, а не может ли быть наш Старый Медник этим самым легендарным некромантом?
Мы пробирались берегом речки. Настроение у нас было приподнятое: встреча со свирепыми лесными бандитами нас сильно воодушевила. Кот никак не мог угомониться и вновь и вновь изображал их коварное нападение на нас, безмятежных. Ванька хохотал.
— Всё может быть, Славочка, — задумчиво проскрипел грач. — Да только во всей этой легенде про злого колдуна и расплодившуюся нежить слишком много неясного. То ли он есть, и всё, что про него говорят — правда. То ли кто-то другой просто ловко распускает пугающие слухи, прикрываясь именем чародея и отваживая непрошеных гостей. То ли там вообще никого и ничего особенного нет, а вся история — легенда, которую на всякий случай не берутся проверять: а вдруг, всё-таки, окажется правдой? А уж тем более имеет ли ко всему этому отношение Старый Медник — и вовсе неясно.
— Умный ты, Горыныч, — пожаловалась я. — Вон как всё по полочкам разложил. Да только яснее не стало.
Вот как можно определить в лесу, какое расстояние ты уже проехал? На трактах, говорят, по велению нынешнего великого князя теперь через каждую версту ставят специальные столбы. Едешь себе да считаешь — красота! Сколько мы там уже проскакали? Ага! А тут что делать? Мне казалось, что мы уже отмахали не пять, а добрых восемь верст (впрочем, это вовсе не факт), однако ничего хоть отдаленно напоминающего переправу не нашли. Неугомонная Пиляйка несла свои кипящие воды между тесно зажавших ее берегов, бранилась, плевалась и не предлагала путникам ни единого шанса перебраться через нее вплавь или вброд. А летать мы не умели.
— Может, мы этот брод пропустили? — предложила свою версию Тинка. — Может, стоит вернуться?— По ее мнению, мы отмахали даже не восемь, а все десять верст.