Волчица и пряность. Том 21

На лице главного распорядителя мелькнула ухмылка пирата, впрочем, на него тут же вернулось прежнее выражение.

— Но, думаю, стоит придать этому месту немного большей привлекательности. Как ни извиняйся, не скажешь, что здесь просто такое причудливое место для молитвы.

Возможно, необычное возбуждение, сопровождавшее вложением немыслимых денег в будущую игру, сподвигло на эти странные украшения на бирже — с потолка свисали сушёные сельди, на стене висел символ Церкви, завёрнутый в рыболовную сеть, а к стенам были прибиты стилизованные деревянные фигурки всех святых покровителей, которые могли только прийти в голову. На противоположной от символа Церкви стене висела сделанная углём картина, изображавшая двух огромных рыб, уткнувшихся головами навстречу друг другу, одна — селёдка, окладывающая икру, а другая — сардина. Казалось, вокруг плещется вода, но, приглядевшись, можно было разглядеть серебряные монеты. По скромному разумению, здесь следовало молиться за победу племени торговцев в их битве.

Но у Лоуренса при виде этого возникла мысль.

Это всё во имя биржи.

— Мы можем изменить кое-что. Например...

Даже если торговец упадёт, он не поднимется бесплатно.

Собрание торговцев, этих вечных игроков, была назначена сразу после обсуждения деталей. Затем Лоуренс сразу отправился на склады в порту, где поговорил с девушками-мешальщицами, собранными Хоро. Конечно, у них не было возможности отказаться. Они согласились с живостью, способной посрамить погрузочную компанию.

Но было бы опасно действовать без каких-либо средств поддержки, и у Лоуренса в секрете была ещё одна задумка. Ему понадобится сотрудничество с Хоро и связи, завязавшиеся в купальне.

На следующий день торговцы выстроились в линию и направились к церкви Атифа. Возглавлял эту процессию самый достойный из всех — главный распорядитель. Его борода и волосы закрепил яичный белок, его одежда высочайшего качества была так накрахмалена, что могла треснуть от неловкого прикосновения. В таком виде он был бы вполне уместен и при дворе короля. Вёл он себя под стать своему виду.

Горожане за дверями церкви готовились к особой мессе, которая должна была состояться на следующий день.

— Падре внутри? — спросил главный распорядитель.

Рабочий, с которым он заговорил, чуть не выронил позолоту, которой украшал церковные двери.

— Внутри, — еле выговорил он и снял шляпу, возможно, приняв собеседника за кого-то из знати.

Но его глаза расширились ещё больше при виде тех, кто шёл за толпой торговцев.

Внутри церкви тоже кипела работа: здесь и там высились строительные леса, на которых работали ремесленники.

Пришедшие пробились сквозь эту сутолоку и браво углубились в неф.

Под высоким потолком, способным, казалось, всосать людей в свою высь, на красной ковровой дорожке, развёрнутой по проходу, стояли высокопоставленные священники, вероятно обсуждая, где повесить новую картину.

— А, это ты... — обернулся молодой священник, прозванный Предрассветным архиепископом.

Он обвёл глазами на всех торговцев, его взгляд посуровел.

— Если это насчёт вчерашнего, то всё уже решено. И мы не будем сбиты с пути ничем, лишь благо, исходя... — стал предупреждать он, думая, похоже, что его снова хотят подкупить, и стал подходить ближе, но главный распорядитель поднял руку, прервав и его движение, и слова.

— Нет. Мы были тронуты твоей верой, падре, и у нас открылись глаза. И мы решили также следовать Священному Писанию и действовать в согласии с волей Бога.

— Что означает?..

Пришло время прочистить горло.

— Именно Господь нам сказал делиться тем, что имеем. И поэтому мы решили кормить бесплатно тех участников торговли сельдью, кто более прочих обездолен.

Молодой священник поднял брови и повернулся посмотреть на священников рангом выше, стоявших рядом.

— Это похвальный образ мысли, но...

— Конечно, на самом деле, я не могу попросить тебя о чём-то столь эгоистичном, как сохранение биржи в этом городе только ради этого. Мы будем следовать святому решению, к которому пришёл ты и главы церкви.

Все торговцы, тихо собравшиеся для этой встречи, своим поведением не оставляли сомнений в том, что никак и ничего не могло скрываться за его словами.

Священники пошептались друг с другом, и молодой священник заговорил как их представитель.

— Тогда почему вы пришли?

— Мы пришли проложить путь некоторым заблудшим агнцам.

— Что?

— Это те, у кого есть слова для вас.

Торговцы расступились в стороны, открыв путь до входа в неф. Священники посмотрели вниз вдоль этого живого коридора, их лица приняли насмешливое выражение. У входа в неф стояли, взявшись за руки, девушки-мешальщицы с их короткими рукавами и пшеничной шелухой, налипшей на руки.

— Падре, когда твои облатки в этом городе отправляют в печь, ты когда-нибудь задумывался, как издалека добирается до нас пшеница?

— Что?.. Пшеница?..

Священники с их бледной кожей, вряд ли знавшей прикосновение лучей солнца, с их тонкими, изящными пальцами, и этот хорошо одетый, умный молодой священник были, конечно, взволнованы. Они, вероятно, сызмальства изучали устав Церкви и редко соприкасались с обычным обществом во всём его многообразии.

— Обмолоченное зерно складывают в мешки, перевозят на повозках, грузят на корабли и отправляют в долгий путь. Но есть те невидимые люди, которые заполняют пробелы во всей этой череде. Вот эти девушки. Если бы эти девушки со всем усердием не приходили с утра до ночи перемешивать пшеницу, засыпанную в мешки и убранную на склады, зерно скоро покроется плесенью, и болезнь поразит хлеб, что мы едим каждый день.

Главный распорядитель представил такими словами девушек, и те изящно склонились. Эта учтивость ярко контрастировала с их изношенной одеждой.

— Падре, — главный распорядитель вышел вперёд и встал на колени перед священниками — жест знатного верующего, будто сцена из пьесы, разыгранной на празднике. — Мы, конечно, алчные торговцы. Это то, чего я не могу отрицать. Но эти женщины — другое дело. На них, невидимых всеми, держится существование жителей этого города, и я верю, что именно их должен омывать свет Божий.

— Э-э... хм?.. — священник смущённо кивнул и повернулся к женщинам.

Каждая из них держала перед собой символ Церкви, с потупленным взором они выглядели такими набожными, их поведение было бы приятно любому, кто бы ни посмотрел на них.

— Н-но, но... и что? Я понимаю, кто они, но как они связаны с вами? Вы... имеете дело с икрой сельди, верно? А они разве они не перемешивают пшеницу?

Глаза великого торговца, бывшего главного распорядителя, загорелись.

— Пшеница — это продукт, который поступает не весь год, а значит, есть время, когда они не перемешивают пшеницу. Когда они справятся с пшеницей для посева озимых, знаешь, что они начнут перемешивать?

— А? Н-нет...

— Икру сельди, — сказал главный распорядитель.

Именно поэтому Хоро обратился к Лоуренсу, когда ей рассказали об этом другие девушки. На бирже икры сельди имелись торговцы, которые следили за ставками до самого конца, но сами участия в игре не принимали. Именно эти торговцы собирали икру из сельди, которую рыбаки привозили сельдь в этот город. Как и пшеница, икра сельди не могла просто лежать в бочках и не портиться. Многие торговцы не знали об этом, а тем более духовенство, никогда не евшее эту икру, поэтому они с такой лёгкостью решили участь биржи.

— Существует два вида бирж икры сельди. Просто потому, что мы имеем дело с двумя видами икры сельди.

— О-о?

— Во-первых, сушёная икра. Для её сушки подходят лишь солнечные дни, и девушки каждый день усердно занимаются этим, а ещё перемешивают уже высушенную, тогда она не будет портиться.

— О-о...

— Далее идёт солёная икра. Икра сельди идёт на приманку сардин в южных морях, солёная больше привлекает сардины, потому она и стоит намного дороже, но она и сложнее в работе. Представь себе большую бочку с солёной водой, в которую поместили икру сельди. Эти хрупкие девушки берут слишком большие для них мешалки и перемешивают без счёта целый день. О, падре, будь милосерден. Они работают каждый день с таким усердием, что не только этот город, но и все жители юга могут получить сардины на свои скромные обеденные столы.

Священнику нечего было возразить против плавной речи главного распорядителя. Затем Лоуренс, как было условлено прежде на встрече, еле заметно двинул рукой. Одна из девушек-мешальщиц по этому сигналу, тут же встала на колени.

— Если ты имеешь сочувствие к нам, тогда, пожалуйста, протяни нам руку, чтобы сельдь и дальше могла попасть сюда, в этот город...

Её прочувственная мольба стала примером другим девушкам, которые тоже опустились на колени и присоединили свои голоса к мольбе.

— Пожалуйста, будь милосерден к нам...

Священники, вымещавшие на бирже свой гнев во имя воздержания и справедливости, не находили в растерянности слов перед этими несчастными девушками. Без биржи все сделки, связанные с сельдью, уйдут из города, что лишит девушек средств к существованию.

Настал момент, кода Лоуренс счёл, что непреклонный молодой священник должен был сказать — Что есть зло, то зло или что-то подобное.

— Падре, — прошептал он священнику в ухо, — вода озера кажется чистой, потому что вся грязь осела на дно.

— Чт?..

— Говорят, в чистой воде рыба не водится, — прошептал в другое ухо главный распорядитель.

— И снова — мы обещаем еду бедным... работникам-подёнщикам вроде девушек-мешальщиц, обещаем переделать убранство биржи, превратив её в то место, где мы никогда не забудем нашу веру. Конечно, — генерал-губернатор выпятил грудь, — мы услышали твои упрёки, падре, они пробудили веру в наших душах. Это доказательство твоей праведности как священника будет жить в бирже многие поколения.

Нельзя скопить деньги и взять их на небеса, но можно копить добродетель. И если они не приняли взятки в деньгах, на священников должно было подействовать другое зелье, таков был план Лоуренса. Но губы священника оставались плотно сомкнутыми, его лицо напряглось в мучительном вопросе, не было ли какого-то подвоха? Не обмануло ли его красноречие торговцев?

Ради пущей уверенности главный распорядитель вынул из нагрудного кармана лист бумаги и показал священнику.

— Вот, как мы собираемся изменить внутреннее убранство биржи, к слову. Мы надеемся, что здесь будешь изображён ты, падре.

Глаза священника расширились, он невольно обернулся в ту сторону, где люди, свисавшие на верёвках, привязанных к потолку, вешали картину.

А на листе бумаги, который показал главный распорядитель, было в общих чертах приведено содержание ещё одной картины. Очень типичный религиозный образ, подобный картине Коула и Миюри, которую церковь размещала на стене прямо сейчас. Там, на фоне горы сельди были показаны торговцы и девушки-мешальщицы, благочестиво стоявшие на коленях и молившиеся. И перед ними молодой священник, указывавший мужчинам и женщинам путь к небу.

Главный распорядитель, назвавший молодого священника Предрассветным архиепископом, попал в точку. Лоуренс, заботившийся о Коуле много лет, хорошо это знал. Этот молодой человек явно пытался подражать Коулу.

— Что вы думаешь, падре?

Молодой священник вернулся к действительности.

— А, мм... ммм... — попытался со своими сомнениями обратиться к старшим по иерархии молодой священник, но другие торговцы уже вовлекли тех в разговор о том и о сём. Никто не превзойдёт алчных торговцев в вовлечении священников в благостные разговоры.

— Падре? — снова спросил главный распорядитель, и взгляд молодого священника переметнулся от него на Лоуренса и девушек-мешальщиц. Наконец, он с мукой закрыл глаза.

— Я... понимаю... я отзову свои распоряжения. Биржа останется открытой...

Больше всех его словам обрадовались мешальщицы, их лица и жесты могли вдохновить кого угодно. Но священник всё ещё выглядел немного ошеломлённым, впрочем, сейчас он не мог взять слова обратно. И его глаза то и дело обращались к наброску картины.

— Ес-если на то пошло... — тихо заговорил священник.

— Да? — подбодрил его благожелательной улыбкой главный распорядитель.

— Видимо, там буду я?

Трудно прожить свою жизнь, начисто отрешившись от желаний. Вот почему Лоуренс и подобные ему торговцы существовали в этом мире.

— Конечно, — сказал главный распорядитель.

Не выпуская молодого священника из своей хватки, он втянул того обсуждение деталей картины, напомнив змею, завораживающую мышь, и Лоуренс решил, что ему беспокоиться уже не о чем. Похоже, ситуацию удалось выправить, поэтому он вздохнул с усталым облегчением и направился к входу в неф.

Молодые и не очень, все мешальщицы радостно держали друг друга за руки. Одна из них, та самая танцовщица, заметила Лоуренса, с соблазнительной грацией проскользнула вперёд и откровенно театрально обняла его.

— О, хозяин!

Лоуренс криво улыбнулся знакомой по Ньоххире танцовщице. Конечно, та она много знала о "Волчице и пряности". Она тут же отпустила его и подтолкнула к настоящему владельцу. Перед ним стояла Хоро, и сказала она именно то, что должна было сказать:

— И чего это ты выглядишь таким смущённым?

Мешальщицы вокруг них были, похоже, в полном восторге.

— Деньги, что я вложил, возвращаются. Конечно, я смущён.

В ответ на его слова Хоро приподняла подол юбки и пнула Лоуренса в ногу. Обычно отношения жены с сильным характером и мужем-подкаблучником именно так и изображались в уличных представлениях. Лоуренс ответил мешальщицам скорбной улыбкой, а затем вывел Хоро и танцовщицу из нефа в проход.

— Но ты на самом деле помогла нам. Позволив тебе придумать всё это представление, мы получили от тебя нечто фантастическое.

Хотя танцовщица только что действовала в унисон с другими девушками-мешальщицами, её сельский наряд казался лишь маскарадным костюмом. Она была одной из лучших танцовщиц и наверняка прекрасной лицедейкой. Высокопоставленные гости собрались в Ньоххире, соперничество среди танцовщиц было жёстким.

— Ничего особого. Мне приходилось развлекать много таких твердолобых, какие приезжают в Ньоххиру. Линия нажима и выгодных вложений — моя сильная сторона.

В отличие от Хоро танцовщица излучала чувственную улыбку.

В этих событиях главный распорядитель дал ей в общих чертах характер ситуации, а она подсказала, как ему следовало себя вести, и мешальщиц тоже научила, как держаться в церкви. Как пшеница проходит многие руки по пути от поля до стола, так и это представление, развернувшее ход событий, стало итогом усилий многих.

— И ты представишь меня этому бородатому торговцу, верно? Кажется, у него в кошеле совсем не пусто.

— Да, конечно.

И танцовщица сама назвала цену. Это была сделка хорошего торговца.

— Мне нужно заставить его купить мне горностаевых мехов до моих зимних выступлений, — заявила она, истинная охотница по своей сути.

Лоуренс напряжённо улыбнулся, а потом его дёрнули за рукав.