Поворот оверштаг (Мв-2)

Курс вест-норд-вест, семнадцать узлов. С учетом наиболее вероятного пути отхода русских к своим базам. Нам везет — всего через пару часов видим мачты на горизонте. Три корабля, идут встречным. Я думаю, что фортуна повернулась к нам лицом. Нам достаточно лишь чуть отойти в сторону, идеальная позиция для атаки, это на курсе цели, чуть в стороне. И лишь ждать, когда противник сам впишется в прицел.

Странно только что не было сообщения от U-403. До атаки, или после — но она обязана была выйти в эфир! Ведь судя по курсу, русские, если это были они, прошли прямо через ее позицию!

Пора погружаться. Готовимся атаковать. И тут русские меняют курс, идут прямо на нас, увеличивая ход. Стрелять торпедами прямо в лоб плохо, пробуем незаметно отойти в сторону. Акустик докладывает изменение пеленга, сдвиг к корме, но что-то медленно. Решив что сместились довольно, решаю для уточнения поднять перископ.

И вижу, что русские корабли по-прежнему идут на нас! Они снова изменили курс — словно видят лодку. И до них меньше десяти кабельтовых — повторить маневр мы не успеваем!

Мне это не нравится. Пожалуй, спокойнее будет отказаться от атаки — риск слишком велик. Ныряем на сорок метров. Русские эсминцы приближаются, их винты слышны уже без всякой гидроакустики, будто лавина накатывается. Наш партайгеноссе как обычно, что-то чиркает на своих бумажках. Оторвавшись на минуту, задает мне глупейший вопрос — не опасно ли? Хочется рявкнуть на него, как фельдфебель — но ведь не забудет, потому отвечаю вежливо.

Русские совсем близко. И тут то ли страх, то ли опыт, командую — самый полный вперед! Лодка будто прыгает — и за нашей кормой рвутся бомбы, на том месте где мы только что были. Причем — точно по нашей глубине. Русские не просто шли курсом на нас — они нас видели, и заходили в атаку. Как?

В Атлантике мне приходилось слышать английские "асдики". Ни с чем не спутаешь, корпус лодки звенит как от дождя. Здесь этого не было — и даже асдики не позволили бы так точно атаковать. Как русские нас засекли?

Доклады из отсеков — у нас отказали кормовые горизонтальные рули. И туго перекладывается вертикальный. В кормовых отсеках полопались лампочки, перешли на аварийное освещение. Доклад акустика — эсминцы разворачиваются, заходят снова. Пытаемся затихнуть. И тут слышно, как по корпусу кто-то постучал снаружи — цок-цок. Через четверть минуты — снова. И снова — в этот раз мы не расслышали бы, если б не старались, за приближающимся шумом винтов эсминцев.

У русских есть локатор, превосходящий британские. Вот значит, как погибли наши, в Карском море. Однако же, он работает прерывисто, и в этом наш шанс. Максимально уйти в сторону — в промежутке между импульсами. Русские почти над лодкой, пытаемся повторить наш трюк. И это почти нам удается. Мы уклонились — почти.

Страшный удар где-то в корме. Я чувствую, как трещит корпус. Разлетаются лампы — уже по всей лодке. Осмотреться в отсеках — и доклад из шестого: поступает вода. Не пробоина — если б так, некому было бы докладывать, и лодка сразу свалилась бы в дифферент на корму. Наверное, разошелся шов по сварке, или повредило забортную арматуру. Представляю, как команда шестого накладывает на поврежденное место деревянную подушку, ставит брусья-упоры, подбивает клинья. Еще доклад — вертикальный руль отказал. Снова доклад из шестого — заделали, но прекратить поступление воды полностью не удается.

Еще одна атака русских — и нам конец. Мы с трудом управляемся, и не можем погрузиться глубже, с повреждениями это опасно. Надо всплывать — вступать в артиллерийский бой с тремя эсминцами, это почти верная смерть, но оставаться под водой, конец гарантированный. А наверху.. Сумели же макаронники, нам не ровня, в Красном море, в сороковом, субмарина "Торричелли", на поверхности ведя бой с тремя британскими эсминцами, утопила "Хартум" и серьезно повредила "Сторхэм" — до того как погибнуть самой.

Молчаливый партайгеноссе сжался в углу отсека, смотрит с ужасом — герой! Блокнот валяется рядом.

Командую на всплытие. Доклад акустика — эсминцы разворачиваются, ведут зенитный огонь. Люфтваффе вовремя, на помощь? Радость на душе — живем!

Я первым выскакиваю на мостик. За мной артиллеристы. Вижу, примерно в миле, русские эсминцы, два новых, один старый трехтрубник. А около них кружатся два "Хе-115", поплавковые двухмоторные торпедоносцы и разведчики. Русские бешено огрызаются зенитным огнем — и "Хейнкели", заметив нас, идут в атаку на более легкую, как им кажется, цель. Идиоты, мы же свои!!

Выручили нас, как ни странно, русские — открыв по нам огонь. Тогда лишь торпедоносцы поняли, что происходит, отвернули. Хотя — я не разглядел, подвешены ли у них торпеды. В патрульный полет, разведчиков могли выпустить и с бомбами, или вообще без всего — нет, сколько помню, нам рассказывали, пару стокилограммовых брали всегда.

Мы не можем уклоняться, не можем маневрировать. Что у нас с вертикальным рулем?? Пробуем управляться дизелями, получается плохо. Самое плохое — от вибрации при работе "враздрай" усиливается поступление воды в шестой отсек. Ну хоть как-нибудь отбиться — и домой, база же близко!

Нет, не отобьемся. Первый залп русских лег недолетом, второй нас накрыл. Снова удар, взрыв, пламя — я цел, и даже не поцарапан, а сигнальщику рядом разбило голову осколком, достало и кого-то из артиллеристов. Русский пятидюймовый фугас взорвался на корпусе, два с половиной сантиметра обшивки не выдержали, сразу в двух отсеках, четвертом и пятом, начался пожар. U-435 потеряла ход.

Следующий залп был бы для нас смертельным. Спасают "Хейнкели", заходя на русских в атаку. Идут низко над водой — есть все ж у них торпеды? — и русские стреляют по ним из всего, включая пятидюймовые, на время оставляя нас в покое.

Я приказываю — извлечь и подготовить шлюпку. Нет смысла погибать всем. Кто-то должен выжить — и рассказать о новом оружии и тактике русских. Матросы исполняют приказ, молча — но я знаю, они сейчас задают себе вопрос, кто те шестеро, вытянувшие счастливый билет на жизнь?

-Герр корветтен-капитан — говорит наш партайгеноссе — я должен буду доложить, что экипаж погиб за фюрера и Рейх. Вы ведь не хотите, чтобы ваших родных, как изменников..

Я молча отбираю у него блокнот. И перед тем как швырнуть за борт, открываю на первой попавшейся странице. "По команде, срочное погружение, производятся действия..". "Экипаж субмарины делится на два дивизиона: технический (дизелисты, мотористы, радисты, торпедисты) и морской (рулевые, сигнальщики, артиллеристы, боцманская команда)". Вместо ожидаемых доносов. Так ты ни черта не смыслил в морском деле? И всего лишь обучался — весь экипаж в страхе держа? При этом, имел право отменять мои приказы? Меня, кавалера Рыцарского Креста, водил за нос штафирка??

Нет, я не пристрелю эту тварь. И даже не дам ему в морду. Потому что — как без него мне объясняться с гестапо?

Я корветтен-капитан, кавалер Рыцарского Креста и Железных Крестов обоих классов. Моя жизнь для Германии более ценна, чем всего экипажа вместе взятого. Мои знания и опыт (семь достоверно потопленных) будут невосполнимой потерей. Ну а лодку, и тех кто внизу, все равно не спасти. Значит разумно будет, если одно из мест в шлюпке достанется мне. А партайгеноссе авторитетно подтвердит, что лодка уже затонула, когда мы спаслись.

Как раз четверо, на весла — двое уцелевших сигнальщиков, двое артиллеристов. Прыгаем в шлюпку, и спешим скорее отгрести. Последний раз оглядываюсь на нашу U-435 — пустые палуба и мостик, развернутая пушка с задранным стволом, дым и пламя над дизельным отсеком — выглядит как покинутая командой, если не знать что внизу на боевых постах остались тридцать пять человек. Но в большинстве, это всего лишь матросы и унтер-офицеры, которых можно обучить за три-четыре месяца — а сколько времени потребовалось бы подготовить такого как я? Черт возьми, а вдруг лодка не затонет, и как-то сумеет спастись, вместе с экипажем — если русские сейчас не будут ее добивать? Стоп, дальше не грести — если так, то успеем еще, назад!

Нет, русские снова стреляют. Сразу два попадания — представляю, что творится внутри! Еще одно.. И бедная U-435 наконец скрывается под водой, навсегда.

Надо поискать какую-нибудь белую тряпку. Если русские захотят нас подобрать — чтобы не расстреляли сгоряча. Нет — они явно уходят. И "Хейнкель" летит в нашу сторону — один? А второй все же сбили? И это удачно получилось — что летчики не видели, как тонула U-435.

Ящик с аварийным запасом сюда! Ракетницу! Вот так.. Сядет на воду нас подобрать — или пришлет помощь с берега?

Садится. А русские — уходят. Через пару часов будем дома. Надо срочно обговорить, что скажем на допросе. Лодка затонула, мы последние кто остались живы, успели с палубы в воду.. как шлюпку объяснить, когда и зачем мы успели ее извлечь?

Сел, здорово промахнувшись. Неуклюже разворачивается, рулит к нам. Видим наведенные на нас пулеметы, орем — мы свои, экипаж U-435! Поверили, дозволяют нам подгрести, даже помогают забраться. Моторы ревут, самолет начинает разгоняться — и тут будто что-то с силой бьет снизу, слышен треск, "хейнкель" подбрасывает, и он тут же падает обратно, втыкаясь в воду носом и правым крылом, правый мотор рубит винтом по воде и захлебывается, левый же ревет и раскручивает нас штопором, мы сейчас так и уйдем под воду! Кто-то визжит как поросенок — наш партайгеноссе? Я тоже кричу что-то, о боже, если ты есть, я присягал отдать жизнь за Рейх, но не готов, не хочу этого прямо сейчас!

Левый мотор наконец замолкает. Самолет остается на поверхности. Плавает скособочась, потому что правый поплавок подломился, конец крыла в воде. Воет партайгеноссе, с размаху влепившись рожей о борт. Одному из артиллеристов повезло меньше, он разбил голову и лежит без сознания, у одного из сигнальщиков сломана рука. Взлететь мы не можем, сколько так продержимся, неизвестно, и в завершение, летчики обнаруживают, что рация повреждена. Вы хоть сообщили, что обнаружили русских, ведете бой, в этом районе? Нет, герр корветтен-капитан, нам не удалось этого сделать, из-за непонятных радиопомех. Шлюпка у вас на борту есть? Так точно, но лишь на экипаж самолета. Я вылезаю наверх, оглядываюсь. Нашей шлюпки нигде не видно.

Господи, если ты есть, спаси хоть ты наши души!

А если тебя нет.. Парабеллум при мне. Нет, сам я на тот свет не собираюсь, буду драться до конца. Например, прежде отправить туда лишних — кому не хватит мест в самолетной шлюпке.

Авиабаза Хебуктен.

"Юнкерсы" готовились к удару — по эскадре, утром уничтожившей конвой у Порсангер-фиорда, и обнаруженной воздушной разведкой, полчаса назад, всего в сотне миль. При полете на полный радиус, Ю-87 обычно брали 250-кг бомбу под фюзеляж, кроме пары "пятидесяток" под крылья. Но на малое расстояние, и по морской цели — на центральном подвесе у большинства самолетов были полутонки, а у наиболее опытных пилотов, командиров девяток, и некоторых ведущих звеньев, тысячекилограммовые (против эсминцев это было излишне — но уцелевшие конвойцы сообщили, что вели бой не только с русскими эсминцами, но и с двумя британскими крейсерами).

Бомбардировщики выстраивались в начале полосы, по три в ряд. Три самолета — звено, три звена — штаффель, или эскадрилья, три девятки — ударная группа. Столь плотное построение было необходимо, чтобы взлететь с минимальным интервалом — иначе первые из поднявшихся должны были бы в ожидании последних кружить над аэродромом, тратя горючее, которое в полете лишним не бывает. Тем более, что Хебуктен так и не восстановил свою мощь в полной мере, после августовского налета русских — запас бензина и боеприпасов явно не дотягивал до нормы. А главное, среди летного состава наличествовали лишь восемь человек с боевым опытом — трое командиров эскадрилий и пять "звеньевых" — остальные же были молодняком последнего пополнения, прошедшие полный курс обучения, но еще не бывшие в бою. И выпускать их в самостоятельный полет над морем было просто опасным. Тем более, что светлого времени осталось не так много, а погода на Севере осенью меняется быстро и непредсказуемо. Сейчас последние займут свое место, предполетная проверка, запуск моторов — и двадцать семь самолетов уйдут в небо, к цели.

Только что с полосы поднялась дежурная пара "мессеров" — над горами был замечен одиночный русский, вероятно разведчик. Бомбардировщики однако не были обнаружены, ни локатором, ни постами наблюдения. Опасности ничто не предвещало.

Выжившие не заметили почти ничего. Вроде бы что-то мелькнуло над полосой, с огромной скоростью, совсем низко. Те, кто в 2012 году составляли программу "Гранита" для поражения авиабазы НАТО Хебуктен, хорошо знали свое дело. Цель на ВПП, значит заход на нее с направления вдоль, чтобы уменьшить вероятность промаха. Хотя ракета с фугасно-бронебойной БЧ в общем-то не была предназначена для поражения множественных наземных целей, разработчики программы, заложенной сейчас в компьютер системы наведения "Гранита-И" предусмотрели и этот случай, как один из возможных. Крылатая ракета врезалась в полосу под очень малым углом, и взрывная волна пошла не вглубь, на создание воронки, а вперед, вдоль колонны "Юнкерсов", с подвешенными бомбами и полными баками. А полыхнувший остаток топлива "Гранита", еще добавил разрушений.

Тем, кто оказался в эпицентре, повезло больше всех — они умерли мгновенно, даже не успев понять, что случилось. Кто был дальше, сначала увидели накатывающуюся стену огня с летящими обломками, а затем испытали ужас заживо сгореть в кабине; кто-то из пилотов нажал на газ, в надежде вырулить в сторону, и срубил винтом своего самолета хвост стоявшему впереди. В огне взрывались бомбы, разбрасывая далеко в стороны обломки самолетов и горящий бензин. Из пятидесяти четырех человек экипажей живыми остались лишь семеро, раненых и страшно обожженных — не считая потерь наземного персонала. Самым же худшим было то, что среди погибших оказались все опытные пилоты, уцелевшие после августовского налета. И хотя номинально в наличии было почти сорок бомбардировщиков с экипажами, база Хебуктен снова оказалась полностью небоеспособной, выведенной из игры.

От Советского Информбюро 20 октября 1942

В течение 20 октября наши войска вели бои с противником в районе Сталинграда и в районе Моздока. На других фронтах никаких изменений не произошло.

В районе Сталинграда продолжались ожесточённые бои. Пехота и танки противника несколько раз атаковали наш опорный пункт в районе одного завода. Наши бойцы отбили атаки гитлеровцев. В этом бою подбито и сожжено 7 немецких танков и истреблено до 400 солдат и офицеров противника. На другом участке подразделения Н-ской части в ночном бою уничтожили 10 немецких пулемётов, 4 миномёта, разрушили 13 дзотов и блиндажей и истребили свыше роты немецкой пехоты.

Немецко-фашистские мерзавцы превратили в развалины древний русский город Новгород. В центральной части города многие улицы буквально сравнены с землёй. Гитлеровцы взорвали и сожгли не только школы, театры, больницы, библиотеки и другие культурные учреждения, но и ценнейшие памятники старины. Фашистские громилы превратили в груду камней старый Новгородский Кремль, взорвали памятник русского зодчества — Софийский собор и многие другие сооружения, представляющие огромную историческую и культурную ценность. Кирпич разрушенных зданий немецкие захватчики употребляют , на строительство военных укреплений. В городе теперь нет советских жителей. Все они выселены или отправлены на принудительные работы.