— На чем я вчера остановился?
— Белому Змею доложили, что в его владениях появилась новая тварь, и он пожелал увидеть эту птицу.
— Правильно, даааа...
Потом шло описание того, как змеи собирались, как готовились, как ползли, как искали... в общем, долгое и подробное. Голубка не выдержала:
— Дедушка, а они нашли эту синюю птицу?
— Нашли.
— И?
— Ну, передали ей царское повеление. А она возьми и скажи: НЕТ. И улетела. Пришлось змеям возвращаться к повелителю несолоно хлебавши.
— Да! Вот это по-нашему! — птица была в восторге.
И древний дух земли и Евтихия рассмеялись.
— А еще? — робко спросила девушка, опасаясь, что сегодня рассказов больше не будет.
Но Морфос был великодушен, он начал рассказывать дальше.
В общем, змеи приползли к царю и сообщили, что дерзкая птица отказалась подчиниться его воле. Царь был озадачен, сначала даже не рассердился, однако эта синяя птица его заинтересовала, а ее дерзость раззадорила. Он спросил змеев:
— Вы ее видели, какая она?
Хмммм, какая? Какова птица с точки зрения змеи?
— Государь, она небольшая, перья у нее темно-голубого цвета и сияют на солнце.
— А какого пола? Мужского или женского?
— Женского, государь.
— А... она красивая?
— Нам трудно судить...
Да. Теперь белому Змею хотелось увидеть ее еще больше. Он послал за синей птицей своего военноначальника с десяткой лучших воинов. Военноначальник был колдуном, а его воины быстры, могли ловить добычу в высоком прыжке. Но и от них синяя птица ускользнула в небо. Еще и дразнилась оттуда обидными словами.
На сей раз белый Змей, когда ему донесли, что птица обидно о нем отзывалась, разгневался. Это уже стало для него делом чести. Змей отпустил всех своих слуг, а после отправился к тому месту, где поселилась дерзкая птица, сам. Прежде чем приблизиться, белый Змей принял личину старой черепахи, хотел понаблюдать за ней.
Морфос наблюдал за голубкой с самого начала, и теперь, видя, что она подалась вперед, клювик открыт, а глазки горят от возбуждения, чуть не расхохотался. Однако, продолжил рассказывать дальше.
— И вот, когда белый Змей увидел эту самую синюю птицу, она показалась ему сказочно прекрасной.
— Ахххх... — в тихом восторге протянула голубка, — Змей влюбился?
— Ну, не сразу. Просто он понял, что птица должна принадлежать ему. Должна покориться.
— Пфффф... — фыркнула голубка, — Покориться, вот еще.
Змей был мудр, он понял, что силой тут действовать не стоит, лучше хитростью.
— Ну конечно! — обиженно чирикнула птица.
Значит, сидела птица на камне и чистила свои голубые перышки, и тут к ней подползла старая черепаха. Начали разговаривать о том — о сем, о погоде, об урожае, даже вроде бы подружились. А старая черепаха и говорит:
— А хочешь, я тебя прокачу.
Веселая птица рассмеялась и сказала:
— А давай!
Белый змей катал на спине синюю птицу и думал, что уже сегодня она будет принадлежать ему, а птица ни о чем не думала, она просто каталась на спине у черепахи и получала удовольствие. Однако, план в голове у царя змей созрел, осталось только привести его в исполнение.
— Посмотри в мои глаза, — сказала старая черепаха.
— Зачем, — весело хихикнула птица.
— Узнаешь много нового и интересного.
— Ну, если так...
И посмотрела птица в глаза старой черепахе, которая на ее глазах обратилась могучим белым Змеем. Хотела улететь, спастись, но не смогла. Велико было колдовство Змея, он зачаровал ее. Стала синяя птица его пленницей.
— Нечестно! — выпалила голубка.
— Это жизнь, — ответил древнейший дух земли, — В жизни не всегда все бывает по-честному.
— Верно... — ответила Евтихия.
Но птица не могла угомониться:
— Он должен ответить за свой обман! Должен поплатиться!
— О, он поплатится, поверь мне, — ответил Морфос.
— Только не говорите, уважаемый, что вы расскажете об этом завтра, — взмолилась Евтихия.
Морфос взглянул на нее, хмыкнул и проговорил:
— Вообще-то, я собирался рассказать эту историю до конца сегодня, но если...
— Мы будем вести себя хорошо! Очень-очень хорошо! Правда-правда. Только расскажите...
— Ну ладно.
Морфос поудобнее устроился в стене и продолжил.
— Птицу поселили жилище царя в подземной пещере, и охраняли день и ночь. А царь змеев, великий белый Змей объявил своему народу, что нашел-таки себе жену. Его женой станет синяя птица. Подданные его выбор не одобряли, никак не могли понять, чем их дочери плохи, что царь выбрал какую-то непонятную пернатую. Потом решили, что все дело в новизне, перебесится и успокоится. И женится на нормальной змеиной деве.
— А синяя птица, она что? Вышла замуж за белого Змея?
— Да.
— Как грустно...
— Да. Вот именно. Царь-то на ней женился, но только птица стала совсем грустна и чахла в подземной пещере среди несметных сокровищ, которыми он ее окружил. И чем грустнее становилась птица, тем больнее было царю. Потому что царь в нее без памяти влюбился.
— А птица?
— А птица, как ни странно, тоже полюбила царя змеев. Ведь царь был могуч и прекрасен. И он был добр к ней, готов исполнить любые желания. Но только она не хотела ничего. Ничего, кроме неба и свободы.
Голубка вздохнула, уйдя в себя. Что и говорить положение тупиковое. Морфос едва заметно улыбнулся и стал рассказывать дальше.
Когда царь Змей увидел, что его синяя птица совсем зачахла, он спросил в сердцах:
— Почему ты чахнешь?! Я же делаю все, чтобы ты была счастлива?!
— Для счастья мне нужно свободно летать. Мне нужно небо, понимаешь?
— Что такого есть в твоем небе, что ничего здесь не может заменить его?!
— Если бы ты хоть один раз взлетел, если бы знал радость полета, не стал бы спрашивать.
Тогда змеиный царь глубоко задумался. А почему бы не попробовать?! Белый Змей был великий колдун, он смог сделать себе крылья, правда, не с перьями, как у птиц, а кожистые. Но все равно, это были прекрасные крылья. А лапы как у черепахи он решил оставить. Пробный полет должен был состояться на следующий день.
Подданные, когда увидели своего повелителя на четырех лапах, да еще с этими сомнительными здоровенными отростками на спине, решили, что их царь вконец тронулся умом из-за глупой птицы. Видите ли, ей богатства земли не по нраву! Несчастна она! Где это видано, чтобы змеи летали?! Это против законов природы! Так ему и высказали. Но белый Змей был непреклонен. Полет состоится, и всё!
И он взлетел.
И увидел землю сверху, увидел, как она прекрасна, узнал, какое это счастье — ветер в твоих крыльях. Понял тогда Змей, что его любимая синяя птица глубоко несчастна без неба, а он несчастен, оттого что несчастна она. И если птица умрет от тоски... Ему тоже не жить. С другой стороны, он мог быть куда счастливее, летая в небе, чем, ползая по земле.
Так появился первый дракон. Великий Змей, способный летать. А его любовь к синей птице стала драконьим огнем в его сердце. Но дракону не место среди пресмыкающихся. Тогда отпустил белый Змей жену свою, синюю Птицу Счастья, на свободу, и они вдвоем улетели, оставив змеиное царство змеям.
А от них уже появились на свет остальные драконы.
Морфос закончил свой рассказ. Голубка, с минуту молчала под впечатлением, потом вздохнула и произнесла:
— Какая красивая легенда. Действительно, истинная любовь творит чудеса.
— Да, — ответствовал древнейший, — Истинная любовь сама по себе великое чудо.
— А драконы и вправду именно так и появились?
— Ха-ха-ха, — затрясся от тихого смеха дух земли, — Нет, милочка, не знаю. Создатель сотворил их, вот и появились. Просто, любви много было в их сердце, да и мудрость их была велика, и колдовством сильным владели эти могучие крылатые змеи. Вот и придумали про них такую легенду.
— А синяя Птица Счастья? Она существует?
— Не знаю, я ее не видел. Но, возможно и существует. Ну, ладно, на сегодня довольно.
— Но вы же еще придете завтра? — с надеждой спросила Евтихия.
— Приду.
— Я буду ждать.
Морфос подумал, что у него есть еще столько нерассказанных историй, что на сто жизней хватит, а может и больше. И он с удовольствием будет их рассказывать своей маленькой собеседнице, чтобы ей не было скучно.
* * *
Ночью в фиорды к контрабандистам наведался старый Пайкус. Встретиться с Джулиусом, который к тому моменту уже вернулся из рейса, с Нильдой, послушать байки, рассказать последние новости. Очень смеялся, узнав, что дед Нильды сплавал в Рахсаранарт, а на обратном пути по привычке завернул к своим старым дружкам на 'черном берегу'. Как его чуть не разбил радикулит, когда в одиночку тащил здоровенный баул с заморскими товарами.
Нильда накрыла на стол, поставила кувшин хорошего контрабандного вина.
— Вот за что я люблю нашу работу, так это за то, что вино могу пить лучше царского, — пробормотал Джулиус, — Голен, налить тебе?
— Ему совсем чуть-чуть, — вмешалась Нильда, — Чтобы температура не поднялась!
А Пайкус гнул свое:
— Жадность до добра не доводит, пора бы тебе уже это усвоить, Джулиус!
— Иди к черту! Пират несчастный!
— Полегче, полегче, я теперь честный трактирщик! И как трактирщик, кстати, присутствовал сегодня на церемонии во дворце.
И поведал все, что там видел. А также то, о чем догадался.
Голену к этому времени стало уже лучше, но он еще не пытался вставать с постели. Нильда и не позволяла, слишком ослаб парень от пыток и от болезни. Весть о том, что царица Онхельма стала властительницей до выздоровления государя Вильмора, он воспринял с усмешкой. На вопрос Пайкуса, чему он улыбается, Голен ответил просто:
— Значит, государь Вильмор никогда не поправится.
— Печально, но видимо ты прав, — ответил старый пират.
— Прости, ты не видел наших? — нерешительно спросил Голен.
— Видел, — ответил Пайкус, вспоминая женщин в черном, — Они держатся.
— Хорошо, — пробормотал юноша, — хорошо...
А что хорошо? Нильда грустно улыбнулась, уйдя мыслями в ту ночь, когда ходила к шаману морского народа, и вспоминая его слова. К сожалению, все сбывается.
Глава 29.
Остров Расхаранарт был довольно велик, от южного материка его отделял узкий пролив, такой мелкий, что в жаркое лето его можно было переходить вброд. На острове было несколько деревень и город Гур-Банахор, который, собственно, эти деревни и снабжали продовольствием. Пришло же кому-то в голову назвать город 'цветущий сад', потому что так его название переводилось.
Засушливый климат и недостаток воды — вот причины того, что земледелие здесь было тяжелым и трудоемким, несмотря на то, что черноватая пыль, покрывавшая всю землю, делала ее очень плодородной. В сезон дождей, повторявшийся здесь два раза в год, зацветая, весь остров действительно на несколько дней превращался в сад, а местное население старалось наполнить дождевой водой абсолютно все имеющиеся емкости. Но той воды ненадолго хватало, приходилось рыть глубокие колодцы. Очевидно, водоносные слои залегали слишком глубоко. Но и это было не самым неприятным, к сожалению, колодцы часто пересыхали.
Так вот, предложения Алексиора касались именно этой важной темы. Когда он озвучил смотрителю городской тюрьмы Кемилю, что умеет находить воду, скрытую в земле, и даже может научить, тот сначала не поверил. Тогда Алексиор, у которого и вправду был этот талант, при помощи рогатой ветки нашел воду прямо посреди тюремного двора, да еще и добавил:
— Залегает довольно близко, метрах в трех-четырех, и если поставить насос...
Смотритель, видя его манипуляции с рогатой палкой, сначала был в недоумении, а когда ветка встала вертикально, указывая вниз, пришел в неописуемое возбуждение. По его команде всех заключенных и стражников согнали во двор рыть колодец, и через пару часов действительно появилась вода.
Кемиль не знал, что такое насос, не знал, как это вообще получилось, но на его глазах свершилось чудо. И он понял две вещи, во-первых, что теперь он разбогатеет, и, во-вторых, что заключенных отлично можно использовать на работах! Разумеется, в воспитательных целях! Вовсе не ради его обогащения. Просто никто не должен есть свой хлеб даром.
Осознав сии великие истины, Кемиль пришел в восторг и обратился к своему необычному узнику:
— Кериб Ароис, проси у меня чего хочешь!
— Раз уж я живу тут, — Алексиор обвел жестом стены тюрьмы, — Мне бы хотелось комнату поприличнее. И еще какое-нибудь занятие для ума. Чтобы я не сдох от скуки.
— Честно говоря, я ожидал, что ты попросишь женщину, — удивленно проговорил смотритель.
— А с чего вы так решили, уважаемый?
— Ну... Ты молодой мужчина, красивый и сильный. Тебя должны очень любить женщины. Но... О, я как-то не подумал... Возможно, ты предпочитаешь...
Алексиор не дал ему договорить.
— Запомните, уважаемый, я не люблю мужчин, чтобы мы больше к этому не возвращались. А что касается женщин, у меня есть невеста, я намерен хранить ей верность.
— О... Ну если так... — смешался смотритель Кемиль от такой отповеди, — Комнату, так комнату.
— И еще, если есть какие-то дела, документы, я мог бы этим заниматься.
— Дела? Да у меня до черта нераскрытых дел!
— Вот и чудесно, уважаемый, вот и чудесно.
— Но ты научишь меня этому фокусу с водой!
— Пожалуйста.
Правда, Алексиор кое о чем умолчал. Для того чтобы искать воду, нужен талант. Но ведь талант, это на 99 частей труд. Вот пусть Кемиль и трудится, пытаясь постичь эту сотую часть. Почему рамка начинает двигаться, а почему не начинает. А сам он теперь начнет заниматься уголовными делами, которых за историю тюрьмы города Гур-Банахора скопилась целая комната. Срочными в первую очередь, а старинными, которым лет по триста, на досуге, для развлечения. Глядишь, и преступности меньше станет, и он не помрет тут от скуки, ожидая удобного момента, чтобы вернуться домой.
* * *
Кемиль Назирах, смотритель тюрьмы города Гур-Банахора, в очередной раз убедился, насколько верны были его первые впечатления.
Этот белый юноша, появившийся здесь буквально ниоткуда.
Собственно, почему ниоткуда? Он уже навел нужные справки по городу, опросил и господина Файзулу, и хозяина того постоялого двора, где мальчишку чуть... Смотритель передернулся, одновременно ухмыльнувшись, да, молодец мальчик. Однако, это детали.
Так вот, нашли его на берегу ранним утром совсем одного. Как пить дать, ночью приплыл с контрабандистами. Разумеется, контрабандисты были вне закона, но зачем их ловить, если можно выгодно сотрудничать?
Вообще, господин Кемиль Назирах обладал потрясающим деловым чутьем. С его способностями ему бы министром быть у повелителя Теврока, а не протирать штаны в этой унылой провинциальной тюрьме. И вот теперь Создатель послал ему в помощь этого юношу с белой кожей и красивыми длинными волосами.
Смотритель покачал головой, опять его понесло не в ту сторону. Главное, что юноша очень умен, имеет даже слишком хорошее образование и явно воспитан повелевать. При этом без чванства и глупого высокомерия.
